Страница:
– Пахнет как-то странно, – заметил Дик Харгрейвс, морщась и втягивая воздух широкими ноздрями. Он относился к Торговой службе Дипломатического Корпуса, называл себя купцом и, как всякий купец, был осторожен и недоверчив. А потому, снова принюхавшись, молвил: – Анализы не помешали бы. Как думаете, Марсель?
– Анализы уже идут, – сообщил медик, всматриваясь в символы, мелькавшие над комм-браслетом на запястье. – Все то же, что на судне хапторов, – вдоволь кислорода и никакой вредоносной микроорганики. Ничего такого, с чем не справились бы наши импланты.
– Кстати об имплантах, – произнес Абалаков. – Сбросили нас как-то на одну забытую планетку в системе Минервы, и там...
Они стояли плотной кучкой посреди бескрайнего поля астродрома, смотрели, как хапторы возятся с разгрузкой челнока, ждали транспорт и слушали Петровича. Ему перевалило за девяносто, а значит, было о чем рассказать. Невысокий, жилистый, с простоватой физиономией, он казался чудаком, но это, несомненно, являлось маской, скрывавшей накопленную с годами мудрость. Его истории были всегда уместными, и сейчас, слушая негромкий голос инженера, Эрик почувствовал, как напряжение покидает его. Первые мгновения в новом мире всегда чреваты стрессом, и Петрович, прирожденный психолог, знал, как с этим совладать, – в его руках вдруг появилась фляжка, пошла по кругу, и каждый сделал основательный глоток.
На Петровича Эрик возлагал большие надежды. У него можно было многому поучиться, а такой процесс ведет к доверительным отношениям наставника и ученика, к той связи, что постепенно и естественно перерастает в дружбу. Возраст ей не помеха, скорее, наоборот, – достигший мудрой зрелости любит общаться с молодыми. Хурцилава, Шошин и Харгрейвс тоже были зрелыми людьми, кому под пятьдесят, кому за шестьдесят, но все-таки воспринимались Эриком иначе, чем Иван Петрович. Их энергия, разум и сила были направлены на выполнение долга и сложного задания; Эрик как-то не представлял, чтобы посол или торговый атташе стали с ним откровенничать, не говоря уж о коммандере Звездного Флота. Петрович определенно отличался от них – не только по причине прожитых лет, но и потому, что не был дипломатом. Перед ним ставились скромные задачи: чтобы все оборудование миссии работало с точностью хронометра.
Что до врача Марселя Пака, самого близкого к Эрику по возрасту, то он казался чуть суховатым. Нет, он не избегал контактов, охотно рассказывал о предках, корейцах, индийцах и швейцарцах, мог обсудить чужие и собственные хобби (он увлекался музыкой и танцами), но рано или поздно в любых беседах происходил поворот к делам профессиональным, давлению крови и диете, тонусу мышц, регенерации, суточным ритмам и эндокринной системе. Темы эти Эрика не увлекали. Пак был молод, изящен и очень красив; с таким мужчиной стоило бы потолковать о девушках, о стройных темноглазых марсианках, о валькириях с Ваала или, скажем, о капризнице Илоне Линдстрем, прозябающей сейчас, как надеялся Эрик, на станции Каппа-5. Удивительно, но эти важные вопросы Марселя Пака не занимали. То есть он проявлял к ним интерес, но исключительно с медицинской точки зрения.
Начало припекать – темно-коричневые мундиры дипломатов явно не подходили для тропического климата. Эрик терпел, чувствуя, как струйки пота текут за воротник, терпел и косился на старших, будто не замечавших жары. Разного роста и телосложения, в чем-то были они похожи: все, как и сам Эрик, темноволосые, темноглазые и смугловатые, а у мулата Харгрейвса кожа того же оттенка, что и мундир. Удивляться, впрочем, не стоило – Эрик знал, что сотрудники миссии подбирались не только по опыту и деловым талантам, но и с учетом внешности. Хапторы вообще людей не любили, но больше всего не жаловали светловолосых и белокожих, так что на блондинов изначально наложили табу.
Приземлился транспорт – двухкорпусный пассажирский флаер и «летающее крыло», грузовая машина внушительных габаритов. В нее стали перетаскивать багаж дипмиссии: вакуум-контейнеры с продуктами, приборами и прочим снаряжением, тщательно запакованные подарки, орбитальный челнок и две тонны платины на гравиплатформах; платина являлась основным платежным средством в звездной империи хапторов. Под конец вытащили пять биокамер с животными и осторожно погрузили их в необъятный трюм «крыла». Шошин осмотрел челнок и запечатал люки комм-браслетом; эта машина тоже входила в снаряжение экспедиции, была надежной и просторной, но не очень новой, времен сражений с дроми.
Хапторы, грузившие имущество, были обнажены по пояс, и Эрик видел полоски шерсти на их хребтах, различал, как под сероватой кожей перекатываются могучие мышцы. Любой из десятка этих созданий казался выше и мощнее Дика Харгрейвса, самого крупного среди землян, а невысокий коренастый Шошин и щуплый Петрович едва доставали им до груди. Временами хапторы посматривали на прибывших гостей и скалили зубы, но Эрик уже понимал, что это не улыбка и даже не ухмылка, а инстинктивная реакция, знак угрозы. Веселье у этих существ выражалось иначе, не мимикой, а голосом и жестами – ревели, ухали и били кулаком о кулак. За две недели полета на скотовозе «Шинге шеге» он насмотрелся таких сцен.
– Грузчики... – пробормотал Марсель, бросив взгляд на хапторов, трудившихся в поте лица. – Первый раз такое вижу! У них вообще-то роботы есть?
– Есть, но не очень много, – сообщил Хурцилава. – Они считают, что население должно кормиться всяким трудом, в том числе физическим. Но это занятие не почетное, не для благородных пха, а лишь для пасеша, то есть простолюдинов.
Из пассажирского флаера – или как там назывался этот аппарат – выбрался хаптор на диво хлипкого сложения, ростом не больше двух метров; хламида со звездным знаком клана пониже ключиц болталась на нем, словно на вешалке. Зато рога у него выглядели основательно – пара конических шишек величиной с большую грушу, украшенных серебристыми дисками и соединяющим их стержнем. Несомненно, он относился к сословию тэдов, к касте правителей, воинов и чиновников, облеченных властью. Сделав шаг к землянам, хаптор вскинул руки с растопыренными когтистыми пальцами и проскрежетал:
– Пха Сезун’пага. Мой говорильник для общаться. Толковище речений. Еще вспомогать ашинге на трудный вероятность.
Земная лингва в его устах звучала отвратительно – в отличие от сервов лоона эо, владевших языком в совершенстве.
Коснувшись шарика транслятора в ухе, Хурцилава вымолвил на сносном альфа-хапторе:
– Я Хурши, глава миссии ашинге. Особой необходимости в переводчике не имеется, пха. Есть техническое устройство. Мы можем контактировать на вашем языке.
Пришедший от Сезун’паги ментальный импульс Эрик истолковал как облегчение. Большое облегчение!
– Известий приятностный, – произнес «говорильник», затем оглядел Шошина, на поясе которого висели кортик и ручной излучатель, и ткнул когтем в кобуру. – Этот быть запретно! Этот нет в договор на вечный мир!
– Ритуальное оружие, – пояснил коммандер. – Для гордости и чести, согласно земным Устоям.
– Устои уважительно, – согласился Сезун’пага. – Может носиться, но без... – Он напрягся, вспоминая нужные слова, и вдруг каркнул: – Без губительный энергий! Их на изъятие! Быстро, срочно, сей время немедленно!
Коммандер молча расстегнул кобуру, вытащил бластер и продемонстрировал, что батареи в нем нет. «Мой довольственный», – буркнул пха и больше не сказал ни слова на земном языке. Повернулся к грузчикам, рыкнул на них, велел убираться прочь, затем показал на флаер и произнес на альфа-хапторе:
– Летим на другой материк, к побережью. Там хорошее жилище. Все, что надо для ашинге.
«Все ли?..» – с сомнением подумал Эрик, шагая вслед за коллегами к воздушной машине. Он размышлял над этим, когда аппарат поднялся в воздух и, описав спираль над взлетным полем, двинулся к востоку, навстречу утреннему солнцу – Утарту, как здесь его называли. Первую половину пути, от Земли до планетки Ледяная, затерянной среди Пограничных Миров, они проделали с удобствами на лайнере «Кавказ», развозившем пассажиров и грузы по окраинам земного сектора. После визита на Ледяную «Кавказ» мог бы нырнуть в Лимб и доставить дипмиссию прямиком в систему Утарту, но владыка ближайшей планеты в зоне прыжка с этим не согласился; хоть не было на лайнере ни орудийных башен, ни аннигилятора, ни батальона десантников, видеть его хапторы не пожелали. Пришлось пересаживаться на транспорт, специально присланный за ними, и полет на этом грузовом корабле никому удовольствия не доставил. Судно называлось «Шинге шеге», что значило на хапторском «Рога обломаю», было на редкость грязным и абсолютно неприспособленным для землян. Обычно на «Шинше шеге» перевозили скот. Его команда привыкла иметь дело с бессловесными тварями, не требующими особых удобств, и к пассажирам относилась примерно так же, как к хашшара и шупримаха, заменявшим у хапторов овец и коров. Поэтому члены дипмиссии большую часть дороги просидели в своем катере, пусть в тесноте, зато без навозной вони, с душем и прочей сантехникой.
Кресла в пассажирском салоне были огромными – три Эрика могли поместиться или два Дика Харгрейвса. Обтянуты не биопластиком, а грубой пупырчатой кожей с неприятным запахом, напоминавшим «Шинге шеге». Но тут заработали кондиционеры, запах исчез, в салоне стало прохладнее, и Эрик облегченно вздохнул. Потом, прильнув к иллюминатору, стал с любопытством всматриваться в расстилавшийся внизу пейзаж.
Под брюхом летательного аппарата проплывали неровные лоскутья возделанных полей, то светло-салатные, то темно-бурые, затопленные водой и похожие сверху на земное болото. Хотя машина шла на небольшой высоте, рассмотреть высаженные в этих угодьях растения, то ли деревья, то ли гигантские злаки, Эрик не смог. Равнину, плоскую, как стол, пересекала, прихотливо изгибаясь и притягивая взгляд серебристым мерцанием, лента довольно широкой реки. Река струилась меж разноцветья полей и текла к буйным зарослям далекого леса, видневшегося на горизонте. Насколько буйным, можно было лишь догадываться, но воображение рисовало Эрику непролазные тропические джунгли, где кишит всякая хищная живность.
На минуту он отвлекся от этой картины, прислушавшись, о чем толкуют старшие. Петрович объяснял Харгрейвсу разницу между боевым имплантом и теми, которыми их снабдили на Земле, а Хурцилава и Шошин обсуждали тонкости дипломатического протокола и вручения подарков. Сезун’пага, застывший в кресле с самым незаинтересованным видом, слушал землян очень внимательно, но понимал не все, и от него тянуло раздражением и недовольством.
Внизу показались серо-зеленые воды – пролив или, возможно, внутреннее море между континентами. Эрик опять прилип к иллюминатору. Их группа высадилась на экваториальном материке Шурршахар, где находился астродром, и сейчас флаер забирал к востоку, с каждой минутой приближаясь к другому континенту и планетарной столице Харшабаиму. Они пролетели над морем. Берег на восточной стороне выглядел пологим, но севернее, подпирая горизонт острыми пиками, тянулась цепь довольно высоких гор.
Вскоре появился город – несомненно, Харшабаим. Сначала его очертания только проступали из туманной дымки, но по мере приближения контуры зданий становились отчетливее, заполняя равнину шеренгами геометрических фигур. Огромный город, но слишком уж мрачный, подумалось Эрику, слишком однообразный и правильный. Не ощущалось в нем той яркой привлекательности, что свойственна земным мегаполисам, с их вольно раскинувшимися зелеными зонами, четко выверенной гармонией жилых кварталов, насыщенной цветовой гаммой и голубыми вкраплениями водоемов. Здесь все выглядело иначе. Казалось, кто-то огромный устроился у большой песочницы, задумчиво склонил голову, а потом взял и рассек мокрый песок детским совочком на множество вафельных квадратиков, из которых затем вылепил, по убогости воображения, почти одинаковые невзрачные дома. Были они в основном одноэтажными, вытянутыми в форме прямоугольника или квадратными, без всяких видимых отличий, с островерхими крышами и абсолютно глухими стенами. Все это унылое однообразие тянулось вдаль, насколько видел глаз, лишь ближе к городскому центру оживляясь зданиями повыше, в два, три и даже шесть этажей. Единственное, что придавало объем этой плоской монотонности, – сеть навесных транспортных магистралей, ведущих от центра столицы к окраинам и дальше, за городской периметр.
Слева послышался тяжкий вздох, и Эрик, повернув голову, наткнулся на скорбный взгляд Марселя Пака.
– Вид не очень вдохновляет, верно? – усмехнулся он.
– Тоска, – выдавил медик. – На старое кладбище похоже. Ровные ряды могилок, а в середине – склепы повыше и пороскошнее. Хотя, с другой стороны...
Он призадумался. Эрик терпеливо ждал.
– С другой стороны, – наконец произнес Марсель, – первое впечатление бывает обманчивым. Все вроде бы одинаково, однообразно, но кто знает? Вдруг где-то тут средоточие порочных удовольствий? Ты как полагаешь?
– Вот уж уволь! – молвил Эрик без всякого энтузиазма. – Мы ведь поглядели на их женщин в видеозаписях. Великая Пустота! Спаси и сохрани!
– Я не женщин имел в виду.
– А что?
– Ну, не знаю... – Марсель чуть растянул губы в усмешке. – Собачьи бои, тараканьи бега, азартные игры... Мой прадед-индиец говорил, что стезя порока обширна и притягательна.
– Никогда не видел тараканьих бегов, – заметил Эрик. – Вот только есть ли у хапторов тараканы? В «Основах ксенологии» об этом ни слова.
Город остался позади, и флаер, описав широкий полукруг, пошел на снижение. За иллюминатором проплыли лесные заросли, потом открылся морской простор, окаймленный белесой пеной прибоя, мелькнули небольшая пристань, выложенная каменными плитами, дорожка от нее, ведущая к дому, и ограда из причудливо переплетенных металлических прутьев. Через пару минут под посадочными опорами скрипнул песок, и гул двигателя затих. Установилась зыбкая тишина, нарушаемая лишь невнятными звуками из недр второго корпуса флаера, где находились пилоты. Наконец оттуда появился здоровенный хаптор, мрачно зыркнул на землян и открыл люк пассажирского салона.
– Прилететь, – сообщил Сезун’пага, вставая. – Ходим вон.
«Говорильник» явно не баловал земных дипломатов обилием речей, но Хурцилава воспринял это как должное – поднялся, стукнул кулаком о кулак, изобразив улыбку, и шагнул к люку. За ним потянулись Шошин, Дик Харгрейвс и Абалаков. Когда они прошли мимо, Марсель и Эрик пристроились за спиной Петровича. Убедившись, что гости покинули борт, Сезун’пага окинул салон придирчивым взглядом и тоже направился к выходу.
Стоя на усыпанной мелким песком площадке, члены миссии с интересом разглядывали свое будущее жилище. Похоже, оно не слишком отличалось от городских строений, виденных из флаера, но здесь, внизу, здание подавляло своей монументальной грандиозностью. Островерхая двускатная крыша отливала тусклым металлом, словно броня космического крейсера, глухие стены возносились на восьмиметровую высоту, и нигде – ни намека на окна и двери. Боковая сторона дома-крепости тянулась метров на сорок—сорок пять, фасад – на все семьдесят, и это было единственным различием между ними. Всюду ровные мощные стены из каменных глыб, без лестниц, колонн и иных украшений. Рыцарский замок, да и только! С одним существенным изъяном – непонятно, как его обитатели попадают внутрь.
– Убирайся, хохо’гро! – рявкнул Сезун’пага пилоту, затем, повернувшись к главе миссии, добавил на земной лингве: – Жилище ашинге. Ходить обглядеть.
Не сказав больше ни слова и не оборачиваясь, он направился к углу здания.
– Потрясающее гостеприимство! – буркнул Эрик, но тут же наткнулся на строгий взгляд Шошина.
– Какое есть, юноша, – произнес военный атташе. – В каждой избушке свои погремушки, а первая заповедь дипломата – спокойствие.
Они завернули за угол, где на более простор-ной площадке обнаружилось «летающее крыло» с топтавшимися рядом грузчиками. У стены здания, прямо на уровне земли, виднелся широкий проем с уходившим вниз пологим пандусом. Два грузчика уже тащили туда помеченный связкой золотистых колосьев контейнер с продовольствием.
Хурцилава с Шошиным отделились от товарищей, ускорили шаг и, догнав Сезун’пагу, принялись что-то ему втолковывать, показывая то на контейнеры в раскрытом чреве «летающего крыла», то на подземный вход в жилище. «Аха», – проскрипел хаптор в знак согласия, потом оскалился и начал резво раздавать команды грузчикам. Те осторожно извлекли челнок на грави-платформе, установили его на каменных плитах справа от входа и, под присмотром Абалакова и Пака, занялись ящиками с медицинской аппаратурой, киберкухней и приборами связи.
Освобождение «летающего крыла» от имущества миссии шло полным ходом. Эрик и Ричард Харгрейвс, оставшись не у дел, с любопытством озирались, изучая окрестности. В двухстах метрах от дома, прямо за узорчатой оградой, начинался лес. На дикие чащобы, виденные во время полета, он не походил, напоминая скорее парковую зону с отдельными группками деревьев и не очень густым кустарником. Ближе к морю лес редел, сменяясь чередою песчаных дюн, вызывавших в памяти балтийское побережье, и там маячило среди волн какое-то массивное сооружение – видимо, пристань. Со стороны фасада деревья тоже расступались, освобождая место довольно широкой дороге, мощенной желтоватыми каменными плитами; она заканчивалась у распахнутых настежь ворот.
– Смахивает на заповедник, – задумчиво промолвил Харгрейвс, озирая лес. – Как полагаете, Эрик?
– Может быть. Но у всякого заповедника есть какая-то цель – охрана животных и дикой природы, возможность полюбоваться ландшафтами. А хапторы... – Эрик на секунду задумался. – Нет, то, что я о них читал, об их психике и образе жизни, подсказывает, что они не склонны восторгаться древесными кущами и полянами. Это прагматические существа.
– Охотничий заповедник? – предположил торговый атташе.
– Пойду спрошу. – Пожав плечами, Эрик направился к Сезун’паге.
Уединенность места, выбранного для миссии, его не удивляла. Он знал, что тэды, местные нобили, в городах не живут, предпочитая селиться в своих обширных владениях, в некоем подобии средневековых крепостей Земли. В старину такая необходимость диктовалась соображениями обороны, ибо хапторы, существа агрессивные, воевали постоянно; с наступлением цивилизованных времен внутренние смуты стали реже, но традиция жить в укрепленном убежище сохранилась. Вероятно, огромный дом, предназначенный для землян, был когда-то замком местного феодала, повидавшим не одну осаду, а на берегу и в лесу, надо думать, разыгрывались кровопролитные сражения.
Эрик откашлялся и приложил ладонь к подбородку, что означало жест почтения:
– Скажи, Сезун’пага харши’ххе, деревья вокруг дома – место для охоты? На каких зверей? Это такие животные, как хашшара? Я имею в виду диких созданий, которые не питаются мясом. Я читал в книгах, что благородные тэды любят охоту.
Он говорил не на упрощенной альфа-версии, а на языке хапторов, старательно взревывая и порыкивая в нужных местах, не скаля зубы и не глядя собеседнику в лицо, что могло бы считаться знаком неуважения и даже вызова. Ему мнилось, что все сказано и сделано правильно, но Сезун’пага вдруг стукнул кулаком о кулак и зашелся хриплым лаем. От него исходили ментальные волны веселья – похоже, Эрик его рассмешил.
– Ты, ашинге, не обучен верным словам почтения, – заявил хаптор, отсмеявшись. – Харши’ххе в этом месте – только Шеггерен, владыка клана Кшу, и называя так других, ты оскорбляешь тэд’шо Шеггерена. И ты, ашинге, совсем лишился разума, если думаешь, что тэды охотятся на тварей вроде хашшара. Это позор! Позор даже для пасеша! Настоящая охота – там! Там, в горьких водах! – Сезун’пага вытянул тощую длань в сторону моря. – А деревья... Тут всегда были деревья. Пусть растут.
Кое-что Эрик понял. «Харши» означало «главный», «большой», «широкий», а «харши’ххе», дословно – «широкозадый», было неотъемлемым титулом лишь Шеггерена’кшу, тэд’шо, то есть высокого тэда, главы одной из четырех династий, что правили материнским миром и всей звездной империей хапторов. Не стоило так обращаться к Сезун’паге! Разумеется, он принадлежал к местной знати, но был только пха’ге, «двурогим», а простолюдинов, хоть у них тоже имелась пара шишек на черепе, здесь называли «пасеша’ге», «однорогими». В этой несложной иерархии земляне, очевидно, занимали последнее место под именем «ашинге», «безрогих». Впрочем, этот термин, обозначавший у хапторов человеческую расу, стал уже официальным, вошедшим в текст мирного договора после Пятилетней войны. А вот прозвища «шуча» – «волосатый» и «кирицу’ххе» – «узкозадый» считались оскорбительными.
– Родитель бил меня слишком тонкой палкой, и потому я глуп, – пробормотал Эрик формулу извинения. – Ты, пха, добавил мне ума. Добавь еще и скажи, на каких животных охотятся в горьких водах?
– С такими зубами. – «Говорильник» выставил на обозрение когтистый палец.
Запугивает, решил Эрик и поинтересовался:
– А можно ли купаться в море? Ну, скажем, у самого берега?
Хаптор сделал шаг назад, серое его лицо потемнело, вертикальные зрачки расширились. Кажется, он был потрясен.
– Купаться! – проскрежетал Сезун’пага. – Купаться, да еще в горьких водах! Зачем?
– Для удовольствия, – объяснил Эрик. – Здесь жарко, а купание освежает и придает бодрости.
Сезун’пага помассировал правую шишку на безволосой голове – возможно, для стимуляции мыслительных процессов. Потом спросил:
– Ашинге нравится погружение в воду? В горькую воду моря или в воду реки, которая безвкусна?
Эрик кивнул:
– Очень нравится. Мы любим погружаться в моря, реки, озера и прочие водоемы. Где ближе, там и купаемся.
– Дикари! – каркнул хаптор. – Хуси-хуси поко!
Он повернулся и зашагал к землянам, наблюдавшим за разгрузкой.
– Кажется, он чем-то недоволен, – произнес Харгрейвс, приблизившись к Эрику. – Вы его обидели? Что он вам сказал?
– Надеюсь, не обидел. Этот лес – не охотничий заповедник, они охотятся в море на каких-то зубастых чудищ, и купаться здесь Сезун’пага не советует. Он вообще считает, что купание – дикарский обычай. Хуси-хуси поко!
– Это что такое? – Торговый атташе наморщил лоб.
– Не знаю. В словарях, которыми я пользовался, изучая язык, этот термин отсутствует.
Пак и Абалаков скрылись в подземном переходе – вероятно, Хурцилава послал их в дом, следить за переноской багажа. Имущество дипмиссии состояло из доброй сотни ящиков и контейнеров, закрепленных на гравиплатформах; двигаясь непрерывной чередой, хапторы тащили их вниз, возвращались и, подхватив новый груз, исчезали в проеме входа. Чудилось, что огромный замок то поглощает их, то извергает обратно из своего каменного чрева.
– Дик, Эрик, подойдите к нам. – Глава миссии помахал рукой. – Наш пха желает сказать нечто важное. Эрик, если транслятор не справится, будешь переводить.
Сезун’пага сделал широкий жест, словно обнимая лес, здание и морской берег с пристанью. Затем он прижал ладонь к звездному знаку клана на своей хламиде и торжественно произнес:
– Это место – обитель радости владыки Шеггерена’кшу. Высокий тэд приезжает сюда, чтобы охотиться в горьких водах. Пасеша и тэдам других кланов доступ запрещен. Охрана будет за этим следить и вскроет нарушителей Устоев. Охрана – лучшие воины владыки! Имя старшего – пха Шихерен’баух.
Он говорил на альфа-хапторе, понятном землянам. Была, правда, одна неясность – как «вскрывают» нарушителей; очевидно, ловят с помощью технических средств, подумалось Эрику. Но Хурцилава промолчал, не требуя уточнения термина, и Эрик не стал переспрашивать.
– Охрана – это отлично. Тем более из лучших воинов, – произнес коммандер Шошин и, сделав паузу, добавил: – Мне тут нравится. Место тихое, уединенное, и до столицы недалеко. Сколько, если наземным транспортом?
Эрик перевел, выслушал ответ и сообщил коллегам, что езды минут сорок и что наземные глайдеры, по-местному «шаухи», подадут в ближайшие дни.
Тем временем со стороны дороги послышался низкий басовитый гул. Не прошло и двух минут, как из-за поворота вынырнул матово-серый глайдер, а за ним – машина побольше, походившая издалека на грузовой фургон. Первый экипаж, сплюснутый, обтекаемый, с затемненным пластиком кабины, напоминал поставленного на колеса огромного жука; фургон, прицепленный к мощному тягачу, был угловатым и, вероятно, очень вместительным. Въехав на площадку перед зданием, машины сделали крутой разворот – так, что брызнул песок из-под колес – и замерли. Боковая дверца шауха с лязгом откатилась назад, из кабины вылез хаптор в военном доспехе и выпрямился во весь рост. «Два с половиной метра, не меньше!» – в изумлении подумал Эрик. Грузчики были ниже этого гиганта на целую голову.
Обменявшись с Сезун’пагой знаком приветствия, он зыркнул в одну сторону, в другую, выпятил бочкообразную грудь и мерным шагом направился к группе землян. От него исходили волны несокрушимой силы и властности.
– Пха Шихерен’баух, – проскрежетал тэд, приблизившись вплотную и нависая над людьми, точно скала. – Призван охранять эту территорию.
– Хурши, старший. – Хурцилава коснулся плеча Шошина. – Это Пашоши, старший после меня.
– Анализы уже идут, – сообщил медик, всматриваясь в символы, мелькавшие над комм-браслетом на запястье. – Все то же, что на судне хапторов, – вдоволь кислорода и никакой вредоносной микроорганики. Ничего такого, с чем не справились бы наши импланты.
– Кстати об имплантах, – произнес Абалаков. – Сбросили нас как-то на одну забытую планетку в системе Минервы, и там...
Они стояли плотной кучкой посреди бескрайнего поля астродрома, смотрели, как хапторы возятся с разгрузкой челнока, ждали транспорт и слушали Петровича. Ему перевалило за девяносто, а значит, было о чем рассказать. Невысокий, жилистый, с простоватой физиономией, он казался чудаком, но это, несомненно, являлось маской, скрывавшей накопленную с годами мудрость. Его истории были всегда уместными, и сейчас, слушая негромкий голос инженера, Эрик почувствовал, как напряжение покидает его. Первые мгновения в новом мире всегда чреваты стрессом, и Петрович, прирожденный психолог, знал, как с этим совладать, – в его руках вдруг появилась фляжка, пошла по кругу, и каждый сделал основательный глоток.
На Петровича Эрик возлагал большие надежды. У него можно было многому поучиться, а такой процесс ведет к доверительным отношениям наставника и ученика, к той связи, что постепенно и естественно перерастает в дружбу. Возраст ей не помеха, скорее, наоборот, – достигший мудрой зрелости любит общаться с молодыми. Хурцилава, Шошин и Харгрейвс тоже были зрелыми людьми, кому под пятьдесят, кому за шестьдесят, но все-таки воспринимались Эриком иначе, чем Иван Петрович. Их энергия, разум и сила были направлены на выполнение долга и сложного задания; Эрик как-то не представлял, чтобы посол или торговый атташе стали с ним откровенничать, не говоря уж о коммандере Звездного Флота. Петрович определенно отличался от них – не только по причине прожитых лет, но и потому, что не был дипломатом. Перед ним ставились скромные задачи: чтобы все оборудование миссии работало с точностью хронометра.
Что до врача Марселя Пака, самого близкого к Эрику по возрасту, то он казался чуть суховатым. Нет, он не избегал контактов, охотно рассказывал о предках, корейцах, индийцах и швейцарцах, мог обсудить чужие и собственные хобби (он увлекался музыкой и танцами), но рано или поздно в любых беседах происходил поворот к делам профессиональным, давлению крови и диете, тонусу мышц, регенерации, суточным ритмам и эндокринной системе. Темы эти Эрика не увлекали. Пак был молод, изящен и очень красив; с таким мужчиной стоило бы потолковать о девушках, о стройных темноглазых марсианках, о валькириях с Ваала или, скажем, о капризнице Илоне Линдстрем, прозябающей сейчас, как надеялся Эрик, на станции Каппа-5. Удивительно, но эти важные вопросы Марселя Пака не занимали. То есть он проявлял к ним интерес, но исключительно с медицинской точки зрения.
Начало припекать – темно-коричневые мундиры дипломатов явно не подходили для тропического климата. Эрик терпел, чувствуя, как струйки пота текут за воротник, терпел и косился на старших, будто не замечавших жары. Разного роста и телосложения, в чем-то были они похожи: все, как и сам Эрик, темноволосые, темноглазые и смугловатые, а у мулата Харгрейвса кожа того же оттенка, что и мундир. Удивляться, впрочем, не стоило – Эрик знал, что сотрудники миссии подбирались не только по опыту и деловым талантам, но и с учетом внешности. Хапторы вообще людей не любили, но больше всего не жаловали светловолосых и белокожих, так что на блондинов изначально наложили табу.
Приземлился транспорт – двухкорпусный пассажирский флаер и «летающее крыло», грузовая машина внушительных габаритов. В нее стали перетаскивать багаж дипмиссии: вакуум-контейнеры с продуктами, приборами и прочим снаряжением, тщательно запакованные подарки, орбитальный челнок и две тонны платины на гравиплатформах; платина являлась основным платежным средством в звездной империи хапторов. Под конец вытащили пять биокамер с животными и осторожно погрузили их в необъятный трюм «крыла». Шошин осмотрел челнок и запечатал люки комм-браслетом; эта машина тоже входила в снаряжение экспедиции, была надежной и просторной, но не очень новой, времен сражений с дроми.
Хапторы, грузившие имущество, были обнажены по пояс, и Эрик видел полоски шерсти на их хребтах, различал, как под сероватой кожей перекатываются могучие мышцы. Любой из десятка этих созданий казался выше и мощнее Дика Харгрейвса, самого крупного среди землян, а невысокий коренастый Шошин и щуплый Петрович едва доставали им до груди. Временами хапторы посматривали на прибывших гостей и скалили зубы, но Эрик уже понимал, что это не улыбка и даже не ухмылка, а инстинктивная реакция, знак угрозы. Веселье у этих существ выражалось иначе, не мимикой, а голосом и жестами – ревели, ухали и били кулаком о кулак. За две недели полета на скотовозе «Шинге шеге» он насмотрелся таких сцен.
– Грузчики... – пробормотал Марсель, бросив взгляд на хапторов, трудившихся в поте лица. – Первый раз такое вижу! У них вообще-то роботы есть?
– Есть, но не очень много, – сообщил Хурцилава. – Они считают, что население должно кормиться всяким трудом, в том числе физическим. Но это занятие не почетное, не для благородных пха, а лишь для пасеша, то есть простолюдинов.
Из пассажирского флаера – или как там назывался этот аппарат – выбрался хаптор на диво хлипкого сложения, ростом не больше двух метров; хламида со звездным знаком клана пониже ключиц болталась на нем, словно на вешалке. Зато рога у него выглядели основательно – пара конических шишек величиной с большую грушу, украшенных серебристыми дисками и соединяющим их стержнем. Несомненно, он относился к сословию тэдов, к касте правителей, воинов и чиновников, облеченных властью. Сделав шаг к землянам, хаптор вскинул руки с растопыренными когтистыми пальцами и проскрежетал:
– Пха Сезун’пага. Мой говорильник для общаться. Толковище речений. Еще вспомогать ашинге на трудный вероятность.
Земная лингва в его устах звучала отвратительно – в отличие от сервов лоона эо, владевших языком в совершенстве.
Коснувшись шарика транслятора в ухе, Хурцилава вымолвил на сносном альфа-хапторе:
– Я Хурши, глава миссии ашинге. Особой необходимости в переводчике не имеется, пха. Есть техническое устройство. Мы можем контактировать на вашем языке.
Пришедший от Сезун’паги ментальный импульс Эрик истолковал как облегчение. Большое облегчение!
– Известий приятностный, – произнес «говорильник», затем оглядел Шошина, на поясе которого висели кортик и ручной излучатель, и ткнул когтем в кобуру. – Этот быть запретно! Этот нет в договор на вечный мир!
– Ритуальное оружие, – пояснил коммандер. – Для гордости и чести, согласно земным Устоям.
– Устои уважительно, – согласился Сезун’пага. – Может носиться, но без... – Он напрягся, вспоминая нужные слова, и вдруг каркнул: – Без губительный энергий! Их на изъятие! Быстро, срочно, сей время немедленно!
Коммандер молча расстегнул кобуру, вытащил бластер и продемонстрировал, что батареи в нем нет. «Мой довольственный», – буркнул пха и больше не сказал ни слова на земном языке. Повернулся к грузчикам, рыкнул на них, велел убираться прочь, затем показал на флаер и произнес на альфа-хапторе:
– Летим на другой материк, к побережью. Там хорошее жилище. Все, что надо для ашинге.
«Все ли?..» – с сомнением подумал Эрик, шагая вслед за коллегами к воздушной машине. Он размышлял над этим, когда аппарат поднялся в воздух и, описав спираль над взлетным полем, двинулся к востоку, навстречу утреннему солнцу – Утарту, как здесь его называли. Первую половину пути, от Земли до планетки Ледяная, затерянной среди Пограничных Миров, они проделали с удобствами на лайнере «Кавказ», развозившем пассажиров и грузы по окраинам земного сектора. После визита на Ледяную «Кавказ» мог бы нырнуть в Лимб и доставить дипмиссию прямиком в систему Утарту, но владыка ближайшей планеты в зоне прыжка с этим не согласился; хоть не было на лайнере ни орудийных башен, ни аннигилятора, ни батальона десантников, видеть его хапторы не пожелали. Пришлось пересаживаться на транспорт, специально присланный за ними, и полет на этом грузовом корабле никому удовольствия не доставил. Судно называлось «Шинге шеге», что значило на хапторском «Рога обломаю», было на редкость грязным и абсолютно неприспособленным для землян. Обычно на «Шинше шеге» перевозили скот. Его команда привыкла иметь дело с бессловесными тварями, не требующими особых удобств, и к пассажирам относилась примерно так же, как к хашшара и шупримаха, заменявшим у хапторов овец и коров. Поэтому члены дипмиссии большую часть дороги просидели в своем катере, пусть в тесноте, зато без навозной вони, с душем и прочей сантехникой.
Кресла в пассажирском салоне были огромными – три Эрика могли поместиться или два Дика Харгрейвса. Обтянуты не биопластиком, а грубой пупырчатой кожей с неприятным запахом, напоминавшим «Шинге шеге». Но тут заработали кондиционеры, запах исчез, в салоне стало прохладнее, и Эрик облегченно вздохнул. Потом, прильнув к иллюминатору, стал с любопытством всматриваться в расстилавшийся внизу пейзаж.
Под брюхом летательного аппарата проплывали неровные лоскутья возделанных полей, то светло-салатные, то темно-бурые, затопленные водой и похожие сверху на земное болото. Хотя машина шла на небольшой высоте, рассмотреть высаженные в этих угодьях растения, то ли деревья, то ли гигантские злаки, Эрик не смог. Равнину, плоскую, как стол, пересекала, прихотливо изгибаясь и притягивая взгляд серебристым мерцанием, лента довольно широкой реки. Река струилась меж разноцветья полей и текла к буйным зарослям далекого леса, видневшегося на горизонте. Насколько буйным, можно было лишь догадываться, но воображение рисовало Эрику непролазные тропические джунгли, где кишит всякая хищная живность.
На минуту он отвлекся от этой картины, прислушавшись, о чем толкуют старшие. Петрович объяснял Харгрейвсу разницу между боевым имплантом и теми, которыми их снабдили на Земле, а Хурцилава и Шошин обсуждали тонкости дипломатического протокола и вручения подарков. Сезун’пага, застывший в кресле с самым незаинтересованным видом, слушал землян очень внимательно, но понимал не все, и от него тянуло раздражением и недовольством.
Внизу показались серо-зеленые воды – пролив или, возможно, внутреннее море между континентами. Эрик опять прилип к иллюминатору. Их группа высадилась на экваториальном материке Шурршахар, где находился астродром, и сейчас флаер забирал к востоку, с каждой минутой приближаясь к другому континенту и планетарной столице Харшабаиму. Они пролетели над морем. Берег на восточной стороне выглядел пологим, но севернее, подпирая горизонт острыми пиками, тянулась цепь довольно высоких гор.
Вскоре появился город – несомненно, Харшабаим. Сначала его очертания только проступали из туманной дымки, но по мере приближения контуры зданий становились отчетливее, заполняя равнину шеренгами геометрических фигур. Огромный город, но слишком уж мрачный, подумалось Эрику, слишком однообразный и правильный. Не ощущалось в нем той яркой привлекательности, что свойственна земным мегаполисам, с их вольно раскинувшимися зелеными зонами, четко выверенной гармонией жилых кварталов, насыщенной цветовой гаммой и голубыми вкраплениями водоемов. Здесь все выглядело иначе. Казалось, кто-то огромный устроился у большой песочницы, задумчиво склонил голову, а потом взял и рассек мокрый песок детским совочком на множество вафельных квадратиков, из которых затем вылепил, по убогости воображения, почти одинаковые невзрачные дома. Были они в основном одноэтажными, вытянутыми в форме прямоугольника или квадратными, без всяких видимых отличий, с островерхими крышами и абсолютно глухими стенами. Все это унылое однообразие тянулось вдаль, насколько видел глаз, лишь ближе к городскому центру оживляясь зданиями повыше, в два, три и даже шесть этажей. Единственное, что придавало объем этой плоской монотонности, – сеть навесных транспортных магистралей, ведущих от центра столицы к окраинам и дальше, за городской периметр.
Слева послышался тяжкий вздох, и Эрик, повернув голову, наткнулся на скорбный взгляд Марселя Пака.
– Вид не очень вдохновляет, верно? – усмехнулся он.
– Тоска, – выдавил медик. – На старое кладбище похоже. Ровные ряды могилок, а в середине – склепы повыше и пороскошнее. Хотя, с другой стороны...
Он призадумался. Эрик терпеливо ждал.
– С другой стороны, – наконец произнес Марсель, – первое впечатление бывает обманчивым. Все вроде бы одинаково, однообразно, но кто знает? Вдруг где-то тут средоточие порочных удовольствий? Ты как полагаешь?
– Вот уж уволь! – молвил Эрик без всякого энтузиазма. – Мы ведь поглядели на их женщин в видеозаписях. Великая Пустота! Спаси и сохрани!
– Я не женщин имел в виду.
– А что?
– Ну, не знаю... – Марсель чуть растянул губы в усмешке. – Собачьи бои, тараканьи бега, азартные игры... Мой прадед-индиец говорил, что стезя порока обширна и притягательна.
– Никогда не видел тараканьих бегов, – заметил Эрик. – Вот только есть ли у хапторов тараканы? В «Основах ксенологии» об этом ни слова.
Город остался позади, и флаер, описав широкий полукруг, пошел на снижение. За иллюминатором проплыли лесные заросли, потом открылся морской простор, окаймленный белесой пеной прибоя, мелькнули небольшая пристань, выложенная каменными плитами, дорожка от нее, ведущая к дому, и ограда из причудливо переплетенных металлических прутьев. Через пару минут под посадочными опорами скрипнул песок, и гул двигателя затих. Установилась зыбкая тишина, нарушаемая лишь невнятными звуками из недр второго корпуса флаера, где находились пилоты. Наконец оттуда появился здоровенный хаптор, мрачно зыркнул на землян и открыл люк пассажирского салона.
– Прилететь, – сообщил Сезун’пага, вставая. – Ходим вон.
«Говорильник» явно не баловал земных дипломатов обилием речей, но Хурцилава воспринял это как должное – поднялся, стукнул кулаком о кулак, изобразив улыбку, и шагнул к люку. За ним потянулись Шошин, Дик Харгрейвс и Абалаков. Когда они прошли мимо, Марсель и Эрик пристроились за спиной Петровича. Убедившись, что гости покинули борт, Сезун’пага окинул салон придирчивым взглядом и тоже направился к выходу.
Стоя на усыпанной мелким песком площадке, члены миссии с интересом разглядывали свое будущее жилище. Похоже, оно не слишком отличалось от городских строений, виденных из флаера, но здесь, внизу, здание подавляло своей монументальной грандиозностью. Островерхая двускатная крыша отливала тусклым металлом, словно броня космического крейсера, глухие стены возносились на восьмиметровую высоту, и нигде – ни намека на окна и двери. Боковая сторона дома-крепости тянулась метров на сорок—сорок пять, фасад – на все семьдесят, и это было единственным различием между ними. Всюду ровные мощные стены из каменных глыб, без лестниц, колонн и иных украшений. Рыцарский замок, да и только! С одним существенным изъяном – непонятно, как его обитатели попадают внутрь.
– Убирайся, хохо’гро! – рявкнул Сезун’пага пилоту, затем, повернувшись к главе миссии, добавил на земной лингве: – Жилище ашинге. Ходить обглядеть.
Не сказав больше ни слова и не оборачиваясь, он направился к углу здания.
– Потрясающее гостеприимство! – буркнул Эрик, но тут же наткнулся на строгий взгляд Шошина.
– Какое есть, юноша, – произнес военный атташе. – В каждой избушке свои погремушки, а первая заповедь дипломата – спокойствие.
Они завернули за угол, где на более простор-ной площадке обнаружилось «летающее крыло» с топтавшимися рядом грузчиками. У стены здания, прямо на уровне земли, виднелся широкий проем с уходившим вниз пологим пандусом. Два грузчика уже тащили туда помеченный связкой золотистых колосьев контейнер с продовольствием.
Хурцилава с Шошиным отделились от товарищей, ускорили шаг и, догнав Сезун’пагу, принялись что-то ему втолковывать, показывая то на контейнеры в раскрытом чреве «летающего крыла», то на подземный вход в жилище. «Аха», – проскрипел хаптор в знак согласия, потом оскалился и начал резво раздавать команды грузчикам. Те осторожно извлекли челнок на грави-платформе, установили его на каменных плитах справа от входа и, под присмотром Абалакова и Пака, занялись ящиками с медицинской аппаратурой, киберкухней и приборами связи.
Освобождение «летающего крыла» от имущества миссии шло полным ходом. Эрик и Ричард Харгрейвс, оставшись не у дел, с любопытством озирались, изучая окрестности. В двухстах метрах от дома, прямо за узорчатой оградой, начинался лес. На дикие чащобы, виденные во время полета, он не походил, напоминая скорее парковую зону с отдельными группками деревьев и не очень густым кустарником. Ближе к морю лес редел, сменяясь чередою песчаных дюн, вызывавших в памяти балтийское побережье, и там маячило среди волн какое-то массивное сооружение – видимо, пристань. Со стороны фасада деревья тоже расступались, освобождая место довольно широкой дороге, мощенной желтоватыми каменными плитами; она заканчивалась у распахнутых настежь ворот.
– Смахивает на заповедник, – задумчиво промолвил Харгрейвс, озирая лес. – Как полагаете, Эрик?
– Может быть. Но у всякого заповедника есть какая-то цель – охрана животных и дикой природы, возможность полюбоваться ландшафтами. А хапторы... – Эрик на секунду задумался. – Нет, то, что я о них читал, об их психике и образе жизни, подсказывает, что они не склонны восторгаться древесными кущами и полянами. Это прагматические существа.
– Охотничий заповедник? – предположил торговый атташе.
– Пойду спрошу. – Пожав плечами, Эрик направился к Сезун’паге.
Уединенность места, выбранного для миссии, его не удивляла. Он знал, что тэды, местные нобили, в городах не живут, предпочитая селиться в своих обширных владениях, в некоем подобии средневековых крепостей Земли. В старину такая необходимость диктовалась соображениями обороны, ибо хапторы, существа агрессивные, воевали постоянно; с наступлением цивилизованных времен внутренние смуты стали реже, но традиция жить в укрепленном убежище сохранилась. Вероятно, огромный дом, предназначенный для землян, был когда-то замком местного феодала, повидавшим не одну осаду, а на берегу и в лесу, надо думать, разыгрывались кровопролитные сражения.
Эрик откашлялся и приложил ладонь к подбородку, что означало жест почтения:
– Скажи, Сезун’пага харши’ххе, деревья вокруг дома – место для охоты? На каких зверей? Это такие животные, как хашшара? Я имею в виду диких созданий, которые не питаются мясом. Я читал в книгах, что благородные тэды любят охоту.
Он говорил не на упрощенной альфа-версии, а на языке хапторов, старательно взревывая и порыкивая в нужных местах, не скаля зубы и не глядя собеседнику в лицо, что могло бы считаться знаком неуважения и даже вызова. Ему мнилось, что все сказано и сделано правильно, но Сезун’пага вдруг стукнул кулаком о кулак и зашелся хриплым лаем. От него исходили ментальные волны веселья – похоже, Эрик его рассмешил.
– Ты, ашинге, не обучен верным словам почтения, – заявил хаптор, отсмеявшись. – Харши’ххе в этом месте – только Шеггерен, владыка клана Кшу, и называя так других, ты оскорбляешь тэд’шо Шеггерена. И ты, ашинге, совсем лишился разума, если думаешь, что тэды охотятся на тварей вроде хашшара. Это позор! Позор даже для пасеша! Настоящая охота – там! Там, в горьких водах! – Сезун’пага вытянул тощую длань в сторону моря. – А деревья... Тут всегда были деревья. Пусть растут.
Кое-что Эрик понял. «Харши» означало «главный», «большой», «широкий», а «харши’ххе», дословно – «широкозадый», было неотъемлемым титулом лишь Шеггерена’кшу, тэд’шо, то есть высокого тэда, главы одной из четырех династий, что правили материнским миром и всей звездной империей хапторов. Не стоило так обращаться к Сезун’паге! Разумеется, он принадлежал к местной знати, но был только пха’ге, «двурогим», а простолюдинов, хоть у них тоже имелась пара шишек на черепе, здесь называли «пасеша’ге», «однорогими». В этой несложной иерархии земляне, очевидно, занимали последнее место под именем «ашинге», «безрогих». Впрочем, этот термин, обозначавший у хапторов человеческую расу, стал уже официальным, вошедшим в текст мирного договора после Пятилетней войны. А вот прозвища «шуча» – «волосатый» и «кирицу’ххе» – «узкозадый» считались оскорбительными.
– Родитель бил меня слишком тонкой палкой, и потому я глуп, – пробормотал Эрик формулу извинения. – Ты, пха, добавил мне ума. Добавь еще и скажи, на каких животных охотятся в горьких водах?
– С такими зубами. – «Говорильник» выставил на обозрение когтистый палец.
Запугивает, решил Эрик и поинтересовался:
– А можно ли купаться в море? Ну, скажем, у самого берега?
Хаптор сделал шаг назад, серое его лицо потемнело, вертикальные зрачки расширились. Кажется, он был потрясен.
– Купаться! – проскрежетал Сезун’пага. – Купаться, да еще в горьких водах! Зачем?
– Для удовольствия, – объяснил Эрик. – Здесь жарко, а купание освежает и придает бодрости.
Сезун’пага помассировал правую шишку на безволосой голове – возможно, для стимуляции мыслительных процессов. Потом спросил:
– Ашинге нравится погружение в воду? В горькую воду моря или в воду реки, которая безвкусна?
Эрик кивнул:
– Очень нравится. Мы любим погружаться в моря, реки, озера и прочие водоемы. Где ближе, там и купаемся.
– Дикари! – каркнул хаптор. – Хуси-хуси поко!
Он повернулся и зашагал к землянам, наблюдавшим за разгрузкой.
– Кажется, он чем-то недоволен, – произнес Харгрейвс, приблизившись к Эрику. – Вы его обидели? Что он вам сказал?
– Надеюсь, не обидел. Этот лес – не охотничий заповедник, они охотятся в море на каких-то зубастых чудищ, и купаться здесь Сезун’пага не советует. Он вообще считает, что купание – дикарский обычай. Хуси-хуси поко!
– Это что такое? – Торговый атташе наморщил лоб.
– Не знаю. В словарях, которыми я пользовался, изучая язык, этот термин отсутствует.
Пак и Абалаков скрылись в подземном переходе – вероятно, Хурцилава послал их в дом, следить за переноской багажа. Имущество дипмиссии состояло из доброй сотни ящиков и контейнеров, закрепленных на гравиплатформах; двигаясь непрерывной чередой, хапторы тащили их вниз, возвращались и, подхватив новый груз, исчезали в проеме входа. Чудилось, что огромный замок то поглощает их, то извергает обратно из своего каменного чрева.
– Дик, Эрик, подойдите к нам. – Глава миссии помахал рукой. – Наш пха желает сказать нечто важное. Эрик, если транслятор не справится, будешь переводить.
Сезун’пага сделал широкий жест, словно обнимая лес, здание и морской берег с пристанью. Затем он прижал ладонь к звездному знаку клана на своей хламиде и торжественно произнес:
– Это место – обитель радости владыки Шеггерена’кшу. Высокий тэд приезжает сюда, чтобы охотиться в горьких водах. Пасеша и тэдам других кланов доступ запрещен. Охрана будет за этим следить и вскроет нарушителей Устоев. Охрана – лучшие воины владыки! Имя старшего – пха Шихерен’баух.
Он говорил на альфа-хапторе, понятном землянам. Была, правда, одна неясность – как «вскрывают» нарушителей; очевидно, ловят с помощью технических средств, подумалось Эрику. Но Хурцилава промолчал, не требуя уточнения термина, и Эрик не стал переспрашивать.
– Охрана – это отлично. Тем более из лучших воинов, – произнес коммандер Шошин и, сделав паузу, добавил: – Мне тут нравится. Место тихое, уединенное, и до столицы недалеко. Сколько, если наземным транспортом?
Эрик перевел, выслушал ответ и сообщил коллегам, что езды минут сорок и что наземные глайдеры, по-местному «шаухи», подадут в ближайшие дни.
Тем временем со стороны дороги послышался низкий басовитый гул. Не прошло и двух минут, как из-за поворота вынырнул матово-серый глайдер, а за ним – машина побольше, походившая издалека на грузовой фургон. Первый экипаж, сплюснутый, обтекаемый, с затемненным пластиком кабины, напоминал поставленного на колеса огромного жука; фургон, прицепленный к мощному тягачу, был угловатым и, вероятно, очень вместительным. Въехав на площадку перед зданием, машины сделали крутой разворот – так, что брызнул песок из-под колес – и замерли. Боковая дверца шауха с лязгом откатилась назад, из кабины вылез хаптор в военном доспехе и выпрямился во весь рост. «Два с половиной метра, не меньше!» – в изумлении подумал Эрик. Грузчики были ниже этого гиганта на целую голову.
Обменявшись с Сезун’пагой знаком приветствия, он зыркнул в одну сторону, в другую, выпятил бочкообразную грудь и мерным шагом направился к группе землян. От него исходили волны несокрушимой силы и властности.
– Пха Шихерен’баух, – проскрежетал тэд, приблизившись вплотную и нависая над людьми, точно скала. – Призван охранять эту территорию.
– Хурши, старший. – Хурцилава коснулся плеча Шошина. – Это Пашоши, старший после меня.