Александр Гайдышев. Счастливая карусель детства

Александр Гайдышев
Счастливая карусель детства

   Посвящаю моей маме

Шведские игрушки

   Мне семь лет, я белобрысый крепенький ребятенок, слегка медлительный, аккуратный и послушный — по крайней мере, я часто слышу в свой адрес это от взрослых. На дворе лето конца семидесятых. Мы на даче под Ленинградом — в Зеленогорске. Мы — это, прежде всего, я, двоюродная шестилетняя сестренка из Москвы — Танечка, бабушка и дедушка. На выходные из Ленинграда к нам приезжают мои папа и мама.
   Залив с пляжем, летний кинотеатр, городской парк с фонтанчиками, аттракционами и лотками с мороженым — в общем одно сплошное удовольствие. Ни тебе забот, ни хлопот. Этим летом я, наконец, освоил настоящий двухколесный велосипед, и мир стал казаться мне еще более радостным и интересным. Правда, дедушка давит на меня своим авторитетом и заставляет периодически учить какие-то басенки и стишки, что, конечно же, нравиться мне не может. Но я послушен и никогда с ним не спорю. Он произносит что-то вроде: «Каждый образованный человек должен это знать!»
   Я быстро понял, что отвертеться от него не существует никаких возможностей, и, в конце концов, безропотно отдался в его жесткие руки — как-никак он все-таки в прошлом учитель литературы и известный журналист и, наверное, не ошибается насчет того, что в действительности должен знать «каждый образованный человек».
   Как-то приезжаю я на велике с прогулки по парку и вижу, что возле нашей дачи за большим столом, где в хорошую погоду неизменно проходят все уличные семейные обеды и торжества, сидят дедушка и сосед — Александр Емельянович, и что-то оживленно обсуждают.
   Сосед любит часто заходить к деду и засиживаться подолгу с разговорами на различные темы, и прежде всего — политические. Он какой-то там политинформатор или что-то вроде того. У него низкий голос и большой красный нос — почти как у Деда Мороза. «Это потому, что он частенько закладывает — объяснил мне однажды дед в ходе доверительной беседы и по-заговорщицки подмигнул. Что такое «закладывать», я, конечно же, тогда не понял, но про себя сделал однозначный вывод, что наш сосед человек крайне необычный, уж больно выдающийся у него был красный и мясистый нос. Спрашивал я по поводу соседского носа и у бабушки, и она была более конкретна: «Да выпивоха он, уж больно водочку любит попивать». И после этих слов загадочный образ соседа — Деда Мороза быстро стал развеиваться.
   Частенько мне приходилось присутствовать при разговорах взрослых на политические темы, и, я бы сказал, что они мне даже нравились, хотя и не все я в них понимал. Разговоры эти давали возможность моему пылкому детскому воображению четко осознать, что живем мы в справедливом человеческом обществе под названием Советский Союз, притом, что в это же самое время на нашей планете многие люди не имеют работы, денег и даже еды. И конечно я с полным основанием гордился своей великой страной.
   Понял я тогда, что практически во всех безобразиях жизни за рубежом был виноват некто «Дядя Сэм» — неизменный персонаж газетных карикатур из рубрик о международных отношениях. «Дядя Сэм» этот действительно на картинках выглядел каким-то злым существом с козлиной бородой в звездно-полосатой шляпе, и держал он в руках своих хлыст или пистолет. В общем, личность малоприятная, но почему-то неизменно приковывающая мое детское внимание. Возможно, из-за своей внешней непохожести на советских граждан.
   Очень я любил отыскивать в дедовых газетах различные карикатурные рисунки, пытаясь разгадать в них зашифрованный тайный смысл «безнравственных подвигов героев мира капитала», возглавляемых «Дядюшкой Сэмом». Кстати, почему-то иногда по непонятной для меня логике «Дядя Сэм» именовался «Дядюшкой Сэмом», и именно вот это ласковое слово «дядюшка» заставляло меня думать, что был он не до конца законченным злодеем и сохранял шанс исправиться.
   Дедушка старался мне все доходчиво разъяснять на примере этих карикатур, но его высокий заумный слог не всегда доходил до моего понимания. Тем не менее, свои выводы я сделал: «Дядя Сэм» виноват в гонке вооружений, безработице, инфляции, спаде, голоде и прочих ужасных явлениях, присущих капитализму.
 
   И вот дедушка прекращает свой оживленный разговор с соседом, откладывает в сторону газеты, и вместе они как-то внимательно и оценивающе на меня смотрят.
   Дедушка обращается ко мне:
   — Саша, очень хорошо, что ты вернулся. Дело в том, что к Александру Емельяновичу приехала дочь с внуками из Швеции, и мы решили для взаимной пользы вас познакомить. — Их двое, они близнецы, зовут их Антос и Алекс, что по-русски значит Антоша и Алеша, и им по шесть лет, — с легким смущением добавляет сосед, — ты, надеюсь, Саша, не против знакомства?
   Почувствовал я легкое смущение, да и вообще с иностранными детьми мне раньше общаться не приходилось, а слова Швеция и шведы ассоциируются у меня исключительно с победами Александра Невского и Петра Первого, — видимо, из книжек, прочитанных мне мамой перед сном. Слышал я также и о шведских хоккеистах, но мы и здесь их обыгрывали.
   Мне любопытно и страшно, но мое воспитание обязывает меня быть всегда вежливым со взрослыми.
   — Ну что же, я не против знакомства, — тихо и с легким смущением ответил я и сел на скамейку рядом с дедушкой в ожидании дальнейшего развития событий. — Вот и отлично! — сосед встал из-за стола, откланялся нам и, пообещав вскорости возвратиться с внуками, отправился к своей даче, где в это время предположительно находились они — шведы.
   Дедушка подмигнул мне и продолжил чтение на время отложенных газет. Ну а что происходило со мной, невозможно было выразить простыми словами! Не мог я места себе найти от переполнявших меня чувств и ерзал без остановки. Мне, советскому ребенку, предстоящая встреча с иностранцами казалась внезапно возникшей возможностью общения с невиданными доселе инопланетными существами, ведь были они не просто детьми, а представителями страны из капиталистического лагеря.
   Но самое большое смятение происходило от полного непонимания того, каким образом нам — представителям двух разных миров и систем — предстоит общаться, и уж конечно на мне, как на представителе нашей великой страны, лежала огромная ответственность в свете грядущих международных встреч, пусть даже и не на высшем уровне. Эту ответственность я ощущал всем своим существом и старался во что бы то ни стало соблюдать внешнее спокойствие. Но внутри меня уже во всю силу набирал обороты вихрь…
 
   Что это «они», я понял сразу и издалека. Близнецы шли за своим дедушкой и с любопытством оглядывались по сторонам. Оба голубоглазые и светловолосые, чуть ниже меня ростом, одеты в одинаковые безукоризненно белые кофты с капюшонами. Сами они чем-то довольны, по сторонам смотрят с интересом и улыбаются. Производили они впечатление образцовых детей с обложек журналов, которые обычно с интересом просматривают взрослые, когда хотят представить, как могут выглядеть в идеале их отпрыски.
   — Ну вот, Саша, знакомься: Антос и Алекс! — представил мне своих внуков Александр Емельянович, — а про тебя мы им уже рассказали, так что считай, что вы старые знакомые.
   Мы дружно пожали друг другу руки и заулыбались.
   — К сожалению, ребята умеют разговаривать только на шведском и английском языках, по-русски знают только несколько слов, — предупредил меня дедушка близнецов, — так что, Саша, мы будем тебе признательны, если ты поможешь своим новым товарищам увеличить их словарный запас.
   Вообще шведы, хотя и бормотали что-то непонятное на своих языках, производили на меня довольно приятное впечатление. Была в них какая-то беззаботная и радостная открытость и доброжелательность.
   Мы перешли в мою песочницу, и я на правах хозяина и старшего по возрасту начал организовывать процесс совместной игры. Вручил ребятам грузовик с экскаватором, а себе оставил машину скорой помощи. Мы начали строить дороги и мосты, копать тоннели и рвы, в общем, работа пошла, как полагается. Шведы много улыбались, и все мы были довольны. Но заметил я, что как-то с недоумением посматривают ребята на мои машины.
   А игрушки мои были довольно грубыми, прочными и не очень красивыми. Железные, окна и двери нарисованы красками и не открываются, а во время движения машинки издают скрип и скрежет, который в некоторой мере может соответствовать только автомобилю скорой помощи, спешащему на неотложный вызов под звуки сирены. «Зато недостаток конструкции и внешнего вида компенсируется надежностью и долговечностью». Сейчас, во время нашей игры, эти папины слова сами собой начали возникать у меня в голове как оправдание в ответ на недоумение на лицах у шведов.
   Обидно, конечно же, но ничего не поделать, ведь принципиально других игрушек в детских магазинах Ленинграда мне видеть не приходилось. Нет, конечно же, еще были машинки и из пластмассы, но это — совсем для маленьких.
   Наконец близнецы полностью потеряли интерес к моим машинкам: они аккуратно откладывают их в сторону и что-то говорят своему деду, стоящему в небольшом отдалении от нашей песочницы с сигаретой.
   — Саша, ребята попросили меня принести вам для игр игрушки, которые они привезли с собой из Швеции, так что на минуту я вас покину, — дедушка близнецов подмигнул всем нам и отправился на свою дачу.
 
   Мне было действительно очень интересно, почему Антос и Алекс, при всей их доброжелательности и внешнем спокойствии, не смогли дружно скрыть своего отсутствия интереса к моим машинам. И что у них за игрушки такие, что ребята эти, не проиграв и десяти минут, уже не могут без них обойтись? Я продолжаю невозмутимо играть в одиночестве, вожу попеременно все три автомобиля по уже построенным дорогам и мостам песочницы, ненавязчиво предлагаю своим гостям вновь присоединиться к совместным играм, но получаю вежливый отказ, мол «все в порядке, Саща, и не стоит беспокоиться».
   Ну что ж, не хотите, как хотите! Наконец, дедушка близнецов приносит и ставит перед нами большую пластмассовую коробку, — играйте на здоровье. Мои гости оживляются и синхронно достают свои игрушки, протягивая их мне с улыбкой:
   — Нияаа, Саащаа!
   И тут, дорогие мои друзья, я сам неожиданно для себя впадаю в состояние ступора. Словно гром внезапно раздался средь ясного неба. Держу я в руках своих очень красивые и яркие автомобильчики размером примерно с мою ладонь. Держу и глаз не могу от них оторвать, будто загипнотизирован я ими. А шведы видят, что игрушки мне их очень нравятся, и широко улыбаются. Все машинки со стеклами, резиновыми колесиками и прочими мастерски сделанными детальками, как снаружи, так и внутри. Одним словом — мечта. Обладали эти игрушки очень необыкновенными формами и цветами, и, что самое главное, у них легко открывались дверцы салона и капота — совершенно как у настоящих автомобилей. Открыв дверцы эти, можно было изучать изнутри содержимое салона и подкапотное пространство. Чудеса какие-то, и подобного мне раньше видеть не приходилось.
   Конечно, сейчас с трудом можно поверить, что увиденные тогда мною игрушки произвели настолько сильное впечатление, ведь в наши дни любой мальчишка имеет в своем арсенале аналогичные машинки и далеко не в единичном количестве.
 
   Вообще нужно сказать, что до этой самой минуты мне казалось, что я неплохо разбираюсь в марках автомобилей и не раз, находясь на остановке в ожидании автобуса, в обществе кого-нибудь из взрослых и Танечки, я не без гордости перечислял ей названия автомобилей, проезжающих мимо нас по Приморскому шоссе:
   — Это Волга, это Москвич, а вон Жигули с Запорожцем! Основное автомобильное меню, пожалуй, на этом и заканчивалось, так что даже ребенку семи лет было несложно разобраться с произведениями отечественных автомобильных заводов.
   — Какой ты умный, Сашенька, как ты все это помнишь? — не раз говорила мне Таня, поглядывая на меня с восхищением. И восторженное отношение моей двоюродной сестренки заставляло меня гордиться своими знаниями автомобильного мира.
   Иногда, правда, по шоссе проезжали необычные машины с финскими номерами, как раз наподобие игрушек Антоса и Алекса в натуральную величину. Но разобраться в названиях этих непохожих друг на друга автомобилей было не под силу даже папе, который безошибочно мог узнать только марку автомобиля с непривычным для меня названием из двух слов «Мерседес-Бенц». Машины эти, конечно же, были просто шикарными, но слово «Бенц» меня несколько смущало и настораживало, перекликаясь в воображении со словом «бац», значение которого указывало на непростую судьбу на автомобильных дорогах.
   И вот в руках у меня иностранные игрушечные автомобильчики. Но кажутся они мне совсем даже не игрушечными, а самыми что ни на есть настоящими, только очень маленькими. Зачаровывают они меня и глубоко поражают. И начинаю играть я с Антосом и Алексом чисто механически, чувствуя психологическую подавленность из-за явного превосходства шведских игрушек над моими.
   Мне во что бы то ни стало, невероятно хочется иметь такие же игрушки. Размышляю над ситуацией и неожиданно понимаю, что страна моя, до сих пор не продающая красивых настоящих автомобилей для взрослых, вряд ли сделает исключение ради детей. И от мысли этой становится на душе моей очень тоскливо. Утешаю же я себя тем, что в стране нашей все же нет безработных, бездомных и голодных, как у них за границей. Правда, утешение это не очень мне помогает.
   Мне очень обидно, и обида моя возрастает еще сильнее от того обстоятельства, что лица и Антоса, и Алекса спокойны и не излучают абсолютно никакой радости от обладания такими несметными богатствами. Им как будто вообще все равно, видимо, у них там, в Швеции, все игрушки такие. Другое дело я. Они уедут к себе, а я уже никогда больше не смогу играть со своими машинками, как будто ничего не произошло.
   Я в смятении. Сейчас или никогда!!! Повторяю я эту фразу про себя много раз, а произносится эта фраза героями фильмов, когда им предстоит решиться на что-то необычайно важное и геройское. Мне нужно обязательно убедить шведов обменяться игрушками, ведь, в конце концов, если «международный обмен» может происходить на высшем уровне, то кто сказал, что его нельзя совершать на уровне детей? В этом не может быть абсолютно ничего плохого и, кажется, я искренне начинаю верить в справедливость моих мыслей, и мне становится радостно.
   Ребята тоже довольны, и ближайший час мы весело и счастливо играем, обмениваемся улыбками и короткими репликами. Много смеемся и мало говорим. Да и не нужны особо слова, все видно по лицам и жестам. Танечка сидит на крылечке и наблюдает за нами, поглаживая свою любимую плюшевую игрушку. Антос, соблюдая правила воспитанного человека, дает ей пару машинок, но Таня, повертев их в руках, не проявляет к ним почти никакого интереса и предпочитает остаться в стороне от наших игр. Словом, девчонка есть девчонка.
   Через некоторое время по взглядам близнецов в сторону дачи их деда и коротким вопросам-ответам друг другу, понимаю, что они вскоре соберутся домой. И поэтому решение такого важного для меня вопроса больше откладывать нельзя, тем более, что то ли сегодня вечером, то ли завтра утром они уедут с мамой обратно в свою Швецию.
   Взрослых рядом нет: дедушка пошел на обед, предупредив, что мы с Таней «следующие на очереди», а Александр Емельянович, увидев, что мы не нуждаемся в специальном надзоре с его стороны, покинул нашу интернациональную компанию сразу после приноса коробки с игрушками. Таким образом, в нашей немногочисленной команде я остался за взрослого, пусть даже разница в один год и не столь велика. Но это обстоятельство, в свою очередь, тоже придало мне дополнительное ощущение правоты моей позиции — ведь «взрослые всегда правы». Итак, сейчас или никогда! Я решаюсь и смело встаю во весь рост.
   — А знаете, ребята, давайте обменяемся на память нашими игрушками. Может быть, вообще, мы больше никогда не встретимся, а так мне ваши игрушки будут напоминать о вас и вашей стране, а вам — обо мне и Советском Союзе. Это ведь так здорово иметь что-нибудь на память о своих друзьях, правда ведь? — закончил свою фразу я убежденно и был ей очень доволен. Да и верил я уже в свою правоту. И поэтому, не дав близнецам опомниться, протянул им свои три большие металлические машины. Близнецы по-прежнему категорически не хотели проявлять интереса к моим игрушкам. Взяв их, видимо из вежливости, и немного подержав, ребята практически сразу положили их на песок.
   — Ниеетт, спаасиипо, Саащаа! — сказали Антос и Алекс и показали на уже полную моделек пластиковую коробку, предусмотрительно положенную мной в отдаленном и защищенном от них месте песочницы.
   — Ребята, не будьте жадными! Ведь, наверное, у вас в Швеции других игрушек и не бывает, купят вам новые и еще плюс к этому — у вас останутся советские машинки, хоть и некрасивые, но зато прочные, как танки.
   — Ниеетт, Саащаа! — шведы были непреклонны и кивали в сторону своей коробки.
   И тут в дело пошли психология и интуиция. Если бы мальчики заплакали, расстроились или начали хотя бы эмоционально просить меня вернуть им их игрушки, то конечно бы я сразу же их отдал, ведь все-таки я не какой-нибудь разбойник с большой дороги. Но ребята были по-прежнему спокойны и невозмутимы. Мне даже показалось, что если им сейчас же вернуть их коробку с игрушками, а то даже и две коробки, то восприняли бы они это совершенно спокойно и без радости. Вот какими они были бесчувственными и избалованными чурбанами. В результате моя воля и выдержка побеждают.
   — Ну пака, Саащаа! — мальчики, простояв и потоптавшись возле меня около минуты, видимо, поняли наконец серьезность моих намерений, не выдержали, дружно развернулись и пошагали по направлению к своей даче. Они не плакали, не кричали и даже не злились. Удивительно!
 
   И вот, наконец, я чувствую себя полным победителем в нашей мирной дуэли, и меня начинает постепенно распирать от восторга и ощущения того, что если абсолютное счастье и существует, то, наверное, это оно и есть.
   — Ура! Мы ломим, гнутся шведы! История повторяется вновь! Только теперь вместо Петра Первого и наших хоккеистов психологическую победу над зажравшимся шведом одержал простой советский мальчик из Ленинграда, за что в награду получил бесценный трофей в виде великолепных двенадцати машинок. И совсем даже не беда, что у одной из них имеются поломки в виде отваливающейся от кузова платформы и трещин на стеклах. Я любовно именую машинку эту «моей инвалидкой» и обещаю ей исключительный уход и заботу.
   Давно мне не было так хорошо, как сейчас. Катаю я свои машинки, глажу их и хочу даже на радостях расцеловать! Как же прекрасна все-таки жизнь!
 
   — Ну как прошла твоя первая международная встреча, надеюсь, плодотворно? — покровительственно и с улыбкой спросил меня дед, вышедший на кухонное крыльцо после законченного обеда. Он был явно в благодушном настроении, что особенно часто с ним случалось после приема пищи, и определенно хотел побеседовать со мной по поводу прошедшей встречи. Мои новые машинки он даже и не удостоил вниманием.
   — Да, дедушка, встреча прошла очень плодотворно, и мне было очень интересно и полезно встретиться с ребятами из Швеции.
   Не рискнул я все же откровенно похвастаться перед дедом прямыми результатами международной встречи в виде пластиковой коробки с ее содержимым. Отчасти из-за скромности и нежелания показаться дедушке хвастуном, а отчасти из-за смутного опасения на возможную его реакцию, которая могла оказаться совершенно отличной от моей.
   — Ну, что же, сейчас иди обедать, тем более что Таня уже на кухне, а после я с удовольствием выслушал бы твои наблюдения и впечатления от общения с представителями западных стран, — дедушка спустился с крыльца и направился к своему обычному месту за уличным столом с неизменной кипой газет в одной руке и радиоприемником фирмы «VEF» в другой.
   Схватив свой трофей, я стремительно побежал на кухню. Мне никогда не приходилось жаловаться на отсутствие аппетита, но в этот раз приглашение на обед я воспринял как совершенно ненужную потерю времени. Заветный пластмассовый ящик на всякий случай был положен под мою кровать, и я начал стремительно поглощать предлагаемые бабушкой еду и напитки со скоростью, опережающей все мои предыдущие рекорды. Ситуация стала еще более комичной от того, что внезапно возвратившийся на кухню за стаканом горячего чая дедушка увидел своего внука торопливо пьющим суп большими глотками из глубокой тарелки, притом что ложка для супа лежала рядом нетронутой. Дед был очень щепетилен в вопросах этикета и в частности в вопросах поведения за столом, и он явно не мог оставить незамеченной увиденную картину, которая так расходилась с его устоявшимися взглядами.
   — Фу ты, какое бескультурье, — с выражением легкого недоумения и с раздражением произнес он, — чтобы в нашей семье, и иметь такие первобытные привычки! Интересно, где же ты мог научиться так ужасно вести себя за столом, ведь пещерные люди, кажется, уже вымерли?
   Выбора у меня не оставалось, как совершенно без задней мысли сказать деду всю правду.
   — Этому я научился как раз в нашей семье, у папы!
   — У папы?? Но этого не может быть, — это просто невероятно. Ты, конечно же, шутишь!!!!
   — Совершенно не шучу, мы действительно иногда так едим, особенно когда торопимся, и по-моему это очень весело.
   — Если дела действительно соответствуют тому, что ты сказал, то это просто недопустимо!
   Дед определенно получил сокрушительный моральный нокаут и явно был в состоянии прострации. В его мозгу совершенно не могло уложиться, что единственный сын — человек с высшим образованием, прошедший его школу воспитания и которому бесчисленное количество раз приходилось бывать на торжествах и мероприятиях самого разного уровня, был способен на такое поведение.
   Зато к нашему с Таней удовольствию бабушка отнеслась к состоянию своего мужа с явным чувством юмора.
   — Ну все же, Петр, согласись, что не все, как ты, могут находиться за столом в состоянии напыщенного церемонного индюка, обвешенного салфетками. Вот ребята и дурачатся.
   Дед явно хотел осадить бабушку в свойственной ему категоричной форме, но, увидев на лицах своих оппонентов смешливое и радостное выражение, резко отмахнулся и с видом непоколебимого достоинства удалился на улицу с чашкой чая.
   — Делайте, что хотите, варвары!
   Мы дождались, пока дедушка отойдет на безопасное расстояние и радостно рассмеялись. Утереть нос деду — дело чрезвычайное, которое иногда удается только бабушке, и только благодаря ее своеобразному чувству юмора, против которого ее уважаемому и благовоспитанному супругу противопоставить совершенно нечего.
   — Но, Саша, неужели вы с папой так действительно едите? — бабушка продолжала смеяться, и мне даже показалось, что только что полученная информация о ее сыне и внуке привела ее в состояние искреннего восторга.
   Я тоже был вне себя от радости, меня переполняло чувство гордости за свою сопричастность к победе над незыблемым авторитетом нашей семьи.
   — Да, бабушка, мы иногда с папой дурачимся и даже наперегонки слизываем с тарелок манную кашу, совершенно без ложек. Правда я ему почти всегда проигрываю, потому что он взрослый, а я маленький, и у него язык длиннее.
   — Только, пожалуйста, не говори этого дедушке, а то он и так, похоже, расстроился. Как бы твоему папе не пришлось поплатиться за твою честность на ближайших выходных.
   — Понял, не скажу.
 
   Я уже допивал компот, когда с улицы раздался властный и громкий голос деда, напоминающий о том, кто есть главный в нашей семье, и однозначно дающий понять, что шутки окончены.
   — Саша, подойди, пожалуйста, сюда, к тебе пришли.
   Сердце мое дрогнуло, интуиция подсказала, что случилось явно что-то неожиданное и не очень приятное. Я выбежал на улицу и обомлел: у верандного крыльца стоял и неуверенно переминался с ноги на ногу Александр Емельянович собственной персоной, да еще и в придачу со своими внуками, которых я мысленно уже отправил в Швецию. Близнецы же были как всегда спокойны и даже заулыбались, увидев вновь меня.
   — Саша, тут вот какое дело, — начал слегка виновато сосед, бегло переводя взгляд с земли то на меня, то на дедушку, — в общем, ребята уезжают домой, в Швецию, и пришли за своими игрушками.
   В воздухе повисла многозначительная и продолжительная пауза. Я молчал и стоял на крыльце, ощущая, что долго это продолжаться не может, но не мог решиться ни на какие действия.
   Все пропало, катастрофа! Я отчетливо понял, что проиграл и не имею ни малейшего шанса оставить мои дорогие, недавно обретенные машинки у себя. Как безжалостна судьба, которая так жестоко отбирает счастье у одного ребенка, чтобы не добавить ни капельки другим. Верил я еще недавно, что жизнь моя так прекрасна и замечательна, а теперь оказывается, что было это всего лишь моей фантазией.
   — Ну что же ты медлишь? Иди и принеси ребятам их игрушки!
   Ну вот, наконец, все и встало на свои места. Дедушкин голос вывел меня из оцепенения и окончательно вернул к действительности. Через несколько секунд я уже стоял на крыльце, крепко прижав к себе коробку, но так и не решаясь сразу передать ее законным владельцам.
   Решение было найдено автоматически. Сняв крышку с ящика, я начал медленно доставать машинки и бросать их попеременно Антосу и его брату.
   Ребята подумали, что это такая игра, и начали их ловить, подчиняясь установленным мною правилам. Почему я так поступил? Все очень просто: я прощался с каждой из двенадцати машинок по отдельности, и мне нужно было время для того, чтобы в последний раз взять их в руки, внимательно рассмотреть, погладить и, волею судьбы, навсегда расстаться с ними, передав в руки старых владельцев.