Страница:
Самолет был настолько большим и современным, что когда он находился на земле – не было понятно, они уже начали выруливать или все-таки стоят на месте, но по едва уловимым признакам она поняла, что самолет уже сдвинулся с места, они выруливали на взлетную.
По рядам шли стюардессы, расспрашивали пассажиров, все ли в порядке, помогали пристегнуться, профессионально улыбались всем и каждому. Алия была старшей стюардессой, ей уже не нужно было этого делать. Одному Аллаху ведомо, сколько она шла к своей цели и сколько ей пришлось вынести ради этого.
Лестница для стюардесс, которая вела с первого этажа самолета на второй, была по центру салона, там же располагалась самая настоящая кухня и салон отдыха для стюардесс – на этом самолете места хватало, не то что на старых моделях. Алия направилась туда, чтобы в последний раз вознести…
– Извините, сударыня…
Алия сбилась с мыслей, посмотрела на того, кто обратился к ней. Ну конечно… высший класс, как же иначе. Те, кто переплачивает за билеты впятеро, считают, что купили всех и вся, и ее в том числе. Но тут…
Светловолосый мужчина, где-то между тридцатью и сорока – Алия отметила почти незаметные шрамы у бровей, чуть сплющенный нос, вероятно, занимался каким-то видом рукопашного боя – доброжелательно и с интересом смотрел на нее из того роскошного кожаного чудовища, которое в высшем классе называлось креслом.
Мальчишеская улыбка. Пряжка ремня в руке.
– Не поможете?
Знакомая картина… с этого начинается.
– Да, конечно…
Алия наклонилась над креслом, застегнула ремень. Отметила, что в отличие от других приставал и донжуанов, которых в высшем классе всегда полно, от этого ничем не пахнет. Мужчины его типа предпочитают навязчивые, тяжелые, восточные ароматы, а от этого не пахло ничем, ни потом, ни чем-либо иным.
– Благодарю, сударыня…
Мужчина не стал звать ее «Алия», хотя это имя было написано на табличке, приколотой к форменному жакету слева. Но его взгляд был вполне даже красноречив. Равно как и визитка, которую он небрежным, но точным жестом засунул в кармашек ее жакета.
– Сударыня, был бы очень рад увидеть вас в Санкт-Петербурге. Ваша улыбка лишила меня жизненного покоя раз и навсегда…
Алия внутренне содрогнулась от омерзения, но по-прежнему продолжала улыбаться.
– Я подумаю…
За занавеской, отделяющей салон высшего класса от помещения для обслуживающего персонала, собрались уже почти все, самолет обслуживали двадцать две стюардессы, четырнадцать из них ублажали пассажиров салонов высшего и первого классов. Алия пристегнулась рядом с Тамарой, разведенной, яркой грузинкой лет тридцати. Та по-дружески подтолкнула ее плечом.
– Красавчик…
– Ты о чем?
– О твоем блондинчике.
Конечно же… через прозрачную занавеску было все видно, в другой раз Алия бы поддержала тему, пусть ей было бы и неприятно… но не сейчас.
– Перестань нести чушь.
Тамара хищно усмехнулась.
– Марин, а Марин! Посадочный бюллетень у тебя? Ну-ка дай…
– Прекрати…
Не обращая внимания, Тамара вчитывалась в схему размещения пассажиров высшего класса.
– Та-а-ак… высший класс, место…
– Ну, прекрати… – почти со слезами попросила Алия.
– Место Три Б. Заказано и оплачено с корпоративной скидкой, Нефтяное общество Тер-Акопова, представительство в Константинополе. А что, подруга, неплохо… Я бы и сама, но если уж такое дело…
За спиной кто-то понимающе хихикнул.
Алие было мерзко… так мерзко, будто она вляпалась в дерьмо, не просто наступила, а упала в него, вывалялась в нем с головы до ног. Она пошла на это потому, что так нужно было для уммы, но все равно было мерзко, отвратительно, постыдно. Как же они могут?! В авиакомпании на должности стюардесс подбирали, словно на конкурс красоты, помимо внешних данных требовались еще и не слишком твердые моральные устои… об этом никто не говорил вслух, но это было. Нельзя сказать, что кого-то заставляли… та же Тамара. Соблазнили, бросили, оставили с ребенком, а тут… высший класс, главноуправляющие, помощники управляющих, попадаются чиновники от четвертого класса и выше, потому что, только начиная с четвертого класса, положено летать высшим классом за казенный счет. Можно удачно выскочить замуж или немного подзаработать, подцепить богатенького прожигателя жизни, поработать гидессой по Санкт-Петербургу, переводчицей… или как там еще это можно назвать. А можно и просто – перемигнулись, пошли в туалет, которых в высшем классе аж целых четыре, и…
Только все это так мерзко…
Как же они так могут? Разве этого хочет Аллах? Разве так должна себя вести женщина? Распутничать, оголять ноги, руки, отдаваться то одному мужчине, то другому.
Русские говорят, что дали женщинам свободу, но разве нужна такая свобода? Русские говорят, что избавили женщин от притеснения – но разве в исламе есть место притеснению женщины? Разве не сказано: наиболее совершенной верой обладает тот из верующих, кто отличается наилучшим нравом, а лучшими из вас являются те, кто лучше всех относится к своим женам[14].
Но ничего… Скоро все изменится.
Когда самолет занял положенный коридор в девять тысяч метров, когда под крыльями «Юнкерса» было уже не море, а казачий юг России, Алия спустилась вниз, на третий уровень, туда, где находится почта и вещи пассажиров и все, что нужно для рейса. Взяла кусачки, скусила пломбу с одного из контейнеров…
– Слава Аллаху… Мы тут чуть не околели от холода… – сказал один из молодых муджахеддинов, выбираясь из контейнера. Губы у него были синими.
– Перестань стонать, Али. И веди себя, как подобает мужчине и воину. – Второй моджахед, самый старший из всех, передернул затвор автомата Калашникова. – Кто в салонах?
– Никого. Сопровождения нет.
– Ты уверена, сестра?
– Уверена…
– В кабине?
– Я провожу. Надо, чтобы пошел кто-то один.
– Я пойду.
– Ну, тогда… во славу Аллаха…
Один из моджахедов размахнулся, и ударил Алию по лицу…
Воздушных маршалов, сотрудников службы безопасности авиакомпании, сопровождающих самолет, в салоне не было. В Российской Империи никто и никогда не угонял самолеты. Взрывать – взрывали, не раз и не два. Но угонять – не угоняли никогда. Потому, что предъявлять властям какие-то требования, угрожая убить заложников, было бесполезно, заканчивалось это всегда одинаково, разным было только количество погибших.
– Что вы здесь… делаете?..
Человек – имеется в виду неподготовленный человек, – сталкиваясь со смертельной опасностью, погибает обычно из-за того, что принимает неправильные решения. А неправильные решения он принимает из-за того, что перед тем, как принять решение, люди обычно обдумывают ситуацию, а тут их надо принимать мгновенно. Только профессионал, натренированный на уровне инстинктов, в подобной ситуации делает то, что нужно, потому что он не думает, реакция на все возможные ситуации им давно отработана и сто раз проиграна на тренировках.
Тамара, спускаясь вниз, на третий уровень, чтобы взять еще шампанского, наткнулась на молодого человека, небритого, с короткой крысиной бородкой и плещущимся в глазах фанатичным безумием. За ним на второй уровень поднимался еще один – и когда Тамаре в живот ткнулось что-то твердое, она инстинктивно схватилась за это руками.
Автомат бабахнул короткой очередью, и стюардессу отбросило на ступеньки. Террористы бросились по лестнице во второй салон; первый, кто выскочил, дал автоматную очередь в потолок, что-то заискрило.
– Аллах Акбар! Аллах Акбар! Не вставать! Не вставать! Сидеть! Сидеть! Аллах Акбар! Аллах Акбар!
Во втором ряду встал пожилой, лет под семьдесят, человек.
– Как вы смеете?..
Бабах!
Старика отбросило пулями на сиденье, пассажиры закричали в голос.
– Молчать! Молчать, молчать, убью! – Бесновавшийся террорист дал очередь в женщину, вышедшую из туалета в проход, просто потому, что испугался. – Убью! Сидеть, убью!
– Дима, что там у нас?..
Дверь из салона в кабину самолета не запирали, просто потому, что стюардесса принесет кофе, еду, обе руки будут заняты подносом…
– Короткое замыкание на втором уровне! – резко ответил второй пилот, взглянув на загоревшуюся красным контрольную лампу.
– Иди, посмотри…
Дверь открылась с пинка, террорист с порога выстрелил из пистолета во второго пилота, вышедшего из кресла, и его отбросило назад. Взвыли турбины, самолет дернулся так, что террорист едва не полетел с ног.
– Ты что… – Первый пилот выровнял самолет, не допустил его срыва только за счет своего опыта. – Ты что делаешь, дурак?!
– Молчать! Во имя Аллаха, молчать, убью! Убью!
– Дурак, кто самолет поведет? Кто самолет поведет?!
– Я поведу! Я поведу, с именем Аллаха! Молчи и держи курс! Молчи!
Алия выходила последней – ее ударили по лицу, под глазом наливался синяк – это, чтобы все поверили, что она тоже – жертва террористов, а не член исламской террористической ячейки. Поднимаясь по лестнице, она взглянула в глаза Тамаре, которая была еще жива.
– Проститутка, тебя наказал сам Аллах! – Алия пнула умирающую Тамару ногой. Потом пошла дальше…
Человека со светлыми волосами звали Грегор Гольц – хотя билет у него был на имя чиновника десятого класса Григория Олсуфьева, – и он был опасен. Он был опасен не меньше, чем алабай, среднеазиатская овчарка, разрывающая волков, или некоторые виды сибирских собак, останавливающих лосей и медведей, он был опаснее всех четверых террористов, вместе взятых. Сорок один год от роду, справлял службу сначала в войсках особого назначения, затем – в дворцовой полиции. После достижения срока выслуги – а он ее выслужил в тридцать один год – ушел в частную сферу и на данный момент занимал должность управляющего по вопросам безопасности «Нефтяного и Торгового дома Тер-Акопова». У него не было ни ножа, ни пистолета, ни автомата, ни снайперской винтовки, но сдаваться этот человек не собирался. Положив руки на затылок, как все, он хладнокровно просчитывал варианты.
То, что кончится плохо – это несомненно. Лететь им некуда, они над Россией, это не трансатлантический лайнер, он предназначен для того, чтобы перевозить максимальное количество пассажиров за минимальную цену внутри страны. Стоит им где-то приземлиться для дозаправки, выдвинуть требования – и взлететь им уже не дадут, начнется штурм. Бандиты понимают, что им – конец, за террористический акт наказание может быть только одно – смерть. Империя не договаривается с террористами, тем более в таких обстоятельствах – на Востоке мятеж, в Висленском крае – мятеж… собственно, он как раз и выкроил день, чтобы слетать в Санкт-Петербург, найти старых друзей и кое о чем тет-а-тет переговорить. В составе жандармерии существуют группы «Волк» с территориальными отделами по стране, в Санкт-Петербурге их встретит отряд А – спецподразделение, подчиняющееся СЕИВК и занимающееся борьбой с терроризмом. Несмотря на то что у этих – огнестрельное оружие, шансов при штурме у них никаких, максимум, что они успеют сделать, – это пристрелят нескольких бедолаг, прежде чем сами отправятся к Аллаху… или куда там. Четверо – слишком мало, чтобы надежно контролировать огромный двухпалубный лайнер, даже если с автоматами. Тогда какого черта им надо?
Неужели…
Услужливая память подсказала – да, вполне возможно…
Тогда, десятого сентября прошлого года, последний самолет, который упал в Виргинии, САСШ, – вполне мог направляться к атомной электростанции. Неизвестно, что там произошло, то ли самолет сбили, то ли сами террористы не справились с управлением, то ли граждане попытались захватить управление… да и неважно это. Если бы самолет упал на атомную станцию – беженцами бы стали миллионы, погибшими – десятки тысяч.
Атомная электростанция под Санкт-Петербургом – восемь атомных энергоблоков, четыре тысячника, два полуторатысячника, два двухтысячника – не только питает энергией Север, но и экспортирует ее в Пруссию. Город Сосновый Бор, рядом столица Империи и Красное Село. А ведь если они будут заходить на посадку на…
Грегор Гольц исподлобья посмотрел на террориста с автоматом Калашникова, медленно идущего по рядам. Он был к нему спиной, до него было метров десять. Сейчас?
Нет, не сейчас… Надо подождать. Пусть они понервничают, пусть они устанут и потеряют бдительность, пусть они расслабятся, стоя уже на пороге рая. Вот тогда…
В кабине Владимир Дмитриевич незаметно для террориста нажал одну из кнопок. Она сообщала о том, что на борту чрезвычайная ситуация, на землю, во все ближайшие центры управления воздушным движением. Помимо этого – на земле теперь могли знать, что творится в кабине, потому что все разговоры в кабине пилотов теперь записывались и отправлялись вниз в режиме реального времени.
– Зачем ты это делаешь?! – Летчик с трудом сдерживался, труп второго пилота, совсем молодого парня, лежал в проходе. – Тебя же убьют.
– Я приму шахаду, – ответил молодой террорист, – и попаду в рай. А ты в рай не попадешь. У Аллаха для русских свиней нет рая…
– Мне надо отлить.
Террорист – молодой, с неаккуратной козлиной бородкой – остановился, уставился на сидящего в первом классе чиновника.
– Что ты сказал?
– Мне надо отлить… пожалуйста… мне надо в туалет.
Террорист захохотал, ткнул кяффира стволом автомата.
– Ссы в штаны, грязная свинья! Вы все грязные свиньи, все!
– Как вы можете?!
Террорист рассвирепел, ударил чиновника стволом автомата по лицу – раз, затем еще раз. В глазах его плескалось опасное, сумасшедшее пламя ненависти.
– Ссы в штаны, кяффир, ну! Ты, сын шакала. Ба-бах!!!
Последние слова террорист выкрикнул, чиновник вздрогнул – и на его светло-серых брюках начало расплываться темное пятно.
– А-ха-ха… Свиньи! Вы все грязные свиньи, свиноеды! Среди вас нет ни одного воина, ни одного мужчины!
– Али!
Молодой террорист с автоматом и крысиной бородкой обернулся на зов. Брат Джавад махнул рукой. Али подошел.
– Что ты делаешь?
– А… тут один кяффир… они все трусы, он обоссался. Все в порядке, брат.
– Не кричи. И не сквернословь. Воистину Аллах спросит с нас, и даже наша шахада не искупит все грехи. Разве ты хочешь предстать перед Ним со скверными словами на устах и нечистыми помыслами?
Али испугался. Все-таки он был очень молод.
– Аманту би-Лляхи ва русули-хи[15]. Да простит меня Всепрощающий.
– Аллах да простит всех нас. Будь осторожен.
Было просто омерзительно – чувствовать горячую, мокрую ткань, вдыхать омерзительную вонь, чувствовать нечистоту и унижение. Но это было необходимо. Теперь он для бандита – всего лишь обоссавшийся от страха кяффир.
И пусть думает так.
– Рахья! Рахья! Во имя Аллаха, посмотри!
Рахья, которому было всего двадцать три года, подбежал к иллюминатору. Здесь, в первом классе, расстояния между сиденьями такие, что можно было спокойно ходить по салону и подходить к любому иллюминатору.
В нескольких сотнях метров от самолета, держащего курс на северо-запад, висел остроносый, двухкилевой истребитель-перехватчик Гаккеля. Он был похож силуэтом на разъяренную кобру, его серый с хаотическими черными и голубыми пятнами окрас сливался с небом. Истребитель замер выше правого крыла «Юнкерса», будто подвешенный к нему невидимыми нитями. Под крыльями висели ракеты…
– Они боятся нас… – сказал Рахья, стараясь унять, загнать как можно глубже в душу недостойный моджахеда страх, страх перед государственной машиной, перед Его Величеством и перед всеми его подданными, которым они, четверо, бросили открытый вызов, – да… они боятся нас. Аллах Акбар!
– Аллах Акбар! – закричал Али, как будто пилот истребителя мог услышать его.
…Человек по имени Грегор Гольц в последний раз взглянул на часы. Пора… до Санкт-Петербурга – тридцать минут, не больше. Ему понадобится десять… потом он перехватит управление… только бы эти ублюдки оставили в живых хоть одного пилота. У него имелась лицензия пилота легкомоторного самолета, но легкий «Аист» – это одно, а двухпалубный «Юнкерс» – совсем другое.
Штаны отвратительно намокли в паху, его сосед – и в самом деле какой-то чиновник – старался смотреть в другую сторону. И то лучше… пусть не дергается.
Пальцы правой руки коснулись массивных часов в стальном корпусе, поползли вправо, нащупали чуть заметный выступ и зацепили его ногтем. Потащили на себя. Крышка часов начала смещаться, превращаясь в нечто наподобие сюрикена, только необычного вида. Круглая пластина диаметром семь сантиметров с квадратным отверстием внутри, край заточен, как бритва, несмотря на маленькие размеры – очень тяжелая. Назарэм, японское метательное оружие ниндзя, в отличие от сюрикена его намного проще прятать.
– Я хочу, чтобы эвакуация этого терминала была завершена через десять минут! Какого черта копаетесь?!
Полковник Павел Расторгуев, командир дежурной смены спецотряда А, раздраженно смотрел на потеющего, слишком толстого для службы генерала МВД, стоящего перед ним навытяжку. Неофициально звания чинов, приписанных к Собственной Его Императорского Величества Канцелярии, считались на три звания выше, чем по любому другому ведомству, поэтому полковничье звание Расторгуева приравнивалось сейчас к званию тайного советника по гражданскому ведомству, генерал-лейтенанта по военному, вице-адмирала по флотскому и егермейстра Его Императорского Величества по придворному. Полковник Расторгуев недавно вернулся с шестимесячной стажировки в Форт Брэгге, где подружился с Маленьким Биллом – так близкие звали бригадного генерала, командовавшего спецотрядом «Дельта». Маленький Билл сейчас по-доброму бы позавидовал тому, как его русский друг отчитывает старшего по званию генерала, начальника полицейского ведомства.
Кстати, было бы лучше, если бы этим делом занимался Маленький Билл и его «Дельта»… последний раз реальный штурм самолета у них был… он тогда еще не служил. Это в Северной Америке постоянно пытаются угнать самолет в Латинскую Америку, а то и в Африку, в России терроризм иного рода, самолеты здесь не угоняют. Но делать нечего – это их задача, им ее и решать…
– Но вещи…
– Какого черта? Гоните всех, вещи пусть оставят здесь, не создавайте давку!
– И-й-есть! – Генерал, вспомнив молодость в чинах подпоручика, ринулся накручивать хвоста своим подчиненным.
Полковник Расторгуев подошел к стеклянной стене нового, четвертого терминала аэропорта, достал небольшой бинокль. Вдалеке, у самой кромки ВПП, параллельно ей, на высоте примерно метров пять над землей, шел тяжелый вертолет Сикорского с откинутой хвостовой аппарелью, из него через равные промежутки времени выпрыгивали люди со снайперскими винтовками, залегали на поле, занимая свое место в цепи. Люди со снайперскими винтовками занимали позиции на обеих диспетчерских башнях, на крышах ангаров, снайперов было так много, что на каждого террориста приходилось не меньше чем по десять снайперских винтовок. Полковник не увидел этого, но он знал, что вон за теми двумя ангарами стоят три грузовика, на каждом из которых вместо обычного кузова укреплены широкие стальные штурмовые трапы. Люди в черных огнеупорных костюмах и в титановых шлемах в последний раз проверяют оружие, занимают свои позиции – как только самолет приземлится, все эти машины выйдут на исходные, и люди на них будут ждать столько, сколько потребуется – минуту, час, день. А вон там, у трех желтых четырехосных пожарных машин, суетятся люди в блестящих огнеупорных пожарных комбинезонах, и половина из них – отнюдь не пожарные. А у терминала, вон там, должны стоять несколько карет «Скорой помощи», и в трех из них сидят совсем не врачи, пусть и в белых халатах. А…
Интересно – кто же все-таки это такие? И на что они рассчитывают?
Али шагал по проходу между испуганными, жалкими свиньями, безбожниками и многобожниками, твердо помня о том, что войско муслимов всегда одерживает победу, потому что так сказал Пророк, а его устами так сказал Аллах. Он даже не понял – когда умер.
Грегор Гольц хладнокровно пропустил Али рядом с собой и мгновенно, бесшумно поднялся из кресла. Правой рукой он зафиксировал автомат, левой – обхватил молодого террориста за шею и резко рванул на себя и влево. Шея с едва слышным хрустом сломалась.
Чисто. И без крови.
Опустив обмякшего террориста на пол, Гольц пошел вперед, подхватив автомат. К счастью, был четверг, самолет был полон, и террористы не заставили всех особо важных персон переместиться из салона высшего класса в первый или даже эконом, если бы заставили, было бы намного сложнее. Пройдя между креслами, он вышел в соседний проход, зажав в пальцах правой руки заточенный назарэм. Террористы допустили еще одну ошибку – им надо было бессистемно переходить из ряда в ряд, а они ходили, как часовые, один в салоне высшего класса, другой – в салоне первого. Между первым и высшим классами находилось помещение для стюардесс, Гольц проскользнул через него, дальше было что-то вроде тамбура. Автомат в левой руке – подстраховка, можно было выстрелить навскидку, зажав приклад локтем, но лучше бы не стрелять, черт его знает – сколько там еще этих, не может быть, чтобы не было еще двоих, а то и больше. Нужно все сделать тихо. Откинув стволом плотную штору, которая преграждала выход в салон первого класса, он увидел второго террориста, тоже с автоматом, тот стоял к нему лицом и был очень удивлен. Понять, что происходит, террорист не успел – заточенный, как бритва, назарэм пролетел метров десять и выбил ему правый глаз, террорист взревел от дикой боли, инстинктивно схватившись за то, что осталось от глаза. Гольц бросился вперед; прежде чем террорист сориентировался, он повалил его на пол, а потом убил, ударив стволом автомата в горло…
Кто-то истошно завизжал.
– Молчать! Молчать!
Второй автомат – оружие ни в коем случае нельзя оставлять без присмотра – назад его, за спину, на всякий случай. Теперь быстро вниз… туда ведут две лестницы, в носу и посередине самолета, первая – для пассажиров, вторая – для обслуживающего персонала. Он сшиб с ног одну из стюардесс, выскочившую на крик из своего маленького салона, ссыпался вниз по лестнице и накоротке столкнулся с третьим террористом, тот бежал к лестнице, видимо, услышал, что наверху что-то неладное. Их автоматы смотрели друг на друга, но уровень подготовки был, конечно, разный. Дворовая шавка – пусть не раз битая, озлобленная на весь мир – и натасканный на кровавую добычу волкодав. Гольц успел упасть, грамотно упасть, на спину и лежа дважды выстрелить в террориста. Автоматная пуля в салоне летящего на высоте самолета смертельно опасна, разгерметизация не щадит никого, но если стрелять снизу вверх, пуле нужно будет преодолеть еще и прочный пол между первым и вторым уровнями, точнее, даже потолок второго уровня и пол первого и еще техническое пространство между ними с различными проводами. Террорист рухнул замертво. Гольц уже бегом бросился в хвост самолета. Он не знал, сколько еще на борту террористов, и ему надо было обыскать туристический класс, чтобы не получить пулю в спину. Он ворвался в туристический класс, подобно торнадо.
Никого!
Назад, назад. Быстрее.
По пути ему попалась стюардесса, та самая… с синяком, как пьяная… жаль девчонку… накрылся, можно сказать, плэнер[16]. Рявкнув «Не вставать!», он двинулся дальше.
Пилотская кабина в этой модели «Юнкерсов» находится как бы между первым и вторым уровнями, снизу и сверху на нее ведут лестницы, и перед собственно кабиной есть что-то типа холла, примерно два метра на пять. Держа автомат на изготовку, Гольц одним прыжком проскочил лестницу и…
– Я его убью! Это пилот, я его убью!
Дверь кабины открыта настежь, буквально в метре от него – первый пилот, за ним – террорист.
– Бисми Ллахи!!![17] – выкрикнул Гольц.
Прежде чем ошеломленный террорист сумел осознать сказанное, грохнул автоматный выстрел, и на белую панель облицовки брызнуло красным. Первый пилот и террорист повалились одновременно.
Только идиот ведет в таком случае переговоры. Или тот, кому надо увольняться и идти работать сторожем. С террористами бессмысленно о чем-либо разговаривать, и не только бессмысленно, но и вредно. А «Бисми Ллахи»… не раз и не два бойцам спецназа удавалось застать террористов врасплох вот таким вот простым способом и выиграть именно ту секунду, которая решает исход схватки. Военная хитрость, не более.
Террорист мертв, Гольц был уверен в этом, потому что видел его мозги, стекающие по перегородке. Перескочив через загромоздившего проход пилота, Гольц сунулся в кабину – но все, что он там увидел, – это еще один труп.
Пилот, шевелясь на полу, как раздавленная гусеница, пытался подняться. Самолет, судя по тому, что он еще не пикировал – был на автопилоте, но спикировать он мог в любой момент.
По рядам шли стюардессы, расспрашивали пассажиров, все ли в порядке, помогали пристегнуться, профессионально улыбались всем и каждому. Алия была старшей стюардессой, ей уже не нужно было этого делать. Одному Аллаху ведомо, сколько она шла к своей цели и сколько ей пришлось вынести ради этого.
Лестница для стюардесс, которая вела с первого этажа самолета на второй, была по центру салона, там же располагалась самая настоящая кухня и салон отдыха для стюардесс – на этом самолете места хватало, не то что на старых моделях. Алия направилась туда, чтобы в последний раз вознести…
– Извините, сударыня…
Алия сбилась с мыслей, посмотрела на того, кто обратился к ней. Ну конечно… высший класс, как же иначе. Те, кто переплачивает за билеты впятеро, считают, что купили всех и вся, и ее в том числе. Но тут…
Светловолосый мужчина, где-то между тридцатью и сорока – Алия отметила почти незаметные шрамы у бровей, чуть сплющенный нос, вероятно, занимался каким-то видом рукопашного боя – доброжелательно и с интересом смотрел на нее из того роскошного кожаного чудовища, которое в высшем классе называлось креслом.
Мальчишеская улыбка. Пряжка ремня в руке.
– Не поможете?
Знакомая картина… с этого начинается.
– Да, конечно…
Алия наклонилась над креслом, застегнула ремень. Отметила, что в отличие от других приставал и донжуанов, которых в высшем классе всегда полно, от этого ничем не пахнет. Мужчины его типа предпочитают навязчивые, тяжелые, восточные ароматы, а от этого не пахло ничем, ни потом, ни чем-либо иным.
– Благодарю, сударыня…
Мужчина не стал звать ее «Алия», хотя это имя было написано на табличке, приколотой к форменному жакету слева. Но его взгляд был вполне даже красноречив. Равно как и визитка, которую он небрежным, но точным жестом засунул в кармашек ее жакета.
– Сударыня, был бы очень рад увидеть вас в Санкт-Петербурге. Ваша улыбка лишила меня жизненного покоя раз и навсегда…
Алия внутренне содрогнулась от омерзения, но по-прежнему продолжала улыбаться.
– Я подумаю…
За занавеской, отделяющей салон высшего класса от помещения для обслуживающего персонала, собрались уже почти все, самолет обслуживали двадцать две стюардессы, четырнадцать из них ублажали пассажиров салонов высшего и первого классов. Алия пристегнулась рядом с Тамарой, разведенной, яркой грузинкой лет тридцати. Та по-дружески подтолкнула ее плечом.
– Красавчик…
– Ты о чем?
– О твоем блондинчике.
Конечно же… через прозрачную занавеску было все видно, в другой раз Алия бы поддержала тему, пусть ей было бы и неприятно… но не сейчас.
– Перестань нести чушь.
Тамара хищно усмехнулась.
– Марин, а Марин! Посадочный бюллетень у тебя? Ну-ка дай…
– Прекрати…
Не обращая внимания, Тамара вчитывалась в схему размещения пассажиров высшего класса.
– Та-а-ак… высший класс, место…
– Ну, прекрати… – почти со слезами попросила Алия.
– Место Три Б. Заказано и оплачено с корпоративной скидкой, Нефтяное общество Тер-Акопова, представительство в Константинополе. А что, подруга, неплохо… Я бы и сама, но если уж такое дело…
За спиной кто-то понимающе хихикнул.
Алие было мерзко… так мерзко, будто она вляпалась в дерьмо, не просто наступила, а упала в него, вывалялась в нем с головы до ног. Она пошла на это потому, что так нужно было для уммы, но все равно было мерзко, отвратительно, постыдно. Как же они могут?! В авиакомпании на должности стюардесс подбирали, словно на конкурс красоты, помимо внешних данных требовались еще и не слишком твердые моральные устои… об этом никто не говорил вслух, но это было. Нельзя сказать, что кого-то заставляли… та же Тамара. Соблазнили, бросили, оставили с ребенком, а тут… высший класс, главноуправляющие, помощники управляющих, попадаются чиновники от четвертого класса и выше, потому что, только начиная с четвертого класса, положено летать высшим классом за казенный счет. Можно удачно выскочить замуж или немного подзаработать, подцепить богатенького прожигателя жизни, поработать гидессой по Санкт-Петербургу, переводчицей… или как там еще это можно назвать. А можно и просто – перемигнулись, пошли в туалет, которых в высшем классе аж целых четыре, и…
Только все это так мерзко…
Как же они так могут? Разве этого хочет Аллах? Разве так должна себя вести женщина? Распутничать, оголять ноги, руки, отдаваться то одному мужчине, то другому.
Русские говорят, что дали женщинам свободу, но разве нужна такая свобода? Русские говорят, что избавили женщин от притеснения – но разве в исламе есть место притеснению женщины? Разве не сказано: наиболее совершенной верой обладает тот из верующих, кто отличается наилучшим нравом, а лучшими из вас являются те, кто лучше всех относится к своим женам[14].
Но ничего… Скоро все изменится.
Когда самолет занял положенный коридор в девять тысяч метров, когда под крыльями «Юнкерса» было уже не море, а казачий юг России, Алия спустилась вниз, на третий уровень, туда, где находится почта и вещи пассажиров и все, что нужно для рейса. Взяла кусачки, скусила пломбу с одного из контейнеров…
– Слава Аллаху… Мы тут чуть не околели от холода… – сказал один из молодых муджахеддинов, выбираясь из контейнера. Губы у него были синими.
– Перестань стонать, Али. И веди себя, как подобает мужчине и воину. – Второй моджахед, самый старший из всех, передернул затвор автомата Калашникова. – Кто в салонах?
– Никого. Сопровождения нет.
– Ты уверена, сестра?
– Уверена…
– В кабине?
– Я провожу. Надо, чтобы пошел кто-то один.
– Я пойду.
– Ну, тогда… во славу Аллаха…
Один из моджахедов размахнулся, и ударил Алию по лицу…
Воздушных маршалов, сотрудников службы безопасности авиакомпании, сопровождающих самолет, в салоне не было. В Российской Империи никто и никогда не угонял самолеты. Взрывать – взрывали, не раз и не два. Но угонять – не угоняли никогда. Потому, что предъявлять властям какие-то требования, угрожая убить заложников, было бесполезно, заканчивалось это всегда одинаково, разным было только количество погибших.
– Что вы здесь… делаете?..
Человек – имеется в виду неподготовленный человек, – сталкиваясь со смертельной опасностью, погибает обычно из-за того, что принимает неправильные решения. А неправильные решения он принимает из-за того, что перед тем, как принять решение, люди обычно обдумывают ситуацию, а тут их надо принимать мгновенно. Только профессионал, натренированный на уровне инстинктов, в подобной ситуации делает то, что нужно, потому что он не думает, реакция на все возможные ситуации им давно отработана и сто раз проиграна на тренировках.
Тамара, спускаясь вниз, на третий уровень, чтобы взять еще шампанского, наткнулась на молодого человека, небритого, с короткой крысиной бородкой и плещущимся в глазах фанатичным безумием. За ним на второй уровень поднимался еще один – и когда Тамаре в живот ткнулось что-то твердое, она инстинктивно схватилась за это руками.
Автомат бабахнул короткой очередью, и стюардессу отбросило на ступеньки. Террористы бросились по лестнице во второй салон; первый, кто выскочил, дал автоматную очередь в потолок, что-то заискрило.
– Аллах Акбар! Аллах Акбар! Не вставать! Не вставать! Сидеть! Сидеть! Аллах Акбар! Аллах Акбар!
Во втором ряду встал пожилой, лет под семьдесят, человек.
– Как вы смеете?..
Бабах!
Старика отбросило пулями на сиденье, пассажиры закричали в голос.
– Молчать! Молчать, молчать, убью! – Бесновавшийся террорист дал очередь в женщину, вышедшую из туалета в проход, просто потому, что испугался. – Убью! Сидеть, убью!
– Дима, что там у нас?..
Дверь из салона в кабину самолета не запирали, просто потому, что стюардесса принесет кофе, еду, обе руки будут заняты подносом…
– Короткое замыкание на втором уровне! – резко ответил второй пилот, взглянув на загоревшуюся красным контрольную лампу.
– Иди, посмотри…
Дверь открылась с пинка, террорист с порога выстрелил из пистолета во второго пилота, вышедшего из кресла, и его отбросило назад. Взвыли турбины, самолет дернулся так, что террорист едва не полетел с ног.
– Ты что… – Первый пилот выровнял самолет, не допустил его срыва только за счет своего опыта. – Ты что делаешь, дурак?!
– Молчать! Во имя Аллаха, молчать, убью! Убью!
– Дурак, кто самолет поведет? Кто самолет поведет?!
– Я поведу! Я поведу, с именем Аллаха! Молчи и держи курс! Молчи!
Алия выходила последней – ее ударили по лицу, под глазом наливался синяк – это, чтобы все поверили, что она тоже – жертва террористов, а не член исламской террористической ячейки. Поднимаясь по лестнице, она взглянула в глаза Тамаре, которая была еще жива.
– Проститутка, тебя наказал сам Аллах! – Алия пнула умирающую Тамару ногой. Потом пошла дальше…
Человека со светлыми волосами звали Грегор Гольц – хотя билет у него был на имя чиновника десятого класса Григория Олсуфьева, – и он был опасен. Он был опасен не меньше, чем алабай, среднеазиатская овчарка, разрывающая волков, или некоторые виды сибирских собак, останавливающих лосей и медведей, он был опаснее всех четверых террористов, вместе взятых. Сорок один год от роду, справлял службу сначала в войсках особого назначения, затем – в дворцовой полиции. После достижения срока выслуги – а он ее выслужил в тридцать один год – ушел в частную сферу и на данный момент занимал должность управляющего по вопросам безопасности «Нефтяного и Торгового дома Тер-Акопова». У него не было ни ножа, ни пистолета, ни автомата, ни снайперской винтовки, но сдаваться этот человек не собирался. Положив руки на затылок, как все, он хладнокровно просчитывал варианты.
То, что кончится плохо – это несомненно. Лететь им некуда, они над Россией, это не трансатлантический лайнер, он предназначен для того, чтобы перевозить максимальное количество пассажиров за минимальную цену внутри страны. Стоит им где-то приземлиться для дозаправки, выдвинуть требования – и взлететь им уже не дадут, начнется штурм. Бандиты понимают, что им – конец, за террористический акт наказание может быть только одно – смерть. Империя не договаривается с террористами, тем более в таких обстоятельствах – на Востоке мятеж, в Висленском крае – мятеж… собственно, он как раз и выкроил день, чтобы слетать в Санкт-Петербург, найти старых друзей и кое о чем тет-а-тет переговорить. В составе жандармерии существуют группы «Волк» с территориальными отделами по стране, в Санкт-Петербурге их встретит отряд А – спецподразделение, подчиняющееся СЕИВК и занимающееся борьбой с терроризмом. Несмотря на то что у этих – огнестрельное оружие, шансов при штурме у них никаких, максимум, что они успеют сделать, – это пристрелят нескольких бедолаг, прежде чем сами отправятся к Аллаху… или куда там. Четверо – слишком мало, чтобы надежно контролировать огромный двухпалубный лайнер, даже если с автоматами. Тогда какого черта им надо?
Неужели…
Услужливая память подсказала – да, вполне возможно…
Тогда, десятого сентября прошлого года, последний самолет, который упал в Виргинии, САСШ, – вполне мог направляться к атомной электростанции. Неизвестно, что там произошло, то ли самолет сбили, то ли сами террористы не справились с управлением, то ли граждане попытались захватить управление… да и неважно это. Если бы самолет упал на атомную станцию – беженцами бы стали миллионы, погибшими – десятки тысяч.
Атомная электростанция под Санкт-Петербургом – восемь атомных энергоблоков, четыре тысячника, два полуторатысячника, два двухтысячника – не только питает энергией Север, но и экспортирует ее в Пруссию. Город Сосновый Бор, рядом столица Империи и Красное Село. А ведь если они будут заходить на посадку на…
Грегор Гольц исподлобья посмотрел на террориста с автоматом Калашникова, медленно идущего по рядам. Он был к нему спиной, до него было метров десять. Сейчас?
Нет, не сейчас… Надо подождать. Пусть они понервничают, пусть они устанут и потеряют бдительность, пусть они расслабятся, стоя уже на пороге рая. Вот тогда…
В кабине Владимир Дмитриевич незаметно для террориста нажал одну из кнопок. Она сообщала о том, что на борту чрезвычайная ситуация, на землю, во все ближайшие центры управления воздушным движением. Помимо этого – на земле теперь могли знать, что творится в кабине, потому что все разговоры в кабине пилотов теперь записывались и отправлялись вниз в режиме реального времени.
– Зачем ты это делаешь?! – Летчик с трудом сдерживался, труп второго пилота, совсем молодого парня, лежал в проходе. – Тебя же убьют.
– Я приму шахаду, – ответил молодой террорист, – и попаду в рай. А ты в рай не попадешь. У Аллаха для русских свиней нет рая…
– Мне надо отлить.
Террорист – молодой, с неаккуратной козлиной бородкой – остановился, уставился на сидящего в первом классе чиновника.
– Что ты сказал?
– Мне надо отлить… пожалуйста… мне надо в туалет.
Террорист захохотал, ткнул кяффира стволом автомата.
– Ссы в штаны, грязная свинья! Вы все грязные свиньи, все!
– Как вы можете?!
Террорист рассвирепел, ударил чиновника стволом автомата по лицу – раз, затем еще раз. В глазах его плескалось опасное, сумасшедшее пламя ненависти.
– Ссы в штаны, кяффир, ну! Ты, сын шакала. Ба-бах!!!
Последние слова террорист выкрикнул, чиновник вздрогнул – и на его светло-серых брюках начало расплываться темное пятно.
– А-ха-ха… Свиньи! Вы все грязные свиньи, свиноеды! Среди вас нет ни одного воина, ни одного мужчины!
– Али!
Молодой террорист с автоматом и крысиной бородкой обернулся на зов. Брат Джавад махнул рукой. Али подошел.
– Что ты делаешь?
– А… тут один кяффир… они все трусы, он обоссался. Все в порядке, брат.
– Не кричи. И не сквернословь. Воистину Аллах спросит с нас, и даже наша шахада не искупит все грехи. Разве ты хочешь предстать перед Ним со скверными словами на устах и нечистыми помыслами?
Али испугался. Все-таки он был очень молод.
– Аманту би-Лляхи ва русули-хи[15]. Да простит меня Всепрощающий.
– Аллах да простит всех нас. Будь осторожен.
Было просто омерзительно – чувствовать горячую, мокрую ткань, вдыхать омерзительную вонь, чувствовать нечистоту и унижение. Но это было необходимо. Теперь он для бандита – всего лишь обоссавшийся от страха кяффир.
И пусть думает так.
– Рахья! Рахья! Во имя Аллаха, посмотри!
Рахья, которому было всего двадцать три года, подбежал к иллюминатору. Здесь, в первом классе, расстояния между сиденьями такие, что можно было спокойно ходить по салону и подходить к любому иллюминатору.
В нескольких сотнях метров от самолета, держащего курс на северо-запад, висел остроносый, двухкилевой истребитель-перехватчик Гаккеля. Он был похож силуэтом на разъяренную кобру, его серый с хаотическими черными и голубыми пятнами окрас сливался с небом. Истребитель замер выше правого крыла «Юнкерса», будто подвешенный к нему невидимыми нитями. Под крыльями висели ракеты…
– Они боятся нас… – сказал Рахья, стараясь унять, загнать как можно глубже в душу недостойный моджахеда страх, страх перед государственной машиной, перед Его Величеством и перед всеми его подданными, которым они, четверо, бросили открытый вызов, – да… они боятся нас. Аллах Акбар!
– Аллах Акбар! – закричал Али, как будто пилот истребителя мог услышать его.
…Человек по имени Грегор Гольц в последний раз взглянул на часы. Пора… до Санкт-Петербурга – тридцать минут, не больше. Ему понадобится десять… потом он перехватит управление… только бы эти ублюдки оставили в живых хоть одного пилота. У него имелась лицензия пилота легкомоторного самолета, но легкий «Аист» – это одно, а двухпалубный «Юнкерс» – совсем другое.
Штаны отвратительно намокли в паху, его сосед – и в самом деле какой-то чиновник – старался смотреть в другую сторону. И то лучше… пусть не дергается.
Пальцы правой руки коснулись массивных часов в стальном корпусе, поползли вправо, нащупали чуть заметный выступ и зацепили его ногтем. Потащили на себя. Крышка часов начала смещаться, превращаясь в нечто наподобие сюрикена, только необычного вида. Круглая пластина диаметром семь сантиметров с квадратным отверстием внутри, край заточен, как бритва, несмотря на маленькие размеры – очень тяжелая. Назарэм, японское метательное оружие ниндзя, в отличие от сюрикена его намного проще прятать.
– Я хочу, чтобы эвакуация этого терминала была завершена через десять минут! Какого черта копаетесь?!
Полковник Павел Расторгуев, командир дежурной смены спецотряда А, раздраженно смотрел на потеющего, слишком толстого для службы генерала МВД, стоящего перед ним навытяжку. Неофициально звания чинов, приписанных к Собственной Его Императорского Величества Канцелярии, считались на три звания выше, чем по любому другому ведомству, поэтому полковничье звание Расторгуева приравнивалось сейчас к званию тайного советника по гражданскому ведомству, генерал-лейтенанта по военному, вице-адмирала по флотскому и егермейстра Его Императорского Величества по придворному. Полковник Расторгуев недавно вернулся с шестимесячной стажировки в Форт Брэгге, где подружился с Маленьким Биллом – так близкие звали бригадного генерала, командовавшего спецотрядом «Дельта». Маленький Билл сейчас по-доброму бы позавидовал тому, как его русский друг отчитывает старшего по званию генерала, начальника полицейского ведомства.
Кстати, было бы лучше, если бы этим делом занимался Маленький Билл и его «Дельта»… последний раз реальный штурм самолета у них был… он тогда еще не служил. Это в Северной Америке постоянно пытаются угнать самолет в Латинскую Америку, а то и в Африку, в России терроризм иного рода, самолеты здесь не угоняют. Но делать нечего – это их задача, им ее и решать…
– Но вещи…
– Какого черта? Гоните всех, вещи пусть оставят здесь, не создавайте давку!
– И-й-есть! – Генерал, вспомнив молодость в чинах подпоручика, ринулся накручивать хвоста своим подчиненным.
Полковник Расторгуев подошел к стеклянной стене нового, четвертого терминала аэропорта, достал небольшой бинокль. Вдалеке, у самой кромки ВПП, параллельно ей, на высоте примерно метров пять над землей, шел тяжелый вертолет Сикорского с откинутой хвостовой аппарелью, из него через равные промежутки времени выпрыгивали люди со снайперскими винтовками, залегали на поле, занимая свое место в цепи. Люди со снайперскими винтовками занимали позиции на обеих диспетчерских башнях, на крышах ангаров, снайперов было так много, что на каждого террориста приходилось не меньше чем по десять снайперских винтовок. Полковник не увидел этого, но он знал, что вон за теми двумя ангарами стоят три грузовика, на каждом из которых вместо обычного кузова укреплены широкие стальные штурмовые трапы. Люди в черных огнеупорных костюмах и в титановых шлемах в последний раз проверяют оружие, занимают свои позиции – как только самолет приземлится, все эти машины выйдут на исходные, и люди на них будут ждать столько, сколько потребуется – минуту, час, день. А вон там, у трех желтых четырехосных пожарных машин, суетятся люди в блестящих огнеупорных пожарных комбинезонах, и половина из них – отнюдь не пожарные. А у терминала, вон там, должны стоять несколько карет «Скорой помощи», и в трех из них сидят совсем не врачи, пусть и в белых халатах. А…
Интересно – кто же все-таки это такие? И на что они рассчитывают?
Али шагал по проходу между испуганными, жалкими свиньями, безбожниками и многобожниками, твердо помня о том, что войско муслимов всегда одерживает победу, потому что так сказал Пророк, а его устами так сказал Аллах. Он даже не понял – когда умер.
Грегор Гольц хладнокровно пропустил Али рядом с собой и мгновенно, бесшумно поднялся из кресла. Правой рукой он зафиксировал автомат, левой – обхватил молодого террориста за шею и резко рванул на себя и влево. Шея с едва слышным хрустом сломалась.
Чисто. И без крови.
Опустив обмякшего террориста на пол, Гольц пошел вперед, подхватив автомат. К счастью, был четверг, самолет был полон, и террористы не заставили всех особо важных персон переместиться из салона высшего класса в первый или даже эконом, если бы заставили, было бы намного сложнее. Пройдя между креслами, он вышел в соседний проход, зажав в пальцах правой руки заточенный назарэм. Террористы допустили еще одну ошибку – им надо было бессистемно переходить из ряда в ряд, а они ходили, как часовые, один в салоне высшего класса, другой – в салоне первого. Между первым и высшим классами находилось помещение для стюардесс, Гольц проскользнул через него, дальше было что-то вроде тамбура. Автомат в левой руке – подстраховка, можно было выстрелить навскидку, зажав приклад локтем, но лучше бы не стрелять, черт его знает – сколько там еще этих, не может быть, чтобы не было еще двоих, а то и больше. Нужно все сделать тихо. Откинув стволом плотную штору, которая преграждала выход в салон первого класса, он увидел второго террориста, тоже с автоматом, тот стоял к нему лицом и был очень удивлен. Понять, что происходит, террорист не успел – заточенный, как бритва, назарэм пролетел метров десять и выбил ему правый глаз, террорист взревел от дикой боли, инстинктивно схватившись за то, что осталось от глаза. Гольц бросился вперед; прежде чем террорист сориентировался, он повалил его на пол, а потом убил, ударив стволом автомата в горло…
Кто-то истошно завизжал.
– Молчать! Молчать!
Второй автомат – оружие ни в коем случае нельзя оставлять без присмотра – назад его, за спину, на всякий случай. Теперь быстро вниз… туда ведут две лестницы, в носу и посередине самолета, первая – для пассажиров, вторая – для обслуживающего персонала. Он сшиб с ног одну из стюардесс, выскочившую на крик из своего маленького салона, ссыпался вниз по лестнице и накоротке столкнулся с третьим террористом, тот бежал к лестнице, видимо, услышал, что наверху что-то неладное. Их автоматы смотрели друг на друга, но уровень подготовки был, конечно, разный. Дворовая шавка – пусть не раз битая, озлобленная на весь мир – и натасканный на кровавую добычу волкодав. Гольц успел упасть, грамотно упасть, на спину и лежа дважды выстрелить в террориста. Автоматная пуля в салоне летящего на высоте самолета смертельно опасна, разгерметизация не щадит никого, но если стрелять снизу вверх, пуле нужно будет преодолеть еще и прочный пол между первым и вторым уровнями, точнее, даже потолок второго уровня и пол первого и еще техническое пространство между ними с различными проводами. Террорист рухнул замертво. Гольц уже бегом бросился в хвост самолета. Он не знал, сколько еще на борту террористов, и ему надо было обыскать туристический класс, чтобы не получить пулю в спину. Он ворвался в туристический класс, подобно торнадо.
Никого!
Назад, назад. Быстрее.
По пути ему попалась стюардесса, та самая… с синяком, как пьяная… жаль девчонку… накрылся, можно сказать, плэнер[16]. Рявкнув «Не вставать!», он двинулся дальше.
Пилотская кабина в этой модели «Юнкерсов» находится как бы между первым и вторым уровнями, снизу и сверху на нее ведут лестницы, и перед собственно кабиной есть что-то типа холла, примерно два метра на пять. Держа автомат на изготовку, Гольц одним прыжком проскочил лестницу и…
– Я его убью! Это пилот, я его убью!
Дверь кабины открыта настежь, буквально в метре от него – первый пилот, за ним – террорист.
– Бисми Ллахи!!![17] – выкрикнул Гольц.
Прежде чем ошеломленный террорист сумел осознать сказанное, грохнул автоматный выстрел, и на белую панель облицовки брызнуло красным. Первый пилот и террорист повалились одновременно.
Только идиот ведет в таком случае переговоры. Или тот, кому надо увольняться и идти работать сторожем. С террористами бессмысленно о чем-либо разговаривать, и не только бессмысленно, но и вредно. А «Бисми Ллахи»… не раз и не два бойцам спецназа удавалось застать террористов врасплох вот таким вот простым способом и выиграть именно ту секунду, которая решает исход схватки. Военная хитрость, не более.
Террорист мертв, Гольц был уверен в этом, потому что видел его мозги, стекающие по перегородке. Перескочив через загромоздившего проход пилота, Гольц сунулся в кабину – но все, что он там увидел, – это еще один труп.
Пилот, шевелясь на полу, как раздавленная гусеница, пытался подняться. Самолет, судя по тому, что он еще не пикировал – был на автопилоте, но спикировать он мог в любой момент.