О том, как попали ко мне в руки три старинные книжицы, увидевшие свет еще в восемнадцатом-девятнадцатом столетиях, можно было бы написать целую приключенческую повесть, но это я сделаю как-нибудь в другой раз. А сейчас только скажу, что первой книжкой, прочитанной мной о бунте в Москве, стала весьма потрепанная брошюра ученого-топографа А.Ф. Шафонского «Описание моровой язвы, бывшей в столичном городе Москве с 1770 по 1772 гг.», вышедшая в 1775 году. Эту ветхую книжечку без обложки я нашел на чердаке заколоченного деревенского сруба в одной из брошенных деревень, что в Весьегонском районе тогда еще Калининской области. Самому мне тогда только-только исполнилось двадцать лет, и я любил участвовать вместе с друзьями в туристических походах по родным краям.
Гораздо позже мне в руки попали уникальные экземпляры прижизненных изданий доктора Самойловича. Это были «Трактат о рассечении лонного сочленения и о кесаревом сечении», а также книга, названная автором весьма длинно и даже по тем временам витиевато: «Способ наиудобнейший ко недопущению первоначально возникнуть оказавшейся где-либо промеж народом смертоносной язве заражаемой чуме». Причем первая книжечка являлась ничем иным, как диссертацией, написанной на мертвом латинском языке и изданной в Лейденском университете в Голландии в 1780 году. Вторая же книга являлась вторым томом из четырехтомника Самойловича, посвященного борьбе с чумой. Она увидела свет в городе Николаеве в 1803 году, то есть за два года до смерти ее автора.
Из этих антикварных изданий я многое почерпнул для своей работы, а главное, как мне показалось, сумел проникнуться той эпохой, в какой-то мере понять живших тогда людей.
Моя работа успешно продвигалась вперед, и я был бы вполне доволен и даже счастлив, если бы меня то и дело не отвлекали от нее. То какие-то люди, сославшись на шапочное знакомство, требовали их осмотреть и назначить им лечение, то звонили из разных медучреждений и приглашали меня на консультации, а то и просто вызывали в вузы и училища для того, чтобы я прочитал студентам и учащимся лекции. Все это выводило меня из душевного равновесия до тех пор, пока я не догадался отключить телефон.
Какое-то время меня никто не донимал и не доставал. Это были бы самые замечательные дни в моей жизни, если б не собственная жена, совсем свихнувшаяся со своими сектантами.
В один прекрасный день, когда у меня особенно ладилась работа, Лена заявила буквально следующее:
– Дорогой, я тебя люблю!
– Я тебя тоже, – ответил я, думая о том, как можно вообще противостоять страшной инфекции, если даже не знать ее особенностей, а ведь врачи прошлого, несмотря на огромные эпидемии, мало что знали о чуме. Они просто не успевали про нее ничего написать, поскольку умирали вместе со своими пациентами…
– Оторвись на секунду! – потребовала жена. – Нам надо очень серьезно поговорить.
– Да, да, я тебя тоже люблю, – повторил я.
Последняя моя фраза почему-то вызвала неадекватную реакцию со стороны Лены. Она ни с того ни с сего схватила вазу – антикварную вещь! – и запустила ею в меня. Хорошо еще, что попала в стенку над моей головой.
– Это еще что?! – строго спросил я, пытаясь вспомнить какую-то чрезвычайно важную мысль о первых микробиологических исследованиях, проводившихся Самойловичем.
– Я ухожу из дома! – закричала жена, зачем-то срывая штору с окна. – Живи со своими дурацкими книгами, потому что с людьми тебе жить нельзя!
«Весьма точное замечание», – отметил я про себя. Я вообще по своей натуре домосед. Терпеть не могу ходить в гости, в театры, на разные презентации и в любые другие места, где собирается сразу больше двух человек. Во-первых, большая вероятность подцепить от них какую-нибудь контакгиозную инфекцию, а во-вторых, все равно ведь ничего умного не скажут…
Лена тем временем продолжала портить мне настроение. Она схватила с книжной полки цветную фотографию, снятую во время совместного нашего путешествия в Грецию, и порвала ее в клочья.
– Ты что, с ума сошла? – спросил я. – Это же память о посещении развалин храма Афины Паллады!
– Все! – сказала она. – Закрой за мной дверь…
– Когда ты вернешься?
– Никогда!
Как же женщины любят оставлять последнее слово за собой в таких вот разговорах! Проговорив «никогда», Лена повернулась и ушла, прихватив с собой заранее собранный чемодан со своими вещами. Сделала она это настолько стремительно, что я даже не нашелся, что ей ответить, как удержать.
Когда я наконец смог подняться из-за рабочего стола, то Лены и след простыл. Я, правда, успел подойти к окну и краем глаза заметить красивую белую иномарку, в которую усаживалась моя жена. Помогал ей в этом какой-то невзрачный лощеный типчик в потертом джинсовом костюме. Мало того, что он был на целую голову ниже моей длинноногой жены, он еще страдал радикулитом. Это я сразу определил, как только его скрючило, когда он укладывал чемодан Лены в багажник.
«Ну и ну, – подумал я, качая головой. – Вот, значит, на кого ты меня променяла… Смешно!.. Как это поется? “Уходит женщина к другому, но неизвестно, кому повезло…” Кажется, так. Ну, ничего! Побегает, побегает и назад прибежит. Ничего. Будем ждать…»
Несколько успокоившись, я попытался снова усесться за работу, но до конца дня так и не смог как следует сосредоточиться.
«Наверное, я все-таки жуткий эгоист, – подумалось мне. – Несомненно, Лена права…»
Сейчас, по прошествии времени, припоминая события того дня, когда меня бросила Лена, я никак не могу взять в толк, почему не подумал о том, что ее уход может хоть каким-то образом быть связан с ее увлечениями последних месяцев? Я даже не заподозрил, что этот ее поступок специально спровоцирован сектантами. Таким образом секта, носившая название «Дети Шивы», как выяснилось позднее, открыла свой «сезон охоты»…
Выслушав доклад своих заместителей о текущих делах, я дал им несколько ценных указаний и совсем было уж собрался начать прием посетителей, каковых набралось без малого пятнадцать человек, как вдруг мое внимание привлекла передача, шедшая по телевизору, который работал в нашей комнате отдыха для персонала. Передача называлась «Криминальный патруль».
– В среду вечером обнаружен труп молодой женщины в ее собственной квартире, – вещал голос за кадром так, будто сообщал о котировке валют. – По мнению соседей, убийство мог совершить молодой мужчина приятной наружности, пришедший в гости к женщине во вторник вечером…
Когда я взглянул на экран, как раз показывали крупный план лица убитой. Это была Марина Кожедубова, работавшая медсестрой в моем медцентре. Кроме того, она являлась давней подругой моей жены. Не узнать Марину я просто не мог. Увиденное так потрясло меня, что я на какой-то миг лишился дара речи.
– …Особенностью этого преступления, как заметил следователь прокуратуры, является то, что жертва совершенно обескровлена, – закончил свой комментарий невидимый тележурналист.
«Криминальный патруль» рассказывал о задержании двоих рецидивистов, подозреваемых в совершении грабежей в районе аэропорта Шереметьево-2, но я этого слушать уже не мог. В голове у меня стучалась одна и та же страшная мысль: а что, если и с Леной случится такое же?.. Ведь именно Марина Кожедубова втянула несколько месяцев назад мою жену в эту чертову секту. Обескровленное тело… А вдруг этим сектантам понадобилась человеческая кровь для исполнения каких-то своих ритуалов? Значит, они и с моей Леной могут поступить вот так же!..
Нет, ни о какой работе я больше не мог думать. Отменив прием больных, я устроил хорошую нахлобучку одному из своих замов за то, что он вовремя не сообщил мне об отсутствии на работе медсестры Кожедубовой, а затем, припомнив, что у моей общительной супруги была еще одна близкая подруга, с которой она дружила еще со школы, помчался к ней домой. По дороге я вспомнил и то, что Вика Сергеева тоже имела прямое отношение к секте «Дети Шивы». Прямо все бабы помешались на этих чертовых сектантах!
Домохозяйка Вика проживала вместе с мужем, двумя детьми и тремя собаками в шестнадцатиэтажной башне неподалеку от гостиницы «Космос». Как у нее хватало времени на регулярные посиделки в общине «Дети Шивы», этого я до сих пор понять не могу. Ну, о своей жене я уже и не говорю. Она-то у меня человек достаточно свободный. С последней работы уволилась год назад и больше никуда устраиваться не пожелала. Да я, естественно, и не настаивал.
Оставив свой жигуленок у подъезда, я вошел в дом и, поднявшись в лифте до шестнадцатого этажа, позвонил в дверь квартиры Сергеевых. Мне открыли без промедления. На пороге стояла свежая после утреннего душа Вика в коротком халатике, накинутом на голое тело.
– Это ты? – почему-то не удивилась она. – Погоди, я собак запру в Мишином кабинете…
Я вообще-то хорошо отношусь к собакам, но с тремя королевскими догами мраморного окраса, живущими у Сергеевых, предпочитаю не встречаться. Это небезопасно. И не потому, что они злые. Они чересчур игривые. Когда видят меня, норовят тут же сбить с ног на пол и обслюнявить все лицо. А я, признаться, этого терпеть не могу.
Заперев собак, Вика снова открыла входную дверь и пригласила меня пройти на кухню.
– Что случилось? – спросила она.
– Где твои дети? – вопросом на вопрос ответил я.
– У свекрови в деревне.
– Это хорошо.
– Так все-таки, что у тебя произошло? – настаивала Вика.
– Будто сама не знаешь. Лена ушла, – сказал я и как-то по-детски всхлипнул. – Ты не знаешь, где находится штаб-квартира «Детей Шивы»? Ты ведь тоже посещаешь их собрания…
– Но у них нет штаб-квартиры! – воскликнула Вика.
– А что же у них есть? Где они охмуряют бедных заблудших женщин, которые бросают из-за них свои семьи, оставляют мужей?..
– Не говори глупостей!
– Ну, конечно! Все, что я говорю, это глупости! Все, что я делаю, это тоже никому не нужно! Вы добиваетесь только того, чтобы ваши мужья сидели у вас под каблучком и не проявляли самостоятельности. Хорошенькое дело! В этом вы не оригинальны. Об этом мечтают все жены во всем мире… Но со мной этот номер не пройдет! Не выйдет, дорогие мои! Я не позволю!..
Чего «не позволю», я договорить не успел, поскольку меня прервал дикий лай псов, которых потревожил мой слишком резкий тон.
– Тихо! Молчать! – успокоила своих кабыздохов Вика и обратилась ко мне: – А что ты хотел? Тебе не нужна жена, тебе вообще никто не нужен! Кто бедная Лена у тебя в доме? Прислуга! У нее даже по твоей милости детей нет…
– Она сама не хочет! – попытался я вставить хоть слово, но Вика уже не могла остановиться, ее понесло.
– Вы же с ней до сих пор даже не расписаны! Что? Не нашел время сходить в ЗАГС? Она страдала, мучалась от неопределенности ваших отношений!
– Жили не хуже других, а штамп в паспорте – это не самое главное! – огрызнулся я.
– В общем, с тобой все ясно. Ты, Знаменский, кретин, каких еще свет не видывал!.. Это я тебе от Лены официально передаю. Ее слова.
– Вы сами дуры! – вскричал я, но рычание собак из кабинета Михаила заставило меня снова заговорить на полтона ниже. – Ты знаешь, что произошло с Мариной Кожедубовой? Ее убили вчера в ее собственной квартире… Телевизор надо смотреть!
– Да ты что? – ахнула Вика. – Этого не может быть!
– Подозрение падает на ваших сектантов, – схитрил я. – Ты хочешь, чтобы они так же расправились с Леной, а потом взялись и за тебя?
– Что ты несешь? «Дети Шивы» – это божественное откровение, это любовь к каждой букашке, это…
– Короче, Вика! Если не хочешь стать пособницей убийц, то немедленно выкладывай адрес, где обитает тот хлюст, который увез Лену на белой иномарке! – проговорил я с таким напором, что Сергеева не устояла.
– Так тебе его адрес нужен? Так бы сразу и сказал! Вот тебе адрес: улица Плющиха, дом… Извини, не помню номера дома. Но его легко отыскать. Там раньше находилась средняя школа или ПТУ, в общем, трехэтажное типовое здание. Напротив строящегося жилого дома. Сразу узнаешь.
Когда я подошел к входным дверям без всякой вывески и назвал свое имя в переговорное устройство, двери сразу распахнулись, как будто меня здесь очень ждали. Кстати, похоже на то, что действительно ждали, подобное умозаключение я могу сделать хотя бы потому, что в прихожей – небольшой проходной комнате – меня поджидал тот самый типчик, что увез мою жену. При более близком рассмотрении я открыл для себя, что этот коротышка ко всему прочему еще и мулат, на лицо которого нанесено не меньше килограмма отбеливателей, чтобы скрыть его темный цвет кожи.
– Александр Григорьевич Знаменский? – спросил он каким-то приторно-сладким голосом.
– Значит, вы хорошо знаете тех мужей, у которых уводите жен?! – вскричал я, но тут же взял себя в руки.
– Очень приятно! – не обращая внимания на мой тон, произнес мулат. – А меня величают Владимир Аликаимович Нгомо, но для друзей я просто Владимир Аликович…
В тоне этого человека, в его глазах было что-то завораживающее, как у удава, гипнотизирующего кролика.
– Где моя жена?.. – попытался заорать я что было мочи, но что-то во мне самом помешало этому, и я задал вопрос вполголоса.
– Все в порядке, Александр Григорьевич. Вы увидите свою жену, непременно увидите. Она чувствует себя прекрасно. Ей у нас очень нравится. Пойдемте ко мне и там побеседуем. Мне так приятно вас видеть у себя!..
На его любезные слова я не нашелся, что ответить, хоть и попытался убедить себя: «Не верь!» Весь мой боевой задор, который я копил и берег еще со вчерашнего дня, рассосался мгновенно, как гематома под воздействием умелого целителя.
Мулат Нгомо провел меня по путанице каких-то узких коридоров, по которым я, возвращаясь один, вряд ли нашел бы дорогу назад, несмотря на свою в общем-то хорошую зрительную память. Что меня еще насторожило в этой прогулке? То, что на нашем пути не встретилось ни одной живой души, будто бы люди, работавшие здесь, оповещенные заранее, в ужасе разбегались при нашем приближении. В конце концов Нгомо завел меня в полутемное помещение с занавешенными окнами и, не включая свет, уселся на вращающийся винтовой стул, напоминавший большой гриб-боровик с плоской шляпкой сиденья. Меня он сесть не пригласил. Видимо, в его планы не входило задерживать меня здесь слишком долго. Да, собственно, сидеть-то было и негде, поскольку в этом помещении находился всего-навсего один стул.
– Прошу взглянуть вот сюда! – указал он на стену справа от входа и при этом щелкнул каким-то тумблером на пульте управления, появившемся у него в руке.
На моих глазах с обычной стеной произошла некая трансформация. Она как-то особенно истончилась и растворилась совсем, позволив ворваться в помещение потоку яркого света. Моим глазам открылся внутренний двор здания. Там играли, переливаясь всеми цветами радуги в солнечных лучах, струи фонтанов, цвели необычайно яркие цветы неведомых мне экзотических видов. В цветах копошились попугаи и какие-то совсем мелкие птахи типа колибри. В общем этот сад, разведенный во дворе, должен был, по-видимому, походить на райский Эдем, в котором имели счастье проживать прародители всего человечества до тех пор, пока не вкусили запретного плода.
Сначала я не заметил в цветнике людей, но, вглядевшись повнимательнее, увидел нескольких молодых женщин, устроившихся в одном из самых укромных уголков сада, затемненном кронами четырех деревьев, напоминавших пальмы, но с гораздо большим количеством листвы. Эти кроны создавали эффект своеобразного шатра, укрывавшего женщин от солнца.
Женщины расслабленно возлежали на коврах ручной работы, а рядом с ними находились подносы с разнообразными фруктами и восточными сладостями, кувшины с напитками. В общем, «Тысяча и одна ночь». Женщины грезили, находясь в состоянии медитации.
Неожиданно укромный уголок приблизился к нам, и я смог увидеть среди отдыхающих «нимф и пери» свою Лену. В этот момент она будто почувствовала, что я смотрю на нее, расслабленно приподнялась на ложе из мягких подушек и томно помахала кому-то рукой. Мне почему-то очень захотелось поверить, что приветствует она именно меня. Но нет, приветствовала она свою подругу Марину Кожедубову, которая появилась возле фонтанов и, сорвав цветок азалии, неторопливо направилась в ту сторону, где возлежали Лена и другие женщины.
И тут меня будто обухом по голове ударили. Кожедубова! Как она могла здесь оказаться? Она же мертва со среды… Это черт знает что! Выходит, я ошибся? И ее никто и пальцем не тронул? А кто же тогда убит? В «Криминальном патруле» врать не станут. Значит, убита какая-то другая женщина, только внешне похожая на Кожедубову. В конце концов, в той телепередаче не назвали убитую по фамилии. Да и живет Марина в другом конце города… Фу! Ну и дурак же я! Таких кретинов больше нет. Я последний!
Нгомо выключил свой «телевизор», и стена вернулась на прежнее место. А я, который никогда и ничему не верил, даже собственным глазам, подошел и потрогал стену рукой. Стена как стена! Вроде бы ничего особенного. Но я, честно сказать, плохо разбираюсь во всех этих электронных видеосистемах, и тут из меня эксперт, прямо скажем, никакой.
– Вы довольны, Александр Григорьевич? – опять обдал меня липкой патокой голос Нгомо. – Как видите, вашей жене здесь хорошо. У нее был нервный срыв, только и всего. Мы помогаем таким пациентам прийти в норму, снова ощутить все прелести жизни, радость бытия. Практически мы заново возвращаем их к жизни.
Гораздо позже мне в руки попали уникальные экземпляры прижизненных изданий доктора Самойловича. Это были «Трактат о рассечении лонного сочленения и о кесаревом сечении», а также книга, названная автором весьма длинно и даже по тем временам витиевато: «Способ наиудобнейший ко недопущению первоначально возникнуть оказавшейся где-либо промеж народом смертоносной язве заражаемой чуме». Причем первая книжечка являлась ничем иным, как диссертацией, написанной на мертвом латинском языке и изданной в Лейденском университете в Голландии в 1780 году. Вторая же книга являлась вторым томом из четырехтомника Самойловича, посвященного борьбе с чумой. Она увидела свет в городе Николаеве в 1803 году, то есть за два года до смерти ее автора.
Из этих антикварных изданий я многое почерпнул для своей работы, а главное, как мне показалось, сумел проникнуться той эпохой, в какой-то мере понять живших тогда людей.
Моя работа успешно продвигалась вперед, и я был бы вполне доволен и даже счастлив, если бы меня то и дело не отвлекали от нее. То какие-то люди, сославшись на шапочное знакомство, требовали их осмотреть и назначить им лечение, то звонили из разных медучреждений и приглашали меня на консультации, а то и просто вызывали в вузы и училища для того, чтобы я прочитал студентам и учащимся лекции. Все это выводило меня из душевного равновесия до тех пор, пока я не догадался отключить телефон.
Какое-то время меня никто не донимал и не доставал. Это были бы самые замечательные дни в моей жизни, если б не собственная жена, совсем свихнувшаяся со своими сектантами.
В один прекрасный день, когда у меня особенно ладилась работа, Лена заявила буквально следующее:
– Дорогой, я тебя люблю!
– Я тебя тоже, – ответил я, думая о том, как можно вообще противостоять страшной инфекции, если даже не знать ее особенностей, а ведь врачи прошлого, несмотря на огромные эпидемии, мало что знали о чуме. Они просто не успевали про нее ничего написать, поскольку умирали вместе со своими пациентами…
– Оторвись на секунду! – потребовала жена. – Нам надо очень серьезно поговорить.
– Да, да, я тебя тоже люблю, – повторил я.
Последняя моя фраза почему-то вызвала неадекватную реакцию со стороны Лены. Она ни с того ни с сего схватила вазу – антикварную вещь! – и запустила ею в меня. Хорошо еще, что попала в стенку над моей головой.
– Это еще что?! – строго спросил я, пытаясь вспомнить какую-то чрезвычайно важную мысль о первых микробиологических исследованиях, проводившихся Самойловичем.
– Я ухожу из дома! – закричала жена, зачем-то срывая штору с окна. – Живи со своими дурацкими книгами, потому что с людьми тебе жить нельзя!
«Весьма точное замечание», – отметил я про себя. Я вообще по своей натуре домосед. Терпеть не могу ходить в гости, в театры, на разные презентации и в любые другие места, где собирается сразу больше двух человек. Во-первых, большая вероятность подцепить от них какую-нибудь контакгиозную инфекцию, а во-вторых, все равно ведь ничего умного не скажут…
Лена тем временем продолжала портить мне настроение. Она схватила с книжной полки цветную фотографию, снятую во время совместного нашего путешествия в Грецию, и порвала ее в клочья.
– Ты что, с ума сошла? – спросил я. – Это же память о посещении развалин храма Афины Паллады!
– Все! – сказала она. – Закрой за мной дверь…
– Когда ты вернешься?
– Никогда!
Как же женщины любят оставлять последнее слово за собой в таких вот разговорах! Проговорив «никогда», Лена повернулась и ушла, прихватив с собой заранее собранный чемодан со своими вещами. Сделала она это настолько стремительно, что я даже не нашелся, что ей ответить, как удержать.
Когда я наконец смог подняться из-за рабочего стола, то Лены и след простыл. Я, правда, успел подойти к окну и краем глаза заметить красивую белую иномарку, в которую усаживалась моя жена. Помогал ей в этом какой-то невзрачный лощеный типчик в потертом джинсовом костюме. Мало того, что он был на целую голову ниже моей длинноногой жены, он еще страдал радикулитом. Это я сразу определил, как только его скрючило, когда он укладывал чемодан Лены в багажник.
«Ну и ну, – подумал я, качая головой. – Вот, значит, на кого ты меня променяла… Смешно!.. Как это поется? “Уходит женщина к другому, но неизвестно, кому повезло…” Кажется, так. Ну, ничего! Побегает, побегает и назад прибежит. Ничего. Будем ждать…»
Несколько успокоившись, я попытался снова усесться за работу, но до конца дня так и не смог как следует сосредоточиться.
«Наверное, я все-таки жуткий эгоист, – подумалось мне. – Несомненно, Лена права…»
Сейчас, по прошествии времени, припоминая события того дня, когда меня бросила Лена, я никак не могу взять в толк, почему не подумал о том, что ее уход может хоть каким-то образом быть связан с ее увлечениями последних месяцев? Я даже не заподозрил, что этот ее поступок специально спровоцирован сектантами. Таким образом секта, носившая название «Дети Шивы», как выяснилось позднее, открыла свой «сезон охоты»…
* * *
А утром в четверг я прибыл в медицинский центр, главным врачом которого являюсь. Именно по четвергам я проводил совещания и принимал больных. Все остальные дни недели коллектив опытных сотрудников в центре «Панацея» преспокойно обходился без моего присутствия, и это меня вполне устраивало.Выслушав доклад своих заместителей о текущих делах, я дал им несколько ценных указаний и совсем было уж собрался начать прием посетителей, каковых набралось без малого пятнадцать человек, как вдруг мое внимание привлекла передача, шедшая по телевизору, который работал в нашей комнате отдыха для персонала. Передача называлась «Криминальный патруль».
– В среду вечером обнаружен труп молодой женщины в ее собственной квартире, – вещал голос за кадром так, будто сообщал о котировке валют. – По мнению соседей, убийство мог совершить молодой мужчина приятной наружности, пришедший в гости к женщине во вторник вечером…
Когда я взглянул на экран, как раз показывали крупный план лица убитой. Это была Марина Кожедубова, работавшая медсестрой в моем медцентре. Кроме того, она являлась давней подругой моей жены. Не узнать Марину я просто не мог. Увиденное так потрясло меня, что я на какой-то миг лишился дара речи.
– …Особенностью этого преступления, как заметил следователь прокуратуры, является то, что жертва совершенно обескровлена, – закончил свой комментарий невидимый тележурналист.
«Криминальный патруль» рассказывал о задержании двоих рецидивистов, подозреваемых в совершении грабежей в районе аэропорта Шереметьево-2, но я этого слушать уже не мог. В голове у меня стучалась одна и та же страшная мысль: а что, если и с Леной случится такое же?.. Ведь именно Марина Кожедубова втянула несколько месяцев назад мою жену в эту чертову секту. Обескровленное тело… А вдруг этим сектантам понадобилась человеческая кровь для исполнения каких-то своих ритуалов? Значит, они и с моей Леной могут поступить вот так же!..
Нет, ни о какой работе я больше не мог думать. Отменив прием больных, я устроил хорошую нахлобучку одному из своих замов за то, что он вовремя не сообщил мне об отсутствии на работе медсестры Кожедубовой, а затем, припомнив, что у моей общительной супруги была еще одна близкая подруга, с которой она дружила еще со школы, помчался к ней домой. По дороге я вспомнил и то, что Вика Сергеева тоже имела прямое отношение к секте «Дети Шивы». Прямо все бабы помешались на этих чертовых сектантах!
Домохозяйка Вика проживала вместе с мужем, двумя детьми и тремя собаками в шестнадцатиэтажной башне неподалеку от гостиницы «Космос». Как у нее хватало времени на регулярные посиделки в общине «Дети Шивы», этого я до сих пор понять не могу. Ну, о своей жене я уже и не говорю. Она-то у меня человек достаточно свободный. С последней работы уволилась год назад и больше никуда устраиваться не пожелала. Да я, естественно, и не настаивал.
Оставив свой жигуленок у подъезда, я вошел в дом и, поднявшись в лифте до шестнадцатого этажа, позвонил в дверь квартиры Сергеевых. Мне открыли без промедления. На пороге стояла свежая после утреннего душа Вика в коротком халатике, накинутом на голое тело.
– Это ты? – почему-то не удивилась она. – Погоди, я собак запру в Мишином кабинете…
Я вообще-то хорошо отношусь к собакам, но с тремя королевскими догами мраморного окраса, живущими у Сергеевых, предпочитаю не встречаться. Это небезопасно. И не потому, что они злые. Они чересчур игривые. Когда видят меня, норовят тут же сбить с ног на пол и обслюнявить все лицо. А я, признаться, этого терпеть не могу.
Заперев собак, Вика снова открыла входную дверь и пригласила меня пройти на кухню.
– Что случилось? – спросила она.
– Где твои дети? – вопросом на вопрос ответил я.
– У свекрови в деревне.
– Это хорошо.
– Так все-таки, что у тебя произошло? – настаивала Вика.
– Будто сама не знаешь. Лена ушла, – сказал я и как-то по-детски всхлипнул. – Ты не знаешь, где находится штаб-квартира «Детей Шивы»? Ты ведь тоже посещаешь их собрания…
– Но у них нет штаб-квартиры! – воскликнула Вика.
– А что же у них есть? Где они охмуряют бедных заблудших женщин, которые бросают из-за них свои семьи, оставляют мужей?..
– Не говори глупостей!
– Ну, конечно! Все, что я говорю, это глупости! Все, что я делаю, это тоже никому не нужно! Вы добиваетесь только того, чтобы ваши мужья сидели у вас под каблучком и не проявляли самостоятельности. Хорошенькое дело! В этом вы не оригинальны. Об этом мечтают все жены во всем мире… Но со мной этот номер не пройдет! Не выйдет, дорогие мои! Я не позволю!..
Чего «не позволю», я договорить не успел, поскольку меня прервал дикий лай псов, которых потревожил мой слишком резкий тон.
– Тихо! Молчать! – успокоила своих кабыздохов Вика и обратилась ко мне: – А что ты хотел? Тебе не нужна жена, тебе вообще никто не нужен! Кто бедная Лена у тебя в доме? Прислуга! У нее даже по твоей милости детей нет…
– Она сама не хочет! – попытался я вставить хоть слово, но Вика уже не могла остановиться, ее понесло.
– Вы же с ней до сих пор даже не расписаны! Что? Не нашел время сходить в ЗАГС? Она страдала, мучалась от неопределенности ваших отношений!
– Жили не хуже других, а штамп в паспорте – это не самое главное! – огрызнулся я.
– В общем, с тобой все ясно. Ты, Знаменский, кретин, каких еще свет не видывал!.. Это я тебе от Лены официально передаю. Ее слова.
– Вы сами дуры! – вскричал я, но рычание собак из кабинета Михаила заставило меня снова заговорить на полтона ниже. – Ты знаешь, что произошло с Мариной Кожедубовой? Ее убили вчера в ее собственной квартире… Телевизор надо смотреть!
– Да ты что? – ахнула Вика. – Этого не может быть!
– Подозрение падает на ваших сектантов, – схитрил я. – Ты хочешь, чтобы они так же расправились с Леной, а потом взялись и за тебя?
– Что ты несешь? «Дети Шивы» – это божественное откровение, это любовь к каждой букашке, это…
– Короче, Вика! Если не хочешь стать пособницей убийц, то немедленно выкладывай адрес, где обитает тот хлюст, который увез Лену на белой иномарке! – проговорил я с таким напором, что Сергеева не устояла.
– Так тебе его адрес нужен? Так бы сразу и сказал! Вот тебе адрес: улица Плющиха, дом… Извини, не помню номера дома. Но его легко отыскать. Там раньше находилась средняя школа или ПТУ, в общем, трехэтажное типовое здание. Напротив строящегося жилого дома. Сразу узнаешь.
* * *
Старинный трехэтажный дом из красного кирпича я нашел без большого труда, поскольку Вика довольно точно описала его, да и другого подобного здания на Плющихе все равно не было.Когда я подошел к входным дверям без всякой вывески и назвал свое имя в переговорное устройство, двери сразу распахнулись, как будто меня здесь очень ждали. Кстати, похоже на то, что действительно ждали, подобное умозаключение я могу сделать хотя бы потому, что в прихожей – небольшой проходной комнате – меня поджидал тот самый типчик, что увез мою жену. При более близком рассмотрении я открыл для себя, что этот коротышка ко всему прочему еще и мулат, на лицо которого нанесено не меньше килограмма отбеливателей, чтобы скрыть его темный цвет кожи.
– Александр Григорьевич Знаменский? – спросил он каким-то приторно-сладким голосом.
– Значит, вы хорошо знаете тех мужей, у которых уводите жен?! – вскричал я, но тут же взял себя в руки.
– Очень приятно! – не обращая внимания на мой тон, произнес мулат. – А меня величают Владимир Аликаимович Нгомо, но для друзей я просто Владимир Аликович…
В тоне этого человека, в его глазах было что-то завораживающее, как у удава, гипнотизирующего кролика.
– Где моя жена?.. – попытался заорать я что было мочи, но что-то во мне самом помешало этому, и я задал вопрос вполголоса.
– Все в порядке, Александр Григорьевич. Вы увидите свою жену, непременно увидите. Она чувствует себя прекрасно. Ей у нас очень нравится. Пойдемте ко мне и там побеседуем. Мне так приятно вас видеть у себя!..
На его любезные слова я не нашелся, что ответить, хоть и попытался убедить себя: «Не верь!» Весь мой боевой задор, который я копил и берег еще со вчерашнего дня, рассосался мгновенно, как гематома под воздействием умелого целителя.
Мулат Нгомо провел меня по путанице каких-то узких коридоров, по которым я, возвращаясь один, вряд ли нашел бы дорогу назад, несмотря на свою в общем-то хорошую зрительную память. Что меня еще насторожило в этой прогулке? То, что на нашем пути не встретилось ни одной живой души, будто бы люди, работавшие здесь, оповещенные заранее, в ужасе разбегались при нашем приближении. В конце концов Нгомо завел меня в полутемное помещение с занавешенными окнами и, не включая свет, уселся на вращающийся винтовой стул, напоминавший большой гриб-боровик с плоской шляпкой сиденья. Меня он сесть не пригласил. Видимо, в его планы не входило задерживать меня здесь слишком долго. Да, собственно, сидеть-то было и негде, поскольку в этом помещении находился всего-навсего один стул.
– Прошу взглянуть вот сюда! – указал он на стену справа от входа и при этом щелкнул каким-то тумблером на пульте управления, появившемся у него в руке.
На моих глазах с обычной стеной произошла некая трансформация. Она как-то особенно истончилась и растворилась совсем, позволив ворваться в помещение потоку яркого света. Моим глазам открылся внутренний двор здания. Там играли, переливаясь всеми цветами радуги в солнечных лучах, струи фонтанов, цвели необычайно яркие цветы неведомых мне экзотических видов. В цветах копошились попугаи и какие-то совсем мелкие птахи типа колибри. В общем этот сад, разведенный во дворе, должен был, по-видимому, походить на райский Эдем, в котором имели счастье проживать прародители всего человечества до тех пор, пока не вкусили запретного плода.
Сначала я не заметил в цветнике людей, но, вглядевшись повнимательнее, увидел нескольких молодых женщин, устроившихся в одном из самых укромных уголков сада, затемненном кронами четырех деревьев, напоминавших пальмы, но с гораздо большим количеством листвы. Эти кроны создавали эффект своеобразного шатра, укрывавшего женщин от солнца.
Женщины расслабленно возлежали на коврах ручной работы, а рядом с ними находились подносы с разнообразными фруктами и восточными сладостями, кувшины с напитками. В общем, «Тысяча и одна ночь». Женщины грезили, находясь в состоянии медитации.
Неожиданно укромный уголок приблизился к нам, и я смог увидеть среди отдыхающих «нимф и пери» свою Лену. В этот момент она будто почувствовала, что я смотрю на нее, расслабленно приподнялась на ложе из мягких подушек и томно помахала кому-то рукой. Мне почему-то очень захотелось поверить, что приветствует она именно меня. Но нет, приветствовала она свою подругу Марину Кожедубову, которая появилась возле фонтанов и, сорвав цветок азалии, неторопливо направилась в ту сторону, где возлежали Лена и другие женщины.
И тут меня будто обухом по голове ударили. Кожедубова! Как она могла здесь оказаться? Она же мертва со среды… Это черт знает что! Выходит, я ошибся? И ее никто и пальцем не тронул? А кто же тогда убит? В «Криминальном патруле» врать не станут. Значит, убита какая-то другая женщина, только внешне похожая на Кожедубову. В конце концов, в той телепередаче не назвали убитую по фамилии. Да и живет Марина в другом конце города… Фу! Ну и дурак же я! Таких кретинов больше нет. Я последний!
Нгомо выключил свой «телевизор», и стена вернулась на прежнее место. А я, который никогда и ничему не верил, даже собственным глазам, подошел и потрогал стену рукой. Стена как стена! Вроде бы ничего особенного. Но я, честно сказать, плохо разбираюсь во всех этих электронных видеосистемах, и тут из меня эксперт, прямо скажем, никакой.
– Вы довольны, Александр Григорьевич? – опять обдал меня липкой патокой голос Нгомо. – Как видите, вашей жене здесь хорошо. У нее был нервный срыв, только и всего. Мы помогаем таким пациентам прийти в норму, снова ощутить все прелести жизни, радость бытия. Практически мы заново возвращаем их к жизни.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента