Афанасьев Александр. В огне

   Бандиты пришли в село из леса. До этого они пытались выехать по дороге, вывозя на колонне большегрузных машин «нажитое», – но над дорогой появились русские штурмовики. Оставшиеся в живых «работники ножа и топора, романтики большой дороги», спасаясь от огня автоматических пушек, кинулись в лес, бросив машины. Добежали не все, и потому они были злы.
   Все произошло ночью – они рассчитывали, что русские по темноте не летают, но ночь их не спасла.
   Проплутав по лесам почти до полудня, они вышли аккурат к селу – грязные, испуганные, озлобленные, вооруженные. Раньше бы поопасались – здесь у каждого ствол под подушкой, но теперь законов никаких не было. Да и знали они, что все мужчины ушли защищать неподлеглость Польши, мало кто остался по домам. Опасаться было нечего и некого.
   Немногочисленные жители, увидев идущих из леса боевиков, вышли на улицу – мужчин почти не было, бабы, старики и дети. На руках у бандитов были повязки польского, бело-красного цвета, но это сейчас ничего не значило.
   Престарелый ксендз в черном одеянии, с крестом в руках шагнул вперед, навстречу бандитам:
   – Во имя Господа нашего…
   Договорить священник не успел – один из бандитов ударил его ногой в грудь, и ксендз упал. Остальные селяне заволновались, но стволы автоматов и пулеметов были нацелены на них с расстояния в десяток шагов.
   Дальнейшие действия банды были хорошо отработаны, в зачистках они уже успели поучаствовать. Немногочисленных мужчин и подростков отделили от толпы, загнали в крепкий, тоже каменный сарай и заперли. Расстреливать не стали, поляки все же. Узнали, нет ли русских и жидов – одного человека, который показался похожим на жида, старика, расстреляли на месте. Потом пошли в село, присматриваясь к бабам.
   Кто это был? В основном банда состояла из дезертиров насильняка. Одним из последних королевских эдиктов Борис Первый объявил насильственную мобилизацию на защиту неподлеглости Польши в западных регионах страны, так называемый насильняк. На запад Висленского края подвезли немало оружия из Австро-Венгрии, да и контрабандного здесь хватало. Получая оружие, местные, а здесь никогда не чтили закона – использовали его для разборок с конкурентами и своими же, для сведения счетов. Убивали русских, сербов и жидов – тех, кого могли найти, тех, кто не успел уйти к казакам или убежать. Потом, когда русские (считалось, что это сделали русские) похитили Бориса Первого прямо из Ченстохова, оборона запада Польши стала постепенно разваливаться, русские пошли в наступление не сразу, а только увидев, что она разложилась в достаточной степени. Составленные из насильняка подразделения, а они формировались по территориальному признаку, мгновенно превращались в банды. Не все, конечно, – кто-то закапывал оружие и расходился по домам ждать русских. Придут русские, проведут проверку паспортного режима – для тех, кто разошелся по домам и не оказывал сопротивления, наверняка выйдет амнистия. Как немного уляжется, так и опять можно будет жить в нормальном государстве, гнать через границу спирт и бадяжить из него паленую водку. В конце концов – этот рокош был какой-то дурацкий, несерьезный, одни убытки от него получились.
   Скорее бы порядок…
   Бандиты заняли костел, наверх поставили снайпера и пулеметчика, выставили несколько постов, чтобы люди не разбегались из села. В подвале костела нашли, естественно, спирт, первого, кто хлебнул адского зелья, командир пристрелил. Это оказало отрезвляющее воздействие на остальных – иначе могли бы перепиться.
   В костеле же устроили туалет. Решили дождаться ночи и сдергивать. Группа пошла мобилизовывать носильщиков, зарезать несколько свиней на жратву и заодно присмотреть красивых баб. Война всегда предполагает насилие – и над женщинами в том числе. Оно будет до тех пор, пока есть война.
   Среди тех, у кого хватило ума не выйти к «освободителям» – а некоторые восприняли их именно так, была и девятнадцатилетняя Маритка. Отец был в тюрьме – попал туда за спирт, брат пошел служить в армию, чтобы получить там необходимые навыки и, вернувшись, тоже заняться контрабандой спирта. В доме были только она, мать и младшая сестренка. Такие семьи в деревне имелись, им помогала мафия, польские воры из кассы взаимопомощи, общака, куда отстегивали все, кто был на воле и делал дела.
   Маритка росла, как стебелек травы, после окончания гимназии хотела поступить в Варшавский политех, но не удалось. Осталась в деревне, чтобы на следующий год попробовать еще раз. А пока устроилась в пекарню к пану Гнедому – это фамилия такая странная была. Пан Гнедый, улыбчивый толстяк, типичный повар с картинки, обрадовался такой работнице. Он был весьма неловким, а в пекарне места мало, и так получалось, что они часто сталкивались – она, когда шла за свежей выпечкой, и он. Приходилось терпеть.
   Кавалеров у Маритки хоть отбавляй, особенно настойчивым был один, по имени Казимир, но ей никто особо не нравился. Казимир был красивым, но не деловым каким-то, не хватким – она это чувствовала. Такой ей не нужен, постоянного кавалера, а потом и мужа она рассчитывала найти в Варшаве.
   Бандитов она рассматривала, спрятавшись на крыше, и когда увидела, как один из них пнул ксендза Грубера, так что тот упал, поняла, что пришла беда.
   Матери дома не было, и предупредить ее никак не получалось, но вот Ленка дома была. Именно Ленка, не Лена – так звали младшую сестру. Она родилась как раз до того, как взяли отца, ей было девять лет, и ждать отца ей оставалось еще три года – тогда за контрабанду столько не давали, но отец еще и таможенника тяжело ранил, пытаясь уйти. Внешне она была почти точной копией сестры – зеленоглазая ведьма.
   Маритка ворвалась в дом через дверь, ведущую в кухню из сада, заполошно огляделась:
   – Ленка! Ты где?
   Ответа нет.
   Комната… Гостиная… помнящая еще руки брата, он сам все тут делал перед тем, как пойти служить. Никого. Еще одна комната – спальня матери – никого.
   Маритка в панике ринулась наверх, лестница была узкой, винтовой, она чуть не упала. Комната за комнатой – нигде.
   – Ленка!!!
   На улице уже кто-то шел, это было слышно. Она бросилась вниз.
   – Не нашла, не нашла…
   Сестра выскочила из кухни, чумазая, обезьянничая и строя рожи.
   – Глупая! Что ты делаешь?!
   – Не нашла… – Сестренка осеклась, понимая, что происходит что-то нехорошее.
   – Пошли прятаться.
   – А зачем?
   Маритка, не отвечая, потащила ее из дома:
   – Надо. Сейчас мы спрячемся и будем сидеть тихо-тихо…
   В каждом доме здесь было где спрятать и где спрятаться. Приходили с обысками, искали спирт, оружие, разыскиваемых. Прятались и прятали кто где.
   – Сейчас казаки придут. Надо затаиться.
   – Да… поняла.
   Здесь это было понятно каждому ребенку – раз идут казаки, значит, надо прятаться.
   В этом доме прятались в двух местах – подвал был двухуровневый, но этого никто не знал, второй тайник – у сарая со скотом. Что-то вроде фальшивой стены – не каждый найдет, хоть и неудобно.
   – Давай. Быстрее.
   – А где казаки?
   – Идут, прячься! И тише!
   …Трое дезертиров – у одного из них был ручной пулемет – подошли к раньше богатым, а теперь обветшавшим воротам. Сквозь краску кое-где проступала ржавчина. Один из боевиков забухал ногой по воротам:
   – Открывай!
   Ответа не было.
   – Открывай, не то зажжем!
   Ворота уныло гудели, но толку не было. На дворе злобно лаяла собака – Маритка не догадалась спустить.
   – Нету никого…
   Один из бандитов злобно ощерился:
   – Есть… Это Лесневских дом. Лесневский мне по жизни должен, сука! Я его из-под земли достану.
   – Да мызнул он.
   – Не… Сам он зону топчет, гнида, но у него баба тут и дочки две. Я их из-под земли достану и впорю – из глотки вылезет!
   Один из бандитов, видимо, еще не до конца потерял совесть:
   – Детей-то пошто? Не по закону. На кичман зарулим – за беспредел отвечать будем, в параше утопят за такое. Я не подписываюсь.
   Бандит, злобно ощерясь, достал пистолет:
   – Сейчас кругом беспредел – одним беспределом больше! Рокош все спишет! Не хочешь – постой в стороне, посмотри. Отойди.
   «Браунинг» гулко бухнул дважды, бандит пнул двери, и они поддались.
   – Пошли!
   Навстречу, исходя злобным лаем, рванулась сидящая на цепи собака – бандиты вскинули оружие, и разорванный очередями кобель покатился по земле, окропляя ее кровью.
   – Э, пан Лесневский! Я пришел!!! – заорал бандит.
   Маритка вздрогнула – лай, очереди, а потом еще крик. Кто-то выкрикнул их фамилию! Значит – пришли за ними.
   Она знала правила. Каждый, кто замаран в криминальном бизнесе, в любой момент может ответить за свои дела – немало в приграничном лесу безымянных могилок, а у местных исправников – нераскрытых дел-глухарей. Но семьи трогать было нельзя, разбирались мужчины между собой. Только последние беспредельщики осмеливались трогать семьи – для них любой приговор суда означал смерть. Попади такой в камеру, его насиловали, а потом мучительно убивали. Места для таких, что по ту сторону закона, что по эту – не было.
   – Это нам крикнули? Это казаки?
   – Молчи! Тише! Ни слова!
   Маритка сделала страшное лицо, замахнулась, и сестра и в самом деле испугалась.
   – Тише!
   Только бы не сюда… Только бы не сюда…
 
   Бандит вышел в сад, подозрительно огляделся. Он не верил, что Лесневских нет дома – хотя бы потому, что на первом этаже горел свет, а на столе – приготовленная недавно еда. Лесневский в свое время сильно подставил его самого и его брата – в той разборке брат погиб, а он сам чуть не стал инвалидом, получив три пули из автомата, но врачи выходили. Теперь он жаждал свести счеты, хотел специально съездить сюда, но получилось так, что они вышли на это село. Словно сам Йезус ведет его по дороге мести.
   Или Сатана – какая разница.
   Бандит решил помочиться. Подошел к скотному двору, расстегнул ширинку, начал мочиться на стену, когда услышал шаги.
   – Что? – не оборачиваясь, спросил он.
   – Никого. Мызнули.
   – Здесь где-то они… Здесь у каждого, будто у лиски, нора, и не одна. Искать надо.
   В огород ворвался третий бандит:
   – Казаки! Окружают!
 
   – Где мама?
   – Она…
   – Говори.
   – Она сказала не говорить… она к этому пошла.
   У мамы был друг сердца, любовник, в общем. Как к этому отнесется отец, Маритка не знала, но сейчас она испытала облегчение. Значит, матери нет в селе вообще, и опасность ей сейчас не угрожает.
   В их небольшом темном укрытии отвратительно воняло мочой – часть все же просочилась.
   – Мари…
   – Тихо ты!
   Бандитов уже не было, она смотрела через доску, там был вынут сучок. Почему они убежали, она не поняла.
   Но если начнут искать, рано или поздно найдут. Она понимала, что такое беспредельщики, и не ждала от них ничего хорошего.
   Надо бежать…
   Внезапно она вспомнила кое-что. Брат показывал.
   Подпрыгнув, она уцепилась за нужное место, и тяжелый сверток увесисто бухнулся на вытоптанную землю. Сверток был из промасленной бумаги и перевязан в несколько оборотов веревкой.
   Маритка перегрызла веревку, отплевалась. У самого низа немного проникал свет, доски неплотно прилегали к земле, она осторожно положила промасленную бумагу туда. Брат предупреждал, что это – только на самый крайний случай, и этот случай настал.
   На бумаге лежал тщательно смазанный пистолет-пулемет «МР-5», толстая сосиска глушителя к нему, несколько магазинов и патроны DWF в белых коробочках. Там же была специальная губка – она впитывала влагу и не давала появляться ржавчине.
   – Что там? – полюбопытствовала сестра.
   Маритка, не отвечая, разорвала одну из коробочек, блестящими золотистыми патронами начала набивать магазин, ругая себя за то, что не обгрызла ногти.
   …Снайпер выстрелил. Раз, потом еще раз и еще. Проверяет среднюю точку попадания, пристреливает незнакомую винтовку. На винтовке глушитель, с такого расстояния выстрелы не слышны.
   – Ориентир – костел. Расстояние восемьсот двадцать. Снайперский расчет, второй номер с пулеметом.
   Снайперский расчет даже не заметил, что село обстреляли. Впрочем, какой там снайперский расчет, один мудак с винтовкой и другой мудак с пулеметом, никто из них даже не ведет наблюдения.
   – Есть.
   – Второй ориентир. Красная крыша, на ней петух, двести влево. Девятьсот семьдесят. Назовем «петух».
   – Есть.
   Петух был жестяной, не настоящий. Крестьянский символ фарта, не воровской.
   – Правее сто, крыша синего цвета, на ней кот. Расстояние семьсот сорок. Ориентир назовем «кот».
   – Есть.
   Вот это уже символ воровского фарта. Кот – Коренной Обитатель Тюрьмы.
   – Ориентиры есть, господин урядник.
   – Вижу…
   Урядник – у него на шевроне была нетипичная для казаков звезда, как еврейская, только пятиконечная и черная, лежал уже больше часа, не шевелясь. Тихон никогда не видел такого… и такой звезды он тоже не видел. А спросить опасался – внешний вид урядника не располагал к расспросам. Он почти ничего не говорил – Тихон не слышал от него фразы длиннее трех слов, а часто он обходился одним. Он мог долго, очень долго лежать и не дышать – Тихон мог поклясться, что это так…
   Черная звезда на шевроне означала не знак дьявола, как это кому-то могло показаться. Это был знак специального подразделения с Дальнего Востока и обозначал он сюрикен – метательную звезду ниндзя. Граница с Японией у России была большой, и гости оттуда приходили самые разные, в том числе и воины-тени. Казаки из этой специальной группы добровольцев занимались тем, что собирали обрывки информации о боевой подготовке ниндзютсу и пытались что-то перенять для себя. Сейчас снайпер дышал, но дышал он в пять раз реже, чем дышит нормальный человек. Так в полуанабиозе он мог пролежать день, потом ночь, а потом еще один день. Там, где он служил, он тоже побывал в осаде – поляки сами сняли ее через несколько дней. Потому что по ночам у них бесследно пропадали люди.
   Урядник молчал. И Тихон молчал. Тихон не знал этого урядника и никогда его не видел, тот был не из Вешенской. Просто почему-то он осмотрел казаков и молча показал в его сторону пальцем, и Тихону отдали приказ сопровождать урядника и прикрывать его. В каждой БМП лежал комплект вооружения для пехотного отделения, среди них была и снайперская винтовка Драгунова со складным прикладом. Эти четыре винтовки сейчас пришлись как нельзя кстати, но в дело пока не пошли.
   И все бы нормально… Только вот как-то неуютно было лежать Тихону рядом с этим странным урядником. Как будто сзади смотрит кто, сверлит глазами затылок. Очень неприятное чувство…
   Тихон оглянулся украдкой. И НЕ УВИДЕЛ снайпера. Хотя он должен был лежать в метре от него!
   Не поверил – не мог он испариться. Моргнул – да вот же он… лежит.
   Чудеса…^[12]
 
   – Послушай меня. Ты помнишь, как ты бегала за калиной?
   – Да. Помню…
   – Вот и хорошо. Сейчас мы побежим так же, быстро-быстро. И тихо.
   – Как феи?
   – Да, милая. Как феи.
   Ленка шмыгнула носом:
   – Это ведь не казаки.
   – Кто, милая?
   – Эти… дяди. Они по-польски размовляли, я слышала.
   Маритка не знала, что ответить. Иногда сестра начинала задавать такие вопросы, что хоть стой, хоть падай, а отвечай.
   – Это бандиты. Они плохие дяди.
   – А они за нами пришли или к папе?
   Маритка вспомнила, что ей показывал брат. Затвор на этом автомате – впереди, надо вставить магазин и отвести затвор назад, а затем отпустить. После этого можно будет стрелять. Здесь все умели стрелять, и брат – отца тогда уже не было – не раз вывозил ее в лес. Так тут жили. Но она не знала, сможет ли выстрелить в живого человека.
   – За нами, Ленка. За нами.
   – А папа плохой?
   Вот и думай, как тут ответить.
   – Папа не плохой… Папа… запутался, понимаешь?
   – Нет.
   – Вырастешь – поймешь. Помни – тихо-тихо, как феи. Пошли.
   Лаз был внизу, не на уровне глаз. В этом была одна из хитростей – человек всегда ищет что-то на уровне своих глаз, своего роста, потом – выше и только в последнюю очередь – ниже. Пригибаться для человека – несвойственно. Она в последний раз посмотрела, нет ли кого, отодвинула заслонку и вылезла первой.
   Никого. Только какой-то шум на улице, крики.
   – Пошли. Быстрее, быстрее, вылезай!
   Ленка испачкалась, но вылезла… И вместе они побежали – дальше там был сад, плодовые деревья, которые сажал еще отец, а были и дедовской посадки яблони. В самом углу садика небольшой навес, там были инструменты, и там любил работать отец – он, когда не таскал через границу спирт, занимался столярным делом, был отличным столяром. Там же калитка, ведущая на зады, из деревни.
   – Тихо, давай. Бежим к лесу, хорошо?
   – Хорошо.
   Она открыла калитку…
   Ленка, маленькая, проскочила, а она попала в чужие лапы, но тоже умудрилась вывернуться. И растянулась на земле, не удержалась.
   Один из бандитов, небритый, злобный, смотрел на нее, ухмыляясь:
   – Яка гарна пани… Пана Лесневского дочка?
   Маритка, забыв, что у нее на боку автомат, даже не попыталась воспользоваться им – она поползла от бандита.
   – Ленка, беги!
   Бандит ничего не успел сделать – на белой рубахе, с левой стороны, напротив сердца, брызнуло красным, вдруг появилась сочащаяся кровью дыра. Он недоуменно посмотрел на нее, а потом его колени подогнулись, и он упал, где стоял.
   – А…
   Она начала, отталкиваясь ногами и руками, отползать от бандита. Потом перевернулась, как кошка, вскочила на ноги и бросилась опрометью, вопя, словно сирена – бегать, как фея, увы, не получилось…
 
   – Цель, – произнес снайпер. Казак посмотрел в стереоскопический прибор наблюдения, который ему выдали и с которым наказали обращаться очень осторожно, потому как если разобьешь – вычтут за него. Казенная вещь.
   – Гражданские, – по-уставному ответил Тихон, он не знал, как обращаться со своим соседом, тот был в казачьей форме, но казачьего в нем было очень мало. – Двое. Э… оружие, господин урядник. У одной оружие.
   Треск пулеметной очереди заставил Тихона нервно вздрогнуть, дрогнуло и изображение в трубе.
   – Цель, – повторил урядник, – наводи.
   Связаться со штабом он так и не подумал – в этих играх никто ни у кого не запрашивал разрешения.
   Никто не собирался вызывать переговорщиков, выслушивать какие-то требования бандитов, предоставлять им наркотики, вылет в другое государство на самолете. Правила были хорошо известны обеим сторонам. Казаки попытаются вызволить заложников, если смогут. Бандиты, прикрываясь заложниками, попытаются прорваться в лес. Но тот, кто вылез за пределы села, тот, кто неосторожно ведет себя на улицах – тот мишень. Снайперы уже здесь, и они не станут долго размышлять…
   Таковы правила. Может быть, поэтому случаи захвата заложников в Российской империи были очень большой редкостью.
   – Ориентир – костел. Восемьсот двадцать. Пулемет.
   Пулеметчик на костеле увидел бегущих к лесу баб, верней, бабу и ребенка, и ему захотелось поупражняться в стрельбе. Цепочка пыльных фонтанчиков взрезала поле возле ног бегущих, ребенок упал, но начал подниматься. Ранена? Теперь Тихон видел, что это маленькая девочка. Каким же гадом надо быть…
   Бухнула и винтовка и сразу же – еще раз. Сам Тихон неплохо стрелял, но никогда не слышал, чтобы два точных выстрела можно было сделать с такой скоростью. Господи, нужно же повторно прицелиться…
   Один из бандитов вылетел из гнезда наверху костела и полетел вниз, второго видно не было. Тихон вдруг понял, что в живых нет уже обоих – ни снайпера, ни пулеметчика.
   – Левее на три деления от ориентира «петух». Семьсот девяносто. Две цели.
   И снова – сдвоенный выстрел. Две небольшие фигурки – один из бандитов пытался вести прицельный огонь с колена – сбитыми кеглями упали на землю.
   Джинба-иттай…
   Искусство единения всадника и коня. Японские самураи, используя юми, средний японский лук, умудрялись попасть в цель размером примерно в половину от современной мишени для стрельбы из лука с пятисот шагов. При этом стреляли они не с места, а с бешено несущейся лошади! Тренировались по-разному. У каждого самурая, имевшего желание практиковаться в стрельбе из юми, был специальный загончик, туда слуги загонял бродячих собак. Некоторые тренировались в стрельбе по крысам, ставя приманку.
   Многому, очень многому может научить Восток…
   – Они бегут к нам. – Тихон зашевелился, но вдруг словно что-то невидимое придавило его к земле.
   – Лежи. Они придут, – сказал урядник.
   Девчонки – на таком расстоянии они уже не воспринимались как гражданские единицы, это были именно люди, вдруг немного повернули, теперь они бежали прямо на них.
   Лес ждал их…
 
   …Строчка фонтанчиков полоснула у самых ног, больно брызнул песок и мелкие камешки. Маритка вдруг поняла, что стреляют ПО НИМ.
   – Беги!
   Ленка споткнулась и упала на полном бегу.
   – Ленка!
   Девочка начала подниматься. Пулеметчик дал новую очередь, пыльные фонтанчики били в опасной близости от них.
   Она подхватила сестру, хотя девочка и сама вставала. С ужасом Маритка заметила, что лицо у Ленки в крови.
   – Бежим!
   Сердце колотилось в груди, как пойманная птичка. Лес был совсем рядом – и в то же время лес был безумно далеко.
   Делать нечего – она так и потащила притихшую, сопящую сестру на руках, выбиваясь из сил. В спину им больше никто не стрелял. Ей показалось, что в одном месте деревья растут ближе, потом она попытается понять, почему ей так показалось, но так и не поймет. Она бросилась туда… спасительный лес, здесь все время прятались от казаков, а теперь прятаться придется от бандитов. Но ничего… рано или поздно уйдут, не впервой.
   Она вбежала в лес, ветка хлестнула ее по лицу. А потом лес расступился и обхватил ее, она даже сделать ничего не успела, ничего не успела понять. Только пискнула, словно котенок, Ленка.
 
   – И откуда это у тебя, пани?
   Лес стоял перед ней в образе человека – страшного человека, она никогда такого не видела, если бы в других обстоятельствах, подумала бы, что лесовик. Но это был не лесовик – лесовики не говорят по-русски и не интересуются оружием.
   Если попалась к казакам – надо молчать.
   Человек был не просто большим – ей он показался гигантом. Под два метра… уж на что был здоров брат, а этот здоровее, камуфляж и измазанное черным и зеленым, словно у угольщика, лицо. Руки тоже черные, а на голове – черная шерстяная шапочка.
   Казак покрутил автомат, которым Маритка так и не смогла воспользоваться, в руках, потом попытался отвинтить глушитель. Он не поддавался. Казак с удивлением вгляделся:
   – А, вот так…
   Глушитель крепился не на резьбу, а на быстросъемный замок. Надо было поднять что-то типа замковой дужки, и он снимался быстро, просто и удобно.
   – Где нашла? – спросил казак.
   – В лесу! – с вызовом ответила чуть пришедшая в себя Маритка.
   Казак стащил с себя черную шапочку, и Маритка вдруг увидела, что у него светлые, чуть вьющиеся волосы цвета ржи. Почему-то именно сейчас она начала воспринимать его как человека, а не как темную, враждебную силу.
   – А домой зачем поволокла?
   – Ну как… Вещь… Продать можно.
   – И задорого, – поддакнул казак, – только против закона. Жарко тут…
   – Не нравится, не ходите! Не ваша земля!
   Казак покачал головой. Маритка поняла, что он очень молод.
   – Как знаете, пани, – ответил он без злобы. – А что ж не стреляли?
   – Не умею.
   – Плохо. Много их там? – Казак мотнул головой в сторону деревни.
   – Не знаю. – Маритка перешла на нормальный тон, она вдруг поняла, что стоящий перед ней человек, пусть так ужасно выглядящий, не злой, не жестокий и не собирается причинить зло ни ей, ни цепляющейся за ее ногу маленькой сестре. – Человек тридцать, даже больше, наверное. С оружием все. Они ксендза избили, я видела…
   – Ксендза?
   – Ну… Священника.
   Казак покачал головой:
   – Это плохо. А этого… знаете? Что вас ловил.
   – Нет.
   – К деревне можно скрытно подойти?
   – Как?
   – Ну… чтобы не видел никто.
   – Нет, наверное… специально же так строили… – сказала Маритка и осеклась. Казак посмотрел на нее и все понял. И она тоже кое-что поняла.
   Глаза зеленые… ведьмины.
   Казак, не сводя с нее глаз, достал рацию:
   – Седьмой, вызываю штаб. Господин сотник, тут двое гражданских сбежали… Да, мы… минус пять… Говорят, человек тридцать, все с оружием, священника избили… так точно. Есть.
   Казак убрал рацию:
   – Сейчас вас заберут. До завтра посидите при штабе.
   И впрямь ведьмины глаза… Утонуть можно.
   – Как тебя… зовут? – неожиданно для себя спросила Маритка.
   – Тихон меня зовут, – просто ответил казак. – С Вешенской мы, с Дона. А тебя?
   – Маритка… Лесневская. А это Ленка. Сестра моя…
   – А мы от казаков хотели прятаться! – внезапно наябедничала Ленка. Молодой казак только улыбнулся.
   – Нехорошо ябедничать. Сейчас за вами придут, при штабе покормят… мабуть, сготовили уже. Голодные?
   – Скоро вы… с этими?
   – Да, думаю… к ночи и разберемся…
 
   – И вот еще. Ты… если надумаешь сюда шановну паненку какую привезти, так знай наперед – на круге запорю!