– Пришел мистер Норд, – сказал секретарь в микрофон и лишь после этого поздоровался. – Здравствуйте, мистер Норд. Вы можете войти. Он вас ждет.
   А все-таки немного волнуюсь, с неудовольствием отметил Гальтон.

Tutorial

Самый богатый человек всех времен
   стоял у окна кабинета, находящегося на самой вершине самого высокого здания в мире и смотрел на самый главный город планеты, раскинувшийся внизу.
   Биография Дж. П. Ротвеллера была известна любому гражданину США – идеальный образец того, как можно осуществить американскую мечту и правильно распорядиться ее плодами.
   В «Иллюстрированной энциклопедии маленького американца» (том «Наши великие соотечественники») о мистере Ротвеллере была помещена восторженная статья. [8]
   Сколько же ему лет? – прикинул Гальтон, когда старик обернулся. За девяносто. Должно быть, интересно жить так долго, да еще во времена, когда мир стремительно меняется. Многое, что показалось бы родителям Джей-Пи сказкой Шехерезады, для их отпрыска стало повседневной реальностью: автомобили, аэропланы, радиоволны, да и сам этот небоскреб, на окна которого как раз наползало ленивое облако. О чем думал хозяин кабинета, глядя сверху вниз на столицу современного мира? Быть может, вспоминал другой Нью-Йорк, двух-трехэтажный, булыжный, лошадиный, в окаеме деревянных мачт вдоль пирсов Гудзона и Ист-ривер?
   Однако, что помнил древний старик, а что предпочел забыть, да и сам ход его мыслей были для Гальтона тайной за семью печатями. Сухое, в глубоких складках лицо магната показалось молодому доктору абсолютно непроницаемым. Автор слащавой статейки из детской энциклопедии не соврал: здоровье у долгожителя было завидное. От всей его фигуры веяло закаленностью векового дерева – наполовину высохшего, но еще полного жизни. И, как два свежих листка на фоне тусклой коры, – зеленоватые глаза, рассматривавшие посетителя с нестарческой зоркостью. Можно было не сомневаться, что уж для этого-то взгляда мысли тридцатилетнего мальчишки никакая не тайна.
   И хозяин, и приглашенный стояли, глядя друг на друга. После первого почтительного приветствия Норд ничего не говорил и не двигался – инициатива должна была исходить от старшего. Пауза тянулась, тянулась, сделалась невыносимо длинной. Но мистеру Ротвеллеру она, кажется, не была в тягость. Вероятно, он существовал в каком-то собственном масштабе времени, отличном от общепринятого.
   Минут, наверное, через пять или даже шесть древнее дерево наконец качнуло веткой – Джей-Пи показал гостю на стул.
   Сели.
   – Вы желаете знать, из-за чего я вас вызвал, – сказал миллиардер. Пожевал морщинистыми губами. – Из-за вашей статьи о гениальности.
   И умолк, давая собеседнику возможность ответить.
   Но теперь запастись терпением пришлось уже мистеру Ротвеллеру.
   Гальтон не сразу сообразил, о какой статье речь. А когда сообразил, ужасно удивился и не сразу нашелся что сказать.
   Статья была написана еще в студенческие годы, для университетского журнала, и, строго говоря, посвящалась не гениальности, а столетию со дня рождения сэра Френсиса Гальтона [9] – ученого мужа, очень известного в девятнадцатом веке и несколько подзабытого в двадцатом. Этот легендарный полимат, то есть человек разнообразных увлечений и талантов, был антропологом, изобретателем, метеорологом, географом, основоположником современной генетики и светилом еще в дюжине областей. Именно в его честь доктор Лоренс Норд, боготворивший великого англичанина, назвал своего единственного сына.
 
   Первоначально юный Гальтон взялся за юбилейную статью, чтобы сделать отцу приятное, но в процессе подготовки увлекся спорной теорией сэра Френсиса о наследственной гениальности, вцепился в эту концепцию, как зубастый щенок в войлочную туфлю, и разодрал ее в клочья. Норд-старший обиделся за своего кумира и потом целых полгода с сыном не разговаривал.
   Еще не окончательно поверив, что его вызвали Наверх не по поводу Новой Гвинеи и охотников за головами, молодой человек позволил себе переспросить:
   – Вы имеете в виду мой разбор гальтоновских работ «Наследование таланта» и «Исследования человеческих способностей»?
   Древо качнуло седой кроной.
   – Но это было восемь лет назад!
   Ротвеллер снова наклонил голову.
   – Именно после той публикации я распорядился пригласить вас на работу в Институт.
   Гальтону опять понадобилось некоторое время, чтобы переварить эту новость. Собственно, две новости. Оказывается, задиристая статья имела научную ценность? Оказывается, приглашение на работу поступило от самого Джей-Пи? Вот это да!
   «Почему же вы соизволили пригласить меня для разговора только сейчас?» – хотел спросить Норд, но проглотил этот не вполне приличный вопрос и вместо него задал другой, приличный:
   – Разве наш институт занимается темой наследственной гениальности?
   То есть само по себе это было бы неудивительно. В Ротвеллеровском институте имелось бог весть сколько подразделений, филиалов и исследовательских центров, в том числе строго засекреченных. Но, если Норда пригласили на работу из-за статьи о гениальности, то почему он все эти годы занимался совсем другим?
   – Нет, я не финансирую исследований в этой области, – строго сказал Джей-Пи. – Во-первых, они глубоко аморальны, ибо неминуемо ведут к разделению людей на категории различной ценности. Вы тогда совершенно справедливо, хоть и чересчур пылко, обрушились на вашего тезку за его теорию. Ее прямое следствие – нынешнее повсеместное увлечение евгеникой. Известно ли вам, что в некоторых штатах уже вовсю применяется насильственная стерилизация людей, которые по мнению медицинских комиссий не должны иметь потомства? Кто это решает? Господь Бог? Нет, это решает ограниченный и тупой чиновник, которому кажется, что он выпалывает сорняки с грядки под названием «человечество». Погодите – не за горами время, когда в цивилизованных странах начнут выводить особо ценные подвиды homo sapiens, как разводят племенной скот!
   – Да, я читал, что такого рода идеи обсуждаются германскими генетиками.
   – Гениальность по принципу естественного отбора – это мерзость!
   Восковые ноздри Ротвеллера сердито раздувались, глаза метали молнии. Выходит, долгожитель не утратил способности к сильным чувствам. Гальтон преисполнился к старцу еще большим почтением.
   – Вы сказали «во-первых», – осторожно напомнил он.
   – А во-вторых, эта тема не интересует меня и в научном плане. На нынешнем этапе она бесперспективна, – отрезал Джей-Пи, уже совершенно успокоившись. Должно быть, огня, еще сохраняющегося в этом старом сердце, на долгий взрыв эмоций не хватало.
   После такого заявления Норд просто растерялся. Если мистер Ротвеллер считает разработку этой темы во-первых безнравственной, а во-вторых научно бесперспективной, тогда… Тогда вообще ни черта не понятно.
   Гальтон смотрел на магната, ожидая пояснений. Однако Джей-Пи заговорил совсем об ином.
   – Вы следите за тем, что творится в мировой экономике? Нет? А напрасно. Наша страна, а вместе с нею все так называемые передовые страны переживают тяжелейший кризис.
   – Ну, это я знаю, – рискнул вставить Норд. – Газеты я все-таки читаю. «Черный вторник» на бирже [10] и всё такое…
 
   – Ничего вы не знаете! Сидите и слушайте! – прикрикнул на него богатейший предприниматель планеты. – Мы на пороге пропасти. Мои эксперты – а это лучшие в мире специалисты – подготовили закрытый доклад. Прогнозы чудовищные! В течение ближайших трех лет индекс Доу-Джонса снизится на 90 %. В США закроется не менее 9 тысяч банков. Обанкротится две трети всех предприятий. Объем производства скатится на уровень 1910 года. А в разоренной войной Европе дела обстоят еще хуже.
   Хоть Гальтон и мало что смыслил в экономике (не его специальность), но цифры его ошеломили.
   – Всё так плохо?
   – Хуже, чем плохо. Если бы кризис и депрессия распространились на весь мир целиком, это было бы полбеды. Но есть зона, которая не только обладает иммунитетом против этой болезни, но еще и развивается невиданными темпами. Это Советский Союз. Вы слышали об их Пятилетнем плане? Ну разумеется, нет. А между тем это совершенно исключительная затея. К 1933 году в отсталой, разрушенной стране введут в действие полторы тысячи новых заводов, пустят в разработку гигантские топливные бассейны, проведут тысячи километров железных и шоссейных дорог. Планируется увеличение национального дохода и объема производства на сто процентов!
   – Такого не бывает. Это прожектерство, – снисходительно заметил Гальтон.
   – Первые два года пятилетки уже выполнены. Годовой темп прироста промышленной продукции превысил 20 %. А это значит, что Pyatiletka (так они называют свой дерзкий план) почти наверняка будет осуществлена досрочно.
   К чему клонит старик и зачем рассказывает всё это малозначительному сотруднику, было совершенно непонятно. А беседа вдруг взяла и нарисовала новый зигзаг.
   – Большевики не просто строят индустриальную державу. Они строят новый мир и новое общество, подобное безукоризненно функционирующему муравейнику.
   – Прошу извинить, сэр, – не выдержал Гальтон, почитавший прямоту одним из главных достоинств человеческого общения. – Я что-то не возьму в толк, какое отношение имеют русские большевики и их намерения к моей работе в Институте?
   Старик его будто не расслышал. А может быть, все дело было в пресловутой волшебной целеустремленности. Среди прочих прозвищ, изобретенных прессой, имелось у Ротвеллера и такое: «Носорог» – если этот человек двигался в каком-нибудь направлении, остановить его было невозможно.
   – Ленинский большевизм, мистер Норд, система безнравственная и жестокая, но чрезвычайно эффективная. Знаете, в чем ее суть?
   – Полагаю, в построении социализма.
   – Нет. Построение социализма – это одна из их целей. А цели, которых хотят достигнуть большевики, меняются в зависимости от обстоятельств. Это называется «марксистско-ленинская диалектика». Суть же большевизма – в достижении поставленной цели любыми средствами и любой ценой. Последователи Ленина не связаны ни религией, ни моралью. Если для индустриализации необходим приток рабочей силы в города, они намеренно устраивают в деревне массовый голод, и миллионы крестьян покидают свои дома, тянутся на заводы и шахты. Однако на отдаленные стройки Севера и Сибири людей все равно не загонишь. И вот две недели назад в Москве создано новое министерство под названием Gulag, Главное управление лагерей. [11] Его задача – производить массовые аресты людей трудоспособного возраста и переправлять их туда, где наблюдается дефицит рабочих рук. Уверяю вас, мистер Норд, через десять лет отсталая Россия превратится в мощную индустриальную и военную державу, а через двадцать лет подчинит себе полмира. Когда государство действует по принципу «Что полезно для победы, то и нравственно», оно берет на вооружение метод, которым можно достичь очень многого.
   – Но этот метод отвратителен!
   – Зато продуктивен. И прежде всего в области науки. Наука, не цензурируемая церковью или общественной моралью, устремляется вперед с головокружительной скоростью.
   И мистер Ротвеллер опять повернул разговор – прочь от экономики и политики. Гальтон наконец понял, что беседа движется по какому-то определенному плану. Встревать со своими репликами и сентенциями – лишь тормозить ее течение. Он решил впредь ограничиваться кивками, мычанием и прочими знаками вежливого внимания, рта же без крайней необходимости не открывать.
   – Вам известно, мистер Норд, что я трачу весьма значительные средства на поддержку церкви. Притом что я нисколько не религиозен. Почему, спросите вы? Да потому что религия – это постромки, на которых человечество учится ходить, пока не войдет в возраст зрелости. Зрелость – это прежде всего формирование внутреннего нравственного чувства, которое подсказывает человеку, что хорошо, а что плохо. Наш биологический вид в этом отношении пока еще дитя. Спусти его с постромков – упадет на четвереньки и поползет черт знает куда! Именно это сегодня происходит в безбожной России. Причем деятельность советских ученых тревожит меня еще больше, чем замыслы народных комиссаров. Особенно опасны эксперименты с мутационными изменениями организма. На Западе некоторые фанатики тоже ведут исследования в этой области, но вынуждены таиться от общества и самостоятельно изыскивать средства. В России же экспериментаторов ничто не сдерживает. Наоборот, правительство оказывает им всестороннюю помощь. Особенно большевиков занимает новая отрасль, именуемая «эвропатологией». Вы знаете, что это такое?
   «Ага, – сказал себе Гальтон, – кое-что начинает проясняться».
   – Да, сэр. Это наука, изучающая патологии, якобы приводящие к гениальности. Еще Макс Нордау предположил, что неповторимость гениев определяется особой физиологией их мозга. Однако я не знал, что русские всерьез увлечены этой сомнительной проблематикой.
   – Вы даже не представляете себе, до какой степени! В СССР существует целая система научно-исследовательских учреждений, так или иначе занятых экспериментальной работой по выведению Нового Человека. Есть Русское евгеническое общество, в руководство которого входит сам министр здравоохранения господин Семашко. [12] Есть Институт экспериментальной биологии в Москве, есть Институт мозга в Ленинграде, есть Музей нового человечества и при нем Пантеон мозга, есть Институт экспериментальной эндокринологии и еще какой-то Институт пролетарской ингениологии, о котором мало что известно.
   – Термин «ингениология» мне знаком – это дисциплина, исследующая феномен одаренности во всех ее проявлениях. Но в каком смысле «пролетарской», сэр?
   Мистер Ротвеллер дернул плечом.
   – Ни в каком. Декоративный эпитет. У них в Советском Союзе всё теперь или «пролетарское», или «марксистско-ленинское», или на худой конец «рабоче-крестьянское».
   – А что такое «Пантеон мозга»?
   – Место, в котором хранится мозг выдающихся покойников. Прежде всего человека, которого большевики считают величайшим гением истории, – Владимира Ильича Ленина. Стоит кому-нибудь из революционных вождей, знаменитых ученых или деятелей культуры умереть, как из черепной коробки покойника извлекают содержимое и переправляют на исследование в этот научный центр. Каждый газетный некролог, посвященный смерти кого-нибудь из советских гениев, теперь заканчивается словами: «Мозг передан в Пантеон». [13] А между тем, по имеющимся у меня сведениям, – Джей-Пи сверкнул своим пугающе острым взглядом, – в строго засекреченной лаборатории, то ли в Москве, то ли в Ленинграде, ведется разработка некоей химической формулы. Мне стало известно, что советские ученые научились делать вытяжку из патологически развитого мозга одаренных личностей. Этот препарат называется у них «Экстракт гениальности».
 
   Надо сказать, что доктор Норд не был ценителем юмора, а уж в серьезном разговоре подавно. Поэтому, нахмурившись, он сказал с нарочитой сухостью:
   – Полагаю, вы шутите, сэр. Во-первых, химическая формула гениальности – это утопия, такая же, как социализм. А во-вторых, пускай русские ученые занимаются, чем им угодно. Вряд ли копание в мозгах мертвых большевиков обогатит ингениологию.
   По бескровным губам старца скользнула тень улыбки, но не веселой, а печальной. Внезапно доктор Норд почувствовал себя ребенком, который пытается препираться с учителем, хотя тот в сто раз образованней и в тысячу раз мудрей.
   – Что такое социализм – утопия или антиутопия, – покажет будущее, – тихо произнес Джей-Пи. – Но дело не в этом… Видите ли, мистер Норд, русские не ограничиваются мертвыми большевиками. С недавних пор появился новый вид международного воровства. У выдающихся людей крадут мозги.
   – Простите? – вежливо переспросил Гальтон, не уверенный, что правильно услышал.
– Если у человека украсть мозги,
   он умрет, – терпеливо объяснил доктор почтенному долгожителю, подумав, что 92 года все-таки не шутки. При самой ясной памяти и самой идеальной работе сосудов все равно неизбежны склеротические явления, временные помрачения, да и элементы бреда.
   И опять по лицу Ротвеллера проскользнула печальная, терпеливая улыбка.
   – Мне это известно, мистер Норд. Мозги крадут у тех, кто недавно умер. Крадут из моргов, из склепов, из могил. Впервые об этом заговорили примерно год назад, в связи со смертью Карла-Фридриха Бенца [14] – того самого, что изобрел бензиновый двигатель и создал автомобильный концерн «Даймлер-Бенц». Семья покойного пресекла слухи в зародыше. Однако я давно уже ждал чего-то в этом роде и поручил специалистам соответствующего профиля следить за подобными происшествиями с особым вниманием. С почти стопроцентной достоверностью могу утверждать, что в ноябре минувшего года из прозекторской пропал мозг бывшего премьер-министра Французской республики Клемансо. [15] Недавно столь же таинственным образом исчез мозг нашего 27-го президента Тафта и бывшего британского премьера лорда Бальфура. Я неплохо знал всех троих. Клемансо еще куда ни шло, но мозги Тафта и Бальфура, поверьте мне, даже при жизни стоили недорого. А между тем резидент советской разведки – это установлено – заплатил служащему похоронной конторы, который выпотрошил череп лорда, целых пять тысяч фунтов.
   – Это очень глупо! – воскликнул Гальтон.
   – Это очень опасно, – поправил его миллиардер. – Поверьте мне, я неспроста прекратил исследования в области нейрофизиологии мозга.
   «Так-так, значит, вы, сэр, все же ими занимались», – отметил про себя Норд.
   – Да, было время, когда я хотел проникнуть в тайны мозга. Но быстро понял, что этот тайник распечатывать еще рано. Сокровенное знание, не базирующееся на этике, способно погубить мир. А большевики вторглись в святая святых с отмычкой и ломом. Этому нужно положить конец.
   Тон мистера Ротвеллера стал энергичным. Гальтон подобрался, понимая, что сейчас, наконец, всё объяснится. Он уже догадывался, почему его сюда вызвали и что последует дальше.
   – У Соединенных Штатов нет дипломатических отношений с Советским Союзом. В любом случае обычные каналы здесь неприменимы. Большевики ни за что не отказались бы от своих поисков. Здесь, как во времена Дикого Запада, требуется рейд кавалерии. Только без конского топота и сабель. – Кулак, похожий на сухой сук, с неожиданной резкостью рассек воздух. – Отправиться к месту действия. Найти. Пресечь. Иного решения нет! Выполнить эту сложнейшую задачу может лишь тот, кто соединяет в себе качества, в одном человеке почти никогда не сочетающиеся. Это должен быть высококвалифицированный ученый-медик и притом, выражаясь языком Библии, «муж силы», то есть человек действия. – Зеленые глаза Джей-Пи неотрывно смотрели в черные глаза молодого доктора. – На меня работают 86 000 человек. Среди них есть блестящие исследователи, и уж тем более полным-полно «мужей силы». Однако анализ всего массива персональных досье показал, что вы – единственный кандидат, набирающий нужное количество баллов по обоим критериям. Скажите, Норд, вы готовы отправиться в СССР?
   Хоть Гальтон и правильно вычислил логический финал беседы, вопрос все же застал его врасплох. Слишком буднично он был задан, без какой-либо паузы.
   – Что конкретно от меня потребуется? – таким же ровным (самому понравилось) тоном спросил Норд, немного подумав.
   – Раскрыть наглухо запечатанный секрет в намертво закупоренной стране, где очень эффективная, фанатичная тайная полиция организовала систему тотальной слежки за всем и всеми. Вы должны выяснить, какой именно научный орган занимается «Экстрактом гениальности». Установить, насколько далеко продвинулись исследования. Уничтожить достигнутые результаты без возможности их восстановления. Ну а в остальном… действовать в соответствии с логикой событий.
   Было понятно всё, кроме последнего.
   – То есть?
   Мистер Ротвеллер заколебался. Теперь он говорил, тщательно взвешивая каждое слово.
   – Само развитие событий подскажет вам, что еще понадобится сделать. Я предсказывать не берусь. Судя по данным вашего досье, вы обладаете превосходной реакцией и умеете находить спонтанные решения. Но вы должны сознавать одну вещь… – Поразительно, но мистер Носорог сейчас выглядел неуверенным, чуть ли не смущенным. – Вы будете подвергаться риску, смертельному риску. И никто за вас не заступится – ни дядя Сэм, ни я. Это будет борьба без правил. Как на Новой Гвинее, у охотников за головами, только в сто раз трудней и опасней.
   Выходит, Джей-Пи все-таки знал, кому обязан спасением внука. Но магнат небрежно дернул углом рта:
   – И в тысячу раз важней, чем жизнь великовозрастного шалопая, пустая голова которого не стоила того, чтоб на нее охотиться и тем более ее спасать. Так вы поедете в Москву?
   Вопрос вновь был задан без малейшего перехода, но теперь доктор Норд был готов.
   – Да.
   – Невзирая на столь паршивую рекламу этого турне? – улыбнулся Ротвеллер уже не одним движением губ, а по-настоящему.
   – Если мне дадут отсрочку по мадагаскарскому таракану, – с великолепным бесстрастием заявил Гальтон, а сам при этом думал: «Вот это да! Вот это экспедиция! Такой шанс выпадает раз в жизни!».
   Внезапно старец ему подмигнул – или, может быть, древнее веко само дернулось от тика?
   – Я уже сказал, что не смогу вам помогать по ту сторону советской границы. Всю возможную поддержку вы получите, пока находитесь здесь.
   – Что за поддержка? – деловито спросил Норд, уже и сам начавший прикидывать, что ему может понадобиться для поездки.
   – Она будет заключаться в трех вещах. Во-первых, я выдам вам чековую книжку. Безлимитную. Вы никак не ограничены в своих расходах и никакого отчета от вас не потребуется. Погодите благодарить! – покачал узловатым пальцем Джей-Пи. – В Советском Союзе чековая книжка вам не особенно поможет. Большевикам удалось построить общество, в котором деньги важной роли не играют.
   «Ну не деньги, так что-нибудь другое, все равно приобретаемое за деньги, – подумал Гальтон. – Например, бусы или бензиновые зажигалки, как у охотников за головами». Безлимитности расходов – недостижимой мечте любого исследователя, затевающего научную экспедицию, – он ужасно обрадовался. А еще больше – возможности не возиться с бумажной отчетностью.
   – Во-вторых, вы пройдете необходимую подготовку. Советская виза делается через наше представительство в Берлине, это занимает неделю. Вы потратите ее на интенсивное изучение туземной специфики и русского языка.
   – Да, конечно. Мне нужно знать хотя бы набор самых необходимых фраз.
   – Нет, мистер Норд. «Необходимых фраз» недостаточно. Едва сойдя с парохода на немецкий берег, вы, скорее всего, попадете под негласный надзор ГПУ (так называется русская разведка). Германия буквально кишит ее агентами из числа местных коммунистов. Каждый иностранец, запросивший советскую визу, оказывается под наблюдением. А уж после пересечения русской границы слежка за вами станет неотступной. Придется отрываться от нее и переходить на нелегальное положение. Для этого вы должны овладеть русским языком в совершенстве.
   – За неделю? – засмеялся Гальтон, довольный, что понял: это шутка.
   – Да. За семь суток. – Джей-Пи смотрел на него абсолютно серьезно. – Одно из подразделений Института разработало специальную методику пенетрационного изучения иностранных языков.