Страница:
«Песчанка» – песчаный корабль, сообразил я и с трудом сдержал вздох: на этом корабле для меня не было места.
– Мы пришлем за тобой специальный, – понял меня Джин. – И с жильем порядок: я законтрактовал целый этаж в отеле.
– Иди, иди, – подтолкнула его Жаклин, – я догоню. Мне еще надо проститься с Чабби.
Мы остались одни.
– Повезло с визой? – усмехнулась она.
– Вопреки вашим стараниям, мадам.
– Неужели вы думаете, что я летела на Вторую только из удовольствия увидеть, как вы останетесь с носом? Смешно и наивно. Вы плохой психолог.
– Не нужно быть психологом. Я знаю все виды ищеек.
– Грубо.
– Что заслужили. Я бы сказал это вам еще в космолете, да мешала Линнет.
– Вы явно не в духе, Чабби. Вы даже не спросили, почему я сейчас у вас.
– Я это знаю. У всех пассажиров была цель. Одни ехали к родственникам, другие на работу. Только у меня ее не было и нет.
– А если появится?
– Цель?
– Нет, работа. Неужели старого космика не тянет к своей профессии?
Я подумал и спросил:
– Что же мне они предлагают? Летать?
– Если вас тянет – летать. Пилотировать транспортные космолеты. Если хочется пожить в местных условиях, могут предложить контроль грузов на космодромах. Нечто вроде инспекционных осмотров перед полетом.
– Вы сказали: на космодромах. Я не ослышался?
– Не ослышались. У нас их несколько.
– Не секрет, где еще?
– Секрет. Узнаете после проверки.
– Значит, будут опять проверять?
– Будут, Чабби, – сказала она твердо. – И серьезнее, чем вы думаете.
Холл космовокзала вдруг словно вымер – смотреть было не на что, а меня после дрянной выпивки неудержимо клонило ко сну.
Чтобы не заснуть – до ночи было еще далеко, хотя на потемневшей мертвенности неба уже заблестел узенький серп спутника, – я переоделся и спустился вниз, в привокзальный бар, в надежде на глоток чего-нибудь настоящего, несинтетического, продукта природы, а не химии, а спустившись, подивился, до чего же этот бар не похож на привычный. Там вас встречал расторопный бармен, молниеносно орудующий смесителем и бокалами, а кокетливые девицы в крахмальных наколках с пусть заученными, но такими приятными улыбками и с такой любезной готовностью принимали любой ваш заказ за цветным глянцем столика. Здесь же орудовали машины – автоматическая кофеварка, автоматический смеситель, кнопочная выдача заказов и разъезжающие по залу столики-роботы с готовым набором блюд и напитков. На какое удовольствие можно рассчитывать, когда тебя автоматически подбросит вверх внезапно выросший стул, когда бокал автоматически поедет от одного крана к другому и так же автоматически польется из этих кранов то что-нибудь крепкое, то что-нибудь прохладительное, а в лучшем случае не та, а спьяну нажатая кнопка выбросит вам сосиски вместо желаемых сигарет.
Пытаясь разнообразить это безмолвное удовольствие, я пробовал подсесть к столикам, где харчевались редкие посетители, чего-нибудь ожидающие, – вроде меня пассажиры, но один говорил: «Прошу пересесть – свободных столиков много», – другой молчал, упорно игнорируя все попытки к сближению, а третий просто сам пересаживался за пустой столик, захватив свой бокал с местным пойлом или жестянку с привозным. В конце концов мне это надоело, и я снова перебрался к стойке бара на выросший стул.
И тут за стойкой внезапно возник не бармен, нет, хотя белая куртка и могла ввести в заблуждение. То был техник-контролер, наблюдающий за работой раздаточных автоматов. Не все же здесь некоммуникабельны, в конце концов! И я сделал робкий шажок к общению:
– Вторая смена?
– Подменяю товарища. Обычно я работаю утром.
Ответ любезный, даже доброжелательный. Сделаем еще шаг.
– Скучно у вас с машинами. Даже о погоде не перемолвишься.
Он подмигнул:
– А с посетителями?
– С вашими молчунами заплачешь.
– Визу ждешь? – вдруг спросил он, игнорируя мою реплику. – Въездную, наверно?
– Почему «наверно»?
– Потому что парень веселый, компанию любишь, поговорить охота. Первак, одним словом. Все перваки такие. Если б выездную ждал, ни с кем бы не разговаривал.
– Интересно, – откликнулся я. Мне действительно было интересно, но спросить – почему? – не рискнул.
Он сам сказал:
– Потому что на рудниках тебе бы горло пробкой заткнули, чтоб не болтал. А сболтнешь – не уедешь.
Я задумался. Почему так откровенен со мной этот румяный техник, похожий на парня с рекламы «лучшей в мире электробритвы», почему он с полуслова открывается первому встречному, в то время как другие, даже полицейские, каждое слово берегут, как жетоны для автомата? Из-за лишней доверчивости, наивной доброжелательности или, быть может, просто от скуки, от которой изнывают здешние «первопроходцы»? Это копилка ценнейшей информации, если ее умело извлечь, не испортив замка. Ключ к нему я, кажется, подобрал.
– Угощаю, – предложил я, потянувшись к кнопке. Она выдала два бокала.
– На работу? – спросил он, причмокнув.
– Летать. Я же космик. Буду грузы возить.
– С рудников?
– Не знаю. Сначала в СВК – два, а там уж куда пошлют.
– Вот что, парень, не знаю, как тебя зовут, и не спрашиваю. – Он доверительно перегнулся через стойку и почему-то включил смеситель. Аппарат загудел.
– Зачем? – спросил я.
Он скосил глаза на край стола.
– Микротелепередатчики. Изображение передаст, а то, что говорим, не услышат. А ты слушай. Есть рудники на юго-востоке с собственным космопортом. Транспорт прямо домой, на Планету, минуя Луну. Где посадка, не знаю. Так что увиливай.
– А что, плохо?
– Гроб.
– Так я же космик. Погрузи и лети.
– Смотря что грузить.
Я сделал вид, что понял, и заговорщически подмигнул:
– Есть слушок – золото. В брусках, как в банке.
– Не все то золото, что блестит. В старые годы золотоискатели на Планете не мерли от радиации.
– А у вас мрут?
– Каждый пятый. Могилы – прямо в «зыбучке». В больнице койки стоят в строю, как солдаты. Даже на лестничных площадках ютятся. Один сбежал – рассказывал.
– Поймали?
– Ясно. Тут же и кончили. Вокзал на замок, охранники в белых балахонах – кто со счетчиком, кто с пистолетом. Я у заградительной сетки был – успел прорваться, пока не хлопнули. Ты на каком этаже?
– На втором.
– Завтра транспорт в шесть утра. Давай пораньше, пока лестницы не закрыли. Может, прорвешься. Спектакль увидишь – не пожалеешь.
Я сделал вид, что раздумываю.
– Страшновато.
– Как знаешь. Я лично не пойду – видел. А ты незнайку сыграй, если схватят. Скажешь, что кнопки в номере не работали – вот и сгонял в бар за кофе с котлеткой. Не поверят – отлупят. Только и всего.
– Масса удовольствия.
Румяный техник заржал как лошадь:
– Дело твое, конечно. Может, и не отлупят. Все-таки космик. Зато «их» увидишь.
– Кого?
– Обреченцев. Только они еще не знают про это. Жмут кнопку за кнопкой. Перваки… – И вдруг осекся, замолчал.
Бывает, страх, как молния, высветляет сознание, когда спьяну проговоришься о чем не следует. Хмельной блеск в глазах его погас, и розовые щеки поблекли.
– Мне завтра в первую смену, – пробормотал он, заикаясь, и сполз со стойки.
Я ответил ему ободряющим взглядом: не роняй слюни, парень, я не дятел. Поймет, не поймет – его дело. Должно быть, понял, потому что опять порозовел, когда уходил, пятясь за автоматы.
Утром будильник поднял меня в половине шестого. Космолет уже сел – шла стыковка со шлюзом вокзала. Штаны и рубаха на «молниях» отняли не больше минуты. Столько же – ботинки с противопесчаной наслойкой: песок здесь, как ржавчина железо, разъедает любую кожу. Пластиковые подошвы делали шаги бесшумными, и полицейский, спешивший к панели, где включался механизм заградительных решеток на лестницах, меня не услышал. Резкий удар ребром ладони по шее, чуть пониже затылка, выбил из него дух по крайней мере на четверть часа. За это время я уже успел добраться до холла, пересеченного движущимися дорожками. Стыковка закончилась, и центральный эскалатор, гостеприимно журча, нес толпу пассажиров к завтраку. Кроме полицейских, в зале никого не было – ни служащего, ни продавца. Работали только автоматические киоски да сервис-сигналы, указывающие направление.
Я присоединился к толпе незаметно – при таких мерах предосторожности полицейские даже не предполагали присутствия постороннего. А посторонний в это время уже смешался с людьми, теснившимися на дорожке. Не было среди них ни юнцов, ни пожилых – все среднего возраста, от двадцати пяти до сорока, кое-как одетые, в заштопанных куртках и потертых штанах, они, однако, не производили впечатления хилых и заморенных: набирали их, должно быть, по росту и ширине плеч. Я огляделся и толкнул соседа с русой бородкой до ушей, давно уже не стриженной.
– Откуда, приятель?
– С юга.
– А здесь куда?
– В Лоусон, как и все. А ты? – Он пристально оглядел меня с ног до головы – мои «противопесчаные» ботинки явно смутили его. – Я что-то не припомню тебя на посадке.
У Лоусона собственный космопорт, принимающий транспорты прямо с Планеты. Значит, эти летели по трассе Луна – Вторая Планета.
– А я на Луне сел, – сказал я как можно небрежнее. – В СВК – два.
– Значит, в командиры? За назначением? – В его тоне прозвучала нотка отчуждения.
Я поспешил убрать ее.
– Оставь, парень. Просто увильнуть хочу.
– От чего?
– От рудников.
– Работа везде работа, – пожал он плечами, – в скафандрах или без. Дышать дают, заправку тоже.
Вербовщики, понятно, осторожничают. Полная секретность и прямой обман.
– Ты хоть знаешь, что добывать будешь? Медь или золото?
– Говорят, какой-то редкий цветной металл. На Планете его нет.
– Не люблю цветных металлов, – поморщился я. – Возня с ними. Может, что полегче найду.
– Не ты найдешь, а тебя найдут. Через час перекличка, чудак. Зачитают список по радио. Не откликнешься – щупом найдут. Есть у них такой приборчик.
– За час многое может случиться, а пока закусим. Чабби Лайк, – представился я.
– Айк Стивенс.
Мы весело сцепились ладонями и двинулись в бар. Полупустой вчера, сейчас он был переполнен. За каждым столиком гудели длинноногие парни, запивая сосиски тэйлом. Я был не совсем уверен, что сосиски произошли не от песчаного суслика, а тэйл не из местной синюхи. Но Айка больше интересовали кнопки: «Целая азбука – запутаешься». «Нехитрая азбука, все обозначено. Жми и глотай». И мы глотали и жали – он самозабвенно, а я с оглядкой: не случится ли что поблизости. И случилось. Голос по радио объявил: «Спокойно. С мест не сходить. Проверка». Одновременно вошли полицейские и явно высший чин – в штатском. Я услышал вопрос и ответ: «Имя?» – «Мэллори». Взгляд в карточку с увеличительной линзой и тот же вопрос к следующему. Искали, видимо, меня – кого же еще? Мысленно подсчитал, что до нас они доберутся не раньше чем через четверть часа, и шепнул Айку:
– Не обращай внимания. Возись с кнопками. А меня уже нет. Ухожу.
– Куда?!
– Тише, черт! Найду тебя в Лоусоне, если что.
Я подтянулся на руках, опираясь на стойку, и мгновенно перебросил тело через панель с кнопками. Я еще тогда, когда пятился за автоматами техник, приметил служебный вход.
Что произошло в зале, я не слыхал. Вероятно, мой гимнастический бросок попросту не заметили. А я уже был у грузового лифта, закрыть который забыли или не догадались. Скачок на второй этаж был недолог, хотя лифт тащился еле-еле. Но всего один этаж! Я бесшумно открыл дверь и выглянул в коридор. Двое полицейских спешили ко мне навстречу мимо дверей-сейфов с явно заинтересованным видом.
– Откуда?
– Из двадцать первого.
– Сколько дней в космопорте?
– Полтора с нынешним утром.
– Из-за чего задерживаешься?
– Въездная виза. Должны передать по видео из СВК – два.
– Почему разгуливаешь?
– Искал техника. Не работает кофеварка.
– Не выходи в течение часа. Не то… – Он выразительно помахал электродубинкой.
– Будьте спокойны, господа.
Ушли. Вероятно, не ведали, что именно я на втором этаже нокаутировал их коллегу.
В куске красной пустыни, вырезанном окном-фильтром, песчаные вихри еще бушевали, но уже с меньшей силой, позволяя отчетливо разглядеть огромную серебристую «песчанку», соединенную стыковочным туннелем со шлюзом вокзала. На этот раз черепаха была искряще-матовой и нигде не прозрачной: импортеры перваков явно оберегали их от невеселых путевых впечатлений. Пассажиров видно не было: должно быть, их уже согнали на корабль после проверки, потому что «песчанка» расстыковалась и, убрав лапы, поплыла к пыльно-лиловому горизонту.
Я вытянулся в кресле и зевнул, а через час меня разбудили. Розовощекий сержант Лири радостно сообщил, что моя въездная виза уже с утра находится в сервис-бюро, а специально посланный за мной «карманный» кораблик уже дожидается на выходе.
Лири помогал мне укладывать чемоданы с такой назойливой и неумелой готовностью и с такой поспешностью поволок их к выходу, что я тут же почувствовал дружескую руку Джина Факетти. Она чувствовалась и вокошке сервис-бюро, где мне вручили заветную визу и предупредительно сообщили, что все счета мои в космовокзале уже оплачены, а у выхода служебного шлюза меня уже поджидала совсем крохотная «песчанка», похожая на детскую игрушку из прозрачной пленки. Водителя в этой четырехместной «игрушке» не было, но старый космик Лайк не растерялся бы перед скромной панелью управления. Не растерялся и я. Указатель направления уже стоял на словах «СВК – два», кислород автоматически поступал в кабину, и мне оставалось лишь нажать рычажок «воздушной подушки».
«Песчанка», подняв тучу пыли, подпрыгнула и понеслась в кирпичную даль. Ветер смыл облако, превратив его в шлейф, и даль открылась. Красно-рыжая, будто утрамбованная катками пустыня, клочья голубоватой травы, чугунно-синие заросли колючих кустарников и – ни лужицы, ни озерка прозрачной воды между ними, только лиловые полосы зыбучих песков, которые, по словам румяного техника, заменяли здесь и крематорий и кладбище. Иногда преграждали путь стены гигантских кратеров, удивительно похожих на лунные, но моя «песчанка» проворно объезжала их, уклоняясь в сторону на добрую сотню километров. Страшновато – кто спорит, но то был ландшафт, где мне надлежало прожить неделю, а может быть, и месяцы, и я цепко вглядывался в двухцветную близь и даль. Рулевое управление в машине было, но она управлялась автоводителем и ни разу не ошиблась, педантично объезжая все препятствия, которые не могла перепрыгнуть.
СВК – два вблизи оказался гигантским и прозрачным куполом, почти стометровой высоты в центре. Многоэтажные здания расходились веером от двадцатиэтажного административного корпуса в центре к одноэтажному кольцу магазинов, складов, гаражей и спортивных залов на краю купола. Ближайшие здания и перспектива улиц хорошо просматривались, но метровая толщина суперглассовой крыши, опирающейся на сетку стальных перекрытий, сообщала городу дымчато-ажурную остраненность. Все это промелькнуло довольно быстро, хотя мой песчаный кораблик явно тормозил при подходе к стыковочному кольцу шлюза. Если издали разница между СВК – два и космовокзалом соответствовала той же разнице между половинками яблока и горошины, то вблизи никаких различий я не заметил. Тот же выдвижной стыковочный шлюз, присасывающийся краями к дверце машины, та же эскалаторная дорожка, выводившая в холл городской станции, те же киоски, сервис-бюро и бары. Никакой регистрации и таможенного досмотра, никаких встреч в знакомой пустыне холла, и вот уже я, минуя ненужные мне киоски, вылетаю на эскалаторе в город…
Город ультрасовременный, архитектурно-модерновый, с перерезывающими дома садами, движущимися лентами улиц и переулков, эстакадами бесшумных пневматических дорог, трубы которых на высоте двух этажей протянулись по радиусам улиц, придавая местному урбанистическому пейзажу что-то новое, незнакомое. При этом все увеличивалось к центру: и дома, и дорожные эстакады, и стальные шнуры пневматических труб. Кольца переулков пересекали радиальную систему улиц, и нигде я не заметил ни одного экипажа, ни одной машины, из-за обилия которых переходить улицы в каком-нибудь нашем Мегалополисе можно только по висячим мостам. Здесь все двигалось само: и улицы с убыстряющими бег дорожками, и переулки, ныряющие на перекрестках под землю, и подземные эскалаторы переходов. Не двигались в городе только полицейские, следившие на перекрестках за эскалаторной суетой.
Лайк никогда не был в СВК – два, и его знакомство с планетой ограничивалось космовокзалом и ландшафтом, который он мог наблюдать из гостиничного окна. Поэтому и мне не требовалось разыгрывать роль старожила: я получил в сервис-киоске адрес отеля «Ороно», примерное описание эскалаторных маршрутов и минут через двадцать нашел шестнадцатиэтажный отель, почти прилипший к центральной площади. Седой, благообразный, совершенно «некосмический» управляющий лично проводил меня на шестой этаж в предназначенные мне трехкомнатные апартаменты.
– А нет ли у вас чего-нибудь поменьше? – поморщился я. – Извините – не привык.
Управляющий обиделся:
– Есть однокомнатные номера для прислуги, но…
– Давайте без «но». Посмотрим.
Искомый номер оказался тесноватым, с одним душем, без ванны, а кнопочная система сервиса не подавала горячих блюд. Зато мой электронный щуп, подключенный к часам-браслету, не обнаружил наличия микротелепередатчика: прислуга не интересовала ведомство Уоррена.
– Подходит, – сказал я, подтолкнув ногой чемодан в комнату. – А кстати, где мистер Факетти?
– Уехал с компанией в пустыню.
– Зачем? – удивился я.
– Сафари…
Мне определенно везло. Я бесцеремонно выпроводил управляющего и тут же достал из чемодана электронный затвор, запирающий дверь изнутри. Теперь снаружи ее открывал только особый ключ – любая отмычка была бесполезна. Не переодеваясь, я спустился вниз, узнал у портье адрес единственной вечерней газеты в городе и помчался по эскалаторам в редакцию. Часы показывали половину двенадцатого: успею. В окошке отдела объявлений спросил:
– Список прибывших сегодня в город будет опубликован вечером?
– Да.
– Я успею дать объявление, чтобы оно появилось в этом же номере?
– «Персоналия»? Диктуйте.
И я продиктовал:
«Историку, работающему над диссертацией об экономическом освоении Второй Планеты, требуется номер „Новостей“ с отчетом о первой промышленной экспедиции на планету. Вознаграждение по договоренности. Доставшего газету будут ожидать сегодня в вестибюле отеля „Ороно“ в 18.30».
В половине седьмого я услышал жужжание видеозуммера.
– Не включай экран. Ты один?
– Поднимайся. Шестой этаж. Дверь открыта.
Линнет появилась в строгом костюме и тектоновых туфлях с искусственными бриллиантами на пряжках. Камуфляж для великосветского отеля был превосходен.
– Догадалась сразу? – спросил я.
– Конечно. Ноль отбросила, осталось сто восемьдесят три – номер твоей комнаты.
Я передал ей шифровку для отправки в Центр.
– По лазеру, – добавил я. – Обеспечишь?
– Есть, капитан. Много узнал в космопорте?
– Кое-что. Кажется, мне все-таки придется принять предложение Факетти.
– Мы это предполагали. Где будешь базироваться? В СВК – два?
– Нет, в Лоусоне.
– Я не знаю такого места здесь. – Реплика ее прозвучала явно растерянно.
– Теперь будешь знать. Засекреченный рудничный город с собственным космопортом, откуда, минуя СВК – два, доставляются засекреченные грузы на засекреченный космодром где-то на юге Системы. Служба Криса Уоррена работает почти идеально.
Я подчеркнул слово «почти», и Линнет тотчас же ухватилась за подсказку:
– Почему почти?
– Потому что я кое-что рассекретил.
– Сомневаюсь, – сказала Линнет.
– В том, что есть такой город?
– Нет, в том, что тебя туда пустят.
– Почему нет? Пройду проверку. Попытка не пытка.
– Боюсь, что пытка. Ты не знаешь, как проверяют людей в системе Уоррена.
– Меня подготовили.
– Когда?
– Полгода назад.
– Здесь новые методы. Иные машины и другая химия. Тебе надо встретиться с моей теткой, Эллен Мит. До катастрофы она работала психиатром в той же системе.
– До какой катастрофы? – насторожился я.
– С аэробусом. Перелом бедра и голеностопного сустава. Сейчас она поправляется.
– А ей можно доверять?
– Абсолютно.
– Когда можешь устроить встречу?
– Хоть сейчас. Она никуда не выходит.
– Тогда поехали, – решил я. – Лучшего времени для встречи не будет. Весь этаж гуляет в пустыне, а меня, по-видимому, еще не засекли.
Эллен Мит оказалась пятидесятилетней сухопарой южанкой, похожей на директрису пансиона для благовоспитанных девочек. Умные, внимательные глаза и жестко очерченный рот. За все время нашего разговора она ни разу не улыбнулась.
Разговор начался без преамбулы.
– Чабби Лайк должен пройти проверку в системе Уоррена. Нужна консультация, – сказала Линнет.
– Кто будет проверять? – последовал строгий вопрос.
– Возможно, Уоррен лично.
– С какой целью?
– Определить готовность для ответственной, очень важной и очень секретной работы.
– Значит, проверка досье, детектор лжи, сомнифоксы и химия.
Я молчал: ей лучше знать.
– Его уже готовили для такой проверки, – пояснила Линнет. – Не важно где, но готовили. Полгода назад.
– Легенда закреплена гипнотически? – спросила Мит.
– Да. Теперь она уже часть моего сознания, – ответил я.
– Есть еще подсознание.
– Психологический барьер, созданный непосредственно в мозговых клетках, сможет противостоять любой вторичной попытке гипноза.
– Какие химические средства применялись для закрепления такого барьера?
Я облизал пересохшие губы. Вопросы задавались знатоком своего дела, отбирающим самое существенное.
– Сначала препараты из группы барбитуратов, чтобы отключить сознание, вызвать длительный мозговой шок. Потом амальгебоид.
– Сомнифоксы учитывались?
– Сомниферы? – поправил я неуверенно.
– Сомниферы наводят по заказу любые галлюцинации, сомнифоксы просматривают ненаведенные сны. В первом случае – наводка, во втором – контроль, – пояснила она без улыбки.
– Контроль учитывался.
Она встала и прошлась по комнате, тяжело опираясь на палку.
– Сейчас амальгебоид – это вчерашний день, – произнесла она тоном лектора. – Действие его целиком снимается глизолом. Когда вас готовили, глизол еще не был открыт.
– И вы думаете, что его применят?
– Уверена.
– А зачем? Меня будут проверять не для того, чтобы найти замаскированного сламиста псевдо-Лайка – это уже было! – а чтобы узнать, годится ли Лайк – настоящий, конечно! – для сверхсекретной работы.
Она усмехнулась:
– Они и будут проверять настоящего Лайка – так всегда поступают с кандидатами на секретную работу, – а вы или в бессознательном состоянии, или во сне расскажете всю правду, тщательно упрятанную в мозговых клетках.
– Значит, провал?
Она ответила не сразу:
– Если бы вы с Линнет не обратились ко мне, я сказала бы: да, провал. Почти неминуемый. Но и против глизола есть средство. Назовем его… Впрочем, зачем вам это? Не надо перегружать вашу память. Вам нужно действие, а не название. Линнет, приготовь шприц, а я возьму ампулу.
Укол. Почти безболезненный и точный: вену она нашла сразу и безошибочно.
– Ну как? – спросила Эллен.
Я пожал плечами:
– Никак. Ничего не чувствую. Может, не подействовало?
– Мы пришлем за тобой специальный, – понял меня Джин. – И с жильем порядок: я законтрактовал целый этаж в отеле.
– Иди, иди, – подтолкнула его Жаклин, – я догоню. Мне еще надо проститься с Чабби.
Мы остались одни.
– Повезло с визой? – усмехнулась она.
– Вопреки вашим стараниям, мадам.
– Неужели вы думаете, что я летела на Вторую только из удовольствия увидеть, как вы останетесь с носом? Смешно и наивно. Вы плохой психолог.
– Не нужно быть психологом. Я знаю все виды ищеек.
– Грубо.
– Что заслужили. Я бы сказал это вам еще в космолете, да мешала Линнет.
– Вы явно не в духе, Чабби. Вы даже не спросили, почему я сейчас у вас.
– Я это знаю. У всех пассажиров была цель. Одни ехали к родственникам, другие на работу. Только у меня ее не было и нет.
– А если появится?
– Цель?
– Нет, работа. Неужели старого космика не тянет к своей профессии?
Я подумал и спросил:
– Что же мне они предлагают? Летать?
– Если вас тянет – летать. Пилотировать транспортные космолеты. Если хочется пожить в местных условиях, могут предложить контроль грузов на космодромах. Нечто вроде инспекционных осмотров перед полетом.
– Вы сказали: на космодромах. Я не ослышался?
– Не ослышались. У нас их несколько.
– Не секрет, где еще?
– Секрет. Узнаете после проверки.
– Значит, будут опять проверять?
– Будут, Чабби, – сказала она твердо. – И серьезнее, чем вы думаете.
Глава 16
в которой пойдет речь о превратностях детской игры в «горячо – холодно»
Одно из окон моего двухзального номера выходило на территорию космовокзала, вернее, отражало ее с помощью невидимой системы зеркал, другое окно-стена было частью накрывающего вокзал купола. Сквозь его суперглассовую толщу далекое солнце казалось еще более холодным и блеклым, а кирпичная пустыня до горизонта и нависшее над ней мертвенно-лиловое небо только завершали пейзаж, от которого даже у здорового человека сводило челюсти. За толщей купола свирепствовала песчаная буря, вздымая валы песка, как морские волны. Сквозь этот пыльный туман можно было рассмотреть, как внизу под окном у стыковочного шлюза в синюшной траве пришвартовался песчаный корабль, а проще говоря, аэробус на воздушной подушке. С такими же стекловидными стенками, как и наш купол, он отчетливо просматривался, и даже сквозь пылевые вихри можно было видеть, как рассаживались в креслах пассажиры, мелькнула мальчишеская стрижка Линнет, космы Джина и латунные пряди Жаклин. На меня никто не взглянул, вероятно не предполагая даже, что я наблюдал за ними, стыковочные швы разошлись, и «песчанка», похожая на стеклянного жука, убрав стойки, поплыла над кирпичной пустыней.Холл космовокзала вдруг словно вымер – смотреть было не на что, а меня после дрянной выпивки неудержимо клонило ко сну.
Чтобы не заснуть – до ночи было еще далеко, хотя на потемневшей мертвенности неба уже заблестел узенький серп спутника, – я переоделся и спустился вниз, в привокзальный бар, в надежде на глоток чего-нибудь настоящего, несинтетического, продукта природы, а не химии, а спустившись, подивился, до чего же этот бар не похож на привычный. Там вас встречал расторопный бармен, молниеносно орудующий смесителем и бокалами, а кокетливые девицы в крахмальных наколках с пусть заученными, но такими приятными улыбками и с такой любезной готовностью принимали любой ваш заказ за цветным глянцем столика. Здесь же орудовали машины – автоматическая кофеварка, автоматический смеситель, кнопочная выдача заказов и разъезжающие по залу столики-роботы с готовым набором блюд и напитков. На какое удовольствие можно рассчитывать, когда тебя автоматически подбросит вверх внезапно выросший стул, когда бокал автоматически поедет от одного крана к другому и так же автоматически польется из этих кранов то что-нибудь крепкое, то что-нибудь прохладительное, а в лучшем случае не та, а спьяну нажатая кнопка выбросит вам сосиски вместо желаемых сигарет.
Пытаясь разнообразить это безмолвное удовольствие, я пробовал подсесть к столикам, где харчевались редкие посетители, чего-нибудь ожидающие, – вроде меня пассажиры, но один говорил: «Прошу пересесть – свободных столиков много», – другой молчал, упорно игнорируя все попытки к сближению, а третий просто сам пересаживался за пустой столик, захватив свой бокал с местным пойлом или жестянку с привозным. В конце концов мне это надоело, и я снова перебрался к стойке бара на выросший стул.
И тут за стойкой внезапно возник не бармен, нет, хотя белая куртка и могла ввести в заблуждение. То был техник-контролер, наблюдающий за работой раздаточных автоматов. Не все же здесь некоммуникабельны, в конце концов! И я сделал робкий шажок к общению:
– Вторая смена?
– Подменяю товарища. Обычно я работаю утром.
Ответ любезный, даже доброжелательный. Сделаем еще шаг.
– Скучно у вас с машинами. Даже о погоде не перемолвишься.
Он подмигнул:
– А с посетителями?
– С вашими молчунами заплачешь.
– Визу ждешь? – вдруг спросил он, игнорируя мою реплику. – Въездную, наверно?
– Почему «наверно»?
– Потому что парень веселый, компанию любишь, поговорить охота. Первак, одним словом. Все перваки такие. Если б выездную ждал, ни с кем бы не разговаривал.
– Интересно, – откликнулся я. Мне действительно было интересно, но спросить – почему? – не рискнул.
Он сам сказал:
– Потому что на рудниках тебе бы горло пробкой заткнули, чтоб не болтал. А сболтнешь – не уедешь.
Я задумался. Почему так откровенен со мной этот румяный техник, похожий на парня с рекламы «лучшей в мире электробритвы», почему он с полуслова открывается первому встречному, в то время как другие, даже полицейские, каждое слово берегут, как жетоны для автомата? Из-за лишней доверчивости, наивной доброжелательности или, быть может, просто от скуки, от которой изнывают здешние «первопроходцы»? Это копилка ценнейшей информации, если ее умело извлечь, не испортив замка. Ключ к нему я, кажется, подобрал.
– Угощаю, – предложил я, потянувшись к кнопке. Она выдала два бокала.
– На работу? – спросил он, причмокнув.
– Летать. Я же космик. Буду грузы возить.
– С рудников?
– Не знаю. Сначала в СВК – два, а там уж куда пошлют.
– Вот что, парень, не знаю, как тебя зовут, и не спрашиваю. – Он доверительно перегнулся через стойку и почему-то включил смеситель. Аппарат загудел.
– Зачем? – спросил я.
Он скосил глаза на край стола.
– Микротелепередатчики. Изображение передаст, а то, что говорим, не услышат. А ты слушай. Есть рудники на юго-востоке с собственным космопортом. Транспорт прямо домой, на Планету, минуя Луну. Где посадка, не знаю. Так что увиливай.
– А что, плохо?
– Гроб.
– Так я же космик. Погрузи и лети.
– Смотря что грузить.
Я сделал вид, что понял, и заговорщически подмигнул:
– Есть слушок – золото. В брусках, как в банке.
– Не все то золото, что блестит. В старые годы золотоискатели на Планете не мерли от радиации.
– А у вас мрут?
– Каждый пятый. Могилы – прямо в «зыбучке». В больнице койки стоят в строю, как солдаты. Даже на лестничных площадках ютятся. Один сбежал – рассказывал.
– Поймали?
– Ясно. Тут же и кончили. Вокзал на замок, охранники в белых балахонах – кто со счетчиком, кто с пистолетом. Я у заградительной сетки был – успел прорваться, пока не хлопнули. Ты на каком этаже?
– На втором.
– Завтра транспорт в шесть утра. Давай пораньше, пока лестницы не закрыли. Может, прорвешься. Спектакль увидишь – не пожалеешь.
Я сделал вид, что раздумываю.
– Страшновато.
– Как знаешь. Я лично не пойду – видел. А ты незнайку сыграй, если схватят. Скажешь, что кнопки в номере не работали – вот и сгонял в бар за кофе с котлеткой. Не поверят – отлупят. Только и всего.
– Масса удовольствия.
Румяный техник заржал как лошадь:
– Дело твое, конечно. Может, и не отлупят. Все-таки космик. Зато «их» увидишь.
– Кого?
– Обреченцев. Только они еще не знают про это. Жмут кнопку за кнопкой. Перваки… – И вдруг осекся, замолчал.
Бывает, страх, как молния, высветляет сознание, когда спьяну проговоришься о чем не следует. Хмельной блеск в глазах его погас, и розовые щеки поблекли.
– Мне завтра в первую смену, – пробормотал он, заикаясь, и сполз со стойки.
Я ответил ему ободряющим взглядом: не роняй слюни, парень, я не дятел. Поймет, не поймет – его дело. Должно быть, понял, потому что опять порозовел, когда уходил, пятясь за автоматы.
Утром будильник поднял меня в половине шестого. Космолет уже сел – шла стыковка со шлюзом вокзала. Штаны и рубаха на «молниях» отняли не больше минуты. Столько же – ботинки с противопесчаной наслойкой: песок здесь, как ржавчина железо, разъедает любую кожу. Пластиковые подошвы делали шаги бесшумными, и полицейский, спешивший к панели, где включался механизм заградительных решеток на лестницах, меня не услышал. Резкий удар ребром ладони по шее, чуть пониже затылка, выбил из него дух по крайней мере на четверть часа. За это время я уже успел добраться до холла, пересеченного движущимися дорожками. Стыковка закончилась, и центральный эскалатор, гостеприимно журча, нес толпу пассажиров к завтраку. Кроме полицейских, в зале никого не было – ни служащего, ни продавца. Работали только автоматические киоски да сервис-сигналы, указывающие направление.
Я присоединился к толпе незаметно – при таких мерах предосторожности полицейские даже не предполагали присутствия постороннего. А посторонний в это время уже смешался с людьми, теснившимися на дорожке. Не было среди них ни юнцов, ни пожилых – все среднего возраста, от двадцати пяти до сорока, кое-как одетые, в заштопанных куртках и потертых штанах, они, однако, не производили впечатления хилых и заморенных: набирали их, должно быть, по росту и ширине плеч. Я огляделся и толкнул соседа с русой бородкой до ушей, давно уже не стриженной.
– Откуда, приятель?
– С юга.
– А здесь куда?
– В Лоусон, как и все. А ты? – Он пристально оглядел меня с ног до головы – мои «противопесчаные» ботинки явно смутили его. – Я что-то не припомню тебя на посадке.
У Лоусона собственный космопорт, принимающий транспорты прямо с Планеты. Значит, эти летели по трассе Луна – Вторая Планета.
– А я на Луне сел, – сказал я как можно небрежнее. – В СВК – два.
– Значит, в командиры? За назначением? – В его тоне прозвучала нотка отчуждения.
Я поспешил убрать ее.
– Оставь, парень. Просто увильнуть хочу.
– От чего?
– От рудников.
– Работа везде работа, – пожал он плечами, – в скафандрах или без. Дышать дают, заправку тоже.
Вербовщики, понятно, осторожничают. Полная секретность и прямой обман.
– Ты хоть знаешь, что добывать будешь? Медь или золото?
– Говорят, какой-то редкий цветной металл. На Планете его нет.
– Не люблю цветных металлов, – поморщился я. – Возня с ними. Может, что полегче найду.
– Не ты найдешь, а тебя найдут. Через час перекличка, чудак. Зачитают список по радио. Не откликнешься – щупом найдут. Есть у них такой приборчик.
– За час многое может случиться, а пока закусим. Чабби Лайк, – представился я.
– Айк Стивенс.
Мы весело сцепились ладонями и двинулись в бар. Полупустой вчера, сейчас он был переполнен. За каждым столиком гудели длинноногие парни, запивая сосиски тэйлом. Я был не совсем уверен, что сосиски произошли не от песчаного суслика, а тэйл не из местной синюхи. Но Айка больше интересовали кнопки: «Целая азбука – запутаешься». «Нехитрая азбука, все обозначено. Жми и глотай». И мы глотали и жали – он самозабвенно, а я с оглядкой: не случится ли что поблизости. И случилось. Голос по радио объявил: «Спокойно. С мест не сходить. Проверка». Одновременно вошли полицейские и явно высший чин – в штатском. Я услышал вопрос и ответ: «Имя?» – «Мэллори». Взгляд в карточку с увеличительной линзой и тот же вопрос к следующему. Искали, видимо, меня – кого же еще? Мысленно подсчитал, что до нас они доберутся не раньше чем через четверть часа, и шепнул Айку:
– Не обращай внимания. Возись с кнопками. А меня уже нет. Ухожу.
– Куда?!
– Тише, черт! Найду тебя в Лоусоне, если что.
Я подтянулся на руках, опираясь на стойку, и мгновенно перебросил тело через панель с кнопками. Я еще тогда, когда пятился за автоматами техник, приметил служебный вход.
Что произошло в зале, я не слыхал. Вероятно, мой гимнастический бросок попросту не заметили. А я уже был у грузового лифта, закрыть который забыли или не догадались. Скачок на второй этаж был недолог, хотя лифт тащился еле-еле. Но всего один этаж! Я бесшумно открыл дверь и выглянул в коридор. Двое полицейских спешили ко мне навстречу мимо дверей-сейфов с явно заинтересованным видом.
– Откуда?
– Из двадцать первого.
– Сколько дней в космопорте?
– Полтора с нынешним утром.
– Из-за чего задерживаешься?
– Въездная виза. Должны передать по видео из СВК – два.
– Почему разгуливаешь?
– Искал техника. Не работает кофеварка.
– Не выходи в течение часа. Не то… – Он выразительно помахал электродубинкой.
– Будьте спокойны, господа.
Ушли. Вероятно, не ведали, что именно я на втором этаже нокаутировал их коллегу.
Глава 17
о первых шагах Лайка под куполом СВК – два
Я сидел в номере, как говорится, навострив уши, все время ожидая стука в дверь или жужжания дверного зуммера. Но ни стука, ни жужжания не последовало. Полицейские в баре, пересчитав перваков, должно быть, успокоились, а их коллега, сбитый мной, вероятно, даже не смог объяснить причины обморока.В куске красной пустыни, вырезанном окном-фильтром, песчаные вихри еще бушевали, но уже с меньшей силой, позволяя отчетливо разглядеть огромную серебристую «песчанку», соединенную стыковочным туннелем со шлюзом вокзала. На этот раз черепаха была искряще-матовой и нигде не прозрачной: импортеры перваков явно оберегали их от невеселых путевых впечатлений. Пассажиров видно не было: должно быть, их уже согнали на корабль после проверки, потому что «песчанка» расстыковалась и, убрав лапы, поплыла к пыльно-лиловому горизонту.
Я вытянулся в кресле и зевнул, а через час меня разбудили. Розовощекий сержант Лири радостно сообщил, что моя въездная виза уже с утра находится в сервис-бюро, а специально посланный за мной «карманный» кораблик уже дожидается на выходе.
Лири помогал мне укладывать чемоданы с такой назойливой и неумелой готовностью и с такой поспешностью поволок их к выходу, что я тут же почувствовал дружескую руку Джина Факетти. Она чувствовалась и вокошке сервис-бюро, где мне вручили заветную визу и предупредительно сообщили, что все счета мои в космовокзале уже оплачены, а у выхода служебного шлюза меня уже поджидала совсем крохотная «песчанка», похожая на детскую игрушку из прозрачной пленки. Водителя в этой четырехместной «игрушке» не было, но старый космик Лайк не растерялся бы перед скромной панелью управления. Не растерялся и я. Указатель направления уже стоял на словах «СВК – два», кислород автоматически поступал в кабину, и мне оставалось лишь нажать рычажок «воздушной подушки».
«Песчанка», подняв тучу пыли, подпрыгнула и понеслась в кирпичную даль. Ветер смыл облако, превратив его в шлейф, и даль открылась. Красно-рыжая, будто утрамбованная катками пустыня, клочья голубоватой травы, чугунно-синие заросли колючих кустарников и – ни лужицы, ни озерка прозрачной воды между ними, только лиловые полосы зыбучих песков, которые, по словам румяного техника, заменяли здесь и крематорий и кладбище. Иногда преграждали путь стены гигантских кратеров, удивительно похожих на лунные, но моя «песчанка» проворно объезжала их, уклоняясь в сторону на добрую сотню километров. Страшновато – кто спорит, но то был ландшафт, где мне надлежало прожить неделю, а может быть, и месяцы, и я цепко вглядывался в двухцветную близь и даль. Рулевое управление в машине было, но она управлялась автоводителем и ни разу не ошиблась, педантично объезжая все препятствия, которые не могла перепрыгнуть.
СВК – два вблизи оказался гигантским и прозрачным куполом, почти стометровой высоты в центре. Многоэтажные здания расходились веером от двадцатиэтажного административного корпуса в центре к одноэтажному кольцу магазинов, складов, гаражей и спортивных залов на краю купола. Ближайшие здания и перспектива улиц хорошо просматривались, но метровая толщина суперглассовой крыши, опирающейся на сетку стальных перекрытий, сообщала городу дымчато-ажурную остраненность. Все это промелькнуло довольно быстро, хотя мой песчаный кораблик явно тормозил при подходе к стыковочному кольцу шлюза. Если издали разница между СВК – два и космовокзалом соответствовала той же разнице между половинками яблока и горошины, то вблизи никаких различий я не заметил. Тот же выдвижной стыковочный шлюз, присасывающийся краями к дверце машины, та же эскалаторная дорожка, выводившая в холл городской станции, те же киоски, сервис-бюро и бары. Никакой регистрации и таможенного досмотра, никаких встреч в знакомой пустыне холла, и вот уже я, минуя ненужные мне киоски, вылетаю на эскалаторе в город…
Город ультрасовременный, архитектурно-модерновый, с перерезывающими дома садами, движущимися лентами улиц и переулков, эстакадами бесшумных пневматических дорог, трубы которых на высоте двух этажей протянулись по радиусам улиц, придавая местному урбанистическому пейзажу что-то новое, незнакомое. При этом все увеличивалось к центру: и дома, и дорожные эстакады, и стальные шнуры пневматических труб. Кольца переулков пересекали радиальную систему улиц, и нигде я не заметил ни одного экипажа, ни одной машины, из-за обилия которых переходить улицы в каком-нибудь нашем Мегалополисе можно только по висячим мостам. Здесь все двигалось само: и улицы с убыстряющими бег дорожками, и переулки, ныряющие на перекрестках под землю, и подземные эскалаторы переходов. Не двигались в городе только полицейские, следившие на перекрестках за эскалаторной суетой.
Лайк никогда не был в СВК – два, и его знакомство с планетой ограничивалось космовокзалом и ландшафтом, который он мог наблюдать из гостиничного окна. Поэтому и мне не требовалось разыгрывать роль старожила: я получил в сервис-киоске адрес отеля «Ороно», примерное описание эскалаторных маршрутов и минут через двадцать нашел шестнадцатиэтажный отель, почти прилипший к центральной площади. Седой, благообразный, совершенно «некосмический» управляющий лично проводил меня на шестой этаж в предназначенные мне трехкомнатные апартаменты.
– А нет ли у вас чего-нибудь поменьше? – поморщился я. – Извините – не привык.
Управляющий обиделся:
– Есть однокомнатные номера для прислуги, но…
– Давайте без «но». Посмотрим.
Искомый номер оказался тесноватым, с одним душем, без ванны, а кнопочная система сервиса не подавала горячих блюд. Зато мой электронный щуп, подключенный к часам-браслету, не обнаружил наличия микротелепередатчика: прислуга не интересовала ведомство Уоррена.
– Подходит, – сказал я, подтолкнув ногой чемодан в комнату. – А кстати, где мистер Факетти?
– Уехал с компанией в пустыню.
– Зачем? – удивился я.
– Сафари…
Мне определенно везло. Я бесцеремонно выпроводил управляющего и тут же достал из чемодана электронный затвор, запирающий дверь изнутри. Теперь снаружи ее открывал только особый ключ – любая отмычка была бесполезна. Не переодеваясь, я спустился вниз, узнал у портье адрес единственной вечерней газеты в городе и помчался по эскалаторам в редакцию. Часы показывали половину двенадцатого: успею. В окошке отдела объявлений спросил:
– Список прибывших сегодня в город будет опубликован вечером?
– Да.
– Я успею дать объявление, чтобы оно появилось в этом же номере?
– «Персоналия»? Диктуйте.
И я продиктовал:
«Историку, работающему над диссертацией об экономическом освоении Второй Планеты, требуется номер „Новостей“ с отчетом о первой промышленной экспедиции на планету. Вознаграждение по договоренности. Доставшего газету будут ожидать сегодня в вестибюле отеля „Ороно“ в 18.30».
В половине седьмого я услышал жужжание видеозуммера.
– Не включай экран. Ты один?
– Поднимайся. Шестой этаж. Дверь открыта.
Линнет появилась в строгом костюме и тектоновых туфлях с искусственными бриллиантами на пряжках. Камуфляж для великосветского отеля был превосходен.
– Догадалась сразу? – спросил я.
– Конечно. Ноль отбросила, осталось сто восемьдесят три – номер твоей комнаты.
Я передал ей шифровку для отправки в Центр.
– По лазеру, – добавил я. – Обеспечишь?
– Есть, капитан. Много узнал в космопорте?
– Кое-что. Кажется, мне все-таки придется принять предложение Факетти.
– Мы это предполагали. Где будешь базироваться? В СВК – два?
– Нет, в Лоусоне.
– Я не знаю такого места здесь. – Реплика ее прозвучала явно растерянно.
– Теперь будешь знать. Засекреченный рудничный город с собственным космопортом, откуда, минуя СВК – два, доставляются засекреченные грузы на засекреченный космодром где-то на юге Системы. Служба Криса Уоррена работает почти идеально.
Я подчеркнул слово «почти», и Линнет тотчас же ухватилась за подсказку:
– Почему почти?
– Потому что я кое-что рассекретил.
– Сомневаюсь, – сказала Линнет.
– В том, что есть такой город?
– Нет, в том, что тебя туда пустят.
– Почему нет? Пройду проверку. Попытка не пытка.
– Боюсь, что пытка. Ты не знаешь, как проверяют людей в системе Уоррена.
– Меня подготовили.
– Когда?
– Полгода назад.
– Здесь новые методы. Иные машины и другая химия. Тебе надо встретиться с моей теткой, Эллен Мит. До катастрофы она работала психиатром в той же системе.
– До какой катастрофы? – насторожился я.
– С аэробусом. Перелом бедра и голеностопного сустава. Сейчас она поправляется.
– А ей можно доверять?
– Абсолютно.
– Когда можешь устроить встречу?
– Хоть сейчас. Она никуда не выходит.
– Тогда поехали, – решил я. – Лучшего времени для встречи не будет. Весь этаж гуляет в пустыне, а меня, по-видимому, еще не засекли.
Эллен Мит оказалась пятидесятилетней сухопарой южанкой, похожей на директрису пансиона для благовоспитанных девочек. Умные, внимательные глаза и жестко очерченный рот. За все время нашего разговора она ни разу не улыбнулась.
Разговор начался без преамбулы.
– Чабби Лайк должен пройти проверку в системе Уоррена. Нужна консультация, – сказала Линнет.
– Кто будет проверять? – последовал строгий вопрос.
– Возможно, Уоррен лично.
– С какой целью?
– Определить готовность для ответственной, очень важной и очень секретной работы.
– Значит, проверка досье, детектор лжи, сомнифоксы и химия.
Я молчал: ей лучше знать.
– Его уже готовили для такой проверки, – пояснила Линнет. – Не важно где, но готовили. Полгода назад.
– Легенда закреплена гипнотически? – спросила Мит.
– Да. Теперь она уже часть моего сознания, – ответил я.
– Есть еще подсознание.
– Психологический барьер, созданный непосредственно в мозговых клетках, сможет противостоять любой вторичной попытке гипноза.
– Какие химические средства применялись для закрепления такого барьера?
Я облизал пересохшие губы. Вопросы задавались знатоком своего дела, отбирающим самое существенное.
– Сначала препараты из группы барбитуратов, чтобы отключить сознание, вызвать длительный мозговой шок. Потом амальгебоид.
– Сомнифоксы учитывались?
– Сомниферы? – поправил я неуверенно.
– Сомниферы наводят по заказу любые галлюцинации, сомнифоксы просматривают ненаведенные сны. В первом случае – наводка, во втором – контроль, – пояснила она без улыбки.
– Контроль учитывался.
Она встала и прошлась по комнате, тяжело опираясь на палку.
– Сейчас амальгебоид – это вчерашний день, – произнесла она тоном лектора. – Действие его целиком снимается глизолом. Когда вас готовили, глизол еще не был открыт.
– И вы думаете, что его применят?
– Уверена.
– А зачем? Меня будут проверять не для того, чтобы найти замаскированного сламиста псевдо-Лайка – это уже было! – а чтобы узнать, годится ли Лайк – настоящий, конечно! – для сверхсекретной работы.
Она усмехнулась:
– Они и будут проверять настоящего Лайка – так всегда поступают с кандидатами на секретную работу, – а вы или в бессознательном состоянии, или во сне расскажете всю правду, тщательно упрятанную в мозговых клетках.
– Значит, провал?
Она ответила не сразу:
– Если бы вы с Линнет не обратились ко мне, я сказала бы: да, провал. Почти неминуемый. Но и против глизола есть средство. Назовем его… Впрочем, зачем вам это? Не надо перегружать вашу память. Вам нужно действие, а не название. Линнет, приготовь шприц, а я возьму ампулу.
Укол. Почти безболезненный и точный: вену она нашла сразу и безошибочно.
– Ну как? – спросила Эллен.
Я пожал плечами:
– Никак. Ничего не чувствую. Может, не подействовало?