Оставался вопрос – зачем? Зачем ему все это?
   Ответа на этот вопрос я найти не мог.
   – Куда мы едем?
   – В Маадар. Это за Рахман-абад, знаете?
   – Знаю…

Тот же день
Район Месгар-Абад, Тегеран
ППД гвардейского танкового полка

   Есть очень хороший, только не всем доступный способ распознать диктатуру. Как отличить государство, где власть правит волей народа, от государства, власть в котором волю народа угнетает и подавляет. Для этого нужно просто посмотреть на расквартирование войск. Если большая часть армии расквартирована рядом со столицей, значит, власть в государстве держится на штыках и рассчитывает, что в случае мятежа армия подавит его. Если войска расквартированы по всей стране, там, где они действительно необходимы, значит, власть правит волей народа и народа не опасается. В Российской империи около столицы было расквартировано процентов пять от общей численности армейских частей, только Гвардейские полки. В Персии вокруг Тегерана было сосредоточено сорок процентов от всей армии, лучшие, наиболее преданные Светлейшему части[22]. В том числе и танковые.
   В числе Гвардии Бессмертных имелись не только части спецназначения и мотострелковые, но и целый танковый полк. Вооружен он был, за неимением лучшего, танками типа «Богатырь-6», снятыми с вооружения в Российской империи в восьмидесятые и замененными там гаубицами и самоходными орудиями. Здесь же эти танки были со своей пятидюймовой пушкой и довольно высоким силуэтом, они уступали вооруженным шестидюймовками русским штурмовым орудиям и восьмидюймовым гаубицам, но другого оружия Персии не продавали. Мало кто знал, что танки эти тайно модернизировали и на них установлены тепловизорные прицелы, системы автоматического поиска целей на поле боя и расчета огневых задач, а также дополнительные листы металлокерамической брони. Теперь эти машины если и не могли тягаться на равных с римскими «Ягдпантерами» и русскими ИТ-152[23], то по крайней мере не были легкой добычей для них. А в самой Персии для них и вовсе почти не имелось соперников.
   Поскольку полк относился к Гвардии Бессмертных, танкисты этого полка были гораздо лучше обеспечены, чем солдаты других, не гвардейских частей. В Гвардии жалованье полагалось не больше, чем в других армейских частях, но зато шахиншах поощрял своих гвардейцев другими методами. Бесплатная машина, бесплатная квартира – за беспорочную службу. Обязательно бесплатно – шахиншах знал, что делает. Никакие премии или повышенное денежное довольствие не дает такого эффекта, как нечто ценное, что тебе дарит повелитель из своих рук.
   Имелось и кое-что еще. В танковом полку, как и в некоторых других частях Гвардии, не было русских военных советников.
   Сегодня в полку был объявлен парковый день, по этой причине все офицеры находились в мехпарке, чинили технику. Как и во всех частях Гвардии Бессмертных, весь личный состав этого полка был исключительно офицерским, звания начинались с младшего лейтенанта. А как подобает в любой хорошей армейской части, офицеры части колдовали над своими машинами все вместе, не взваливая это на плечи ремонтных служб. Вверенную тебе боевую технику нужно знать, и надежнейший способ узнать ее получше – это отремонтировать ее своими руками.
   Время шло к полудню, и некоторые ремонтные бригады уже вытирали черные от масла руки в предвкушении посланной Аллахом трапезы, когда на залитую бетоном площадку мехпарка влетел «Егерь» командира полка – полковника Хабибуллы Айята. За рулем был не его родственник из дальнего велайята[24], которого он устроил на непыльную должность шофера при штабе, а сам полковник. И вид у него был весьма бледный.
   – Строиться по экипажам! – заорал он в мегафон, едва остановив машину.
   Проклиная про себя все на свете, офицеры разгибались, вытирали руки ветошью, вставали в строй прямо рядом с ровной линейкой выкрашенных в песчаный цвет машин, прикрытых навесами от безжалостно палящего солнца.
   Кое-кто уже разглядел человека в штатском на сиденье рядом с полковником – и по спине у каждого пополз холодный пот, липкие щупальца страха прихватили сердце. Человек в штатском рядом с полковником мог появиться только в одном случае, и принадлежать он мог только к одной организации.
   Несколько офицеров из числа строящихся поэкипажно незаметно проверили, на месте ли кобуры с пистолетами. Все они знали, что могло произойти, знали, что за одно из малоизвестных покушений на Светлейшего казнили целый пехотный батальон, который в этом участвовал.
   А один из выстроившихся танкистов хладнокровно прикинул, что люк в башне танка у него за спиной открыт и лента на пятьдесят патронов в пулемет калибра 14,5 заправлена. Пятьдесят патронов, пуля каждого из которых может пробить дом навылет. Он не знал, что произошло – они ничего не сделали, – но дешево продавать свою жизнь не собирался.
   – Вверенная мне часть построена, эфенди… – доложил полковник, стремясь не показывать, как он испуган.
   Неизвестный в штатском брезгливо посмотрел на танкистов.
   – К воротам вашей части поданы автобусы. Прикажите своим людям выходить к автобусам поротно.
   Всё…
   Полковник не успел ничего сказать, когда неизвестный добавил:
   – И почему они в таком виде, полковник? Грязные… прикажите им вымыть руки и надеть парадную форму. Прикажите им привести себя в порядок!
   Сердце, которое только что сдавили холодные пальцы, пустилось в пляс.
   – Осмелюсь спросить, эфенди… сам Светлейший соизволил увидеть нас?
   Штатский посмотрел на полковника Гвардии как на пустое место.
   – Эту честь надо заслужить, – холодно процедил он, – извольте приказать своим людям привести себя в порядок и строиться у автобусов.

Тот же день
Район Маадар, Тегеран

   Маадар – мало у кого из персов не замирало сердце при этом слове. Маадар для перса – это ночной стук в дверь, это нависший над каждым меч, это пытки и казнь без суда. Это тысячи пропавших без вести людей, о которых не принято даже помнить. Маадар – это ночная столица Персии; днем столицей был Тегеран – а ночью власть переходила к Маадару, и каждый неспокойно спал, ожидая рокового стука. Днем ночная власть никуда не уходила, просто о ней старались не думать – до следующей ночи. Не думать, не видеть, не слышать, не знать, не вспоминать.
   Это все мы поняли уже потом, через несколько месяцев, когда спецгруппа лейб-гвардии шестьдесят шестой десантно-штурмовой дивизии ворвалась в крепость Маадар, когда прорвались в ее подвалы, которые даже свои называли «Центром ужаса». Позже, когда полицейские следователи снимали все новые и новые допросы, открывая все новые и новые ужасы творившегося там и по всей остальной стране зла. Позже, когда шокированный открывшейся правдой о правлении Хоссейни Государь решил, что Персия должна стать не подвассальной страной, а частью Российской империи. Он был прав тогда, потому что правление Мохаммеда Хоссейни настолько искалечило души людей – и тех, кто властвовал, и тех, кто подчинялся, что, кто бы ни стал новым иранским шахиншахом, все продолжалось бы. Те, кто правил, – так и правили бы, кнутом и дыбой, а те, кто подчинялся, – не посмели бы возвысить голос. Или посмели бы – сметающей все на своем пути волной бессмысленного и беспощадного религиозного бунта. Только правление тех, кто родился и вырос свободным, с осознанием собственного достоинства и прав, с осознанием долга перед Родиной и заповедей божьих, могло излечить эту страну. Не сразу, но постепенно могло…
   Комплекс зданий САВАК в Маадар был выстроен в шестидесятые годы и сильно расширен в восьмидесятые. Поэтому у него имелись два периметра охраны – внутренний и внешний, причем внешний был сильно вытянут в сторону от города, захватывая свободные территории. Мало кто мог сказать – за исключением тех, кто здесь работал, – что побывал внутри этих стен и выбрался оттуда. Но кое-кто все же выбирался, чтобы рассказать остальным о пережитом. Рассказать шепотом…
   От основной дороги, идущей к кольцевой[25], к центру дознания САВАК вело бетонное четырехполосное шоссе, упирающееся в глухой забор и глухие стальные ворота, которые не распахивались, а отъезжали в сторону, прячась в стене. Глухая, высотой на глаз шесть-семь метров стена с отрицательным наклоном и рядами колючей проволоки поверху, через каждые пятьдесят метров на стене башенки охраны, с прожекторами и пулеметами. Что находится внутри, было видно с трассы – ряды одинаковых, угрюмых, бетонно-серых сооружений пяти – семи этажей высотой…
   Мы ехали третьими в колонне, нас охраняли – две машины с охраной впереди и две – позади. Никакой пропускной системы я не увидел – когда мы подъехали к воротам, головной внедорожник взревел клаксоном, и через несколько секунд ворота стали отползать в сторону.
   За воротами находился тамбур – некоторое пространство, обнесенное глухой высокой стеной, – и еще одни ворота, внутренние. Как в каторжных заведениях – внешние и внутренние ворота никогда не открывались одновременно.
   В глухой стене распахнулась дверь, из нее вышел офицер и направился к машинам, но, сообразив, что это за машины, увидев принца Хусейна в одной из них, поспешно нырнул обратно, чтобы пропустить кортеж.
   – Здесь нужны такие меры предосторожности? – поинтересовался я.
   – Нужны. Исламисты уже не раз нападали на центр, даже обстреливали его из минометов.
   – Из минометов?
   – Да, у них есть даже минометы. Откуда берутся – непонятно, возможно, из Афганистана…
   Скорее всего это был намек, причем намек почти неприкрытый. Афганистан был ареной противостояния двух великих держав – Российской и Британской империй. Британия поддерживала «законное» правительство во главе с Гази-шахом, но сил у него хватало только, чтобы контролировать Кабул с окрестностями, дорогу на Пешавар и некоторые крупные города. Российская же империя поддерживала повстанцев – пуштунов, поставляя им оружие. И с той, и с другой стороны ситуация зашла очень далеко – доходило дело до «ядерных испытаний», которые имели место быть несколько лет назад. Естественно, часть поставляемого оружия расползалась по соседним странам – причем как британского, так и русского.
   – Британцы и в самом деле напрасно поставляют в эту страну столько оружия, – я решил уйти от разговора на болезненную тему.
   Принц кивнул, принимая игру.
   – Паркуйтесь вон там.
   На парковке уже стояли несколько армейских автобусов, не считая другой техники, но место я нашел…
   Для церемоний во внутреннем дворе спецтюрьмы построили террасу для высших чинов, желающих посмотреть на экзекуции. Выход на нее был со второго этажа здания спецтюрьмы, а от солнца ее накрыли белым плотным тентом. Удивительно, но тут имелось почти кафе – со стульями, столиками и двумя холодильниками-витринами с напитками.
   Во внутреннем дворике тюрьмы уже выстроили офицеров шахской гвардии. Вот чего бы я никогда не стал делать – так этого.
   – Ваше Высочество, прошу пояснить, с какой целью вы пригласили сюда меня, – я задал этот вопрос, когда мы еще шли коридором тюрьмы.
   Принц улыбнулся – непонятно чему.
   – Во-первых, я хочу представить вас высшим офицерам гвардии и САВАК. Во-вторых, люди, которых сегодня казнят, покушались не только на мою жизнь, но и на вашу. Любой мужчина с удовольствием увидит, как возмездие настигает его врагов.
   – Речь идет о катастрофе вертолета?
   – Именно.
   На террасе нас уже ждали несколько офицеров, среди которых выделялся один – выше остальных, поджарый, в форме с иголочки, с короткой, ухоженной черной бородой. На нем единственном не было черных очков, остальные находившиеся на террасе офицеры их надели.
   – Генерал Абумаджид Тимур, директор САВАК.
   Генерал протянул руку.
   – Для меня большая честь познакомиться с посланником Его Величества Александра в нашей бедной стране.
   – Ну, не такая уж она и бедная, господин генерал.
   Генерал улыбнулся – я уже заметил, что большинство персов очень трепетно к этому относились и буквально таяли, стоило только хотя бы мимолетно похвалить их страну. Не знаю, чем это вызвано – русские, например, относились к тому, что живут в империи, в сильной и богатой стране, совершенно спокойно, без лишней экзальтации.
   – Вверяю господина посла вашим заботам, господин генерал. – Наследник отошел к стоящим небольшой группой офицерам, о чем-то заговорил с ними на фарси.
   – Что нам предстоит увидеть, генерал? – спросил я, хотя примерно уже знал ответ.
   – О, всего лишь казнь нескольких шакалов, дерзнувших поднять руку на наследника самого Светлейшего. Насколько мне известно, вы в тот момент были вместе с Его Высочеством и спасли ему жизнь.
   – Это произошло случайно, сударь. Я вообще не должен был лететь на том вертолете. Получается, что, пригласив меня на борт, принц Хусейн спас сам себя.
   – Кысмет! – назидательно поднял указующий перст генерал. – Аллах не забрал Его Высочество к себе. Значит, такова воля аллаха, значит, принц не сделал все, что Аллахом предназначено сделать ему на земле. Значит, его и нас ждут новые свершения.
   Упоминание Аллаха устами начальника Гвардии, при том что с правоверными здесь боролись, показалось мне странным – хотя в чужой монастырь со своим уставом… как говорится. Пусть я и пребывал здесь недолго и не знал фарси, но кое о чем я уже догадался. Люди, правившие этой страной, были истинными мунафиками, лицемерами, они готовы были молиться на телевизор, если бы возникла такая необходимость. И это мне не нравилось. Вера – не терпит лицемерия. Если ты не веришь в душе, имей мужество сказать об этом. В России были и атеисты, и их права также уважались. Когда же ты веришь без веры… Господь накажет, и не важно, кто как его называет. Господь – един.
   – Откуда вы так хорошо знаете русский, господин генерал? – спросил я, не желая продолжать скользкую тему.
   – В наших медресе[26] преподают русский язык. Потом я общался с вашими офицерами, с военными советниками и постепенно освоил ваш язык. Он очень труден в освоении, хотя и красив.
   – Спасибо. Это и в самом деле так. – Краем глаза я заметил, что начали выводить приговоренных. – А расскажите, что сделали эти люди с вертолетом… Если это не тайна, конечно…
   – О… это отнюдь не тайна. Уже не тайна, ибо от нас нет никаких тайн. Начальник базы, где базируется вертолет Светлейшего, оказался экстремистом и решил совершить покушение на Светлейшего. С этой целью он подменил детали в вертолете: вместо новых, при очередном ремонте, он поставил те, которые уже выработали свой ресурс[27]. Не желаете освежиться? Здесь есть отличный лимонад.
   Я примерно прикинул – это могло быть правдой, а могло и не быть. Действительно очень похоже на правду. Если бы генерал Тимур начал говорить про взрыв – я бы не поверил сразу, потому что взрыва не было, была именно внезапная поломка, причем очень серьезная. Но возникал вопрос – почему при проведении ремонта не присутствовал никто из офицеров Гвардии, почему списанные детали сразу не уничтожили по акту, в присутствии того же гвардейского офицера? Вопросов была масса, и, чтобы получить на них ответ, казнить тех, кого сейчас собирались казнить, не следовало бы.
   – А зачем они это сделали?
   – Потому что они преступники! Они негодяи, они злоумыслили против самого Светлейшего, и теперь их ждет достойная кара.
   Исчерпывающий ответ. Значит, мотивов так и не выяснили, скорее всего, и не выясняли. Значит, можно ждать повтора. Если не устранить мотив, повторять покушение будут снова и снова.
   Выведенных на плац приговоренных положили лицом вверх и начали привязывать тросами к крюкам в асфальте, будто готовясь четвертовать их. Я предположил, что расстреливать их будут в таком положении, чтобы не было рикошета – ведь не дай аллах, расстрельная пуля залетит на террасу. Тогда будет новый расстрел – уже самих расстрельщиков.
   – А для чего сюда привезли этих офицеров?
   Генерал Тимур покачал головой с таким выражением лица, будто его заставляли объяснять прописные истины.
   – Каждый офицер Гвардии должен знать, что, если ему доведется злоумыслить на Светлейшего, его ждет ужасная кара.
   Где-то зафырчал двигатель, раздался гул – странный, я не смог сразу определить его природу. Заинтересовавшись, я повернулся в сторону плаца – и увидел, как из арки выезжает тяжелый асфальтовый каток[28]
   Казнь я посмотрел до конца – до последнего осужденного, до последнего крика. Осужденных было четверо, и перед казнью каждого командовавший экзекуцией офицер наугад выбирал из замершего под палящим солнцем строя одного гвардейца, а может, и не наугад. Именно этот офицер должен был сидеть за рычагами катка, направляя его на несчастного. Один из приговоренных, кажется, умер еще до того, как его раздавил каток, – от разрыва сердца.
   Я сдержался – хотя это было сложно. Сдержался – до того момента, как мы, сопровождаемые офицерами, покинули здание тюрьмы и вышли на стоянку, к машинам…
   – Что скажете, Искандер? – спросил меня принц Хусейн и сделал это совершенно напрасно.
   – Скажу вот что. Не стоит множить зло без необходимости – отольется. И когда отольется – не стоит тому удивляться. И еще, сударь. У меня больше нет брата.
 
   Как ни странно, я угадал. Именно в тот день и в том месте, на плацу внутренней тюрьмы Центра дознания САВАК, когда тяжелый вал катка плющил людей, сразу несколько офицеров танкового полка Гвардии бессмертных шагнули за грань. Шагнули за смертельно опасную грань, когда перестает иметь значение человеческая жизнь – что своя, что чужая. И приняли для себя решение.

10 июня 2002 года
Северная Индия, Равалпинди
База Королевских ВВС Чахлала

   Мало кто из британских солдат не знает Равалпинди. А при слове Чахлала – большая часть вояк выругается и сплюнет на землю.
   После массированного ракетного удара русских по объектам в Афганистане и Северном Пакистане в стране поднялся мятеж. Племена, жившие на севере и на пограничной территории между Индией и Афганистаном, в так называемой «зоне племен», всегда были мятежны, всегда злоумышляли против короны. На сей раз восстание подавили с большой кровью, потому что инфраструктура для оказания авиационной поддержки была разрушена, и впервые за долгое, очень долгое время британским солдатам пришлось сражаться с противником по старинке, «лицом к лицу». А учитывая то, что мятежники сражались на своей земле, в своих ущельях, британцам приходилось атаковать, при том что троекратного перевеса сил, «по учебнику», не было… В общем, можете себе представить, во что обошлись такие атаки. Но британцы выстояли. Истинные сыны Туманного Альбиона, внуки и правнуки лихих гвардейцев и улан, они все равно победили, пусть и с болью, с кровью, но победили. А победив, стали сильнее, потому что победившая врага армия всегда становится сильней. Тонкая красная линия[29] стояла непоколебимо.
   Потом инфраструктуру восстановили. Восстанавливать следовало быстро, очень быстро – потому что русские могли ударить еще раз. Военные власти временно реквизировали у гражданской администрации аэропорт Равалпинди и создали там базу королевских ВВС Чахлала. А потом вместо того, чтобы строить новую военную базу, рядом соорудили новый международный аэропорт, а старый так и остался военной базой. Это было разумно, потому что при необходимости военные могли пользоваться гражданскими полосами, а гражданские – военными. Было и еще одно обстоятельство, сподвигшее именно к такому решению, хотя никто и никогда этого не озвучивал. Единая инфраструктура гражданского и военного объектов резко снижала вероятность нового удара по ним – русские в первом ударе продемонстрировали, что не наносят ударов по гражданским объектам. Возможно, наличие рядом с целью тысяч пассажиров удержит их от внезапного удара и сейчас…
   Очень быстро база ВВС Чахлала стала основными воздушными воротами Северной Индии – ибо развитая инфраструктура бывшего гражданского аэропорта позволяла принимать и отправлять военных с комфортом, относительным – но недостижимым на обычной военной базе. В результате все, кому довелось отслужить в Северной Индии за последние семь лет, никак не могли миновать эту базу ВВС, они бывали на ней по меньшей мере дважды – при прибытии и при отправлении.
   Вот и сейчас грузный «Бристоль-Белфаст», неторопливый четырехмоторный транспортник, рабочая лошадка британской транспортной авиации и самый распространенный самолет на этой базе, грузно бухнулся на полосу, побежал по ней, замедляясь с каждым пройденным метром, потому что пилот включил двигатели на реверс. Сидевшие в темном брюхе транспортника солдаты поморщились – столкновение с землей было жестким.
   – Добро пожаловать в ад… – тихо произнес один из солдат, небольшой группой сидящих на своих вещмешках прямо у пилотской кабины. Это был крепкий и жилистый, рано поседевший мужчина в потертом, со старым рисунком камуфляжа обмундировании. Вообще, эта группа выделялась из общего потока солдат – шотландцев, йоркцев, валлийцев, которых такие же, как этот, «Белфасты» ежедневно переносили сюда. Выделялась составом – четверка мужчин средних лет, в форме со странно невысокими для этого возраста и этой выслуги лет знаками различия. И еще один, пятый, – намного моложе их, почти юнец, который старался не выделяться, носил черные очки и почти все время молчал. Выделялось и оружие – у троих были не заслуженно проклятые L85 королевских арсеналов, а североамериканские, куда более надежные и удобные М4А2 с подствольными гранатометами. У четвертого – большой, обтянутый камуфлированной тканью жесткий чехол, в каких обычно снайперы носят свои винтовки. У пятого, самого крупного из всей пятерки, рыжего и бородатого, был пулемет L7A2 с матерчатым мешком для ленты. Собственно говоря, офицеры, отправлявшие самолет и много чего повидавшие, только глянули – и сразу все поняли. Североамериканское оружие было в ходу в SAS, а люди из SAS были не из тех, к кому можно свободно приставать с расспросами.
   Пятый, самый молодой, что провел весь полет, уставившись в пол и не произнося ни слова, поднял голову и посмотрел на командира группы. Он трусил – трусил уже сейчас, но держался. Потому что с детства знал: трусость недопустима, это все равно что предательство. Особенно – для него.
   – Бывали здесь, сэр?
   Командир группы усмехнулся.
   – А как же… Дважды. А вон Шон – тот четвертый раз сюда летит.
   Шон, пулеметчик, показал фигуру из трех пальцев.
   – Зато когда я прохожу детектор при посадке на самолет, он не звенит как сумасшедший.
   – У босса не пойми чего больше в заднице: то ли мяса, то ли железа, – добавил третий.
   – Эй, кто это там заинтересовался моей задницей? И с какой, позвольте полюбопытствовать, целью?
   – А то ты не знаешь…
   Эти грубоватые солдатские шутки, отпускаемые легко и непринужденно, перелетающие, словно теннисный мячик, от одного солдата SAS к другому, немного привели Николаса, внука царствующей особы и наследного принца, в чувство…
   – Долго еще?
   – Да сейчас зарулят, выпустят нас из этой душегубки. Не торопись, парень, наслаждайся последними минутами покоя.
   Происходящее явилось результатом довольно значительного, хотя и почти не освещенного прессой скандала в королевской семье. Дела в ней были совсем плохи – фактически принцесса Мария покинула своего мужа, наследного принца Гарри[30], и жила отдельно от него с двумя сыновьями. Что было этому причиной – сказать сложно, обычно в таких ситуациях виноваты бывают обе стороны. Газеты большую часть вины возлагали на Гарри, возможного будущего монарха, – за его скандальную, почти открытую связь мало того что с особой не голубых кровей, так еще и с замужней женщиной. Ситуация была настолько серьезной, что стоял вопрос о том, что королева должна передать трон не сыну, а одному из внуков. В семье думали, как поступить, газеты изощрялись в остроумии, и уже сейчас было ясно, что короля Гарри в Великобритании быть не должно, это подорвет институт монархии в целом. Монарх не должен уводить женщин из семьи. И оставался только вопрос: кто из двоих внуков? Николас или Джек? Джек или Николас?