Адеев Евгений. Гремлин

   - Что он тебе сказал? - спросила Янка, когда я ее нагнал.
   - Так... - рассеянно проговорил я. - Доброе напутствие... Интересно, что он тут написал? Я в польском, как в китайской грамоте.
   - Дай-ка... - Янка отобрала у меня летную книжку, и вдруг рассмеялась.
   - Ты чего?
   - Ну-ну! - она дернула меня за рукав. - Перевести?
   - Еще бы!
   - "Научившись летать, научись заодно и плавать. Кавински."
   ***
   - Особо не дергайся, - напутствовал меня Петрович. - И не суетись - у нас несколько баллов в запасе. Дави на технику. Схлопочешь пару штрафных ну и Бог бы с ними, главное, не увлекайся дешевыми эффектами. Все равно не поверят.
   Мы шагали к полосе. Мой "Скат" уже выкатили на рулежку, и теперь вокруг слонялся Генка, придирчиво заглядывая в каждую дырку. Чуть поодаль я заметил тоненькую фигурку Янки.
   И еще мне показалось, что на трибуне, рядом с Гарковеном мелькнуло лицо Кавински.
   - После нас еще чехи и финны, - сказал Петрович, подавая мне шлем, когда я разместился в кабине. - Так что особо не трясись...
   ...Трястись я начал вскоре после отрыва. Вчера мы успели-таки сделать два тренировочных полета, к тому же я основательно попотел на тренажере. "Скат" вел себя великолепно, и я даже подумал, что не так страшен черт, как его малюют.
   Чертовщина началась, едва я вывел машину на исходную. "Скат" вдруг затрясся, как паралитик, и я с трудом удержал его на курсе. Потом тряска вдруг прекратилась, но едва я начал первый элемент, моя птичка словно взбесилась. Петрович что-то орал мне с земли, я не слышал - все силы уходили на то, чтобы совладать с обезумевшей машиной. Если гремлины все-таки существуют, то один из них точно избрал местом жительства мой "Скат" - машина вела себя как вполне самостоятельное существо, к тому же с суицидальными наклонностями.
   Под занавес сошел с ума альтиметр, и когда я, взмокший и чудом не поседевший, ухитрился-таки довольно жестко шлепнуться на полосу, едва не погнув стойки шасси, мысленно моя душа уже пребывала рядом с Ленкой.
   - Ты что? - подбежавший первым Петрович откинул фонарь, до пояса перевалился в кабину. Он был бледен, как полотно. - Перенервничал?
   Дрожащими руками я стянул шлем.
   - Не знаю... Фигня какая-то... Не могу справиться с машиной...
   - Юрка! Живой? - встрепанная Янка показалась с другой стороны.
   - Вроде бы... - пробормотал я. - Я совсем седой, а?
   - Вылезай, - Петрович выдернул меня из кресла. - Гена, отгони машину с полосы.
   - Но...
   - Все, хватит. Я снимаю команду с зачета.
   - Нет! - дружно вырвалось у нас с Янкой.
   - Да, - сказал Петрович сухо. - На этот раз я согласен с Гарковеном. Мы не имеем права больше рисковать. Не хватало нам еще одного трупа в этом сезоне!
   Разбитый и опустошенный, я вывалился из кабины и зашагал к палаткам, забыв отметиться в полетном журнале.
   ***
   Море без всплеска глотало мелкую гальку. Я в который раз зачерпнул полную ладонь гладко облизанных водой камешков, один за другим отправил в волны.
   Солнце падало за горизонт, где-то в лагере орал магнитофон - чехи обскакали-таки нас в таблице, и теперь шумно отмечали событие. На душе было погано.
   Я услышал приближающиеся шаги, и увидел бредущий ко мне вдоль берега силуэт.
   - Юра... - Ева подошла, опустилась рядом на корточки.
   - Со мной все в порядке, - сказал я.
   Некоторое время мы молча смотрели, как тонет солнце.
   - Ты просто перенервничал, Юра, - сказала наконец она. - Такое бывает, я знаю.
   - Странно, - меня захлестнула волна аппатии. - По-моему, я никогда еще не чувствовал такого подъема, как этим утром.
   - Это был стресс. Ответственность, перевозбуждение - вот тебя и шарахнуло. Бывает.
   - Вот и Славка сказал - бывает. И Петрович. И все наши... Только вот альтиметр на полосе показывал десятиметровую отметку.
   - Гена перебрал машину. Все системы в порядке.
   - Значит, у меня завелись галлюцинации. Это такие вредные зверьки, вроде гремлинов, только в голове.
   - Гремлинов?
   - Да. Знаешь, такие злобные маленькие твари, паразитируют в механизмах. На них американские летчики во вторую мировую списывали все неполадки.
   Она задумалась.
   - Очень удобно. А зачем гремлины портят машины?
   - А черт их знает. Может, у луддитов заразились. Или питаются металлом.
   - И сначала они перегрызли шланг у Ленки, а потом свели с ума твой альтиметр.
   Мне вдруг сало стыдно. Я почти ненавидел себя.
   - Брось, Ева. Просто я перенервничал, у меня навязчивые галлюцинации и жуткий треммор. Во! - я протянул руку. Пальцы не дрожали.
   Я поднялся, и шагнул к откосу.
   - Не знаю, - задумчиво проговорила Ева мне вслед. - Я уверена только в одном: шланг у Лены был совсем новый.
   Когда я подходил к лагерю, уже почти стемнело. Отбой давно прозвучал, но меня режим больше не касался - послезавтра мы уезжаем. Даже Наумов не возражал, когда Петрович заявил о снятии команды с соревнований. Я подумал, что из Федерации мы, наверное, все же не вылетим, но на ближайшие два сезона точно засядем в хвосте таблицы.
   От куполов долетело жужжание мотора, по полю скользнул рассеянный свет фар, и через несколько секунд я увидел вдалеке джип Гарковена, разворачивающийся к морю. Вскоре шум мотора заглушили надрывные вопли цикад, а ночная влага прибила поднятую колесами степную пыль. Становилось прохладно, и я прибавил шагу. Вдруг страшно захотелось спать.
   - Юран.
   Из тени палатки вынырнула широкоплечая фигура.
   - Добрый вечер, пан Тадеуш.
   - По тебе не скажешь, что он добрый.
   В темноте вспыхнул огонек сигареты.
   - Пан Тадеуш...
   - Слушаю, пан Юран.
   - Вы верите в гремлинов?
   - Это маленькие зеленые гномики, которые заводятся в у тебя в турбине и отгрызают все, что ни попадя?
   - Ну да.
   Он усмехнулся в темноте. Красный уголек отразился в темных стеклах очков.
   - Знаешь, верю. И даже могу порассказать о них кое-что интересное.
   Он неспешно зашагал рядом со мной.
   - Гремлины, дружок, бывают двух разновидностей - простые и в крапинку.
   - Как-как?
   - Именно так. Гремлин простой - тварь глупая, бесхитростная, и при должной внимательности его совсем не трудно изловить, поскольку обитает он чаще всего с местах скопления хронических разгильдяев.
   - Шутите?
   - Я серьезен, как учебник по сопромату. Ты слушаешь?
   - Да.
   - Так вот, гремлин крапчатый - совсем другая история. Это тварь коварная, злобная, к тому же скверно пахнет. И сцапать его за хвост порой не так-то просто.
   - Ага, у гремлинов есть хвост?
   - У всего на свете есть хвост, юноша. Разнообразной длинны.
   - Куда мы идем, пан Тадеуш.
   - Как куда? В ангар.
   - Зачем?
   Он остановился.
   - Парень, ты меня удивляешь. Как это - зачем? Понятное дело - ловить крапчатого гремлина.
   Служебный вход ангара оказался заперт, но Кавински без труда разблокировал замок своей картой.
   - Не включай свет, - сказал он, проскальзывая в темоту. - Мне он не нужен, а для тебя я запасся фонариком.
   Мой "Скат" сиротливо пристроился в тринадцатом боксе - весьма символично, ничего не скажешь. В луче фонарика и со снятым обтекателем он выглядел жалко, как ощипанный цыпленок.
   - Так, посмотрим, посмотрим, - пан Тадеуш с головой влез в раскуроченные внутренности машины, что-то нащупывая и время от времени невнятно бормоча себе под нос.
   - Ага! - он высунулся, пригнувшись, из-под машины. По щеке стекала капля смазки. - Еще не хвост, но уже след хвоста.
   - Что там?
   - Иди сюда. Возьми фонарь, ага... Свети... нет выше, да, где блок электроники... Да. Видишь?
   - Нет. А что там?
   - Смотри внимательнее. Возле замка. Видишь царпину?
   - Да... ну и что?
   Он рассмеялся.
   - Дорогой Юрий, я в жизни на чем только не летал, и за это время насмотрелся таких ухищрений, что тебе не снилось и еще не скоро приснится. Порой диву даешься, на какие чудеса хитрожопости способен человеческий разум, особенно в наш век сплошной электроники. Принеси мне отвертку.
   Я принес.
   - Теперь смотри, - Кавински патетически поднял инструмент. - Показываю один раз, и если застукаю на таком - пеняй на себя. Дисквалифицирую как миленького.
   Он просунул отвертку сбоку от блока электронники, осторожно поднажал... и сложнейший электронный замок, ключ от которого хранился только у наачльника технической службы поддался с тихим щелчком, обнажив под откинувшимся лючком электронный мозг "Ската".
   - Господи... - только и смог выговорить я.
   - Вообще-то, эти замки ставят не от хорошей жизни, - усмехнулся Кавински. - Федерация предъявляет жесткие правила к характеристикам машин, так что всегда находятся желающие что-нибудь перенастроить под себя, любимого. А поскольку нынче все управление так или иначе проходит через "мозги", то доступ к ним стараются по максимуму осложнить.
   Он запустил руку в недра блока, не переставая болтать.
   - Только голь хитра на выдумки. Вообще-то, сам по себе этот замок вскрыть невозможно... но устройство блока таково, что влезть туда можно и не трогая замка. Если, конечно, знать куда лезть. Небольшой конструкторский просчет... не хмурься, российская техника тут не причем. В "Бёрде", например, блок вообще запросто открывается обычным магнитом... Ага! А вот и хвост.
   Он вытащил руку из блока.
   - Что это? - проговорил я.
   На ладони Кавински тускло поблескивал кругляш размером с пуговицу.
   - Хвост крапчатого гремлина, - усмехнулся тот. - Смотри, когда еще увидишь. Правда, внешне он здорово напоминает генератор высокочастотных импульсов.
   Он задумчиво повертел пуговицу.
   - И поставлен с умом - прямо под крышку, куда никто, как правило, не заглядывает.
   - Боже мой... - мне вспомнилось бешенное метание "Ската" и липкий страх вдоль позвоночника. - Вы хотите сказать...
   Вместо ответа он вдруг выхватил у меня фонарик и погасил.
   - Еще одно преимущество сонара - он позволяет лучше улавливать звуки, - прошептал пан Тадеуш мне в самое ухо. - Быстро, прикрой дверь, а потом возвращайся и не дыши. Когда я скажу, постарайся сцапать его сразу.
   - Кого?
   - Того кто сюда идет.
   Он замолчал, и теперь уже и я слышал крадущиеся шаги во внутреннем коридоре. Скрипнула дверь бокса, по полу скользнул луч фонарика. Спрятавшись за стойкой шасси, я не мог видеть вошедшего, но судя по шагам он был совсем легенький, что давало приличное преимущество в схватке, если только этот тварищ не вооружен.
   Шаги замерли совсем рядом, луч фонарика вскользь мазнул меня по лицу осталось ощущение, будто от пощечины. Потом лучик исчез - неизвестный сунул голову в машину.
   - Давай, - шепнул Кавински, и я метнулся вперед, обеими руками стиснув отчаянно забившееся худенькое тело. Послышался какой-то сдавленный писк наверное, я сдавил неизвестного слишком сильно.
   Вспыхнул свет.
   - А вот и гремлин крапчатый, собственной персоной, - сказал Кавински, убирая руку от рубильника. - Как есть - коварный и скверно пахнущий.
   Запах гремлина вовсе не показался мне скверным - и от того все вдруг стало до безобразия пустым и обидным.
   - Янка, зачем? - прошептал я, разжимая руки.
   Она отступила на шаг. По левой щеке скользнула капелька крови - как слеза. Наверное, оцарапалась обо что-то внутри машины, когда я рванул ее.
   - Что толку в том, что Моцарт будет жить? - проговорила Янка, утирая кровь рукавом. - Есть такие стихи у Пушкина. Про Моцарта и Сальери.
   ***
   - Я не хотела, чтобы с Леной было... так, - проговорила Яна. За все время она ни разу не подняла взгляда. - Но ее "Скат" готовили всю ночь, и у меня почти не было времени. Поэтому просто полоснула автогеном по шлангу он ведь на виду, сразу за обтекателем. Я не хотела... чтобы кто-то пострадал. Шланг должно было разорвать еще на старте...
   В кабинет Гарковена набилась куча народу. Тут были все наши, включая Гену и Славика, Кавински, Наумов, еще кто-то из Федерации. У дверей с каменными лицами дожидались два почти одинаковых типа из полицейского управления. На стуле в углу сгорбился безразличный ко всему Петрович последний аккорд этой истории его доконал. Ева стояла позади, положив руки ему на плечи.
   - Я ведь и в самом деле любила Лену... - это Янка сказала совсем тихо. - Да все и так все знают...
   - Мы поняли. Продолжайте, - сухо произнес Гарковен.
   - А что продолжать? Остальное вам известно...
   - Хорошо. Где вы взяли ключ от ангара?
   - А вот это интересный момент, - произнес пан Тадеуш. - Как известно, доступ в ангар имеют только бригады техобслуживания, и то лишь в определенное время. Круглосуточно действуют только карточки высшего руководства Федерации.
   Гарковен вдруг побледнел, и принялся судорожно шарить по карманам. Кавински улыбнулся, вытащил отобранную у Яны карточку и протянул ему.
   - Ты это ищешь, любитель ночных купаний?
   - Черт возьми...
   - Господа, - произнес один из полицейских, - смею вам напомнить, что уже третий час ночи.
   - Потерпите еще немного, капитан, - сказал Кавински. - Нам осталось выяснить кое-какие детали.
   - Да-да... - смущенно проговорил Гарковен, пряча карточку в нагрудный карман. - Мне не понятно только одно: мотивы. Чего вы добивались, мадемуазель? Устраняли конкурентов? Но ведь это полная чушь! Ваша дурацкая... х-м-м... диверсия привела бы лишь к снятию команды с соревнований! Вам-то от этого какая польза?
   Янка впервые подняла глаза.
   - Мне? - проговорила она медленно. - Никакой. Я знаю свой уровень.
   - Так, так, - кивнул Кавински.
   Гарковен недоуменно посмотрел на него.
   - Но тогда зачем? Зачем?
   - Зачем? - голос Яны дрогнул. - И в самом деле - зачем?
   Она замолчала. Все молча ждали продолжения.
   - Я ведь дольше всех в команде... - проговорила наконец Янка. - С семьдесят второго - так, Виктор Петрович?
   Петрович поднял на нее мутные глаза. И снова уставился в пол.
   - Упустил я тебя, - проговорил он тихо.
   - Дрянь, - сказала Ева. - Какая же ты дрянь. Он столько сил на тебя угробил...
   - А толку? - в голосе Янки прорезались истеричные нотки. - Ева, скажи, я когда-нибудь халявила? Пять лет! Пять лет только для того, чтобы понять вот она, твоя планка! И выше уже не прыгнуть, хоть разорвись! Чтобы понять, что твой номер - не второй и даже не третий... Ничтожество. Вечный запасной...
   Кавински снова кивнул, и на этот раз его поддержал наш психолог Слава.
   - А они приходят! - надрывно продолжала Яна. - Золотые мальчики и девочки! Талант на таланте!!! Сплошные Моцарты кругом! Ты вкалываешь, как рабыня, и они обходят тебя за каких-то полгода! Я ведь так радовалась за Ленку, когда ей дали кандидата в мастера! И знаете, что она сказала? "Какая я крутая, Янка!" А ведь я страховала ее в первых полетах! Сопли утирала! Виктор Петрович, скажите - не так?
   Петрович не ответил.
   - А Юрка? Ас воздушного боя! Тактик! А позавчера на море как пузыри пускал!
   - Верю, - буркнул я. - Доказала.
   - Чушь какая-то, - проговорил Гарковен.
   - А знаешь, Генрих, - Кавински почти весело подмигнул ему, - может, все-таки стоило перепилить тебе рулевую тягу, когда ты уделал меня на Кубке в пятьдесят шестом?
   Глаза Гарковена полезли на лоб.
   - А ты что... собирался?
   Кавински ухмыльнулся.
   - Знаешь, была мыслишка.
   - Господи, - Гарковен вытащил сигару. - Пресвятая Дева, куда я попал?
   - Думаю, понадобится психиатрическое освидетельствование, - шепнул один полицейский другому.
   29-31 мая 2001