Следует сразу объяснить, что это усилительные системы были в центре пустыни, а не звукооператоры. Звукооператоры спокойно работали, чувствуя себя в полной безопасности на гигантском космическом микшерском пульте, который висел на орбите примерно в шестистах километров над планетой, и звук они пробовали оттуда. Никто в радиусе пяти километров от колонок не выжил бы во время настройки.
Если бы Артур Дент находился в радиусе пяти километров от колонок, ему в голову, возможно, пришла бы радостная мысль, что они формой и размерами очень напоминают Манхэттен. Нейтронные динамики громоздились один на другой, заслоняя небо, а под ними низко урчали плутониевые реакторы, и сейсмоусилители.
Еще ниже, под землей, в бетонном бункере, находились инструменты, на которых музыканты будут играть со своего корабля: концертный фотонный сигитар, бас-детонатор, и ударная установка «Мегатрах».
Шуму хватит на всех.
На борту гигантского корабля царила деловая неразбериха. Корабль Жармрака Дезиато казался с ним рядом песчинкой. Оплакиваемый лидер группы прибыл, и сейчас его везли на встречу с медиумом, который будет преобразовывать его спиритические позывы в пассажи сигитара.
У соседней двери стояли врач, философ-логик, и ихтиолог. Их за невиданную сумму привезли с Максимегалона, чтобы они попытались уговорить вокалиста выступить. Вокалист заперся в ванной, прихватив с собой пригоршню таблеток, и отказывался выходить, пока ему убедительно не докажут, что он не рыбка. Бас-гитарист занимался тем, что расстреливал из автомата стены своей каюты, а барабанщика вообще не могли найти.
Лихорадочные поиски привели к тому, что его обнаружили на пляже Сантрагинуса V за сотню световых лет от Какрафуна, где, как он объяснил, он уже полчаса был вполне счастлив, и только что нашел маленький камешек, с которым собирается подружиться.
Импрессарио «Зоны Бедствия» испытал неимоверное облегчение. Это значило, что уже семнадцатый концерт за эти гастроли пойдет под фонограмму, и, следовательно, ритм цимбаллистических тарелок не будет сбиваться.
Суб-эфир был переполнен разговорами операторов, проверяющих каналы усилителей, и все это передавалось в рубку черного корабля.
Его оглушенные пассажиры лежали у задней стены, и ошеломленно слушали то, что орали динамики у экрана.
— Отлично, девятый канал в норме, — сказал невидимый оператор. — Проверяю пятнадцатый…
И снова раздался неимоверный грохот.
— Пятнадцатый канал — отлично…
Послышался другой голос.
— Черный корабль выведен на исходную позицию. Смотрится круто. А будет еще лучше, когда он врежется в эту звездочку. Сценический компьютер включили?
— Включили, — ответил сценический компьютер.
— Берешь на себя управление черным кораблем.
— Черный корабль выведен на исходную позицию, курс задан, ожидаю дальнейших инструкций.
— Проверяю канал двадцать.
Зафод ринулся через рубку, и успел сбить настройку приемника прежде, чем их оглушил очередной взрыв. Он стоял и крупно дрожал.
— Что значит, — спокойным голосом спросила Триллиан, — «врежется в эту звездочку»?
— Это значит, — сказал Марвин, — что корабль врежется в звездочку. В звездочку… Врежется. Очень просто. Чего вы еще хотите, если вы угнали бутафорский корабль Жармрака Дезиато?
— Откуда ты знаешь… — начал Зафод голосом, от которого похолодела бы даже вегианская снежная ящерица, — что это бутафорский корабль Жармрака Дезиато?
— Знаю, — сказал Марвин. — Я его ставил на место.
— Тогда… почему… ты… не сказал… нам… об этом!
— Вы же говорили, что вам хочется развлечений, приключений и всего такого.
— Ужасно, — проговорил Артур без всякой надобности.
— Вот и я тоже так сказал, — заметил Марвин.
На другой частоте шел репортаж о концерте.
— …сегодня прекрасная погода для концерта. Я стою перед сценой, нагло врал репортер, — в центре Рудлитской пустыни, и с помощью гипербинокулярных очков с трудом могу разглядеть огромную толпу слушателей на горизонте со всех сторон. Как раз позади меня, словно утес, поднимается в небо басовая колонка, и над головой светит солнце, и не знает, что собираются с ним сделать. Партия «зеленых» знает, что собираются с ним сделать, и они заявляют, что сегодняшний концерт якобы вызовет землетрясения, цунами, ураганы, непоправимые изменения в атмосфере, и все такое прочее, о чем обычно заявляет партия «зеленых».
Но мне только что сообщили, что представитель группы «Зона Бедствия» встретился сегодня утром с партией «зеленых», и всех их перестрелял, так что ничто теперь не может остановить…
Зафод выключил приемник. Он повернулся к Форду.
— Знаешь, о чем я думаю? — спросил он.
— Думаю, да, — ответил Форд.
— Скажи, а что ты думаешь, что я думаю?
— Я думаю, что ты думаешь, что нам самое время смыться с этого корабля.
— Я думаю, что ты прав, — сказал Зафод.
— И я думаю, что ты прав, — сказал Форд.
— А как? — спросил Артур.
— Тихо, — сказали Форд и Зафод, — мы думаем.
— Ясно, — сказал Артур. — Значит, мы погибнем.
— Слушай, прекрати, а? — попросил Форд.
Здесь стоит напомнить, что Форд, первый раз повстречавшись с людьми, выдвинул теорию, чтобы объяснить их забавную привычку постоянно говорить и повторять самые-самые очевидные вещи, типа «Прекрасная погода», или «Как ты вырос», или «Ясно. Значит, мы погибнем».
Сначала он решил, что если люди не будут упражнять губы, у них зарастут рты.
Понаблюдав за ними несколько месяцев, он выдвинул вторую теорию: «Если люди не будут упражнять губы, у них начнут работать мозги».
На самом деле, вторая теория более верна для белцеребонцев с Какрафуна.
Белцеребонцы постоянно вызывали комплекс неполноценности у соседних народов, поскольку были не только одним из самых просвещенных и гармоничных народов в Галактике, но еще и одним из самых тихих.
В наказание за такое поведение, которое все посчитали нагло самоуверенным и провокационным, Галактический Трибунал приговорил их к заражению самой жестокой из всех социальных болезней — телепатии. В результате, чтобы предотвратить разглашение любой мысли, которая появлялась у них в голове, во всеуслышание в радиусе пяти миль, им приходилось постоянно и очень громко говорить о погоде, болях в пояснице, вчерашнем матче, и о том, каким шумным местом вдруг стал Какрафун.
Другим способом для достижения той же цели может быть посещение концерта «Зоны Бедствия».
Концерт должен был вот-вот начаться.
Корабль должен был начать свой последний путь еще до начала концерта, чтобы врезаться в солнце за шесть минут тридцать семь секунд до кульминации той песни, которую сопровождал своей гибелью, чтобы свет вспышки успел на Какруфун вовремя.
Он уже минут пять двигался навстречу своей гибели к тому времени, когда Форд Префект завершил обход остальных помещений бутафорского корабля, и ворвался обратно в рубку.
На экране угрожающе росло солнце Какрафуна — сияющий, раскаленный добела водородный ад — а корабль летел ему навстречу, и не обращал ни малейшего внимания на то, как Зафод молотит по пульту. Артур и Триллиан смотрели на экран примерно таким же остекленевшим взором, как кролик на ночном шоссе смотрит на приближающиеся фары, считая, что единственный способ иметь с ними дело — это сыграть в гляделки и выиграть.
Зафод оглянулся. В глазах его было безумие.
— Форд, — крикнул он. — Сколько здесь спасательных капсул?
— Ни одной, — ответил Форд.
Зафод начал заикаться.
— Ты считал?
— Два раза, — сказал Форд. — А тебе удалось связаться с операторами?
— Как же, — сказал Зафод. — Я сказал им, что здесь толпа народа, а они попросили передать всем привет.
Глаза Форда полезли на лоб.
— А ты сказал им, кто ты такой?
— Конечно. Они заявили, что это большая честь. И еще добавили что-то про счет в ресторане, и про полицию.
Форд грубо оттолкнул Артура, и склонился над пультом.
— Неужели здесь ничего не работает?
— Все отключено.
— Разбей автопилот.
— Ты его найди сначала. Ничего не действует.
Наступила холодная тишина.
Артур бродил вдоль задней стены. Вдруг он остановился.
— Кстати, а что значит «телепортация»? — спросил он.
Ему никто не ответил.
Потом все медленно повернулись в его сторону.
— Конечно, сейчас не время для лекций, — сказал Артур, — но я помню, ты однажды говорил это слово, и оно мне сейчас вспомнилось…
— Где написано «телепортация»? — ровным голосом спросил Форд.
— Вот тут, — ответил Артур, указывая на небольшую дверь в задней стене рубки, — Как раз под словами «Система экстренной» и над «не работает».
Форд метнулся через рубку к двери, на которую указывал Артур, и принялся яростно нажимать на маленькую черную кнопку рядом.
Дверь открылась, и все увидели кабинку, похожую на общественный душ, который вдруг нашел себе новое призвание в жизни, и нанялся складом к электрику. С потолка свисали обрывки проводов, на полу валялись горы забытых запчастей, а адресная панель вывалилась из своего гнезда, в котором должна была быть намертво закреплена.
Младший бухгалтер «Зоны Бедствия», инспектируя верфь, на которой строился корабль, потребовал у прораба ответа, какого черта такое дорогостоящее оборудование, как экстренная система телепортации, устанавливается на корабле, предназначенном для единственного полета, к тому же без экипажа. Прораб объяснил, что систему телепортации удалось приобрести на десять процентов дешевле, а бухгалтер объяснил, что это не является веской причиной; прораб объяснил, что это самая лучшая, самая мощная, и самая современная система телепортации, которую можно купить за деньги, а бухгалтер объяснил, что ее, возможно, и не стоило покупать; прораб объяснил, что людям все равно придется входить в корабль и выходить из корабля, а бухгалтер объяснил, что корабль оснащен прекрасно работающим входным люком; прораб объяснил, что бухгалтер может закончить инспекцию, и вернуться в то место, откуда он явился, а бухгалтер объяснил прорабу, что предмет, который с большой скоростью приближается к прорабу слева — не что иное, как хорошо натренированный кулак. После того, как вопрос стал ясен обеим сторонам, работу над системой телепортации прекратили, а ее стоимость включили в счет-фактуру в статью «Расходы на покраску», проставив сумму в пять раз больше.
— Козлы, — бормотал Зафод, пытаясь вместе с Фордом разобраться в путанице проводов.
Через минуту-другую Форд сказал, чтобы все отошли подальше, вытащил из кармана монетку, и бросил ее в щель рядом с адресной панелью. Что-то щелкнуло, мигнул индикатор, и монета исчезла.
— Эта часть работает, — сказал Форд. — Однако системы наведения нет. Телепортация без системы наведения может забросить… да куда угодно!
Солнце Какрафуна стало еще больше.
— Какая разница, — сказал Зафод. — Хуже не будет.
— И еще, — сказал Форд, — нет автозапуска. Мы не можем отправиться все. Кому-то придется остаться, чтобы нажать на кнопку.
На мрачную тишину уже не оставалось времени. Солнце росло на глазах.
— Эй, Марвин, — вдруг весело завопил Зафод, — ну как твои дела?
— Благодарю вас, очень плохо, — отозвался Марвин.
Немного погодя, концерт на Какрафуне вдруг завершился преждевременной кульминацией.
Черный корабль со своим единственным несчастным пассажиром согласно расписанию погрузился в раскаленное звездное горнило. Мощные протуберанцы поднялись с поверхности какрафунского солнца, и поднялись в космос на миллионы километров, и подхватили — а некоторые поглотили — любителей кататься на вспышках, которые вились поблизости в радостном ожидании.
За секунду до того, как яростный свет пролился на Какрафун, пустыня, сотрясаемая грохотом лучшей композиции «Зоны Бедствия», треснула. Полноводная, до того момента никому не известная, подземная река рванулась на поверхность, подстегиваемая извержением миллионов тонн кипящей лавы, которая изверглась тягучим гейзером высотой в несколько сот метров, и мгновенно испарила всю воду как на поверхности, так и под ней, результатом чего стал взрыв, донесшийся до другой стороны Какрафуна и обратно.
Те — весьма немногие — кто видел это и выжил, уверяют, что чуть ли не сто тысяч квадратных километров пустыни взлетело в воздух, словно блин в километр толщиной, перевернулось, и упало обратно. В этот самый момент излучение вспышек пробилось через тучи испарившейся воды и излилось на землю.
Годом позже сто тысяч квадратных километров пустыни поросли огромными цветами. Состав атмосферы слегка изменился. Солнце не так пекло летом, мороз не так досаждал зимой, приятный дождичек шел гораздо чаще, и постепенно пустынный Какрафун стал настоящим раем. Даже телепатические способности — проклятье обитателей планеты — навсегда исчезли вследствие этой катастрофы.
Представитель «Зоны Бедствия» по связям с прессой — тот самый, который перестрелял всех «зеленых» — по слухам, заявил, что это было «крутое шоу».
Многие восторженно говорили о целительной силе музыки. Несколько скептически настроенных ученых внимательнее изучили доступные данные, и заявили, что они обнаружили слабые следы мощного искусственно созданного поля невероятности в близлежащем районе космоса.
Глава 22
Глава 23
Если бы Артур Дент находился в радиусе пяти километров от колонок, ему в голову, возможно, пришла бы радостная мысль, что они формой и размерами очень напоминают Манхэттен. Нейтронные динамики громоздились один на другой, заслоняя небо, а под ними низко урчали плутониевые реакторы, и сейсмоусилители.
Еще ниже, под землей, в бетонном бункере, находились инструменты, на которых музыканты будут играть со своего корабля: концертный фотонный сигитар, бас-детонатор, и ударная установка «Мегатрах».
Шуму хватит на всех.
На борту гигантского корабля царила деловая неразбериха. Корабль Жармрака Дезиато казался с ним рядом песчинкой. Оплакиваемый лидер группы прибыл, и сейчас его везли на встречу с медиумом, который будет преобразовывать его спиритические позывы в пассажи сигитара.
У соседней двери стояли врач, философ-логик, и ихтиолог. Их за невиданную сумму привезли с Максимегалона, чтобы они попытались уговорить вокалиста выступить. Вокалист заперся в ванной, прихватив с собой пригоршню таблеток, и отказывался выходить, пока ему убедительно не докажут, что он не рыбка. Бас-гитарист занимался тем, что расстреливал из автомата стены своей каюты, а барабанщика вообще не могли найти.
Лихорадочные поиски привели к тому, что его обнаружили на пляже Сантрагинуса V за сотню световых лет от Какрафуна, где, как он объяснил, он уже полчаса был вполне счастлив, и только что нашел маленький камешек, с которым собирается подружиться.
Импрессарио «Зоны Бедствия» испытал неимоверное облегчение. Это значило, что уже семнадцатый концерт за эти гастроли пойдет под фонограмму, и, следовательно, ритм цимбаллистических тарелок не будет сбиваться.
Суб-эфир был переполнен разговорами операторов, проверяющих каналы усилителей, и все это передавалось в рубку черного корабля.
Его оглушенные пассажиры лежали у задней стены, и ошеломленно слушали то, что орали динамики у экрана.
— Отлично, девятый канал в норме, — сказал невидимый оператор. — Проверяю пятнадцатый…
И снова раздался неимоверный грохот.
— Пятнадцатый канал — отлично…
Послышался другой голос.
— Черный корабль выведен на исходную позицию. Смотрится круто. А будет еще лучше, когда он врежется в эту звездочку. Сценический компьютер включили?
— Включили, — ответил сценический компьютер.
— Берешь на себя управление черным кораблем.
— Черный корабль выведен на исходную позицию, курс задан, ожидаю дальнейших инструкций.
— Проверяю канал двадцать.
Зафод ринулся через рубку, и успел сбить настройку приемника прежде, чем их оглушил очередной взрыв. Он стоял и крупно дрожал.
— Что значит, — спокойным голосом спросила Триллиан, — «врежется в эту звездочку»?
— Это значит, — сказал Марвин, — что корабль врежется в звездочку. В звездочку… Врежется. Очень просто. Чего вы еще хотите, если вы угнали бутафорский корабль Жармрака Дезиато?
— Откуда ты знаешь… — начал Зафод голосом, от которого похолодела бы даже вегианская снежная ящерица, — что это бутафорский корабль Жармрака Дезиато?
— Знаю, — сказал Марвин. — Я его ставил на место.
— Тогда… почему… ты… не сказал… нам… об этом!
— Вы же говорили, что вам хочется развлечений, приключений и всего такого.
— Ужасно, — проговорил Артур без всякой надобности.
— Вот и я тоже так сказал, — заметил Марвин.
На другой частоте шел репортаж о концерте.
— …сегодня прекрасная погода для концерта. Я стою перед сценой, нагло врал репортер, — в центре Рудлитской пустыни, и с помощью гипербинокулярных очков с трудом могу разглядеть огромную толпу слушателей на горизонте со всех сторон. Как раз позади меня, словно утес, поднимается в небо басовая колонка, и над головой светит солнце, и не знает, что собираются с ним сделать. Партия «зеленых» знает, что собираются с ним сделать, и они заявляют, что сегодняшний концерт якобы вызовет землетрясения, цунами, ураганы, непоправимые изменения в атмосфере, и все такое прочее, о чем обычно заявляет партия «зеленых».
Но мне только что сообщили, что представитель группы «Зона Бедствия» встретился сегодня утром с партией «зеленых», и всех их перестрелял, так что ничто теперь не может остановить…
Зафод выключил приемник. Он повернулся к Форду.
— Знаешь, о чем я думаю? — спросил он.
— Думаю, да, — ответил Форд.
— Скажи, а что ты думаешь, что я думаю?
— Я думаю, что ты думаешь, что нам самое время смыться с этого корабля.
— Я думаю, что ты прав, — сказал Зафод.
— И я думаю, что ты прав, — сказал Форд.
— А как? — спросил Артур.
— Тихо, — сказали Форд и Зафод, — мы думаем.
— Ясно, — сказал Артур. — Значит, мы погибнем.
— Слушай, прекрати, а? — попросил Форд.
Здесь стоит напомнить, что Форд, первый раз повстречавшись с людьми, выдвинул теорию, чтобы объяснить их забавную привычку постоянно говорить и повторять самые-самые очевидные вещи, типа «Прекрасная погода», или «Как ты вырос», или «Ясно. Значит, мы погибнем».
Сначала он решил, что если люди не будут упражнять губы, у них зарастут рты.
Понаблюдав за ними несколько месяцев, он выдвинул вторую теорию: «Если люди не будут упражнять губы, у них начнут работать мозги».
На самом деле, вторая теория более верна для белцеребонцев с Какрафуна.
Белцеребонцы постоянно вызывали комплекс неполноценности у соседних народов, поскольку были не только одним из самых просвещенных и гармоничных народов в Галактике, но еще и одним из самых тихих.
В наказание за такое поведение, которое все посчитали нагло самоуверенным и провокационным, Галактический Трибунал приговорил их к заражению самой жестокой из всех социальных болезней — телепатии. В результате, чтобы предотвратить разглашение любой мысли, которая появлялась у них в голове, во всеуслышание в радиусе пяти миль, им приходилось постоянно и очень громко говорить о погоде, болях в пояснице, вчерашнем матче, и о том, каким шумным местом вдруг стал Какрафун.
Другим способом для достижения той же цели может быть посещение концерта «Зоны Бедствия».
Концерт должен был вот-вот начаться.
Корабль должен был начать свой последний путь еще до начала концерта, чтобы врезаться в солнце за шесть минут тридцать семь секунд до кульминации той песни, которую сопровождал своей гибелью, чтобы свет вспышки успел на Какруфун вовремя.
Он уже минут пять двигался навстречу своей гибели к тому времени, когда Форд Префект завершил обход остальных помещений бутафорского корабля, и ворвался обратно в рубку.
На экране угрожающе росло солнце Какрафуна — сияющий, раскаленный добела водородный ад — а корабль летел ему навстречу, и не обращал ни малейшего внимания на то, как Зафод молотит по пульту. Артур и Триллиан смотрели на экран примерно таким же остекленевшим взором, как кролик на ночном шоссе смотрит на приближающиеся фары, считая, что единственный способ иметь с ними дело — это сыграть в гляделки и выиграть.
Зафод оглянулся. В глазах его было безумие.
— Форд, — крикнул он. — Сколько здесь спасательных капсул?
— Ни одной, — ответил Форд.
Зафод начал заикаться.
— Ты считал?
— Два раза, — сказал Форд. — А тебе удалось связаться с операторами?
— Как же, — сказал Зафод. — Я сказал им, что здесь толпа народа, а они попросили передать всем привет.
Глаза Форда полезли на лоб.
— А ты сказал им, кто ты такой?
— Конечно. Они заявили, что это большая честь. И еще добавили что-то про счет в ресторане, и про полицию.
Форд грубо оттолкнул Артура, и склонился над пультом.
— Неужели здесь ничего не работает?
— Все отключено.
— Разбей автопилот.
— Ты его найди сначала. Ничего не действует.
Наступила холодная тишина.
Артур бродил вдоль задней стены. Вдруг он остановился.
— Кстати, а что значит «телепортация»? — спросил он.
Ему никто не ответил.
Потом все медленно повернулись в его сторону.
— Конечно, сейчас не время для лекций, — сказал Артур, — но я помню, ты однажды говорил это слово, и оно мне сейчас вспомнилось…
— Где написано «телепортация»? — ровным голосом спросил Форд.
— Вот тут, — ответил Артур, указывая на небольшую дверь в задней стене рубки, — Как раз под словами «Система экстренной» и над «не работает».
Форд метнулся через рубку к двери, на которую указывал Артур, и принялся яростно нажимать на маленькую черную кнопку рядом.
Дверь открылась, и все увидели кабинку, похожую на общественный душ, который вдруг нашел себе новое призвание в жизни, и нанялся складом к электрику. С потолка свисали обрывки проводов, на полу валялись горы забытых запчастей, а адресная панель вывалилась из своего гнезда, в котором должна была быть намертво закреплена.
Младший бухгалтер «Зоны Бедствия», инспектируя верфь, на которой строился корабль, потребовал у прораба ответа, какого черта такое дорогостоящее оборудование, как экстренная система телепортации, устанавливается на корабле, предназначенном для единственного полета, к тому же без экипажа. Прораб объяснил, что систему телепортации удалось приобрести на десять процентов дешевле, а бухгалтер объяснил, что это не является веской причиной; прораб объяснил, что это самая лучшая, самая мощная, и самая современная система телепортации, которую можно купить за деньги, а бухгалтер объяснил, что ее, возможно, и не стоило покупать; прораб объяснил, что людям все равно придется входить в корабль и выходить из корабля, а бухгалтер объяснил, что корабль оснащен прекрасно работающим входным люком; прораб объяснил, что бухгалтер может закончить инспекцию, и вернуться в то место, откуда он явился, а бухгалтер объяснил прорабу, что предмет, который с большой скоростью приближается к прорабу слева — не что иное, как хорошо натренированный кулак. После того, как вопрос стал ясен обеим сторонам, работу над системой телепортации прекратили, а ее стоимость включили в счет-фактуру в статью «Расходы на покраску», проставив сумму в пять раз больше.
— Козлы, — бормотал Зафод, пытаясь вместе с Фордом разобраться в путанице проводов.
Через минуту-другую Форд сказал, чтобы все отошли подальше, вытащил из кармана монетку, и бросил ее в щель рядом с адресной панелью. Что-то щелкнуло, мигнул индикатор, и монета исчезла.
— Эта часть работает, — сказал Форд. — Однако системы наведения нет. Телепортация без системы наведения может забросить… да куда угодно!
Солнце Какрафуна стало еще больше.
— Какая разница, — сказал Зафод. — Хуже не будет.
— И еще, — сказал Форд, — нет автозапуска. Мы не можем отправиться все. Кому-то придется остаться, чтобы нажать на кнопку.
На мрачную тишину уже не оставалось времени. Солнце росло на глазах.
— Эй, Марвин, — вдруг весело завопил Зафод, — ну как твои дела?
— Благодарю вас, очень плохо, — отозвался Марвин.
Немного погодя, концерт на Какрафуне вдруг завершился преждевременной кульминацией.
Черный корабль со своим единственным несчастным пассажиром согласно расписанию погрузился в раскаленное звездное горнило. Мощные протуберанцы поднялись с поверхности какрафунского солнца, и поднялись в космос на миллионы километров, и подхватили — а некоторые поглотили — любителей кататься на вспышках, которые вились поблизости в радостном ожидании.
За секунду до того, как яростный свет пролился на Какрафун, пустыня, сотрясаемая грохотом лучшей композиции «Зоны Бедствия», треснула. Полноводная, до того момента никому не известная, подземная река рванулась на поверхность, подстегиваемая извержением миллионов тонн кипящей лавы, которая изверглась тягучим гейзером высотой в несколько сот метров, и мгновенно испарила всю воду как на поверхности, так и под ней, результатом чего стал взрыв, донесшийся до другой стороны Какрафуна и обратно.
Те — весьма немногие — кто видел это и выжил, уверяют, что чуть ли не сто тысяч квадратных километров пустыни взлетело в воздух, словно блин в километр толщиной, перевернулось, и упало обратно. В этот самый момент излучение вспышек пробилось через тучи испарившейся воды и излилось на землю.
Годом позже сто тысяч квадратных километров пустыни поросли огромными цветами. Состав атмосферы слегка изменился. Солнце не так пекло летом, мороз не так досаждал зимой, приятный дождичек шел гораздо чаще, и постепенно пустынный Какрафун стал настоящим раем. Даже телепатические способности — проклятье обитателей планеты — навсегда исчезли вследствие этой катастрофы.
Представитель «Зоны Бедствия» по связям с прессой — тот самый, который перестрелял всех «зеленых» — по слухам, заявил, что это было «крутое шоу».
Многие восторженно говорили о целительной силе музыки. Несколько скептически настроенных ученых внимательнее изучили доступные данные, и заявили, что они обнаружили слабые следы мощного искусственно созданного поля невероятности в близлежащем районе космоса.
Глава 22
Артур проснулся и сразу пожалел об этом. У него и раньше были похмелья, но такого не было ни разу. То есть это было что-то великое, нечто безусловно Абсолютное. Телепортация, подумал он, это, конечно, хорошо, но, как правильно заметил Форд, слишком похоже на крупную пьянку.
Поскольку в данный момент он не был способен шевельнуть ни рукой, ни ногой из-за тупой пульсирующей головной боли, он решил не вставать, а подумать лежа. Вот ведь в чем беда со средствами передвижения, думал он, — они просто не стоят тех усилий, которые нужно затратить, чтобы заставить их работать. На Земле — пока ее еще не снесли, чтобы построить новую гиперпространственную ветку — была проблема с машинами. Столько усилий шло на то, чтобы извлечь миллионы тонн густой черной жидкости из-под земли, где она была надежно спрятана во избежание всяких неприятностей, превратить ее в мазут и залить им всю округу, превратить ее в дым и сделать воздух почти непригодным для дыхания, и вылить остатки в море, что они не стоили того, что стало легко и быстро добираться из одного места в другое — особенно когда, добравшись туда, вы видели, что не стоило уезжать оттуда, чтобы убедиться, что здесь все очень похоже на то место, откуда вы уехали, то есть земля залита мазутом, в воздуха полно дыма, а в море мало рыбы.
А телепортация? Способ передвижения, который заключается в том, что вас разбирают на атомы, швыряют их через суб-эфир, а потом снова собирают ваши разрозненные частички, как раз когда они впервые за долгие годы почувствовали вкус свободы, нельзя назвать большим достижением.
У многих уже появлялись такие мысли задолго до Артура Дента. Некоторые даже воплощали их в песнях и стихах. Вот одна из таких песен, которую часто поют на огромных демонстрациях перед главным зданием завода по производству систем телепортации корпорации Сириус Кибернетикс на Счастливом Мыре III:
— Ты слышишь глухой тяжелый топот? — спросил Форд Префект.
Артур обернулся, и увидел Форда, который, шатаясь, появился из-за угла. Лицо Форда опухло, глаза были красные — Артуру не захотелось спрашивать, как выглядит он сам.
— Где мы? — спросил он вместо этого.
Форд огляделся. Они стояли в длинном коридоре. Одна его стена была стальная, и выкрашена в тошнотворный светло-зеленый цвет, каким красят стены в школах, больницах, и сумасшедших домах, чтобы вызвать у тех, кто смотрит на эти стены, подавленное настроение. Невысоко над их головами она изгибалась и соединялась с другой стеной, почему-то завешенной темно-коричневой дерюгой. Пол был покрыт темно-зеленым ковром из ребристой резины.
Форд подошел к очень толстой и темной полупрозрачной панели в зеленой стене. Хотя она была в ладонь толщиной, ему удалось разглядеть за ней неяркие точки далеких звезд.
— Я думаю, мы на каком-нибудь корабле, — предположил он.
Снова послышалось глухой тяжелый топот.
— Триллиан? — позвал Артур. — Зафод!
Форд пожал плечами.
— Их здесь нет, — сказал он. — Я уже искал. Телепортация без системы наведения могла забросить их куда угодно и на какое угодно расстояние. А судя по тому, как я себя чувствую, нас забросило довольно-таки далеко.
— А как ты себя чувствуешь?
— Отвратительно.
— Ты думаешь, они…
— Где они, что с ними — мы этого не знаем и не можем узнать, и вообще ничего не можем сделать по этому поводу. Делай как я.
— То есть?
— Старайся о них не думать.
Артур обдумал его предложение, повертел его в голове, нехотя признал, что ничего лучше туда не приходит, и спрятал мысль о Зафоде и Триллиан подальше. Он вздохнул.
— Кто-то идет! — вдруг воскликнул Форд.
— Где?
— Да этот топот. Это звук шагов. Прислушайся!
Артур прислушался. Топот доносился издалека, но сказать точно, с какого расстояния, было невозможно.
— Пошли, — резко сказал Форд. Они бросились в разные сторон.
— Не туда, — сказал Форд, — они идут оттуда.
— Нет, они идут оттуда, — показал Артур в другую сторону.
— Да нет же…
Они замолчали. Они повернулись и прислушались. И согласились друг с другом. И снова бросились в разные стороны.
Они начинали паниковать.
Топот приближался с обеих сторон.
В нескольких метрах слева от них начинался другой коридор, под прямым углом к первому. Они ринулись по этому неимоверно длинному темному коридору. Артуру показалось, что, по мере того, как они бегут все дальше и дальше, становится все холоднее и холоднее. От этого коридора тоже ответвлялись другие, и каждый обдавал их струей ледяного воздуха, когда они пробегали мимо.
Они остановились и снова тревожно прислушались. Чем дальше они бежали, тем громче становился топот.
Они прижались к холодной стене и прислушались изо всех сил. Холод, темнота, и топот невидимых ног действовал им на нервы. Форд дрожал, не столько от холода, сколько из-за вспомнившихся ему историй, которые рассказывала ему его самая любимая матушка, когда он был еще совсем малышом и едва доставал макушкой до второго колена арктурского мегакузнечика — истории о мертвых кораблях, кораблях привидений, которые без отдыха дрейфуют в самых темных районах далекого космоса, населенные демонами или призраками сгинувших экипажей; истории о неосторожных путешественниках, которые находили такие корабли и осмеливались войти в них; истории о… — тут Форду вспомнилась темная дерюга на стене первого коридора, и он взял себя в руки. Призраки и демоны могут, конечно, украшать свои корабли как угодно, подумал он, но можно побиться об заклад на любую сумму, что украшать их темной дерюгой они не станут. Он схватил Артура за руку.
— Пошли обратно, — твердо сказал он, и они побежали обратно.
Секундой позже они юркнули, словно пара испуганных ящериц, в другой коридор, потому что нос к носу столкнулись с хозяевам тех ног, которые издавали глухой топот.
Выглянув из-за угла, они изумленно взирали, как мимо них, задыхаясь, медленно пробежали десятка два толстых мужчин и женщин в спортивных костюмах. Они бежали, отдуваясь и отфыркиваясь, и эта сцена довела бы любого кардиолога до сердечного приступа.
Форд посмотрел им вслед.
— Бег трусцой! — прошипел он, когда топот затерялся в лабиринте коридоров.
— Бег трусцой? — прошептал Артур Дент.
— Трусцой, — сказал Форд, пожав плечами.
Коридор, в котором они спрятались, был непохож на другие. Он был очень короткий, и оканчивался тяжелой стальной дверью. Форд осмотрел ее, нашел кнопку, и открыл дверь.
Первое, что бросилось им в глаза, когда они вошли, — гроб.
А второе — остальные четыре тысячи девятьсот девяносто девять гробов.
Поскольку в данный момент он не был способен шевельнуть ни рукой, ни ногой из-за тупой пульсирующей головной боли, он решил не вставать, а подумать лежа. Вот ведь в чем беда со средствами передвижения, думал он, — они просто не стоят тех усилий, которые нужно затратить, чтобы заставить их работать. На Земле — пока ее еще не снесли, чтобы построить новую гиперпространственную ветку — была проблема с машинами. Столько усилий шло на то, чтобы извлечь миллионы тонн густой черной жидкости из-под земли, где она была надежно спрятана во избежание всяких неприятностей, превратить ее в мазут и залить им всю округу, превратить ее в дым и сделать воздух почти непригодным для дыхания, и вылить остатки в море, что они не стоили того, что стало легко и быстро добираться из одного места в другое — особенно когда, добравшись туда, вы видели, что не стоило уезжать оттуда, чтобы убедиться, что здесь все очень похоже на то место, откуда вы уехали, то есть земля залита мазутом, в воздуха полно дыма, а в море мало рыбы.
А телепортация? Способ передвижения, который заключается в том, что вас разбирают на атомы, швыряют их через суб-эфир, а потом снова собирают ваши разрозненные частички, как раз когда они впервые за долгие годы почувствовали вкус свободы, нельзя назвать большим достижением.
У многих уже появлялись такие мысли задолго до Артура Дента. Некоторые даже воплощали их в песнях и стихах. Вот одна из таких песен, которую часто поют на огромных демонстрациях перед главным зданием завода по производству систем телепортации корпорации Сириус Кибернетикс на Счастливом Мыре III:
… и так далее. Есть еще одна часто исполняемая песня, но она намного короче:
Альдебаран — не мир, а рай,
Там весело живут.
На Бетельгейзе девушки
С ума тебя сведут.
Что хочешь, то и сделают,
И денег не возьмут,
Мне говорят: «Поехали!»,
Но я останусь тут.
Потому что:
Я не хочу разбираться на части,
Чтобы добраться куда-то еще.
А если потом перепутают части,
Кто будет оплачивать счет?
На Сириусе золото
На дереве растет.
Я слышал, что на Джаглан Бете
Пьян всегда народ.
Я б с радостью поехал,
Меня давно там ждут.
Меня — не кучку атомов!
И я останусь тут.
Потому что:
Я не хочу разбираться на части,
Я не совсем еще спятил, друзья!
Ведь если потом перепутают части,
Я уже буду не я!
Артур почувствовал, что боль уходит, хотя голова все еще была чугунно тяжелой. Кроме того, в ней раздавалось какой-то глухой тяжелый топот. Медленно, осторожно, он поднялся на ноги.
Домой мы телепнулись:
И я, и Джон, и Джой.
Он сердцем завладел ее,
А я — ее ногой.
— Ты слышишь глухой тяжелый топот? — спросил Форд Префект.
Артур обернулся, и увидел Форда, который, шатаясь, появился из-за угла. Лицо Форда опухло, глаза были красные — Артуру не захотелось спрашивать, как выглядит он сам.
— Где мы? — спросил он вместо этого.
Форд огляделся. Они стояли в длинном коридоре. Одна его стена была стальная, и выкрашена в тошнотворный светло-зеленый цвет, каким красят стены в школах, больницах, и сумасшедших домах, чтобы вызвать у тех, кто смотрит на эти стены, подавленное настроение. Невысоко над их головами она изгибалась и соединялась с другой стеной, почему-то завешенной темно-коричневой дерюгой. Пол был покрыт темно-зеленым ковром из ребристой резины.
Форд подошел к очень толстой и темной полупрозрачной панели в зеленой стене. Хотя она была в ладонь толщиной, ему удалось разглядеть за ней неяркие точки далеких звезд.
— Я думаю, мы на каком-нибудь корабле, — предположил он.
Снова послышалось глухой тяжелый топот.
— Триллиан? — позвал Артур. — Зафод!
Форд пожал плечами.
— Их здесь нет, — сказал он. — Я уже искал. Телепортация без системы наведения могла забросить их куда угодно и на какое угодно расстояние. А судя по тому, как я себя чувствую, нас забросило довольно-таки далеко.
— А как ты себя чувствуешь?
— Отвратительно.
— Ты думаешь, они…
— Где они, что с ними — мы этого не знаем и не можем узнать, и вообще ничего не можем сделать по этому поводу. Делай как я.
— То есть?
— Старайся о них не думать.
Артур обдумал его предложение, повертел его в голове, нехотя признал, что ничего лучше туда не приходит, и спрятал мысль о Зафоде и Триллиан подальше. Он вздохнул.
— Кто-то идет! — вдруг воскликнул Форд.
— Где?
— Да этот топот. Это звук шагов. Прислушайся!
Артур прислушался. Топот доносился издалека, но сказать точно, с какого расстояния, было невозможно.
— Пошли, — резко сказал Форд. Они бросились в разные сторон.
— Не туда, — сказал Форд, — они идут оттуда.
— Нет, они идут оттуда, — показал Артур в другую сторону.
— Да нет же…
Они замолчали. Они повернулись и прислушались. И согласились друг с другом. И снова бросились в разные стороны.
Они начинали паниковать.
Топот приближался с обеих сторон.
В нескольких метрах слева от них начинался другой коридор, под прямым углом к первому. Они ринулись по этому неимоверно длинному темному коридору. Артуру показалось, что, по мере того, как они бегут все дальше и дальше, становится все холоднее и холоднее. От этого коридора тоже ответвлялись другие, и каждый обдавал их струей ледяного воздуха, когда они пробегали мимо.
Они остановились и снова тревожно прислушались. Чем дальше они бежали, тем громче становился топот.
Они прижались к холодной стене и прислушались изо всех сил. Холод, темнота, и топот невидимых ног действовал им на нервы. Форд дрожал, не столько от холода, сколько из-за вспомнившихся ему историй, которые рассказывала ему его самая любимая матушка, когда он был еще совсем малышом и едва доставал макушкой до второго колена арктурского мегакузнечика — истории о мертвых кораблях, кораблях привидений, которые без отдыха дрейфуют в самых темных районах далекого космоса, населенные демонами или призраками сгинувших экипажей; истории о неосторожных путешественниках, которые находили такие корабли и осмеливались войти в них; истории о… — тут Форду вспомнилась темная дерюга на стене первого коридора, и он взял себя в руки. Призраки и демоны могут, конечно, украшать свои корабли как угодно, подумал он, но можно побиться об заклад на любую сумму, что украшать их темной дерюгой они не станут. Он схватил Артура за руку.
— Пошли обратно, — твердо сказал он, и они побежали обратно.
Секундой позже они юркнули, словно пара испуганных ящериц, в другой коридор, потому что нос к носу столкнулись с хозяевам тех ног, которые издавали глухой топот.
Выглянув из-за угла, они изумленно взирали, как мимо них, задыхаясь, медленно пробежали десятка два толстых мужчин и женщин в спортивных костюмах. Они бежали, отдуваясь и отфыркиваясь, и эта сцена довела бы любого кардиолога до сердечного приступа.
Форд посмотрел им вслед.
— Бег трусцой! — прошипел он, когда топот затерялся в лабиринте коридоров.
— Бег трусцой? — прошептал Артур Дент.
— Трусцой, — сказал Форд, пожав плечами.
Коридор, в котором они спрятались, был непохож на другие. Он был очень короткий, и оканчивался тяжелой стальной дверью. Форд осмотрел ее, нашел кнопку, и открыл дверь.
Первое, что бросилось им в глаза, когда они вошли, — гроб.
А второе — остальные четыре тысячи девятьсот девяносто девять гробов.
Глава 23
Зал, в котором они стояли, был темен и огромен. В дальнем его конце был проход в другой зал, который, казалось, был обставлен точно так же.
Форд Префект протяжно свистнул, спустился по нескольким ступенькам и сказал: — Круто.
— Что же такого крутого в мертвецах? — спросил Артур, которого била мелкая дрожь.
— Не знаю, — ответил Форд. — Надо выяснить.
При ближайшем рассмотрении оказалось, что это не гробы, а скорее саркофаги — в метр высотой, из чего-то очень похожего на белый мрамор. При самом ближайшем рассмотрении оказалось, что материал, из которого они были сделаны, на самом деле только внешне походил на белый мрамор. Крышки были полупрозрачные, и под ними смутно виднелись черты их покойных и, предположительно, оплакиваемых владельцев. Они походили на людей, и по выражению их лиц было ясно видно, что они ушли от забот и волнений того мира, из которого они ушли. Больше ничего не было понятно.
По полу между саркофагами полз маслянистый белый газ. Сначала Артур подумал, что это, возможно, сделано просто для красоты, но потом почувствовал, что у него страшно замерзли ноги. Саркофаги тоже были неимоверно холодны на ощупь.
Форд вдруг опустился на колени перед одним из них. Он вытащил из сумки полотенце и принялся яростно что-то протирать.
— Смотри, здесь табличка, — сказал он. — Она замерзла.
Он тер табличку до тех пор, пока не смог разобрать значков, выцарапанных на ней. Артуру они показались следами, какие мог бы оставить большой паук, упившийся тем, чем могут упиться пауки, но Форд сразу узнал архаичную форму пишемпросто — специальной письменности, предназначенной для заполнения анкет, налоговых деклараций, и заказов по почте.
— Здесь сказано: Голгафринчам, Ковчег-Флотилия, Корабль Б, Хранилище Семь, Мастер по санитарной обработке общественных телефонов, класс второй — и серийный номер.
— Мастер по санитарной обработке телефонов? — переспросил Артур. Кому нужен мертвый мастер по санитарной обработке телефонов?
— Второго класса.
— Но что он здесь делает?
— Почти ничего, — сказал Форд, и вдруг блеснул той самой улыбкой, из-за которой люди начинали думать, что он переигрывает.
Он подошел к другому саркофагу. Поработав полотенцем, он объявил: — А это мертвый парикмахер. Ну дела!
В следующем саркофаге отправлялся в последний путь сотрудник рекламного отдела; дальше лежал продавец подержанных автомобилей, класс третий.
Небольшой люк в полу привлек внимание Форда, и он попытался открыть его, отмахиваясь от надоедливого белого газа, который все время норовил залезть ему в нос.
Артуру пришла в голову мысль.
— Но если это просто гробы, — сказал он, — зачем их хранят в таком холоде?
— Или, уж если на то пошло, — пробормотал Форд, — зачем их вообще хранят.
Он с трудом поднял крышку люка. Газ радостно пополз вниз. — Кому вообще придет в голову браться за космическую перевозку пяти тысяч трупов?
— Десяти тысяч, — сказал Артур, указывая на проход, через которую смутно виднелся соседний зал.
Форд сунул голову в люк.
— Пятнадцати тысяч, — сказал он, — там еще столько же.
— Пятнадцати миллионов, — послышалось сзади.
— Это много, — сказал Форд. — Слишком много.
— Медленно повернитесь и поднимите руки. Одно движение, и я разнесу вас на мелкие-мелкие кусочки.
— Здравствуйте, — сказал Форд, медленно повернулся и поднял руки.
— Интересно, — сказал Артур, — почему нам нигде не рады?
Тот, кто им был не рад, казался темным силуэтом на фоне открытой двери, через которую они вошли. Его неприветливость проявлялась не только в злобном лающем голосе, но и в том, как точно он нацелил на Форда и Артура свой длинный серебряный смерть-вужас. У конструкторов этого лазерного ружья, то есть Смертя и Вужаса, были, очевидно, самые серьезные инструкции. «Пусть ваше ружье выглядит зловеще,» сказали им. «Пусть будет абсолютно ясно с первого взгляда, что у него есть тот конец, и не тот конец. Пусть тем, кто окажется не с того конца, будет сразу абсолютно ясно, что их песенка спета. Если это значит, что к ружью придется присобачить всякие лишние штучки, шипы, упоры и так далее, значит, так оно и будет. Оно не должно висеть над камином, оно должно самым недвусмысленным образом выражать настроение своего владельца».
Форд Префект протяжно свистнул, спустился по нескольким ступенькам и сказал: — Круто.
— Что же такого крутого в мертвецах? — спросил Артур, которого била мелкая дрожь.
— Не знаю, — ответил Форд. — Надо выяснить.
При ближайшем рассмотрении оказалось, что это не гробы, а скорее саркофаги — в метр высотой, из чего-то очень похожего на белый мрамор. При самом ближайшем рассмотрении оказалось, что материал, из которого они были сделаны, на самом деле только внешне походил на белый мрамор. Крышки были полупрозрачные, и под ними смутно виднелись черты их покойных и, предположительно, оплакиваемых владельцев. Они походили на людей, и по выражению их лиц было ясно видно, что они ушли от забот и волнений того мира, из которого они ушли. Больше ничего не было понятно.
По полу между саркофагами полз маслянистый белый газ. Сначала Артур подумал, что это, возможно, сделано просто для красоты, но потом почувствовал, что у него страшно замерзли ноги. Саркофаги тоже были неимоверно холодны на ощупь.
Форд вдруг опустился на колени перед одним из них. Он вытащил из сумки полотенце и принялся яростно что-то протирать.
— Смотри, здесь табличка, — сказал он. — Она замерзла.
Он тер табличку до тех пор, пока не смог разобрать значков, выцарапанных на ней. Артуру они показались следами, какие мог бы оставить большой паук, упившийся тем, чем могут упиться пауки, но Форд сразу узнал архаичную форму пишемпросто — специальной письменности, предназначенной для заполнения анкет, налоговых деклараций, и заказов по почте.
— Здесь сказано: Голгафринчам, Ковчег-Флотилия, Корабль Б, Хранилище Семь, Мастер по санитарной обработке общественных телефонов, класс второй — и серийный номер.
— Мастер по санитарной обработке телефонов? — переспросил Артур. Кому нужен мертвый мастер по санитарной обработке телефонов?
— Второго класса.
— Но что он здесь делает?
— Почти ничего, — сказал Форд, и вдруг блеснул той самой улыбкой, из-за которой люди начинали думать, что он переигрывает.
Он подошел к другому саркофагу. Поработав полотенцем, он объявил: — А это мертвый парикмахер. Ну дела!
В следующем саркофаге отправлялся в последний путь сотрудник рекламного отдела; дальше лежал продавец подержанных автомобилей, класс третий.
Небольшой люк в полу привлек внимание Форда, и он попытался открыть его, отмахиваясь от надоедливого белого газа, который все время норовил залезть ему в нос.
Артуру пришла в голову мысль.
— Но если это просто гробы, — сказал он, — зачем их хранят в таком холоде?
— Или, уж если на то пошло, — пробормотал Форд, — зачем их вообще хранят.
Он с трудом поднял крышку люка. Газ радостно пополз вниз. — Кому вообще придет в голову браться за космическую перевозку пяти тысяч трупов?
— Десяти тысяч, — сказал Артур, указывая на проход, через которую смутно виднелся соседний зал.
Форд сунул голову в люк.
— Пятнадцати тысяч, — сказал он, — там еще столько же.
— Пятнадцати миллионов, — послышалось сзади.
— Это много, — сказал Форд. — Слишком много.
— Медленно повернитесь и поднимите руки. Одно движение, и я разнесу вас на мелкие-мелкие кусочки.
— Здравствуйте, — сказал Форд, медленно повернулся и поднял руки.
— Интересно, — сказал Артур, — почему нам нигде не рады?
Тот, кто им был не рад, казался темным силуэтом на фоне открытой двери, через которую они вошли. Его неприветливость проявлялась не только в злобном лающем голосе, но и в том, как точно он нацелил на Форда и Артура свой длинный серебряный смерть-вужас. У конструкторов этого лазерного ружья, то есть Смертя и Вужаса, были, очевидно, самые серьезные инструкции. «Пусть ваше ружье выглядит зловеще,» сказали им. «Пусть будет абсолютно ясно с первого взгляда, что у него есть тот конец, и не тот конец. Пусть тем, кто окажется не с того конца, будет сразу абсолютно ясно, что их песенка спета. Если это значит, что к ружью придется присобачить всякие лишние штучки, шипы, упоры и так далее, значит, так оно и будет. Оно не должно висеть над камином, оно должно самым недвусмысленным образом выражать настроение своего владельца».