Страница:
Великодушие неотделимо от смирения
Cмирение – это привычка служить. Этот аспект смирения можно назвать «братским смирением». Но смирение – это еще и осознание того, что человек полностью и целиком зависит от Бога, своего Творца. Этот аспект смирения можно назвать «метафизическим смирением».
Чем больше мы говорим о великодушии, тем большее значение мы должны придавать метафизическому смирению. Чем больше мы осознаем свое собственное величие, тем острее мы должны осознавать, что величие есть дар Божий. Великодушие без смирения – это не великодушие, а самообман, который обычно приводит к большим катастрофам в личной жизни.
Великодушие и смирение идут рука об руку. Человек обязан верить в себя (великодушие), но при этом он не должен забывать, что таланты и способности, на которые он рассчитывает, даны ему Богом (смирение). За импульсом великодушия, подвигающим его на великие дела, должен непосредственно следовать импульс смирения, позволяющий ему во всем видеть Бога. Возвеличивание человека должно сопровождаться склонением перед Богом. «Когда я боролся один на один с коммунистическим режимом, – пишет Солженицын, – я понимал, что это не я борюсь, что я – муравей, чтобы такую борьбу выдержать, что я только орудие в иных руках»[11]. Будучи по-настоящему великодушным, Солженицын считал себя мощным инструментом в руках Божиих; будучи по-настоящему смиренным, он понимал, что он только инструмент.
Человек великодушный и смиренный, великодушно оценивая свои способности, считает себя достойным великих дел, за которые он берется с полной уверенностью; в то же время, смиренно осознавая свое положение тварного существа, он прекрасно понимает, что все его способности, даже те, которые он приобрел в результате собственных усилий, являются, в конечном итоге, Божиими дарами. Это наполняет его благодарностью к Богу и тем самым укрепляет его надежду.
Смирение признает силу и величие человека, но узнает в них дар Божий. Узнать в силе и величии человека дар Божий – не значит отрицать эту силу и это величие. Смирение не отрицает их, а посвящает их Богу.
Многие христиане верят в Бога, но немногие из них верят в самих себя, верят в свой талант и способности. У многих верующих понимание смирения исключает великодушие, они не хотят, да и не могут выбиться в лидеры. В итоге неудивительно, что современные государства чаще всего ищут себе политических лидеров в среде неверующих.
Большинство влиятельных лидеров последних трех столетий были нехристианами. И нельзя сказать, что христиан изгнали из общественной жизни: просто сами христиане, по собственной воле, вычеркнули из нее самих себя. Это поражающий, беспрецедентный в истории человечества случай всеобщего самовыхолащивания.
Христианам стоит задуматься над личностью Жанны д’Арк, столь презираемой в наши дни в ее отечестве – Франции, и столь любимой в Англии, стране ее врагов. Жанна была истинной христианкой, носителем подлинного великодушия. По словам Гилберта Честертона, «Жанна д’Арк не топталась на распутье, отбросив все пути, как Толстой, или приняв их, как Ницше. Она выбрала путь и ринулась по нему стремительно, как молния <…>. Толстой воспел крестьян – она была крестьянкой. Ницше воспел войну – она воевала. Она побила каждого из них на его поле; была добрей и смиренней Толстого, яростней Ницше. И главное – она делала и сделала много, а они размышляли»[12].
В возрасте 17 лет Жанна стала главнокомандующим французской армии. Ее миссия заключалась в том, чтобы изгнать английских захватчиков из Франции и добиться коронации наследного французского принца. У нее было высокое видение самой себя и высокое видение своей миссии. «Для этого я и родилась!» – эти слова она повторяла часто и с большим удовлетворением.
Леонард Коэн, канадский поэт и певец, уловил некоторые черты ее величия в своем произведении «Жанна д’Арк», написанном в форме диалога между Жанной и огнем, пожирающим ее на костре:
«Жанна д’Арк – это существо, настолько возвышенное над обычным человечеством, – утверждал сэр Уинстон Черчилль, – что человека такого масштаба мир не знал тысячу лет»[14].
Современное общество нуждается в мужчинах и женщинах, верящих в человека. Святой Павел, апостол богословской надежды, был также апостолом человечества Христа: во Христе он видел совершенного Человека[15], то есть человека, в совершенстве практиковавшего все человеческие добродетели, включая великодушие. Сам Павел был, по всей видимости, самым великодушным из апостолов Христа. Он поразительно практиковал не только богословскую, но и человеческую надежду. Его человеческая энергия, подкрепленная благодатью Божией, сделала его духовной «атомной бомбой» и величайшим христианским деятелем.
Христианин, несомненно, должен осознать собственные несовершенства и искать в Боге сил, чтобы победить мир. Но этого недостаточно: он должен также осознать собственные способности, полагаться на них и задействовать все чисто человеческие возможности. Это – необходимое условие лидерства.
Чем больше мы говорим о великодушии, тем большее значение мы должны придавать метафизическому смирению. Чем больше мы осознаем свое собственное величие, тем острее мы должны осознавать, что величие есть дар Божий. Великодушие без смирения – это не великодушие, а самообман, который обычно приводит к большим катастрофам в личной жизни.
Великодушие и смирение идут рука об руку. Человек обязан верить в себя (великодушие), но при этом он не должен забывать, что таланты и способности, на которые он рассчитывает, даны ему Богом (смирение). За импульсом великодушия, подвигающим его на великие дела, должен непосредственно следовать импульс смирения, позволяющий ему во всем видеть Бога. Возвеличивание человека должно сопровождаться склонением перед Богом. «Когда я боролся один на один с коммунистическим режимом, – пишет Солженицын, – я понимал, что это не я борюсь, что я – муравей, чтобы такую борьбу выдержать, что я только орудие в иных руках»[11]. Будучи по-настоящему великодушным, Солженицын считал себя мощным инструментом в руках Божиих; будучи по-настоящему смиренным, он понимал, что он только инструмент.
Человек великодушный и смиренный, великодушно оценивая свои способности, считает себя достойным великих дел, за которые он берется с полной уверенностью; в то же время, смиренно осознавая свое положение тварного существа, он прекрасно понимает, что все его способности, даже те, которые он приобрел в результате собственных усилий, являются, в конечном итоге, Божиими дарами. Это наполняет его благодарностью к Богу и тем самым укрепляет его надежду.
Смирение признает силу и величие человека, но узнает в них дар Божий. Узнать в силе и величии человека дар Божий – не значит отрицать эту силу и это величие. Смирение не отрицает их, а посвящает их Богу.
Многие христиане верят в Бога, но немногие из них верят в самих себя, верят в свой талант и способности. У многих верующих понимание смирения исключает великодушие, они не хотят, да и не могут выбиться в лидеры. В итоге неудивительно, что современные государства чаще всего ищут себе политических лидеров в среде неверующих.
Большинство влиятельных лидеров последних трех столетий были нехристианами. И нельзя сказать, что христиан изгнали из общественной жизни: просто сами христиане, по собственной воле, вычеркнули из нее самих себя. Это поражающий, беспрецедентный в истории человечества случай всеобщего самовыхолащивания.
Христианам стоит задуматься над личностью Жанны д’Арк, столь презираемой в наши дни в ее отечестве – Франции, и столь любимой в Англии, стране ее врагов. Жанна была истинной христианкой, носителем подлинного великодушия. По словам Гилберта Честертона, «Жанна д’Арк не топталась на распутье, отбросив все пути, как Толстой, или приняв их, как Ницше. Она выбрала путь и ринулась по нему стремительно, как молния <…>. Толстой воспел крестьян – она была крестьянкой. Ницше воспел войну – она воевала. Она побила каждого из них на его поле; была добрей и смиренней Толстого, яростней Ницше. И главное – она делала и сделала много, а они размышляли»[12].
В возрасте 17 лет Жанна стала главнокомандующим французской армии. Ее миссия заключалась в том, чтобы изгнать английских захватчиков из Франции и добиться коронации наследного французского принца. У нее было высокое видение самой себя и высокое видение своей миссии. «Для этого я и родилась!» – эти слова она повторяла часто и с большим удовлетворением.
Леонард Коэн, канадский поэт и певец, уловил некоторые черты ее величия в своем произведении «Жанна д’Арк», написанном в форме диалога между Жанной и огнем, пожирающим ее на костре:
«Помоги себе сам, и Бог тебе поможет». Это известные слова Жанны. Она верила в Бога, но в то же время она верила в себя. Когда ее спрашивали, зачем ей нужна армия, если сам Бог решил освободить французский народ, она отвечала с простотой крестьянки и глубиной богослова: «Солдаты будут сражаться, и Бог даст победу».
«Я люблю твое одиночество, я люблю твою гордость
<…>
Я видел ее содрогания, я слышал ее рыдания,
Я славу видел в ее глазах»[13].
«Жанна д’Арк – это существо, настолько возвышенное над обычным человечеством, – утверждал сэр Уинстон Черчилль, – что человека такого масштаба мир не знал тысячу лет»[14].
Современное общество нуждается в мужчинах и женщинах, верящих в человека. Святой Павел, апостол богословской надежды, был также апостолом человечества Христа: во Христе он видел совершенного Человека[15], то есть человека, в совершенстве практиковавшего все человеческие добродетели, включая великодушие. Сам Павел был, по всей видимости, самым великодушным из апостолов Христа. Он поразительно практиковал не только богословскую, но и человеческую надежду. Его человеческая энергия, подкрепленная благодатью Божией, сделала его духовной «атомной бомбой» и величайшим христианским деятелем.
Христианин, несомненно, должен осознать собственные несовершенства и искать в Боге сил, чтобы победить мир. Но этого недостаточно: он должен также осознать собственные способности, полагаться на них и задействовать все чисто человеческие возможности. Это – необходимое условие лидерства.
Очисти свои намерения
Тщеславие ищет ложного величия, а именно – чести и славы человеческой. Однако честь и слава не совершенствуют личность. Величия надо искать в добродетели, только она и совершенствует человека.
В чести и славе человеческой нет ничего изначально порочного или неправильного. Но честь и слава – это не цель на пути к величию, а побочный результат на этом пути. Стремление к чести и славе портит человека и мешает его самосовершенствованию.
Тщеславие поселяется в человеке, когда честь и слава становятся побудительными мотивами к действию, пусть даже и вторичными. Нет дела, окончательно плохого, если мы стремимся к добродетели ради ее самой, а к чести и славе – мимоходом. Такое дело в основе своей добродетельно, однако позитивные мотивы сосуществуют в нем с негативными, добро и зло перемешиваются друг с другом. Требуется огромная работа в течение долгого времени, чтобы разрушить это утонченное, скрытое тщеславие и целиком очистить свои намерения.
В чести и славе человеческой нет ничего изначально порочного или неправильного. Но честь и слава – это не цель на пути к величию, а побочный результат на этом пути. Стремление к чести и славе портит человека и мешает его самосовершенствованию.
Тщеславие поселяется в человеке, когда честь и слава становятся побудительными мотивами к действию, пусть даже и вторичными. Нет дела, окончательно плохого, если мы стремимся к добродетели ради ее самой, а к чести и славе – мимоходом. Такое дело в основе своей добродетельно, однако позитивные мотивы сосуществуют в нем с негативными, добро и зло перемешиваются друг с другом. Требуется огромная работа в течение долгого времени, чтобы разрушить это утонченное, скрытое тщеславие и целиком очистить свои намерения.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента