Лидия Анатольевна: Дикарство какое!
   Фандорин: Совершенно с вами согласен, Лидия Анатольевна. А вот это (переворачивает веер чёрной стороной) – иероглиф «инь». Он обозначает луну, а вместе с нею женщину, то есть, по мнению китайцев, начало печальное и разрушительное. Всё в точности, как описывал господин Борецкий. (Вертит веер то одной стороной, то другой.) Согласно преданию, владелец этого магического п-предмета должен сделать выбор: повернуть веер вот так, Добром к себе, а Злом к внешнему миру. Или наоборот, Добром к внешнему миру, а Злом к себе. В первом случае твои желания исполнятся и твоё существование улучшится, но ухудшится окружающий мир. Во втором случае – мир изменится к лучшему, но за счёт того, что станет хуже тебе. Потому-то веер столько веков и хранился преимущественно в монастырях и у отшельников. Эти святые люди не боятся причинить себе зло – лишь бы мир стал лучше. Легенда гласит, что, когда веер попадал к человеку корыстному, тот достигал огромного богатства и славы, но в мире от этого происходили войны, эпидемии и стихийные бедствия. Такая вот с-сказка. Однако отец настоятель – человек современный и просвещённый, в сказки не верит. Должно быть, потому и согласился на обмен.
   Слюньков: Просто раскрыть и всё?
   Фандорин: Нет. Нужно взмахнуть веером слева направо восемь раз, вот так. (Показывает.) Ах да, при этом, кажется, ещё нужно восемь раз пропеть «Сутру Лотоса».
   Лидия Анатольевна: А что это за сутра? Какая-нибудь тайная?
   Фандорин: Нет, в Японии её знает каждый ребёнок. «Доверяюсь Сутре Благого Лотоса» – вот и вся сутра. По-японски она звучит так: «Нам-мёхо-рэнгэ-кё».
   Слюньков: Как-как? Помедленней, пожалуйста.
   Станислав Иосифович (доставая записную книжку): Если можно, по буквам.
   Фандорин: Нам-мёхо-рэнгэ-кё.
   Лидия Анатольевна (с трудом): Нам-мёхо-рэнгэ-кё.
   Инга: Нам-мёхо-рэнгэ-кё.
   Фандорин: Да, только нужно нараспев. Вот так. (Машет веером, повернув его к окружающим «яном», и поёт.) «Нам-мёхо-рэнгэ-кё. Нам-мёхо-рэнгэ-кё. (Маса подхватывает, сложив ладони и раскачиваясь. Получается речитатив в два голоса.) Нам-мёхо-рэнгэ-кё. Нам-мёхо-рэнгэ-кё. Нам-мёхо-рэнгэ-кё. Нам-мёхо-рэнгэ-кё…»
   Станислав Иосифович: Это уже шестой!
   Слюньков (поспешно): Довольно! (Отбирает у Фандорина веер, складывает его и кладёт на стол.)
   Маса почтительно укладывает веер в футляр.
   Ян: Сумасшедший дом.
   Фандорин: Не беспокойтесь, господа. Чары действуют, только если эту м-манипуляцию производит «избранник веера», то есть его законный владелец. (С улыбкой Яну.) Полностью разделяю ваш нигилизм, господин студент. Всё это чушь. Трудно поверить, что Будда до такой степени чтит институт частной собственности. В этой легенде вообще много нелепостей. Например, считается, что веер являет собой смертоносное оружие, и не только в руках законного владельца. Я вижу, Сигизмунд Борецкий отнёсся к этому всерьёз и принял меры предосторожности. (Показывает на не сгораемый ящик.)
   Ян: И какая же, интересно, тут может быть опасность? Воспаление лёгких от чрезмерного махания?
   Фандорин: Считается, что, если веер раскрыть до половины и шлёпнуть кого-нибудь белой стороной, этот человек помолодеет и поздоровеет. Если же ударить чёрной стороной, человек упадёт мёртвым…
   Инга без единого звука падает.
   Ян: Что… что с тобой?!
   Все бросаются к упавшей.
   Лидия Анатольевна: Боже! Боже! Неужто… Опять?! Нет!
   Диксон (он приставил к груди Инги стетос коп): Quiet, please… Обыкновенный обморок.
   Даёт Инге нашатыря. Она открывает глаза.
   Инга: Я шлёпнула его!
   Ян: Бредит.
   Инга: Я шлёпнула его веером! Чёрной стороной!
   Возникает МТЗ. <Музыкальная тема злодейства – она будет звучать всякий раз, когда происходит преступление.>
   Ян: Чёрт, а ведь правда!
   Особенно громкий удар грома. Гаснет свет.
   Глаша визжит.
   Голос Лидии Анатольевны: Господи, что это?!
   Голос Яна: Перепад напряжения.
   Голос Станислава Иосифовича: Какого ещё напряжения? При чём здесь напряжение?
   Голос Яна: Это электрический термин. Слишком близко ударила молния. Я схожу к электрораспределительному ящику, сейчас исправлю.
   Голос Фаддея: Господи, жили, горюшка не знали. Пойти, свечки принесть.
   Голос Фандорина: Раз доктор курит, можно ли и мне?
   Голос Лидии Анатольевны: Да-да, курите… Господи, как я боюсь темноты! Да ещё когда в комнате…
   Голос Станислава Иосифовича: Хм!
   Вспыхивает спичка – это Эраст Петрович раскуривает сигару.
   Фандорин (видно часть его лица, подсвечен ную огоньком сигары): Я ответил на ваши вопросы. Теперь прошу ответить на мой. От чего умер г-господин, что сидит в кресле у окна?
   Голос Слюнькова: Так вы заметили!
   Фандорин: Разумеется.
   Голос Инги: Он умер оттого, что я шлёпнула его веером!
   Голос Диксона: Nonsense! Уверяю вас, господин Фандорин, смерть произошла от инфарктус.
   Фандорин: Вы совершенно в этом уверены?
   Голос Диксона: Я тридцать лет практикую. Классический случай.
   Входит Фаддей с канделябром в руке. Сразу вслед за этим вспыхивает свет.
   Лидия Анатольевна: Слава Богу!
   Фаддей: А пускай будет, так оно верней.
   Несёт канделябр к столу.
   Входит Ян.
   Ян: Ну вот, прогресс восторжествовал над тьмой.
   Фаддей (трясущимся пальцем показывает на стол): Веер! Батюшки, веер!
   Веера на столе нет.
   Все бросаются к столу. Одновременно кричат:
   Диксон: It's stolen!
   Ян: Чёрт!
   Станислав Иосифович: Какой скандал!
   Лидия Анатольевна: Мистика!
   Слюньков: Господа, моё ответственное хранение завершилось! Вы свидетели!
   Маса: Тикусё!
   Глаша просто визжит.
   Инга: Это нехорошо! Это стыдно! Отдайте веер! Он теперь принадлежит Яну! У него кроме этого веера ничего нет!
   Ян: Перестань! Разве тот, кто украл, вернёт?
   Фандорин: (дождавшись, пока наступит ти шина): Господа, по роду служебной деятельности я представляю генерал-губернатора во всех важных делах, требующих вмешательства полиции. Здесь без расследования не обойтись. Скоропостижная смерть при странных обстоятельствах. Это раз. Похищение предмета, обладающего огромной ценностью. Это два. Необходимо вызвать исправника.
   Станислав Иосифович: Зачем нам полиция? Произвести вскрытие (кивает в сторону трупа) и определить причину смерти может и доктор Диксон, а что до похищения, то ведь это совершенно семейное дело… Хотелось бы избежать огласки.
   Ян: А ещё больше хотелось бы найти веер, раз он такой ценный!
   Станислав Иосифович: Разумеется, Ян, разумеется. Позволь мне договорить. Про господина Фандорина рассказывают истинные чудеса. Будто вы, Эраст Петрович, способны вмиг распутать самое хитроумное преступление.
   Лидия Анатольевна: Да! Вся Москва про это говорит!
   Станислав Иосифович: Так, может быть, вы согласились бы нам помочь. Для сохранения репутации семьи… Я занимаю видную должность в попечительстве, и мне совершенно ни к чему… Может быть, вы сами проведёте это небольшое, так сказать, внутрисемейное расследование? Уверен, что при вашем аналитическом таланте, это большого труда не составит. А мы все будем оказывать вам содействие. Не правда ли?
   Присутствующие, всяк по своему, выражают согласие.
   Фандорин: Хорошо, господин Борецкий, я попробую. Раз уж я здесь оказался. Доктор, вы в самом деле можете произвести вскрытие?
   Диксон: Я единственный врач на вся округа. И зубы дёргаю, и роды принимаю, иногда даже коровы лечу. А вскрытие по просьбе полиции делал много раз.
   Фандорин (показывает на флягу): Что это?
   Станислав Иосифович: Коньяк. Казин.
   Фандорин: Покойный отсюда пил?
   Станислав Иосифович: Да.
   Диксон: Вы хотите, чтобы я проверил contents?
   Фандорин: Да. Если у вас есть необходимые реактивы.
   Диксон: Есть. Проверю. (Кладёт флягу в кар ман. Обращается к слугам.) Эй, несите его в чулан.
   Фаддей и Аркаша несут тело через гостиную в правую часть сцены, закрытую занавесом. Все кроме Фандорина, Масы, Инги и Яна инстинктивно отворачиваются. Из кармана Казимира Борецкого выпадает сложенная бумажка. Фандорин подбирает её, рассеянно заглядывает и столь же небрежно кладёт себе в карман. Инга с Яном видят это, переглядываются, но ничего не говорят.
   Фандорин: Господа, мне нужно будет поговорить с каждым наедине. Ян Казимирович, если позволите, я бы начал с вас. Только отдам кое-какие распоряжения слуге.
   Отводит Масу в сторону, что-то ему говорит.
   Маса: Хай… Хай. Касикомаримасита.
   Все кроме Фандорина и Яна выходят.

4. Доктор ошибся

   Фандорин и Ян.
   Ян: Ну, и объясните мне, пожалуйста, советник невероятных поручений, почему вы решили начать расследование именно с меня? Я единственный, кому незачем красть веер, он теперь и так принадлежит мне. Пошутила надо мной фортуна, нечего сказать! Дядюшка намекал-намекал, что осчастливит в завещании. И осчастливил! Капитала никакого не оставил, только бумажную махалку, так теперь и ту, что называется, утибрили. Вы тоже хороши, господин аналитический талант. Зачем было отпускать эту публику? Нужно было устроить обыск. Наверняка веер у кого-то из них на пузе припрятан!
   Фандорин: Обыск унизителен и для обыскиваемого, и для обыскивающего. Это раз. Для произведения обыска требуется санкция д-дознательного органа. Это два. К тому же похититель мог в темноте преспокойно вынести веер из гостиной и вернуться обратно. Это три.
   Откуда-то доносится звук гитары, наигрывающей что-то томное.
   Ян: Кто украл веер? Кто? Дядя Станислав? Этому пауку мало движимого и недвижимого! Он у себя в присутствии взятки берёт, все знают! Доктор? Вряд ли. Хотя чёрт их, англичан, знает. Денег они не украдут, потому что это не ком-иль-фо, а диковину могут, хоть бы из спортивного интереса. Нотариус? Ах нет, я знаю! (Хвата eт Фандорина за сломанную руку, тот вскрикивает.) Извините, извините… Послушайте, особый чиновник, это тётушка! Ну конечно! Эта сорока-воровка тащит всё, что блестит. Волшебный веер, исполняющий желания – это как раз в её духе! Надоело ей быть столбовою дворянкой, хочет стать вольною царицей или кем там, владычицей морскою! Идёмте скорее к ней в комнату, пока она его куда-нибудь не запрятала!
   Фандорин: На каком, собственно, основании? Лишь на том, что вы подозреваете Лидию Анатольевну в стремлении стать владычицей морскою?
   Ян: Да кто кроме этой пудреной дуры мог поверить в магические свойства куска бумаги! Про владычицу морскую это я иносказательно. Я знаю, чего она от веера хочет – молодости и красоты! Да вы не улыбайтесь, я вам точно говорю! Папаша говорил про тётку: «Если дьявол предложит этой ханже верное средство от морщин, она отдаст душу не задумываясь. И правильно сделает. Каким была бутончиком, каким эклерчиком. Увы, лепестки завяли, крем прокис». Покойник, конечно, был пошляк, но женщин понимал.
   Фандорин: Я вижу, вы не слишком огорчены смертью отца.
   Ян: Ни капли. И не считаю нужным прикидываться. Жил грешно и умер смешно, опекуном бумажного веера. (Хватается за голову.) Я тоже хорош! Что мне дался этот веер! Да пропади он пропадом! Даже если веер стоит не тысячу, а три тысячи, этим папашиных долгов не окупишь.
   Фандорин: Откуда вы взяли, что веер стоит тысячу рублей?
   Ян: Доктор Диксон давеча говорил. Обещал отцу найти покупателя.
   Фандорин: Доктор ошибся. Знающий коллекционер выложит за веер сотни тысяч, а то и м-миллион.
   Ян: М-миллион? Мил-ли-он?! Подлец! Пройдоха!
   Фандорин: Кто?
   Ян: Дядя Сигизмунд, кто ж ещё! Любитель дешёвых эффектов! Почему не объяснить всё толком? А если б вы не приехали? Я отдал бы веер за гроши! Послушайте, особый порученец, помогите мне найти эту штуку! О, как бы мне пригодился миллион! Я не то что с бациллой Николайера, я бы и с палочкой Коха расправился! Весь дом переверну, но найду!
   Возбуждённый, уходит.
   Занавес в левой половине закрывается, в правой открывается. Одновременно слышится пение.

5. Треугольник

   Аркаша и Глаша.
   Аркаша (играет на гитаре и поёт):
 
Когда бы был я мотылёчек,
По небу бабочкой порхал,
Я полетел бы к вам, дружочек,
И с вами счастия искал.
 
 
Я полетел бы, полетел бы,
Ах, моя девица-краса,
И прямо в фортку к вам влетел бы,
Присел на ваши волоса.
 
 
А вы, жестокая, зевая,
Чуть покривив свой чудный лик,
Меня прихлопнули б, не зная,
Кого сгубили в этот миг.
 
   Глаша: И никогда бы я так с вами не поступила, Аркадий Фомич, а совсем напротив.
   Аркаша (перебирая струны): Это же стихи-с, понимать нужно. Химера-с. В настоящей жизни, Глафира Родионовна, как бы я вам на волоса сел? У вас, пожалуй, и шея бы треснула.
   Глаша (прыснув): Это правда, мужчина вы статный. Но ещё лучше внешности я ваши песни обожаю. Как это вы ловко стихи складаете! Мне про мотылёчка ужас как нравится!
   Аркаша: Про мотылёчка это пустяки-с. Я вот вам про азиатскую любовь спою.
   Играет на гитаре, готовясь петь. В это время справа из-за кулисы появляется Маса. Церемонно кланяется. Аркаша перестаёт играть.
   Глаша (шёпотом): Глядите, японский китаец! Отчего у них глаза такие злые и узкие?
   Аркаша (громко): Насчёт ихних глаз наука объясняет, что это они, азиаты-с, всю жизнь от своего коварства щурятся, так что со временем делаются вовсе не способны на людей честным манером-с глазеть. Ишь, как он на вас, Глафира Родионовна, уставился.
   Глаша: Боюсь я его!
   Прячется за Аркашу.
   Аркаша: Со мною чего же вам страшиться-с? (Масе.) Ну, ходя, чего тебе? Не видишь, мы с девицей беседу ведём?
   Маса достаёт из кармана тетрадь с выписанными словами. Тетрадь представляет собой свиток рисовой бумаги (которую Маса в разных ситуациях использует по-разному: то напишет что-то, то оторвёт кусок и высморкается, и прочее). Маса быстро отматывает изрядное количество бумаги.
   Маса: Девицей, беседу, ведём. (Кивает. Сматывает свиток обратно.) Добрая девица, давай дружить. (Показывает на гитару.) Гитара. Дай. Будешь… будет… буду… буду громко горосить.
   Аркаша: Чево?
   Глаша: Голосить, говорит, буду. Это по-ихнему, должно быть, значит «петь желаю». Дайте ему гитару, Аркадий Фомич.
   Маса с поклоном берёт гитару, садится на корточки, гитару кладёт на колени наподобие японского кото.
   Маса: Нани га ии ка на… (Щиплет струны и громко поёт, зажмурив глаза.)
 
Сакэ ва номэ, номэ, ному нараба!
Хи-но мото ити-но коно яри-о!
Номитору ходо-ни ному нараба,
Корэ дзо мо кото-но Курода-буси!
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента