Абрамов Александр Иванович. Спокойной ночи!

   Ли в глубине души испугался. Даже кончики пальцев похолодели от напряжения. Чего добивается шеф? В чем он подозревает доктора? «Кто знает?» — вспомнил Ли последние слова Стоуна там, в ресторане. Неужели он был прав?
   А Стоун на экране не разделял опасений Ли. Он поудобнее устроился в кресле, даже ноги вытянул, как будто отдыхал у себя в кабинете, а не сидел перед лицом самого грозного судьи в государстве.
   — Почему вы не включаете сомнифер, док? — вдруг спросил шеф.
   — Не хочу. Он вреден для здоровья.
   — Чушь! — грубо оборвал шеф. — Действие прибора неоднократно проверяли специалисты-медики.
   — И тем не менее, — вежливо заметил Стоун, — частое пользование сомнифером приводит к расстройству гипногенных систем. Вы не интересовались причиной роста психических заболеваний за последние годы?
   — Кому, по-вашему, я должен верить: светилам современной медицины или заштатному эскулапу, возомнившему себя спасителем человечества?
   — Я бы поверил заштатному эскулапу, — засмеялся Стоун. — Хотя бы потому, что он вас не боится.
   — Действие сомнифера проверялось электронной машиной. По-вашему, она тоже боялась? — Шеф с трудом сдерживался: простеганные, как ватное одеяло, щеки его покрылись красными пятнами.
   Вместо ответа Стоун протянул ему красную коробочку с выпуклой крышкой.
   — Это витаген, — сказал он. — Моментально успокаивает. Поверьте заштатному эскулапу.
   Шеф молча встал, обошел свой письменный саркофаг и уселся напротив доктора.
   — Вы не ответили на мой вопрос.
   — Боялись программисты. Нужный ответ машины всегда можно обусловить заранее.
   — Кокетничаете смелостью? Зря.
   — Это не смелость. Это уверенность в своей правоте.
   — И эта уверенность оказалась настолько сильной, — засмеялся шеф, — что вы даже перестали включать «Спон».
   — Включать что? — переспросил доктор. — Я не понимаю вашей терминологии.
   — Поясню, — с язвительной вежливостью ответил шеф. — «Спон» — это электронный мозг модели «эс-пе-четыре». Биополе спящего мозга переключается на «Спон», и тот видит сны вместо человека. Очень удобно для сонников. Улыбаетесь?
   — Улыбаюсь. Я называл его «соней».
   — Почему же вы так быстро от него отказались?
   — Потому что узнал, что частота волн, характерных для так называемых «машинных» снов, ниже частоты альфа-ритма, свойственного сну человеческому.
   — От кого вы узнали?
   — У меня много друзей.
   — За последнее время вы ни с кем не встречаетесь.
   — Есть разные формы общения.
   — Аппаратура? Мы ее не нашли, — устало сказал шеф. — Но вы с кем-то связаны, у вас есть единомышленники.
   — О, Система Всеобщего Контроля! — воскликнул доктор с такой откровенной издевкой, что Ли даже содрогнулся у пульта: так разговаривать с шефом, и о чем — о Системе! Но доктор разговаривал именно так, и о Системе! — Всесильное божество, промывающее наши мозги и днем и ночью, — издевался он, — почему же ты не можешь промыть их ничтожному заштатному эскулапу? И требуется так немного! Только узнать, кто его друзья, сколько их и о чем они думают. Я бы сказал вам, да вы не поймете… — Он отвернулся и замолчал.
   — Я жду, — насторожился шеф.
   — Один поэт сказал… — задумчиво начал доктор.
   — Кто, кто? — перебил шеф.
   — Лорка. Федерико Гарсиа. Вы никогда не слышали о нем, невежда? Так услышьте хотя бы его слова.
   Доктор поднялся с кресла, почти заполнив собой экран.
   — «Я обвиняю всех… — услышал Ли, — кто забыл о другой половине мира… неискупимой и неискупленной, воздвигающей цементные громады мышцами своих сердец… биенье которых пробьет стены в час последнего суда…»
   — Выключить! — закричал шеф. Рука его нервно шарила по столу.
   — «Я плюю вам в лицо, и та половина мира слышит меня!» — Доктор успел закончить строфу.
   Но рука шефа уже нащупала тумблер, а может быть, призыв его был наконец услышан дежурным диспетчером связи, только экран вдруг вспыхнул зеленым светом и погас.
   — Передача прекращается по техническим причинам… по техническим причинам, — повторял диспетчер, словно убеждая себя в правдивости официального сообщения.
   Ли тупо смотрел на потухший экран. Мыслей не было. Был смутный поток воспоминаний, рвущихся из глубины бездонного колодца памяти. Какая-то фраза знакомо мелькнула в нем. Ли попытался схватить ее, как бабочку за крыло, но она ускользала, оставляя на ладони мягкий след пыльцы. И вдруг он поймал ее, такую непонятную тогда на фоне ресторанной гипномузыки: «Странное у нас время».
   Теперь она стала почти понятной.

 

4

   Уходящим из ночи, убивающим тьму, факелам рассвета — песня моя!

Из посмертных стихов казненного поэта-сонника

 
   Бигль был явно в хорошем настроении. Он весело насвистывал что-то, искоса наблюдая за Ли, молча сидевшим у пульта. Ему не нравилось состояние Ли: похоже, что мальчишка не выспался. Проболтался, наверно, с девчонкой, а сейчас зевает.
   — Включаю информационную запись блока, — сказал Ли.
   На экране появилась диспетчерская космического корабля, и знаменитый космонавигатор Нэд Гарроу что-то прокричал в микрофон. Изображение на экране мелко затряслось, и металлический голос произнес:
   — Канал номер шестьсот семьдесят три. Первая экспедиция на Марс. Космический корабль «Реджинальд» попал в метеоритный поток. Добавочная информация к шифру АЮ-восемнадцать — сорок два.
   — Конец прошлого века, — сказал-Бигль. — Гарроу тогда бы не выбрался, если б не русские. Какой дурак это смотрит?
   Ли нажал клавишу на пульте. Металлический голос снова заговорил:
   — Номер шестьсот семьдесят три. Айвен Лоу, студент Харперс-колледжа.
   — Студент… — удовлетворенно протянул Бигль. — Я так и думал. Возьму-ка его на заметку.
   Ли неприязненно посмотрел на Бигля и выключил экран. Откинувшись в кресле, закрыл глаза: мучительно хотелось спать.
   — Что с тобой, малыш? Заболел? — услышал он встревоженный голос Бигля.
   — Просто не выспался, — неохотно процедил Ли.
   — Поменьше надо гулять, — наставительно заметил Бигль. — Я в твои годы всегда знал меру.
   Ли передернулся.
   — Я не гулял. Просто не мог заснуть, потому что не включал сомнифера.
   — Вот тебе и раз, — присвистнул Бигль.
   Он поднялся и медленно подошел к пульту.
   — А что тебе помешало включить его? — Голос Бигля показался Ли плоским и бесцветным, как изображение на черно-белом экране блока.
   — Я слушал вчерашний допрос, — сказал Ли. — И я знаком с доктором Стоуном.
   — Плохо, — задумчиво произнес Бигль, — совсем плохо.
   — Почему?
   Вместо ответа Бигль только вздохнул.
   — Что с ним сделают? — спросил Ли. Он с трудом сдерживался, чтобы не разрыдаться.
   — Что надо, то и сделают, — сурово сказал Бигль и, заметив состояние Ли, прибавил с былой ласковостью: — Иди-ка, малыш, отдохни. А я покараулю твоих подопечных.
   Ли встал, растерянно оглядываясь по сторонам. Он не знал, как ему говорить с Биглем и что он должен сделать.
   — Иди, иди, — подтолкнул его Бигль.
   Оставшись один, он долго смотрел на дверь, словно пытаясь увидеть за ней Ли, медленно бредущего к выходу.
   — Да-а, — протянул Бигль, — жаль парня.
   Он грузно уселся в кресло гоноши, подумал и недрогнувшей рукой включил микрофон.
   — Старший блок-инспектор Бигль вызывает шефа.
   На экране возникло желтое, измятое лицо начальника Главного управления Системы.
   — Что случилось, Бигль?
   — Довожу до вашего сведения, шеф, о нелояльном поведении младшего блок-инспектора Джексона.
   — Из новеньких?
   — Да. Недоглядели. Встречался с доктором Стоуном, шеф.
   — Параграф? — быстро спросил шеф.
   — Тридцать пятый.
   — Значит, сомневается, — засмеялся шеф. — Что ж, действуйте согласно тридцать пятому.
   Его лицо начало расплываться, бледнеть и наконец совсем исчезло.
   Бигль выключил микрофон и подошел к окну. Далеко внизу под ним маленькая фигурка Ли пересекала дорогу. Вот она уже скрылась за поворотом.
   — Да-а, — опять протянул Бигль, — жаль парня.