Про коммунизм – вообще даже думать не хочется. Император читал и Маркса, кстати, с большим интересом. И бред Ленина, их покойного вожака.
Кухарка может привлекаться к управлению государством – видано ли? Он, Император Всероссийский, учился с шести лет, осваивая школьную программу, потом одновременно университетскую и программу Академии Генерального штаба. Потом в армии служил, в военно-воздушных силах, дослужился до командира экипажа стратегического бомбардировщика. И то знаний не хватает, приходится постоянно учиться то одному, то другому, выкраивать, по меньшей мере, час в день для чтения научной литературы. Больше миллиарда подданных, а отец учил: император в ответе за каждого подданного перед совестью и перед Богом!
Кроме того, если кухарка будет привлекаться к управлению государством – то кто же куховарить, простите, будет?
Его сын, цесаревич Николай, – учится еще плотнее, сейчас требования другие, надо компьютер осваивать. Сам, вопреки отцовской воле, выбрал место службы – не в придворном полку, не в лейб-гвардии – в разведроте десанта! Хотя и остолоп еще тот – но в армии его уважают и любят. Лейб-гвардия, десантные и казачьи части за ним и в ад пойдут. Вот так завоевывается уважение – не притворное, а настоящее, всегда важное для Государя. А мудрость государственная и терпение, чего так недоставало цесаревичу, – они с годами, с опытом приходят[8]…
И кухарка. У плиты стоящая. Как она может управлять Империей без малейшей капли знаний? Ведь даже чтобы управлять автомобилем, нужно учиться и сдать на права – а государство неизмеримо сложнее…
Или кто-то хочет, как в САСШ? Каждые четыре года выборы, как выборы – так какой-нибудь непристойный скандал. И хорошо, если единственный. А денег каких это стоит? Государь неоднократно встречался с президентом САСШ Фолсомом и поразился его наглости, пустоте, лживости, бестолковости и ограниченности, незнанию реальной обстановки, постоянным срывам на пустословие, попыткам угрожать. Чуть что – он обращался к советникам или они сами начинали говорить за него, даже подчас перебивали. Неудивительно – если выбрали актера синематографа управлять государством, чего же еще ждать, кроме дешевого спектакля? Как вообще можно ждать ответственности за судьбу отечества от человека, избранного на четыре года? От человека, не служившего в армии, не имеющего должного образования? Если государством управляет кагал советников – зачем тогда вообще нужен президент???
Или этот новый претендент на высочайшее кресло в САСШ – как его там… Холбрук. В армии не служил, наркотики курил, в своем штате разврат устроил – волосы вянут… И это – глава государства? Нет уж, спаси Бог, такой не преумножит – и собранное-то промотает…
А эти ленинские, большевистские призывы к поражению государства в войне? Кто-то воюет, кровь проливает, а кто-то – к поражению призывает… Что это, как не предательство? За то и убили его, нашлись патриоты, не выдержавшие…
И все-таки – идеи загранотделом предложены здравые. Урок истории – Император Николай Второй не уважал разведку и спецслужбы, не прислушивался к ним, и вот итог – едва страну не потерял! Отец, великий Император Александр Четвертый[9], передал ему в руки величайшую Империю в истории человечества – и его долг перед народом ее сохранить. А Господь даст – и приумножить…
Здравые, здравые идеи… И с Британией надо что-то делать…
Государь начертал несколько слов на докладе начальника заграничного отдела, заверил высочайшей подписью, потянулся к телефону…
– Графа Кочубея пригласите. Аудиенция через час…
Ударный авианосец «Цесаревич Николай»
Десантный корабль «Адмирал Колчак»
Десантный корабль «Адмирал Колчак»
Царское Село
Кухарка может привлекаться к управлению государством – видано ли? Он, Император Всероссийский, учился с шести лет, осваивая школьную программу, потом одновременно университетскую и программу Академии Генерального штаба. Потом в армии служил, в военно-воздушных силах, дослужился до командира экипажа стратегического бомбардировщика. И то знаний не хватает, приходится постоянно учиться то одному, то другому, выкраивать, по меньшей мере, час в день для чтения научной литературы. Больше миллиарда подданных, а отец учил: император в ответе за каждого подданного перед совестью и перед Богом!
Кроме того, если кухарка будет привлекаться к управлению государством – то кто же куховарить, простите, будет?
Его сын, цесаревич Николай, – учится еще плотнее, сейчас требования другие, надо компьютер осваивать. Сам, вопреки отцовской воле, выбрал место службы – не в придворном полку, не в лейб-гвардии – в разведроте десанта! Хотя и остолоп еще тот – но в армии его уважают и любят. Лейб-гвардия, десантные и казачьи части за ним и в ад пойдут. Вот так завоевывается уважение – не притворное, а настоящее, всегда важное для Государя. А мудрость государственная и терпение, чего так недоставало цесаревичу, – они с годами, с опытом приходят[8]…
И кухарка. У плиты стоящая. Как она может управлять Империей без малейшей капли знаний? Ведь даже чтобы управлять автомобилем, нужно учиться и сдать на права – а государство неизмеримо сложнее…
Или кто-то хочет, как в САСШ? Каждые четыре года выборы, как выборы – так какой-нибудь непристойный скандал. И хорошо, если единственный. А денег каких это стоит? Государь неоднократно встречался с президентом САСШ Фолсомом и поразился его наглости, пустоте, лживости, бестолковости и ограниченности, незнанию реальной обстановки, постоянным срывам на пустословие, попыткам угрожать. Чуть что – он обращался к советникам или они сами начинали говорить за него, даже подчас перебивали. Неудивительно – если выбрали актера синематографа управлять государством, чего же еще ждать, кроме дешевого спектакля? Как вообще можно ждать ответственности за судьбу отечества от человека, избранного на четыре года? От человека, не служившего в армии, не имеющего должного образования? Если государством управляет кагал советников – зачем тогда вообще нужен президент???
Или этот новый претендент на высочайшее кресло в САСШ – как его там… Холбрук. В армии не служил, наркотики курил, в своем штате разврат устроил – волосы вянут… И это – глава государства? Нет уж, спаси Бог, такой не преумножит – и собранное-то промотает…
А эти ленинские, большевистские призывы к поражению государства в войне? Кто-то воюет, кровь проливает, а кто-то – к поражению призывает… Что это, как не предательство? За то и убили его, нашлись патриоты, не выдержавшие…
И все-таки – идеи загранотделом предложены здравые. Урок истории – Император Николай Второй не уважал разведку и спецслужбы, не прислушивался к ним, и вот итог – едва страну не потерял! Отец, великий Император Александр Четвертый[9], передал ему в руки величайшую Империю в истории человечества – и его долг перед народом ее сохранить. А Господь даст – и приумножить…
Здравые, здравые идеи… И с Британией надо что-то делать…
Государь начертал несколько слов на докладе начальника заграничного отдела, заверил высочайшей подписью, потянулся к телефону…
– Графа Кочубея пригласите. Аудиенция через час…
Ударный авианосец «Цесаревич Николай»
20 мая 1992 года
Перед тем как лететь, я позвонил одному своему однокашнику по нахимовскому, узнал – Средиземноморская эскадра готовится к плановым учениям совместно с Кайзермарине в районе Африканского Рога. Но оставался один вопрос – а зачем тогда здесь «Александр Колчак». На обычные учения он не выходит – на нем базируются даже не морская пехота – отряды специального назначения! Разведка, подводные диверсанты… Тем более в составе такой мощной эскадры – едва ли не треть Черноморского флота здесь…
– Лейтенант Воронцов? – Чей-то голос отвлек меня от размышлений о бренном, вернул в реальный мир.
– Честь имею!
– Адмирал Нетесов[10] желает вас видеть… Извольте следовать за мной! Вещи можете пока оставить здесь…
Оставив вещи в вертолете, я пошел за старшим лейтенантом, адъютантом адмирала. Кажется, я его раньше уже где-то видел…
Контр-адмирал Нетесов Константин Павлович – высокий, худой, с аккуратно приглаженными усиками и пробивающейся на висках сединой, в свое время служил под началом моего дедушки, часто бывал у нас и в Севастополе, и в Санкт-Петербурге. Тем не менее ждать каких-либо послаблений по службе от него не приходилось. Вот и сейчас – я молча стоял по стойке «смирно» под изучающим взглядом контр-адмирала уже пару минут…
– Хорош, хорош… – наконец пророкотал адмирал густым басом, который несколько не сочетался с его внешностью, – хорош азард[11]. Наслышаны о ваших похождениях, наслышаны…
Наученный общением с дедушкой и с преподавателями в училище, я молча стоял под начальственным взглядом. Если командир что-то говорит – это не факт, что он обращается к тебе и ждет ответа…
– Как служить намерены?
– Так, чтобы не позорить честь рода Воронцовых и русского флота, господин контр-адмирал! – резко, даже излишне резко ответил я, спектакль этот меня уже начал раздражать…
– Достойно, достойно… Случайно, Николай Воронцов[12] не ваш родственник? – как бы невзначай осведомился адмирал Нетесов, хотя ответ на этот вопрос прекрасно знал…
– Это мой прадедушка, господин контр-адмирал!
– Тогда служите так, чтобы быть достойным его памяти, молодой человек! – резко закончил адмирал и вдруг… улыбнулся
Несколько отлегло и у меня…
– Где именно желаете служить?[13]
– На «Александре Колчаке», господин контр-адмирал! Я бывал на нем и не раз!
– Специальность?
– Разведка!
– Вообще-то ваш grandpapa изволили телеграфировать насчет вас из столицы… – задумчиво произнес адмирал, потерев рукой чисто, до синевы выбритый подбородок, – и дали мне недвусмысленный намек надолго назначить вас в наряд по кухне… Но… в конце концов… и мы когда-то были молодыми… Желаете на «Александр Колчак» – извольте…
Адмирал прошелся по кабинету, зачем-то остановился перед глобусом, стоящим в углу на малахитовой подставке…
– В распоряжение капитана первого ранга Никонова!
– Есть, господин контр-адмирал! – отчеканил я.
В дверь негромко постучали; не дожидаясь ответа адмирала, в каюту зашел адъютант, остановился у самого порога…
– Господин контр-адмирал… Командор, граф Теодор фон Белов с «Маркграфа Гессенского» испрашивают разрешения отдать визит…
– Телеграфируйте. Контр-адмирал Нетесов будет рад принять графа фон Белова на борту «Цесаревича»…
– Лейтенант Воронцов? – Чей-то голос отвлек меня от размышлений о бренном, вернул в реальный мир.
– Честь имею!
– Адмирал Нетесов[10] желает вас видеть… Извольте следовать за мной! Вещи можете пока оставить здесь…
Оставив вещи в вертолете, я пошел за старшим лейтенантом, адъютантом адмирала. Кажется, я его раньше уже где-то видел…
Контр-адмирал Нетесов Константин Павлович – высокий, худой, с аккуратно приглаженными усиками и пробивающейся на висках сединой, в свое время служил под началом моего дедушки, часто бывал у нас и в Севастополе, и в Санкт-Петербурге. Тем не менее ждать каких-либо послаблений по службе от него не приходилось. Вот и сейчас – я молча стоял по стойке «смирно» под изучающим взглядом контр-адмирала уже пару минут…
– Хорош, хорош… – наконец пророкотал адмирал густым басом, который несколько не сочетался с его внешностью, – хорош азард[11]. Наслышаны о ваших похождениях, наслышаны…
Наученный общением с дедушкой и с преподавателями в училище, я молча стоял под начальственным взглядом. Если командир что-то говорит – это не факт, что он обращается к тебе и ждет ответа…
– Как служить намерены?
– Так, чтобы не позорить честь рода Воронцовых и русского флота, господин контр-адмирал! – резко, даже излишне резко ответил я, спектакль этот меня уже начал раздражать…
– Достойно, достойно… Случайно, Николай Воронцов[12] не ваш родственник? – как бы невзначай осведомился адмирал Нетесов, хотя ответ на этот вопрос прекрасно знал…
– Это мой прадедушка, господин контр-адмирал!
– Тогда служите так, чтобы быть достойным его памяти, молодой человек! – резко закончил адмирал и вдруг… улыбнулся
Несколько отлегло и у меня…
– Где именно желаете служить?[13]
– На «Александре Колчаке», господин контр-адмирал! Я бывал на нем и не раз!
– Специальность?
– Разведка!
– Вообще-то ваш grandpapa изволили телеграфировать насчет вас из столицы… – задумчиво произнес адмирал, потерев рукой чисто, до синевы выбритый подбородок, – и дали мне недвусмысленный намек надолго назначить вас в наряд по кухне… Но… в конце концов… и мы когда-то были молодыми… Желаете на «Александр Колчак» – извольте…
Адмирал прошелся по кабинету, зачем-то остановился перед глобусом, стоящим в углу на малахитовой подставке…
– В распоряжение капитана первого ранга Никонова!
– Есть, господин контр-адмирал! – отчеканил я.
В дверь негромко постучали; не дожидаясь ответа адмирала, в каюту зашел адъютант, остановился у самого порога…
– Господин контр-адмирал… Командор, граф Теодор фон Белов с «Маркграфа Гессенского» испрашивают разрешения отдать визит…
– Телеграфируйте. Контр-адмирал Нетесов будет рад принять графа фон Белова на борту «Цесаревича»…
Десантный корабль «Адмирал Колчак»
20 мая 1992 года
… – Автомат для подразделений особого назначения «АСМ» «Морской Лев», производится с 1990 года на Тульском Императорском оружейном заводе. Предназначен для ведения огня как в воздушной среде штатными боеприпасами, так и в водной специальными патронами-стрелами. Совместим с штатным подствольным гранатометом, штык-ножом, любыми видами прицелов. Дальность эффективного огня в воздухе до пятисот метров, в водной среде…
– Достаточно, достаточно… – штабс-капитан по адмиралтейству[14] Изварин махнул рукой, – я знаю, что в Санкт-Петербургском нахимовском теорию дают хорошо. А стреляете вы так же хорошо, лейтенант?
– Разрешите, господин штабс-капитан?
– Действуйте…
Тир для пристрелки оружия и стрелковых упражнений на «Адмирале Колчаке» был небольшой – всего двадцать пять метров и всего шесть кабинок для стрельбы. Я занял крайнюю, включил подсветку, выставил мишень, естественно на самую максимальную дальность. Да и какая тут максимальная дальность – камнем докинешь…
Примерился к автомату – конечно, не свой, заказной и лично пристрелянный[15] казачий «АК» – незнакомый автомат с незнакомым балансом. Цевье, например, вынесено совсем далеко и магазин тоже – без тренировки с завязанными глазами не сменишь. Но для такой дальности – пустяк…
Прицелившись в черную точку по центру мишени, я задержал дыхание и аккуратно дожал спуск. Автомат выплюнул короткую очередь, отдача показалась мне немного резче, чем в «калашникове» – но все три пули пришли туда, куда я и ожидал – не вышли за пределы «восьмерки»…
– Талант есть…
– Разрешите, господин штабс-капитан…
– Извольте, лейтенант…
Я достал из сумки, которую бросил на входе в тир, свой «АК», пристегнул магазин. Огляделся, поднял валявшуюся в углу небольшую жестянку, кажется из-под оружейной смазки …
– Разрешите? – указал на дверь.
…
Вместе со штабс-капитаном вышли на палубу, залитую ярчайшим солнцем, неспешно отошли на самый край от стоящих в ряд на палубе вертолетов…
– Без команды, господин штабс-капитан, – я протянул своему непосредственному командиру жестянку, – бросьте…
– Без команды? – усомнился Изварин. – А попадете, лейтенант?
– С первого выстрела. Шампанского. Дюжина. В офицерском клубе. После похода.
– Принял! – Глаза штабс-капитана Изварина загорелись азартным огнем, он взял жестянку, отошел шагов на пятнадцать. – Готовы?
Я вскинул к плечу автомат, застыл в стойке, примерно напоминающей стойку, которую принимают при стрельбе по тарелочкам…
– Готов!
Штабс-капитан Изварин бросил на двенадцатой секунде – помариновал изрядно, – причем бросил не вверх, а скорее вперед, что делало выстрел еще сложнее. У края палубы уже столпился технический персонал, люди из палубных команд, понаблюдать за бесплатным представлением – но я не обращал на них внимания, я вел стволом автомата за еле видной блесткой проклятой жестянки…
Самое главное при такой стрельбе – уловить то самое, почти неуловимое мгновение, когда предмет начинает падать. Перед этим он на долю секунды как бы замирает в воздухе – и вот тут надо стрелять. Если стрелять по летящей банке – неважно, вверх она летит или уже вниз, – попасть можно, только если соблаговолит фортуна…
Уловив момент, когда жестянка – размером она казалась не больше мухи – солнечным зайчиком застыла на мгновение над спокойной водной гладью, я нажал спуск. Автомат привычно дернулся – и зайчик метнулся словно бы в небеса, подстегнутый пулей.
Попал…
– А-а-ставить! – донеслось сзади, бас говорившего своей тональностью и мощью походил на низкий корабельный гудок
Я обернулся – позади, рядом со штабс-капитаном, стоял дородный бородатый офицер в форме капитана первого ранга. На меня он не обращал ни малейшего внимания…
– Штабс-капитан Изварин, что это за стрелковые экзерциции на палубе?! Где порядок?! Извольте объясниться!
– Пополнение принимаем, господин капитан!
– Пополнение… А тира и спортзала для этого уже недостаточно?
– Никак нет, господин капитан!
– Эх, Изварин… – вдруг сменил тон капитан, – не дослужиться тебе до черных орлов[16] вместе с твоими супостатами… Попал хоть?
– Попал, господин капитан! Я… На дюжину шампанского….
– Куда его планируешь?
– В первый экипаж[17], там недокомплект сейчас…
– В первый? Там же севастопольские все[18].
– Ну, вот и проявит господин лейтенант свою силу воли, как только что проявил свои способности к стрельбе… – недобро усмехнулся штабс-капитан…
– Вам служить… Гильзы подберите только…[19]
– Достаточно, достаточно… – штабс-капитан по адмиралтейству[14] Изварин махнул рукой, – я знаю, что в Санкт-Петербургском нахимовском теорию дают хорошо. А стреляете вы так же хорошо, лейтенант?
– Разрешите, господин штабс-капитан?
– Действуйте…
Тир для пристрелки оружия и стрелковых упражнений на «Адмирале Колчаке» был небольшой – всего двадцать пять метров и всего шесть кабинок для стрельбы. Я занял крайнюю, включил подсветку, выставил мишень, естественно на самую максимальную дальность. Да и какая тут максимальная дальность – камнем докинешь…
Примерился к автомату – конечно, не свой, заказной и лично пристрелянный[15] казачий «АК» – незнакомый автомат с незнакомым балансом. Цевье, например, вынесено совсем далеко и магазин тоже – без тренировки с завязанными глазами не сменишь. Но для такой дальности – пустяк…
Прицелившись в черную точку по центру мишени, я задержал дыхание и аккуратно дожал спуск. Автомат выплюнул короткую очередь, отдача показалась мне немного резче, чем в «калашникове» – но все три пули пришли туда, куда я и ожидал – не вышли за пределы «восьмерки»…
– Талант есть…
– Разрешите, господин штабс-капитан…
– Извольте, лейтенант…
Я достал из сумки, которую бросил на входе в тир, свой «АК», пристегнул магазин. Огляделся, поднял валявшуюся в углу небольшую жестянку, кажется из-под оружейной смазки …
– Разрешите? – указал на дверь.
…
Вместе со штабс-капитаном вышли на палубу, залитую ярчайшим солнцем, неспешно отошли на самый край от стоящих в ряд на палубе вертолетов…
– Без команды, господин штабс-капитан, – я протянул своему непосредственному командиру жестянку, – бросьте…
– Без команды? – усомнился Изварин. – А попадете, лейтенант?
– С первого выстрела. Шампанского. Дюжина. В офицерском клубе. После похода.
– Принял! – Глаза штабс-капитана Изварина загорелись азартным огнем, он взял жестянку, отошел шагов на пятнадцать. – Готовы?
Я вскинул к плечу автомат, застыл в стойке, примерно напоминающей стойку, которую принимают при стрельбе по тарелочкам…
– Готов!
Штабс-капитан Изварин бросил на двенадцатой секунде – помариновал изрядно, – причем бросил не вверх, а скорее вперед, что делало выстрел еще сложнее. У края палубы уже столпился технический персонал, люди из палубных команд, понаблюдать за бесплатным представлением – но я не обращал на них внимания, я вел стволом автомата за еле видной блесткой проклятой жестянки…
Самое главное при такой стрельбе – уловить то самое, почти неуловимое мгновение, когда предмет начинает падать. Перед этим он на долю секунды как бы замирает в воздухе – и вот тут надо стрелять. Если стрелять по летящей банке – неважно, вверх она летит или уже вниз, – попасть можно, только если соблаговолит фортуна…
Уловив момент, когда жестянка – размером она казалась не больше мухи – солнечным зайчиком застыла на мгновение над спокойной водной гладью, я нажал спуск. Автомат привычно дернулся – и зайчик метнулся словно бы в небеса, подстегнутый пулей.
Попал…
– А-а-ставить! – донеслось сзади, бас говорившего своей тональностью и мощью походил на низкий корабельный гудок
Я обернулся – позади, рядом со штабс-капитаном, стоял дородный бородатый офицер в форме капитана первого ранга. На меня он не обращал ни малейшего внимания…
– Штабс-капитан Изварин, что это за стрелковые экзерциции на палубе?! Где порядок?! Извольте объясниться!
– Пополнение принимаем, господин капитан!
– Пополнение… А тира и спортзала для этого уже недостаточно?
– Никак нет, господин капитан!
– Эх, Изварин… – вдруг сменил тон капитан, – не дослужиться тебе до черных орлов[16] вместе с твоими супостатами… Попал хоть?
– Попал, господин капитан! Я… На дюжину шампанского….
– Куда его планируешь?
– В первый экипаж[17], там недокомплект сейчас…
– В первый? Там же севастопольские все[18].
– Ну, вот и проявит господин лейтенант свою силу воли, как только что проявил свои способности к стрельбе… – недобро усмехнулся штабс-капитан…
– Вам служить… Гильзы подберите только…[19]
Десантный корабль «Адмирал Колчак»
Вечер 20 мая 1992 года
Поскольку «Адмирал Колчак» из авианосца был переоборудован в десантный корабль, условия существования матросов и младшего офицерского состава были на нем… не особо хорошими. Тем более что сейчас на корабле располагалось значительно больше личного состава, чем было предусмотрено проектом. И если на новейшем «Цесаревиче Николае» младшие офицеры жили в каютах по два человека, то на «Александре Колчаке» на той же самой площади стояли две «двухэтажные» койки – как в нахимовском. Ну да ладно, мне не привыкать…
Из моего нового экипажа пока никого на месте не было. Поэтому я спокойно зашел в каюту, разместил в свободной тумбочке свои вещи, повесил на место автомат[20] и стал ждать своих новых сослуживцев. Учитывая, что на Черноморском флоте служили в основном бывшие гардемарины Севастопольского нахимовского училища, ничего хорошего от вечерней встречи мне ждать не приходилось…
Новые мои сослуживцы появились через полтора часа. Услышав шум в коридоре, я подобрался – и почти сразу же дверь распахнулась. Высокий чернявый здоровяк в форме, как и у меня – с лейтенантскими погонами, изумленно застыл в дверях, загородив остальным проход…
– Никак господин Воронцов собственной персоной… – не предвещавшим ничего хорошего тоном начал он.
– Он самый, господин Халеми, прошу любить и жаловать… – Я одним неуловимым, отточенным годами тренировок в учебке движением соскочил с верхней койки, издевательски поклонился…
Самое худшее, что может быть. Али Мехмет Халеми, уроженец Константинополя, учился он на том же потоке, «что и я» – только я во второй роте, он – в четвертой. Хулиган и заводила, если от кого и можно было ждать неприятностей – так это от него. Мою историю с переводом он, безусловно, помнил. И, несмотря на то что ему, как и мне, стукнуло уже двадцать семь… честь родного училища он попытается отстоять…
Али сделал шаг вперед и в сторону, пропуская еще двоих орлов, учившихся, видимо, там же, но на курс или два младше – их я не помнил…
– Какими ветрами вас занесло на наш флот со столичных высей… – Али сделал еще один шаг вперед. От моего внимания это не укрылось, и я покрепче схватился за дужку кровати – в ночных разборках в учебке я активно участвовал и все приемы еще помнил. Али мгновенно просек ситуацию и понимающе улыбнулся…
– Попутным, Али, попутным… – миролюбиво сказал я, – если хочешь устроить собеседование по вопросам чести, изволь. Но – когда вернемся из похода…
– Так, значит, ты и есть тот самый восьмой, кто устроил цирк-шапито на палубе, как в ковбойском синематографе?
– Я и есть ваш восьмой номер[21]. Имеешь что-то против?
Смуглое лицо Али искривилось в улыбке, блеснули белоснежные зубы…
– А ты знаешь – ничего. Восьмой – так восьмой…
Из моего нового экипажа пока никого на месте не было. Поэтому я спокойно зашел в каюту, разместил в свободной тумбочке свои вещи, повесил на место автомат[20] и стал ждать своих новых сослуживцев. Учитывая, что на Черноморском флоте служили в основном бывшие гардемарины Севастопольского нахимовского училища, ничего хорошего от вечерней встречи мне ждать не приходилось…
Новые мои сослуживцы появились через полтора часа. Услышав шум в коридоре, я подобрался – и почти сразу же дверь распахнулась. Высокий чернявый здоровяк в форме, как и у меня – с лейтенантскими погонами, изумленно застыл в дверях, загородив остальным проход…
– Никак господин Воронцов собственной персоной… – не предвещавшим ничего хорошего тоном начал он.
– Он самый, господин Халеми, прошу любить и жаловать… – Я одним неуловимым, отточенным годами тренировок в учебке движением соскочил с верхней койки, издевательски поклонился…
Самое худшее, что может быть. Али Мехмет Халеми, уроженец Константинополя, учился он на том же потоке, «что и я» – только я во второй роте, он – в четвертой. Хулиган и заводила, если от кого и можно было ждать неприятностей – так это от него. Мою историю с переводом он, безусловно, помнил. И, несмотря на то что ему, как и мне, стукнуло уже двадцать семь… честь родного училища он попытается отстоять…
Али сделал шаг вперед и в сторону, пропуская еще двоих орлов, учившихся, видимо, там же, но на курс или два младше – их я не помнил…
– Какими ветрами вас занесло на наш флот со столичных высей… – Али сделал еще один шаг вперед. От моего внимания это не укрылось, и я покрепче схватился за дужку кровати – в ночных разборках в учебке я активно участвовал и все приемы еще помнил. Али мгновенно просек ситуацию и понимающе улыбнулся…
– Попутным, Али, попутным… – миролюбиво сказал я, – если хочешь устроить собеседование по вопросам чести, изволь. Но – когда вернемся из похода…
– Так, значит, ты и есть тот самый восьмой, кто устроил цирк-шапито на палубе, как в ковбойском синематографе?
– Я и есть ваш восьмой номер[21]. Имеешь что-то против?
Смуглое лицо Али искривилось в улыбке, блеснули белоснежные зубы…
– А ты знаешь – ничего. Восьмой – так восьмой…
Царское Село
20 мая 1992 года
Граф Павел Владимирович Кочубей, премьер-министр Российской империи вот уже пять последних лет, слегка опоздал на аудиенцию к Государю – не рассчитал с дорожными пробками, сущим питерским проклятьем. Звонок застал его на Певческом мосту, в Министерстве иностранных дел, и пока его автомобиль пробивался через заторы старых улиц – времени прошло много…
Не дожидаясь, пока охрана выпустит его из машины, граф Кочубей сам изо всей силы толкнул массивную дверь бронированного «Хорьха», подхватил под мышку папку, почти бегом начал подниматься вверх по ступенькам…
В Александровском дворце было, как и всегда, тихо, почти безлюдно, даже торжественно – и в то же время уютно. Пахло духами «Русская кожа», специально для русского двора производимыми в Нормандии[22]. Адъютант Государя ждал премьера у подножия лестницы – как всегда серьезный, безмолвный и сосредоточенный. Не говоря ни слова, он повел графа через анфиладу комнат второго этажа. Прикинув маршрут, которым они шли, Кочубей догадался, что Государь примет его в своей любимой охотничьей комнате…
Государь стоял у окна, в своей любимой форме казачьей стражи – простой и удобной, без единого знака отличия. Заслышав шаги, он обернулся…
– Ваше Величество… – поклонился граф, как это было предписано этикетом. Государь махнул рукой.
– Будет, Павел Владимирович, будет… Скоро двадцать первый век, не стоит обращать внимание на церемонии. Тем более вам…
– Церемония – повивальная бабка могущества… – проговорил премьер.
– Могущества нам не занимать, божьей милостью и трудами нашими. Присядем?
Премьер обратил внимание, что на столике в углу кабинета их ожидал чай – любимый чай премьера, грузинский, крепкий, черный как деготь. Государь обладал превосходной памятью и помнил привычки и маленькие слабости своих приближенных, равно как и многое другое…
– Павел Владимирович… Вы читали доклад заграничного отдела, копия его должна была быть доставлена вам вчера фельдъегерем. Я хотел бы знать ваше мнение…
Кочубей задумался, отхлебнул ароматную, обжигающую, горчащую жидкость из фарфоровой чашки, тщательно продумывая ответ. Доклад он считал скандальным, предложенные меры – несвоевременными…
– Ваше Величество… Доклад я прочитал. Господин Путилов… немного сгущает краски… Вероятно, он… только входит в курс дел… поэтому и предлагает такие … опасные решения… Я считаю, что выводы в докладе чересчур … поспешны. Мы не должны поддаваться на провокации.
Государь поставил недопитую чашку чая на столик, в упор взглянул на премьера.
– Давайте разберемся по существу. Приведенные в докладе цифры террористических актов и погибших в них людей – они соответствуют действительности?
– Вообще-то соответствуют… Но нужно принимать во внимание то, что если взять в пример происходящее в Африке… или ситуацию с мусульманами в северных районах Индии[23] – мы можем сказать, что на Ближнем Востоке ситуация не катастрофическая…
– И я хочу принять необходимые меры к тому, чтобы она не стала катастрофической, Павел Владимирович! – перебил его Государь. – Я прекрасно знаю ситуацию и в британских и в германских владениях. Но для меня гибель даже одного моего подданного от рук террористов – недопустима. То, что происходит на Ближнем Востоке, ставит под сомнение нашу способность управлять этими землями и вести их к процветанию. Мы не можем проявить слабость, Павел Владимирович, и не можем, не имеем права потерять то, что приобретено свершениями поколений наших предков. Поэтому сегодня я высочайшим указом утвердил программу чрезвычайных мер, предложенную заграничным отделом.
Премьер чуть заметно вздрогнул – на такое быстрое и жесткое решение он не рассчитывал.
– Но что скажут британцы и САСШ? Не воспримут ли они это как агрессию против их суверенных прав?
– Происходящее уже является агрессией против суверенных прав – наших, российских, суверенных прав. Российская империя не содержит бандитов и террористов, не продает им оружие, не натравливает их на соседние государства, не претендует ни на чьи земли. Мы вправе ожидать такого к себе отношения и со стороны других держав. Не забывайте, что положения Берлинского договора[24] по сеттльментам[25] истекают через восемь лет, продление их мы вполне можем поставить под вопрос. Вы помните заслуги Петра Аркадьевича на вашем посту перед государством Российским? – внезапно сменил тему Государь.
Не дожидаясь, пока охрана выпустит его из машины, граф Кочубей сам изо всей силы толкнул массивную дверь бронированного «Хорьха», подхватил под мышку папку, почти бегом начал подниматься вверх по ступенькам…
В Александровском дворце было, как и всегда, тихо, почти безлюдно, даже торжественно – и в то же время уютно. Пахло духами «Русская кожа», специально для русского двора производимыми в Нормандии[22]. Адъютант Государя ждал премьера у подножия лестницы – как всегда серьезный, безмолвный и сосредоточенный. Не говоря ни слова, он повел графа через анфиладу комнат второго этажа. Прикинув маршрут, которым они шли, Кочубей догадался, что Государь примет его в своей любимой охотничьей комнате…
Государь стоял у окна, в своей любимой форме казачьей стражи – простой и удобной, без единого знака отличия. Заслышав шаги, он обернулся…
– Ваше Величество… – поклонился граф, как это было предписано этикетом. Государь махнул рукой.
– Будет, Павел Владимирович, будет… Скоро двадцать первый век, не стоит обращать внимание на церемонии. Тем более вам…
– Церемония – повивальная бабка могущества… – проговорил премьер.
– Могущества нам не занимать, божьей милостью и трудами нашими. Присядем?
Премьер обратил внимание, что на столике в углу кабинета их ожидал чай – любимый чай премьера, грузинский, крепкий, черный как деготь. Государь обладал превосходной памятью и помнил привычки и маленькие слабости своих приближенных, равно как и многое другое…
– Павел Владимирович… Вы читали доклад заграничного отдела, копия его должна была быть доставлена вам вчера фельдъегерем. Я хотел бы знать ваше мнение…
Кочубей задумался, отхлебнул ароматную, обжигающую, горчащую жидкость из фарфоровой чашки, тщательно продумывая ответ. Доклад он считал скандальным, предложенные меры – несвоевременными…
– Ваше Величество… Доклад я прочитал. Господин Путилов… немного сгущает краски… Вероятно, он… только входит в курс дел… поэтому и предлагает такие … опасные решения… Я считаю, что выводы в докладе чересчур … поспешны. Мы не должны поддаваться на провокации.
Государь поставил недопитую чашку чая на столик, в упор взглянул на премьера.
– Давайте разберемся по существу. Приведенные в докладе цифры террористических актов и погибших в них людей – они соответствуют действительности?
– Вообще-то соответствуют… Но нужно принимать во внимание то, что если взять в пример происходящее в Африке… или ситуацию с мусульманами в северных районах Индии[23] – мы можем сказать, что на Ближнем Востоке ситуация не катастрофическая…
– И я хочу принять необходимые меры к тому, чтобы она не стала катастрофической, Павел Владимирович! – перебил его Государь. – Я прекрасно знаю ситуацию и в британских и в германских владениях. Но для меня гибель даже одного моего подданного от рук террористов – недопустима. То, что происходит на Ближнем Востоке, ставит под сомнение нашу способность управлять этими землями и вести их к процветанию. Мы не можем проявить слабость, Павел Владимирович, и не можем, не имеем права потерять то, что приобретено свершениями поколений наших предков. Поэтому сегодня я высочайшим указом утвердил программу чрезвычайных мер, предложенную заграничным отделом.
Премьер чуть заметно вздрогнул – на такое быстрое и жесткое решение он не рассчитывал.
– Но что скажут британцы и САСШ? Не воспримут ли они это как агрессию против их суверенных прав?
– Происходящее уже является агрессией против суверенных прав – наших, российских, суверенных прав. Российская империя не содержит бандитов и террористов, не продает им оружие, не натравливает их на соседние государства, не претендует ни на чьи земли. Мы вправе ожидать такого к себе отношения и со стороны других держав. Не забывайте, что положения Берлинского договора[24] по сеттльментам[25] истекают через восемь лет, продление их мы вполне можем поставить под вопрос. Вы помните заслуги Петра Аркадьевича на вашем посту перед государством Российским? – внезапно сменил тему Государь.