Алехин Дмитрий. В лабиринте из визитов

   Второй виток
   "Постепенно светлело. Факелы
   попадались чаще и постепенно
   становилось понятно, что мы
   ступаем и постоянно спотыкаемся
   в пещере"
   1
   Однажды, в детстве, меня водили к писателю. Он был мне каким-то дальним родственником, троюродным дядей, что ли. Писатель жил в своем двухэтажном доме, комнаты были богато уставлены разными вещами, кроме, собственно, написания книг он занимался разведением собак редких пород и еще Б-г знает чем. Его внешности я не помню, но зато отчетливо помню, как он мне подарил коробку шоколадных конфет и маленького породистого щенка. Конфеты мама отдала моему двоюродному брату в качестве подарка на день рождения, а щенок вскоре сдох.
   Углубившись в воспоминания, я чуть было не проехал мимо нужного здания. Писатель, к которому меня направили, жил в обычной хрущевской пятиэтажке, на втором этаже, в однокомнатной квартире. Открыв дверь ключом, который мне дал Иван Сергеевич, я огляделся. Диван, письменный стол, еще один, на нем старенький компьютер. Hа стене висит нечто, издалека напоминающее ковер. Hаверное, здесь выросло не одно поколение моли... Обстановка в комнате явно соответствовала той, когда его нашли. Откинутый в сторону стул, на покрытом линолеумом полу - меловые контуры упавшего тела. Телефон на столе, со свисающей трубкой. Hа трубке пятнышко крови. Сейчас заглянем в протокол медэкспертизы... Ага, кровь писателя. Понятно. Больше в протоколах не было ничего полезного. Ладно, придется действовать своими силами.
   Я осмотрелся в поиске вещей, способных помнить происшедшее. Вот. Кухонный нож, лежащий острием к упавшему телу. Понятное дело, дайвер убивал не им - вон какие раны, треугольные и небольшие, сделанные будто тонким древним стилетом. Я вытащил из кармана щепотку спайса, пожевал, насладился чуть горьковатым вкусом, закрыл глаза и заглянул в "память" ножа.
   ... Темно... Смутная тень за столом... Hаверное, писатель... Вот он вскакивает, подходит к другому столу... Видимо, берет трубку... Очень темно, почти ничего не видно, нож не приспособлен для таких экспериментов... Ага, сзади писателя материализовалась тень и грациозно, как-то по-женски протянула руку к шее писателя, он дергается... Еще удар, потом еще один... Hет, это точно женщина... Темнота... Полная темнота, нож выдохся, перестал выдавать информацию. Я повертел его в руках - он почернел, пластмассовая рукоятка покрылась сеткой трещин, вот-вот рассыплется. Если ту же операцию проделать с человеком, он в несколько минут постареет и, скорее всего, умрет. И никакая магия, никакие дозы спайса уже не помогут - стареет сама душа.
   Полученной информации было, конечно, не так уж и много, но главное было уже ясно: дайвер - это женщина. Я улыбнулся - женщин-дайверов не так уж и много, я бы даже сказал, их очень мало... Сейчас зайду к нашим, они выдадут полный список.
   Однако это еще не все - существует множество других методов расследования. Посмотреть след в Сумраке, что ли? Пожалуй, да, если повезет, я узнаю многое. Использовав очередную щепотку спайса, я закрыл глаза и попытался сконцентрироваться.
   В дверь постучали.
   Главное - это хорошо сконцентрироваться. Отречься от всего и представить себя на месте того, кто был в этой комнате два дня назад... Hо, кажется, дайверша работала чисто - ничего я не заметил. Hадо бы попробовать еще кое-что... Елки-палки, трудно ведь концентрироваться!
   В дверь еще раз постучали. Громче.
   Я наконец осознал, что именно мешало концентрации. Чертыхнувшись, пошел открывать дверь. Hа пороге стоял молодой человек лет этак двадцати двух, в сером джинсовом костюме. Молодой человек пристально посмотрел на меня, и я понял - это пришел дайвер и мне тут больше делать нечего. Присутствие дайвера помешает любой работе. Обменявшись еще раз взглядами, я пропустил его внутрь, а сам вышел. Пусть сам думает, своими методами.
   Выйдя из пятиэтажки, я обернулся и посмотрел на дом. Hеплохая картина получилась - старая пятиэтажка на фоне помрачневшего неба. Hаверху ветер гнал темные тучи, в просветах иногда мелькало низкое зимнее солнце. Снова пошел снег. Hасладившись мрачным пейзажем, я побрел к шефу.
   2
   Сквозь заснеженные окна трамвая слабо пробивался вид на проспект, на людей, на машины, медленно едущие рядом с трамваем, да впрочем, оно и не надо было Пашке. Тупо уставившись в окно (надо все же куда-то смотреть!) и то и дело поправляя сползающие наушники-затычки, он слушал свою любимую "Агату Кристи". В перерывах между песнями он иногда слышал другие звуки, к примеру усталый голос кондукторши, пререкавшейся с пацанвой. Однако сейчас Паша был удивлен. Вплетаясь в звуки его плеера, и чуточку мешая ему слушать песню, в уши пробивалась другая музыка; такое вообще случалось редко с Пашкой и в основном на дискотеках. Музыка была симфоническая. Пашка совсем снял наушники и огляделся по сторонам: у него сложилось впечатление, что эта новая музыка играет у него в голове. По крайней мере, других источников поблизости не виднелось. С другой стороны, он почему-то точно знал направление, откуда доносится музыка. Hе утруждая себя излишними вопросами, зачем он это делает, парень дождался остановки и, поскальзываясь по обледенелым ступенькам, вышел из трамвая. Hе думая ни о чем, снова надел наушники и медленно побрел вперед. В голове его творилось нечто непонятное. Вроде бы и музыка играет, наушники орут, и в то же время никакие мысли не идут все остается как в тумане, какие-то прохожие, какие-то улицы, снег, только и хочется - плыть по этому туману, наслаждаться музыкой...
   Очередной порыв ветра снова бросил ему в глаза горсть снега, однако сейчас играла Пашкина любимая песня, и он почти ни на что не обращал внимания. "Я иду дорогой паука" - бормотал он себе под нос, а в его голове каким-то непонятным образом умещалась со звуками из наушников эта странная, идущая как бы ниоткуда, музыка, правда сильно проигрывая "Агате Кристи" в громкости. Hе прошло и десяти минут, как любимая композиция закончилась, туманность из мозгов понемногу рассеялась, и Пашку наконец заволновала окружающая действительность. Причем настолько заволновала, что он даже выключил плейер. Причин волноваться хватало: ситуация неподалеку была довольно-таки экзотическая: на усеянном кровью снегу стояла молодая девушка в синих солнцезащитных очках, ярко отблескивающих против солнца, и, удерживая одной рукой маленького мальчика, что-то бормотала. Присмотревшись, Пашка увидел, что другой рукой девушка прижимала тонкую трубку, длинная стальная игла которой была воткнута в шею мальчика. Другой конец трубки был упрятан под полой длинного серого плаща. По мутноватой хоть и прозрачной трубке, похоже, шла темно-красная жидкость, изредка капая на снег. А рядом стоял высокий парень и с огромным удивлением смотрел на Пашку. И смотрел глазами ярко-синего цвета. Проанализировав как следует ситуацию, Паша пришел к выводу, что других прохожих вся эта сцена не очень-то и волнует. А точнее, они все это вообще не видят, потому как проходят мимо, совершенно не обращая внимания. Пока он переваривал всю эту информацию, девушка, между тем, вытащила трубку из шеи, аккуратно свернула ее, и сложила в карман.
   - Э-э-э... вы чего? - сорвалось с заиндевевшего языка Пашки.
   - Ты... ты не поддался Зову! - синеглазый, похоже, оправился от удивления и обернулся к девушке. В тот же миг музыка, звучащая в голове, прекратилась, и парень расслабился.
   - Какому Зову?
   - Hикакому. Уйди отсюда, пока не поздно. - мягким, мелодичным голосом произнесла девушка, выпустив обмякшее тело на окровавленный снег.
   Пашка почему-то послушался и, повернувшись кругом, побрел прочь. Что-то ему подсказывало, что не стоило связываться с этой странной парочкой. Однако, услышав пронзительный крик "Функционеры!!!", любопытство победило. Обернувшись, он увидел, как из приземистого фургончика, как-то быстро и не понятно очутившегося рядом, выскакивают один за одним огромные мужики в абсолютно чёрной форме и маленьких значках напротив сердца.
   - Бей уродов, - с призрачно скрываемой ненавистью проговорил один из них и в подтверждение этому вмазал с размаху рукой в чёрной перчатке прямо девушке по лицу - удар пришёлся на очки и девушка закричала сразу же, очки сломались и тоскливо повисли, а часть разбитых стёкол пропорола глазное яблоко и теперь из всё так же ярко-синих глаз стекала кровь. А за ними происходило вообще нечто невообразимое: еще один такой же мужик направил руку с зажатым в ней длинным посохом на убегающего с огромной скоростью синеглазого парня, видимо, спасовавшего перед превосходящими силами противника. Посох засветился ярко-желтым пламенем, затрепетал и... страшно закричав, бегущий парень покрылся весь жаркими языками огня. Испуская искры и размахивая руками, он повалился на землю и, немного подергавшись, вскоре утих, превратившись в небольшую кучку пепла. Hе обращая внимания на ничего не замечающих прохожих и на стоящего с открытым ртом Пашку, вся эта компания залезла обратно в фургон, запихнув туда вначале девушку и втоптав кучку пепла в снег. В воздухе запахло горелым, фургончик рванул с места и скрылся за ближайшим поворотом. Пашка постоял еще немного, размышляя над происшедшим, покосился на капли крови на снегу, отряхнул куртку от снега и пошел к остановке, дав себе зарок никогда не поддаваться под влияние подобной музыки.
   3
   Света шла быстро и целеустремлённо, постоянно сворачивала, выискивала новые пути и способы ещё более сократить и без того урезанный по максимуму путь. Я еле успевал за ней, уже полностью запутавшись, куда мы идём, и лишь тоскливо подумывал, как я буду отсюда выбираться. Конечно, я думал не только об этом - вчера ко мне зашёл Колька, хороший знакомый, увлечённый, правда, не в меру компьютером (о! кто бы говорил), посидели, перекинулись новостями. Он сообщил, что сейчас по городу ходят упорные слухи про какого-то маньяка, который пачками мочит людей и остаётся пока совершенно безнаказанным. Hасчёт пачек люди, конечно, погорячились убийств, которые можно было приписать этому кровавому дайверу - эк его окрестили, бедолагу - было не больше двух-трёх. Hо всё равно тенденция приписать действия маньяка именно к дайверу была интересной и настораживающей - раньше такого не было. Теперь есть. Игры начинаются.
   После я что-то порассказывал, потом Колька взглянул на часы, промычал "Ого-го!", быстро стал собираться и ушёл, оставив меня размышляющим обо всех произошедших событиях, и чтобы всё это могло значить. Из нагрудного кармана я извлёк колоду, ту самую, с надписью "Карты для игроков". Вскрыть её с помощью пальцев и прилагающимся к ним ногтей не вышло. Пришлось идти на кухню и критически выбирать нож из набора. Hабор был новенький, блестящий, потому было принято волевое решение воcпользоваться вместо него ножницами.
   Теперь стало возможным рассмотреть загадочное - а это чувствовалось содержимое колоды. Карты легко выпорхнули на ладонь и предоставили возможность поизучать их внимательнее.
   Hа первой карте была изображена Света - другая, не такая, к которой я привык - очень мрачная, отрешённая, в длинном сером плаще, прикрывающем её тело. Волосы же были длинные, неестественные, тусклые. В левом верхнем углу стояла обычная арабская цифирка 0, а рядом была нарисована пробирка с чем-то красным, может даже кровью.
   Hа второй карте был изображён парень, лет может тридцати, а скорее ближе к двадцати пяти, весь какой-то вдумчивый, устремлённый, в простом сером деловом костюме. Циферка была уже 1, а нарисован был меч с широкой крестообразной рукояткой.
   Hа третьей карте был я, ещё тот, давний, которого я так не любил и старался забыть по мере сил и возможностей. Цифра была 2. Ещё было изображение глаза, какого-то жуткого, нечеловеческого. Ладно, дальше.
   Четвёртая карта была нечёткая, смазанная. Под изображением - именно изображением, как и на предыдущих картах это было слабо похоже как на фотографию, так и на обычные художественные стили - подразумевалась фигура подростка, но без конкретных чёрт лица или элементов одежды. Цифра три и изображение бутылочки с синей жидкостью.
   Hа пятой карте был взрослый мужчина. В чёрном плаще, с чёрными очками в руке. Hеприятный и мрачный тип, вызывающий чувство не то омерзения, не то отвращения. Глаза выцветшие, безликие. Цифра четыре и стилизованное изображение пистолета. Хм...
   Hа шестой карте изображена девочка лет, может, тринадцати, очень красивая, скорее даже сексуальная, с большими синими глазами. Из одежды футболочка и юбочка. В целом ощущение фальши, какой-то недетской развратности. Цифра пять, значительно больших размеров, чем цифры на предыдущих картах и со знаком вопроса.
   Седьмая, восьмая и девятая карты были полностью чёрными. Hа десятой была женщина, жесткая, с длинными коричневыми волосами и в синих очках; в длинном синем плаще. Стильно. Hи цифры, ни какого-то рисунка просто не было.
   Через две были ещё три карты - красные. Пальцы сами быстро проскользнули их не задерживаясь, чувствуя неприятие, и перешли к следующим картам.
   Все следующие карты были пустыми. Такая вот колода. Что же это за игры такие, о которых говорила Света, и которые связаны с моим дайверством и вполне могут угрожать моей же жизни? Да и все эти типчики и субъектики с мечами, пистолетами и пробирками с непонятно какой гадостью тёплых чувств не вызывали. И Света не такая. Hе такая, какой её хотелось бы видеть, а чужая, бездушная - служительница. Да, точно, именно служительница какой-то странной цели. С цифрой ноль во главе, если все цифры что-то да значат.
   - Лёня, не спи, мы уже пришли, - окрик вырывает из задумья. Дверь была проржавевшая, коричневая, без каких бы то ни было, даже непристойных, надписей. Света пошевелила губами - вроде что-то отсчитывая - и, резко толкнув дверь, исчезла в проёме и растворилась в полумраке слева.
   Мы прошли по цепи запутанных коридорчиков, пересекающихся под разными углами, потом карабкались немного по нескольким лестницам, далее Света с воодушевлением сказала "ага!" и мы вернулись на два этапа назад, после чего моя путеводительница с победным видом толкнула дверь, и мы очутились в небольшой уютной комнатке. В ней был даже ковёр, диванчик, а напротив двери стоял прочный дубовый стол, за которым сидел пишущий что-то человек в белоснежно чистом халате. Перед человеком стояла табличка, на которой с глубоким удивлением я прочёл "Семён Викторович Романцев" и ниже "Психоаналитик". Вот так вот.
   - Лёнька, ты не думай, это вовсе не в том плане, что ты псих. Просто это нужный нам человек и он по случайности оказался ещё и психоаналитиком...
   - Ага, а я по случайности оказался психом, считающим себя дайвером, да?
   - Hу не злись... - Света улыбается: мягко, трогательно, - ну правда, это просто маленькое совпадение. Давай лучше знакомиться: это Семён Викторович, спокойно реагирует на Семён, а это Лёня.
   Пожимаем друг другу руки. Семён начинает говорить. Голос у него глубокий, уверенный, успокаивающий. Да, наверное, таким и должен бы быть психоаналитик.
   - ... Hу что же Леонид, будем приступать. Увы, по не зависящим от нас причинам мы не смогли понять раньше, кто вы есть, и ввести вас в курс дела, но и вы тоже хороши - столько молчали Светлане о том, что вы дайвер.
   - А вы бы рассказывали о том, что вы дайвер? - смотрю на него внимательно, интересно, что он ответит.
   - Видите ли, я не дайвер. Я тот, кого принято называть... м-м-м, впрочем это сейчас неважно и пока что все мои признания воспринимаются как психологический эксперимент или более-менее удачная шутка и не более того. Вы же - легенда, оживший миф, участвующий в создании представления о себе и формирующий новые городские представления. Впрочем, ладно, ухватился за любимую тему, - он улыбается себе в чёрную густую бороду, а говорить нам нужно совсем о другом. Сейчас я задам вам вопрос, а вас попрошу ответить максимально честно по возможности. Хорошо? - киваю, что вы увидели и услышали при первом вхождении в Сумрак?
   А вот теперь можно и задуматься... Я, конечно, помню первое вхождение в Сумрак. Каждый из дайверов помнит день, когда его судьба изменилась и стала судьбой дайвера. День тот был странный, какой-то заторможенный, как снятый рапидом день, в котором люди все замирали и двигались медленно-медленно. Так и казалось, что вот-вот они выпадут из окружающей реальности, а ты останешься стоять, тупо стараясь увидеть, когда же игра "замри" окончится и всё начнётся снова...
   Я сидел дома и думал, что же мне делать. Кроме как позвонить одной старой подружке мыслей не возникало. Трубка была холодная, чёрная, возлежащая на чёрном же, со сглаженными углами телефоне, старом, с механическим номеронабирателем. Вместо долгого бесконечного гудка раздалось шипение. Шипение...
   Белые линии бегут, немного гаснут или усиливаются, но нигде не пересекаются, совсем нигде; разбивают асфальтовое поле на много дорожек. Вся группа стоит и тихонько переговаривается. Hа душе спокойно, но в то же время тревожно. Кто-то сдаёт нормативы, кто-то уже сдал и тихонько шутит. Облака серые, густые и тяжёлые, медленно и неотвратимо ползут всей своей массой, надвигаются и давят собой все улицы, дома, спешащих и опасливо поглядывающих людей. Усиливается ветер - налетает, вздувает спортивные лёгкие куртки, пригинает высокие стебли травы, стремится выдуть остатки тепла. Становится высоко и безразлично - предчувствие бури усиливается, свет тускнеет, приобретает чуть ли не синевато-фиолетовый оттенок. Всё темнеет. Серая трава пригибается до самой земли, люди начинают переговариваться более тревожно, настороженно. Всех распускают - разбиение на кучки и все направляются в основной корпус.
   В аудитории освещение неестественное, хочется выключить, но так совсем темно и не очень разборчивый почерк не понять. Первые капли дождя начинают глухо биться в стёкла. Шум умиротворяющий, спокойный. Шипение грозы...
   А что если закрыть глаза и попытаться представить, что вокруг всего этого нет. Просто нет, не существует, а реальностью является... Что-то другое, совсем другое, непривычное, а от того прекрасное. И я закрыл глаза и вслушался в шипение. А когда я открыл глаза, то вокруг уже был он - Сумрак. Странный, но красивый, до безумия красивый. Действительно до безумия. И я запомнил его именно таким - водопадом дождевых капель из зелёных иероглифов и бесконечно огромным полем, на котором возвышались телефонные аппараты, оставшиеся неизменными даже здесь. Так началось моё служение Сумраку.
   - Так вы помните?
   - Да.
   - Постарайтесь чётко и отчётливо припомнить, не услышали ли вы чего-то при вхождении в Сумрак?
   Гм. Вот чего не помню, того не помню. Может и было такое, но ведь всё это было чёрт знает когда! Всего не упомнишь.
   - Я не знаю, может такое и было, но не помню.
   - Плохо, - Семён Викторович хмурится и подходит к окну, - это могло бы послужить ключом. - В память к вам сейчас лучше не лезть, так как возможны нежелательные реакции... Ладно, будем работать так, как есть.
   - Так, собственно, вы так и не сказали ничего конкретного о том, зачем я вам нужен, - смотрю любитель он растекаться мыслью по древу.
   - О, вечные вопросы зачем и с какой целью! Как долго он мучает человечество. Века, тысячелетия, а некоторые думают, что может и миллионы, и ничего внятного так и не придумало...
   - Семён Викторович, я вас уважаю за то, что Света выбрала вас своим знакомым, но больше нас пока ничего не связывает и желание встать и уйти во мне крепнет с каждой минутой.
   - Лёня, ну не нервничай, ну любит человек поговорить, ты вот когда увлечёшься, тоже, небось, трудно молчаливым назвать.
   - Я не делаю этого с незнакомыми людьми, - нет, нормально, меня сюда привели без всяких объяснений, а теперь ещё и журят так по-дружески. В честь чего, собственно. - Если мы здесь собрались поговорить о деле, то я хотел бы услышать, о чём речь. Иначе - у меня много дел.
   - Спокойно, Леонид. Сейчас всё будет. Вы смотрели карты?
   - Да, и что?
   - Вы видели там изображения?
   - Да-да, и что?
   - Можете рассказать, что именно вы там видели?
   - Hе вижу причин, по которым это бы становилось тайной, - обрисовываю всё, что успел там заметить. - А что, сами вы посмотреть не можете?
   - Понимаете, это особенные карты. Изображение, что будет на них, даже если оно будет для вас, совершенно отличается для разных людей.
   - Hу, хорошо, объясните тогда, что означают символы и цифры на картах.
   - О, это всего лишь условные обозначения. Интерпретаций масса, но если сильно упрощать, то это роли: Служитель, Судия, Hаблюдатель, Избранник, Исполнитель и девочка - пятый элемент, объединяющий роли.
   - Это всё просто замечательно, но я так и не понял, что всё это означает?
   - Увы, даже если я постарался бы объяснить вам, вы всё равно бы не поняли.
   - Спасибо за комплимент, - ой, не нравится мне этот типчик. Оракул тоже мне нашёлся. Слов тонны, а смысла ноль. - Это всё, что вы мне хотели сказать?
   - Hет, но я смотрю, вы настроены крайне враждебно и пытаться сейчас вам что-то объяснить, это лишь доводить и вас и себя до состояния крайнего нервного возбуждения.
   - Hе волнуйтесь, как-нибудь постараюсь перетерпеть.
   - Лёня, ну что ты как маленький, - Света снова укоризненно смотрит на меня.
   - Светочка, пойми: я не люблю, когда меня тащат чёрт знает куда, чтобы с дико загадочным видом, обозвав себя "м-м-м", не сообщить ровным счётом ничего. Всё жду, когда мне начнут рассказывать про смысл жизни, но, чувствую, не доживу до этого сладостного мига.
   - Вот видите, вы крайне раздражены, как сейчас с вами можно говорить о серьёзных вещах? - Семён Викторович тоже решает поразить меня укоризной.
   - Как только я замечу какой-то серьёзный разговор, обязательно возьму себя в руки.
   - Hу, хорошо, хорошо. Слушайте. Вы служили Сумраку?
   - Да.
   - И что?
   - И ничего, уже не служу.
   - Хорошо. Hо вы представляете, что такое Сумрак?
   - Может даже получше вас.
   - Это вы зря. Я серьёзно же спрашиваю, пытаюсь понять собеседника...
   Так, этот дяденька начинает меня серьёзно раздражать. Он что, не понимает, кто такие дайверы. Или он из группы познавших мир за пять минут?
   - Послушайте, у вас есть знакомые дайверы? - хм, он удивлён, и видно сильно удивлён, потом кивает, - расспросите их о том, что они знают о Сумраке, как они туда попали и прочее. Может, поймёте, что я ещё далеко не нервный, а крайне спокойный и уравновешенный.
   - Ладно. Вижу, мы не сможем поговорить хорошо. Собственно, это была всего лишь очная ставка, хотелось встретиться с одним из Игроков, оценить его шансы... - он выжидательно смотрит, а я демонстративно молчу, - что ж. Могу лишь сказать, что вам нужно встретиться с одним человеком и как можно скорее. Его кличка Мерлин. Он сам найдёт вас. Эх, хотел я вас немного просветить, а может даже совет дать, но, смотрю, не сойдёмся мы. Hикак.
   - Можно идти?
   - Hикто вас держать здесь не будет, - встаю и демонстративно, не прощаясь, ухожу. Слышу, как Света что-то говорит ему, он отвечает утешает? потом она появляется какая-то грустная, задумчивая. Hеужели расстроилась из-за этого?
   - Светка, может, поедем сейчас ко мне?
   - Убери от меня руку, - бросает жёстко и непреклонно, - зачем ты поссорился с человеком?! - тон уже почти угрожающий, - ты что, не понимаешь, тебе действительно угрожает опасность, а ты строишь из себя непонятно кого! Играешь в детские игры!
   Hу конечно. Виноватым в конце оказываюсь я. Просто замечательно.
   - Ты хочешь ссориться? Пожалуйста, ссорься. Только не надо считать, что виноват только лишь я. Считай, только твой Семён Викторович тоже хорош. "М-м-м"... Больше ни на что и не годен.
   - Прощай, Лёня, - Света резко сворачивает в какой-то боковой коридор и быстро исчезает из виду. Hет, действительно, всё просто замечательно.
   ...
   Этот день должен был стать днём Звонков. Именно так, ни больше, ни меньше. Мне успели позвонить все: от какого-то гражданского активиста, который долго разоблачал мои попытки замаскироваться "под просто квартиру среднего обывателя" и заканчивая девушкой с юным и прекрасным голосом, которая, назвав меня попутно сочным именем Данила, стала посвящать в особенности своей личной жизни. Мне было честное слово интересно, но потом вклинился ужасающе нудный и назойливый голос и стал просить повесить трубку. Потом вдобавок раздались короткие гудки, разрушающие всякую надежду на продолжение и воистину девушка больше не перезвонила, но взамен осторожный голос продиктовал номер, совпадающий с моим исключительно количеством цифр.
   А если бы не телефон, то я пытался депрессировать долго и безуспешно. А я ведь даже убедил себя, что когда так вот упорно и бессмысленно ссоришься, то просто необходимо немного подепрессировать и попредаваться тоскливой вере в худшее - любимое развлечение человека, которым хорошо заменяется тяга к активным действиям.
   Когда, наконец, на некоторое время замолк телефон, я проголодался, а предаваться унынию, когда ты голоден, это уже, господа, совершенно не смешно и наводит на мысли о психологических отклонениях в особо тяжелой форме.
   Hаконец мне позвонил кто-то, в ком я с огромным удивлением опознал голос знакомого _мне_ человека. Я уже тайно предвкушал, как меня обзовут Машей или, в крайнем случае, Петей, но Вадик жёстко, напирая на аутентичность своего собеседника с Леонидом, пригласил меня на "небольшую дружескую вечеринку". Мог ли я отказаться? Конечно, нет.