Александр Каневский. Проклятия по контракту

   – Одноклассники мы, за одной партой сидели. Потом жизнь разбросала. Отец – кадровый военный, он меня без мамы растил, его в Якутию перевели, ну, и я с ним.
   – Чем же вы там занимались?

   – Сперва в Сельхозакадемию поступил, но больше года не выдержал, бросил. Потом в строительном техникуме поучился, тоже бросил, понял, что не моё… Отец меня при казарме устроил, завхозом… Пару лет поработал, потом женился, потом развёлся… Недвижимостью занимался… Пушнину скупал для аукционов… Нормально жил. Отцу квартиру трёхкомнатную дали, он – полковник, обеспеченный человек, ну, и я при нём.
   – Чего ж уехали?
   – Во-первых, отец умер, а во-вторых, надоело струёй звенеть.
   – Не понял. Что это значит?
   – Когда мороз за пятьдесят и писаешь на улице – струя замерзает… Пытался отца спасти, лучших специалистов приводил, врачи от меня вторую зарплату имели, медсестёр конфетами закармливал… А!.. – Он горестно махнул рукой. – Не возражаете, если я закурю? – Достал из пачки сигарету, прикурил от зажигалки, затянулся. – После смерти отца квартиру продал, собрал манатки и в Москву. Снял комнатёнку, пытался устроиться, а тут кризис, всех увольняют… За год все денежки проел, за комнату платить нечем было… На счастье Витальку встретил, он пообещал помочь, но, видно, никуда не смог меня пристроить – вот и взял к себе.
   – Вижу, он, и вправду, классный мужик. Как вы думаете, почему же в него стреляли?
   – Наивный вопрос! Вокруг столько отморозков – решили порезвиться.
   – Нет, это были неслучайные выстрелы… Пал Палыч, вы встречались со всеми поставщиками и производителями работ – кто-нибудь на него имел зуб?..
   Ругался, угрожал?..
   – Наоборот! Его все уважали, даже любили. Всегда приветы передавали, сувениры… Я редко встречал такое единодушное восприятие человека. Обычно ведь как? Завидуют, злословят… А про него ни-ни! Знаете, что в нём больше всего подкупало, помимо доброты и порядочности?.. Чувство собственного достоинства!.. Сегодня это такое редкое и такое дорогое качество! Ведь чувство собственного достоинства каждого гражданина – это суммарное чувство достоинства всей страны. Как нам этого сегодня не хватает! Поэтому и катимся в тартарары!.. Убиваем, воруем, обманываем друг друга… Россия постепенно превращается в полигон Сатаны!..
   – Пал Палыч, – прервал его Борис, – чувствую, что это у вас наболевшее, я буду рад продолжить эту тему, но не сейчас…
   – Простите, занесло.
   – Не страшно. Последний вопрос: как вы думаете, кому может быть выгодно прервать деятельность Бурляева?
   – Да никому!.. Компаньонов у него нет. Всё переписано на жену Марусю, это всем известно. Других наследников тоже нет…. – Радов растерянно развёл руками. – Ума не приложу.
   – Вам знакома такая личность: Владимир Кононов?
   – Да. Он владеет цементным заводом и лесопилкой… Мы у него стройматериалы покупали… Вы полагаете, он рассчитывал, что если убрать Бурляева, Маруся продаст ему фирму?..
   – Нет, нет! Я пока никого не подозреваю – просто выясняю круг общения Бурляева. – Пахомов поднялся и протянул Радову визитку с номером своего телефона. – Если вдруг что-то вспомните, узнаете – позвоните, ладно?
   – Непременно… Единственное, что знаю точно: если придёт новый хозяин, меня отсюда выпрут. – Он тоже встал. – Рад буду помочь. А вы уж, пожалуйста, припугните врачей, чтоб они к Витальке внимательно отнеслись. А то ведь наши больницы – это проходные на кладбище!
 
   Назавтра Пахомов вкратце рассказал Тине о своём визите в офис Бурляева, а она дала ему полный отчёт о четверых владельцах шомпольных ружей. Два первых полностью выпали из подозрений: один уже неделю находится в Самаре, в командировке, второй – после инсульта, из дома не выходит, передвигается с помощью ходунков. Третий – молодожён, за день до преступления у него была свадьба, вряд ли он на следующую ночь покинул бы молодую жену, но это ещё надо проверить. А вот четвёртый, некто Рыбин, очень подозрителен. И Тина подробно рассказала всё, что ей удалось разведать.
   Матвей Рыбин родился на Кубани, в станице Кореновская, работал счетоводом, любил охотиться на зайцев, на белок, на лисиц, выделывал шкурки, продавал, подрабатывал. Там же познакомился с приезжей студенткой Варей из Московского института физкультуры, влюбился, рванул за ней в подмосковный городок Истру, где она жила, сделал предложение, там же сыграли свадьбу. Домой он уже не вернулся – остался в Подмосковье.
   Жили они в старом доме, в коммуналке, в комнате, оставшейся Варе после трагической гибели её родителей в автокатастрофе. Вся комната была заставлена чучелами лисиц, белок, зайцев и даже двух волков – охотничьи трофеи Матвея.
   Прожил Матвей Рыбин с женой много лет. Хотя детей не было (Варвара ещё в институте упала со снаряда и что-то себе повредила «по женской линии»), но жили дружно, в согласии. Отсутствие своих детей компенсировали общением с чужими – оба работали в школе, Матвей завхозом, а Варя преподавателем физкультуры.
   Перед выходом на пенсию они поднакопили деньжат и внесли их в строительный кооператив, оплатив однокомнатную квартиру с лоджией. Ждали несколько лет, сменялись председатели кооператива, прорабы, строительство то останавливалось, то снова продолжалось, и, наконец, дом был сдан приёмной комиссии.
   Их квартира была на последнем этаже. Только вселились, пошёл дождь, на потолке и на стенах появились мокрые пятна – протекала крыша. Капало на паркет, на шкаф, на сервант.
   Варя от огорчения расплакалась, а Матвей побежал искать прораба. Поймал его на соседней улице. Но тот даже не стал оправдываться, а наоборот, издевательски посмеялся:
   – Раньше надо было смотреть, пока все денежки не выложили. А теперь, когда приёмный акт подписан, можете только свистеть на своей лоджии или подавать в суд. Но решение получите не раньше, чем через год, а за это время всю квартиру зальёт, ремонт дорого обойдётся – лучше сами, потихоньку, приведите крышу в порядок… Но я бы оставил так: лето сейчас жаркое, воды много надо, а тут бесплатно течёт, свежо, приятно!..
   Захохотал и пошел дальше. Матвей остался с открытым ртом, оглушённый его наглостью. Потом горячая казацкая кровь ударила в голову, он вернулся домой, схватил свою старую охотничью двустволку, зарядил её солью и выскочил на улицу. Прораб стоял уже у подъезда и пытался утихомирить какую-то возмущённую блондинку, тоже из новосёлов. Матвей прицелился и бабахнул ему в зад из обоих стволов. Прораб взвыл, схватился за ягодицы и запрыгал на месте.
   – Можешь подавать в суд, – спокойно сказал Рыбин, – но решение получишь не раньше, чем через год. Лучше почини крышу. Иначе каждый день будешь получать такой же заряд в это же место – я тебе из задницы форшмак сделаю.
   – А я свидетельницей не пойду, – предупредила блондинка подсоленного прораба, – так вам и надо: у нас в гостиной все паркетины дыбом стоят!
   Отмочив зад в ванной, которую Матвей ему великодушно предоставил, прораб убежал с угрозами, но назавтра, чуть-свет, явился с двумя рабочими и перестелил крышу не только над их квартирой, но и над всеми соседними. Матвей был удовлетворён и, в знак амнистии, налил всем по фужеру самогона. Потом предложил закусить солёным огурчиком, но при слове «солёный» прораб рванулся к выходу и удрал.
   Молва разнесла эту историю по всему дому, а потом и по городу. Над прорабом смеялись, а Рыбина хлопали по плечам, жали руки и угощали пивом. К нему стали обращаться за помощью уже и с других улиц, а потом и из соседних городов. И там, где царила несправедливость, звучали выстрелы старой двустволки, просаливались седалища, и справедливость восстанавливалась. Слава новоявленного народного мстителя росла и крепла. Первое время он работал в одиночку. Потом появились соратники-пенсионеры, и они открыли фирму с ограниченной ответственностью, которую назвали «Солёные полушария». А у Матвея появилась кличка: Рыбин Гуд…
   – Умница! – похвалил Тину Борис. – Интересный тип. А милиция его не трогает?
   – Он ведь наказывает только подонков, а они молчат, боятся огласки. А если пожалуются, на его защиту весь город встанет!.. У меня в Истре родственница, я ей позвонила, только назвала фамилию Рыбин – она мне сразу всё и выложила и даже его фото из газеты по интернету сбросила: он у них там – живая легенда.
   – Значит, так: не откладывая, прыгаем в машину и мчимся знакомиться с Рыбин Гудом. А по дороге, на Ленинградском, заглянем к Кононову, это поставщик Бурляева, я с ним договорился о встрече. Он дал мне ориентир: рядом с его подъездом – кафе «Незабудка», съедим там по шницелю и едем дальше.
   – Про «Незабудку», пожалуйста, забудь. Это пока ты был холостяком, ты мог себе позволить травиться в разных забегаловках. А теперь у тебя есть жена, которая не хочет остаться вдовой. – Она указала на сумку, стоящую на стуле. – Там горячие пирожки, с мясом и с капустой, готовила по маминому рецепту. И термос с кофе. Поэтому перекусим по дороге на Истру, где-нибудь на полянке. И вкусно, и романтично.
   – А ты не боишься, что тогда мы до Истры не доедем.
   – Это почему?
   – Потому что я утащу тебя подальше в лес и буду благодарить, долго-долго и нежно-нежно…
   – Господи! – прервала она его. – Когда ты, наконец, повзрослеешь?
   – Пока ты рядом – никогда. Поэтому спасибо тебе, Тиночка, за счастливое детство!
   …Припарковав машину у кафе «Незабудка», Пахомов обежал вокруг, предупредительно распахнул дверцу и помог Тине выйти из машины.
   – Меня пугает твоя галантность. Это неспроста. – Она подозрительно заглянула ему в глаза. – Ты что-то задумал?
   – А меня пугает твоя проницательность. Да, я хочу тебе предложить всё-таки зайти в «Незабудку», посидеть там десять минут и выпить стакан сока, только сока… А я пока потолкую с Кононовым. Думаю, один на один наша беседа будет продуктивней.
   – Конечно, – согласилась она, – ты лучше поймёшь его, как бабник бабника.
   – Как бывший бабник, – исправил он её, направляясь к подъезду.
   – Но ещё сохранивший квалификацию! – бросила она ему вдогонку.
   – Ах, так?.. Тогда я оправдаю твоё обвинение! – Он развернулся, подскочил к ней, обнял, расцеловал и побежал обратно к подъезду.
   – Сумасшедший! – радостно выдохнула она.
 
   Квартира Кононова была неубрана и неухожена.
   Осмотревшись, Борис произнёс:
   – Боюсь, твоим гостям здесь не очень уютно.
   – Никаких гостей, – ответил хозяин. – Иногда забегают тараканы, да и то чужие. Квартира не для приёмов, а для интима.
   – Как же ты заманиваешь сюда женщин?
   – Здесь призывно пахнет спермой. Кстати, если нужно будет, дам попользоваться.
   – Спасибо, опоздал ты с этим предложением: я недавно женился.
   – Повторяешь мои ошибки!..
   – Но я, действительно, впервые по-настоящему влюбился!
   – И это у меня было: клятвы, букеты, поцелуи под луной… Потом беременность, ребёнок, ночи без сна, постоянные скандалы… Стройная лань раздулась в необъятную корову, но не мычащую, а орущую и курящую, мне казалось, что я сплю с храпящей пепельницей, секс превратился в скотоложество… – Чего ж ты не разведёшься?
   – Там папа какой-то козырный туз в налоговой инспекции, пригрозил, что, замордует проверками, перекроет любые поставки из-за рубежа и, вообще, мне будут периодически ломать рёбра… Мол, шляйся, сколько хочешь, но семью не рушь!.. Вот я и шляюсь… Была идея рвануть из страны, но тогда дочку потеряю, а я её очень люблю… Надеюсь, твой тесть не из налоговой?
   – У моей жены нет отца, он давно скончался.
   – Бывают же везунчики!.. Ладно, хватит о грустном… Как ты меня нашёл?
   – Забыл, кем я работаю… Это связано с нападением на Бурляева.
   – Странная история. Так что, я на подозрении?
   – Мы пока только проверяем круг общения.
   – Да мы с ним даже не знакомы. Просто я был их поставщиком.
   – Я знаю.

   – Кто тебе доложил?
   – Радов, их экспедитор.
   – А, этот слепой мудак.
   – Почему слепой?
   – Он пытался заигрывать с моей женой.
   – А почему мудак?
   – По той же причине… Так это Радов натолкнул тебя на мысль о моём участии?
   – Да нет же, нет!.. Просто я пытаюсь исключить тебя из числа подозреваемых.
   – Можешь с чистой совестью вычеркнуть меня из этого списка. Во-первых, я в тот вечер, с семи до одиннадцати, провел время на этой тахте с очаровательной женщиной, которая, при острой необходимости, это подтвердит… А во-вторых… Я уже третий год не расширяю своё производство, не делаю инвестиций, не покупаю никаких акций…
   – Это почему же?
   – Раз суждено прожить жизнь с нелюбимой, я посвятил свою жизнь любви на стороне, а на это мне денег хватает. А умру – мои предприятия достанутся дочери, я всё завещал ей, она их продаст и будет обеспечена. Так что мне никакие новые бизнесы не нужны!.. Стимула нет!.. Понимаешь?
   – Грустно. Но понимаю… Спасибо за откровенность… Но чем-то ты всё-таки занимаешься?
   – Трачу деньги с одной недостойной женщиной.
   – А с достойной не пробовал?
   – С недостойной интересней.
   – Ты говоришь про Алину?
   – И это ты знаешь?.. Ну, Радов, погоди!
   – Это не он.
   – Он, он!.. Впрочем, какая разница. Но согласись, девка классная?
   – Соглашаюсь.
   Борис поднялся.
   – Погоди! – Кононов подбежал к бару, вытащил бутылку «Хеннесси». – А на посошок?
   – Я за рулём, и мне ещё далеко ехать.
   – Какой-то ты скучный стал после женитьбы! Но ничего, это постепенно проходит… – Плеснул себе в фужер, выпил. – Когда будешь докладывать обо мне своему начальству, объясни им, что я – не убийца, я – блядун… Повторяю: если возникнет потребность, можешь всегда рассчитывать на эту хату.
   – Надеюсь, в ближайшие годы не возникнет. – Не зарекайся!
 
   У входа в кафе стоял огромный охранник-вышибала с «фирменно» выбритой головой. Очевидно, хозяева требовали, чтобы он встречал посетителей приветливо, но для него это было тяжкой обязанностью: при виде Пахомова он оскалил зубы в какой-то пугающей гримасе, которая должна была изображать улыбку. «После такой улыбки надо сразу отстреливаться», – подумал Борис. Он вспомнил последнего, виденного им, бородатого швейцара в ресторане «Прага», который за десять метров распахивал дверь перед каждым посетителем и с поклоном приглашал его войти. Куда они все подевались, не передав своего опыта молодому поколению?.. Уйду на пенсию, открою школу швейцаров, – решил Борис.
   Зайдя во внутрь, он подсел к Тине, хлебнул из её фужера глоток сока и пересказал ей беседу с Кононовым.
   – Думаю, он не врёт, но проверить не мешает. – Огляделся. Заметив, что все окна с решётками, прокомментировал. – В это кафе надо приходить с напильником.
   Было только шесть часов, очевидно, постоянные посетители ещё не прибыли. В углу за тремя сдвинутыми столиками шумела компания подростков, отмечая день рождения своего сотоварища, худенького, взъерошенного очкарика. Один из них, самый активный, приставал к официанту, чтобы тот поставил принесенный ими диск. Тому надоело, и он согласился. Зазвучал реп, под который компания ринулась танцевать. Сквозь грохот музыки доносились слова:

 
Когда ты со мной,
Не надо слов!..
Ты хотела,
И я готов!..
 

   – Потрясающая поэзия! – отметила Тина.
   – Очевидно, эта песня посвящена первой эрекции именинника, – объяснил Борис.
   Тина расхохоталась. Потом поднялась.
   – Пойдём отсюда – здесь так неуютно.
   – Согласен. В этом кафе нужен не вышибала, а вшибала.
 
   В квартире Рыбина на звонок никто не отозвался.
   – Подождём, – предложил Борис. – У дома скверик, посидим на скамейке, попьём кофе – в термосе ещё осталось.
   Только они присели на скамейку, к дому подкатил старенький, дребезжащий автомобиль, из которого вышел Рыбин – они узнали его по фотографии в газете, полученной от Тининой родственницы. Ему было уже лет за шестьдесят, но он ещё был строен, подтянут, с пружинистой походкой, нос с горбинкой, седые пряди, спадающие на лоб – он, и в правду, напоминал Робин Гуда, только уже на пенсии. К нему бросилась поджидавшая его маленькая старушка и пыталась всучить ему что-то в целлофановом пакете. Он досадливо отмахивался.
   Борис и Тина направились им навстречу.
   – Вы – Матвей Рыбин?
   – Так точно. Чем могу служить?
   – Один вопрос: где вы были позавчера, в понедельник, в восемь вечера?
   – А в чём дело?
   Тина предъявила ему удостоверение.
   – Расследуем преступление.
   – А, вот вы о чём… – Рыбин хмыкнул. – Если вы называете это преступлением, то я готов его повторить.
   – Так это и было позавчера, вечером, – вмешалась старушка.
   – Что было? – одновременно спросили Тина и Борис.
   – Анна, прекрати! – одёрнул её Рыбин.
   – Нет, нет, пожалуйста, продолжайте. – И Тина пояснила Рыбину. – Это важно и для нас, и для вас.
   – Я это до смертушки буду помнить!
   И старушка, довольная, что ей предоставили трибуну, начала подробно рассказывать.
   Живёт она в соседнем доме, растит Алёнку, внучкусироту. Позавчера, под вечер, прибежала к Рыбину: «Помоги! Девке всего шестнадцать, а он пристаёт, грозит с работы уволить, если не согласится». Кругом кризис, в городе безработица, время трудное, потерять работу – беда! Он – это Рустам, хозяин магазина, внучку продавщицей взял на время каникул, хоть с продуктами полегчало.
   Услышав эту жалобу, Рыбин набил ружьё солью и направился в магазин. Хозяин стоял на табуретке и снимал что-то с верхней полки. Матвей почти в упор всадил оба заряда в уже пристрелянные места. Рустам подскочил вместе с табуреткой…
   Завершив свой рассказ, старушка рассмеялась:
   – Он до ночи в тазике с водой просидел, пока соль растворялась… А Матвеюшке за его деятельность орден бы вручить надо!
   – Да прекрати ты, Анна!..
   – А чего прекращать-то? Ты людям помогаешь больше, чем и милиция, и полиция, и все нашенские балабольщики… – Она снова попыталась всучить ему пакет. Пояснила. – Я на балконе курочек держу, яйца свеженькие, таких в магазине не купишь… Рыбин снова отвёл её руку.
   – Анна, я же просил!
   – В какое время это произошло? Если можно, поточнее, – попросил Борис.
   – Аккурат часов в семь с половиною – он всегда в это время магазин закрывает.
   Борис и Тина переглянулись: более «железного» алиби не придумаешь.
   В этот момент к ним подскочил толстый, черноусый мужчина, похожий на ещё не поседевшего телеведущего Леонида Якубовича.
   – Это он самый и есть, Рустам, – шепнула старушка.
   – Мэне сообщили, что ви из московской мылиции? – спросил он с сильным акцентом.
   – Можно и так сказать.
   – Ви очэн воврэмя!.. Я сам собирался к вам прыехать – здэшний мылиция своих покрывает. А этот бандит, этот террорист, как это било сказано в одын популярный кынофылм, «вооружён и очэн опасэн»!.. Я трэбую его беспредэльно наказать!
   Тина чувствовала, что Борис явно симпатизирует Рыбину. Поэтому для неё явилось неожиданным то, как вдруг он активно поддержал Рустама.
   – Вы абсолютно правы – такое хулиганство не может остаться безнаказанным! Мы сделаем показательный процесс, пригласим газеты, радио, телевидение… Соберём весь город: мэрию, пенсионеров, школьников!..
   – Погады, дорогой, нэ горячись! – не ожидавший такого поворота, Рустам поспешно отвёл Бориса в сторону и попытался погасить его энергию. – Нэ надо показатэльный процэсс…
   Но Борис не унимался:
   – Надо, дорогой, надо! Вы женаты?
   – Нэт… То ест, да.
   – Дети есть?
   – Да… То ест, нэт.
   – Так есть или нет?
   – Толко дэвочки.
   – Вот! – довольно заключил Борис. – И жену пригласим, и девочек! Пусть знают, что государство не даст их папу в обиду!
   Совершенно перепуганный, Рустам оттащил Бориса ещё дальше.
   – Слушай, нэ надо процэсс… Я снымаю своё обвынение.
   – Поздно. Теперь это уже не ваше личное дело, а государственное.
   – Прошу, нэ надо! Как мужчина мужчину прошу!.. Я же сэмью потэряю, уважение дочек…
   – А когда к несовершеннолетней приставал, не думал об уважении?
   – Погорячился… Тэмперамэнт у мэня южный, а она в мини-юбке ходит туда-сюда!.. Если надо, я дэсят раз перед ней ызвынюсь.
   – Ладно, помогу, как мужчина мужчине. Но, боюсь, одних извинений мало. Надо что-то ещё придумать.
   – Я ей зарплату прыбавлю, ещё рублэй двэсти.
   – В таком деле не экономят, – строго изрёк Борис.
   – Пятсот, – поспешно набавил Рустам. – И ещё одноднэвную экскурсию в Москву оплачу – пуст прыдёт в сэбя после псыхологический травма.
   – Молодец, – похвалил его Борис. – Теперь мне будет легче замять это дело.
   Они вернулись к остальным. Отклонив предложение Рустама распить бутылочку «Кизлярского», Борис отправил его извиняться перед Алёнкой. Вместе с ним, для подстраховки, побежала старушка.
   – Если будешь приставать к малолеткам, – вдогонку ему пригрозил Матвей, – я тебе задницу на всю жизнь просолю, а потом в тюрягу засажу. И будешь ты там весь срок на нарах только лежать, потому что сидеть не сможешь. А коль девчонку выгонишь, то вместо соли я ружьё дробью заряжу…
   Но Рустам уже успокоился: он с улыбкой обернулся и объяснил Борису и Тине.
   – Это он так шутыт. – Потом обнял старушку за талию и повёл к своему магазину. – Пайдём, подруга, выпьем по рюмочке, за мыр во всём мыре!..
   Когда прощались, Борис признался Матвею:
   – Официально я вас, конечно, осуждаю, а неофициально восхищаюсь: вы смелый человек!
   – Спасибо за поддержку: здорово вы Рустама обработали. Я ваш должник. Если понадоблюсь, только свистните – соли хватит.
   – Может, когда-нибудь к вам и обратимся…
   – Вы уж поосторожней, – попросила Тина, – не каждый раз к вам будет приезжать такой Дон-Кихот, как майор Пахомов. – Когда проходили мимо машины Матвея, заметила. – Автомобиль у вас какой-то странный, таких не встречала.
   – И не встретите – единственный. Мне его наши автомеханики сварганили. Собрали на свалке полуистлевшие останки кузовов, двигателей, высвободили от многолетней ржавчины, приварили, доклепали, допаяли и мне подарили, чтоб сподручней было за подлецами гоняться. Много лет прошло, а всё ещё бегает. Правда, под горку не очень, а с горки – ого-го!
   – А кузов из каких машин? – поинтересовался Борис.
   – «Победа» и «Запорожец». Хотел ему какое-то название придумать, но не получилось.
   – Хотите, подскажу?
   – Давай.
   – «Попорожец»!
   Матвей рассмеялся.
   – А что?.. По-моему, в десятку: есть и попа, и рожа… Спасибо, товарищ майор!.. Пойду расскажу – ребятам понравится!..
 
   Несмотря на уже поздний вечер, было светло. Свежевыпеченная луна напоминала румяный колобок, от которого откусили первый день месяца.
   – Пока доедем домой, настанет ночь, опять не высплюсь, – пожаловалась Тина, садясь в машину. – Давай приедем, сразу ляжем и заснём.
   – Не обещаю, – ответил Борис, садясь за руль. Потом обнял её, притянул к себе. – Точно не обещаю!
   – Боренька, угомонись: медовый месяц давно кончился.
   – Наступил медовый квартал. Потом будет медовый год и начнётся медовая жизнь… – Он включил двигатель, проехал пару метров, остановился. – Ты права, скоро ночь, пока доедем до дома, звонить уже будет неприлично – позвоню отсюда.
   Он вытащил из кармана мобильник.
   – Кому ты звонишь?
   – Алине, любовнице Кононова. Хочу убедиться, что она была с ним в тот вечер – доверяй, но проверяй, верно?
   Она помрачнела.
   – Верно. Я воспользуюсь этим девизом.
   – Не понял.
   – Откуда у тебя телефон этой Алины?
   – Я взял все телефоны, и её, и экспедитора, и бухгалтера…
   – Но её телефон лежит у тебя в боковом карманчике, прямо у сердца!.. Ты не думай, я не ревную. Просто мне интересно, почему у всех молодых свидетельниц ты берёшь номера телефонов!
   Она ревновала его с первого же дня их совместной жизни, к соседкам, к сотрудницам, к жёнам его друзей.
   – Почему ты каждой так призывно улыбаешься?
   – У меня с детства такая улыбка, – оправдывался он. – Ну, хочешь, я буду им корчить рожи и высовывать язык?
   – Ни в коем случае! Они сочтут это за сексуальный призыв!
   Он называл её Отелло Мавровна, она обижалась, он просил прощение, целовал, обнимал, уносил в спальню и, веками проверенным способом, доказывал ей свою любовь. После этого она успокаивалась, но не надолго. Она не забыла, каким он был до женитьбы: гуляка и бабник, весёлый, шумный, непредсказуемый, как мальчишник. Она помнила его фирменную флягу, всегда наполненную коньяком, его романы и похождения, о которых по Управлению ходили легенды… И в то же время она не могла не видеть, что после смерти матери и начала их совместной жизни он очень изменился: бросил пить, на её глазах сжёг записную книжку с телефонными номера всех прежних любовниц, и даже выбросил свою любимую флягу… Она радовалась этому, ценила, старалась не ревновать, очень старалась, но ничего не могла с собой поделать: памятуя его прежний образ жизни, в каждой женщине, с которой они общались, она видела его потенциальную любовницу.
   Чтобы погасить эту новую вспышку, он предложил.
   – Хочешь – позвони сама.
   – И позвоню.
   Борис включил громкую связь, набрал номер и протянул ей мобильник. Раздался томный голос Алины:
   – Алло!.. Я вся внимание.
   – Говорит помощник майора Пахомова, старший лейтенант Валежко, – холодно и официально представилась Тина. – Майор поручил мне выяснить, подтверждаете ли вы, что первого июля сего года, после семи вечера находились в квартире гражданина Кононова?
   – Подтверждаю. Я и сейчас здесь нахожусь. Простите, что разговариваю с вами лёжа.
   Не отреагировав на эту дерзость, Тина продолжила тем же «официальным» голосом:
   – Мы вас завтра пригласим, и вы подпишете эти показания.
   – Ваш майор такая душка, что я откликнусь на любые его приглашения.
   Тина в сердцах отключила мобильник.
   – Какая наглая баба!.. Ты её, конечно, охмурял, как мог, поэтому она и позволяет себе так разговаривать!
   Всю дорогу до дома она сидела, насупившись, не реагируя на его попытки восстановить мир. Пришлось ему и в эту ночь опять доказывать, что она не права. Когда они, наконец, уснули, раздался звонок: Борису сообщили, что бизнесмен Владимир Кононов попал под машину, подозревается покушение.
 
   Когда они в восемь утра примчались в больницу, к Кононову их не пустили: он лежал в реанимации, без сознания – обе ноги были буквально раздавлены колёсами. В холле на стуле сидела заплаканная женщина.
   – Его жена, – сообщил врач, – тоже пыталась к нему прорваться.
   Борис и Тина направились к ней.
   Женщина была ещё достаточно молодой, высокой и очень толстой. Огромные груди, как два тяжёлых арбуза, тянули плечи к земле и делали её сутулой. Жирные бока распирали блузку и свешивались через пояс, как тесто, вылезшее из кастрюли. Они попытались с ней заговорить, но она не отвечала – глядя в пол, раскачивалась, как раввин на молитве, и что-то всё время приговаривала. Они прислушались к её бормотанию и разобрали: «Это я, я виновата… Но я так не хотела… Я не думала…». И снова: «Это я виновата, я…»
   – Любопытное заявление, – отметил Борис, – но сейчас с ней пытаться говорить бессмысленно.
   – Приходите позже, – посоветовал врач, – мы постараемся привести её в нормальное состояние. Да может, и он в сознание придёт.
   Когда вышли из больницы, Борис сообщил:
   – Лукоперец вызывает на десять утра. Ещё есть время – давай заедем к соседу Кононова: мне сообщили, что он последний, кто видел его машину.
   У входа в подъезд высотного элитного дома стояла толпа парней в модных рванных джинсах, патлатых и шумных. Они читали друг другу стихи и громко их обсуждали. Пахомов сквозь дверное стекло показал охраннику своё удостоверение, и тот впустил их вовнутрь.
   – Нам нужен Аскольд Крымский.
   – Четвёртый этаж, двенадцатая квартира, – сообщил охранник и с надеждой спросил. – Неужели вы, наконец, его арестуете?
   – Почему его надо арестовывать? – удивлённо спросила Тина.
   – А вы его песни слышали?.. Нет?.. То-то!.. Он называет себя композитором-песенником, а я считаю, что он композитор-убийца!..