Страница:
– А как же мистерия посвящения? – с обидой в голосе спросила Настасья. – Вы же обещали!
– Я всегда стараюсь держать обещание, – хищно улыбнулся Герман. – Гости расходятся, чтобы подготовиться к мистерии. И мы тоже сейчас пойдём готовиться.
Партнёр вывел Настасью за руку из гостиной, провёл по полутёмному коридору и втолкнул в маленькую комнатку. Закрыв за собой дверь, он повернулся к девушке лицом и произнёс:
– Каждый член нашего общества получает доступ к огромным энергиям управления миром. Это и биологическая энергия жизнеобеспечения, и энергия власти, из-за которой идут вековые споры и совершаются преступления, это и энергия проникновения в параллельные миры и пространства, это и секрет долголетия, это и дар подчинения других, это и всепроникающий взгляд…
Я мог бы долго перечислять тебе те возможности, которыми ты овладеешь в нашем ордене, но лучше тебе самой всё попробовать, как говорится, потрогать и выбрать то, к чему предрасположена душа.
– Я?! – вскричала девушка. – Почему я? Какое вступление? В какой орден? Мне жить ещё не надоело!
– Сейчас в подвальной гостиной этого дома состоится мистерия посвящения в орден Розенкрейцеров, – терпеливо принялся объяснять Герман. – Ты примешь сегодня посвящение в орден, потому что уже дала на это согласие. И, признаться, я давно уже ищу такую ученицу.
– Когда я давала согласие?! – взъерепенилась Настасья. – Согласие – это непротивление двух сторон друг другу. Так? А я никому не давала согласия!
– Как же, как же, – ухмыльнулся Герман. – А брудершафт со мной? Или, хочешь сказать, ничего не было?
– Брудершафт…, – растерялась девушка.
– Именно так, – кивнул её партнёр. – Именно так! Если бы ты не захотела поближе познакомиться со мной, то никогда бы не согласилась так вот запросто на заманчивые предложения незнакомого мужчины.
– Ну и что! – пыталась отбиваться Настасья. – Любая девушка склонна к уговорам. В старину говорили даже, что девушка любит ушами. Откуда я могла знать, что все твои уговоры – это блеф?!
– Да ладно тебе, – Герман полуобнял девушку за талию и притянул к себе. – Мне кажется, не хватает второго поцелуя…
Мужчина впился хищными тонкими губами в чувственный ротик девушки, и у той опять закружилась голова от потоков всеобъемлющей радости. Этот удивительный водоворот уносил все сомнения, страхи и возражения. Настасье уже казалось, что сама судьба соединила её на мгновенье с настоящим мужчиной, чтобы тот успел и сумел обучить партнёршу тайным знаниями, к секретам которых допускается не каждый.
Всё происходящее уже не казалось ей таким страшным и необычным. Мистерии, она знала это, существуют в каждом серьёзном деле. Например, когда совершается мистерия воинской присяги, то посвящённые даже обязаны поцеловать знамя, опустившись на одно колено. А про масонов она давно уже слыхала. Только мало что удалось узнать толком, но помог голливудский фильм «Сокровище нации», где масонская Америка претендовала на баснословные сокровища царя Соломона. Конечно, настоящая история, наверное, выглядела немножечко по-иному, но именно так и пишется «настоящая» история. Юные американцы давно уже верят, что в Средние века тамплиеры завозили иудейское золото и прятали для будущего государства Соединённых Штатов, а назад в Европу вывозили золото ацтеков. Достаточно будет спросить у любого американского школьника: кто победил Гитлера во Второй Мировой войне. И любой ребёнок честно ответит, что Россия попросила могущественную Америку помочь ей в борьбе с фашистами. Конечно же, Дуайт Эйзенхауэр оказал союзникам неоценимую услугу и начисто разбил фашистские войска, на что хвалёная российская армия оказалась не способна. Вот такая нынешняя история в Америке.
Масоны же – мощная и финансово обеспеченная организация, способная на великие дела во многих странах нашей планеты. И что масоны живут на широкую ногу – Настасья сегодня убедилась сама. Ведь в нашем государстве никто не станет устраивать такие вечеринки! Девушка была на многих доступных презентациях и праздничных вечерах, но такого обилия угощений, весёлой музыки и тёплых улыбок не видела нигде.
– Свой брючный костюм оставь лучше здесь, – посоветовал Герман. – На мистерию лучше одеть вот это.
Агеев достал из объёмного шкафа какую-то хламиду и бросил перед Настасьей на широкую двуспальную кровать. «Хламидой» девушка окрестила предложенную ей сутану, но не из грубого сукна, а из тонкого полупрозрачного батиста. Сшитая по примеру католических сутан, эта отличалась лишь светло-серым цветом вместо коричневого и тонким богатым материалом. Девушка даже пощупала подол сутаны и пожала плечами. Но пожала так неуверенно, что смахивало на полную капитуляцию, то есть на безоговорочное согласие.
И действительно, Настасья оглянулась на Германа, который подойдя к столу, наливал себе виноградный сок из стоявшего там хрустального графина, и принялась снимать с себя собственную одежду. Но вешать в шкаф брючный костюм девушка не захотела, просто развесила одежду на стуле, стоявшем у стены.
Хламида или сутана показалась девушке очень даже неплохим одеянием. Тем более, что к этой незатейливой одежде прилагался плетёный кожаный ремешок. Настасья затянула ремешок под грудью, отчего сутана приняла форму довольно элегантного женского платья, какие были модны в светских салонах в начале девятнадцатого века. Подойдя к зеркалу, стоящему тут же у стены, девушка принялась разглядывать себя и даже попыталась вертеться, по примеру настоящей модницы.
Её телодвижения вызвали бурные аплодисменты у присутствующей публики, то есть у Германа, который давно уже с улыбкой наблюдал за преобразившейся девушкой. Настасья грациозно склонила голову на бок, давая этим понять, что принимает восхищение поклонников.
– Нам осталась самая малость, – вернул её Герман к действительности. – Насколько я знаю, ты любишь называть себя Настасьей. Так? Может быть, для тебя это до сих пор было нормально, только с сегодняшнего дня ты для меня и для всех станешь Анастасией.
– Почему? – удивилась девушка. – Я люблю своё имя. Оно необычное и настоящее русское.
– Да, но Анастасия – гораздо более светское и распространённое на Западе.
– Ну и что? – упрямилась Настасья. – По-русски моё имя звучит привычнее. Почему я должна изменять своим привычкам?
– Не изменять, а исправлять как того требует этика поведения, – наставительно объяснил ей Герман. – Иногда приходится принимать то, что утверждено обществом и что не противоречит рамкам приличия.
– Вот как?! Моё имя звучит неприлично?
– Прилично, прилично, – снова пытался объяснить Герман. – Только нельзя нарушать общепринятые рамки. А по европейским канонам имя Анастасия не окажется какой-то неблагозвучностью.
– Вот как?! – возразила Настасья. – По-моему…
Веские возражения Настасьи так и осталось неуслышанными, поскольку Герману Агееву надоело впустую полемизировать молодой да ранней ученицей. Он попросту поднял правую руку ладонью наружу, подошёл к девушке и вычертил в воздухе у лица девушки какой-то знак. Потом, не отрывая от неё пронзительного взгляда, он тихо, но довольно внятно произнёс:
– Тебя всегда звали Анастасией. Это имя тебе нравится…
Герман резко опустил руку, встряхнул кистью и снова спросил:
– Как тебя зовут?
– Анастасия, – отозвалась девушка. – Это имя мне нравится…
Агеев удовлетворённо кивнул, подошёл к столу и снова налил себе виноградного сока. Анастасия же так и осталась стоять, устремив куда-то в запредельное пространство затуманенный взгляд. Герман оглянулся, и тонкая усмешка тронула его тонкие губы.
– Вот и хорошо. Сейчас мы спустимся в подвальное святилище, где ты пройдёшь мистерию посвящения.
– Я пройду мистерию посвящения, – послушно отозвалась девушка.
Агеев снова благосклонно склонил голову и взмахнул рукой в сторону двери:
– Всё хорошо. Только повторять за мной слова не надо. Мы выйдем в эту дверь и в конце коридора спустимся по винтовой лестнице.
Девушка молча направилась к двери, которую Агеев как услужливый кавалер предупредительно распахнул перед ней. Выйдя из комнаты следом, Герман догнал неофитку, взял под руку и повёл к винтовой лестнице, по которой присутствующие гости уже спускались в подземное капище. Надо сказать, что все гости успели переодеться так же как и Анастасия с Германом в храмовые сутаны.
Все спускались, деловито хмурясь, будто стремились создать впечатление всеобщей озабоченности.
Анастасия видела всех и всё, слышала мимолётные разговоры гостей, но всё происходящее не казалось ей чем-то необычным. На какое-то мгновение девушке показалось, будто бы она давно уже ходит сюда, что будущая мистерия – это священный праздник преображения человека. Если ей предназначено пройти это посвящение, то всенепременнейше в будущем она станет… нет, не суперменом, не терминатором. Это уже старо, как мир. В будущей, скорее всего, ей предстоит стать супербандершой! Слово это само нырнуло в сознанье откуда-то из-под пространства. Но оно не показалось Анастасии чем-то неприличным. Наоборот! Супербандерша – это предводитель отборных боевиков, имя которых – легион!
Да, именно так!
Полуподвальное помещение дома, где проходили масонские сборища, было оформлено под храм какой-то необыкновенной религии: на стенах во многих местах виднелись фрески пирамид, но вершину каждой пирамиды украшал треугольник с вписанным в него человеческим глазом. Это, наверное, означало, что скрыться от масонского всевидящего взора невозможно. Собственно, такая же египетская пирамида и треугольник с недремлющим оком был изображён на обратной стороне американского доллара.
Фрески с пирамидами оказались не единственными украшениями стен капища. Еще в нескольких местах были рисунки Валета из колоды карт с буквой «V» в левом верхнем углу. Но верхняя часть Валета показывала указующим перстом в небо, тогда как нижняя – вниз, в землю. А надпись под картой гласила: помни, что наверху, то и внизу!
Из всех изображений, хаотично разбросанных по стенам, наиболее любопытной показалась лепнина на потолке, где была изображена змея, свернувшаяся кольцом и кусающая сама себя за хвост. Эта лепнина, как и остальные фрески, рисунки, изображения вроде бы ничего особенного собой не представляла, но каждая из них таила символический смысл существующего мира. Ведь ещё древние говорили: любые используемые нами символы – это знаки запредельного мира. А символические символы здешнего капища оставляли в сознании посетителя волну безотчётного страха.
Но самую высокую степень напряжённости в полуподвале создавала статуя Бафомета. Внешне статуя ничем не напоминала что-то страшное или угнетающее. Вот только лицо его было похоже на перевёрнутую пятиконечную звезду: верх головы украшали прямые рожки, равнозначные по размеру с рогами уши статуи были покрыты редким волосяным покровом и имели несколько наколок в виде иероглифов, а завершала лик острая козлиная борода. Вдобавок к пятиконечной фурнитуре на лице статуи присутствовали тонкие искривлённые губы и нос с горбинкой. Но больше всего зрителя поражали маленькие колючие глаза Бафомета. Один раз, взглянув в эти глаза, человек чувствовал себя будто возле стенки на расстреле, а из двух чёрных стволов вот-вот должен был вырваться огонь залпа.
Бафомет сидел на троне, который возвышался перед жертвенником. Но самым любопытным Анастасии показалось, что жертвенник окружала ограда из перевёрнутых вверх ногами православных крестов с чередующимися меж ними паукообразными свастиками.
– Это точная копия Бафомета, находившегося в Парижском замке Тампль до того, как Филипп Красивый отправил на костёр Жака де Моле, – негромко пояснил Герман Агеев.
Анастасию пробрала неприятная дрожь:
– Но ведь тамплиеры поклонялись Сатане?! Значит…
– …значит перед тобой статуя Денницы, то есть проклятого аггела. Но не надо его так бояться, – Герман успокаивающе погладил девушку по спине. – Его издревле называют Князем мира сего. Выходит, мы давно живём в аду, и никто против этого возражений не имеет. Но о проклятии Денницы тоже никто ничего толком не знает. Ведь Господь попросту уничтожил бы восставшего ангела – и дело с концом. Так ведь Бог низвергнул Денницу на Землю, где он стал аггелом, то есть диаметрально противоположной ангелам силе. Он царствует здесь и по велению Вседержителя готовит человеку соблазны, рогатки, препятствия. Если человек с ранних лет не научится решать жизненные проблемы, то кому он нужен будет там, в раю? Так что нечего бояться Бафомета. В этом мире у каждого своя роль и предназначение.
– И что меня ожидает? – напряжённо спросила Анастасия. – Какая моя роль в этой мистерии жизни?
– Ты должна прислушиваться к советам сильных мира сего и выбирать то, что близко твоему ментальному состоянию, – Агеев сделал театральную паузу и продолжил. – Если человек обязан стать личностью за время, отпущенное ему в этой жизни, то всегда необходимо оглядываться на основные истины, которые послужили прекрасным толчком для взлёта не одной тысяче твоих предшественников. Человек свободен выбирать по своей воле, ибо он подобен Богу. Весь вопрос в том, сможет ли он выбрать правильный путь, чтобы в конце стать настоящим творцом?!
– Что же для этого нужно?
– В первую очередь нужно не изобретать велосипед.
– Что?!! – ахнула Анастасия. – Какой велосипед?
– Ну, тихо, тихо, – успокоил её Агеев. – Велосипед – это стандартное образное понятие бытия, а именно: не придумывай того, что давно известно людям. Поступай так, как, скажем, тот же учёный, пишущий диссертацию. Для новой диссертации нужна хорошая интересная тема. Но обязательно, даже необходимо изучить труды уже состоявшихся профессоров, собрать крупицы своей темы и развить до такого уровня, чтобы твой труд поразил всех своей проницательностью, новизной и актуальностью для нынешней жизни. Поняла?
Анастасия неуверенно кивнула и поглядела Герману в глаза. Девушка всегда так поступала, когда хотела узнать: говорит ли её собеседник правду или всё высказанное является дешёвым словоблудием. Но глаза мужчины в полумраке капища показались Анастасии бездонными провалами, на дне которых проскальзывали огненные искорки, будто мгновенные вспышки комет в густом ночном небе.
Но пустота эта так заворожила девушку, что она уже не могла отвести глаз и стояла так, словно кролик, готовый заползти в пасть удаву по первому шипящему зову хозяина. Губы Германа тронула чуть заметная усмешка. Он взял девушку за руку и повёл к жертвеннику. Из-за статуи Бафомета показался ещё один мужчина, в руках у которого был большой белый петух. Владелец петуха посадил птицу на специальную жёрдочку возле жертвенника и подошёл к Анастасии. Девушка оказалась между мужчинами. Они повернули неофитку лицом к присутствующим гостям. У каждого из них к этому времени в руках уже были зажжённые свечи. Мужчины рывком разорвали хламиду на девушке, и она предстала пред всеми в обнажённом виде, но ни вскрикнула, ни попыталась закрыть грудь руками, как это интуитивно делают женщины. Наоборот. Девушка внутренне уже давно согласилась на мистерию, поэтому всё, что делают с ней мужчины, казалось ей в рамках дозволенного и священного. А те деловито приподняли девушку, положили её спиной на жертвенник, и Анастасия увидела над собой петуха, послушно сидящего на жёрдочке, а дальше за ним, ближе к потолку, физиономию Бафомета с крючковатым носом. Девушке даже показалось, что это никакая не статуя, а человек. Живой человек. И у этого живого на кончике носа зависла капля, готовая сорваться неофитке прямо на лицо. Мурашки отвращения пробежали по её телу и девушка попыталась передвинуться на жертвеннике, отползти подальше от сопливого аггела, но тут только обнаружила, что накрепко прикована к жертвеннику ногами и руками.
– Отец наш, великий и милостивый! – голос Германа прозвучал под сводами подвала, как раскаты далёкого грома. – Очисти душу мою, благослови недостойного раба твоего и простри всемогущую руку твою на души непокорных, дабы я мог дать свидетельство всесилия твоего…[15]
Он взял правой рукой с аналоя, стоящего рядом с жертвенником, золотую пентаграмму, поднял её над головой за один конец, так что звезда повторила абрис Бафомета и продолжил:
– Вот знак, к которому я прикасаюсь. Вот я, опирающийся на помощь тёмных сил, вот я – провидящий и неустрашимый. Вот я – могучий – призываю вас и заклинаю. Явитесь мне послушные, – во имя Айе, Сарайе, Айе, Сарайе…
Герман опять на минуту замолчал. Видимо пользоваться театральной паузой было для него не в новинку. Присутствующие, скорее всего, не раз уже видели мистерию посвящения, но всё же по их рядам прокатилась волна подобострастного шёпота:
– О, Люцифер!.. Аморуль!.. О, владыка!..
– Во имя всемогущего и вечного, – продолжил Агеев. – Аморуль, Танеха, Рабур, Латистен. Во имя истинного и вечного Элои, Рабур, Археима, заклинаю вас и призываю… Именем звезды, которая есть солнце, вот этим знаком, славным и грозным, именем владыки истинного Бафомета!
Вдруг по залу пронёсся вихрь подземного сквозняка. Свечки в руках многих присутствующих погасли, только факелы ещё продолжали пытать, вставленные в закреплённые на стенах кольца, да не потух огонь в двух чашах, стоящих по одесную и ошуюю инфернального божества.
– С вами Бараланиенсис, Балдахиенсис, Паумахийе, – голос Германа превратился в рык, и уже казалось странным, что зверь произносит человечьи слова. – С вами сила их и свет невидимый. В этом мире, в инфернальной видимости, в невозможной суете, ненаписанным именем под гласом изувера Иеговы, под звуком которого содрогается планета, мельчают реки, испаряется море, гаснет пламя, и всё в природе познаёт расщепление, говорю: да будет так.
В это время взлетел петух, будто кто спугнул его с насеста. Неизвестно куда хотела улететь птица, но в воздухе просвистели два обоюдоострых меча. Это Герман Агеев и его помощник разрубили петуха с двух сторон, и дёргающиеся останки птицы упали на тело неофитки.
Анастасия истошно завизжала. Она то ли не на шутку испугалась, то ли с детства не переносила вида крови. Во всяком случае, инстинкт самосохранения сработал вовремя – девушка потеряла сознание. Мужчины же окунули в останки петуха руки и нарисовали кровью несколько знаков на теле неофитки. Затем кровью испачкали ей обе щеки, лоб и губы.
В зале снова прокатился шёпот:
– Посвящена… посвящена…
Герман снял с новообращённой оковы, взял девушку на руки и отнёс в комнату, где Анастасия переодевалась. Потом пошёл в прилегающую к комнате ванную, вымыл руки и переоделся в обычную одежду. Из комнаты послышался стон. Герман выглянул из ванной и увидел, что Анастасия уже очнулась. Он намочил большое махровое полотенце и пошёл к девушке.
– Поздравляю красавица, – приветливо улыбнулся он. – Всё прошло в лучшем виде.
Глава 4
– Я всегда стараюсь держать обещание, – хищно улыбнулся Герман. – Гости расходятся, чтобы подготовиться к мистерии. И мы тоже сейчас пойдём готовиться.
Партнёр вывел Настасью за руку из гостиной, провёл по полутёмному коридору и втолкнул в маленькую комнатку. Закрыв за собой дверь, он повернулся к девушке лицом и произнёс:
– Каждый член нашего общества получает доступ к огромным энергиям управления миром. Это и биологическая энергия жизнеобеспечения, и энергия власти, из-за которой идут вековые споры и совершаются преступления, это и энергия проникновения в параллельные миры и пространства, это и секрет долголетия, это и дар подчинения других, это и всепроникающий взгляд…
Я мог бы долго перечислять тебе те возможности, которыми ты овладеешь в нашем ордене, но лучше тебе самой всё попробовать, как говорится, потрогать и выбрать то, к чему предрасположена душа.
– Я?! – вскричала девушка. – Почему я? Какое вступление? В какой орден? Мне жить ещё не надоело!
– Сейчас в подвальной гостиной этого дома состоится мистерия посвящения в орден Розенкрейцеров, – терпеливо принялся объяснять Герман. – Ты примешь сегодня посвящение в орден, потому что уже дала на это согласие. И, признаться, я давно уже ищу такую ученицу.
– Когда я давала согласие?! – взъерепенилась Настасья. – Согласие – это непротивление двух сторон друг другу. Так? А я никому не давала согласия!
– Как же, как же, – ухмыльнулся Герман. – А брудершафт со мной? Или, хочешь сказать, ничего не было?
– Брудершафт…, – растерялась девушка.
– Именно так, – кивнул её партнёр. – Именно так! Если бы ты не захотела поближе познакомиться со мной, то никогда бы не согласилась так вот запросто на заманчивые предложения незнакомого мужчины.
– Ну и что! – пыталась отбиваться Настасья. – Любая девушка склонна к уговорам. В старину говорили даже, что девушка любит ушами. Откуда я могла знать, что все твои уговоры – это блеф?!
– Да ладно тебе, – Герман полуобнял девушку за талию и притянул к себе. – Мне кажется, не хватает второго поцелуя…
Мужчина впился хищными тонкими губами в чувственный ротик девушки, и у той опять закружилась голова от потоков всеобъемлющей радости. Этот удивительный водоворот уносил все сомнения, страхи и возражения. Настасье уже казалось, что сама судьба соединила её на мгновенье с настоящим мужчиной, чтобы тот успел и сумел обучить партнёршу тайным знаниями, к секретам которых допускается не каждый.
Всё происходящее уже не казалось ей таким страшным и необычным. Мистерии, она знала это, существуют в каждом серьёзном деле. Например, когда совершается мистерия воинской присяги, то посвящённые даже обязаны поцеловать знамя, опустившись на одно колено. А про масонов она давно уже слыхала. Только мало что удалось узнать толком, но помог голливудский фильм «Сокровище нации», где масонская Америка претендовала на баснословные сокровища царя Соломона. Конечно, настоящая история, наверное, выглядела немножечко по-иному, но именно так и пишется «настоящая» история. Юные американцы давно уже верят, что в Средние века тамплиеры завозили иудейское золото и прятали для будущего государства Соединённых Штатов, а назад в Европу вывозили золото ацтеков. Достаточно будет спросить у любого американского школьника: кто победил Гитлера во Второй Мировой войне. И любой ребёнок честно ответит, что Россия попросила могущественную Америку помочь ей в борьбе с фашистами. Конечно же, Дуайт Эйзенхауэр оказал союзникам неоценимую услугу и начисто разбил фашистские войска, на что хвалёная российская армия оказалась не способна. Вот такая нынешняя история в Америке.
Масоны же – мощная и финансово обеспеченная организация, способная на великие дела во многих странах нашей планеты. И что масоны живут на широкую ногу – Настасья сегодня убедилась сама. Ведь в нашем государстве никто не станет устраивать такие вечеринки! Девушка была на многих доступных презентациях и праздничных вечерах, но такого обилия угощений, весёлой музыки и тёплых улыбок не видела нигде.
– Свой брючный костюм оставь лучше здесь, – посоветовал Герман. – На мистерию лучше одеть вот это.
Агеев достал из объёмного шкафа какую-то хламиду и бросил перед Настасьей на широкую двуспальную кровать. «Хламидой» девушка окрестила предложенную ей сутану, но не из грубого сукна, а из тонкого полупрозрачного батиста. Сшитая по примеру католических сутан, эта отличалась лишь светло-серым цветом вместо коричневого и тонким богатым материалом. Девушка даже пощупала подол сутаны и пожала плечами. Но пожала так неуверенно, что смахивало на полную капитуляцию, то есть на безоговорочное согласие.
И действительно, Настасья оглянулась на Германа, который подойдя к столу, наливал себе виноградный сок из стоявшего там хрустального графина, и принялась снимать с себя собственную одежду. Но вешать в шкаф брючный костюм девушка не захотела, просто развесила одежду на стуле, стоявшем у стены.
Хламида или сутана показалась девушке очень даже неплохим одеянием. Тем более, что к этой незатейливой одежде прилагался плетёный кожаный ремешок. Настасья затянула ремешок под грудью, отчего сутана приняла форму довольно элегантного женского платья, какие были модны в светских салонах в начале девятнадцатого века. Подойдя к зеркалу, стоящему тут же у стены, девушка принялась разглядывать себя и даже попыталась вертеться, по примеру настоящей модницы.
Её телодвижения вызвали бурные аплодисменты у присутствующей публики, то есть у Германа, который давно уже с улыбкой наблюдал за преобразившейся девушкой. Настасья грациозно склонила голову на бок, давая этим понять, что принимает восхищение поклонников.
– Нам осталась самая малость, – вернул её Герман к действительности. – Насколько я знаю, ты любишь называть себя Настасьей. Так? Может быть, для тебя это до сих пор было нормально, только с сегодняшнего дня ты для меня и для всех станешь Анастасией.
– Почему? – удивилась девушка. – Я люблю своё имя. Оно необычное и настоящее русское.
– Да, но Анастасия – гораздо более светское и распространённое на Западе.
– Ну и что? – упрямилась Настасья. – По-русски моё имя звучит привычнее. Почему я должна изменять своим привычкам?
– Не изменять, а исправлять как того требует этика поведения, – наставительно объяснил ей Герман. – Иногда приходится принимать то, что утверждено обществом и что не противоречит рамкам приличия.
– Вот как?! Моё имя звучит неприлично?
– Прилично, прилично, – снова пытался объяснить Герман. – Только нельзя нарушать общепринятые рамки. А по европейским канонам имя Анастасия не окажется какой-то неблагозвучностью.
– Вот как?! – возразила Настасья. – По-моему…
Веские возражения Настасьи так и осталось неуслышанными, поскольку Герману Агееву надоело впустую полемизировать молодой да ранней ученицей. Он попросту поднял правую руку ладонью наружу, подошёл к девушке и вычертил в воздухе у лица девушки какой-то знак. Потом, не отрывая от неё пронзительного взгляда, он тихо, но довольно внятно произнёс:
– Тебя всегда звали Анастасией. Это имя тебе нравится…
Герман резко опустил руку, встряхнул кистью и снова спросил:
– Как тебя зовут?
– Анастасия, – отозвалась девушка. – Это имя мне нравится…
Агеев удовлетворённо кивнул, подошёл к столу и снова налил себе виноградного сока. Анастасия же так и осталась стоять, устремив куда-то в запредельное пространство затуманенный взгляд. Герман оглянулся, и тонкая усмешка тронула его тонкие губы.
– Вот и хорошо. Сейчас мы спустимся в подвальное святилище, где ты пройдёшь мистерию посвящения.
– Я пройду мистерию посвящения, – послушно отозвалась девушка.
Агеев снова благосклонно склонил голову и взмахнул рукой в сторону двери:
– Всё хорошо. Только повторять за мной слова не надо. Мы выйдем в эту дверь и в конце коридора спустимся по винтовой лестнице.
Девушка молча направилась к двери, которую Агеев как услужливый кавалер предупредительно распахнул перед ней. Выйдя из комнаты следом, Герман догнал неофитку, взял под руку и повёл к винтовой лестнице, по которой присутствующие гости уже спускались в подземное капище. Надо сказать, что все гости успели переодеться так же как и Анастасия с Германом в храмовые сутаны.
Все спускались, деловито хмурясь, будто стремились создать впечатление всеобщей озабоченности.
Анастасия видела всех и всё, слышала мимолётные разговоры гостей, но всё происходящее не казалось ей чем-то необычным. На какое-то мгновение девушке показалось, будто бы она давно уже ходит сюда, что будущая мистерия – это священный праздник преображения человека. Если ей предназначено пройти это посвящение, то всенепременнейше в будущем она станет… нет, не суперменом, не терминатором. Это уже старо, как мир. В будущей, скорее всего, ей предстоит стать супербандершой! Слово это само нырнуло в сознанье откуда-то из-под пространства. Но оно не показалось Анастасии чем-то неприличным. Наоборот! Супербандерша – это предводитель отборных боевиков, имя которых – легион!
Да, именно так!
Полуподвальное помещение дома, где проходили масонские сборища, было оформлено под храм какой-то необыкновенной религии: на стенах во многих местах виднелись фрески пирамид, но вершину каждой пирамиды украшал треугольник с вписанным в него человеческим глазом. Это, наверное, означало, что скрыться от масонского всевидящего взора невозможно. Собственно, такая же египетская пирамида и треугольник с недремлющим оком был изображён на обратной стороне американского доллара.
Фрески с пирамидами оказались не единственными украшениями стен капища. Еще в нескольких местах были рисунки Валета из колоды карт с буквой «V» в левом верхнем углу. Но верхняя часть Валета показывала указующим перстом в небо, тогда как нижняя – вниз, в землю. А надпись под картой гласила: помни, что наверху, то и внизу!
Из всех изображений, хаотично разбросанных по стенам, наиболее любопытной показалась лепнина на потолке, где была изображена змея, свернувшаяся кольцом и кусающая сама себя за хвост. Эта лепнина, как и остальные фрески, рисунки, изображения вроде бы ничего особенного собой не представляла, но каждая из них таила символический смысл существующего мира. Ведь ещё древние говорили: любые используемые нами символы – это знаки запредельного мира. А символические символы здешнего капища оставляли в сознании посетителя волну безотчётного страха.
Но самую высокую степень напряжённости в полуподвале создавала статуя Бафомета. Внешне статуя ничем не напоминала что-то страшное или угнетающее. Вот только лицо его было похоже на перевёрнутую пятиконечную звезду: верх головы украшали прямые рожки, равнозначные по размеру с рогами уши статуи были покрыты редким волосяным покровом и имели несколько наколок в виде иероглифов, а завершала лик острая козлиная борода. Вдобавок к пятиконечной фурнитуре на лице статуи присутствовали тонкие искривлённые губы и нос с горбинкой. Но больше всего зрителя поражали маленькие колючие глаза Бафомета. Один раз, взглянув в эти глаза, человек чувствовал себя будто возле стенки на расстреле, а из двух чёрных стволов вот-вот должен был вырваться огонь залпа.
Бафомет сидел на троне, который возвышался перед жертвенником. Но самым любопытным Анастасии показалось, что жертвенник окружала ограда из перевёрнутых вверх ногами православных крестов с чередующимися меж ними паукообразными свастиками.
– Это точная копия Бафомета, находившегося в Парижском замке Тампль до того, как Филипп Красивый отправил на костёр Жака де Моле, – негромко пояснил Герман Агеев.
Анастасию пробрала неприятная дрожь:
– Но ведь тамплиеры поклонялись Сатане?! Значит…
– …значит перед тобой статуя Денницы, то есть проклятого аггела. Но не надо его так бояться, – Герман успокаивающе погладил девушку по спине. – Его издревле называют Князем мира сего. Выходит, мы давно живём в аду, и никто против этого возражений не имеет. Но о проклятии Денницы тоже никто ничего толком не знает. Ведь Господь попросту уничтожил бы восставшего ангела – и дело с концом. Так ведь Бог низвергнул Денницу на Землю, где он стал аггелом, то есть диаметрально противоположной ангелам силе. Он царствует здесь и по велению Вседержителя готовит человеку соблазны, рогатки, препятствия. Если человек с ранних лет не научится решать жизненные проблемы, то кому он нужен будет там, в раю? Так что нечего бояться Бафомета. В этом мире у каждого своя роль и предназначение.
– И что меня ожидает? – напряжённо спросила Анастасия. – Какая моя роль в этой мистерии жизни?
– Ты должна прислушиваться к советам сильных мира сего и выбирать то, что близко твоему ментальному состоянию, – Агеев сделал театральную паузу и продолжил. – Если человек обязан стать личностью за время, отпущенное ему в этой жизни, то всегда необходимо оглядываться на основные истины, которые послужили прекрасным толчком для взлёта не одной тысяче твоих предшественников. Человек свободен выбирать по своей воле, ибо он подобен Богу. Весь вопрос в том, сможет ли он выбрать правильный путь, чтобы в конце стать настоящим творцом?!
– Что же для этого нужно?
– В первую очередь нужно не изобретать велосипед.
– Что?!! – ахнула Анастасия. – Какой велосипед?
– Ну, тихо, тихо, – успокоил её Агеев. – Велосипед – это стандартное образное понятие бытия, а именно: не придумывай того, что давно известно людям. Поступай так, как, скажем, тот же учёный, пишущий диссертацию. Для новой диссертации нужна хорошая интересная тема. Но обязательно, даже необходимо изучить труды уже состоявшихся профессоров, собрать крупицы своей темы и развить до такого уровня, чтобы твой труд поразил всех своей проницательностью, новизной и актуальностью для нынешней жизни. Поняла?
Анастасия неуверенно кивнула и поглядела Герману в глаза. Девушка всегда так поступала, когда хотела узнать: говорит ли её собеседник правду или всё высказанное является дешёвым словоблудием. Но глаза мужчины в полумраке капища показались Анастасии бездонными провалами, на дне которых проскальзывали огненные искорки, будто мгновенные вспышки комет в густом ночном небе.
Но пустота эта так заворожила девушку, что она уже не могла отвести глаз и стояла так, словно кролик, готовый заползти в пасть удаву по первому шипящему зову хозяина. Губы Германа тронула чуть заметная усмешка. Он взял девушку за руку и повёл к жертвеннику. Из-за статуи Бафомета показался ещё один мужчина, в руках у которого был большой белый петух. Владелец петуха посадил птицу на специальную жёрдочку возле жертвенника и подошёл к Анастасии. Девушка оказалась между мужчинами. Они повернули неофитку лицом к присутствующим гостям. У каждого из них к этому времени в руках уже были зажжённые свечи. Мужчины рывком разорвали хламиду на девушке, и она предстала пред всеми в обнажённом виде, но ни вскрикнула, ни попыталась закрыть грудь руками, как это интуитивно делают женщины. Наоборот. Девушка внутренне уже давно согласилась на мистерию, поэтому всё, что делают с ней мужчины, казалось ей в рамках дозволенного и священного. А те деловито приподняли девушку, положили её спиной на жертвенник, и Анастасия увидела над собой петуха, послушно сидящего на жёрдочке, а дальше за ним, ближе к потолку, физиономию Бафомета с крючковатым носом. Девушке даже показалось, что это никакая не статуя, а человек. Живой человек. И у этого живого на кончике носа зависла капля, готовая сорваться неофитке прямо на лицо. Мурашки отвращения пробежали по её телу и девушка попыталась передвинуться на жертвеннике, отползти подальше от сопливого аггела, но тут только обнаружила, что накрепко прикована к жертвеннику ногами и руками.
– Отец наш, великий и милостивый! – голос Германа прозвучал под сводами подвала, как раскаты далёкого грома. – Очисти душу мою, благослови недостойного раба твоего и простри всемогущую руку твою на души непокорных, дабы я мог дать свидетельство всесилия твоего…[15]
Он взял правой рукой с аналоя, стоящего рядом с жертвенником, золотую пентаграмму, поднял её над головой за один конец, так что звезда повторила абрис Бафомета и продолжил:
– Вот знак, к которому я прикасаюсь. Вот я, опирающийся на помощь тёмных сил, вот я – провидящий и неустрашимый. Вот я – могучий – призываю вас и заклинаю. Явитесь мне послушные, – во имя Айе, Сарайе, Айе, Сарайе…
Герман опять на минуту замолчал. Видимо пользоваться театральной паузой было для него не в новинку. Присутствующие, скорее всего, не раз уже видели мистерию посвящения, но всё же по их рядам прокатилась волна подобострастного шёпота:
– О, Люцифер!.. Аморуль!.. О, владыка!..
– Во имя всемогущего и вечного, – продолжил Агеев. – Аморуль, Танеха, Рабур, Латистен. Во имя истинного и вечного Элои, Рабур, Археима, заклинаю вас и призываю… Именем звезды, которая есть солнце, вот этим знаком, славным и грозным, именем владыки истинного Бафомета!
Вдруг по залу пронёсся вихрь подземного сквозняка. Свечки в руках многих присутствующих погасли, только факелы ещё продолжали пытать, вставленные в закреплённые на стенах кольца, да не потух огонь в двух чашах, стоящих по одесную и ошуюю инфернального божества.
– С вами Бараланиенсис, Балдахиенсис, Паумахийе, – голос Германа превратился в рык, и уже казалось странным, что зверь произносит человечьи слова. – С вами сила их и свет невидимый. В этом мире, в инфернальной видимости, в невозможной суете, ненаписанным именем под гласом изувера Иеговы, под звуком которого содрогается планета, мельчают реки, испаряется море, гаснет пламя, и всё в природе познаёт расщепление, говорю: да будет так.
В это время взлетел петух, будто кто спугнул его с насеста. Неизвестно куда хотела улететь птица, но в воздухе просвистели два обоюдоострых меча. Это Герман Агеев и его помощник разрубили петуха с двух сторон, и дёргающиеся останки птицы упали на тело неофитки.
Анастасия истошно завизжала. Она то ли не на шутку испугалась, то ли с детства не переносила вида крови. Во всяком случае, инстинкт самосохранения сработал вовремя – девушка потеряла сознание. Мужчины же окунули в останки петуха руки и нарисовали кровью несколько знаков на теле неофитки. Затем кровью испачкали ей обе щеки, лоб и губы.
В зале снова прокатился шёпот:
– Посвящена… посвящена…
Герман снял с новообращённой оковы, взял девушку на руки и отнёс в комнату, где Анастасия переодевалась. Потом пошёл в прилегающую к комнате ванную, вымыл руки и переоделся в обычную одежду. Из комнаты послышался стон. Герман выглянул из ванной и увидел, что Анастасия уже очнулась. Он намочил большое махровое полотенце и пошёл к девушке.
– Поздравляю красавица, – приветливо улыбнулся он. – Всё прошло в лучшем виде.
Глава 4
От раскалённых под солнцем Иудейской пустыни камней поднимались струи горячего воздуха, зачастую закручиваясь в невообразимые спирали, будто всплески Сибирской пурги на Крещенские морозы. От таких видений, да и от спёртого воздуха, когда нечем дышать, когда дыхательная система перекрывается удушливыми тромбами, с ума свихнётся любой бедуин, а не только прибывший завоёвывать Палестину хилый россиянин. Шимон с усмешкой следил за страданиями изнывающего от жары москвича Ярослава Кузнецова и радовался, что земля Обетованная приняла его самого, как родного в отличие от русского приятеля. Во всяком случае, Шимон ничуть не страдал от перегрева на солнышке и от болезненной одышки.
Илона, тоже бывшая россиянка по её словам, и даже коренная москвичка, сама сидела за рулём «джипа», истаскавшегося по Палестинским пустыням в поисках археологических ценностей. Нельзя сказать, что археологические находки нужны были именно «джипу». Скорее всего, это было хотение хозяев машины, многочисленных работников Иерусалимского исторического института. Во всяком случае, Илона «пришпоривала» машину, как заядлый ковбой американских прерий. Видимо, такая погода пришлась по вкусу бывшей москвичке, и она чувствовала себя, как рыба в воде.
Собственно, Шимон тоже до недавнего времени считался россиянином. Вот только с ума сошедшие родители как-то раз решили отправиться на покорение исторической родины. Юноша был уже довольно взрослым и мог остаться в России, но тяга к новым приключениям, страсть по неизведанным землям и простое стремление найти что-то получше, чем есть сейчас, сыграла свою роль. Поэтому Шимон почти не задумываясь, согласился сопровождать родителей и переселился вместе с ними на родину своих предков.
Но родина родиной, а жить на что-то надо! Шимон потыкался по Тель-Авиву и Хайфе в поисках работы, потом перекочевал в Иерусалим. Там Шимон попытался устроиться в простой хедер,[16] но всё безрезультатно. Его как историка и археолога принимали с большой настороженностью, тем более, что образование он получил в Москве. Многие из «коренных» израильтян тоже были выходцами из ненавистной России, но никогда и ни кому не признались бы в этом даже за сто шекелей или за калач с маком в голодный год.
Родители Шимона обосновались в Тель-Авиве и получали государственный пенсион, как перенёсшие холокост или фашистский геноцид во время Второй Мировой, а их ребёнок так и оставался не у дел. Но даже полагающийся пенсион родителям Шимона не получить бы вовек, не помоги им профессор Университета Востоковедения в Хайфе господин Меделак. Можно было, конечно, потревожить профессора, но Шимон вторично за помощью к родственнику обращаться не хотел и рассчитывал сам выпутаться из сложившейся ситуации.
Почти во всех ресторанах и кофейнях юношу бесплатно кормили, когда владельцы общепита узнавали, что посетитель – беженец из России. Так долго продолжаться не могло. Только вот специалисты, тем более историки, были сейчас никому не нужны. Собственно, выход есть всегда и не один: можно, например, устроиться на работу посудомойщиком или уборщиком в какой-нибудь ресторан, но и только. Работы ни для кого нигде не было. Разве что самой востребованной профессией была в земле Обетованной проституция, но Шимона пока что тошнило от всех видов предлагаемой работы по этому статусу.
И всё же Господь никогда не даёт того, что не в силах унести, как говорят в России. Столовая Центрального Исторического Университета в Иерусалиме чем-то напоминала московские общепитовские «едальни» в пережитом советском прошлом. Скорее всего, воспоминания навевались аппетитным кухонным запахом и хорошей студенческой ценой на незатейливо приготовленную пищу. Шимона как раз цена в данный момент устраивала больше всего, потому что наличности в кошельке не прибавлялось и больное сознание начинало раздувать огонь незатухающей депрессухи.
Тут к нему за столик подсела не очень шикарная и вполне миловидная девушка, телесные формы которой послужили бы, вероятно, для украшения страниц какого-нибудь модельного женского журнала. Только важно было не это. Важным оказалось то, с каким вопросом и как обратилась девушка к юноше, уже поглощающему за столом добытую порцию еды!
– Простите, у вас не занято? – спросила она на чистом русском и где-то даже с московским акцентом.
Шимон от неожиданности поперхнулся. Потом откашлявшись и запив всё спасительной минералкой, он выдавил:
– Ни фига себе! Ой… конечно садитесь. Столик свободен, как и я, впрочем. Но вы, насколько я понимаю, тоже из Москвы?
Девушка утвердительно кивнула, уселась напротив и с интересом взглянула на соседа. Наверное, она и не думала встретить здесь в палестинском пекле никого из покинутой незабываемой родины.
– Простите, что я пристаю к вам с вопросами, – снова отважился на беседу Шимон. – Но я здесь уже больше года и не встречал никого, говорящего по-русски.
– Так прямо и никого? – недоверчиво усмехнулась девушка. – По-моему, три четверти израильского населения – выходцы из Жмеринки, как та же Голда Мейер.
– Может быть и так, не пересчитывал. Однако здесь все стараются навсегда забыть русский язык и не поминать его при общении. А вы давно из Москвы? И надолго ли?
– Не очень давно, – призналась девушка. – Во всяком случае, ещё не стараюсь отвыкнуть от русского языка.
– Это заметно.
– Но я приехала по вызову. У меня дядя работает в этом университете и заочно договорился о моём трудоустройстве на кафедре археологии. Я специалист по древнееврейскому и арамейскому языкам.
– Выходит, в Иерусалиме даже специалистов не нашлось, – глубокомысленно заключил Шимон. – Все, у кого ещё осталось серое вещество в голове, либо вернулись в Россию, либо зарабатывают золотой кусок хлеба в каком-нибудь из американских штатов. А здесь только торговля бытом и торговля телом.
– Значит, вы торгуете бытом? – язвительно поинтересовалась девушка. – Потому что для второго вида занятий нужно иметь другой статус хотя бы по одежде.
Шимон опять поперхнулся и одновременно отметил, что его собеседнице палец в рот не клади, откусит. С другой стороны он, хоть и еврей, но рождён был в России. А это значило, что любой русский любит знакомиться с умными девушками. Вот только заводить любовные романы с умницами опасно. Умные женщины чаще опасны, чем полезны. Впрочем, чем чёрт не шутит, когда Господь почивает?!
Илона, тоже бывшая россиянка по её словам, и даже коренная москвичка, сама сидела за рулём «джипа», истаскавшегося по Палестинским пустыням в поисках археологических ценностей. Нельзя сказать, что археологические находки нужны были именно «джипу». Скорее всего, это было хотение хозяев машины, многочисленных работников Иерусалимского исторического института. Во всяком случае, Илона «пришпоривала» машину, как заядлый ковбой американских прерий. Видимо, такая погода пришлась по вкусу бывшей москвичке, и она чувствовала себя, как рыба в воде.
Собственно, Шимон тоже до недавнего времени считался россиянином. Вот только с ума сошедшие родители как-то раз решили отправиться на покорение исторической родины. Юноша был уже довольно взрослым и мог остаться в России, но тяга к новым приключениям, страсть по неизведанным землям и простое стремление найти что-то получше, чем есть сейчас, сыграла свою роль. Поэтому Шимон почти не задумываясь, согласился сопровождать родителей и переселился вместе с ними на родину своих предков.
Но родина родиной, а жить на что-то надо! Шимон потыкался по Тель-Авиву и Хайфе в поисках работы, потом перекочевал в Иерусалим. Там Шимон попытался устроиться в простой хедер,[16] но всё безрезультатно. Его как историка и археолога принимали с большой настороженностью, тем более, что образование он получил в Москве. Многие из «коренных» израильтян тоже были выходцами из ненавистной России, но никогда и ни кому не признались бы в этом даже за сто шекелей или за калач с маком в голодный год.
Родители Шимона обосновались в Тель-Авиве и получали государственный пенсион, как перенёсшие холокост или фашистский геноцид во время Второй Мировой, а их ребёнок так и оставался не у дел. Но даже полагающийся пенсион родителям Шимона не получить бы вовек, не помоги им профессор Университета Востоковедения в Хайфе господин Меделак. Можно было, конечно, потревожить профессора, но Шимон вторично за помощью к родственнику обращаться не хотел и рассчитывал сам выпутаться из сложившейся ситуации.
Почти во всех ресторанах и кофейнях юношу бесплатно кормили, когда владельцы общепита узнавали, что посетитель – беженец из России. Так долго продолжаться не могло. Только вот специалисты, тем более историки, были сейчас никому не нужны. Собственно, выход есть всегда и не один: можно, например, устроиться на работу посудомойщиком или уборщиком в какой-нибудь ресторан, но и только. Работы ни для кого нигде не было. Разве что самой востребованной профессией была в земле Обетованной проституция, но Шимона пока что тошнило от всех видов предлагаемой работы по этому статусу.
И всё же Господь никогда не даёт того, что не в силах унести, как говорят в России. Столовая Центрального Исторического Университета в Иерусалиме чем-то напоминала московские общепитовские «едальни» в пережитом советском прошлом. Скорее всего, воспоминания навевались аппетитным кухонным запахом и хорошей студенческой ценой на незатейливо приготовленную пищу. Шимона как раз цена в данный момент устраивала больше всего, потому что наличности в кошельке не прибавлялось и больное сознание начинало раздувать огонь незатухающей депрессухи.
Тут к нему за столик подсела не очень шикарная и вполне миловидная девушка, телесные формы которой послужили бы, вероятно, для украшения страниц какого-нибудь модельного женского журнала. Только важно было не это. Важным оказалось то, с каким вопросом и как обратилась девушка к юноше, уже поглощающему за столом добытую порцию еды!
– Простите, у вас не занято? – спросила она на чистом русском и где-то даже с московским акцентом.
Шимон от неожиданности поперхнулся. Потом откашлявшись и запив всё спасительной минералкой, он выдавил:
– Ни фига себе! Ой… конечно садитесь. Столик свободен, как и я, впрочем. Но вы, насколько я понимаю, тоже из Москвы?
Девушка утвердительно кивнула, уселась напротив и с интересом взглянула на соседа. Наверное, она и не думала встретить здесь в палестинском пекле никого из покинутой незабываемой родины.
– Простите, что я пристаю к вам с вопросами, – снова отважился на беседу Шимон. – Но я здесь уже больше года и не встречал никого, говорящего по-русски.
– Так прямо и никого? – недоверчиво усмехнулась девушка. – По-моему, три четверти израильского населения – выходцы из Жмеринки, как та же Голда Мейер.
– Может быть и так, не пересчитывал. Однако здесь все стараются навсегда забыть русский язык и не поминать его при общении. А вы давно из Москвы? И надолго ли?
– Не очень давно, – призналась девушка. – Во всяком случае, ещё не стараюсь отвыкнуть от русского языка.
– Это заметно.
– Но я приехала по вызову. У меня дядя работает в этом университете и заочно договорился о моём трудоустройстве на кафедре археологии. Я специалист по древнееврейскому и арамейскому языкам.
– Выходит, в Иерусалиме даже специалистов не нашлось, – глубокомысленно заключил Шимон. – Все, у кого ещё осталось серое вещество в голове, либо вернулись в Россию, либо зарабатывают золотой кусок хлеба в каком-нибудь из американских штатов. А здесь только торговля бытом и торговля телом.
– Значит, вы торгуете бытом? – язвительно поинтересовалась девушка. – Потому что для второго вида занятий нужно иметь другой статус хотя бы по одежде.
Шимон опять поперхнулся и одновременно отметил, что его собеседнице палец в рот не клади, откусит. С другой стороны он, хоть и еврей, но рождён был в России. А это значило, что любой русский любит знакомиться с умными девушками. Вот только заводить любовные романы с умницами опасно. Умные женщины чаще опасны, чем полезны. Впрочем, чем чёрт не шутит, когда Господь почивает?!