Адамов Григорий Борисович. Пути будущего

   – Но что же вы нашли в нашей беседе смешного? – спросил Фирмен.
   – О, не в беседе, а в сравнении, совершенно случайном…
   На экране, рядом с насмешливо улыбающимся лицом, появилась книга с заложенным в нее пальцем молодого человека.
   – Я взял с собой в дорогу старинную книгу. Она называется «История техники».
   Ее выпустили в свет в тысяча девятьсот тридцать восьмом году. Вы не читали ее? Напрасно! Очень рекомендую… Так вот, как раз перед прекрасной лекцией Фирмена я прочел там кое-что. Хотите, я это прочитаю вам? Это объяснит вам мой несколько непочтительный смех.
   – Пожалуйста… пожалуйста! – поспешил ответить за всех художник, в то время как Фирмен замкнулся, поджав губы. – Это должно быть интересно. Читайте…
   – Так вот, слушайте… "Слухи о том, что Джеймс Уатт производит успешные опыты с новым паровым двигателем, давно уже волновали промышленные и научные круги. Но когда машина была пущена в эксплуатацию, она произвела необычайный фурор. Ее экономичность в потреблении топлива потрясла умы и кошельки: использование энергии топлива в этом новом двигателе доходило до одного процента! Это поражало самое смелое воображение деловых людей того времени.
   Что это означало в переводе на современные деньги, показывает тот факт, что Уатт и его компаньон крупный капиталист Матью Балтон, выпуская на своем заводе этот новый двигатель, не просто продавали его, а отдавали его в аренду на условиях выплаты им ежегодно определенного налога от сбереженного машиной топлива.
   И даже при этих жестких условиях распространения машина Уатта быстро вытеснила свою предшественницу. В тысяча семьсот семьдесят седьмом году в английской горной промышленности работали два таких двигателя, в тысяча семьсот восьмидесятом году – восемьдесят двигателей, а к тысяча семьсот девяностому году во всем Корнуэльсе, наиболее богатом горном округе Англии, не оставалось ни одной атмосферной машины Ньюкомена. Все они были вытеснены машиной Уатта".
   Молодой человек на экране поднял смеющееся лицо от книги.
   – Что? Не правда ли, интересно? – спросил он, сотрясаясь от еле сдерживаемого смеха.
   Пассажиры с легким недоумением переглянулись.
   – Послушай, Андрей, – сказал Филат с оттенком нетерпения, – может быть, вообще говоря, это и интересно, но какое это имеет отношение к нашей беседе и к тем действительно поразительным вещам, о которых он нам рассказывал?
   – О, самое непосредственное! – ответил молодой человек с экрана. – Не забудьте только, что я говорил вам, что мое веселое настроение вызвано было сравнением. Вы обратили внимание на ту великолепную снисходительность, с которой автор книги говорит о неуклюжей машине Уатта и о жалком одном проценте использования энергии топлива? Сколько в его словах скрыто гордости от сознания, что его век, двадцатый век, использует это топливо в современных ему паровых машинах в пределах «целых» двадцати процентов! Меня рассмешило то, что я сейчас же поймал самого себя на таком же чувстве снисходительности по отношению к тем, как вы говорите, «поразительным» вещам, о которых так торжествующе сообщил вам наш уважаемый Фирмен.
   – Что такое? – с возмущением в голосе спросил Фирмен, чуть не вскакивая с кресла. – Что вы хотите этим сказать?
   – Простите мою резкость, – уже вполне серьезно ответил Андрей, – но эти фотоэлементы на крышах и на горах выглядят в моих глазах такими же нелепыми и варварскими, как египетские пирамиды и водяное мельничное колесо Древнего Рима. Перекрывать все крыши городских строений! Одевать целые горы в фотоодежду! Целые горы! На сотни гектаров застилать ею поля! Это же дикость!
   Как можете вы испытывать чувство гордости и удовлетворения таким грубым, неизящным решением проблемы получения энергии?
   – А вы можете предложить что-нибудь лучшее? – раздраженно спросил Фирмен.
   – Да! Я знаю это лучшее! – глаза Андрея засверкали. – И вы его знаете. Но вы упорно отворачиваетесь от него, потому что сегодня его нет еще в наших руках, вы его еще не ощущаете. А мы работаем над ним, и мы овладеем им…
   – А-а-а, – иронически протянул Фиимсн, – догадываюсь! Вы один из охотников за той синей птицей, которую мы называем внутриатомной энергией?
   – Да, я – ассистент Всесоюзного института космической физики Андрей Зотов…
   Когда вы сможете, поместив в любой исполнительный механизм шарик вещества весом в один грамм, выполнить любую механическую работу без ощутимой потери энергии, только тогда, очевидно, вы вполне оцените значение изящества в научных открытиях и теориях.
   Фирмен откинулся в кресле и все с той же иронией и налетом скуки на лице сказал:
   – Я восхищаюсь, дорогой мой, вашим энтузиазмом, но человечество не может пассивно ждать, пока вы доберетесь до конца ваших поисков и поймаете наконец синюю птицу, которая почти уже сто лет не дается нам в руки.
   – Теоретически мы уже добрались до конца, могу вас в этом уверить, – прозвучал почти торжественно, со сдержанным ликованием голос Андрея. – Мы будем первыми в мире обладателями этого неисчерпаемого могущества!
   Напряженная тишина воцарилась на мгновение в салоне среди пассажиров.
   Фирмен в необычайном возбуждении приподнялся в кресле и закричал:
   – Не может быть! Повторите! Вы нас мистифицируете!
   Ошеломленный Филат растерянно говорил:
   – Андрей, что ты говоришь? Ты не шутишь, Андрей?
   И опять раздался с экрана вибрирующий от едва сдерживаемого волнения голос:
   – Я заканчиваю проверку последних вычислений и расчетов нашей бригады… хотя ошибки быть не может: у нас и бригаде работает знаменитый Гельфонд. Ваш сверстник, уважаемый Глебов… Мой элефотосчетчик за эти два дня не подал ни одного тревожного сигнала… Все будет правильно.
   В салоне раздался тихий мелодичный звук.
   – Это мой счетчик требует материала, – сказал с улыбкой Андрей. – Я дам ему сейчас самую важную, решающую формулу Гельфонда. Через пять минут он ее расшифрует, и тогда я смогу закричать на весь мир о нашей радости! Одну минуту…
   Он отвернулся и, слегка прихрамывая, стал удаляться в глубь комнаты. Стало видно легкое, изящное убранство ее из тканей с матово-металлическим отблеском и удивительно гармоничной окраски, легкой мебели художественной формы и отделки, цветов, картин и небольших скульптурных фигурок. Возле одной из стен стоял на шести высоких и гонких ножках продолговатый ящик из темной лакированной пластмассы, утыканный черными, белыми, цветными головками, с кнопками, прорезями и с большой щелью на верхней поверхности.
   Из щели торчал продолговатый желтый листок из похожего на целлулоид полупрозрачного материала. Листок погружался в щель, как будто его что-то втягивало туда.
   Пассажиры корабля видели, как Андрей, припадая на ногу, подошел к столу с разбросанными на нем валиками, скрученными звукописными лентами, пачками звукописных листков, старинными книгами в переплетах.
   Он начал перебирать на столе желтоватые гибкие листки, потом все беспокойнее расшвыривал их по столу, потом бросился открывать ящики стола, выбрасывая их содержимое, роясь в них со всевозрастающей тревогой.
   Пассажиры видели эту тревогу Андрея в его глазах и в его быстрых, беспорядочных движениях. Эта тревога стала передаваться кучке людей, взволнованно следивших за человеком, находившимся за три тысячи километров от них и на двести километров под ними.
   Филат наконец не выдержал и крикнул:
   – Андрей, что с тобой? Что тебя так встревожило?
   Искаженное, бледное лицо Андрея повернулось к экрану.
   – Андрей! – закричал Филат, бросаясь к экрану. – Что случилось, Андрей?
   С экрана послышался глухой, прерывистый голос:
   – Я не могу… найти… формулу Гельфонда… Пропала… с нею много других…
   Все вскочили со своих мест и подбежали к экрану. Неподвижным остался лишь один человек с монгольским типом лица, сидевший в глубине салона, позади всех. Но теперь, когда все переменили свои места, эта обособленная фигура оказалась на виду, никем не заслоненной.
   Глаза Андрея остановились на этом человеке. Какая-то догадка сверкнула в них. Он бросился к экрану, протянув руки вперед, и закричал:
   – Он здесь! Он летит во Владивосток! А-а-а! Я понимаю! Я понимаю! Задержите его! Арестуйте!.. Он все время преследовал меня! Он украл формулы! Обыщите его! Сейчас же… сию минуту…
   Голова Андрея металась перед экраном, его глаза, устремленные в угол салона, на желтолицего незнакомца, готовы были выскочить из орбит. Его голос хрипел.
   В салоне воцарилось смятение. Филат нажал кнопку тревожного сигнала. Люди метались по комнате, не зная, что делать, и не спуская глаз с незнакомца.
   Тот уже стоял, вжавшись в угол возле окна. Его желтоватое лицо посерело. Его глаза смотрели твердо и жестко.
   – Этот человек, очевидно, с ума сошел, – сказал он резким голосом. – Я в первый раз вижу его.
   – Неправда! – вскричал Андрей, задыхаясь. – Вчера я застал его выходящим из моей комнаты… Он говорил, что ошибся. Обыщите его немедленно…
   В салон вбежало несколько человек в форменных головных уборах. Впереди был командир корабля – высокий, плечистый блондин с глубоким шрамом через щеку.
   В дверях столпились пассажиры из других кают и салонов.
   – В чем дело? – быстро спросил командир. – Кто подал сигнал тревоги?
   – Я, – ответил Филат, идя навстречу командиру. – У моего друга, ассистента Всесоюзного института космической физики, похитили чрезвычайной важности записи, касающиеся мирового открытия. Связавшись из Москвы через телевизор со мной, он случайно узнал здесь человека, которого он обвиняет в краже этих документов. Он требует его ареста и обыска. Этот человек – вот он стоит в углу.
   – Я поддерживаю это обвинение, – послышался голос Андрея с экрана, – я настаиваю на немедленном обыске… Дело идет о документах первостепенной государственной важности… Не выпускайте его из виду, иначе документы могут быть уничтожены.
   Командир повернулся к незнакомцу:
   – Гражданин, я очень сожалею, но я вынужден выполнить свой долг. Прошу вас следовать за мной.
   – Я протестую против этого беззакония! Вы не имеете права, – ответил незнакомец, засунув руку в карман брюк.
   – Я готов отвечать потом за свои поступки, но вы должны дать обыскать себя, – твердо заявил командир.
   От него не ускользнуло движение незнакомца. Командир стоял возле экрана другого, меньшего телевизора и быстро произвел соединение с рубкой корабля.
   На экране появилось лицо Миронова, помощника командира.
   В это время незнакомец энергично ответил:
   – Я вам этого не позволю!
   – Вы вынуждаете меня прибегнуть к силе… – угрожал командир.
   – Вы не посмеете!
   Командир подал знак. Три человека из команды вошли в салон и направились к незнакомцу.
   – Я вас слушаю, командир, – сказал Миронов с экрана.
   Не успели люди из команды сделать и двух шагов, как незнакомец, выхватив из кармана небольшую металлическую коробочку желтого цвета, громко проговорил:
   – Вы не получите этих документов… Моя родина выиграет время и первая овладеет могуществом атомной энергии.
   С голосом незнакомца переплелся голос командира:
   – Миронов, включить генератор номер два-бис!
   – Есть включить генератор номер два-бис, – ответил Миронов.
   – Ей, моей родине, – возбужденно вскричал незнакомец, – я отдаю свою жизнь и ваши в придачу!..
   Он с силой швырнул коробочку мимо окаменевших пассажиров под ноги командиру.
   Не пролетев и половины пути, коробочка, застыв, повисла в воздухе недалеко от Фирмена. Фирмен схватил ее и с видимым напряжением, преодолевая сопротивление какой-то непонятной силы, притянул коробочку к себе.
   Незнакомец бросился на Фирмена, но встретил людей из команды. В одно мгновение его руки оказались связанными за спиной.
   – Корвин, – сказал командир, обращаясь к одному из команды, – уведите этого человека в изолятор, обыщите его и все, что найдете, принесите сюда…
   – Миронов, – обратился он затем к экрану, – выключите генератор номер два-бис.
   – Есть, выключить генератор два-бис.
   Все почувствовали какое-то облегчение, особенно Фирмен, который перестал бороться с непонятным сопротивлением маленького снаряда.
   Пока незнакомец с высоко поднятой головой и с посеревшим, бесстрастным как камень, лицом выходил под конвоем из салона, командир взял из рук Фирмена коробочку.
   Своеобразный запах ванили, смешанный с запахом разложения, поразил командира. Он осторожно отвел в сторону руку с коробочкой и тихо сказал:
   – Детанол…
   Холодное веяние смерти пронеслось в помещении и сжало сердца находившихся в нем людей.
   Детанол! Самое ужасное взрывчатое вещество, всего лишь полгода назад изобретенное.
   Несколько граммов его было бы достаточно, чтобы превратить в пыль весь этот блестящий корабль со всем его населением!..
   Оцепенелое молчание прервал голос Андрея с экрана:
   – Что же все-таки произошло? Как это случилось, что ему не удалось привести в исполнение свое намерение?
   Командир, держа осторожно коробочку с детанолом, подошел к столику, на котором стоял прозрачный, художественно выполненный кувшин с розовым оршадом, поднял его крышку и опустил в жидкость опасную коробку.
   Жидкость в кувшине зашипела, вспенилась и окрасилась в ярко-изумрудный цвет.
   Лишь после этого командир повернулся к пассажирам и сказал:
   – Когда он положил руку в карман, у меня мелькнуло страшное подозрение. Я понял, что у него в кармане какой-то снаряд. Какой именно, я конечно не мог знать. Но обычно они бывают металлические, и я рискнул… Я не подал виду о своих подозрениях и приказал своему помощнику пустить магнитный ток максимальной силы по оболочке корабля, в надежде, что он прикует на месте опасный снаряд. Нам повезло: снаряд оказался сделанным из парамагнитного вещества, то есть вещества огромной магнитной проницаемости, и это нас спасло. Злоумышленник не мог преодолеть силы магнитного притяжения, и снаряд под действием этого притяжения со всех сторон остановился и повис в воздухе…
   В это время в салон вошел Корвин и подал командиру пачку прозрачных и гибких листков желтоватого цвета, сплошь покрытых сложными математическими формулами. Командир подошел к экрану и с улыбкой показал их Андрею:
   – Эти?
   Андрей с ответной радостной улыбкой закивал головой:
   – Эти!