Но Мориц оставался Морицом. Однажды у Философа он долго объяснял гостям, почему настоящая пьеса может быть занимательной и одновременно с этим не иметь никаких литературных достоинств. Это как в трамвай вхаракириться, лениво объяснял тогда Мориц. Ведь в по-настоящему интересной пьесе недостаточно представить пару привычных положений, надо еще поразить зрителя новизной и припугнуть его странностью. Звучало красиво, и убедило многих, даже одного седого поэта, чьи пьесы не первый год шли в театрах Томска. Но именно в тот Мориц, ни секунды не поколебавшись, помочился прямо в гостиной.
   Карма такая.
   – Давай, давай денежки, – бормотал несовершеннолетний инвалид, чуть откатываясь, будто готовясь к какому-то невиданному звезду. – Я люблю денежки. Ты Бога бойся.
   – Бог это еще не все, – добродушно ответил Мориц.
   Теперь Сергей точно видел, что разговаривает поэт-скандалист с кем угодно, может, даже с самим собой, только не с инвалидом.
   – Кроме Бога, старый дрозофил, существует насилие.
   Как бы решив подчеркнуть высказанный постулат действием, Мориц, не вставая со стула, мягким, но сильным движением ноги отправил коляску с инвалидом в самый дальний конец террасы. Олечка-официантка радостно захлопала в ладошки, но тут же испуганно спохватилась. Только у самого края террасы перепуганный Венька-Бушлат сумел притормозить кресло. Личико у него сморщилось:
   – За что?
   – За родину!
   – Эй, козел, – негромко позвал один из качков. – Тебе, тебе говорю, козел. Ты зачем обижаешь сирого инвалида?
   – А все таково, каковым является, – непонятно ответил Мориц. Наверное, на качков ему тоже было круто накласть. Он голоса слышал, фигур для него, видимо, не существовало. – Все создано сообразно цели. Невозможно, чтобы что-то было не таким, каким должно быть.
   – Слушай сюда, козел, – повторил один из качков, вставая. – Я тебя спрашиваю, зачем обижаешь сирого инвалида?
   Сергей взглянул на часы.
   Суворов запаздывал.
   Придется махать копытами, огорченно подумал Сергей, удобнее перехватывая под собой ножку стула.
   Но драки, к счастью, не случилось.
   – Кто это?
   Все обернулись.
   – Кто это, Мориц? – негромко переспросил, поднявшись по ступенькам, невысокий бледноватый человек в светлом костюме. Интересовал его качок, угрожающе приблизившийся к столику, занимаемому Сергеем и поэтом-скандалистом.
   – Чудовище – жилец вершин с ужасным взглядом… – непонятно начал Мориц, но новоприбывший, оказывается, знал продолжение:
   – …схватило несшую кувшин с прелестным задом.
   И повторил, внимательно рассматривая замершего качка:
   – Кто это, Мориц?
   – Медведь-шатен, – добродушно ответил поэт-скандалист. – Но он одумался. Он не будет в унитазе рыбу ловить. Он будет рыбные места показывать.
   Суворов негромко рассмеялся.
   Его узнали.
   Никаких криминалов за ним не числилось, даже дурных слухов не ходило, но стояли за Суворовым большие деньги, и стояли за Суворовым очень большие люди, поэтому трогать Философа было опасно. Никому не следовало его трогать. Все, кому надо, это знали. И качки знали. Стараясь не терять достоинства, они неторопливо покинули кафе. Через минуту синяя «шестерка» газанула на повороте.
   – Ты тоже иди, Мориц, – улыбнулся Суворов. – Здесь тебе не надо оставаться.
   – Я хотел ему портвешка заказать.
   – А это? – указал Суворов на полный фужер.
   – Это тоже для Морица, – ухмыльнулся Сергей. – Только этот портвешок отравлен.
   – Чем?
   – Слюной инвалида.
   Суворов обернулся и внимательно глянул на приткнувшегося к стойке Веньку-Бушлата, глубоко уязвленного тем, что качки его бросили.
   – Поехали, старый дрозофил! – приблизился к Веньке Мориц.
   Он удивительно добродушно (таков, видимо, был у него настрой) принял слова Суворова.
   – Не приближайся ко мне! Ты псих!
   – Это ничего, если вместе, – загадочно ответил Мориц. – Поехали, поехали, я тебе колготки подарю.
   – Какие колготки?
   – Колготки «Помпея». Влекущего цвета. Специально для кривых ног, – объяснил Мориц и, несмотря на Венькины протесты, выкатил инвалидное кресло из кафе.
   – Мне домой надо!
   – Тебя ведь на Каштак переселили с Обруба?
   – Оставь меня, оставь. Ты псих! Говорю, оставь меня.
   – Это ничего, если вместе, – ровно повторил Мориц. – Поехали, познакомлю тебя с Коляном. У него всякие радости есть. А не хочешь радостей, коньяк найдется. Шпалопропиточного разлива.
   – Я прежде не судимый, не пью!
   – Со мной будешь, – все так же ровно пообещал Мориц, выкатывая кресло с инвалидом на обочину улицы, поросшую рахитичной рыжей травой. – У тебя мировоззрение изменится. Сейчас у тебя мировоззрение урода, мы это исправим. Может, я устрою тебя в цех плавки сырков. Ты как желудочно-кишечный трактор начнешь работать. Путем земного алкоголя, путем небесных абстиненций. Мировоззрение человека формируется наличием или отсутствием питейных точек в окрестностях, ты это знаешь? У тебя в детстве в окрестностях любимые питейные точки были?
   – Ты псих!
   – Ты изменишь мировоззрение…
   Это были последние слова, донесшиеся до Сергея, Суворова и страшно довольной Олечки-официантки.
   – Куда это он покатил инвалида?
   – Спустит сейчас с горы, наверное.
   – На таких колясках, – засомневался Суворов, – стоят сильные тормоза.
   – Зато здесь гора крутая.

Фигурант

   Суворова Сергей знал много лет.
   Жизнь сводила их, разводила, но Томск город небольшой, в среде профессионалов все знают друг друга. Как бы ни складывались жизненные обстоятельства, отношения Сергея и Суворова всегда оставались доверительными. Разумеется, без предварительного звонка, с бутылкой в кармане Сергей не отправился бы в гости к Суворову, но их пути достаточно часто пересекались и без бутылки – на презентациях, иногда в театре, время от времени на охоте, в сауне.
   – Я не опоздал?
   Сергей усмехнулся.
   К странностям Суворова он привык.
   В конце концов, Суворов имел право на странности.
   Практически все крупные денежные потоки, вливающиеся в Томск, а так же изливающиеся из Томска, явно или неявно контролировались Суворовым. Многие важные для города и области решения принимались с его согласия, и уж в любом случае с его ведома. При этом Суворов умудрялся жить тихо, даже незаметно, как истинный философ. Влияя на течение многих важных дел, он умудрялся не встревать в конфликты.
   – Мне сказали, – рассеянно улыбнулся Суворов (он уже забыл про Морица), – что ты работал с Мезенцевым?
   – Было такое.
   – А почему не идешь ко мне? – Суворов явно думал о чем-то своем. – Когда тебе наскучит всякая возня, неси деньги ко мне. Помогу вложить в какое-нибудь не слишком близкое предприятие. Где-нибудь за бугром, в оффшорной зоне. Механика там предельно проста: предложение – гарантии возврата – прибыль… Да нет, не думай, это не абстрактный гуманизм, это понимание ситуации, – рассеянно улыбнулся Суворов, подметив удивление Сергея. – А если даже и гуманизм, то весьма умеренный.
   Странная шутка, отметил про себя Сергей, хотя предложение Суворова, несомненно, ему польстило.
   Он знал цену слов Суворова.
   Закончив философский факультет Саратовского университета, Алексей Дмитриевич Суворов попал по распределению в провинциальный Киселевск, где преподавал в Горном техникуме. Позже (не без помощи Сергея) он перебрался в Томск, где получил двухкомнатную квартиру в панельном доме. Так бы оно все и тянулось, но однажды жизнь Суворова круто изменилась. Небогатый, вечно нуждающийся доцент вдруг расстался с университетом. В районе Лагерного сада он купил кирпичный двухэтажный жилой дом постройки пятидесятых. Объединив две огромных квартиры второго этажа в одну, он получил, наконец, подобающее истинному философу место обитания, свил, так сказать, гнездо, о каком мечтал всю жизнь, ну, а остальное пространство дома занял просторный офис. Одновременно Суворов обзавелся несколькими иномарками, одну из которых, мощный джип «лэндкрузер», водил бывший десантник Коля Бабичев, глубоко преданный Суворову человек. К преданности его Суворов относился, впрочем, по-своему. Как-то по осени их остановили по дороге на Коларово три придурка. Обкуренные, готовые на что угодно, они хотели по быстрому срубить бабки на выпивку и на травку, но Коля Бабичев испортил всю игру. Сперва он не остановился, но один из придурков запустил в машину спортивной сумкой. Поскольку в сумке лежала пара пустых бутылок, лобовик пошел густыми трещинами. Этого Коля Бабичев не потерпел. Суворов и глазом не моргнуть, как нападавшие оказались в придорожной грязи. Поливая минералкой испачканные руки победителя, Суворов усмехнулся: «А потрепаться?»
   Бабичев непонимающе уставился на шефа.
   «Ну, вот, самых старых анекдотов не помнишь, – усмехнулся Суворов. – Хмурый ты человек, почему не дал людям потрепаться?»
   «Перебьются».
   «Вот я и говорю, хмурый ты человек. А ведь мир повидал».
   «Может, потому и хмурый».
   «А вот случись, что заново можно жизнь начать, кем бы ты стал?»
   Бабичев хмуро прикинул:
   «Ученым».
   «В какой области?» – обрадовался Суворов.
   «В Томской».
   Вот и весь сказ.
   Обстоятельства внезапного превращения вечно нуждающегося университетского доцента в крупного предпринимателя были просты, правда, об этом знали немногие. Однажды высокопоставленному московскому нефтяному чиновнику, родному дяде Суворова, срочно понадобился в Томске свой представитель. Причем именно свой. То есть такой, с кем работать можно предельно доверительно, и при этом не дурак, не хапуга, а соображающий, понимающий мир человек. Речь ведь шла не о чем-то, а о тех самых нефтедолларах, которые так приятно перекачивать за бугор.
   Нужный человек нашелся.
   Суворов Алексей Дмитриевич.
   «Твое дело готовить договора, – объяснил дядя племяннику. – С этим ты справишься, образования хватит. В ближайшее время на твое имя будет зарегистрирована посредническая фирма в Голландии. Все твои движения будут постоянно находиться под контролем, так что проколоться тебе мы не дадим. Готовь документы, держи с нами постоянную связь, не стесняйся советоваться, остальная механика будет крутиться сама по себе. Сам ты поначалу много иметь не будешь, но мало тебе тоже не покажется. Скажем, процентов десять, а?… От дохода… Больше тебе точно никто не даст, – усмехнулся дядя, – поэтому я буду в тебе уверен… И жену свою поддержи. Я с ней общался, умная баба. Жаловалась, что не имеет возможности по-настоящему заниматься наукой. Ей приглашения приходят из лучших университетов мира, а она при своей умной голове дальше Москвы нигде не бывала. – Дядя укоризненно погрозил племяннику пальцем: – Не держи Веру на привязи. Пусть поездит по миру, присмотрится, что к чему. Нам нужны умные люди. Во всех областях нужны. Поездит, насмотрится, пусть собирает умных людей в Томске. Мы с тобой все ее интересные проекты поддержим, – подмигнул он, – потому что это для нас, для нашего будущего. Только пусть заблаговременно показывает списки приглашаемых гостей, возможно, мы как-то будем их дополнять».
   Бывший доцент надежды высокопоставленного дяди оправдал стопроцентно.
   При этом Суворов охотно помогал родному городу: поддерживал интересные проекты, финансировал разработку культурных программ, опекал творческих людей, вплоть до таких, как непризнанный поэт-скандалист Мориц. И жена Суворова, известный литературовед, получила возможность повидать мир, навела культурные мосты. В Беркли, в Стэнфорде, в Колумбийском университете, в Сорбонне Вера Павловна Суворова стала своим человеком. Дружила с Мануэлем Кастеллсом (две крупных рецензии на знаменитую работу «The Rise of the Network Society»), организовывала дискуссии вокруг работ антрополога Кристофера Тёрнера (каннибализм и теория трайболизма), Габриэль Гарсиа Маркес дважды присоединялся к ее поездкам по Латинской Америке, а докторскую диссертацию Веры Павловна защитила по Н. Г. Чернышевскому, знатоком творчества которого она слыла.
 
   – Два кофе, – кивнул Сергей Олечке. И пожал руку Суворову: – Странное место ты выбрал для встречи.
   – Ты ведь, кажется, не жалуешь Морица, – рассеянно заметил Суворов, пропустив слова Сергея мимо себя. – Как он оказался за твоим столиком?
   – Халява, сэр.
   – Почему он тебя всегда раздражает?
   Сергей пожал плечами:
   – Он не инвалид, мог бы заработать на дешевый портвешок.
   – Зарабатывать он не умеет, – согласился Суворов.
   И усмехнулся:
   – «Я не знаю, о чем были эти длинные предложенья, вырвавшиеся из упавшего с минарета муллы, но как красив был крик его, и движенья, стоившие, в конечном итоге, головы!.».
   – А ему платят за такое?
   – Всему свое время, – уклонился от прямого ответа Суворов. – Будут платить… Куда он, кстати, потащил мальчишку?
   – Он не мальчишка.
   – А кто?
   – Сволочонок.
   – Ну, ладно, пусть сволочонок. Куда?
   – Какая разница? – пожал плечами Сергей. – Не пропадут. Если ты захотел встретиться здесь, значит, не спроста. Я угадал?
   – Понимаешь, какое дело…
   Суворов рассеянно поморгал короткими ресничками.
   Три дня назад заехал он к начальнику штаба ГАИ майору Фролову. К Евгению Романовичу, вздохнул он. Ну ты знаешь, к Романычу. Проезжал мимо штаба и вспомнил, что за день до того одному из молодых дорожных инспекторов почему-то сильно не понравился бывший десантник Коля Бабичев, вот инспектор и отнял у него права – за какую-то совершенно непонятную провинность.
   Романыча, к сожалению, на месте не оказалось.
   Тогда Суворов отправился в одну из фирм, занимающихся ценными бумагами. В тот день он сам сидел за рулем и белую «девятку», на которой почему-то выехал, оставил во внутреннем дворе. Когда минут через двадцать он спустился во двор, правое боковое стекло «девятки» было умело отжато.
   – Чего не досчитался?
   – Самой обыкновенной спортивной сумки, – сипловато объяснил Суворов. – Ну, еще магнитофон сняли.
   – Что находилось в сумке?
   – Немного валюты… В долларах – тысяч восемь, еще немного дойчмарок… Ну, какое-то количество экзотичной валюты. Я недавно летал в Европу, оставались гульдены, немного лир…
   – Отслеживать экзотичную валюту легче, – согласился Сергей.
   – Может быть… Не знаю… – рассеянно кивнул Суворов. – Дело, собственно, в обыкновенной записной книжке. Там в спортивной сумке лежала записная книжка.
   – Адреса? Телефоны?
   – И адреса, и телефоны, и разные записи. Кстати, абсолютно не интересные для случайного человека. Но для меня важные. Понимаешь? Иногда я заглядываю в необычные места. В заграничные библиотеки, в архивы, в хранилища документов. Короче, Сережа, – удрученно покачал он головой, – были в записной книжке нужные мне записи.
   – Думаешь, воров интересовала записная книжка?
   – Да что ты, Бог с тобой! Никому она не нужна. Просто оказалась в сумке.
   – Подожди пару дней, может еще подбросят.
   – Не два, три дня уже прошло.
   – Бывает, подбрасывают и через месяц.
   – Да нет, я чувствую, не подбросят, – вздохнул Суворов. – «Мы мыслим, следуя природе, говорим, следуя правилам, но действуем всегда по привычке». Разве Бэкон интересует воров?
   – Это верно. Их больше интересует бекон.
   – Понятно, я сразу позвонил Каляеву. Полковник мне обязан, он сразу выделил двух оперативников. Ну, они составили опись пропавшего, то да се, сам знаешь всю эту бюрократическую муру, я ко всему прочему написал еще заявление, о чем особенно жалею.
   – Почему?
   – Ты же знаешь нашу милицию, ничего они не найдут.
   – Магнитофонов на автомобильном рынке, конечно, хоть пруд пруди, – пожал плечами Сергей, – но экзотичную валюту отследить можно.
   Он внимательно посмотрел на Суворова:
   – Это все?
   Суворов улыбнулся:
   – В общем все. Ну, пропал еще флакон дезодоранта. Лежал в бардачке. Я и вспомнил-то о нем только потому, что сам покупал этот дезодорант.
   – Теперь все?
   – А что, мало?
   – По-моему, ты чего-то не договариваешь.
   – Да как сказать, – неопределенно повел плечом Суворов. – Ну, пропала сумка и пропала, я готов был уже смириться, но понимаешь… Вчера вечером мне позвонили. По домашнему телефону позвонили. Уверенный такой мужской голос. Спрашиваю, кому обязан, а мне в ответ тщательно перечисляют украденное из машины. Вот, мол, запросто можем вывести вас на воров. Но, естественно, не за просто так, а за определенный процент…
   – Ты сообщил о звонке в милицию?
   – Нет, конечно.
   – Почему?
   – Как это почему? – удивился Суворов. – Ты что, главного не понял?
   – Чего именно?
   – Да главного, главного! – сипловато подчеркнул Суворов. Он всегда начинал сипеть при волнении. – Этот тип позвонил мне домой. Понимаешь? Он позвонил мне домой!
   – Домой или в офис, какая разница?
   – Ты мой домашний телефон знаешь?
   – Конечно.
   – Ошибаешься. Ты знаешь телефон моего консьержа или секретаря. А вот номер личного телефона известен немногим. И вдруг какой-то тип, знающий людей, обчистивших машину, звонит мне по телефону, номер которого не может знать по определению.
   – Он тебе вроде как помощь предложил?
   – За деньги.
   – А ты чего хотел?
   – Не знаю, – Суворов нервно поддернул полы пиджака. – Почему неизвестный мне человек звонит по телефону, номер которого не может знать?
   – Раньше ты вроде не впадал в тревогу от случайных звонков.
   – Я не считаю это случайным звонком, – поджал губы Суворов.
   – Ну, хорошо. Продолжай. Я чем-то могу помочь?
   – Кажется, да.
   – Тогда не теряй время.
   – Этот тип… Ну, который звонил… Он назначил мне встречу…
   – Где? – удивился Сергей.
   – Да здесь. Почти рядом. Ты же хорошо знаешь эти места. Возле сберкассы.
   – Людный уголок, – покачал головой Сергей.
   – Вот именно.
   – И когда встреча?
   – Через час.
   – Ты прихватил с собой Бабичева?
   – Нет.
   – Почему?
   – Да потому, что тип, звонивший мне, хорошо знает моих людей. Он так и сказал, что не подойдет, если со мной кто-то будет. Вот я и решил проконсультироваться.
   – Да чего тут консультироваться, – кивнул Сергей и взглянул на часы. – Давай сделаем так. Посиди здесь полчасика. А я выведу из гаража машину и незаметно пристроюсь где-нибудь напротив сберкассы. Посмотрю, кто это решил с тобой поиграть. Может, этот тип сам и грабанул машину. А ты главное, не суетись. Подъезжай вовремя. Этому тиру деньги нужны. Если он много заломит, скажи, что тебе надо подумать. А если потребует сумму приемлемую, все равно торгуйся. Короче, потяни немного время. Я знаю, что такие приключения тебе не по вкусу, но в жизни не без этого. Вот только, – засомневался Сергей. – Ты меня извини, но я правда не понимаю, почему ты не вывел на предстоящую встречу людей полковника Каляева? Они же профессионалы.
   – А вот потому и не вывел, что профессионалы, – загадочно ответил Суворов.
 
   Через полчаса «девятка» Сергея стояла напротив сберкассы.
   Не выходя из машины, он внимательно следил за снующими перед сберкассой людьми.
   Удобное место…
   Легко нырнуть в толпу, перебежать забитую транспортом улицу…
   Впрочем, усмехнулся он, Философ бегать не будет. Поболтать с придурком вроде Морица – это Философу за милую душу, а вот махать кулаками или бегать за преступниками или от преступников, это Боже упаси! Для таких дел у Суворова есть бывший десантник Бабичев. И не он один.
   А ведь не поставил Бабичева в известность.
   Недоверие к милиции как-то можно объяснить, но отсутствие Бабичева…
   Философ чего-то не договаривает, решил Сергей. Что-то такое находилось в сумке, о чем он не хочет говорить. Не просто валюта и не просто записная книжка, и уж, конечно, не флакон с дезодорантом. Что-то такое, из-за чего Философ сам готов встретиться с неизвестным.
   На крылечке сберкассы стояло несколько человек.
   Седая старуха в доисторической шляпке и с палкой, на которую она опиралась, конечно, сразу выпадала из числа подозреваемых. Поддатые работяги в потрепанных комбинезонах с сигаретами в слюнявых ртах тоже не походили на шантажистов. Полная женщина с хозяйственной сумкой в оттянутой руке тоже, наверное, ожидала не Суворова.
   А вот мрачный татарин Сергея насторожил.
   Несмотря на жару, татарин был в потрепанной телогрейке, в таких же штанах и в резиновых сапогах. Впрочем, такой хват, заполучив в руки богатую сумку, вряд ли станет искать ее хозяина.
   Но держался татарин подозрительно.
   Курил в ладошку, хмуро сплевывал.
   Буркнул что-то недовольное вслед крепкому спортивному человеку в светлой футболке и в линялых джинсах, тот, неторопливо спустившись с крылечка, спросил у него время. Слов Сергей не слышал, но о чем можно спрашивать в жаркий день у недовольного татарина на крылечке сберкассы?
   Потом Сергей увидел Суворова.
   Суворов шел к сберкассе со стороны автозаправки, где, наверное, оставил машину. Плечами Суворов не вышел, не боец, шел неуверенно, не все ведь можно купить или получить в подарок от папы с мамой, или даже от богатого дяди. Приблизившись к крылечку, сделал было шаг по направлению к татарину (купился, видно, на телогрейку), но тотчас окликнул его спортивный тип.
   Непонятно, о чем они вели разговор.
   Сергей невольно подумал, что вот тут-то, наверное, и следовало вмешаться оперативникам полковника Каляева. Если спортивный тип действительно что-то такое знает про украденную сумку, его вполне можно раскрутить в отделении. «Отделение – великая вещь! Это место свидания меня и государства». Наверное, действительно было что-то в пропавшей сумке такое, о чем Суворов не захотел говорить ни с полковником Каляевым, ни с его оперативниками. Что-то такое, что Суворову хочется выкупить лично, никого не впутывая в этот процесс.
   Сергей не слышал, о чем говорили Философ и неизвестный, но говорили они долго. Все это время Сергей внимательно запоминал визави Суворова. Крепок, крепок… Явно натренирован… Развернутые сильные плечи… Не похож ни на вора, ни на шантажиста… Впрочем, чем таким особенным должны отличаться от нормальных людей воры и шантажисты?…
   Ага, прощаются.
   Приоткрыв дверцу, Сергей собрался встретить Философа, но все начало вдруг происходить не так, как он думал. Продолжая разговаривать с неизвестным, Философ повернулся и двинулся по «зебре» к машине Сергея. А неизвестный, как это как ни странно, двинулся вслед за ним. Красивый здоровый парень, явно чувствующий себя очень уверенно.
   Сергей сплюнул.
   Он не понимал, что происходит.
   Не должен был Философ тащить за собой шантажиста!
   Тем не менее, дверцы он открыл, и заднюю, и переднюю, и вопросительно взглянул на Суворова.
   – Вот, значит, такая ситуация, Сережа, – развел руками Философ. – Мне тут предложили помощь. Кажется, известно, где можно найти украденные у меня вещи.
   – Не где, а у кого, – улыбнулся визави Суворова, нисколько не обеспокоенный тем, что сидит в чужой машине.
   – Сколько он просит?
   Философ показал палец.
   – Лимон?
   – Штуку.
   – Штуку чего? Мануфактуры?
   – Какой еще мануфактуры? – не понял Философ.
   – Извини, – разозлился Сергей. – Ты и так потерял много. Будь мы уверены, что действительно вернем потерянное, тогда другой разговор? Но нас только обещают вывести на воров. Всего только обещают.
   – Информация надежная, – усмехнулся неизвестный.
   – Откуда нам это знать?
   – Все вроде сходится, – растерянно пожал плечами Суворов. – И экзотичная валюта… И флакон дезодоранта…
   – Куда как убедительно! – хмыкнул Сергей. – Если все сходится, зачем вам надо было тащиться к моей машине? И вообще, – повернулся он к неизвестному: – На кого вы собираетесь нас вывести?
   – Есть в Томске одна сладкая парочка, – уверенно ответил неизвестный. – Они сейчас как бы в отпуску, но пора завершать отпуск. Один, значит, Колян, а другой Рысь по кликухе.
   Колян…
   Кажется, это имя уже где-то звучало…
   – Такая информация нуждается в проверке, – грубовато заметил Сергей. – Сразу скажу, у нас есть такая возможность.
   – Я знаю.
   – Если ваша информация подтвердится, мы снова встретимся.
   – Согласен, – кивнул незнакомец. И взглянул на часы. – Я знаю, что у вас есть такая возможность. И знаю, что вам хватит на это часа полтора. Значит, встречаемся через два часа на остановке «Бетонный завод».
   И сухо предупредил:
   – Только без этих фокусов.
 
   – Что за черт? – выругался Сергей, раздраженно проводив взглядом широкую спину незнакомца. – Зачем ты привел его в машину?
   – А что мне было делать?
   – Как что? Мы же договорились. Ты должен был торговаться, тянуть время. Потом бы я его проследил. А теперь все насмарку. Вот увидишь, на новую встречу он не придет. Он понял, что мы можем ухватить его за хвост.
   – Ну что за жаргон? – поморщился Суворов. – Не нужен мне его хвост. Мне нужна моя сумка.
   И попросил, подумав:
   – Поехали к полковнику.
   – А твоя машина?