Афанасьев Александр. Исток зла

   – Сержант... – прогундосил он, у него было что-то с гландами, и от этого он не говорил, гундосил, – рад, что вы прибыли так скоро. Времени у нас нет совсем.
   – Сэр, где нам разместиться?
   – Пойдемте. Сразу в штаб.
   Над лагерем реял красно-белый, клетчатый, усташеский флаг с черной буквой U.

Пограничная зона, Виленский край

   Его звали Зденек, ему было пятнадцать лет, у него был пистолет, который он нашел в лесу (кто-то при задержании выбросил, видимо, да так и не нашли потом), и у него была мечта. Он точно знал, кем станет в будущем. Кем? Конечно же, контрабандистом, как иначе...
   Зденек был типичным пацаном из польского приграничья. Типичным – в смысле отсутствия всяческого уважения к закону. Его отец был еще на свободе, дядя уже разматывал двенадцатилетний срок на каторге на Дальнем Востоке, брат служил в армии летчиком. Среди контрабандистов профессия эта была зело почетной, с ней можно было за ночь заработать столько, сколько честный человек зарабатывает за неделю. Знай себе – летай на мотодельтаплане через границу да перевози спирт. А некоторые, кто побогаче, покупали самолет, он мог взять целую тонну – за месяц окупалось. Русские патрулировали границу – но они не имели права стрелять в воздухе, они могли лишь принудить к посадке и только тогда, обнаружив спирт, арестовать за контрабанду. Ну и скажите – много ли можно наловить таких вот «ночных сов», скользящих над пограничной зоной в полной тишине и на скорости автомобиля – шестьдесят-восемьдесят в час. Немного...
   С самого детства Зденек обретался в среде контрабандистов. Его семья жила в достатке, в кирпичном доме о двух этажах и с большим подвалом – там часто хранился спирт. Отец со старшим братом работали по ночам, а днем приходили отсыпаться. Отоспавшись, после полудня в их доме часто собирались другие контрабандисты, пили палинку и ракию (контрабандная, настоящая, лучше, чем бадяжная водка), хвастались друг перед другом фартом, удалью, хитростью. Вспоминали, как ловко уходили от казаков и таможенников, договаривались о лихих делах на будущее. Тут же, у взрослого стола вертелись и пацаны – взрослые им казались этакими рыцарями, смело воюющими с проклятыми русскими оккупантами.
   В школе Зденек учился слабо, хватал больше по верхам – хотя малым был сообразительным, и учитель математики это признавал. Но здесь мало кто налегал на учебу – чем выполнять домашние задания, пацанва шлялась по лесу, по окрестностям, высматривая таможенников и казаков. В шесть лет у него появился собственный сотовый телефон, батя подарил. В восемь – попавшиеся ему в лесу казаки отняли телефон и, раздосадованные срывом засадных действий, дали ему пенделя, но он добежал до дома и предупредил остальных, что в лесу враги. На сей раз телефон ему купил не отец, а контрабандист, которого все звали Маршал – кличка такая, заменившая ему имя, самый крутой контрабандист окрестностей, глава этого преступного сообщества в районе. Теперь и Маршал разматывал на северах свои пятнадцать лет – но Зденеку на это было наплевать. Это была игра, и в ней иногда проигрывали.
   Сейчас Зденек залег на опушке леса – он наблюдал за посадочной площадкой. Посадочной площадкой это можно было назвать лишь с усмешкой – ровный отрезок дороги, утоптанный, вручную выровненный. Но контрабандистам хватало и такого. Этой ночью они с батей ждали с той стороны «пчелку» – самолет, словно специально созданный для контрабандных операций и выпускающийся недалеко от Варшавы. Легкий и дешевый моноплан, приводимый в действие форсированным автомобильным движком и питающийся не керосином, а автомобильным бензином, с фюзеляжем квадратного сечения, очень удобным для того, чтобы грузить туда квадратные бочки-емкости на пятьдесят литров спирта каждая. Он предназначался для опыления полей, но идеально подходил для контрабанды, и десятки таких «пчелок» сновали туда-сюда через границу. Контрабандисты только перекрашивали их в черный цвет и добавляли радар, чтобы отслеживать русские «Аисты» – самолеты погранслужбы – и беспилотники, сторожащие границу. Для того чтобы взлететь, ему хватало всего ста двадцати метров полосы, но даже это расстояние можно было сократить. Всего-то – крюк на хвосте, ствол дерева, петля. В определенный момент, когда двигатель достигает нужных оборотов, петлю распускают, и самолет, как бы рывком, начинает разгоняться. Конечно, он может и скапотировать, но это уже от пана летака зависит, летать уметь надо.
   А зараз самолет отнимут? А это, паны полициянты, доказать надо, что он для контрабанды используется. В приграничной полосе – вредителей полей больше, чем где бы то ни было в мире. Пшеница тут не очень хорошо родит, родит картошка, а на картошке известная беда – колорадский жук. В приграничье поля по два раза в неделю с воздуха опыляют, гербициды распыляют и удобрения вносят. А то и чаще. Днем опыляют, а ночью бак для гербицидов из грузового отсека снял и...
   Итак, Зденек сидел в засаде, осматривал окрестности в бинокль и следил за полосой. В нужный момент он посигналит фонариком летаку – можно – и зажжет костры из заранее приготовленных, пропитанных бензином тряпок и дров, чтобы обозначить посадочную полосу. Батя ждет чуть дальше, как самолет сядет – он подскочит с трактором и они разгрузят товар с самолета. Злотые за товар передавались не летаку, летак всего лишь извозчик – а куда, Зденек не знал. Это взрослые дела, он пока мал, чтобы это знать.
   От нечего делать Зденек насвистывал песенку. Песенка была простой и незатейливой – как польский гусар махнул саблей, и от этого москаль обдристал свои штаны и побежал. Здесь такое многие пели...
   Рокот тракторов – из-за этой песенки и из-за мыслей об одной паненке, сильно отвлекавших от наблюдения, – он услышал только тогда, когда увидел сами трактора. Три трактора с прицепами с высокими бортами неспешно перлись прямо по дороге, направляясь к границе. Худо было то, что дальше со своим трактором стоял батя, и если они продолжат путь, то увидят его.
   Зденек достал сотовый, прощелкал номер бати – сотовый здесь брал, если бы не брал, здесь бы никто не работал.
   – До тебя три пердака едут, – коротко доложил Зденек. Пердаками они называли тракторы, использующиеся в сельском хозяйстве: какими же идиотами надо быть, чтобы в пограничной зоне в земле ковыряться?!
   – А, шоб их... – выругался отец, – курва блядна... Люди есть?
   Зденек хотел ответить, что нету, но тут из одного трактора донесся смех, который был слышен даже через рокот тракторного дизеля.
   – В кузовах.
   – Бисовы дети. В тебе – всё?
   – Да.
   Отец положил трубку.
   Зденек не знал, что делать. На всякий случай – залез на дерево, дабы как следует осмотреть окрестности в бинокль, вдруг казаки. Но ничего не увидел.
   Через десять минут отец позвонил сам. Зденек уже весь измучился сомнениями.
   – То сербы, – сказал отец, – не наше дело. Нехай едут.
   – Мне ждать?
   – Жди.

Передовой лагерь
Пограничная зона, Австро-Венгрия
САС

   Задача была довольно простой – следовало провести в зону, на карте обозначенную как «три-семь», группу «активистов», числом двадцать бойцов, и передать ее местным представителям сопротивления. При этом группе поляков придавалась еще местная группа усташей (так сейчас говорить было не принято, но это были именно усташи) силой в двадцать штыков и группа САСовцев – четверо. У бойцов САС была отдельная задача – разведка приграничной полосы. При этом им был отдан недвусмысленный приказ: в случае засады отходить, при невозможности оторваться первыми уходят британцы, далее – все остальные. Все в этой группе, кроме британцев, были расходным материалом, которым можно и пожертвовать в случае чего.
   Вообще, сама эта операция вызывала у главного сержанта Миддса большие вопросы. Первый – зачем она вообще нужна? Сорок четыре человека идут через границу, двадцать четыре обратно – для чего? Не проще ли – фальшивые документы, пограничный переход, коррумпированный таможенник, который найдется на любой границе? С какой целью они ломятся в окно, даже не в окно, через стену – когда дверь распахнута настежь?!
   Второй вопрос – сами ополченцы. Первый сержант за время службы не раз видел самые разные военизированные формирования, одни были повстанческими, другие организовывались каким-либо государством, и ему приходилось делать из сбродного воинства хоть какое-то подобие британской воинской части. Опираясь на свой богатый опыт, первый сержант выделил для себя несколько признаков, незаметных неопытному взгляду, но которые позволяли определить, насколько боеспособна та или иная воинская часть. Посмотрев на усташей и польских повстанцев, первый сержант пришел к выводу, что их здесь хоть и научили многому, но дисциплина хромала. Оружие усташи чистили регулярно, держали некое подобие строя – а вот с ножами у них были проблемы. Настоящий, опытный солдат не поволочет с собой здоровенный, похожий на саблю тесак сорок сантиметров длиной в тыл противника. Правило простое: каждый лишний грамм веса – на счету. Тесак весит столько же, сколько две пачки с патронами, которые будут куда нужнее. Тесак берут, только если хотят «резать головы русским свиньям» – а это глупость и недисциплинированность, грозящая срывом боевого задания. Сам первый сержант носил при себе многофункциональный инструмент, в котором было небольшое лезвие, и спицу – заточенный штырь с самодельной рукояткой. Почти ничего не весящее и очень опасное оружие.
   Что же касается первого вопроса – с ним он обратился к Родстоку. До выхода было еще два часа, и они с местным проводником (тот шел с ними только до границы) и Родстоком уточняли маршрут и задачи по карте...
   – Полное дерьмо!.. – выругался первый сержант.
   – О чем это вы? – поднял голову от карты Родсток.
   – Обо всем этом плане. Это полное дерьмо!
   – Не понял, объяснитесь!
   – В плане нет никакого смысла. Провести двадцать поляков через границу? Чушь собачья! Почему нельзя дать им документы и отправить легально, через таможню? Не верю, что у всей нашей долбаной разведки не найдется подходящего окна на границе!
   – Мистер Миддс, на вашем месте я бы поуважительнее высказывался о британской разведке, которая обеспечила вам двойное жалованье и двойную выслугу лет здесь. Что же касается самой операции, ваша задача – вывести без потерь группу в двадцать человек в зону три-семь. Задача, надеюсь, ясна?
   – Да, сэр.
   Если бы Родсток не нахамил ему – в САС^[7] были свои правила, там люди ходили с длинными волосами, в гражданской одежде, с бородами и не терпели хамства, – возможно, Миддс и не задался бы вопросом, в чем истинный смысл операции, удовлетворился бы той ложью, которую Родсток скормил ему. Но откровенная грубость заставила его задать себе несколько вопросов, подумать над ними и получить ответ. Операция имела смысл – просто не всем понятный. Цель его – разведка прифронтовой полосы и одновременно отвлечение внимания. Азбучная истина – повышение активности разведывательных групп противника на каком-либо участке предшествует крупному наступлению. Русские это знают, и поэтому они подтянут сюда военные части, усилят казаков, возможно, даже тайно займут запретную приграничную зону. Этим самым они оголят другие участки, ослабят оборону крупных городов, а в Польше наличие воинских частей в городах всегда было залогом спокойствия и стабильности. То, что им предстоит сделать, – не более чем отвлечение внимания от других участков и от городов. Это первое.
   А второе – если сегодня они будут обнаружены, то примут бой и организованно (или неорганизованно, если всё пойдет скверно) отступят за границу. Такие вот наскоки-налеты постепенно становятся привычными, и русские решат, что так всё будет и дальше: наскок – отход.
   Но однажды настанет день, когда с той стороны границы придут.
   И уже не отступят.
   Одной из традиций САС является китайский (или вороний, как некоторые его называют) парламент – сбор разведывательного патруля перед уходом на задание. Здесь нет командиров и подчиненных, здесь все равны и каждый имеет право высказаться. САС была совершенно исключительной частью британской армии, с особыми традициями, особыми заданиями, особыми правилами, особым вооружением. В ней служили только контрактники и офицеры, уже отслужившие какое-то время в других частях Ее Величества, зарекомендовавшие там себя и подписавшие контракт на длительный срок. Эти люди перед службой в САС прошли жестокие отборочные курсы. Не раз и не два во время подобного отбора курсанты умирали. Это были жесткие и правильные мужчины, от двадцати пяти и до сорока лет, в совершенстве владеющие своим ремеслом – ремеслом солдата, участвовавшие в реальных боях и имевшие реальный боевой опыт. Они почти не нуждались в командовании – в обстановке ближнего боя или, наоборот, за линией фронта командовать зачастую бывает невозможно, и каждый сам должен понимать, что нужно делать, и делать это. Вот для того, чтобы каждый мог внести в общую копилку свои познания и опыт и чтобы каждый понимал, что он должен делать, и собирался «китайский парламент».
   Патруль состоял из четырех человек. Первый сержант Миддс, радист патруля капрал Грегори Кенсилворт, разведчик патруля по прозвищу Бит, Том Хайкс, чей дед служил в Королевских африканских стрелках, пулеметчик со смешным именем и фамилией Нортон Айви по прозвищу Фрукт. Его так все и звали – «фрукт» или «тот еще фрукт», чтобы не ранить его тонкую и лирическую натуру.
   Им выделили отдельную палатку, пустую, в которой не было даже коек. Но коек не было, когда Миддс уходил, а сейчас откуда-то две появились. В отсутствие командира бойцы подкреплялись свиными консервами, которых в Австро-Венгрии было полным-полно...
   – О, босс, – поприветствовал командира Кенсилворт, – присоединяйтесь. Мы и вам оставили...
   По заведенной традиции никто не потрудился встать, отдать честь или соблюсти еще какие-то уставные правила – в САС ценили именно неофициальность. Однако неофициальность не помешала позаботиться о командире – банку для него открыли и воткнули туда пластиковую ложку из армейского сухпайка, которую имел при себе каждый британский солдат.
   Миддс бросил карту и, не чувствуя вкуса, опустошил большую банку консервов. Что-то внутри его не говорило – буквально кричало о том, что сегодняшний выход может закончиться очень и очень хреново. По крайней мере, консервы были вкусными: здесь свиней выращивали не на огромных бетонных откормочных комплексах, а на маленьких фермах, под открытым небом. Поэтому мясо было таким, о каком в Британии уже давно позабыли...
   – Как бы нас самих сегодня в консервные банки не раскатали... – мрачно проворчал он.
   Озабоченность командира передалась и подчиненным, вместе они разложили карту, босс примерно изложил разработанный штабом план, показал контрольные точки.
   – Дерьмо, – сразу сказал Фрукт, – мы вляпаемся. Сорок человек – это стадо слонов, такую группу скрытно не провести. Тем более – этих.
   – Они наши союзники, какие бы ни были.
   – Дерьмо, а не союзники. Я немного послушал – треплются, как бабы, один гонор.
   – К делу. Как идем?
   – Сэр, может, выступим головным патрулем. Удалением скажем, километр?
   – Тогда раскатают нас.
   – Четверых? Смысл? Я бы подождал основную группу.
   – А откуда они узнают, что основная группа будет?
   – А каким макаром они засекут нас?
   – Бит, скажи, что ты предлагаешь?
   – Идти не головным дозором, а фланговым.
   – Тогда мы как раз и поимеем хорошие шансы напороться прямо на засаду.
   – Но они-то как раз этого не ждут. Мы нанесем удар во фланг, используя фактор внезапности на все сто.
   – И что? Сколько будет в засаде? Двадцать? Тридцать? Как ты с ними справишься?
   – Сэр, а с чего мы решили, что засада вообще будет?
   – Предполагать надо худшее.
   – Но беспилотник ничего не показал.
   – Что им мешает выставиться потемну?
   – Если мы предполагаем, что там засада – какого черта мы вообще туда премся?
   – Стоп! – поднял руку Миддс, у командира было такое право. – Рассматриваем три возможности. Организованная засада большей или меньшей численности, случайная стычка с патрулем и... могут засечь с воздуха и нанести удар. Продолжаем.
   – Даже если засекут, подумают на контрабандистов, попытаются задержать. Здесь не война, – сказал Фрукт.
   – Возможно. Но нам от этого не легче.
   – Допустим, там будет засада. Наши действия при обнаружении?
   – Отстреливаемся. Отходим.
   – Ты не понял. Если мы обнаружим засаду, в то время как засада не будет знать о ее обнаружении.
   – Останавливаем основную группу.
   – И сами попадаем под удар. У нас не будет резерва времени.
   – Что ты предлагаешь?
   – Решать на месте. Если у нас будет резерв времени, останавливаем группу и отходим сами. Если не будет, позволяем основной группе втянуться в бой, сообщаем им о засаде в самый последний момент. Сами, воспользовавшись суматохой, отходим.
   – То есть мы подставляем местных?
   – А нас не подставили с этим долбаным переходом? У нас нет и дня на подготовку, нас бросают на убой.
   – Скажешь тоже, на убой.
   – А что – нет?
   – Стоп – закончили с этим.
   – Как скажешь, босс.
   – А что, если по обнаружении засады – уничтожить ее?
   – Как?
   – Останавливаем группу, отходим...
   – Стоп, стоп... Ты думаешь, они не будут слушать эфир?
   – Получается, надо увеличить разрыв между головным дозором, то есть нами, и основными силами.
   – Тогда в случае чего мы лишаемся их поддержки.
   – Бит, ты и впрямь думаешь, что, начнись перестрелка, они придут и вытащат нас? Я вот в этом совсем не уверен.
   – Я тоже. Четверо проще выскочат, чем сорок человек.
   – Хорошо. Допустим, увеличили разрыв. Мы успеваем занять позиции, группа влетает в засаду, а мы в этот момент выбиваем огневые точки засады. Тихо и четко, без лишнего шума и пыли. Каково?
   – Тогда в квадрат мы всё равно не пройдем. Придется отходить с потерями.
   – Фрукт, что с тобой? Если нарвемся на засаду – отходить придется по-любому. Ты что, хочешь с казаками в прятки поиграть? Я вот – нет, если начнется – все мои мысли будут нацелены только на то, как подальше унести свою задницу.
   – Кстати, про казаков. Что там у нас с ними? Карта есть?
   – Есть...
   Наложили одну карту на другую, отметили посты. Курвиметром промерили.
   – Что скажешь, Африканец?
   – Скажу, что ночью казакам чистой дороги – сорок минут, если перехватят у самой границы. Чем дальше мы уйдем от нее, тем меньше у нас шансов и тем быстрее они среагируют.
   – Сорок – хватил.
   – Не хватил. У них полноприводная техника, рванут напрямик.
   – По крестьянским полям?
   – А почему бы и нет? Если бой идет.
   – А таможенники?
   – Ближайшая застава здесь. Но не думаю, что они в ночь сунутся. Это не казаки.
   – Почему бы им не сунуться?
   – Тогда им же хуже. У них нет никакой боевой техники, даже пулеметов нет.
   – Автоматов хватит.
   – Ночью?
   Миддс снова поднял руку.
   – Идти надо по-любому. Предложение Африканца мне нравится. Вчетвером мы верней пройдем, чем сорок человек. Пробьем коридор.
   – А если засада?
   – По обстоятельствам. Возможно, будет шанс ее выбить. Фрукт, напомни, что у нас есть из бесшумного?
   – Два «велрода». Два «кольта». Глушители на «М4» – на каждую, стандартный комплект.
   – Тогда... нам может понадобиться всё...

* * *

   Собрались быстро. Патруль скомплектовали из расчета не штурмовых, а разведывательных и засадных действий. Фрукт взял «велрод» вместо обычного пистолета вдобавок к своему пулемету, Миддс оставил в ПВД обрез двенадцатого калибра, к которому он привык, и пистолет, и взял вместо них пистолет-пулемет «кольт-45» с интегрированным глушителем. Бит и Африканец остались при своих «М4», на которые они надели глушители и установили: на одну ночной прицел, на другую термооптический. Ночной прицел у них был и на «велроде» – новый универсальный монокуляр, который можно и на крепление на шлем прицепить, и на винтовку поставить. Точно такой же монокуляр был и для «кольта».
   Что такое «велрод»? Великобритания в области вооружения шла всегда своим путем, и этот путь был хоть и не всегда правильным, но всегда оригинальным. Оружейники, работающие на САС, взяли североамериканскую гражданскую винтовку «Рюгер 77-44» под сорок четвертый револьверный патрон «Магнум», уложили в гражданское «тактическое» ложе с откидным прикладом, установили магазин на десять патронов вместо четырех, большой интегрированный глушитель – и получилась бесшумная винтовка патруля. Бесшумная – это значит совсем бесшумная. Любое пехотное оружие, пусть и с установленным на него глушителем, дает шум от работающего механизма. А здесь перезарядка осуществлялась почти бесшумным ручным затвором, никаких движущихся частей в винтовке не было, звук выстрела гасил глушитель. В результате на обычном шумовом фоне звук выстрела из такой винтовки не был слышен и с пяти метров.
   К тому времени, как патрульные собрались, и усташи, и поляки выстроились на некоем подобии плаца. Вооружены они были изрядно – шесть пулеметов на сорок человек, гранатометы. Поляки отличались от хорватов тем, что они были в гражданском. Вот только после перехода по лесу во что превратятся гражданские шмотки?
   – Кто командир? – спросил Миддс.
   Высокий, заросший бородой человек, с тесаком на поясе и с запрещенным^[8] шевроном U, прикрытым клапаном кармана, шагнул вперед.
   – Я, поглавник^[9] Петач.
   – Воинское звание?
   – Поручик... – неохотно признал Петач.
   – Тогда – слушать мою команду, поручик. Карты с маршрутом выдвижения вам в штабе выдали?
   – Так точно, получили.
   – Готовьтесь к выдвижению. Вот этот... – первый сержант с презрением ткнул пальцем в тесак, – металлолом приказываю снять, вместо него раздайте еще патроны. Лишним не будет. Мы выдвигаемся через час. Вы – через два часа.
   – Простите?
   – Вопросы, поручик?
   – Разве вы не идете с нами?
   – Мы – разведывательная группа, будем вести разведку маршрута на большом удалении от вас. Рации на прием, при обнаружении противника мы сообщим вам. При боеконтакте – бой не принимать, выставить арьергардный заслон и отходить к границе.
   Поручик улыбнулся при последних словах. Вот вояки...
   – Так точно.

САС

   На самом деле – пограничная зона не была сплошным лесным массивом, как это многие представляют^[10]. Лесной массив был, его высадили специально, в тридцатые годы, как естественное укрепление против пехоты и тогда еще несовершенных танков. Но с тех пор прошло уже семьдесят лет, за лесным массивом никто не ухаживал с сороковых годов, когда появился десант и десантные планеры, и стало понятно, что лес для стремительного наступления не преграда. Лес же, высаженный в оборонительных целях и ставший гражданским, жил своей жизнью. Какие-то деревья досрочно завершили ее, будучи сраженными молнией или погрызенными древоточцами, на том месте, где они когда-то были, подрастала молодая поросль. Где-то лес разросся и захватил больше территории, чем это предусматривалось, рядом с деревнями его рубили и вывозили на дрова и топливные брикеты (делали это незаконно). Его никто не прореживал и не чистил, поэтому в лесу скопилось много валежника. В лесу контрабандистами были протоптаны тропы, оборудованы схроны, блиндажи, где хранились спирт, оружие, наркотики, прятались разыскиваемые. Некоторые блиндажи – писк моды последнего времени – были оборудованы минами-ловушками, но далеко не все. Во-первых, мог подорваться и свой, поляк, тем более шмыгающий по лесу ребенок, а за это придется держать ответ. Во-вторых, казаки постарались довести до сведения королей приграничья, что если подобное появится, то живыми таких контрабандистов никто брать не будет. Так что на оборудование схронов фугасными закладками решались только самые отмороженные.
   Сразу же после пограничного леса шла сельская местность – холмистая, с полями, с перелесками, с богатыми приграничными поселками и пунктами дислокации казаков, занимающими господствующие высоты и за многие годы неплохо обжитыми и укрепленными. Единственно, что не строили казаки в таких пунктах, – это постоянное каменное жилье. Ну не строили – и всё тут, жили в палатках и сборных модулях.
   Патруль вошел в лес с той стороны границы, когда уже совсем стемнело. САСовцы не знали, наблюдает за ними кто-нибудь или нет, ходили слухи, что у русских есть глаза и по эту сторону границы, поэтому они высадились с трактора с прицепом, неспешно ползущего по рокадной^[11] дороге. Прицеп трактора был накрыт сверху брезентом, рачительные австро-венгерские фермеры так возили сено. На одном из поворотов, когда трактор был вынужден сбавить скорость, брезентовый полог чуть приподнялся, и четыре фигуры в черном скользнули в перелесок. Тракторист – он давно так «подрабатывал» – поехал дальше, как будто ничего и не случилось.