Страница:
Александр Максимович Турин – тренер Стрешнева – отличался глубокими познаниями в области Священного Писания и часто использовал их в своей воспитательной работе со спортсменами. Узнав, что врачи предупредили Аркадия о невозможности его возвращения в большой спорт после автокатастрофы и что тот пустился во все тяжкие, нарушая режим, Турин приехал к нему домой и рассказал о святом пророке Науме, жившем во второй половине царствования иудейского царя Езекии в 745—714 годах до Рождества Христова. «Знаешь, чем знаменит пророк Наум? – спросил он у подвыпившего любимца. – Да тем, что выдал предсказание о падении и погибели хорошо укрепленного города Ниневии – главного города Ассирийского царства. Таким образом, Наум повторил грозное пророчество, которое уже было изречено ранее пророком Ионою. Его исполнение не было отменено, а только отсрочено. Чтоб ты знал, ниневитяне, покаявшись на малое время после проповеди пророка Ионы и, видя, что его пророчество не сбылось, снова обратились к прежним своим злым делам, стали, как и ты, пить, курить, ругаться нехорошими словами. Я уж не говорю про продажную любовь! Этим горожане Ниневии снова оскорбили и прогневили Бога, который и так долго терпел их выходки. Знаешь, чем дело кончилось? Тем, что Ниневия погибла от воды и огня, как и предсказал Наум. Город три года держал оборону против войск царя мидийского и царя вавилонского, но в шестисотом году до Рождества Христова пал из-за разлива реки Тигр, подмывшей городские стены, чем поспешили воспользоваться враги. Они вошли в город и разрушили его до основания. Правил Ниневией тогда, чтоб ты знал, царь Сарданапал, который, отчаявшись и боясь плена, повелел сложить в самом дворце большой костер, собрал туда все свои сокровища и сжег себя вместе со всеми наложницами. Уловил смысл?..» Понял тренера Аркадий только на следующее утро, когда протрезвел. Может, не совсем понял, но в общих чертах все уловил. Поразмышляв над рассказом Турина, он пришел к выводу, что Бога гневить нельзя. Надо жить достойно. И пускай из него не выйдет хорошего спортсмена, зато может получиться неплохой военный врач. Тогда же он решил поступать в Военно-медицинскую академию имени Кирова.
Воспоминания исчезли как-то сразу, мгновенно, когда на колонну спикировали два «Миража F-1AZ» ВВС ЮАР, возвращавшиеся после очередной бомбардировки моста в районе Куиту-Куанавале. И хотя боезапас у них, видимо, был на исходе, самолеты не отказали себе в удовольствии пройтись на бреющем полете вдоль колонны, расстреливая из пушек и пулеметов машины с хорошо различимыми красными крестами на крышах...
Потеряв две санитарные машины и один БТР сопровождения, госпитальная колонна достигла места назначения в указанные сроки, после чего весь медицинский и обслуживающий персонал приступил к развертыванию палаток и оборудованию госпиталя на новом месте – под прикрытием высоченных пальм на берегу реки.
А совсем рядом, в двух-трех километрах от нового лагеря военных медиков, располагался тот самый «чертов мост», над которым в настоящий момент кружили самолеты ВВС ЮАР, сбрасывая на него следующую порцию авиабомб. Но вот один из «Миражей» в небе задымил, резко пошел на снижение и взорвался прямо над госпиталем, превратившись в большой огненный шар. Несмотря на то что обломки сбитого самолета упали вблизи медицинских палаток, все, кто там находился, и раненые и здоровые, радовались так, будто уничтожили этот вражеский самолет собственноручно.
Поздним вечером в жилую двухместную палатку Стрешнева наведался подполковник Санчес-Романтеев, тот самый Федор Аверьянович – «советник по разведке и контрразведке», которого Аркадий считал «добрым хитрованом, рядящимся в шкуру простецкого парня». За плечами у контрразведчика был потертый от времени вещмешок, в котором что-то аппетитно позванивало и булькало.
– Ты, того-самого, – прохрипел малорослый мужчина, который все время еще и сутулился, будто хотел всегда оставаться незаметным, снимая с плеч мешок, – на стол накрой. Требуется твоя... нет, ваша, медицинская консультация. Как говорится, боль врача ищет.
– Сначала дело, а потом посиделки, – веско ответил Аркадий, вставая с походной койки, на которой лежал поверх одеяла до визита Романтеева. Приход контрразведчика его не слишком обрадовал.
– А где майор Винсан? – кивнув на соседнюю раскладушку, поинтересовался Федор Аверьянович.
– На дежурстве в приемном отделении.
– Да, там не соскучишься, – сочувственно покивал головой подполковник, начиная снимать с себя верхнее обмундирование и продолжая путаться в обращении к хирургу на «ты» или на «вы». – Вы, того самого... обрати внимание на эту дрянь у меня на спине. Нашел? Под правой лопаткой...
– Воспаленная атерома, – сразу выдал свой диагноз хирург. – Надо оперировать!
– Надо-то надо... Того-самого! Да только мне ее уже дважды оперировали в нашей спецполиклиннике в Москве. Ну и что? Хватает максимум на два-три месяца, а потом все по новой. Понимаешь, выделяется из нее какой-то червяк...
– Вы скажете тоже, «червяк», – усмехнулся Стрешнев. – Просто нарушается под кожей жировой обмен, протоки потовых желез забиваются и секрет капсулируется, а когда его переизбыток, начинает разлагаться и нарывать, то...
– Точно! Так распирает, что хоть волком вой. Пока кто-нибудь не вскроет и не отсосет... В смысле, не выдавит «червяка», просто места себе не нахожу. Сам-то я туда дотянуться никак не могу! Руки, понимаешь, коротковаты. Жена помогает, когда рядом. А когда жены нет, то...
– Понятно. Неуспех предыдущих оперативных вмешательств обусловлен тем, что плохо вычистили проблемный участок. Тут нельзя оставлять даже споры этого жировика...
– И ты того-самого... вы абсолютно правы! – перебил врача контрразведчик. – Но самое интересное, что эта гадость началась у меня еще во время службы в Туркмении. Там же жара хуже, чем здесь. Опять же питьевой режим. Вот в чем загвоздка! Хотя здесь, в Африке, еще хуже...
– Надо оперировать! – подвел итог капитан медицинской службы.
– Как только, так сразу, – согласился Романтеев, надевая обмундирование. – Только вот, того-самого, разгребу ворох своих дел и сразу к вам на операционный стол. За этим дело не станет.
– Что будем пить? – взял быка за рога Аркадий. – Чай, кофе, медицинский спирт?
– Нет. У меня тут все с собой. Хорошая водка и закуска прямо из Москвы от Елисеева. Кстати, вы знакомы, того-самого, с Елисеевым?
– Не имел чести, – пожал плечами Стрешнев, расставляя на прикроватной тумбочке оловянные кружки и другую посуду. Потом, подержав в руках бутылку водки, восхищенно поцокал языком: – О! «Столичная»! Это штука знатная.
– Ну да, ты же у нас будешь уроженец Ленинградской области. А Елисеев – штучка московская. Был такой купец в Москве еще той, дореволюционной. Стало быть, он-то в самом центре столицы и организовал большой хороший магазин. Его до сих пор москвичи называют «Елисеевским».
– Да, я что-то об этом слышал.
– Наливай по первой! – как старший по званию приказал подполковник. – А закусим балычком на черном хлебушке... Дефицит, между прочим, даже для Москвы.
– В Ленинграде черный хлеб называют просто хлебом, а белый – булкой... – заметил Аркадий.
– Эх, мать его, как приятно вспомнить про Родину, когда от нее далеко-далече, – вздохнул Романтеев и поднес кружку с водкой ко рту.
Они выпили по первой, закусили.
Стрешнев посидел немного с закрытыми глазами, вспоминая подзабытый вкус русской водки, – ведь последнее время пить в основном доводилось только ром да джин, не считая, конечно, неразбавленный медицинский спирт.
«Хорошо сидим, – подумалось ему. – Прямо как с Игорьком в курсантском общежитии. Добрые старые времена в академии! Но нет, брат, шалишь! – настраиваясь на критический лад, сказал себе Аркадий. – Не только из-за атеромы приперся ко мне этот Романтеев. Что-то ему от меня еще нужно. Вот только что именно?»
– Ну что, того-самого, после первой и второй перерывчик небольшой? – улыбнулся подполковник, беря в руку бутылку и теперь самостоятельно разливая ее содержимое по кружкам. Однако сразу пить не стал. Захотел что-то рассказать собутыльнику. – Видал, как бомбят мост? Того-самого, есть сведения, что в Претории порешили закупить у америкосов новейшие бомбы, которые те, в свою очередь, приобрели во Франции. Называются эти бомбы «Дю-ран-даль», – по слогам произнес Федор Аверьянович. – Тьфу на них! Язык сломаешь. Они куда эффективнее обычных фугасных бомб и предназначены для приведения в негодность взлетных полос на военных аэродромах. Одна такая двухсоткилограммовая зараза спокойно пробивает бетонное покрытие и взрывается на глубине, образуя большую воронку и вздыбливая поверхность земли на довольно большом расстоянии. Так вот, в Претории хотят с помощью такой дуры взорвать наш мост. Там старинные каменные опоры, быки, возведенные еще португальцами, и никто из инженеров до сих пор толком понять не может, чем там каменюки эти скреплялись, каким таким раствором. Секрет, видишь ты, утрачен. Но раствор тот стойкий, доложу я тебе, и обычной взрывчаткой его хрен возьмешь. Ну, вздрогнули!
Выпили по второй.
– Жарко здесь до чертиков! – наливая по третьей, пожаловался подполковник. – Ты сам-то как эту хренову жару переносишь?
– Как в танке, – зачем-то брякнул Аркадий, решив, что и ему пора рассказать что-нибудь в свою очередь. – Вы что-нибудь слышали про «холодных людей», которые подобную жару вообще на дух не переносят? Мне в свое время пришлось заниматься одним таким человеком на Байконуре. Я служил там в госпитале ракетных войск стратегического назначения.
Воспоминания исчезли как-то сразу, мгновенно, когда на колонну спикировали два «Миража F-1AZ» ВВС ЮАР, возвращавшиеся после очередной бомбардировки моста в районе Куиту-Куанавале. И хотя боезапас у них, видимо, был на исходе, самолеты не отказали себе в удовольствии пройтись на бреющем полете вдоль колонны, расстреливая из пушек и пулеметов машины с хорошо различимыми красными крестами на крышах...
Потеряв две санитарные машины и один БТР сопровождения, госпитальная колонна достигла места назначения в указанные сроки, после чего весь медицинский и обслуживающий персонал приступил к развертыванию палаток и оборудованию госпиталя на новом месте – под прикрытием высоченных пальм на берегу реки.
А совсем рядом, в двух-трех километрах от нового лагеря военных медиков, располагался тот самый «чертов мост», над которым в настоящий момент кружили самолеты ВВС ЮАР, сбрасывая на него следующую порцию авиабомб. Но вот один из «Миражей» в небе задымил, резко пошел на снижение и взорвался прямо над госпиталем, превратившись в большой огненный шар. Несмотря на то что обломки сбитого самолета упали вблизи медицинских палаток, все, кто там находился, и раненые и здоровые, радовались так, будто уничтожили этот вражеский самолет собственноручно.
Поздним вечером в жилую двухместную палатку Стрешнева наведался подполковник Санчес-Романтеев, тот самый Федор Аверьянович – «советник по разведке и контрразведке», которого Аркадий считал «добрым хитрованом, рядящимся в шкуру простецкого парня». За плечами у контрразведчика был потертый от времени вещмешок, в котором что-то аппетитно позванивало и булькало.
– Ты, того-самого, – прохрипел малорослый мужчина, который все время еще и сутулился, будто хотел всегда оставаться незаметным, снимая с плеч мешок, – на стол накрой. Требуется твоя... нет, ваша, медицинская консультация. Как говорится, боль врача ищет.
– Сначала дело, а потом посиделки, – веско ответил Аркадий, вставая с походной койки, на которой лежал поверх одеяла до визита Романтеева. Приход контрразведчика его не слишком обрадовал.
– А где майор Винсан? – кивнув на соседнюю раскладушку, поинтересовался Федор Аверьянович.
– На дежурстве в приемном отделении.
– Да, там не соскучишься, – сочувственно покивал головой подполковник, начиная снимать с себя верхнее обмундирование и продолжая путаться в обращении к хирургу на «ты» или на «вы». – Вы, того самого... обрати внимание на эту дрянь у меня на спине. Нашел? Под правой лопаткой...
– Воспаленная атерома, – сразу выдал свой диагноз хирург. – Надо оперировать!
– Надо-то надо... Того-самого! Да только мне ее уже дважды оперировали в нашей спецполиклиннике в Москве. Ну и что? Хватает максимум на два-три месяца, а потом все по новой. Понимаешь, выделяется из нее какой-то червяк...
– Вы скажете тоже, «червяк», – усмехнулся Стрешнев. – Просто нарушается под кожей жировой обмен, протоки потовых желез забиваются и секрет капсулируется, а когда его переизбыток, начинает разлагаться и нарывать, то...
– Точно! Так распирает, что хоть волком вой. Пока кто-нибудь не вскроет и не отсосет... В смысле, не выдавит «червяка», просто места себе не нахожу. Сам-то я туда дотянуться никак не могу! Руки, понимаешь, коротковаты. Жена помогает, когда рядом. А когда жены нет, то...
– Понятно. Неуспех предыдущих оперативных вмешательств обусловлен тем, что плохо вычистили проблемный участок. Тут нельзя оставлять даже споры этого жировика...
– И ты того-самого... вы абсолютно правы! – перебил врача контрразведчик. – Но самое интересное, что эта гадость началась у меня еще во время службы в Туркмении. Там же жара хуже, чем здесь. Опять же питьевой режим. Вот в чем загвоздка! Хотя здесь, в Африке, еще хуже...
– Надо оперировать! – подвел итог капитан медицинской службы.
– Как только, так сразу, – согласился Романтеев, надевая обмундирование. – Только вот, того-самого, разгребу ворох своих дел и сразу к вам на операционный стол. За этим дело не станет.
– Что будем пить? – взял быка за рога Аркадий. – Чай, кофе, медицинский спирт?
– Нет. У меня тут все с собой. Хорошая водка и закуска прямо из Москвы от Елисеева. Кстати, вы знакомы, того-самого, с Елисеевым?
– Не имел чести, – пожал плечами Стрешнев, расставляя на прикроватной тумбочке оловянные кружки и другую посуду. Потом, подержав в руках бутылку водки, восхищенно поцокал языком: – О! «Столичная»! Это штука знатная.
– Ну да, ты же у нас будешь уроженец Ленинградской области. А Елисеев – штучка московская. Был такой купец в Москве еще той, дореволюционной. Стало быть, он-то в самом центре столицы и организовал большой хороший магазин. Его до сих пор москвичи называют «Елисеевским».
– Да, я что-то об этом слышал.
– Наливай по первой! – как старший по званию приказал подполковник. – А закусим балычком на черном хлебушке... Дефицит, между прочим, даже для Москвы.
– В Ленинграде черный хлеб называют просто хлебом, а белый – булкой... – заметил Аркадий.
– Эх, мать его, как приятно вспомнить про Родину, когда от нее далеко-далече, – вздохнул Романтеев и поднес кружку с водкой ко рту.
Они выпили по первой, закусили.
Стрешнев посидел немного с закрытыми глазами, вспоминая подзабытый вкус русской водки, – ведь последнее время пить в основном доводилось только ром да джин, не считая, конечно, неразбавленный медицинский спирт.
«Хорошо сидим, – подумалось ему. – Прямо как с Игорьком в курсантском общежитии. Добрые старые времена в академии! Но нет, брат, шалишь! – настраиваясь на критический лад, сказал себе Аркадий. – Не только из-за атеромы приперся ко мне этот Романтеев. Что-то ему от меня еще нужно. Вот только что именно?»
– Ну что, того-самого, после первой и второй перерывчик небольшой? – улыбнулся подполковник, беря в руку бутылку и теперь самостоятельно разливая ее содержимое по кружкам. Однако сразу пить не стал. Захотел что-то рассказать собутыльнику. – Видал, как бомбят мост? Того-самого, есть сведения, что в Претории порешили закупить у америкосов новейшие бомбы, которые те, в свою очередь, приобрели во Франции. Называются эти бомбы «Дю-ран-даль», – по слогам произнес Федор Аверьянович. – Тьфу на них! Язык сломаешь. Они куда эффективнее обычных фугасных бомб и предназначены для приведения в негодность взлетных полос на военных аэродромах. Одна такая двухсоткилограммовая зараза спокойно пробивает бетонное покрытие и взрывается на глубине, образуя большую воронку и вздыбливая поверхность земли на довольно большом расстоянии. Так вот, в Претории хотят с помощью такой дуры взорвать наш мост. Там старинные каменные опоры, быки, возведенные еще португальцами, и никто из инженеров до сих пор толком понять не может, чем там каменюки эти скреплялись, каким таким раствором. Секрет, видишь ты, утрачен. Но раствор тот стойкий, доложу я тебе, и обычной взрывчаткой его хрен возьмешь. Ну, вздрогнули!
Выпили по второй.
– Жарко здесь до чертиков! – наливая по третьей, пожаловался подполковник. – Ты сам-то как эту хренову жару переносишь?
– Как в танке, – зачем-то брякнул Аркадий, решив, что и ему пора рассказать что-нибудь в свою очередь. – Вы что-нибудь слышали про «холодных людей», которые подобную жару вообще на дух не переносят? Мне в свое время пришлось заниматься одним таким человеком на Байконуре. Я служил там в госпитале ракетных войск стратегического назначения.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента