Страница:
– Хоть обуйтесь, померзнете! – выкрикнул Зайцев, натягивая бурки.
Его не слушали, всем хотелось поскорей выбраться из тесного мешка.
В ночи что-то рычало и вздыхало. Вплотную к палатке, частично подмяв ее, жался снежный гребень. Метель вырывала из него хлопья. Казалось, белая стена вот-вот снова придет в движение.
Все побежали вниз по склону – просто для того, чтобы быть подальше от угрожающей массы снега. Почти никто не успел схватить верхнюю одежду, а обутых было только двое: дежурный по лагерю (он не успел снять валенки) да Зайцев. Максим выбрался последним и поэтому отстал. Зато в руке у него был фонарик.
– Быстрей, быстрей! – покрикивал Долотов. – Уходим!
– Не вниз! – заорал инструктор. – Пойдет лавина – догонит! В сторону надо!
Все остановились, не зная, кого слушать.
– Куда в сторону? Ни черта не видно! И там снег глубже! – Игорь махнул рукой, но все же взял немного влево. – За мной, товарищи!
У кого-то в кармане тоже оказался фонарик – впереди заметался луч. Но он был слабый, выхватывал из темноты только косо летящую метель.
Поколебавшись, Зайцев бросился вслед за остальными.
Бежали долго, подгоняемые шумными вздохами горы. Что-то на ней осыпалось, двигалось.
Ребята были спортивные, закаленные, но снег лежал неровно. На продуваемых ветрами участках он был плотно сбит и пружинил под ногами, но кое-где достигал метровой глубины, и там движение группы замедлялось. То и дело кто-то падал, ему помогали подняться.
– Я больше не могу… – выдохнула Люда. – Всё… Правда, всё…
Марат и Коля подхватили ее, но и они выбились из сил.
– Товарищи, еще чуть-чуть! – Долотов показывал куда-то вперед. – Вон дерево! Большое! А вокруг маленькие! Сделаем костер!
Действительно, впереди чернел довольно высокий кедр, окруженный низкорослыми пихтами, елями, чахлыми березками.
Тот самый кедр
– А лавина? – нервно оглянулся Донченко. – Она сюда не докатится?
– Навряд ли. – Зайцев остановился, прикидывая расстояние. – Километра полтора пробежали. Там и снега-то столько нет, на горе. Но здесь оставаться нельзя. Открытое место, ветер доконает.
– Максим, а когда можно будет назад вернуться? – спросила Зина, переступая с ноги на ногу. – Мы же в одних носках…
Пока бежали, холодно никому не было, а сейчас начинало пробирать не на шутку.
Зайцев покачал головой:
– Пока метель не стихнет, нельзя. Надо до света докантоваться. Тогда видно будет, что это – лавина сошла или просто снежный навал.
Очень Игорю Долотову не понравилось, что Зина спросила не его, а Зайцева.
– Не стойте! – приказал он. – Тащите хворост!
– Как ты в пургу костер разожжешь? – спросил кто-то.
– Разожгу.
Голыми руками, обдираясь в кровь и не чувствуя этого, потому что пальцы онемели от холода, ребята наломали сучьев. Ловкий Лебедев вскарабкался на кедр, трещал там ветками.
– Встали плотно, заслонили меня! – Долотов накрылся с головой курткой, поколдовал. Над землей затрепетало пламя. Затрещало, поднялось. По снегу побежали черно-красные тени.
– Есть! Греемся!
Но едва живая стена расступилась, ветер прижал костер к земле, разодрал на искры. Алый язык лизнул Юру Криворученко, тянувшего к огню руки, по штанине – и ворсистая ткань вспыхнула. С криком Юра повалился на снег. Пламя сбили, но вся голень была обожжена.
Стонал Криворученко, правда, недолго. Холод – отличное обезболивающее.
Сели с наветренной стороны, прикрывая телами костер. Так он не гас, но и проку от него было мало – метель уносила все тепло прочь.
Мороз был не меньше тридцати. Через несколько минут Зайцев крикнул, заглушая свист пурги:
– Нет, орлы, так дело не пойдет! Перемерзнем на хрен. Уходить надо от ветра!
– Куда уходить?
Он встал.
– Я этот кедр помню. За ним овражек был. Укроемся. Вниз елок подложим, сверху лапником накроемся. Собьемся в кучу, авось до утра продержимся.
– А костер? – вскинулся Долотов. – Бросим?
Они заспорили.
– Хочешь тут околевать – твое дело! – махнул Зайцев. – Кто со мной елки ломать?
– Я. Хоть согреюсь, – сказал Шмит.
– И я, – поднялся Копцов.
Игорь попробовал их остановить:
– Не слушайте вы его! Только силы зря потратите.
Но трое ушли, исчезли во тьме. Через минуту оттуда раздался хруст и треск.
– Игорь, мне все кажется, будто на нас из темноты кто-то смотрит… – дрожа сказала Зина.
– Ерунда.
Долотов поднес к лицу окоченевшие Зинины руки, пытался согреть их дыханием. Но дыхание было холодным.
Никто уже не разговаривал. Сидели съежившись. Обожженный Криворученко лег на бок, свернулся калачиком.
– Не спи, Юрка! Не проснешься! – потеребил его Донченко. Оба Юрия были закадычные друзья.
– Игорь, мы погибнем? – спросила Люда.
– Перестань, – сердито ответил Долотов. – Люди на фронте не такое выдерживали. Мне отец рассказывал, как в Финскую…
– Эй, доходяги, околеете! Айда с нами!
Из мрака к костру вышел Зайцев. Он держал на плечах две молодые пихты, был весь облеплен снегом, усы заиндевели, низ лица будто оброс белой бородой. Дед Мороз да и только.
– Я пойду… – Люда с трудом встала. – Извини, Игорек. Не могу здесь… Страшно.
Он ничего ей не сказал. Не ответил и Зайцеву. Долотову и самому уже было ясно, что долго на ветру не продержаться, однако признать правоту инструктора не позволило самолюбие.
Когда Максим с Людой ушли, Игорь поднялся. Прикрыв ладонью глаза, посмотрел назад, в сторону оставленной палатки.
(Окончание следует…)
Но лучше все-таки подумайте
Участников: 5084
– Товарищи, надо возвращаться.: 1003 (19.9 %)
– Смотрите, кто это?!: 2030 (40.3 %)
– Что это было? Вы слышали?!: 2008 (39.8 %)
Срок голосования – сутки.
По следам группы Дятлова (часть третья)
По следам группы Дятлова (постскриптум)
Неприятный факт
Его не слушали, всем хотелось поскорей выбраться из тесного мешка.
В ночи что-то рычало и вздыхало. Вплотную к палатке, частично подмяв ее, жался снежный гребень. Метель вырывала из него хлопья. Казалось, белая стена вот-вот снова придет в движение.
Все побежали вниз по склону – просто для того, чтобы быть подальше от угрожающей массы снега. Почти никто не успел схватить верхнюю одежду, а обутых было только двое: дежурный по лагерю (он не успел снять валенки) да Зайцев. Максим выбрался последним и поэтому отстал. Зато в руке у него был фонарик.
– Быстрей, быстрей! – покрикивал Долотов. – Уходим!
– Не вниз! – заорал инструктор. – Пойдет лавина – догонит! В сторону надо!
Все остановились, не зная, кого слушать.
– Куда в сторону? Ни черта не видно! И там снег глубже! – Игорь махнул рукой, но все же взял немного влево. – За мной, товарищи!
У кого-то в кармане тоже оказался фонарик – впереди заметался луч. Но он был слабый, выхватывал из темноты только косо летящую метель.
Поколебавшись, Зайцев бросился вслед за остальными.
Бежали долго, подгоняемые шумными вздохами горы. Что-то на ней осыпалось, двигалось.
Ребята были спортивные, закаленные, но снег лежал неровно. На продуваемых ветрами участках он был плотно сбит и пружинил под ногами, но кое-где достигал метровой глубины, и там движение группы замедлялось. То и дело кто-то падал, ему помогали подняться.
– Я больше не могу… – выдохнула Люда. – Всё… Правда, всё…
Марат и Коля подхватили ее, но и они выбились из сил.
– Товарищи, еще чуть-чуть! – Долотов показывал куда-то вперед. – Вон дерево! Большое! А вокруг маленькие! Сделаем костер!
Действительно, впереди чернел довольно высокий кедр, окруженный низкорослыми пихтами, елями, чахлыми березками.
– А лавина? – нервно оглянулся Донченко. – Она сюда не докатится?
– Навряд ли. – Зайцев остановился, прикидывая расстояние. – Километра полтора пробежали. Там и снега-то столько нет, на горе. Но здесь оставаться нельзя. Открытое место, ветер доконает.
– Максим, а когда можно будет назад вернуться? – спросила Зина, переступая с ноги на ногу. – Мы же в одних носках…
Пока бежали, холодно никому не было, а сейчас начинало пробирать не на шутку.
Зайцев покачал головой:
– Пока метель не стихнет, нельзя. Надо до света докантоваться. Тогда видно будет, что это – лавина сошла или просто снежный навал.
Очень Игорю Долотову не понравилось, что Зина спросила не его, а Зайцева.
– Не стойте! – приказал он. – Тащите хворост!
– Как ты в пургу костер разожжешь? – спросил кто-то.
– Разожгу.
Голыми руками, обдираясь в кровь и не чувствуя этого, потому что пальцы онемели от холода, ребята наломали сучьев. Ловкий Лебедев вскарабкался на кедр, трещал там ветками.
– Встали плотно, заслонили меня! – Долотов накрылся с головой курткой, поколдовал. Над землей затрепетало пламя. Затрещало, поднялось. По снегу побежали черно-красные тени.
– Есть! Греемся!
Но едва живая стена расступилась, ветер прижал костер к земле, разодрал на искры. Алый язык лизнул Юру Криворученко, тянувшего к огню руки, по штанине – и ворсистая ткань вспыхнула. С криком Юра повалился на снег. Пламя сбили, но вся голень была обожжена.
Стонал Криворученко, правда, недолго. Холод – отличное обезболивающее.
Сели с наветренной стороны, прикрывая телами костер. Так он не гас, но и проку от него было мало – метель уносила все тепло прочь.
Мороз был не меньше тридцати. Через несколько минут Зайцев крикнул, заглушая свист пурги:
– Нет, орлы, так дело не пойдет! Перемерзнем на хрен. Уходить надо от ветра!
– Куда уходить?
Он встал.
– Я этот кедр помню. За ним овражек был. Укроемся. Вниз елок подложим, сверху лапником накроемся. Собьемся в кучу, авось до утра продержимся.
– А костер? – вскинулся Долотов. – Бросим?
Они заспорили.
– Хочешь тут околевать – твое дело! – махнул Зайцев. – Кто со мной елки ломать?
– Я. Хоть согреюсь, – сказал Шмит.
– И я, – поднялся Копцов.
Игорь попробовал их остановить:
– Не слушайте вы его! Только силы зря потратите.
Но трое ушли, исчезли во тьме. Через минуту оттуда раздался хруст и треск.
– Игорь, мне все кажется, будто на нас из темноты кто-то смотрит… – дрожа сказала Зина.
– Ерунда.
Долотов поднес к лицу окоченевшие Зинины руки, пытался согреть их дыханием. Но дыхание было холодным.
Никто уже не разговаривал. Сидели съежившись. Обожженный Криворученко лег на бок, свернулся калачиком.
– Не спи, Юрка! Не проснешься! – потеребил его Донченко. Оба Юрия были закадычные друзья.
– Игорь, мы погибнем? – спросила Люда.
– Перестань, – сердито ответил Долотов. – Люди на фронте не такое выдерживали. Мне отец рассказывал, как в Финскую…
– Эй, доходяги, околеете! Айда с нами!
Из мрака к костру вышел Зайцев. Он держал на плечах две молодые пихты, был весь облеплен снегом, усы заиндевели, низ лица будто оброс белой бородой. Дед Мороз да и только.
– Я пойду… – Люда с трудом встала. – Извини, Игорек. Не могу здесь… Страшно.
Он ничего ей не сказал. Не ответил и Зайцеву. Долотову и самому уже было ясно, что долго на ветру не продержаться, однако признать правоту инструктора не позволило самолюбие.
Когда Максим с Людой ушли, Игорь поднялся. Прикрыв ладонью глаза, посмотрел назад, в сторону оставленной палатки.
(Окончание следует…)
ВНИМАНИЕ! Выбираем следующую фразу, от которой будет зависеть концовка.
Опрос. Голосуйте сердцемНо лучше все-таки подумайте
Участников: 5084
– Товарищи, надо возвращаться.: 1003 (19.9 %)
– Смотрите, кто это?!: 2030 (40.3 %)
– Что это было? Вы слышали?!: 2008 (39.8 %)
Срок голосования – сутки.
По следам группы Дятлова (часть третья)
30.06.2012
Ну вот и всё. Мы выяснили, какая версия случившегося устроила бы большинство – если не сознательно, так подсознательно. С небольшим опережением победила опция «Смотрите, кто это?!».
Что ж, «Tu l'a voulu, George Dandin». Хотя в данном случае больше подойдет английское: «Enjoy!» (переводится: «На, вот возьми ее скорей!»).
– Смотрите, кто это?!
Картинка № 1 Что это такое, сейчас узнаете…
Долотову показалось, что сквозь пургу белеет странный – то ли размытый, то ли растрепанный силуэт, нечто среднее между человеком и медведем. Игорь зажмурился.
Остальные тоже обернулись, но склон был пуст: внизу снег, поверху черно-серая муть.
– Померещилось… – смущенно пробормотал Игорь. – Ребята, надо к палатке возвращаться. Рискнем. Иначе пропадем тут…
Криворученко сказал:
– Я не могу. Ногу не чувствую. Совсем…
С ним остался второй Юра, Донченко. Договорились, что они будут жечь костер, а трое остальных поднимутся наверх, оденутся и вернутся на лыжах, с теплыми вещами и спиртом.
– Держитесь, ребята, – сказал Долотов. – Мы постараемся быстрее.
Но подниматься было гораздо труднее, чем спускаться. Сил осталось мало, окоченевшие мышцы не слушались, а встречный ветер бросал в лицо снежную труху, слепил, валил с ног.
Первым во мгле потерялся Марат Лебедев. Он сбился, взял правее, чем нужно. Несколько раз падал и поднимался. Наконец упал – и больше не встал.
Добрынина и Долотов какое-то время держались вместе, но вот Зина на несколько шагов отстала – и уже не увидела Игоря. Кричать она не могла, сел голос. Девушка пригнулась к самой земле, побрела дальше одна.
Игорю Долотову не повезло, он соскользнул в снежную яму. Еле выкарабкался, потратив на это остаток сил. Кое-как проковылял сотню метров. Потом полз. Замер. Несколько минут шевелился. Перестал.
Так уж вышло, что Зина Добрынина, самая хрупкая в группе, поднялась выше всех. (Поисковики потом найдут ее замерзшее тело всего в пятистах метрах от палатки.)
Выглядела фигура как-то так
Несколько часов спустя метель начала стихать. В рассветных сумерках по склону, словно бесплотный призрак, заскользила бесформенная белая фигура (та самая, которую увидел сквозь метель Игорь и решил, что примерещилось).
Это был не призрак и не снежный человек – просто человек. Он быстро и легко перемещался на коротких широких лыжах, обшитых особым материалом. Такие лыжи не оставляют на снегу следов.
Неизвестный остановился над Зиной. Проверил пульс (его не было), профессионально ощупал одежду покойницы. Двинулся дальше. Так же быстро обыскал Марата и Игоря.
Два Юрия, неподвижно лежавшие у давно погасшего костра, тоже задержали белого человека ненадолго.
Зато у оврага, из которого слышались тихие голоса, неизвестный замер. Упал, слился со снегом.
Люда, Коля и Саша правильно поступили, когда послушались опытного инструктора. Они вырыли глубокую яму на дне овражка, накрыли снег срубленными елками. Ветер сюда не попадал, лапник давал какую-никакую защиту от холода. Все четверо сильно замерзли, но были живы, и ничего себе не отморозили.
Часа два назад Зайцев наведался к кедру – еще раз позвать остальных, но нашел там только двух Юриев, уже бездыханных. Горько выругался. Снял с мертвецов теплую одежду. Отнес своим. Свитера и лыжные штаны погибших помогли четверке продержаться до рассвета.
– Еще часок, и туман рассеется, – сказал Зайцев. – Тогда поглядим, что там с лавиной.
– Хоть бы остальные ребята были живы, – всхлипнула Люда. Она плакала без остановки с той минуты, когда Максим вернулся с ужасным известием.
Разговор был вполголоса – Саша Копцов и Коля Шмит, прижавшись друг к другу, спали.
Послышался легкий шорох. Зайцев поднял голову – с края оврага на него упало что-то белое, косматое, огромное. Максим даже не успел понять, что это человек.
Неизвестный упал инструктору коленями на грудь, проломил ребра, убил. Мощным, техничным ударом кулака умертвил Люду Коломийцеву. Приподнявшемуся Саше ребром ладони расколол череп. Шмит не проснулся, и его неизвестный бить не стал – просто сжал сонную артерию.
Этих четверых неизвестный обшарил с особенной тщательностью. Но обыск не дал того, на что он, очевидно, рассчитывал.
С каждой минутой убийца делался всё мрачней. Наконец шипяще выругался не по-русски: «Oh shit. Shit, shit!»
Зачем-то перетащил тела одно за другим в сторону от хвойного настила.
Усатый мужчина и девушка смотрели в небо широко раскрытыми глазами. В ее удивленно разинутый рот падали снежинки. (Потом язык и глаза Добрыниной, как и глаза Зайцева, выклюет лакомка-ворон.)
Белый человек передернулся – ему вдруг показалось, что девушка похожа на Дину Дурбин, любимую актрису его детства.
Он поднялся на край оврага. Сел, обхватив голову руками, и оставался неподвижным до тех пор, пока в 9.05 – с пятиминутным опозданием – в небе не раздался гул двигателей.
Самолет-эвакуатор летел с минимальной скоростью, на небольшой высоте.
Сидящий встрепенулся, выстрелил в небо бледно-лиловой ракетой. Через несколько секунд на снег упала металлическая капсула системы surface-to-air recovery. Человек открыл ее. Снял свой snow camouflage suit, обшитый снаружи синтетическим мехом. Переоделся в комбинезон. Застегнул ремни, прикрепленные к аэростату, подкачал гелия из специального баллона – и над оврагом вырос диковинный каплевидный пузырь (см. картинку № 1).
Аэростат взлетел, от него вниз тянулся нейлоновый канат.
Со второго захода самолет подцепил канат вилкой-захватом. Человека оторвало от земли. Он несся, рассекая воздух, над замерзшей речкой, над горным склоном, над деревьями. Лебедка плавно тянула ношу вверх.
Еще через несколько минут удальца обнимали, хлопали по спине, называли «Джеком». Но он был угрюм, на поздравления не отвечал. Потребовал немедленно связать его с Центром.
Пилоты ушли в кабину, оставили Джека наедине с рацией.
Он лаконично доложил, что задание выполнено. Замеры земли и воды в заданном квадрате взяты. Миссия выполнена.
– Отличная работа, парень! – обрадовался начальник. – Теперь мы сможем доказать, что Советы проводят подземные испытания и нарушают мораторий… Но почему у тебя такой голос? Ты болен? Ранен?
– Скверная история, сэр. Я совершил ужасную ошибку.
– Что такое? – встревожился начальник.
– Вчера в точке эвакуации появилась группа из девяти лыжников. Я был уверен, что это команда захвата, переодетая туристами. Типично советский идиотизм – какие могут быть туристы зимой в диких горах Северного Урала? Я ликвидировал их…
– Ты поступил правильно.
– Нет, сэр. Я ошибся. У них не было ни оружия, ни средств связи, ничего. Боже, сэр, я убил девять чертовых хайкеров! Там было две девчонки, лет по двадцать…
После длинной паузы Центр ответил:
– Ты поступил по инструкции. Всякий на твоем месте сделал бы то же самое… Надеюсь, ты не оставил следов? Не хватало нам только международного скандала.
– Обижаете, сэр. Что я, новичок? В 22:00 с помощью вакуумной гранаты я спровоцировал сход снежного пласта, вынудил их покинуть палатку. Пятеро погибли от холода. Остальных я убрал без применения оружия, но на всякий случай отнес на лед ручья и засыпал снегом. Весной талая вода унесет трупы дальше по течению…
Когда сеанс закончился, Джек заглянул к пилотам.
– Ребята, дайте выпить. На душе погано.
Ему протянули флягу с бурбоном.
…Такая вот у нас с вами получилась история. Поздравим адептов «шпионской» концепции. Она существует в разных вариантах, но суть одна: группу Дятлова хитроумно истребили американские диверсанты (самая яркая и детально проработанная из версий этого рода принадлежит А. Ракитину).
Я-то надеялся подтолкнуть вас совсем к другому исходу, да не вышло. Оказывается, большинству подспудно хотелось, чтобы во всем оказались виновны враги Отчизны.
В следующем посте поведаю, как я безуспешно пробовал манипулировать голосованием, а также расскажу, какой из существующих версий придерживаюсь сам.
(Еще будет постскриптум)
Что ж, «Tu l'a voulu, George Dandin». Хотя в данном случае больше подойдет английское: «Enjoy!» (переводится: «На, вот возьми ее скорей!»).
– Смотрите, кто это?!
Долотову показалось, что сквозь пургу белеет странный – то ли размытый, то ли растрепанный силуэт, нечто среднее между человеком и медведем. Игорь зажмурился.
Остальные тоже обернулись, но склон был пуст: внизу снег, поверху черно-серая муть.
– Померещилось… – смущенно пробормотал Игорь. – Ребята, надо к палатке возвращаться. Рискнем. Иначе пропадем тут…
Криворученко сказал:
– Я не могу. Ногу не чувствую. Совсем…
С ним остался второй Юра, Донченко. Договорились, что они будут жечь костер, а трое остальных поднимутся наверх, оденутся и вернутся на лыжах, с теплыми вещами и спиртом.
– Держитесь, ребята, – сказал Долотов. – Мы постараемся быстрее.
Но подниматься было гораздо труднее, чем спускаться. Сил осталось мало, окоченевшие мышцы не слушались, а встречный ветер бросал в лицо снежную труху, слепил, валил с ног.
Первым во мгле потерялся Марат Лебедев. Он сбился, взял правее, чем нужно. Несколько раз падал и поднимался. Наконец упал – и больше не встал.
Добрынина и Долотов какое-то время держались вместе, но вот Зина на несколько шагов отстала – и уже не увидела Игоря. Кричать она не могла, сел голос. Девушка пригнулась к самой земле, побрела дальше одна.
Игорю Долотову не повезло, он соскользнул в снежную яму. Еле выкарабкался, потратив на это остаток сил. Кое-как проковылял сотню метров. Потом полз. Замер. Несколько минут шевелился. Перестал.
Так уж вышло, что Зина Добрынина, самая хрупкая в группе, поднялась выше всех. (Поисковики потом найдут ее замерзшее тело всего в пятистах метрах от палатки.)
Несколько часов спустя метель начала стихать. В рассветных сумерках по склону, словно бесплотный призрак, заскользила бесформенная белая фигура (та самая, которую увидел сквозь метель Игорь и решил, что примерещилось).
Это был не призрак и не снежный человек – просто человек. Он быстро и легко перемещался на коротких широких лыжах, обшитых особым материалом. Такие лыжи не оставляют на снегу следов.
Неизвестный остановился над Зиной. Проверил пульс (его не было), профессионально ощупал одежду покойницы. Двинулся дальше. Так же быстро обыскал Марата и Игоря.
Два Юрия, неподвижно лежавшие у давно погасшего костра, тоже задержали белого человека ненадолго.
Зато у оврага, из которого слышались тихие голоса, неизвестный замер. Упал, слился со снегом.
Люда, Коля и Саша правильно поступили, когда послушались опытного инструктора. Они вырыли глубокую яму на дне овражка, накрыли снег срубленными елками. Ветер сюда не попадал, лапник давал какую-никакую защиту от холода. Все четверо сильно замерзли, но были живы, и ничего себе не отморозили.
Часа два назад Зайцев наведался к кедру – еще раз позвать остальных, но нашел там только двух Юриев, уже бездыханных. Горько выругался. Снял с мертвецов теплую одежду. Отнес своим. Свитера и лыжные штаны погибших помогли четверке продержаться до рассвета.
– Еще часок, и туман рассеется, – сказал Зайцев. – Тогда поглядим, что там с лавиной.
– Хоть бы остальные ребята были живы, – всхлипнула Люда. Она плакала без остановки с той минуты, когда Максим вернулся с ужасным известием.
Разговор был вполголоса – Саша Копцов и Коля Шмит, прижавшись друг к другу, спали.
Послышался легкий шорох. Зайцев поднял голову – с края оврага на него упало что-то белое, косматое, огромное. Максим даже не успел понять, что это человек.
Неизвестный упал инструктору коленями на грудь, проломил ребра, убил. Мощным, техничным ударом кулака умертвил Люду Коломийцеву. Приподнявшемуся Саше ребром ладони расколол череп. Шмит не проснулся, и его неизвестный бить не стал – просто сжал сонную артерию.
Этих четверых неизвестный обшарил с особенной тщательностью. Но обыск не дал того, на что он, очевидно, рассчитывал.
С каждой минутой убийца делался всё мрачней. Наконец шипяще выругался не по-русски: «Oh shit. Shit, shit!»
Зачем-то перетащил тела одно за другим в сторону от хвойного настила.
Усатый мужчина и девушка смотрели в небо широко раскрытыми глазами. В ее удивленно разинутый рот падали снежинки. (Потом язык и глаза Добрыниной, как и глаза Зайцева, выклюет лакомка-ворон.)
Белый человек передернулся – ему вдруг показалось, что девушка похожа на Дину Дурбин, любимую актрису его детства.
Он поднялся на край оврага. Сел, обхватив голову руками, и оставался неподвижным до тех пор, пока в 9.05 – с пятиминутным опозданием – в небе не раздался гул двигателей.
Самолет-эвакуатор летел с минимальной скоростью, на небольшой высоте.
Сидящий встрепенулся, выстрелил в небо бледно-лиловой ракетой. Через несколько секунд на снег упала металлическая капсула системы surface-to-air recovery. Человек открыл ее. Снял свой snow camouflage suit, обшитый снаружи синтетическим мехом. Переоделся в комбинезон. Застегнул ремни, прикрепленные к аэростату, подкачал гелия из специального баллона – и над оврагом вырос диковинный каплевидный пузырь (см. картинку № 1).
Аэростат взлетел, от него вниз тянулся нейлоновый канат.
Со второго захода самолет подцепил канат вилкой-захватом. Человека оторвало от земли. Он несся, рассекая воздух, над замерзшей речкой, над горным склоном, над деревьями. Лебедка плавно тянула ношу вверх.
Еще через несколько минут удальца обнимали, хлопали по спине, называли «Джеком». Но он был угрюм, на поздравления не отвечал. Потребовал немедленно связать его с Центром.
Пилоты ушли в кабину, оставили Джека наедине с рацией.
Он лаконично доложил, что задание выполнено. Замеры земли и воды в заданном квадрате взяты. Миссия выполнена.
– Отличная работа, парень! – обрадовался начальник. – Теперь мы сможем доказать, что Советы проводят подземные испытания и нарушают мораторий… Но почему у тебя такой голос? Ты болен? Ранен?
– Скверная история, сэр. Я совершил ужасную ошибку.
– Что такое? – встревожился начальник.
– Вчера в точке эвакуации появилась группа из девяти лыжников. Я был уверен, что это команда захвата, переодетая туристами. Типично советский идиотизм – какие могут быть туристы зимой в диких горах Северного Урала? Я ликвидировал их…
– Ты поступил правильно.
– Нет, сэр. Я ошибся. У них не было ни оружия, ни средств связи, ничего. Боже, сэр, я убил девять чертовых хайкеров! Там было две девчонки, лет по двадцать…
После длинной паузы Центр ответил:
– Ты поступил по инструкции. Всякий на твоем месте сделал бы то же самое… Надеюсь, ты не оставил следов? Не хватало нам только международного скандала.
– Обижаете, сэр. Что я, новичок? В 22:00 с помощью вакуумной гранаты я спровоцировал сход снежного пласта, вынудил их покинуть палатку. Пятеро погибли от холода. Остальных я убрал без применения оружия, но на всякий случай отнес на лед ручья и засыпал снегом. Весной талая вода унесет трупы дальше по течению…
Когда сеанс закончился, Джек заглянул к пилотам.
– Ребята, дайте выпить. На душе погано.
Ему протянули флягу с бурбоном.
…Такая вот у нас с вами получилась история. Поздравим адептов «шпионской» концепции. Она существует в разных вариантах, но суть одна: группу Дятлова хитроумно истребили американские диверсанты (самая яркая и детально проработанная из версий этого рода принадлежит А. Ракитину).
Я-то надеялся подтолкнуть вас совсем к другому исходу, да не вышло. Оказывается, большинству подспудно хотелось, чтобы во всем оказались виновны враги Отчизны.
В следующем посте поведаю, как я безуспешно пробовал манипулировать голосованием, а также расскажу, какой из существующих версий придерживаюсь сам.
(Еще будет постскриптум)
По следам группы Дятлова (постскриптум)
02.07.2012
Я обещал объяснить, как работал механизм выбора сюжетной линии нашего коллективного повествования.
Тут всё очень просто, даже примитивно.
Первая развилка (Зайцев – Зина – Долотов), как правильно диагностировали некоторые из вас, обозначала разделение на три основных жанра: брутально-реалистический; мистико-романтический; идеологическо-конспирологический. Мне как беллетристу интересней было бы сочинить что-нибудь фантазийное, поэтому я закулисно лоббировал линию Зины Добрыниной, вложив в ее уста массу всего загадочного. Но не тут-то было. Большинство читателей не клюнули на эти завлекалки и отдали предпочтение третьему направлению. Это меня, честно говоря, озадачило.
На стадии второго голосования сюрприза уже не произошло. Здесь оставалось только сделать выбор между супостатами, погубившими туристов. Победил визуальный (то есть кинематографический, «голливудский») вариант. При аудиострашилке виновниками оказались бы отечественные спецслужбы (шепот, шорох, шухер – это родное, не американское). Ну, а если бы прошла опция «Товарищи, надо возвращаться», вас ждала бы встреча с ужастиком еще более архаичной категории, которая…
Но нет, не буду всё рассказывать. Я, может быть, как-нибудь сяду и запишу все девять сценариев буквами. Не наскоро, с жестким ограничением по времени, а более литературно. Есть идея сделать книжку, похожую на дерево: ствол один, а ветви сюжета расходятся, в зависимости от читательского выбора. Называться этот интерактивный жанр будет «трибук» (Tree-Book).
Здесь, например, три развилки с восемью разножанровыми финалами
Еще я обещал рассказать, какой версии придерживаюсь сам.
Разочарую вас: самой скучной из всех существующих. Я думаю, что ничего таинственного там у перевала не произошло.
Ночью, когда группа готовилась ужинать и переодевалась ко сну, из-за сильного ветра сдвинулся снежный пласт, палатку наполовину завалило.
Испугавшись, что это проснулась лавина, ребята кинулись вниз по склону. Решили развести костер на безопасном расстоянии и дождаться утра, чтобы понять, существует опасность схода большого снега или нет.
Начали замерзать. Очевидно, произошел спор между двумя лидерами – старшим группы Дятловым и инструктором Золотаревым. Трое ушли с Золотаревым в овраг, где вырыли яму или нору в снегу, подстелив вниз срезанные деревца. Пятеро остались у кедра, но через некоторое время поняли, что до утра не продержатся. Снова разделились. Двое по какой-то причине (возможно, побоялись возвращаться) не тронулись с места, а Дятлов, Слободин и Колмогорова решили рискнуть, отправились назад к палатке за теплыми вещами и лыжами. Эти пять человек замерзли.
Кто-то из «золотаревцев» вернулся к кедру, когда Кривонищенко с Дорошенко уже скончались, и снял с них теплую одежду.
Укрывшись в овраге, четверка в принципе приняла верное решение, но с ними случилось несчастье. Скорее всего, обрушился подрытый снег и придавил троих насмерть, а четвертого, допустим, оглушил. В мае поток талой воды отнес тела на несколько десятков метров от настила. Глазные яблоки и язык были склеваны птицей или выедены какой-то иной живностью.
Это – общая картина того, что, как мне кажется, произошло. Остается некоторое количество непроясненных вопросов, но на каждый из них можно найти рациональный ответ, не выходя из рамок данной концепции.
Если бы я сразу, в первом же посте, вам всё это написал, вы сказали бы: «Ну-у, это неинтересно». И были бы правы. С американским суперагентом, конечно, получилось остросюжетнее.
Напоследок, в качестве бонуса за терпение и выносливость, предлагаю вашему вниманию концовку, к которой я тщетно надеялся вас вывести. Уж больно она мне нравится. Может, на самом деле всё произошло именно так?
Но за мгновение до остановки сердца с каждым из девяти произошло вот что.
Умирающий увидел над собой, не близко и не далеко, прозрачный светящийся шар.
Он был немного похож на апельсин или японский фонарь
Оттуда доносилось попискивание, пощелкивание. Казалось, кто-то крутит ручку настройки на приемнике и уже поймал некую станцию, но она ужасно далеко и говорят там на непонятном языке. Постепенно звуки из невнятных стали членораздельными, и голос, сначала плавающий и глотающий буквы, а потом всё более отчетливый, сказал:
– Приносим икс… искренние сожаления. Место посадки было выбрано с таким расчетом, чтобы никто из туземцев не пострадал. Ваше присутствие здесь стало для нас неожиданностью. Мы слишком поздно обнаружили, что движение снежного покрова, вызванное сигма-вибрацией, нанесло ущерб девяти жителям Земли. В условиях экспедиции произвести ремонтно-восстановительные работы вашего организма невозможно. Требуется эвакуация. Мы возьмем маленький фрагмент вашего тела и полностью его регенерируем посредством наноклонирования. При этом ваше сознание останется в неприкосновенности. Согласны ли вы переместиться на нашу планету?
Никто из девятерых особенно не удивился. Молодые люди конца пятидесятых все без исключения увлекались научно-фантастическими романами и твердо верили, что установка контакта с внеземными цивилизациями неизбежна.
Но девять раз был задан один и тот же вопрос:
– А я потом попаду обратно на Землю?
– Как пожелаете, – вежливо отвечал шар. – Вряд ли вы захотите вернуться на вашу планету, но выбор останется за вами.
И все согласились. Потому что никому не хотелось умирать, а еще было ужасно интересно – как оно там устроено, в иных мирах.
– Одна маленькая просьба, – механический голос попытался синтезировать смущенную интонацию. – Для изучения анатомии человеческого тела нам не хватает некоторых конструкционных элементов: визуальных терминалов, то есть глазных сфер, и артикуляционного дифференциатора, устройство которого нам не вполне понятно. Регенерации тела отсутствие этих компонентов не помешает. Однако без вашего согласия позаимствовать их мы не можем, это запрещено правилами.
Охотнее всех пожертвовать своими «визуальными терминалами» во имя межпланетного сотрудничества согласились Максим Зайцев и Зина Добрынина.
А что такое «артикуляционный дифференциатор», с первого раза поняла только Зина – она всегда разгадывала шарады, ребусы и кроссворды быстрее всех.
– Вам нужен мой язык? – сказал она. – Да пожалуйста, не жалко. Он у меня знаете какой длинный? Я им до кончика носа достаю. Показать?
Тут всё очень просто, даже примитивно.
Первая развилка (Зайцев – Зина – Долотов), как правильно диагностировали некоторые из вас, обозначала разделение на три основных жанра: брутально-реалистический; мистико-романтический; идеологическо-конспирологический. Мне как беллетристу интересней было бы сочинить что-нибудь фантазийное, поэтому я закулисно лоббировал линию Зины Добрыниной, вложив в ее уста массу всего загадочного. Но не тут-то было. Большинство читателей не клюнули на эти завлекалки и отдали предпочтение третьему направлению. Это меня, честно говоря, озадачило.
На стадии второго голосования сюрприза уже не произошло. Здесь оставалось только сделать выбор между супостатами, погубившими туристов. Победил визуальный (то есть кинематографический, «голливудский») вариант. При аудиострашилке виновниками оказались бы отечественные спецслужбы (шепот, шорох, шухер – это родное, не американское). Ну, а если бы прошла опция «Товарищи, надо возвращаться», вас ждала бы встреча с ужастиком еще более архаичной категории, которая…
Но нет, не буду всё рассказывать. Я, может быть, как-нибудь сяду и запишу все девять сценариев буквами. Не наскоро, с жестким ограничением по времени, а более литературно. Есть идея сделать книжку, похожую на дерево: ствол один, а ветви сюжета расходятся, в зависимости от читательского выбора. Называться этот интерактивный жанр будет «трибук» (Tree-Book).
Еще я обещал рассказать, какой версии придерживаюсь сам.
Разочарую вас: самой скучной из всех существующих. Я думаю, что ничего таинственного там у перевала не произошло.
Ночью, когда группа готовилась ужинать и переодевалась ко сну, из-за сильного ветра сдвинулся снежный пласт, палатку наполовину завалило.
Испугавшись, что это проснулась лавина, ребята кинулись вниз по склону. Решили развести костер на безопасном расстоянии и дождаться утра, чтобы понять, существует опасность схода большого снега или нет.
Начали замерзать. Очевидно, произошел спор между двумя лидерами – старшим группы Дятловым и инструктором Золотаревым. Трое ушли с Золотаревым в овраг, где вырыли яму или нору в снегу, подстелив вниз срезанные деревца. Пятеро остались у кедра, но через некоторое время поняли, что до утра не продержатся. Снова разделились. Двое по какой-то причине (возможно, побоялись возвращаться) не тронулись с места, а Дятлов, Слободин и Колмогорова решили рискнуть, отправились назад к палатке за теплыми вещами и лыжами. Эти пять человек замерзли.
Кто-то из «золотаревцев» вернулся к кедру, когда Кривонищенко с Дорошенко уже скончались, и снял с них теплую одежду.
Укрывшись в овраге, четверка в принципе приняла верное решение, но с ними случилось несчастье. Скорее всего, обрушился подрытый снег и придавил троих насмерть, а четвертого, допустим, оглушил. В мае поток талой воды отнес тела на несколько десятков метров от настила. Глазные яблоки и язык были склеваны птицей или выедены какой-то иной живностью.
Это – общая картина того, что, как мне кажется, произошло. Остается некоторое количество непроясненных вопросов, но на каждый из них можно найти рациональный ответ, не выходя из рамок данной концепции.
Если бы я сразу, в первом же посте, вам всё это написал, вы сказали бы: «Ну-у, это неинтересно». И были бы правы. С американским суперагентом, конечно, получилось остросюжетнее.
Напоследок, в качестве бонуса за терпение и выносливость, предлагаю вашему вниманию концовку, к которой я тщетно надеялся вас вывести. Уж больно она мне нравится. Может, на самом деле всё произошло именно так?
Версия № 9
Все они умерли. Одни чуть раньше, другие чуть позже. Кто-то боролся до последнего, кто-то просто свернулся калачиком и постарался ни о чем не думать, кого-то придавило в овраге массой слежавшегося снега.Но за мгновение до остановки сердца с каждым из девяти произошло вот что.
Умирающий увидел над собой, не близко и не далеко, прозрачный светящийся шар.
Оттуда доносилось попискивание, пощелкивание. Казалось, кто-то крутит ручку настройки на приемнике и уже поймал некую станцию, но она ужасно далеко и говорят там на непонятном языке. Постепенно звуки из невнятных стали членораздельными, и голос, сначала плавающий и глотающий буквы, а потом всё более отчетливый, сказал:
– Приносим икс… искренние сожаления. Место посадки было выбрано с таким расчетом, чтобы никто из туземцев не пострадал. Ваше присутствие здесь стало для нас неожиданностью. Мы слишком поздно обнаружили, что движение снежного покрова, вызванное сигма-вибрацией, нанесло ущерб девяти жителям Земли. В условиях экспедиции произвести ремонтно-восстановительные работы вашего организма невозможно. Требуется эвакуация. Мы возьмем маленький фрагмент вашего тела и полностью его регенерируем посредством наноклонирования. При этом ваше сознание останется в неприкосновенности. Согласны ли вы переместиться на нашу планету?
Никто из девятерых особенно не удивился. Молодые люди конца пятидесятых все без исключения увлекались научно-фантастическими романами и твердо верили, что установка контакта с внеземными цивилизациями неизбежна.
Но девять раз был задан один и тот же вопрос:
– А я потом попаду обратно на Землю?
– Как пожелаете, – вежливо отвечал шар. – Вряд ли вы захотите вернуться на вашу планету, но выбор останется за вами.
И все согласились. Потому что никому не хотелось умирать, а еще было ужасно интересно – как оно там устроено, в иных мирах.
– Одна маленькая просьба, – механический голос попытался синтезировать смущенную интонацию. – Для изучения анатомии человеческого тела нам не хватает некоторых конструкционных элементов: визуальных терминалов, то есть глазных сфер, и артикуляционного дифференциатора, устройство которого нам не вполне понятно. Регенерации тела отсутствие этих компонентов не помешает. Однако без вашего согласия позаимствовать их мы не можем, это запрещено правилами.
Охотнее всех пожертвовать своими «визуальными терминалами» во имя межпланетного сотрудничества согласились Максим Зайцев и Зина Добрынина.
А что такое «артикуляционный дифференциатор», с первого раза поняла только Зина – она всегда разгадывала шарады, ребусы и кроссворды быстрее всех.
– Вам нужен мой язык? – сказал она. – Да пожалуйста, не жалко. Он у меня знаете какой длинный? Я им до кончика носа достаю. Показать?
Неприятный факт
06.07.2012
Давно известно, что литература плохо рифмуется с жизнью. В романах и легендах всё логично, одно проистекает из другого, там горбатого могила исправит, а от осины не родятся апельсины. Урия Гип не совершит красивого поступка, Ланселот Озерный ни при каких обстоятельствах не уронит рыцарскую честь.
В реальной жизни выходит иначе. Какое-то там всё не черное и не белое, а пятнистое.
Это я вот к чему.
Сейчас, в связи с 200-летней годовщиной, много пишут о войне 1812 года. Вот и мне вспомнился один маленький эпизод из недавнего прошлого, когда я довольно плотно занимался некоторыми аспектами Бородинской битвы.
Я тогда готовился писать роман «Квест», и мне нужно было изучить список французских военачальников – командиров соединений и частей, – которые сложили голову на Бородинском поле. Как вы знаете, в сражении полегло рекордное количество наполеоновских генералов и полковников. По уставам той эпохи, командир должен был показывать солдатам пример доблести и при атаке скакать впереди, а его эполеты и плюмаж становились отличной мишенью для неприятельских стрелков.
В поисках героя-удальца с подходящей для романа биографией (потом этот персонаж не понадобился) я заинтересовался шефом первого конно-егерского полка. Барон Меда был сражен картечной пулей, когда вел своих солдат в сабельную атаку. Voilá une belle mort, подумал я. Разыскал биографию полковника – и ахнул. Как будто встретил знакомого из далекого прошлого. Причем такого знакомого, которого когда-то сильно не любил, даже ненавидел. (Ну да, у меня очень личные взаимоотношения с историей, я этого и не скрываю.)
Это павший смертью храбрых барон Меда
Историей я увлекаюсь с детства. В пионерском возрасте (то есть за сорок лет до «Квеста») мне больше всего нравилось читать про Великую французскую революцию, а кумиром моим был Максимилиан Робеспьер. Я не виноват, такие уж были времена. Якобинцы у советских авторов считались предшественниками большевиков, а их вождь – вроде как французским Лениным. Только Робеспьер мне нравился гораздо больше Ленина, потому что был молодой, красивый, безукоризненно одетый и умер завидно, с достоинством.
Отлично помню, как я расстраивался из-за 9 термидора, когда буржуазные перерожденцы воткнули нож в спину революции – устроили подлый переворот.
«Группа захвата» ворвалась в здание, где засел Робеспьер с кучкой соратников. Один якобинец, молодой Лё-Ба, застрелился. Робеспьер хотел последовать его примеру, но самый шустрый из жандармов выстрелил раньше и ранил Неподкупного в челюсть. Я был уверен, что жандарм сделал это нарочно – чтоб Робеспьер, непревзойденный оратор, не смог на суде произнести речь в свою защиту. А потом тот же мерзавец подбежал к другому якобинцу, парализованному Кутону, и столкнул его вместе с инвалидным креслом с лестницы.
Видите этого гада в двухуголке?
Впоследствии мое отношение к Робеспьеру и якобинцам изменилось (если б я жил в те времена, наверное, оказался бы среди жирондистов), но тот жандарм так и остался для меня символом подлого, жестокого вертухая, человека без убеждений и чести. Еще вчера по приказу Робеспьера и Кутона он волок кого-то на эшафот, а как только ветер подул в другую сторону, накинулся на прежних хозяев с удесятеренным усердием – чтобы продемонстрировать новому начальству свою полезность.
Имя этого сяожэня я запомнил на всю жизнь, благо оно было говорящее: Мерда́.
В общем оказалось, что бородинский герой барон Меда и гнусный выродок Мерда – один и тот же человек. В какой-то момент своей блестящей карьеры бывший жандарм ради благозвучия добился сокращения природной фамилии на одну букву. (Это как если бы у нас кто-то избавился от буквы «Г» и сделался аристократичным «Овновым».)
Но дело не в фамилии. Меня озадачило, что боевой офицер Меда слыл одним из храбрейших кавалеристов Великой Армии и пал славной смертью.
В голове никак не совмещались два эти образа. Из литературы, на которой все мы выросли, мне было доподлинно известно: ну не может быть героем мерзавец, который из желания выслужиться стреляет великому человеку в лицо, а беспомощного инвалида сталкивает с лестницы! Может быть, 9 термидора всё было не так, как написано в книгах? Впору вслед за Сальери усомниться: «Или это сказка тупой, бессмысленной толпы – и не был убийцею создатель Ватикана?»
В реальной жизни выходит иначе. Какое-то там всё не черное и не белое, а пятнистое.
Это я вот к чему.
Сейчас, в связи с 200-летней годовщиной, много пишут о войне 1812 года. Вот и мне вспомнился один маленький эпизод из недавнего прошлого, когда я довольно плотно занимался некоторыми аспектами Бородинской битвы.
Я тогда готовился писать роман «Квест», и мне нужно было изучить список французских военачальников – командиров соединений и частей, – которые сложили голову на Бородинском поле. Как вы знаете, в сражении полегло рекордное количество наполеоновских генералов и полковников. По уставам той эпохи, командир должен был показывать солдатам пример доблести и при атаке скакать впереди, а его эполеты и плюмаж становились отличной мишенью для неприятельских стрелков.
В поисках героя-удальца с подходящей для романа биографией (потом этот персонаж не понадобился) я заинтересовался шефом первого конно-егерского полка. Барон Меда был сражен картечной пулей, когда вел своих солдат в сабельную атаку. Voilá une belle mort, подумал я. Разыскал биографию полковника – и ахнул. Как будто встретил знакомого из далекого прошлого. Причем такого знакомого, которого когда-то сильно не любил, даже ненавидел. (Ну да, у меня очень личные взаимоотношения с историей, я этого и не скрываю.)
Историей я увлекаюсь с детства. В пионерском возрасте (то есть за сорок лет до «Квеста») мне больше всего нравилось читать про Великую французскую революцию, а кумиром моим был Максимилиан Робеспьер. Я не виноват, такие уж были времена. Якобинцы у советских авторов считались предшественниками большевиков, а их вождь – вроде как французским Лениным. Только Робеспьер мне нравился гораздо больше Ленина, потому что был молодой, красивый, безукоризненно одетый и умер завидно, с достоинством.
Отлично помню, как я расстраивался из-за 9 термидора, когда буржуазные перерожденцы воткнули нож в спину революции – устроили подлый переворот.
«Группа захвата» ворвалась в здание, где засел Робеспьер с кучкой соратников. Один якобинец, молодой Лё-Ба, застрелился. Робеспьер хотел последовать его примеру, но самый шустрый из жандармов выстрелил раньше и ранил Неподкупного в челюсть. Я был уверен, что жандарм сделал это нарочно – чтоб Робеспьер, непревзойденный оратор, не смог на суде произнести речь в свою защиту. А потом тот же мерзавец подбежал к другому якобинцу, парализованному Кутону, и столкнул его вместе с инвалидным креслом с лестницы.
Впоследствии мое отношение к Робеспьеру и якобинцам изменилось (если б я жил в те времена, наверное, оказался бы среди жирондистов), но тот жандарм так и остался для меня символом подлого, жестокого вертухая, человека без убеждений и чести. Еще вчера по приказу Робеспьера и Кутона он волок кого-то на эшафот, а как только ветер подул в другую сторону, накинулся на прежних хозяев с удесятеренным усердием – чтобы продемонстрировать новому начальству свою полезность.
Имя этого сяожэня я запомнил на всю жизнь, благо оно было говорящее: Мерда́.
В общем оказалось, что бородинский герой барон Меда и гнусный выродок Мерда – один и тот же человек. В какой-то момент своей блестящей карьеры бывший жандарм ради благозвучия добился сокращения природной фамилии на одну букву. (Это как если бы у нас кто-то избавился от буквы «Г» и сделался аристократичным «Овновым».)
Но дело не в фамилии. Меня озадачило, что боевой офицер Меда слыл одним из храбрейших кавалеристов Великой Армии и пал славной смертью.
В голове никак не совмещались два эти образа. Из литературы, на которой все мы выросли, мне было доподлинно известно: ну не может быть героем мерзавец, который из желания выслужиться стреляет великому человеку в лицо, а беспомощного инвалида сталкивает с лестницы! Может быть, 9 термидора всё было не так, как написано в книгах? Впору вслед за Сальери усомниться: «Или это сказка тупой, бессмысленной толпы – и не был убийцею создатель Ватикана?»