Страница:
– С Владимиром Алексеевичем?
– С ним, – кивнул Золотаревский. – У него есть собственный план выхода из кризиса. Он лицо весьма и весьма заинтересованное. Ведь последствия экономических потрясений отзовутся прежде всего на нем самом. А еще… – юрист покосился на Семина, – Думаю, что томская прокуратура непременно заинтересуется жалобой одного частного акционера…
– Кто такой?
– Колотовкин Виталий Иванович. Человек уважаемый, деловой. Владеет благушинской заправкой. Она, правда, пока не работает, там на подходе к ней затонула баржа, но ведь это мелочи. Вообще учтите, Николай Иванович, – ухмыльнулся он, – как только вы займетесь строительством новой перевалочной базы, вы везде начнете натыкаться на собственность Виталия Ивановича. В районе у него все подобрано и приватизировано. Вот только затонувшая баржа мешает… Понимаете? Перекрыла проклятая все подходы к заправке… Надо бы помочь…
– Подумаем, – сухо кивнул генеральный.
И попросил, отпуская присутствующих:
– Андрей Семенович, задержись.
4
5
6
Отступление второе. Конец света
1
2
3
4
5
6
7
– С ним, – кивнул Золотаревский. – У него есть собственный план выхода из кризиса. Он лицо весьма и весьма заинтересованное. Ведь последствия экономических потрясений отзовутся прежде всего на нем самом. А еще… – юрист покосился на Семина, – Думаю, что томская прокуратура непременно заинтересуется жалобой одного частного акционера…
– Кто такой?
– Колотовкин Виталий Иванович. Человек уважаемый, деловой. Владеет благушинской заправкой. Она, правда, пока не работает, там на подходе к ней затонула баржа, но ведь это мелочи. Вообще учтите, Николай Иванович, – ухмыльнулся он, – как только вы займетесь строительством новой перевалочной базы, вы везде начнете натыкаться на собственность Виталия Ивановича. В районе у него все подобрано и приватизировано. Вот только затонувшая баржа мешает… Понимаете? Перекрыла проклятая все подходы к заправке… Надо бы помочь…
– Подумаем, – сухо кивнул генеральный.
И попросил, отпуская присутствующих:
– Андрей Семенович, задержись.
4
– Кофе?
– Нет, спасибо.
Семин ждал вопросов, но генеральный задержал его не ради беседы. Просто не хотел оставаться с журналисткой наедине. Она своего добилась, ждала в приемной. «Та еще жопа!» Искал поддержки. Быстро спросил: «Надо ли вообще встречаться с журналистами?»
– Обязательно.
– Но зачем? Они же все врут.
– А чтобы они видели, что вы не боитесь их вранья. – Семин улыбнулся: – Давно водите пароходы, Борис Сергеевич?
– Это в каком смысле?
– Ну, в смысле, давно руководите речниками?
– Да почти двадцать лет. Эта жопа… – Липецкий никак не хотел выбросить из головы журналистку. – Она еще в детский садик ходила, когда я получил звание заслуженного капитана…
– Вот и подчеркните это. Пусть почувствует, что хозяин здесь вы.
– Нет, спасибо.
Семин ждал вопросов, но генеральный задержал его не ради беседы. Просто не хотел оставаться с журналисткой наедине. Она своего добилась, ждала в приемной. «Та еще жопа!» Искал поддержки. Быстро спросил: «Надо ли вообще встречаться с журналистами?»
– Обязательно.
– Но зачем? Они же все врут.
– А чтобы они видели, что вы не боитесь их вранья. – Семин улыбнулся: – Давно водите пароходы, Борис Сергеевич?
– Это в каком смысле?
– Ну, в смысле, давно руководите речниками?
– Да почти двадцать лет. Эта жопа… – Липецкий никак не хотел выбросить из головы журналистку. – Она еще в детский садик ходила, когда я получил звание заслуженного капитана…
– Вот и подчеркните это. Пусть почувствует, что хозяин здесь вы.
5
Подсказки Семина генерального взбодрили.
Отвечай он так всегда, усмехнулся Семин, журналисты к нему ломились бы.
И решил: надо в ближайшее время натравить на него журналистов. Самых злых. Пусть шумят. Странно, что Липецкий боится какой-то мымры с диктофоном. И включил незаметно свой, спрятанный в кармане. Полина Иванова. Ударение на первый слог. Такая вот хищница прессы. Зубки мелкие, как у грызуна. Но никто ведь не говорит, что грызуны уродливы. А у этой Полины Ивановой круглилась грудь, торчали колени, пылали огненные волосы, стриженные под площадку. На Семина она посмотрела вскользь, не заметила.
– В советское время целью всех организаций и предприятий являлось построение коммунизма, да? – улыбнулась журналистка. – Или утверждение развитого социализма, да? Или повышение благосостояния всего народа, счастье для всей страны, да? А вы, Николай Иванович, помните, что сказано в Уставе ОАО «Бассейн»?
– Еще бы.
– И можете процитировать?
– Почему же нет? Пожалуйста. «Основной целью Общества является получение прибыли…»
– Не режет слух?
– Общество существует для того, чтобы его акционеры получали доходы.
– Красиво сказано. Это вам принадлежит заправочный пункт в селе Благушино?
– Нет, не мне, с чего вы взяли? – генеральный медленно наливался гневом. – «Не режет»… «Красиво»… А вы в курсе наших многочисленных благотворительных акций? Вы знаете, например, что «Бассейн» здорово помог НИИ фармакологии? И что это именно мы поддержали областной Дом детского творчества? И создали специальный фонд для поддержки городских культурных программ? А помните большой концерт Ларисы Долиной? В Энске ее впервые услышали благодаря нам. А о том, что наши ветераны получают пенсии, позволяющие им посещать такие дорогие концерты, вы знаете?
Кажется, журналистке было все равно, что говорит генеральный. Она специально провоцировала генерального. Семин остро чувствовал, что она ведет какую-то свою игру. Судя по злобным репортажам в газетах (он успел кое-что увидеть в папочке Золотаревского), игру оплачивали весьма состоятельные заказчики. Полина Иванова откровенно не слушала ответов Липецкого. Всю эту беседу с ним она уже, наверное, сочинила.
– А вы знаете, Николай Иванович, что в казино, открытом на территории речного порта, неделю назад нашли сразу два трупа? Оба с огнестрельными ранениями. Кажется, казино было открыто с вашего личного благословения, да? А детский садик номер девять на улице Портовой наоборот закрыт был с вашего личного благословения, да? И медицинский пункт при ведомственной гостинице закрыт вашим приказом.
– Детский садик переведен в новое здание, а медицинский пункт при ведомственной гостинице себя не оправдывал.
– Зачем же понадобилось казино на территории порта?
– Мы сдали в аренду пустующее помещение.
– Я так и объясню читателям.
– Тогда, может, вам интересно поговорить с человеком со стороны? – Липецкий агрессивно кивнул в сторону Семина. – Видите, у него в руках ваша газета. Не знаю, нравятся ему лично ваши материалы или нет, но газету он просматривает.
Журналистка, наконец, заметила Семина, но интересовал ее не он.
– Вы согласны с тем, что в новый директорат «Бассейна» должны войти молодые инициативные специалисты?
– Почему бы и нет? – согласился Липецкий. – Но не мешало бы им иметь опыт управления.
– Как вы лично относитесь к господину Кузнецову?
– Никак не отношусь. Мы не родственники.
– Но вы же понимаете, что следующим хозяином этого кабинета может оказаться как раз господин Кузнецов? Уже и собрание акционеров назначено.
– Вряд ли оно состоится.
– Почему?
– А вот спросите рядового акционера, – опять схитрил Липецкий.
Журналистка критически оглядела Семина:
– Так вы не просто читатель?
Семин улыбнулся. И извлек из кармана два листка.
– Видите?
– Вижу гриф мингосимущества, – заинтересовалась журналистка.
– Это официальное приглашение акционера на собрание. Видите? Все акционеры должны получить такие приглашения. Вот дата, вот точный адрес. «Уважаемый такой-то… В связи с проведением такого-то числа внеочередного собрания акционеров ОАО «Бассейн» приглашаем вас прибыть…» Разборчиво и понятно. Всем акционерам «Бассейна», поддерживающим инициативу деятелей КАСЕ, разосланы такие разборчивые приглашения. А теперь взгляните на это. Оно адресовано мне, – приврал Семин, – акционеру, не любящему потрясений. Кстати, таких у нас большинство. Видите?
Он показал бумагу все с тем же грифом. Только здесь после персонального обращения к акционеру теснилась на бумаге совершенно нечитаемая электронная белиберда, шумерская грамота, алфавит идиотов – таинственные значки, действительно мертвая азбука.
– Это что? Сбой компьютера?
– Не знаю. Но такую бумажку получили многие. Хотя рассылает почту самый обыкновенный живой секретарь.
– Вы здешний? – что-то заподозрила журналистка.
– Нет, я из Омска, – спокойно соврал Семин. Он знал, что Полина Иванова все равно не будет им заниматься. – Я тревожусь. Денежки-то мои. Вот приехал. Николай Иванович объяснил мне ситуацию.
– Могу я процитировать вас в газете?
Карие глаза журналистки зажглись. Знала заранее, что цитировать не будет, но смотрела на Семина с некоторою страстью. Верила, наверное, что процитирует.
Отвечай он так всегда, усмехнулся Семин, журналисты к нему ломились бы.
И решил: надо в ближайшее время натравить на него журналистов. Самых злых. Пусть шумят. Странно, что Липецкий боится какой-то мымры с диктофоном. И включил незаметно свой, спрятанный в кармане. Полина Иванова. Ударение на первый слог. Такая вот хищница прессы. Зубки мелкие, как у грызуна. Но никто ведь не говорит, что грызуны уродливы. А у этой Полины Ивановой круглилась грудь, торчали колени, пылали огненные волосы, стриженные под площадку. На Семина она посмотрела вскользь, не заметила.
– В советское время целью всех организаций и предприятий являлось построение коммунизма, да? – улыбнулась журналистка. – Или утверждение развитого социализма, да? Или повышение благосостояния всего народа, счастье для всей страны, да? А вы, Николай Иванович, помните, что сказано в Уставе ОАО «Бассейн»?
– Еще бы.
– И можете процитировать?
– Почему же нет? Пожалуйста. «Основной целью Общества является получение прибыли…»
– Не режет слух?
– Общество существует для того, чтобы его акционеры получали доходы.
– Красиво сказано. Это вам принадлежит заправочный пункт в селе Благушино?
– Нет, не мне, с чего вы взяли? – генеральный медленно наливался гневом. – «Не режет»… «Красиво»… А вы в курсе наших многочисленных благотворительных акций? Вы знаете, например, что «Бассейн» здорово помог НИИ фармакологии? И что это именно мы поддержали областной Дом детского творчества? И создали специальный фонд для поддержки городских культурных программ? А помните большой концерт Ларисы Долиной? В Энске ее впервые услышали благодаря нам. А о том, что наши ветераны получают пенсии, позволяющие им посещать такие дорогие концерты, вы знаете?
Кажется, журналистке было все равно, что говорит генеральный. Она специально провоцировала генерального. Семин остро чувствовал, что она ведет какую-то свою игру. Судя по злобным репортажам в газетах (он успел кое-что увидеть в папочке Золотаревского), игру оплачивали весьма состоятельные заказчики. Полина Иванова откровенно не слушала ответов Липецкого. Всю эту беседу с ним она уже, наверное, сочинила.
– А вы знаете, Николай Иванович, что в казино, открытом на территории речного порта, неделю назад нашли сразу два трупа? Оба с огнестрельными ранениями. Кажется, казино было открыто с вашего личного благословения, да? А детский садик номер девять на улице Портовой наоборот закрыт был с вашего личного благословения, да? И медицинский пункт при ведомственной гостинице закрыт вашим приказом.
– Детский садик переведен в новое здание, а медицинский пункт при ведомственной гостинице себя не оправдывал.
– Зачем же понадобилось казино на территории порта?
– Мы сдали в аренду пустующее помещение.
– Я так и объясню читателям.
– Тогда, может, вам интересно поговорить с человеком со стороны? – Липецкий агрессивно кивнул в сторону Семина. – Видите, у него в руках ваша газета. Не знаю, нравятся ему лично ваши материалы или нет, но газету он просматривает.
Журналистка, наконец, заметила Семина, но интересовал ее не он.
– Вы согласны с тем, что в новый директорат «Бассейна» должны войти молодые инициативные специалисты?
– Почему бы и нет? – согласился Липецкий. – Но не мешало бы им иметь опыт управления.
– Как вы лично относитесь к господину Кузнецову?
– Никак не отношусь. Мы не родственники.
– Но вы же понимаете, что следующим хозяином этого кабинета может оказаться как раз господин Кузнецов? Уже и собрание акционеров назначено.
– Вряд ли оно состоится.
– Почему?
– А вот спросите рядового акционера, – опять схитрил Липецкий.
Журналистка критически оглядела Семина:
– Так вы не просто читатель?
Семин улыбнулся. И извлек из кармана два листка.
– Видите?
– Вижу гриф мингосимущества, – заинтересовалась журналистка.
– Это официальное приглашение акционера на собрание. Видите? Все акционеры должны получить такие приглашения. Вот дата, вот точный адрес. «Уважаемый такой-то… В связи с проведением такого-то числа внеочередного собрания акционеров ОАО «Бассейн» приглашаем вас прибыть…» Разборчиво и понятно. Всем акционерам «Бассейна», поддерживающим инициативу деятелей КАСЕ, разосланы такие разборчивые приглашения. А теперь взгляните на это. Оно адресовано мне, – приврал Семин, – акционеру, не любящему потрясений. Кстати, таких у нас большинство. Видите?
Он показал бумагу все с тем же грифом. Только здесь после персонального обращения к акционеру теснилась на бумаге совершенно нечитаемая электронная белиберда, шумерская грамота, алфавит идиотов – таинственные значки, действительно мертвая азбука.
– Это что? Сбой компьютера?
– Не знаю. Но такую бумажку получили многие. Хотя рассылает почту самый обыкновенный живой секретарь.
– Вы здешний? – что-то заподозрила журналистка.
– Нет, я из Омска, – спокойно соврал Семин. Он знал, что Полина Иванова все равно не будет им заниматься. – Я тревожусь. Денежки-то мои. Вот приехал. Николай Иванович объяснил мне ситуацию.
– Могу я процитировать вас в газете?
Карие глаза журналистки зажглись. Знала заранее, что цитировать не будет, но смотрела на Семина с некоторою страстью. Верила, наверное, что процитирует.
6
– С тобой не соскучишься.
Юрист с тоской взглянул на стойку буфета (они зашли перекусить в кафе).
Дипломат с прихотливой монограммой ЭЯЗ в верхнем левом углу, он поставил прямо на стол.
– Пока ты болтал с журналисткой, я смотался в гостиницу. Твои вещи лежат в багажнике. Номер подпалился, от вещей на версту тянет гарью. – Золотаревский мстительно повел глазами: – Ты фетишист? Зачем таскаешь с собой дамскую сумочку?
И выложил сумочку на стол.
Конечно, он знал, что Мария в номер Семина попала случайно.
Но Семин и не собирался ничего объяснять. Бесцеремонно вытряхнул содержимое сумочки на стол. Связка ключей, конфета, косметика, мятый платочек, разменная монета, губная помада, но ни кошелька, ни хотя бы поддельного гостиничного пропуска. Правда, завалялась в боковом карманчике визитка на имя некоего Петренко Иосифа Владимировича, дизайнера.
Вынул сотовый, набрал номер:
– Иосиф Владимирович?
– Слушаю.
– Я ищу Марию.
– И что же?
– Может, подскажете телефон?
– А зачем? Она сама здесь, – удивился неизвестный дизайнер.
Было слышно, как он где-то там крикнул: «Мария!» И почти сразу прозвучал хрипловатый голос:
– Да?
– Я, наверное, помешал?
– Пожалуй, да. Мы обедаем.
– Иосиф Владимирович – ваш муж?
– А почему это вас интересует? Мы знакомы?
– Меня зовут Андрей Семин, – он не помнил, называл ли в гостинице свое имя. Кажется, не называл. – Мы виделись утром. Во время пожара. Я помог вам выбраться из лифта, а потом спуститься по пожарной лестнице. Вы потеряли сумочку, я хочу вам ее вернуть.
– Зачем?
– Но это же ваша собственность.
– Но вы, небось, уже рылись в ней?
– Только чтобы найти ваши координаты.
– Я оставляла вам телефон…
– Нестойкая помада, – разозлился Семин. Приколы гостиничной проститутки его достали. Он пожалел, что начал разговор на глазах нагло ухмыляющегося юриста. – Что мне делать с сумочкой?
– Бросьте ее в мусорный бак.
Юрист с тоской взглянул на стойку буфета (они зашли перекусить в кафе).
Дипломат с прихотливой монограммой ЭЯЗ в верхнем левом углу, он поставил прямо на стол.
– Пока ты болтал с журналисткой, я смотался в гостиницу. Твои вещи лежат в багажнике. Номер подпалился, от вещей на версту тянет гарью. – Золотаревский мстительно повел глазами: – Ты фетишист? Зачем таскаешь с собой дамскую сумочку?
И выложил сумочку на стол.
Конечно, он знал, что Мария в номер Семина попала случайно.
Но Семин и не собирался ничего объяснять. Бесцеремонно вытряхнул содержимое сумочки на стол. Связка ключей, конфета, косметика, мятый платочек, разменная монета, губная помада, но ни кошелька, ни хотя бы поддельного гостиничного пропуска. Правда, завалялась в боковом карманчике визитка на имя некоего Петренко Иосифа Владимировича, дизайнера.
Вынул сотовый, набрал номер:
– Иосиф Владимирович?
– Слушаю.
– Я ищу Марию.
– И что же?
– Может, подскажете телефон?
– А зачем? Она сама здесь, – удивился неизвестный дизайнер.
Было слышно, как он где-то там крикнул: «Мария!» И почти сразу прозвучал хрипловатый голос:
– Да?
– Я, наверное, помешал?
– Пожалуй, да. Мы обедаем.
– Иосиф Владимирович – ваш муж?
– А почему это вас интересует? Мы знакомы?
– Меня зовут Андрей Семин, – он не помнил, называл ли в гостинице свое имя. Кажется, не называл. – Мы виделись утром. Во время пожара. Я помог вам выбраться из лифта, а потом спуститься по пожарной лестнице. Вы потеряли сумочку, я хочу вам ее вернуть.
– Зачем?
– Но это же ваша собственность.
– Но вы, небось, уже рылись в ней?
– Только чтобы найти ваши координаты.
– Я оставляла вам телефон…
– Нестойкая помада, – разозлился Семин. Приколы гостиничной проститутки его достали. Он пожалел, что начал разговор на глазах нагло ухмыляющегося юриста. – Что мне делать с сумочкой?
– Бросьте ее в мусорный бак.
Отступление второе. Конец света
Лето, 1989 год
1
По окончании Томского университета Виталия Колотовкина распределили в село Благушино. Школа большая, работать интересно. События наваливались одно за другим. В Германии рухнула Берлинская стена, в России ввели сухой закон. Газеты обсуждали конец света. Это считалось делом как бы даже уже решенным. Называли точную дату – 28 июня 1989 года. Виталий, понятно, в тот же день кинулся к председателю сельсовета. Всесоюзный староста (как еще можно прозвать человека, носящего фамилию Калинин?), сердито поправил полувоенный френч: «Ну, зачем баламутить народ, Виталий Иванович? Все это суеверия, капиталистическая брехня. Это у них наступает конец света. А у нас – новая жизнь».
Всесоюзный староста ценил учителя Колотовкина, но ни в грош не ставил его неисчерпаемый энтузиазм. То Колотовкин организует пятиклассников на сбор стеклотары, чтобы купить учебные пособия, то ведет их на сбор первых «огоньков», чтобы продать романтические таежные цветы балдеющим пассажирам белых прогулочных катеров. Нехорошо как-то… Калестинов, директор, а по совместительству парторг школы, например, прямо заявил: «Ты, Виталий Иванович, угомонись. Не член партии – да, но выгнать можно просто из школы».
Газеты подробно рассказывали, как в день конца света Соединенные Штаты Америки провалятся под землю, а немногое уцелевшее снесет могучим ураганом в колеблемый ветрами океан. Старушку Европу покроют взбаламученные зыби, из которых будет торчать ржавая Эйфелева башня. И все такое прочее. Правильный комментарий дала главная газета страны – «Правда». В стране – перестройка, указала газета. В стране гласность, в стране ускорение. Конец света – это не наш хоккей. Такой хоккей нам не нужен. Вы прикиньте, указывала газета, как далеко друг от друга находятся Япония и Бразилии, как же это они могут провалиться под землю одновременно? По таким бесстыжим сочинителям психушка плачет. Ну, не в том смысле, конечно, как при товарище Андропове, оговаривалась газета, но все равно.
Виталий, учитывая комментарий, намекнул Всесоюзному старосте: «Вот, дескать, Россия раньше прирастала Сибирью, а теперь уже Сибирь начнет прирастать…»
«Чем?» – быстро спросил парторг.
«Ну, как чем? – так же быстро ответил Виталий. – Сами знаете».
Будущему концу света радовался в Благушино один только попик отец Борис, прозвище Падре. Человек плюгавый и суетливый, он елейным голоском ниспровергал всякие прогрессивные мысли, а в пьяном угаре прямо давал понять, что Он там наверху, на небесах, ясный хрен, прислушивается лично к советам отца Бориса. Не зря, например, Падре посещал открытые партийные собрания. Приходил, садился в сторонке. Несло от черной рясы попика ладаном, перегаром, бензином. Ладан и перегар – профессиональное, а вот бензином несло от большой немыслимой зажигалки. Вся в каких-то механических выступах и в колесиках, могла вместить в себя стакан авиационного керосина. Боялись курить рядом с Падре, неровен час – подорвется?
Всесоюзный староста ценил учителя Колотовкина, но ни в грош не ставил его неисчерпаемый энтузиазм. То Колотовкин организует пятиклассников на сбор стеклотары, чтобы купить учебные пособия, то ведет их на сбор первых «огоньков», чтобы продать романтические таежные цветы балдеющим пассажирам белых прогулочных катеров. Нехорошо как-то… Калестинов, директор, а по совместительству парторг школы, например, прямо заявил: «Ты, Виталий Иванович, угомонись. Не член партии – да, но выгнать можно просто из школы».
Газеты подробно рассказывали, как в день конца света Соединенные Штаты Америки провалятся под землю, а немногое уцелевшее снесет могучим ураганом в колеблемый ветрами океан. Старушку Европу покроют взбаламученные зыби, из которых будет торчать ржавая Эйфелева башня. И все такое прочее. Правильный комментарий дала главная газета страны – «Правда». В стране – перестройка, указала газета. В стране гласность, в стране ускорение. Конец света – это не наш хоккей. Такой хоккей нам не нужен. Вы прикиньте, указывала газета, как далеко друг от друга находятся Япония и Бразилии, как же это они могут провалиться под землю одновременно? По таким бесстыжим сочинителям психушка плачет. Ну, не в том смысле, конечно, как при товарище Андропове, оговаривалась газета, но все равно.
Виталий, учитывая комментарий, намекнул Всесоюзному старосте: «Вот, дескать, Россия раньше прирастала Сибирью, а теперь уже Сибирь начнет прирастать…»
«Чем?» – быстро спросил парторг.
«Ну, как чем? – так же быстро ответил Виталий. – Сами знаете».
Будущему концу света радовался в Благушино один только попик отец Борис, прозвище Падре. Человек плюгавый и суетливый, он елейным голоском ниспровергал всякие прогрессивные мысли, а в пьяном угаре прямо давал понять, что Он там наверху, на небесах, ясный хрен, прислушивается лично к советам отца Бориса. Не зря, например, Падре посещал открытые партийные собрания. Приходил, садился в сторонке. Несло от черной рясы попика ладаном, перегаром, бензином. Ладан и перегар – профессиональное, а вот бензином несло от большой немыслимой зажигалки. Вся в каких-то механических выступах и в колесиках, могла вместить в себя стакан авиационного керосина. Боялись курить рядом с Падре, неровен час – подорвется?
2
Сизая зубчатая тайга подпирала село с севера.
Как Великая китайская стена, тянулась тайга и по восточной стороне, нигде не начинающаяся, нигде не кончающаяся. Параллельно ей тянулась улица Береговая, вся пропахшая мыльными ароматами цветущего багульника. На пыльной площади – сельсовет, над ним выцветший флаг. Зимой на болотах белые, как бельма, пузыри газа, летом с кочкарников кислый дух. Большой край. Что ему конец света?
Старые дед и бабка Колотовкины давно умерли, дом развалился.
Виталий жил теперь у стариков Петровых. Тесно и душно было в селе. Доярки и скотники, механизаторы и рыбаки, сопливые дети и пьяные родители, глухие старики и беременные бабы – все тут матерились осенью, меся сапогами густую грязь, все матерились зимой, хлопая рукавицей о рукавицу, и ничуть не слабей посылали друг друга по весне, когда безбрежная река затопляла пойменные луга, оставляя где пару щучек, а где и дурачков-карасиков. Нравственности в Благушино не существовало, это Виталий обнаружил быстро, зато процветали нравы. Ежели, скажем, учитель литературы и русского языка Ксаверий Петрович утром не появлялся на уроках, это означило одно – захворал Ксаверий Петрович, задавила его водочка. Но выйдя из запоя, Ксаверий Петрович непременно спрашивал: «Ну что продолжим?» И в ответ на испуганное молчание говорил: «Так на чем мы остановились в прошлый раз?»
Класс хором отвечал:
«На стихотворении Пушкина».
«Ну, это так, – соглашался Ксаверий Петрович. – Это хорошо, что на стихотворении. Но на каком? У Пушкина много стихотворений».
«Про телегу!» – громко отвечали крестьянские дети.
«Про какую еще телегу?» – недоумевал учитель, потирая вспотевший лоб.
«Ну, про телегу жизни. Там, где лирический герой. Ну, это… Он там матом ругается».
«А! – вспоминал Ксаверий Петрович. – Наверное, без меня Колотовкин занимался с вами?»
«Он! Он!»
И действительно. Везде успевал Колотовкин.
«В Греции, например, – пытался расшевелить Виталий директора школы Калестинова, – все есть. Я знаю в Томске массажистку, ей один больной говорил. Давайте создадим в селе постоянно действующий стройотряд. На нужды школы. Заключим пару договоров, отремонтируем классы. А останутся деньги – всем селом отправимся в Грецию».
«Как это всем селом? – дивился директор. – Это же восемьсот дворов!»
«Ну, мы возьмем только тех, кто работает на отлично».
«Скотник Вешкин работает на отлично, – осторожничал директор. – Его тоже возьмем с собой? Он Грецию там пропьет».
«Ну не возьмем Вешкина».
«Но он работает хорошо».
«Как же такое решить?» – заходил в тупик Виталий.
«А вот сиди и не прыгай».
Как Великая китайская стена, тянулась тайга и по восточной стороне, нигде не начинающаяся, нигде не кончающаяся. Параллельно ей тянулась улица Береговая, вся пропахшая мыльными ароматами цветущего багульника. На пыльной площади – сельсовет, над ним выцветший флаг. Зимой на болотах белые, как бельма, пузыри газа, летом с кочкарников кислый дух. Большой край. Что ему конец света?
Старые дед и бабка Колотовкины давно умерли, дом развалился.
Виталий жил теперь у стариков Петровых. Тесно и душно было в селе. Доярки и скотники, механизаторы и рыбаки, сопливые дети и пьяные родители, глухие старики и беременные бабы – все тут матерились осенью, меся сапогами густую грязь, все матерились зимой, хлопая рукавицей о рукавицу, и ничуть не слабей посылали друг друга по весне, когда безбрежная река затопляла пойменные луга, оставляя где пару щучек, а где и дурачков-карасиков. Нравственности в Благушино не существовало, это Виталий обнаружил быстро, зато процветали нравы. Ежели, скажем, учитель литературы и русского языка Ксаверий Петрович утром не появлялся на уроках, это означило одно – захворал Ксаверий Петрович, задавила его водочка. Но выйдя из запоя, Ксаверий Петрович непременно спрашивал: «Ну что продолжим?» И в ответ на испуганное молчание говорил: «Так на чем мы остановились в прошлый раз?»
Класс хором отвечал:
«На стихотворении Пушкина».
«Ну, это так, – соглашался Ксаверий Петрович. – Это хорошо, что на стихотворении. Но на каком? У Пушкина много стихотворений».
«Про телегу!» – громко отвечали крестьянские дети.
«Про какую еще телегу?» – недоумевал учитель, потирая вспотевший лоб.
«Ну, про телегу жизни. Там, где лирический герой. Ну, это… Он там матом ругается».
«А! – вспоминал Ксаверий Петрович. – Наверное, без меня Колотовкин занимался с вами?»
«Он! Он!»
И действительно. Везде успевал Колотовкин.
«В Греции, например, – пытался расшевелить Виталий директора школы Калестинова, – все есть. Я знаю в Томске массажистку, ей один больной говорил. Давайте создадим в селе постоянно действующий стройотряд. На нужды школы. Заключим пару договоров, отремонтируем классы. А останутся деньги – всем селом отправимся в Грецию».
«Как это всем селом? – дивился директор. – Это же восемьсот дворов!»
«Ну, мы возьмем только тех, кто работает на отлично».
«Скотник Вешкин работает на отлично, – осторожничал директор. – Его тоже возьмем с собой? Он Грецию там пропьет».
«Ну не возьмем Вешкина».
«Но он работает хорошо».
«Как же такое решить?» – заходил в тупик Виталий.
«А вот сиди и не прыгай».
3
Из Благушино до обитаемых мест добраться можно было только Рекой.
Правда, подобием заболоченного проселка иногда пользовался Гоша Горин – местный почтальон. На колесном тракторе «Кировец» он умудрялся проезжать прямо в районный центр. При этом страшно гордился, что ни разу не проделал указанный путь без аварии. Его знакомую Ляльку, совхозную кладовщицу, при первой встрече надсмеявшуюся над невеликим ростом учителя Колотовкина, Виталий в конце концов покорил прямотой. Мол, рост – это ерунда. В постели, мол, все одного роста. Вычитал красивую фразу в книжке, а получил по морде. Но уговорил, уговорил однажды Ляльку зайти к нему попить чаю. Лялька согласилась, но при этом все как бы не понимала происходящего, все спрашивала: да зачем? Что за чай-то? Но село небольшое. Порядочной девушке, кроме как замуж, выйти некуда. Вот Виталий и уговаривал. Лялька под его руками все млела и таяла, а все равно как бы не понимала, к чему чай-то? Да что за чай? Ужас как сильно Лялька походила на учительницу географии Светлану Константиновну, давно уехавшую из Благушино. У Виталия сердце замирало, когда Лялька крутила кругленьким задом – вылитая географичка. Бодро и бессмысленно повторял, подталкивая девку к пропасти: «А вот попьем чаю-то!» Так дрейфовали по ночной улице к затаившемуся темному домику, страшному, как волчья пасть. Напротив дежурного аптечного пункта (несмываемая гордость села, поставленная речным управлением) Виталий посчитал, что Лялька так упирается исключительно из-за известной девичьей боязни. Поэтому шепнул ободряюще:
«Ну вон мой домик. Иди. Там сейчас никого нет».
«А ты куда?» – испугалась Лялька.
«В аптечный пункт».
«Зачем?»
«К чаю возьму чего-нибудь».
Опять схлопотал по морде.
А еще снились Виталию странные сны.
Например, снилось много денег. Дождь накрапывает, серые кочкарники, марь, комары, на душе сумеречно, а на дороге – мешок. И видно, что набит большими деньгами. Просыпался – сердце стучит, чем-то неведомым дышит из тьмы, на душе смутно. Вот где заработаешь столько денег? Кто может столько потерять? И куда ухлопать такую прорву? Механизировать ферму? Построить новую баню? Приобрести учебные пособия, расширить библиотеку, пригласить с лекцией космонавта Гречко?
Вставал, распахивал окно.
Врывалось в комнату невнятное бормотание лягушек, некая птица испуганно вскрикивала, будто это она с той стороны распахнула окно и внезапно увидела перед собой учителя ботаники и географии Виталия Ивановича Колотовкина.
А над миром, над тысячеверстными болотами, над непроходимой тайгой, над разбросанными по берегам реки беспросветными сибирскими деревушками – звезды, звезды… Тысячи звезд… Подмигивают…
Правда, подобием заболоченного проселка иногда пользовался Гоша Горин – местный почтальон. На колесном тракторе «Кировец» он умудрялся проезжать прямо в районный центр. При этом страшно гордился, что ни разу не проделал указанный путь без аварии. Его знакомую Ляльку, совхозную кладовщицу, при первой встрече надсмеявшуюся над невеликим ростом учителя Колотовкина, Виталий в конце концов покорил прямотой. Мол, рост – это ерунда. В постели, мол, все одного роста. Вычитал красивую фразу в книжке, а получил по морде. Но уговорил, уговорил однажды Ляльку зайти к нему попить чаю. Лялька согласилась, но при этом все как бы не понимала происходящего, все спрашивала: да зачем? Что за чай-то? Но село небольшое. Порядочной девушке, кроме как замуж, выйти некуда. Вот Виталий и уговаривал. Лялька под его руками все млела и таяла, а все равно как бы не понимала, к чему чай-то? Да что за чай? Ужас как сильно Лялька походила на учительницу географии Светлану Константиновну, давно уехавшую из Благушино. У Виталия сердце замирало, когда Лялька крутила кругленьким задом – вылитая географичка. Бодро и бессмысленно повторял, подталкивая девку к пропасти: «А вот попьем чаю-то!» Так дрейфовали по ночной улице к затаившемуся темному домику, страшному, как волчья пасть. Напротив дежурного аптечного пункта (несмываемая гордость села, поставленная речным управлением) Виталий посчитал, что Лялька так упирается исключительно из-за известной девичьей боязни. Поэтому шепнул ободряюще:
«Ну вон мой домик. Иди. Там сейчас никого нет».
«А ты куда?» – испугалась Лялька.
«В аптечный пункт».
«Зачем?»
«К чаю возьму чего-нибудь».
Опять схлопотал по морде.
А еще снились Виталию странные сны.
Например, снилось много денег. Дождь накрапывает, серые кочкарники, марь, комары, на душе сумеречно, а на дороге – мешок. И видно, что набит большими деньгами. Просыпался – сердце стучит, чем-то неведомым дышит из тьмы, на душе смутно. Вот где заработаешь столько денег? Кто может столько потерять? И куда ухлопать такую прорву? Механизировать ферму? Построить новую баню? Приобрести учебные пособия, расширить библиотеку, пригласить с лекцией космонавта Гречко?
Вставал, распахивал окно.
Врывалось в комнату невнятное бормотание лягушек, некая птица испуганно вскрикивала, будто это она с той стороны распахнула окно и внезапно увидела перед собой учителя ботаники и географии Виталия Ивановича Колотовкина.
А над миром, над тысячеверстными болотами, над непроходимой тайгой, над разбросанными по берегам реки беспросветными сибирскими деревушками – звезды, звезды… Тысячи звезд… Подмигивают…
4
День конца света начался с оглушительной духоты.
Первой на школьный двор примчалась Эллочка Шишкина (шестой класс), за ней лениво приплелся сын благушинского кузнеца – Кешка Власов (пятый класс), ленивый, черный. Дружной ватагой подтянулись молодые Вешкины – Ленька, Герка и Люська (соответственно пятый, шестой, седьмой классы). Явилась Люськина одноклассница Катька Яковлева. Озабоченно пробасила:
«Здравствуйте».
Кешка удивился:
«Чего такой голос?»
«Зеленую черемуху ела».
«От этого не голос садится».
«И это тоже», – загадочно согласилась Катька и исчезла.
Зато появились шумные близнецы Васеневы – Ванька да Игорек (оба – шестой класс), оба ладные и крепкие. Игорек сразу закричал:
«Элка, дура, разгадай загадку!»
«Да ну эти твои загадки, – отмахнулась Элка. – В каждой все жопа да жопа, ничего путного!»
«Да ты чё? – обрадовался Игорек. – Никаких жоп!»
«Ну, давай. Чего там?» – нехотя согласилась Элка.
«Маленькое, зелененькое. Прыг да скок, прыг да скок. Что это?»
Элка подозрительно нахмурилась:
«Жопа, что ли?»
«Ну, ты совсем!» – не выдержал Игорек. Было видно, что Элка ему страшно нравится.
Элка нахмурилась еще подозрительнее:
«А если не жопа, то чего все прыг да скок?»
– Отставить! – ласково приказал Виталий. – В русском языке, Шишкина, есть много других хороших слов, не обязательно пользоваться только одним. Я вас собрал не просто так. Я вас собрал по делу. Сегодня ставим смелый научный эксперимент, а то уж сильно какое-то дохлое получается у нас место.
Он не преувеличивал. В Рядновке (а уж она совсем затерялась в болотах) громом разбило сосну, так на голом стволе явственно обозначился профиль Иисуса Христа. Конечно, парторг Калестинов объяснил людям, что вовсе это профиль не Христа, а профиль скотника Гриши Зазебаева, но ведь все равно как бы чудо.
А вот опять не в Благушино.
Первой на школьный двор примчалась Эллочка Шишкина (шестой класс), за ней лениво приплелся сын благушинского кузнеца – Кешка Власов (пятый класс), ленивый, черный. Дружной ватагой подтянулись молодые Вешкины – Ленька, Герка и Люська (соответственно пятый, шестой, седьмой классы). Явилась Люськина одноклассница Катька Яковлева. Озабоченно пробасила:
«Здравствуйте».
Кешка удивился:
«Чего такой голос?»
«Зеленую черемуху ела».
«От этого не голос садится».
«И это тоже», – загадочно согласилась Катька и исчезла.
Зато появились шумные близнецы Васеневы – Ванька да Игорек (оба – шестой класс), оба ладные и крепкие. Игорек сразу закричал:
«Элка, дура, разгадай загадку!»
«Да ну эти твои загадки, – отмахнулась Элка. – В каждой все жопа да жопа, ничего путного!»
«Да ты чё? – обрадовался Игорек. – Никаких жоп!»
«Ну, давай. Чего там?» – нехотя согласилась Элка.
«Маленькое, зелененькое. Прыг да скок, прыг да скок. Что это?»
Элка подозрительно нахмурилась:
«Жопа, что ли?»
«Ну, ты совсем!» – не выдержал Игорек. Было видно, что Элка ему страшно нравится.
Элка нахмурилась еще подозрительнее:
«А если не жопа, то чего все прыг да скок?»
– Отставить! – ласково приказал Виталий. – В русском языке, Шишкина, есть много других хороших слов, не обязательно пользоваться только одним. Я вас собрал не просто так. Я вас собрал по делу. Сегодня ставим смелый научный эксперимент, а то уж сильно какое-то дохлое получается у нас место.
Он не преувеличивал. В Рядновке (а уж она совсем затерялась в болотах) громом разбило сосну, так на голом стволе явственно обозначился профиль Иисуса Христа. Конечно, парторг Калестинов объяснил людям, что вовсе это профиль не Христа, а профиль скотника Гриши Зазебаева, но ведь все равно как бы чудо.
А вот опять не в Благушино.
5
Устроились на завалинке.
Из открытых дверей школы несло масляной краской.
Из тех же дверей доносился хриплый голос: «Когда обои клеишь, главное, чтобы пузырей не было. Вот взяли мы как-то с Колькой два пузыря». Береза перед калиткой, промытая недавним дождичком, светилась пронзительной зеленью. Так же пронзительно зеленела трава. Близнецы Игорек и Ванька в шароварах и без рубашек пристроились на березовых чурбаках. Комары близнецов почему-то не трогали, в основном крутились над Элкой. Мать у нее работала бухгалтером, поэтому летом Элка носила настоящую городскую панамку и тонкую кофточку, чем выгодно отличалась от других босоногих дур. Элкин отец лет шесть назад вышел из дому за пивом и не вернулся. Говорили, что стал человеком, плавает в дальних краях на больших кораблях. Но кто знает? Элка, например, не знала. Но понимала близнецов Васеневых. Они жили без родителей, только с бабкой, и не было в их жизни никакой радости. В виде протеста они даже поджигали избу. К счастью, Виталий увидел дым. «Ох, убьете бабку!» Братаны хмуро кивнули: интересная мысль.
– Так вот, – Виталий шмыгнул носом, передразнивая Люську. – Некоторые зарубежные газеты утверждают, что именно сегодня начнется конец света. А может, уже начался, – посмотрел на часы. – Честно скажу, не знаю. Но если начался, нам его не остановить. А если все это вранье, то и совсем не надо тревожиться. Просто будем вести тщательные наблюдения за природой и за людьми. – Он раздал ребятам заранее припасенные карандаши и тетради. – Все наблюдения запишем точно и подробно. А потом сочиним большую разоблачительную статью и напечатаем во всех главных газетах Советского Союза. Таких газет у нас в стране не менее пяти тысяч, я так думаю. Если каждая заплатит по три рубля… – Он торжествующе оглядел ребят. – Да на такие деньги можно купить грузовик для школы! Понятно? Будем все учиться вождению, получим водительские права! Так что смело записывайте каждую необычную деталь. Что вас удивит, то и записывайте.
– У нас кукушка без перерыва второй день кричит за домом, – перебила Элка. – Как жопа. Совсем спятила.
– А ты и это запиши, только другими словами, – весело посоветовал Виталий. – Мы ведь не знаем, с чего начинается конец света. Может, прокукует твоя кукушка еще сто раз и…
– Что и? – испугалась Элка.
– Да ничего. Пять тысяч газет! Если даже по рублю заплатят…
– А нашей бабке обещают выдать ремень. Солдатский. Это записывать?
– И это запишите, – указал Виталий. – Вдруг с ремня все и начнется? Или, скажем, курица снесет квадратное яйцо.
Все укоризненно посмотрели на Васеневых, а стыдливая Элка покраснела.
Из открытых дверей школы несло масляной краской.
Из тех же дверей доносился хриплый голос: «Когда обои клеишь, главное, чтобы пузырей не было. Вот взяли мы как-то с Колькой два пузыря». Береза перед калиткой, промытая недавним дождичком, светилась пронзительной зеленью. Так же пронзительно зеленела трава. Близнецы Игорек и Ванька в шароварах и без рубашек пристроились на березовых чурбаках. Комары близнецов почему-то не трогали, в основном крутились над Элкой. Мать у нее работала бухгалтером, поэтому летом Элка носила настоящую городскую панамку и тонкую кофточку, чем выгодно отличалась от других босоногих дур. Элкин отец лет шесть назад вышел из дому за пивом и не вернулся. Говорили, что стал человеком, плавает в дальних краях на больших кораблях. Но кто знает? Элка, например, не знала. Но понимала близнецов Васеневых. Они жили без родителей, только с бабкой, и не было в их жизни никакой радости. В виде протеста они даже поджигали избу. К счастью, Виталий увидел дым. «Ох, убьете бабку!» Братаны хмуро кивнули: интересная мысль.
– Так вот, – Виталий шмыгнул носом, передразнивая Люську. – Некоторые зарубежные газеты утверждают, что именно сегодня начнется конец света. А может, уже начался, – посмотрел на часы. – Честно скажу, не знаю. Но если начался, нам его не остановить. А если все это вранье, то и совсем не надо тревожиться. Просто будем вести тщательные наблюдения за природой и за людьми. – Он раздал ребятам заранее припасенные карандаши и тетради. – Все наблюдения запишем точно и подробно. А потом сочиним большую разоблачительную статью и напечатаем во всех главных газетах Советского Союза. Таких газет у нас в стране не менее пяти тысяч, я так думаю. Если каждая заплатит по три рубля… – Он торжествующе оглядел ребят. – Да на такие деньги можно купить грузовик для школы! Понятно? Будем все учиться вождению, получим водительские права! Так что смело записывайте каждую необычную деталь. Что вас удивит, то и записывайте.
– У нас кукушка без перерыва второй день кричит за домом, – перебила Элка. – Как жопа. Совсем спятила.
– А ты и это запиши, только другими словами, – весело посоветовал Виталий. – Мы ведь не знаем, с чего начинается конец света. Может, прокукует твоя кукушка еще сто раз и…
– Что и? – испугалась Элка.
– Да ничего. Пять тысяч газет! Если даже по рублю заплатят…
– А нашей бабке обещают выдать ремень. Солдатский. Это записывать?
– И это запишите, – указал Виталий. – Вдруг с ремня все и начнется? Или, скажем, курица снесет квадратное яйцо.
Все укоризненно посмотрели на Васеневых, а стыдливая Элка покраснела.
6
Рыба, жаренная на постном масле, дала о себе знать приступами изжоги и Виталий поспешил домой. Только перед сельсоветом придержал ход. Он всегда там задерживался. Там стояла в сухой траве бетонная крестьянка с серпом в руке, с охапкой пшеницы в другой. Конечно, охапка давно выкрошилась, и каменный нос выкрошился. Крестьянка напоминала старуху-смерть, из каких-то своих соображений сменившую косу на серп. Даже понятно было, за кем она сегодня пришла. Да, конечно, за бетонным пионером, зимой при расчистке сильно поврежденным колесным «Кировцем» Гоши Горина.
«Ветерок», расположенный на притопленой у берега барже, был еще закрыт.
Надо заглянуть вечером, хмыкнул про себя Виталий, а то, может, правда, в последний раз. В «Ветерке» колдует, бормочет за стойкой Павлик Мельников. Умница, полиглот. «Я у вас, – колдует, – как та курица, что несет золотые яйца».
Его и прозвали – Золотые Яйца.
Но вообще в «Ветерок» заглядывали многие. Даже директор и парторг Калестинов.
Как-то в областном управлении КГБ в Томске собрали лучших сельских учителей. Тактично рассказали про главные идеологические ловушки последнего времени: о так называемом писателе Солженицыне («Совсем Родину забодал!»), о наглых диссидентах («Они все по тюрьмам да по тюрьмам, а нам их кормить!»), об академике Сахарове («Совсем спрыгнул с ума!»), а под конец самым активным и разговорчивым вручили памятные бюсты. Честно говоря, Калестинов положил глаз на Пушкина – кудрявого, черного, блестящего, как оливковым маслом облитого, но достался ему Карл Маркс. Поблагодарив офицеров за оказанную честь, директор взял главного экономиста земного шара за уши. Он не знал, как правильно поднимать тяжелые чугунные бюсты, потому и взял за уши. Все деликатно отвели глаза в сторону, а Калестинов обмер. Плечи бюста оказались отлитыми отдельно, то есть чугунная голова просто всаживалась между чугунных плеч, как в воронку, вот голова и оторвалась. Вернувшись в Благушино директор Калестинов самолично приварил чугунную голову к чугунным плечам. А потом учредил приказом по школе переходящий литературный бюст – за лучшее годовое сочинение на свободную тему. Так и указал: «Учредить переходящий литературный бюст (Карла Маркса) имени поэта Пушкина». В приказе также было отражено, что смельчак, завоевавший бюст трижды, получит его навсегда. Как бразильские футболисты золотую Нику.
Но никто Маркса не завоевал.
Был шанс у грамотея Гоши Горина, но когда возникла такая реальная угроза, он бросил школу и устроился почтальоном.
«Ветерок», расположенный на притопленой у берега барже, был еще закрыт.
Надо заглянуть вечером, хмыкнул про себя Виталий, а то, может, правда, в последний раз. В «Ветерке» колдует, бормочет за стойкой Павлик Мельников. Умница, полиглот. «Я у вас, – колдует, – как та курица, что несет золотые яйца».
Его и прозвали – Золотые Яйца.
Но вообще в «Ветерок» заглядывали многие. Даже директор и парторг Калестинов.
Как-то в областном управлении КГБ в Томске собрали лучших сельских учителей. Тактично рассказали про главные идеологические ловушки последнего времени: о так называемом писателе Солженицыне («Совсем Родину забодал!»), о наглых диссидентах («Они все по тюрьмам да по тюрьмам, а нам их кормить!»), об академике Сахарове («Совсем спрыгнул с ума!»), а под конец самым активным и разговорчивым вручили памятные бюсты. Честно говоря, Калестинов положил глаз на Пушкина – кудрявого, черного, блестящего, как оливковым маслом облитого, но достался ему Карл Маркс. Поблагодарив офицеров за оказанную честь, директор взял главного экономиста земного шара за уши. Он не знал, как правильно поднимать тяжелые чугунные бюсты, потому и взял за уши. Все деликатно отвели глаза в сторону, а Калестинов обмер. Плечи бюста оказались отлитыми отдельно, то есть чугунная голова просто всаживалась между чугунных плеч, как в воронку, вот голова и оторвалась. Вернувшись в Благушино директор Калестинов самолично приварил чугунную голову к чугунным плечам. А потом учредил приказом по школе переходящий литературный бюст – за лучшее годовое сочинение на свободную тему. Так и указал: «Учредить переходящий литературный бюст (Карла Маркса) имени поэта Пушкина». В приказе также было отражено, что смельчак, завоевавший бюст трижды, получит его навсегда. Как бразильские футболисты золотую Нику.
Но никто Маркса не завоевал.
Был шанс у грамотея Гоши Горина, но когда возникла такая реальная угроза, он бросил школу и устроился почтальоном.
7
Дома Виталий сразу кинулся в туалет.