Страница:
В самой Сербии тоже было неспокойно – славянские фашисты рвались к рулю, но и не только в Сербии. Экономические проблемы в сочетании с проблемой беженцев, в основном мусульман, по всей Европе приводили к резкому росту популярности крайне правых, откровенно фашистских партий. В Германии крайне правые на предыдущих выборах прошли в бундестаг – самое интересное, что среди новых германских нацистов оказалось немало натурализовавшихся турков, которые оказались более правыми, чем сами германцы, и жителей восточных земель. Благодаря их поддержке крайне правые получили аж девятнадцать процентов голосов, а в земельных парламентах – и того больше. Фашизм стоял на пороге.
Одним из козырей европейских крайне правых был агрессивный антиамериканизм, европоцентричность и отрицание англо-саксонского господства в мире.
Истинным отдохновением для Стэна Долана была родная Польша – США он не считал родной страной, хотя не раз громогласно заявлял об обратном, – где он провел целых два дня. В Польше, фактически получившей назад не только Крэсы Всходние, но и всю территорию Речи Посполитой, царил невиданный патриотический подъем. На улицах почти у всех к одежде были приколоты бело-красные флажки в цвет национального флага, на каждом углу собирали средства в поддержку армии, молодежь записывалась в добровольцы. В костелах каждые выходные проходила служба по невинно убиенным москальскими террористами польским жолнерам и молили Бога о ниспослании помощи польской армии. От ощущения единения страны, нации – которая теперь по территории фактически вошла в первую десятку, – на глаза наворачивались слезы.
Слезы наворачивались на глаза и от другого, что предпочитали пока не замечать. Дефицит бюджета Польши, некогда минимальный в Европе, – зашкалил за восемнадцать процентов и продолжал неуклонно расти. Обстановка на Украине неуклонно ухудшалась, москальские банды, пришедшие из Белоруссии, появились уже и на Западной Украине. Наконец, идущие к власти германские крайне правые не так давно подняли вопрос о геноциде немцев поляками после Второй мировой войны и заявили, что, придя к власти, они потребуют от Польши передать Германии все ее исконные территории, некогда отданные Польше по итогам Второй мировой войны.
И вот – Украина…
Украина для Стэна Долана была чем-то вроде Дикого Запада, территорией, которую надо окультурить – естественно, окатоличить и ополячить. Сделать это будет не так-то просто, особенно в условиях жесткого противодействия с многих сторон – но возможно, если действовать быстро и решительно. Если кому-то не нравится новая власть на Украине – пусть убирается, вот и все, граница с москалями рядом. Иногда его посещала мысль, что они тогда неправильно поступили, – не уничтожив разбитые с воздуха москальские и промоскальские банды, – а дали им возможность отойти в Россию, продвигаясь вперед ровно с такой скоростью, чтобы дать возможность выйти беженцам и всем, кто пожелает выйти. Теперь эти беженцы взялись за оружие…
Но что сделано, то сделано.
Расстраивало Долана переходное правительство. Во главе его поставили бывшего президента Ищенко, типичного проамериканиста, с супругой-американкой. Он всего-то должен был – замирить страну и подготовить почву к воссоединению с Польшей по результатам референдума. Но вместо этого – он начал заговаривать о каком-то особом украинском пути. Какой еще, к чертям, особый путь? Надо ему напомнить про особый путь – американской разведке были известны все банковские счета каждого члена временного правительства, вот пусть и не рыпаются. Их особый путь заключается в том, что они не строят государство – они его нагло и цинично грабят. Потому и не желают объединения с Польшей – больше грабить не дадут…
Но еще на Украине можно будет отдохнуть и телом, и душой… от того, что его гложет… не дает покоя…
Это произошло, когда Стэну было семь лет и он еще не мог постоять за себя. В том квартале была своя иерархия… и у отца просто не было времени, чтобы защитить его: с утра до вечера он был на работе. А мать… тихая, маленькая женщина – она просто не справилась бы с бандой чернокожих подростков-громил… да и отец бы не справился.
В тот день он проснулся утром… как обычно, съел завтрак, приготовленный ему матерью, – та сильно болела и работала на дому. Потом оделся, вышел из дома… в этом районе, неспокойном и криминальном, водители обычно возили детей в школу на машине и встречали из школы тоже на машине… но Стэн был вынужден идти до школы пешком целых четыре квартала. Четыре квартала каменных джунглей, где могло случиться всякое, где он был жертвой, а остальные – охотниками, где его могли ограбить и убить просто от нечего делать. Он хитрил, менял маршруты, шел дворами… обычно это помогало, но не сейчас…
– Эй, снежок! – раздалось за спиной.
Он втянул голову в плечи и продолжил свой путь, надеясь, что чернокожим громилам будет все равно, что им просто лень будет догонять его, и они останутся на месте, пустив вслед ему пару бранных слов. Но сегодня чернокожим громилам хотелось поразвлечься!
– Снежок, вали сюда!
Он услышал за спиной топот и побежал сам… зная, что догонят.
Догнали его за пиццерией, загнали во двор, где стоял давно сожженный остов машины и где остро воняло пищевыми отбросами – мусоровоз вывозил их раз в неделю. Он был один. Подростков было восемь.
Верховодил среди них Буба, и это было самое худшее. Он рос без отца – его поджарили на электрическом стуле, а старший брат его уже находился в коррекционном учреждении для несовершеннолетних. На свободе была только сестра, которая работала в супермаркете кассиром и прямо при нем приводила домой клиентов – такая у нее была подработка. Поэтому Буба, которому было одиннадцать, был весьма осведомленным в вопросах секса подростком.
– Эй, снежок, а что это у тебя тут?
Из его рук вырвали портфель, где были аккуратно сложены книги, тетради и несколько бутербродов, приготовленных матерью. Бутерброды чернокожие хулиганы разделили между собой и жадно съели, а книги один из них вывалил и хотел втоптать в грязь, но второй дал ему по скуле.
– Охренел, бро? Я их продам.
Потом все взоры хулиганов обратились на него.
– Эй, бро, у тебя была белая телка?
– Да, ты же знаешь. Я ей засадил так, что из горла вылезло.
– Да врешь ты все! Если ты кому и засаживал – так только своей бухой сеструхе!
– Не смей говорить про мою сестру!
– А что – и эта телка сойдет!
Перед лицом стоящего на коленях Стэна возник большой черный шланг.
– Ну что, снежок, давай, открывай рот…
Но он сжал челюсти так, что открыть их невозможно было и прессом… и тут ему прямо в лицо ударила мерзкая, вонючая струя. А остальные стояли вокруг и ржали…
Насиловать его негры не стали. Он сам не помнил, как дошел домой и что сказал матери – но в школу он не ходил три дня. Просто лежал и смотрел в потолок. Мать, всегда тихая и смирная, в пух и прах разругалась с отцом, она швырнула в него сковородкой и сказала, что если они не уедут отсюда, то она разведется и заберет сына, что для католички было вообще немыслимо.
А он за эти три дня кое-что понял. Понял, что все вокруг враги и что жалеть не стоит никого. Понял, что такое ненависть. И дал себе зарок – подкрепленный большим гвоздем, который он нашел и заточил, – что никогда не станет на колени.
Бубу убили в разборке наркомафии – он был на подхвате, и итальянцы, которые не любили негров и не давали им свободы, прошили его очередью из «узи». Стэн Долан – он тогда уже закончил школу – несколько ночей приходил на муниципальное кладбище, чтобы помочиться на могилу Бубы. Из остальных семи к настоящему моменту были живы только двое – один мотал пожизненное в Фолсоме, другой – разматывал тридцать лет. Надеяться на помилование им не стоило, какие бы адвокаты у них не были.
Но Стэн все равно это помнил.
И только совсем недавно, первый раз побывав на Украине, он испытал настоящее наслаждение. На Украине было много борделей: и с женщинами, и с детьми – и в одном из них он нашел ответ на свои мучения. Это был русский мальчишка, белобрысый, лет десяти – и люди, которые присматривали за порядком в борделе, связали его и поставили на колени, а Долан ходил вокруг него, осыпая самыми страшными проклятьями и оскорблениями, какие только мог придумать, а потом расстегнул ширинку и… помочился на лицо ребенка точно так же, как когда-то помочились на его лицо. С тех пор то, что с ним случилось, не являлось ему во снах, не мучало его.
Служители борделя, конечно, удивились – но ничего не сказали. В конце концов, время было оплачено и… мало ли у кого какие завихрения в голове.
Он расплатился. За все. И за свое унижение – и за унижение своей страны с Россией в лице русского мальчишки.
Сегодня – он расплатится еще раз…
Борисполь…
Самолет шел на посадку, под крылом мелькала голая, грязная, изуродованная гусеницами земля, дороги, ограждение летного поля из больших, наполненных землей мешков. Чуть в стороне от садящегося самолета плыл похожий на большую стрекозу боевой вертолет, отстреливающий тепловые ловушки. Огненные шары выпадали из его брюха и, горя, устремлялись к земле…
Красную дорожку не постелили, ублюдки, – возможно, из-за ветра, возможно, из-за чего еще. Почетного караула тоже не было – только американские «Хаммеры», окружившие самолет со всех сторон и направившие во все стороны света пулеметные стволы. Несколько машин – как обычно, использовались черные бронированные «Субурбаны» – ждали их около трапа, выстроившись полумесяцем. На некоторых были открыты люки, и в люках были пулеметчики с «ПК».
Трап подали советского образца – Долан едва не упал, сходя с него. Журналистов почти не было.
Навстречу заму госсекретаря шагнул высокий, тощий, как палка, руководитель гражданской администрации Поль Регнер. Дипломатичный франко-канадец с американским гражданством, здесь он отвечал за правильное распределение средств, выделяемых мировым сообществом на реконструкцию. Украины. Читай – их распилом, почти открытым разворовыванием, наделением жирными контрактами нужных фирм. Этому – присутствие партизан было очень даже кстати, потому что позволяло легко и быстро объяснять, почему на восстановление одной и той же школы деньги выделялись пять раз. Да потому, что партизаны, мать их так и этак, взорвали. Мы починили – они взорвали, мы починили – они взорвали. А почему сейчас тут руины, а не школа, хотя по документам она отремонтирована? Так опять взорвали проклятые, только вчера…
С Регнером у него отношения не складывались – исключительно потому, что Долан не был допущен, ему бросали, конечно, кусок – но это были крохи по сравнению с тем, что получали другие, в основном военные и сотрудники спецслужб. Регнер всегда точно знал – кому и сколько следует откатить.
– Как долетели, мистер Долан? – привычно улыбаясь, спросил Регнер
Ничего не отвечая, заместитель госсекретаря шагнул к еще одному встречающему. Генерал Франтишек Бала, командующий сектором «Центр» – тоже высокий, широкоплечий, не снимающий черных очков – возможно, в подражание Войцеху Ярузельскому. Это был генерал старой школы, начинал служить еще при русской оккупации – но это был поляк, и этим было все сказано. К тому же – генерал Франтишек Бала входил в группу очень влиятельных офицеров, которые в последнее время принимали основные решения в Польше даже в обход гражданских, избранных на выборах властей.
– Пан Долан…
– Пан генерал…
Они обменялись рукопожатиями. Потом, сопровождаемые злобным взглядом Регнера, прошли в стоящую второй в кортеже машину…
Чуть в стороне, в обложенном большими мешками с песком капонире раскручивал лопасти американский АН-64D Longbow apache…
За штурвалом «Апача», который перегнали сюда из Германии, был один из наиболее опытных офицеров-вертолетчиков американской армии полковник Джек Малли. Ему шел уже сорок восьмой год, и за время службы он успел поучаствовать в трех боевых кампаниях – в обоих Ираках и в миротворческой операции в Боснии. Учился он еще на старой «Кобре», но перед самой «Бурей в пустыне» их пересадили на «Апачи», новейшие по тем временам вертолеты. Более сложные, чем старенькие «Кобры» – но полковнику нравилась в них маневренность и скорость. И, конечно, мощное бортовое вооружение, то, без чего вертолету на поле боя не выжить и задачу не выполнить. Впрочем, вооружение было не его заботой, вооружением занимался специалист по вооружению, майор Сол Арно. Его задачей было просто доставить Сола к месту, где он выпалит свои штуки, желательно не попав при этом под огонь «стрел» и «игл».
Полковник был направлен сюда в качестве офицера-инструктора, тем более что он в свое время в составе специальной группы изучал русский «Ми-24» и мог его пилотировать, но летал и сам, потому что выхода другого не было. Американцев здесь было мало, всего десять боевых экипажей на всю Украину, а поляки не справлялись. Учитывая опасность поражения вертолетов из комплексов ПЗРК, командование миротворческих сил приняло решение использовать самолеты, действующие с баз в Польше и балтийских странах, почти недосягаемые для ПЗРК при соблюдении должных мер предосторожности – но полковник считал это большой ошибкой, почти капитуляцией перед партизанами. Самолет не может нормально поддерживать наземные силы, он не может вести патрулирование, тем более что во многих местах то и дело врубали самолетные глушилки-генераторы помех, и приходилось действовать «на глаз». Только вертолет с опытным пилотом может причинить партизанам реальный вред, только он может заставить их испытывать страх.
На счету полковника было уже восемь зенитчиков. Этот план он разработал сам: один вертолет, переделанный в беспилотную машину-транспортник идет как приманка, сознательно подставляясь под ПЗРК, еще один вертолет – его, полковника, вертолет, вертолет-охотник идет позади и на предельно малой, с соблюдением всех мер скрытности, и один беспилотник типа Predator контролирует «зону охоты». Как только стрелок ПЗРК проявит себя – беспилотник дает знать об этом и вертолету-приманке, и вертолету-охотнику. Вертолет-приманка резко ныряет вниз, отстреливая тепловые ловушки – а вертолет-охотник внезапно выходит на позицию и отстреливает пару десятков ракет «Гидра-70», добавляя на закуску и парочку «Хеллфайров» с термобарической головкой. «Апач» – очень тихая машина, кроме того, у него над винтом радар, и он может «сечь» ситуацию, сам вися над землей и выставив над укрытием только радар. При каких-то ситуациях вместо вертолета-охотника мог работать самолет-охотник, снабженный кассетными боеприпасами или бомбами типа JDAM – но тут сразу возникали проблемы. Кассетные бомбы были вообще запрещены, и швыряться ими следовало осторожно. Бомба JDAM могла сойти с ума от глушилки – а там, где работали ПЗРК, ее могли врубить в любой момент. Ну и наконец – разница в скорости реактивного истребителя-бомбардировщика и вертолета-приманки. Чтобы хоть как-то их уравнять, пилот самолета-охотника был вынужден кружить над сектором охоты на предельно малой, насилуя двигатель. Нет, вертолет-охотник типа «Апач» был в этой ситуации самым оптимальным решением.
Вообще полковник за то время, что он кувыркался здесь, зауважал русских, впервые ему попался достойный противник. Иракцы, например, так толком и не смогли наладить оборону ПВО, хотя ПЗРК у них были, и в немалом количестве. В Боснии – там вообще были горы, можно было нахвататься с этих поросших лесом гор по самые… гланды. Тоже ничего толком не сделали. И только тут…
Опасно было везде, но особенно – над лесными массивами и над городами. В городах существовали ограничения на ведение огня – партизаны этим пользовались, забирались на крыши, делали запуски и мгновенно скрывались. Распространены были обманки – просто автомобильный аккумулятор и сварганенная вручную антенна, дающая излучение, примерно соответствующее поисковому локатору. В нужный момент на антенну дистанционно подавался ток, естественно, поисковая система «Апача» обнаруживала излучение РЛС и начинала сходить с ума, давая сигнал об облучении. Вертолетчик разворачивал машину, заходил на цель и… получал настоящую ракету с задней полусферы. Один вертолет сбили во время досмотра – в кузове оказался «ДШК», тент сдернули и… Еще один – «ДШК» врезал через крышу, в ней была пробита небольшая дыра для наблюдения. Легкие вертолеты «MH-6», отлично показавшие себя в Ираке, здесь сильно страдали от огня «ДШК» и сосредоточенного огня «ПК», «Ястребам» доставалось, потому что у них никак не была прикрыта задняя полусфера: ни наблюдением, ни огнем. Как ни странно – лучше всего показали себя старые добрые гиганты Сикорского – у них было и наблюдение, и огонь на три стороны, и возможность ночных полетов, и система РЭБ на борту, – но на каждый чих их гонять не будешь, да и было их здесь всего четыре для выполнения заявок американского спецназа.
Поставленная сегодня задача была не такой простой, как это могло видеться на первый взгляд – им надо было сопроводить кортеж заместителя госсекретаря США от Борисполя до Киева. На выполнение задачи мобилизовывались два вертолета «Апач» – позывные «ноль шестьдесят первый» и «ноль шестьдесят второй». Для их наведения и проверки особо опасных участков им придавался беспилотный вертолет «Лоуч»[7]. Мощь воздушного прикрытия должна была компенсировать опасную слабость конвоя – несколько бронированных джипов, максимум вооруженные станковым пулеметом «ПК», два бронетранспортера «Росомаха», каждый из которых вооружен дистанционной установкой с крупнокалиберным пулеметом, и грузовик с польскими солдатами со штатным вооружением. Все это было охраной польского генерала Франтишека Балы, а охрана американцев исчерпывалась частными охранниками на «Субурбанах» с пулеметами «ПК». Все дело было в том, что на охрану был заключен контракт и американцев охраняли частные структуры. Даже на собственной безопасности люди здесь пилили деньги. Нередко это кончалось плохо…
Когда температура газов в вертолетной турбине достигла необходимого уровня, полковник принял ручку на себя, поднимая вертолет и сразу отходя влево, чтобы побыстрее выйти из полетной зоны аэродрома. По уму, в полетной зоне аэродрома вообще нельзя было летать вертолетам, потому что это создавало предпосылки к тяжелому летному происшествию. Но здесь на многие правила просто плевали.
Бетонка, расчерченная квадратами, уходила вниз, вертолет ложился на курс, оставляя за собой стоящие на поле в капонирах самолеты и вертолеты. База была смешанной, и потому техника здесь была самая разная. Их «Апачи» – «шестьдесят первый» и «шестьдесят второй» были единственными в этом районе, еще четыре базировались на базе в районе западнее Харькова и еще четыре – в Николаеве, итого – десять машин. Помимо этого на базе стояли два MH53 Pawe Low 4, четыре «бешеных вагона» «МН-47» для сил спецопераций и один самолет «АС-27» для огневой поддержки (еще два были на патрулировании), которых вечно не хватало. Остальная вертолетная техника – это четыре «AH-6», восемь «MH-6» и восемь вертолетов-дронов – вся находилась в воздухе на различных миссиях. Вертолеты-дроны на базе «AH-6» они получили совсем недавно – но теперь это была самая востребованная техника, на них легко подвешивались два контейнера с «Миниганами» или 2,75 ракетами «Гидра-70», и если даже они попадали под обстрел повстанцев – то гибли только они, а не американский летный персонал. Первоначально их было десять, но осталось восемь, два ушли в безвозвратные потери, а один, изрешеченный длинной пулеметной очередью из засады, но дотянувший до базы, сейчас ремонтировали…
Американской техники здесь было немного, еще какая-то техника (включая морпеховские «Харриеры»), а так же польская и чешская, стояла в Бердичеве, и состояние ее оставляло желать лучшего.
Едва взлетев, полковник вызвал своего ведомого:
– Ганфайтер – Шестьдесят первый, взлетел нормально, запрашиваю Ганфайтер – Шестьдесят второй, доложите.
– Шестьдесят второй, взлетел нормально, все системы стабильны, держусь за тобой.
– Вас понял, Шестьдесят второй, выходим в зону ожидания, снижаться и зависать запрещаю. Продвинь птичку дальше по дороге, пусть барражирует у точки два и ждет нас. Начало движения по моему сигналу.
– Вас понял…
Американцы расселись по машинам довольно быстро, и кортеж из пяти машин покатился по бетонке, набирая скорость, – к воротам «без таможни». Собственно говоря, здесь все выезды с летного поля можно было переименовывать в «ворота без таможни», потому что таможню здесь не проходил ни один дурак.
Выскочив с летного поля, конвой почти сразу был вынужден остановиться у блока, где их дожидались силы сопровождения. Узнав машину командующего сектором с польским флажком, дежурившие на чекпойнте подняли шлагбаум без досмотра, за чекпойнтом, фыркая изношенным дизелем, разворачивалась «конвойная» «Росомаха» – бронетранспортер, который в основном гоняли по трассе на «легковых» скоростях и у которого из-за этого вот-вот должна была выйти из строя трансмиссия. Бронетранспортер был максимально облегченный, без дополнительного бронирования, на носу у него была специальная большая табличка, где по-английски, по-польски и по-украински было написано: «Не приближаться, держать дистанцию не менее пятидесяти метров. Иначе стреляем!»
– Как дела в Украине, пан генерал? – по-польски, пусть и с акцентом, спросил заместитель госсекретаря.
Вместо ответа генерал достал из папки небольшую листовку и протянул ее Долану.
– Читайте… пан госсекретарь… – тут он польстил американскому чиновнику, повысив его в должности, – вот так у нас обстоят дела.
Одним из козырей европейских крайне правых был агрессивный антиамериканизм, европоцентричность и отрицание англо-саксонского господства в мире.
Истинным отдохновением для Стэна Долана была родная Польша – США он не считал родной страной, хотя не раз громогласно заявлял об обратном, – где он провел целых два дня. В Польше, фактически получившей назад не только Крэсы Всходние, но и всю территорию Речи Посполитой, царил невиданный патриотический подъем. На улицах почти у всех к одежде были приколоты бело-красные флажки в цвет национального флага, на каждом углу собирали средства в поддержку армии, молодежь записывалась в добровольцы. В костелах каждые выходные проходила служба по невинно убиенным москальскими террористами польским жолнерам и молили Бога о ниспослании помощи польской армии. От ощущения единения страны, нации – которая теперь по территории фактически вошла в первую десятку, – на глаза наворачивались слезы.
Слезы наворачивались на глаза и от другого, что предпочитали пока не замечать. Дефицит бюджета Польши, некогда минимальный в Европе, – зашкалил за восемнадцать процентов и продолжал неуклонно расти. Обстановка на Украине неуклонно ухудшалась, москальские банды, пришедшие из Белоруссии, появились уже и на Западной Украине. Наконец, идущие к власти германские крайне правые не так давно подняли вопрос о геноциде немцев поляками после Второй мировой войны и заявили, что, придя к власти, они потребуют от Польши передать Германии все ее исконные территории, некогда отданные Польше по итогам Второй мировой войны.
И вот – Украина…
Украина для Стэна Долана была чем-то вроде Дикого Запада, территорией, которую надо окультурить – естественно, окатоличить и ополячить. Сделать это будет не так-то просто, особенно в условиях жесткого противодействия с многих сторон – но возможно, если действовать быстро и решительно. Если кому-то не нравится новая власть на Украине – пусть убирается, вот и все, граница с москалями рядом. Иногда его посещала мысль, что они тогда неправильно поступили, – не уничтожив разбитые с воздуха москальские и промоскальские банды, – а дали им возможность отойти в Россию, продвигаясь вперед ровно с такой скоростью, чтобы дать возможность выйти беженцам и всем, кто пожелает выйти. Теперь эти беженцы взялись за оружие…
Но что сделано, то сделано.
Расстраивало Долана переходное правительство. Во главе его поставили бывшего президента Ищенко, типичного проамериканиста, с супругой-американкой. Он всего-то должен был – замирить страну и подготовить почву к воссоединению с Польшей по результатам референдума. Но вместо этого – он начал заговаривать о каком-то особом украинском пути. Какой еще, к чертям, особый путь? Надо ему напомнить про особый путь – американской разведке были известны все банковские счета каждого члена временного правительства, вот пусть и не рыпаются. Их особый путь заключается в том, что они не строят государство – они его нагло и цинично грабят. Потому и не желают объединения с Польшей – больше грабить не дадут…
Но еще на Украине можно будет отдохнуть и телом, и душой… от того, что его гложет… не дает покоя…
Это произошло, когда Стэну было семь лет и он еще не мог постоять за себя. В том квартале была своя иерархия… и у отца просто не было времени, чтобы защитить его: с утра до вечера он был на работе. А мать… тихая, маленькая женщина – она просто не справилась бы с бандой чернокожих подростков-громил… да и отец бы не справился.
В тот день он проснулся утром… как обычно, съел завтрак, приготовленный ему матерью, – та сильно болела и работала на дому. Потом оделся, вышел из дома… в этом районе, неспокойном и криминальном, водители обычно возили детей в школу на машине и встречали из школы тоже на машине… но Стэн был вынужден идти до школы пешком целых четыре квартала. Четыре квартала каменных джунглей, где могло случиться всякое, где он был жертвой, а остальные – охотниками, где его могли ограбить и убить просто от нечего делать. Он хитрил, менял маршруты, шел дворами… обычно это помогало, но не сейчас…
– Эй, снежок! – раздалось за спиной.
Он втянул голову в плечи и продолжил свой путь, надеясь, что чернокожим громилам будет все равно, что им просто лень будет догонять его, и они останутся на месте, пустив вслед ему пару бранных слов. Но сегодня чернокожим громилам хотелось поразвлечься!
– Снежок, вали сюда!
Он услышал за спиной топот и побежал сам… зная, что догонят.
Догнали его за пиццерией, загнали во двор, где стоял давно сожженный остов машины и где остро воняло пищевыми отбросами – мусоровоз вывозил их раз в неделю. Он был один. Подростков было восемь.
Верховодил среди них Буба, и это было самое худшее. Он рос без отца – его поджарили на электрическом стуле, а старший брат его уже находился в коррекционном учреждении для несовершеннолетних. На свободе была только сестра, которая работала в супермаркете кассиром и прямо при нем приводила домой клиентов – такая у нее была подработка. Поэтому Буба, которому было одиннадцать, был весьма осведомленным в вопросах секса подростком.
– Эй, снежок, а что это у тебя тут?
Из его рук вырвали портфель, где были аккуратно сложены книги, тетради и несколько бутербродов, приготовленных матерью. Бутерброды чернокожие хулиганы разделили между собой и жадно съели, а книги один из них вывалил и хотел втоптать в грязь, но второй дал ему по скуле.
– Охренел, бро? Я их продам.
Потом все взоры хулиганов обратились на него.
– Эй, бро, у тебя была белая телка?
– Да, ты же знаешь. Я ей засадил так, что из горла вылезло.
– Да врешь ты все! Если ты кому и засаживал – так только своей бухой сеструхе!
– Не смей говорить про мою сестру!
– А что – и эта телка сойдет!
Перед лицом стоящего на коленях Стэна возник большой черный шланг.
– Ну что, снежок, давай, открывай рот…
Но он сжал челюсти так, что открыть их невозможно было и прессом… и тут ему прямо в лицо ударила мерзкая, вонючая струя. А остальные стояли вокруг и ржали…
Насиловать его негры не стали. Он сам не помнил, как дошел домой и что сказал матери – но в школу он не ходил три дня. Просто лежал и смотрел в потолок. Мать, всегда тихая и смирная, в пух и прах разругалась с отцом, она швырнула в него сковородкой и сказала, что если они не уедут отсюда, то она разведется и заберет сына, что для католички было вообще немыслимо.
А он за эти три дня кое-что понял. Понял, что все вокруг враги и что жалеть не стоит никого. Понял, что такое ненависть. И дал себе зарок – подкрепленный большим гвоздем, который он нашел и заточил, – что никогда не станет на колени.
Бубу убили в разборке наркомафии – он был на подхвате, и итальянцы, которые не любили негров и не давали им свободы, прошили его очередью из «узи». Стэн Долан – он тогда уже закончил школу – несколько ночей приходил на муниципальное кладбище, чтобы помочиться на могилу Бубы. Из остальных семи к настоящему моменту были живы только двое – один мотал пожизненное в Фолсоме, другой – разматывал тридцать лет. Надеяться на помилование им не стоило, какие бы адвокаты у них не были.
Но Стэн все равно это помнил.
И только совсем недавно, первый раз побывав на Украине, он испытал настоящее наслаждение. На Украине было много борделей: и с женщинами, и с детьми – и в одном из них он нашел ответ на свои мучения. Это был русский мальчишка, белобрысый, лет десяти – и люди, которые присматривали за порядком в борделе, связали его и поставили на колени, а Долан ходил вокруг него, осыпая самыми страшными проклятьями и оскорблениями, какие только мог придумать, а потом расстегнул ширинку и… помочился на лицо ребенка точно так же, как когда-то помочились на его лицо. С тех пор то, что с ним случилось, не являлось ему во снах, не мучало его.
Служители борделя, конечно, удивились – но ничего не сказали. В конце концов, время было оплачено и… мало ли у кого какие завихрения в голове.
Он расплатился. За все. И за свое унижение – и за унижение своей страны с Россией в лице русского мальчишки.
Сегодня – он расплатится еще раз…
Борисполь…
Самолет шел на посадку, под крылом мелькала голая, грязная, изуродованная гусеницами земля, дороги, ограждение летного поля из больших, наполненных землей мешков. Чуть в стороне от садящегося самолета плыл похожий на большую стрекозу боевой вертолет, отстреливающий тепловые ловушки. Огненные шары выпадали из его брюха и, горя, устремлялись к земле…
Красную дорожку не постелили, ублюдки, – возможно, из-за ветра, возможно, из-за чего еще. Почетного караула тоже не было – только американские «Хаммеры», окружившие самолет со всех сторон и направившие во все стороны света пулеметные стволы. Несколько машин – как обычно, использовались черные бронированные «Субурбаны» – ждали их около трапа, выстроившись полумесяцем. На некоторых были открыты люки, и в люках были пулеметчики с «ПК».
Трап подали советского образца – Долан едва не упал, сходя с него. Журналистов почти не было.
Навстречу заму госсекретаря шагнул высокий, тощий, как палка, руководитель гражданской администрации Поль Регнер. Дипломатичный франко-канадец с американским гражданством, здесь он отвечал за правильное распределение средств, выделяемых мировым сообществом на реконструкцию. Украины. Читай – их распилом, почти открытым разворовыванием, наделением жирными контрактами нужных фирм. Этому – присутствие партизан было очень даже кстати, потому что позволяло легко и быстро объяснять, почему на восстановление одной и той же школы деньги выделялись пять раз. Да потому, что партизаны, мать их так и этак, взорвали. Мы починили – они взорвали, мы починили – они взорвали. А почему сейчас тут руины, а не школа, хотя по документам она отремонтирована? Так опять взорвали проклятые, только вчера…
С Регнером у него отношения не складывались – исключительно потому, что Долан не был допущен, ему бросали, конечно, кусок – но это были крохи по сравнению с тем, что получали другие, в основном военные и сотрудники спецслужб. Регнер всегда точно знал – кому и сколько следует откатить.
– Как долетели, мистер Долан? – привычно улыбаясь, спросил Регнер
Ничего не отвечая, заместитель госсекретаря шагнул к еще одному встречающему. Генерал Франтишек Бала, командующий сектором «Центр» – тоже высокий, широкоплечий, не снимающий черных очков – возможно, в подражание Войцеху Ярузельскому. Это был генерал старой школы, начинал служить еще при русской оккупации – но это был поляк, и этим было все сказано. К тому же – генерал Франтишек Бала входил в группу очень влиятельных офицеров, которые в последнее время принимали основные решения в Польше даже в обход гражданских, избранных на выборах властей.
– Пан Долан…
– Пан генерал…
Они обменялись рукопожатиями. Потом, сопровождаемые злобным взглядом Регнера, прошли в стоящую второй в кортеже машину…
Чуть в стороне, в обложенном большими мешками с песком капонире раскручивал лопасти американский АН-64D Longbow apache…
За штурвалом «Апача», который перегнали сюда из Германии, был один из наиболее опытных офицеров-вертолетчиков американской армии полковник Джек Малли. Ему шел уже сорок восьмой год, и за время службы он успел поучаствовать в трех боевых кампаниях – в обоих Ираках и в миротворческой операции в Боснии. Учился он еще на старой «Кобре», но перед самой «Бурей в пустыне» их пересадили на «Апачи», новейшие по тем временам вертолеты. Более сложные, чем старенькие «Кобры» – но полковнику нравилась в них маневренность и скорость. И, конечно, мощное бортовое вооружение, то, без чего вертолету на поле боя не выжить и задачу не выполнить. Впрочем, вооружение было не его заботой, вооружением занимался специалист по вооружению, майор Сол Арно. Его задачей было просто доставить Сола к месту, где он выпалит свои штуки, желательно не попав при этом под огонь «стрел» и «игл».
Полковник был направлен сюда в качестве офицера-инструктора, тем более что он в свое время в составе специальной группы изучал русский «Ми-24» и мог его пилотировать, но летал и сам, потому что выхода другого не было. Американцев здесь было мало, всего десять боевых экипажей на всю Украину, а поляки не справлялись. Учитывая опасность поражения вертолетов из комплексов ПЗРК, командование миротворческих сил приняло решение использовать самолеты, действующие с баз в Польше и балтийских странах, почти недосягаемые для ПЗРК при соблюдении должных мер предосторожности – но полковник считал это большой ошибкой, почти капитуляцией перед партизанами. Самолет не может нормально поддерживать наземные силы, он не может вести патрулирование, тем более что во многих местах то и дело врубали самолетные глушилки-генераторы помех, и приходилось действовать «на глаз». Только вертолет с опытным пилотом может причинить партизанам реальный вред, только он может заставить их испытывать страх.
На счету полковника было уже восемь зенитчиков. Этот план он разработал сам: один вертолет, переделанный в беспилотную машину-транспортник идет как приманка, сознательно подставляясь под ПЗРК, еще один вертолет – его, полковника, вертолет, вертолет-охотник идет позади и на предельно малой, с соблюдением всех мер скрытности, и один беспилотник типа Predator контролирует «зону охоты». Как только стрелок ПЗРК проявит себя – беспилотник дает знать об этом и вертолету-приманке, и вертолету-охотнику. Вертолет-приманка резко ныряет вниз, отстреливая тепловые ловушки – а вертолет-охотник внезапно выходит на позицию и отстреливает пару десятков ракет «Гидра-70», добавляя на закуску и парочку «Хеллфайров» с термобарической головкой. «Апач» – очень тихая машина, кроме того, у него над винтом радар, и он может «сечь» ситуацию, сам вися над землей и выставив над укрытием только радар. При каких-то ситуациях вместо вертолета-охотника мог работать самолет-охотник, снабженный кассетными боеприпасами или бомбами типа JDAM – но тут сразу возникали проблемы. Кассетные бомбы были вообще запрещены, и швыряться ими следовало осторожно. Бомба JDAM могла сойти с ума от глушилки – а там, где работали ПЗРК, ее могли врубить в любой момент. Ну и наконец – разница в скорости реактивного истребителя-бомбардировщика и вертолета-приманки. Чтобы хоть как-то их уравнять, пилот самолета-охотника был вынужден кружить над сектором охоты на предельно малой, насилуя двигатель. Нет, вертолет-охотник типа «Апач» был в этой ситуации самым оптимальным решением.
Вообще полковник за то время, что он кувыркался здесь, зауважал русских, впервые ему попался достойный противник. Иракцы, например, так толком и не смогли наладить оборону ПВО, хотя ПЗРК у них были, и в немалом количестве. В Боснии – там вообще были горы, можно было нахвататься с этих поросших лесом гор по самые… гланды. Тоже ничего толком не сделали. И только тут…
Опасно было везде, но особенно – над лесными массивами и над городами. В городах существовали ограничения на ведение огня – партизаны этим пользовались, забирались на крыши, делали запуски и мгновенно скрывались. Распространены были обманки – просто автомобильный аккумулятор и сварганенная вручную антенна, дающая излучение, примерно соответствующее поисковому локатору. В нужный момент на антенну дистанционно подавался ток, естественно, поисковая система «Апача» обнаруживала излучение РЛС и начинала сходить с ума, давая сигнал об облучении. Вертолетчик разворачивал машину, заходил на цель и… получал настоящую ракету с задней полусферы. Один вертолет сбили во время досмотра – в кузове оказался «ДШК», тент сдернули и… Еще один – «ДШК» врезал через крышу, в ней была пробита небольшая дыра для наблюдения. Легкие вертолеты «MH-6», отлично показавшие себя в Ираке, здесь сильно страдали от огня «ДШК» и сосредоточенного огня «ПК», «Ястребам» доставалось, потому что у них никак не была прикрыта задняя полусфера: ни наблюдением, ни огнем. Как ни странно – лучше всего показали себя старые добрые гиганты Сикорского – у них было и наблюдение, и огонь на три стороны, и возможность ночных полетов, и система РЭБ на борту, – но на каждый чих их гонять не будешь, да и было их здесь всего четыре для выполнения заявок американского спецназа.
Поставленная сегодня задача была не такой простой, как это могло видеться на первый взгляд – им надо было сопроводить кортеж заместителя госсекретаря США от Борисполя до Киева. На выполнение задачи мобилизовывались два вертолета «Апач» – позывные «ноль шестьдесят первый» и «ноль шестьдесят второй». Для их наведения и проверки особо опасных участков им придавался беспилотный вертолет «Лоуч»[7]. Мощь воздушного прикрытия должна была компенсировать опасную слабость конвоя – несколько бронированных джипов, максимум вооруженные станковым пулеметом «ПК», два бронетранспортера «Росомаха», каждый из которых вооружен дистанционной установкой с крупнокалиберным пулеметом, и грузовик с польскими солдатами со штатным вооружением. Все это было охраной польского генерала Франтишека Балы, а охрана американцев исчерпывалась частными охранниками на «Субурбанах» с пулеметами «ПК». Все дело было в том, что на охрану был заключен контракт и американцев охраняли частные структуры. Даже на собственной безопасности люди здесь пилили деньги. Нередко это кончалось плохо…
Когда температура газов в вертолетной турбине достигла необходимого уровня, полковник принял ручку на себя, поднимая вертолет и сразу отходя влево, чтобы побыстрее выйти из полетной зоны аэродрома. По уму, в полетной зоне аэродрома вообще нельзя было летать вертолетам, потому что это создавало предпосылки к тяжелому летному происшествию. Но здесь на многие правила просто плевали.
Бетонка, расчерченная квадратами, уходила вниз, вертолет ложился на курс, оставляя за собой стоящие на поле в капонирах самолеты и вертолеты. База была смешанной, и потому техника здесь была самая разная. Их «Апачи» – «шестьдесят первый» и «шестьдесят второй» были единственными в этом районе, еще четыре базировались на базе в районе западнее Харькова и еще четыре – в Николаеве, итого – десять машин. Помимо этого на базе стояли два MH53 Pawe Low 4, четыре «бешеных вагона» «МН-47» для сил спецопераций и один самолет «АС-27» для огневой поддержки (еще два были на патрулировании), которых вечно не хватало. Остальная вертолетная техника – это четыре «AH-6», восемь «MH-6» и восемь вертолетов-дронов – вся находилась в воздухе на различных миссиях. Вертолеты-дроны на базе «AH-6» они получили совсем недавно – но теперь это была самая востребованная техника, на них легко подвешивались два контейнера с «Миниганами» или 2,75 ракетами «Гидра-70», и если даже они попадали под обстрел повстанцев – то гибли только они, а не американский летный персонал. Первоначально их было десять, но осталось восемь, два ушли в безвозвратные потери, а один, изрешеченный длинной пулеметной очередью из засады, но дотянувший до базы, сейчас ремонтировали…
Американской техники здесь было немного, еще какая-то техника (включая морпеховские «Харриеры»), а так же польская и чешская, стояла в Бердичеве, и состояние ее оставляло желать лучшего.
Едва взлетев, полковник вызвал своего ведомого:
– Ганфайтер – Шестьдесят первый, взлетел нормально, запрашиваю Ганфайтер – Шестьдесят второй, доложите.
– Шестьдесят второй, взлетел нормально, все системы стабильны, держусь за тобой.
– Вас понял, Шестьдесят второй, выходим в зону ожидания, снижаться и зависать запрещаю. Продвинь птичку дальше по дороге, пусть барражирует у точки два и ждет нас. Начало движения по моему сигналу.
– Вас понял…
Американцы расселись по машинам довольно быстро, и кортеж из пяти машин покатился по бетонке, набирая скорость, – к воротам «без таможни». Собственно говоря, здесь все выезды с летного поля можно было переименовывать в «ворота без таможни», потому что таможню здесь не проходил ни один дурак.
Выскочив с летного поля, конвой почти сразу был вынужден остановиться у блока, где их дожидались силы сопровождения. Узнав машину командующего сектором с польским флажком, дежурившие на чекпойнте подняли шлагбаум без досмотра, за чекпойнтом, фыркая изношенным дизелем, разворачивалась «конвойная» «Росомаха» – бронетранспортер, который в основном гоняли по трассе на «легковых» скоростях и у которого из-за этого вот-вот должна была выйти из строя трансмиссия. Бронетранспортер был максимально облегченный, без дополнительного бронирования, на носу у него была специальная большая табличка, где по-английски, по-польски и по-украински было написано: «Не приближаться, держать дистанцию не менее пятидесяти метров. Иначе стреляем!»
– Как дела в Украине, пан генерал? – по-польски, пусть и с акцентом, спросил заместитель госсекретаря.
Вместо ответа генерал достал из папки небольшую листовку и протянул ее Долану.
– Читайте… пан госсекретарь… – тут он польстил американскому чиновнику, повысив его в должности, – вот так у нас обстоят дела.
Внимание! Данная инструкция обязательна к исполнению во всей зоне проведения миротворческой операции. Если Вы не понимаете что-либо из того, что написано в данной инструкции, обратитесь за разъяснениями к ближайшему офицеру миротворческих сил или старшему менеджеру корпуса гражданской реконструкции.
Вы въезжаете на территорию Украины, зону проведения миротворческой операции. В настоящее время зона полностью находится под контролем местных властей и миротворческих сил, однако по-прежнему отмечаются бандитские и террористические проявления. В связи с этим при пребывании на территории Украины следует:
1. При прибытии получить отметку в ближайшей комендатуре в двадцать четыре часа с момента прибытия. Если Вы не знаете, где находится ближайшая комендатура, обратитесь с вопросом к ближайшему солдату миротворческих сил. Лица, не имеющие отметки о постановке на учет в комендатуре, будут подвергаться превентивному аресту для выяснения личности.
2. При выборе мест временного проживания желательно останавливаться только в отелях, рекомендованных миротворческими силами. Список мест для расселения вывешен в каждой комендатуре.
3. При передвижении по территории Украины рекомендуется передвигаться группами не менее чем по три человека в каждой, желательно передвигаться на автомобиле, не рекомендуется сходить с основных дорог и улиц, задерживаться в сельских населенных пунктах, на загородных дорогах и особенно в лесных массивах и примыкающих к ним местах. Помните, что бандиты делают все, чтобы дестабилизировать обстановку, и могут убить Вас, даже если Вы не комбатант.
4. При передвижении вблизи патрульных машин и иных транспортных средств, пеших патрулей, стационарных чекпойнтов сил стабилизации запрещено:
– заговаривать с солдатами сил стабилизации;
– пытаться сфотографировать солдат сил стабилизации;
– передавать солдатам сил стабилизации какие-либо вещи, деньги, отвлекать их от несения службы.
Не рекомендуется:
– делать резких движений;
– держать руки в карманах;
– резко увеличивать или уменьшать скорость транспортного средства, совершать резкие маневры;
– пытаться бежать.
5. При окрике «Стоп!», а также любом другом, необходимо немедленно остановиться и поднять руки, не опускать их до тех пор, пока Вам не разрешат это сделать. В случае, если Вы не исполните команду, по Вам может быть открыт огонь на поражение.
6. При перестрелке, подрыве заминированной машины падайте и лежите до тех пор, пока Вам не разрешат встать. Если взрывом Вас выбросило из транспортного средства, оставайтесь на месте и лежите до тех пор, пока Вас не обнаружит и не идентифицирует патруль сил стабилизации.
7. Категорически запрещено:
– принимать от незнакомых людей вещи на хранение, проносить эти вещи куда-либо;
– давать незнакомым людям деньги, иные ценности;
– подбирать оружие, боеприпасы, иные незнакомые Вам предметы, если Вы их увидели;
– сообщать неизвестным Вам лицам любую информацию о местах Вашего временного пребывания, системе их охраны, известных Вам местах расположения чекпойнтов.
8. Если Вы увидели что-либо, что внушает Вам подозрения, необходимо при первой возможности сообщить об этом ближайшему солдату сил стабилизации.