«Неприятное, но полезное качество, – думал Ри Варрат, звездный странник, – полезное в данном конкретном случае. Быть может, Бесформенные наконец-то столкнулись с расой, которая зальется кровью, но даст им отпор – такой, что ужаснул бы цивилизованных телгани…» Ри Варрат не отвергал вероятности подобного исхода; хоть новая его родина была миром варваров, но варваров изобретательных и весьма талантливых. Среди них встречались уникальные личности – например, те мудрецы, что додумались создать Систему, или несгибаемые типы вроде Сарагосы; наконец, такие искусники, как Доктор. На Телге – увы! – не имелось ничего подобного. Не потому ли, что Телг был слишком цивилизован и предпочитал наблюдать, а не действовать, защищаться, а не нападать?
– Ну, ты готов?
Ри Варрат очнулся, услышав голос компаньона. Собственно, уже не Ри Варрат, звездный странник, а человек, откликавшийся на имя Джамаль.
Он поднял меч в тяжелых ножнах, опоясался, застегнул кованную из бронзы пряжку и вскочил в седло. Вороной жеребец, наследие Клыка, свирепый, как бывший его хозяин, протяжно заржал, потянулся, оскалив зубы, к крупу Скифова Талега с явным намерением куснуть. Джамаль огрел его плетью, всадил пятки под ребра. Сайри, которому достался конь Гиены, натянул ремень – к нему были привязаны уздечки трех заводных лошадей, навьюченных припасами. Маленький отряд тронулся в путь.
Минут десять они в молчании ехали вдоль зарослей, бесконечно тянувшихся с севера на юг, вспугивая робких длинноухих кафалов и маленьких антилоп с саблевидными рожками и длинными задними ногами. Кафалы исчезали в норах, а антилопы, называемые хиршами, бросались врассыпную, высоко подпрыгивая, словно стайка странных рогатых кенгуру.
Скиф покрутил головой, взглянул, прищурившись, на солнце и произнес:
– До заката еще часа три. То ли мы объедем этот поганый бамбук, то ли нет…
Беспокоится парень, промелькнуло в голове у Джамаля. С чего бы? Вроде и лазер при нем, и меч, и лук со стрелами… Но тут он вспомнил, как их накрыли сетью и повязали шесть дней назад, и тоже принялся тревожно оглядываться. Однако степь, если не считать мелких и безобидных тварей, была пустынной.
– Не хочется мне больше ночевать у высокой травы, – буркнул Скиф. – Выберем место на холме, с холма далеко видно… Разложим костер за камнями, поспим в покое и тишине, а Сайри посторожит. Верно, парень?
– Как скажешь, господин, – Сайри покорно склонил черноволосую голову.
– Только холмик надо нам подыскать по ту сторону зарослей, на юго-востоке, – продолжал размышлять Скиф. – Такое бы место найти, чтоб никто нежданным-негаданным не подобрался… Что скажешь, компаньон?
– Хочешь пересечь засветло высокую траву? – Джамаль кивнул в сторону зарослей.
– Не помешало бы. Но кто знает, успеем ли? Вроде бы помню, что бамбук здесь растет полосой, длинной, но узкой… – Он пожал плечами и добавил: – В тот раз, когда нас вела Сийя, я как-то не глядел по сторонам.
«На траву не глядел, это точно, – подумал Джамаль. – Тогда ты, дорогой, глаз с девушки не спускал да таял от восторга, как масло на сковороде…» Усмехнувшись, он пощипал отрастающую бородку и повернулся к Сайри.
– Скажи-ка, генацвале, эта желтая травка далеко ль тянется? Сможем до заката выехать на другую сторону?
– То ведают одни Безмолвные, друг господина, – юный синдорец сокрушенно развел руками. – А я здесь словно кафал в ловчей сети – все кругом вижу, а как выбраться, не знаю. Мои родные места далеко, там, – он махнул на восток. – Много дней надо идти…
– Сколько? – быстро спросил Скиф.
Сайри призадумался, что-то пересчитывая на пальцах – то ли дни, то ли ночевки, то ли удары плетью, полученные за время долгого пути. Наконец он нерешительно произнес:
– Два десятка дней и еще семь, Владыка Ярости… или восемь… или девять… Прости, господин мой, но когда нас гнали к Проклятому Берегу, нам не хотелось считать ни восходов, ни закатов.
Скиф хмыкнул.
– Выходит, не такая уж широкая эта степь… Тысячу километров, не больше… А что за ней? Там? – подражая Сайри, он махнул плетью в сторону востока.
– Там большая река, господин, а за ней леса. Синдорские леса, а за ними – снова степь, что тянется до самого края мира…
– Ладно, об этом мы еще потолкуем. – Скиф опять уставился на заросли гибкого бамбука, потом перевел взгляд на Джамаля. – Ну, что скажешь, компаньон? Рискнем?
«Молодой, нетерпеливый, – подумал звездный странник, – спешит к своей девушке…» Вслух же он ничего не сказал, лишь дернул за уздечку вороного, направляя в высокую траву.
Прошло несколько минут, и мир вокруг сделался желтым. Желтели высокие стебли, скрывавшие всадников с головой; желтели узкие длинные листья, похожие на осоку; желтели качавшиеся вверху метелочки; под копытами скакунов шуршала опавшая бурая листва, копившаяся тут столетиями. Вороной жеребец Джамаля раздвигал грудью гибкие коленчатые плети, принюхивался, фыркал, настороженно прядал ушами. Должно быть, в этих зарослях, будто самой природой предназначенных для засад и внезапных нападений, могли скрываться всякие хищные твари или ядовитые гады вроде змей, тарантулов или скорпионов. Люди, однако, были страшнее всех, и Джамаль испытал облегчение, заметив, как спутник его вытащил лучемет и отщелкнул предохранитель.
Они не разговаривали, следуя друг за другом в полнейшем молчании, прислушиваясь к шелесту травы и мелодичному посвисту ветра, игравшего желтыми метелочками. Теперь Джамаль видел, что растения походили на земной бамбук лишь с первого взгляда; несмотря на трехметровую вышину, они были гибкими и тонкими, с палец у основания стволов, с едва заметными коленчатыми перетяжками, которых насчитывалось всего четыре-пять. Все-таки это была трава, а не бамбук – гигантская желтая трава, возросшая на плодородной степной почве, под жарким амм-хамматским солнцем. Казалось, сейчас над ней закружатся огромные бабочки, закачаются на стеблях кузнечики размером с ладонь или выскочит, разбросав прелую листву, какой-нибудь жук в хитиновом панцире, с остроконечными челюстями.
Но все было тихо. Кони, осторожно ступая, продвигались вперед, солнце, палившее в затылок, опускалось все ниже, бирюзовые небеса Амм Хаммата тускнели, над травами повеяло вечерней прохладой. Однако день еще не угас, когда путники, преодолев широкую желтую реку в зеленом степном океане, выехали на простор. Заросли остались позади; перед ними вновь раскинулась холмистая равнина, простиравшаяся на три стороны света. На юге привычным нагромождением разрушенных башен и недостроенных замков розовели горы; к северу и востоку степь тянулась до самого горизонта, над которым слабыми огоньками уже мерцали первые звезды.
Скиф глубоко вздохнул и спрятал бластер в наплечную кобуру.
– Успели! Ну, теперь – вперед!
Кони пустились в галоп. Эти степные жеребцы, высокие, длинноногие, с мощной грудью и широким крупом, явно были той же самой породы, что и лошади амазонок. Еще во время первого странствия Джамаль заметил, что они чуть-чуть отличались от земных скакунов – гривы и хвосты были пышнее, шеи – длиннее, что придавало лошадям особое изящество, бабки – тоньше; копыта пересекал неглубокий желобок, как бы деливший их напополам. Имелись различия и в посадке головы, более длинной, с вытянутыми челюстями; зубов, плоских и широких, вроде бы насчитывалось меньше, чем у земных лошадей.
Но все-таки это были кони, настоящие кони – такие, что еще водились на Земле и давно исчезли на Телге. Коней Джамаль любил – еще с детства, когда подростку Джами и в голову не приходило, что сделается он в урочный час Ри Варратом, звездным странником. Кони были одним из приятных сюрпризов, изысканным наслаждением, которое приготовила ему Земля; он ценил их не меньше, чем красивых девушек, хорошую пищу, вино и другие маленькие радости, коих был лишен в прежних своих ипостасях. К счастью, Амм Хаммат во всех этих отношениях почти не отличался от Земли – что, впрочем, звездного странника не удивляло. Именно такой мир, с необозримой степью, городом с высокими башнями и женщинами-чародейками, не знающими сна, снова и снова заказывал он Доктору. И ошибался – например, как в тот раз, когда попал в Шшан, на планету крылатых гипнофедингов. Там тоже были степи и многобашенные города, но их обитатели ничуть не походили на людей.
– Гляди, вот подходящее место! – плеть Скифа со свистом разрезала воздух. Он показывал на довольно высокий курган, увенчанный на вершине камнями – точь-в-точь такой, как тот, где их разыскали прошлый раз Белые Родичи. У подножия холма журчал ручей и росли деревья, но не прибрежные разлапистые кедры, а белоствольные великаны с резными листьями, походившие одновременно и на березы, и на клены, и на тополя. Рядом с рощицей маячили силуэты хошавов; грациозно вздымая головы, они ощипывали листву с нижних ветвей и временами оглашали степь странным отрывистым криком – козлиным блеяньем, усиленным раз в пять.
– Заночуем там! – сказал Скиф, и Джамаль с Сайри согласно кивнули. Лошади, почуяв воду, припустили быстрей, но вдруг их мерная иноходь сделалась как бы неуверенной; раздувая ноздри, они зафыркали, захрапели, замотали головами. Десяток хошавов, что паслись на опушке, тоже насторожились. Внезапно крупный самец испустил резкий стонущий звук, и животные, высоко вскидывая крупы, помчались от холма прямо на всадников. Среди деревьев мелькнули серо-полосатые спины, раздался протяжный вой, и кони остановились, прядая ушами.
– Тха! – выкрикнул Сайри, срывая с плеча лук. – Целая стая! Стреляй, господин! И ты, друг господина, тоже стреляй! Пусть стрелы ваши станут зубами пирга! О, Вихрь Небесный, спаси нас! Эти твари умны и коварны! Погонятся за хошавами, потом увидят, что нас мало, и нападут!
– Свято место пусто не бывает, – пробормотал Скиф, поглядывая на облюбованный им курганчик. – Ладно, сейчас разберемся! – Вытянув лучемет из кобуры, он прикрикнул на синдорца: – Не вопи, парень! И оставь лук в покое! Тебе приходилось из него стрелять?
Сайри смущенно потупился.
– Нет, господин… Мои родичи – не охотники, крестьяне… Но я хотел бы научиться!
– В городе на скале найдется девушка, которая тебя научит, – сказал Джамаль. – Всему научит, дорогой… Так что вернешься ты к своей невесте вполне образованным.
Юный синдорец вспыхнул, потом глаза его изумленно расширились. Вцепившись в гриву своего жеребца, он как зачарованный следил за Паир-Са, господином, Владыкой Ярости: тот намотал уздечку на кулак, повернулся в седле, вытянул руку… Над травой сверкнула молния – одна, вторая, третья… Они прошивали воздух словно огненные стрелы, и каждая находила цель – широкий череп полосатого тха, грудь, горло, позвоночник. Степь огласилась испуганным воем уцелевших, но хищники, пораженные огнем, не выли, не хрипели и не катались по земле в предсмертных муках: молнии били наверняка, и смерть задетых ими тварей была мгновенной.
– Все! Враг бежал, высотка за нами! – Скиф усмехнулся и сунул лазер в кобуру.
Подъехав к Сайри, застывшему будто каменное изваяние, Джамаль хлопнул его по спине.
– Очнись, дорогой! Видишь, хошавы целы, и мы тоже. Чего беспокоиться?
Сайри вздрогнул и соскользнул с коня; пальцы его сложились трезубцем. Сотворив священный знак, он принялся кланяться Скифу, а отбив с десяток поклонов, рухнул на колени и забормотал:
– О господин огненных молний! О ты, Владыка Ярости, повелитель воинов, пришедший с багровой Миа! Сдержи гнев свой, не жги палящим огнем своего слугу! Я буду повиноваться тебе, как бессловесный сену – клянусь в том Великими Безмолвными, твоими братьями, и Небесным Вихрем, породившим вас! Я буду чистить твоего коня, носить за тобой меч, подавать чашу с вином… а когда ты вернешься на Миа, в свой дворец за железными стенами, я буду приносить тебе жертвы, угодные твоей душе – кровь белых жеребцов, шкуры тха и головы шинкасов…
Джамаль, пряча улыбку, прикрыл ладонью рот. Со слов покойного Китоки он ознакомился с местным пантеоном, где Небесному Вихрю отводилась роль Бога-отца, создавшего или доставившего в Амм Хаммат сонм иных божеств, надзиравших за порядком в мире и за людьми. Главенствовали среди них Безмолвные, но Паир-Са, Владыке Ярости, почитаемому в образе гигантского белого пирга, тоже отводилось достойное место – он являлся покровителем воинов, господином битв, люто враждовавшим с Шаммахом и Хадаром, шинкасскими демонами. Скиф, по мнению звездного странника, пожалуй, мог бы претендовать на роль бога войны: он играючи разделался с Когтем, прикончил в ночной схватке чуть ли не десяток степняков, а предводителя их бросил ару-интанам – так, как швыряют обглоданную кость стае шелудивых псов. А теперь, как выяснилось, он повелевает молниями! Вполне достаточно, чтобы признать его богом!
Но компаньон Ри Варрата, судя по всему, не желал становиться Паир-Са; даже обещанная кровь белых жеребцов и головы шинкасов его не соблазнили. Склонившись к Сайри, он вытянул длинную руку, ухватил синдорца за плечо и рывком поднял на ноги.
– Слушай, парень, ты ведь хотел стать воином? Не сену, не слугой, а воином? – Сайри молча кивнул. – Ну так запомни: воин сам носит свой меч и сам чистит своего коня. И никому не кланяется! Понял, нет?
Джамаль улыбнулся, разобрав знакомые интонации Сарагосы. Но Сайри было не до смеха: сам грозный бог войны, стиснув железными пальцами плечо, учил его уму-разуму. Не поднимая глаз, синдорец прошептал:
– Ты – Паир-Са, владыка… тебе покорны огненные стрелы… Большая честь носить за тобой меч…
– Я не Паир-Са, – Скиф встряхнул юношу. – Запомни мои слова, парень: я – человек, пришедший из-за моря, из далеких земель, что лежат западней Джарайма… Слышал о Джарайме? – Сайри молча кивнул; глаза его сделались совсем круглыми. – Так вот, Джараймом земля не кончается; есть и другие страны, откуда пришли мы с родичем… с князем Джаммалой, запомнил? Приплыли на таргаде, с джараймскими купцами. Таргад – это корабль, с веслами и парусом, большое судно, что разбилось в бурю у Проклятого Берега… Так мы сюда и попали, я и Джаммала. Так ты и скажешь в городе на скале, если там будут тебя расспрашивать.
Сайри быстро закивал, а Джамаль с одобрением хлопнул себя по колену. Разумно, весьма разумно! Коли судьба свела их с этим синдорцем, так пусть будет в курсе их истории – про князя из дальних земель и его племянника, выброшенных бурей на амм-хамматские берега. Вполне правдоподобная легенда, но – увы! – не без изъяна: им предстояло объяснить свое внезапное исчезновение в ночь трех лун, по дороге в город. Но на сей случай у князя Джаммалы, сына Гер'гия, были уже заготовлены разнообразные и хитроумные байки; на худой конец, он рассчитывал прибегнуть к мысленному внушению.
– Я все понял, господин, – сказал Сайри. – Ты и твой родич, благородный Джаммала, приплыли из-за моря, а не спустились с багровой Миа. И ты желаешь считаться человеком… Да будет так, сын Небесного Вихря! Правда, я не слышал, чтоб люди – даже из заморских земель! – сражались молниями. Такое под силу лишь богам!
– А вот про молнии тебе лучше помолчать, – строго произнес Скиф. – Видишь ли, души болтунов высасывают ару-интаны, а парень, который держит рот на замке, будет цел и невредим. Возможно, удостоится награды. – Он со значением приподнял бровь.
– Награды? Я буду молчать, господин, и мне не нужна награда. Разве что ты позволишь носить за тобой меч и подавать чашу с вином…
– Может, сговоримся на чаше? Подашь, когда будет вино… и повод, чтобы выпить.
Потрепав юношу по плечу, Скиф выпрямился, присвистнул и погнал жеребца на холм.
* * *
Но после ужина, когда в высоком темном небе медленно закружилась звездная карусель, он взялся за Сайри по-настоящему.
«Я на очереди», – думал Ри Варрат, слушая, как Скиф дотошно выспрашивает синдорца о Петляющей реке, о землях, что лежат на севере, юге и востоке, о шинкасах и амазонках из Города Двадцати Башен, о Проклятом Береге, ару-интанах и местных божествах, защищающих людей от злобных демонов.
Он слушал и размышлял над уже поведанным компаньону и над тем, что еще предстояло рассказать – рассказать столь ясно и убедительно, чтобы тот не заподозрил измены, не принял правду за ложь, не почуял намека на предательство или недоговоренность. Эти варвары-земляне были так подозрительны! Впрочем, напомнил себе Ри Варрат, он и сам теперь землянин и подвержен всем земным грехам и недостаткам. Вот и сейчас – зачем подозревать Скифа в недоверии? В том, что компаньон его не поймет или попытается неверно истолковать сказанное? В конце концов, они были союзниками… Даже не просто союзниками – друзьями! Боевыми соратниками, агентами Системы!
«Вернусь, – с озорством подумал он, – заставлю Нилыча принять в штат, инструктором. Или пойду к Доктору, в помощники…»
Но мысль сия принадлежала уже не Ри Варрату, звездному страннику, а Джамалю. Джамаль, землянин, сидел сейчас у костра, под высоким и темным ночным небом Амм Хаммата, прислушиваясь к торопливому говорку Сайри.
Этот стройный черноглазый юноша был уроженцем лесного края; степи он не знал и боялся ее – как всякий человек, привязанный к своему клочку земли, боится неведомого и необозримого пространства, слишком огромного, чтобы окинуть его единым взглядом. Впрочем, страх перед степными просторами не помешал Сайри переправиться вместе с родичами на западный берег извилистого потока, который синдорцы называли Петляющей рекой. За ней, в лесах, стояли города с крепкими бревенчатыми стенами, и в каждом правил старейшина либо князь, собравший сотню-другую воинов. Тот, кто платил князю дань, мог, в случае шинкасского набега, рассчитывать на покровительство и защиту; не желавший платить брал судьбу в собственные руки и отправлялся на все четыре стороны.
На самом деле сторон было только две – запад и восток, одна степь и другая степь. С юга синдорские княжества граничили с горами, где мог прожить охотник или козопас, но никак не земледелец; на севере, в благодатных местах, в низовьях Петляющей и по берегам Внутреннего моря, было множество крупных и мелких держав, царств, королевств, империй и торговых республик. Синдорцами все эти страны интересовались лишь в качестве сену. Сайри слышал от старших родичей, что на побережье Внутреннего моря тоже цвели рощи дурманных деревьев; имелись там и разбойные племена вроде шинкасов, менявшие души людские на сладкую траву.
Степь, в которой сейчас находились странники, на западе граничила с Проклятым Берегом и Узким морем, а на юге – с горной страной Мауль. Об этих местах Сайри не знал почти ничего; слышал лишь, что за морем лежат Джарайм и другие державы и что корабли их ходят в южные маульские порты или плывут с товарами на север, минуя пролив, соединяющий Узкое и Внутреннее моря. К Проклятому Берегу таргады джараймских купцов никогда не приближались; тут не было ничего, кроме скал, песка, кедров и золотых рощ, куда шинкасы свозили захваченных в полон.
Кочевые шинкасские кланы мотались по всей степи, то взимая дань с поселков переселенцев на левобережье Петляющей, то переправляясь через водный поток, чтобы наловить пленников в синдорских княжествах. Ходили они и на север, к низовьям реки и Внутреннему морю, добирались до пролива и маульских прибрежных городов; иногда грабили, иногда торговали награбленным и невольниками-сену. И лишь одна дорога была для них закрыта – на юг, где в предгорьях маульского хребта высился город с двадцатью башнями.
Услыхав об этом, Скиф в задумчивости потер висок и спросил:
– Выходит, они женщин боятся? А почему?
Глаза у Сайри округлились.
– Их все боятся, повелитель! Разве ты, владыка над воинами, того не ведаешь? У них – сила! Большая сила! У них конное войско и пирги, смертные братья твои! Еще – лучшие скакуны, оружие и башни из камня, какие – прости мою дерзость! – и самому Небесному Вихрю не сокрушить! А главное, – тут он понизил голос почти до шепота, словно собирался поведать великую тайну, – главное, господин мой, с ними благословение Безмолвных, родичей твоих, и великая тайная сила! Все, что забыто в Синдоре, они помнят… помнят к пользе своей и благу, не отступая перед демонами и слугами демонов, ибо души их неподвластны злому колдовству. Говорят, что есть в их городе великие чародейки, не знающие усталости и сна, видящие любого насквозь… И еще говорят, что им не нужны слова, ибо проникают они мыслью в людские души, как меч и копье – в мягкую плоть… И могут они повелевать белыми пиргами и творить заклятья такой силы, что не разрушить их ни Шаммаху с Хадаром, мерзким шинкасским демонам, ни самим ару-интанам…
То самое место! – возликовав, подумал Джамаль. Степь, древний многобашенный город, полный женщин… и среди них есть такие, которые не нуждаются в сне и владеют поразительной ментальной силой… силой, позволяющей защититься от Бесформенных… То самое место! Мир, о коем ходили легенды по всей Галактике! Теперь он знал, что не ошибся – еще в первый раз, во время предыдущего странствия. Если так, его Миссия близилась к концу – и странствия всех остальных Наблюдателей тоже.
Однако, несмотря на охватившее его нетерпение, он молчал, предоставив Скифу вести допрос. Молодому синдорцу было известно немногое, и Джамаль не сомневался, что компаньон выжмет его до конца – и выжмет не раз, отсеяв зерна истины от шелухи страхов и суеверий. Этот Скиф был дотошным парнем! Настоящим экспертом – разумеется, в тех делах, которые вызывали его искренний интерес.
– Говоришь, у женщин – сила? Войско, кони, город из камня и милость богов? – повторил компаньон, не спуская глаз с Сайри. – Ну а откуда они тут взялись? Всегда жили в степях? Или пришли из других земель? Может, спустились с багровой Миа, с Ко или с Зилура?
Синдорец тряхнул головой.
– Нет, господин! Ты ведь знаешь, что там, – он поднял взгляд к звездному небу, – обитель богов и демонов. А про женщин из города на скале доподлинно известно, откуда они пришли и почему сидят в каменной крепости. Случилось то в давние времена, но старики наши помнят… помнят и говорят, хоть князьям и владыкам нашим те разговоры совсем не по нутру.
– Рассказывай! – велел Скиф. – Правда, я и сам – княжий родич, – тут он с усмешкой покосился на Джамаля, – но у меня нутро крепкое. Выдержит твои байки!
Байки оказались забавными. Со слов Сайри выходило, что правили некогда всеми синдорскими родами взысканные Небесным Вихрем женщины, правили мудро и справедливо, о чем нынешним князьям да старейшинам вспоминать, разумеется, не хотелось. В те благословенные времена никто в Амм Хаммате не слышал об ару-интанах, невидимых демонах, лакомых до человеческих душ; и нигде, ни на берегах Узкого и Внутреннего морей, ни в далеком Джарайме, не росли золотые рощи. Что же касается шинкасов, то были они народом кочевников и торговцев, скитавшихся там и тут в поисках выгоды и пропитания – как и десятки других племен, не желавших менять стрелы и боевой топор на плуг и мотыгу.
Потом в мире что-то начало меняться. Видно, ослабла власть Небесного Вихря и Безмолвных Богов, коим поклонялись и в лесах, и в степях, и в горах, и в землях, лежавших у Внутреннего моря! Как иначе объяснить, что боги поделили власть свою над людскими душами и телами со сворой пришлых демонов? Раньше всякий знал, что после смерти отправится на серебряный Зилур, в сверкающие чертоги Безмолвных, а тело его, как подобает, сожгут на костре из душистого дерева хар. Но вдруг оказалось, что плоть и души можно разъединить: душа ускользала неведомо куда, в пропасть и тьму, неподвластная чарам Безмолвных, а плоть продолжала оставаться на земле, наделенная странной и непостижимой жизнью. Человек, испытавший могущество ару-интанов, уже не был человеком; он мог дышать, пить и есть, когда приказывали, но и только. Еще мог работать – грести на таргадах, ломать камень, копать землю, перетаскивать тяжести. Тело его не ведало усталости, глаза были мертвыми, и жил он не дольше собаки или коня.
Как Небесный Вихрь, прародитель богов, допустил такое? Или милость его иссякла, и повелел он Безмолвным, детям своим, отвести взоры от людского племени? Или даже он, Великий и Всеведущий, не смог справиться с незримыми демонами, пришедшими в Амм Хаммат прямо из темной бездны зла?
Так думали многие; многие, но не все. Одни предпочитали покориться, пожертвовать демонам часть, дабы сохранить целое; другие надеялись, что густые леса или горные ущелья спрячут и спасут их; третьи, подобно шинкасам, заключили с демонами союз, став слугами зла; иные же, увидев, как покорны и неприхотливы сену, скупали лишившихся душ у разбойных племен, поощряя их алчность. Но женщины Синдора, хранившие тайное знание, не желали ни прятаться, ни покоряться; их вела вера в древних богов и в колдовскую силу, дарованную им Безмолвными. Тех, кто полагался на их мудрость, было не много, и малое число уступило большему: взысканные богами ушли в степь, на другой берег Петляющей реки, оставив народ Синдора скрываться в лесах. Ушли и унесли с собой свою магию, свои заклятья и колдовские песни, свое искусство говорить без слов и не спать годами… Подобных им среди синдорцев больше не рождалось.
Сайри закончил рассказ, и наступило молчание. Миа, багряная луна, низко стояла над горизонтом, и степь в алых ее лучах казалась коричневой, точно покрытой запекшейся кровью; по валунам, окружавшим костер, скользили смутные тени, ветер играл с огненными языками, срывая с них искры, подхватывая их, швыряя в темные небеса. Фыркали и похрустывали травой кони, далекий отрывистый рык тха и протяжное подвывание хиссапов тревожили ночную тишину; где-то на западе слышался тяжкий топот бычьего стада, спешившего убраться подальше от хищников. Сайри скорчился у огня, обхватив колени; несмотря на почтение, которое синдорец питал к великому Паир-Са, Владыке Ярости, глаза у него слипались, рот приоткрылся. Сейчас он выглядел совсем юным – лет на семнадцать, не больше.
Сомлел парень, подумал Джамаль и, протянув руку, слегка подтолкнул синдорца в плечо.
– Неважный из тебя сторож сегодня, генацвале. Ложись спи, а я посижу… посмотрю на небо, поговорю со звездами…