Страница:
«Интересно он заговорил, совершенно не похоже на обычную его манеру. Неужели до такой степени успел проникнуться духом грядущего, который, как его ни прячь, нет-нет да и прорывается у каждого из нас?»
– Раз уж я ответил, как умел, на ваш вопрос, то, может быть, и вы снизойдете к вполне понятному любопытству с моей стороны?
Мне ничего не оставалось делать, как согласиться:
– Спрашивайте, падре.
– Почему название форта выбрано именно такое – «В вихре времен»? И что именно символизирует ваш герб? Согласитесь, очень непривычно выглядит сочетание инструмента мыслителя, поэта или писателя – гусиного пера и, простите, грубого мужицкого топора. Я уже не говорю про сочетание цветов, которые мне не приходилось встречать ни в одном геральдическом справочнике.
Хорошо, что к этому моменту мы уже изрядно приняли «на грудь» фирменной настойки Всеслава. Поэтому наша совместная, созданная буквально «в одно касание» с Сергеичем, версия происхождения названия и герба прокатила. Вот теперь не забыть бы, что мы тогда напридумывали, и строго-настрого внушить ее остальным для внешнего, так сказать, употребления.
Остается только сказать, что празднование дня рождения Лолы назавтра прошло без каких-либо накладок. Некоторое удивление дона Хосе вызвал только набор цветных карандашей в серебряном корпусе с хитрыми наполнителями, которые подготовили наши химики. По словам падре, ничего подобного ему ранее не приходилось видеть даже у коронованных особ, при посещении двора вице-короля. Но особо докапываться он не стал, так как время не располагало к затяжным расспросам, на носу было католическое Рождество, которое он по должности обязан был встречать в миссии, до которой надо было еще успеть доехать.
Расстались мы довольные друг другом. Иезуит отбыл, увозя в своей голове идеологическую мину замедленного действия, которую мы совместными усилиями туда заложили. Надеюсь, что результаты ее срабатывания мы успеем ощутить еще при нашей жизни...
ГЛАВА 3
ГЛАВА 4
– Раз уж я ответил, как умел, на ваш вопрос, то, может быть, и вы снизойдете к вполне понятному любопытству с моей стороны?
Мне ничего не оставалось делать, как согласиться:
– Спрашивайте, падре.
– Почему название форта выбрано именно такое – «В вихре времен»? И что именно символизирует ваш герб? Согласитесь, очень непривычно выглядит сочетание инструмента мыслителя, поэта или писателя – гусиного пера и, простите, грубого мужицкого топора. Я уже не говорю про сочетание цветов, которые мне не приходилось встречать ни в одном геральдическом справочнике.
Хорошо, что к этому моменту мы уже изрядно приняли «на грудь» фирменной настойки Всеслава. Поэтому наша совместная, созданная буквально «в одно касание» с Сергеичем, версия происхождения названия и герба прокатила. Вот теперь не забыть бы, что мы тогда напридумывали, и строго-настрого внушить ее остальным для внешнего, так сказать, употребления.
Остается только сказать, что празднование дня рождения Лолы назавтра прошло без каких-либо накладок. Некоторое удивление дона Хосе вызвал только набор цветных карандашей в серебряном корпусе с хитрыми наполнителями, которые подготовили наши химики. По словам падре, ничего подобного ему ранее не приходилось видеть даже у коронованных особ, при посещении двора вице-короля. Но особо докапываться он не стал, так как время не располагало к затяжным расспросам, на носу было католическое Рождество, которое он по должности обязан был встречать в миссии, до которой надо было еще успеть доехать.
Расстались мы довольные друг другом. Иезуит отбыл, увозя в своей голове идеологическую мину замедленного действия, которую мы совместными усилиями туда заложили. Надеюсь, что результаты ее срабатывания мы успеем ощутить еще при нашей жизни...
ГЛАВА 3
Ирина
В стеклодувной мастерской, вечером. За окнами красиво догорал закат, быстро смеркалось, а я печально сидела рядом со своим рабочим местом на табуреточке и разглядывала некондиционный продукт нынешнего рабочего денечка в корзине для мусора – больше тридцати штук (!) стеклянных шаров малого размера, странно изогнутых загогулин-спиралек и кучка стеклобоя. Изначально же планировалось совсем другое – пробирки, колбы лабораторные, лабораторные палочки и пипетки. Вообще-то весь заказ от химиков уже сделан – нормально отожжен, проверен на предмет дефектов, аккуратно промыт, высушен, сложен в коробки с ячейками из картона и ждет в кладовке на стеллажах, когда за ним придут.
Но вот что делать с этим всем, не представляю! Конечно, можно, как обычно, переплавить в печи, получив обычную стеклянную массу – со стеклобоем, самыми кривобокими шарами и спиральками так и будет. Но вот почти идеальные по форме шары бить совсем не хочется. Ведь так аккуратно выдувала через специальную трубку, тщательно стараясь не дать перекос – когда вращается трубка для выдувания, есть опасность, что стенки изделия могут изогнуться и даже слипнуться. Тогда изделие идет в брак. Я все-таки не профессиональный мастер-стеклодув, а простой любитель. Многих приемов и хитростей просто не знаю. Да и практики не хватает – всего-то несколько месяцев, как выдуваем стекло для нужд наших химиков. А тут еще ведь и Новый год на носу. Нет, однозначно – стеклянные фиговинки пойдут на украшения!
В тамбуре послышалось шарканье подошв о самодельный коврик.
– Кто там?!
– Я!
– Я – это кто?
– Это Катя к вам пришла, в дом снежинок принесла! – В помещение ввалилась раскрасневшаяся со свежего воздуха Катруся. – Что сидишь скучая, кра-асная-а девица, голово-ой качаешь над своей рабо-отой!
Я аж потрясла пальцем в ухе, настолько мощно спела последний куплетик сестра.
– Кать, ну ты даешь! Не слишком ли громко?!
– Да ну, подумаешь. Так что тут сидишь? Темнеет же, да и ужинать скоро.
– Да вот, размышляю – как исхитриться переделать стеклянный брак в новогодние игрушки...
– Ну-ка, покажи... Ого, сколько тут.
– Стеклобой и некрасивости я в мусорке оставлю.
– А эти кругленькие? С отверстием сверху? И спиральки?
– Попрошу в лаборатории покрасить их напылением – сперва изнутри, чтобы получилась непрозрачная поверхность. По-моему, там нужен какой-то из оксидов серебра. Потом надо будет шары украсить разноцветными рисунками и покрыть лаком... Если, конечно, я ничего не напутала. Про игрушки эти, ну, как их делают – я слишком уж давно читала.
– А потом что? Как их на елку вешать будем?
– А потом запаяем-заплавим отверстие и сверху приплавим ушко – за него и будем вешать.
– Неплохо. Давай тогда сейчас быстро все выберем, сложим вон в тот квадратный короб и отнесем нашим химикам. На все про все четверти часа нам вполне хватит.
Где-то столько мы и провозились. Катя, наконец, осторожно взяла короб в руки и ушла во двор. Мне же осталось проверить, затушены ли печки, да закрыть за собой дверь....
31 декабря 1790 года.
Всеслав
Сестры очень вовремя придумали использовать отходы стеклодувной мастерской для изготовления новогодних украшений. Для поисков привычной елочки, которой здесь редко бывало «холодно зимой», пришлось снаряжать небольшую поисковую партию, которая за пять дней обернулась до ближайших гор и обратно. Что поделать – на побережье преобладали лиственные породы и это недоразумение под названием чапараль.
Больше полугода мы живем в этом времени, дата вроде совершенно не круглая, но праздник есть праздник, так что отмечать его мы собирались от всей души. Без того разгула, как было принято среди гламурной тусовки в нашем родном две тыщи десятом, а вполне достойно, по-семейному. Ведь, кроме уже приличного количества нашедших себе здесь вторую половину – а что вы хотите, вернуть снова двадцать, тут уж гормоны о себе напомнят, – мы постепенно стали ощущать себя одной большой семьей. И наплевать, что кто-то оказался в теле испанки или англичанки, не говоря уже про индейцев! Душа-то ведь у каждого осталась русская. Именно русская, пусть и жили многие из нас после Беловежского предательства в самостоятельных государствах.
Что рассказывать – хорошо посидели. Всего хватило. И тостов, и песен с танцами, благо погода пошла нам навстречу и позволила устроить гулянье под открытым небом, не заставляя тесниться в малопригодной для этого действа штабной избе.
Приказом по части два дня были объявлены выходными. Кроме этого, чуть с запозданием, но был узаконен обязательный выходной после шести рабочих дней. А то народ так втянулся в экстремальное выживание, что даже ранние, по нашим меркам, сумерки не всегда загоняли некоторых трудоголиков в постели.
Два праздничных дня пролетели незаметно, и мы снова вернулись к уже привычным занятиям. Планов было необъятное количество, осталось только выполнить их. Впереди целая жизнь...
В стеклодувной мастерской, вечером. За окнами красиво догорал закат, быстро смеркалось, а я печально сидела рядом со своим рабочим местом на табуреточке и разглядывала некондиционный продукт нынешнего рабочего денечка в корзине для мусора – больше тридцати штук (!) стеклянных шаров малого размера, странно изогнутых загогулин-спиралек и кучка стеклобоя. Изначально же планировалось совсем другое – пробирки, колбы лабораторные, лабораторные палочки и пипетки. Вообще-то весь заказ от химиков уже сделан – нормально отожжен, проверен на предмет дефектов, аккуратно промыт, высушен, сложен в коробки с ячейками из картона и ждет в кладовке на стеллажах, когда за ним придут.
Но вот что делать с этим всем, не представляю! Конечно, можно, как обычно, переплавить в печи, получив обычную стеклянную массу – со стеклобоем, самыми кривобокими шарами и спиральками так и будет. Но вот почти идеальные по форме шары бить совсем не хочется. Ведь так аккуратно выдувала через специальную трубку, тщательно стараясь не дать перекос – когда вращается трубка для выдувания, есть опасность, что стенки изделия могут изогнуться и даже слипнуться. Тогда изделие идет в брак. Я все-таки не профессиональный мастер-стеклодув, а простой любитель. Многих приемов и хитростей просто не знаю. Да и практики не хватает – всего-то несколько месяцев, как выдуваем стекло для нужд наших химиков. А тут еще ведь и Новый год на носу. Нет, однозначно – стеклянные фиговинки пойдут на украшения!
В тамбуре послышалось шарканье подошв о самодельный коврик.
– Кто там?!
– Я!
– Я – это кто?
– Это Катя к вам пришла, в дом снежинок принесла! – В помещение ввалилась раскрасневшаяся со свежего воздуха Катруся. – Что сидишь скучая, кра-асная-а девица, голово-ой качаешь над своей рабо-отой!
Я аж потрясла пальцем в ухе, настолько мощно спела последний куплетик сестра.
– Кать, ну ты даешь! Не слишком ли громко?!
– Да ну, подумаешь. Так что тут сидишь? Темнеет же, да и ужинать скоро.
– Да вот, размышляю – как исхитриться переделать стеклянный брак в новогодние игрушки...
– Ну-ка, покажи... Ого, сколько тут.
– Стеклобой и некрасивости я в мусорке оставлю.
– А эти кругленькие? С отверстием сверху? И спиральки?
– Попрошу в лаборатории покрасить их напылением – сперва изнутри, чтобы получилась непрозрачная поверхность. По-моему, там нужен какой-то из оксидов серебра. Потом надо будет шары украсить разноцветными рисунками и покрыть лаком... Если, конечно, я ничего не напутала. Про игрушки эти, ну, как их делают – я слишком уж давно читала.
– А потом что? Как их на елку вешать будем?
– А потом запаяем-заплавим отверстие и сверху приплавим ушко – за него и будем вешать.
– Неплохо. Давай тогда сейчас быстро все выберем, сложим вон в тот квадратный короб и отнесем нашим химикам. На все про все четверти часа нам вполне хватит.
Где-то столько мы и провозились. Катя, наконец, осторожно взяла короб в руки и ушла во двор. Мне же осталось проверить, затушены ли печки, да закрыть за собой дверь....
31 декабря 1790 года.
Всеслав
Из дневника Сергея Акимова
Когда зимний вечер
Уснет тихим сном,
Сосульками ветер
Звенит за окном,
Луна потихоньку
Из моря встает
И желтым цыпленком
По небу плывет.
Над фортом струится
Дымок над трубой
На берег ложится
Холодный прибой,
Среди чапараля,
Под зимним дождем
Мы лосевку квасим
И дедушку ждем.
Ах, где же ты наш,
Дорогой Дед Мороз?
Что ты нам сегодня
В подарок принес?
Оттуда, где сказка,
Где – сказка сама —
Красавица русская
Бродит зима!
У нас в Калифорнии
Елочек нет,
Есть синих небес,
Ослепительный свет —
Есть много индейцев
И диких зверей...
...Давай, Дед Мороз,
Приходи к нам скорей!
Сестры очень вовремя придумали использовать отходы стеклодувной мастерской для изготовления новогодних украшений. Для поисков привычной елочки, которой здесь редко бывало «холодно зимой», пришлось снаряжать небольшую поисковую партию, которая за пять дней обернулась до ближайших гор и обратно. Что поделать – на побережье преобладали лиственные породы и это недоразумение под названием чапараль.
Больше полугода мы живем в этом времени, дата вроде совершенно не круглая, но праздник есть праздник, так что отмечать его мы собирались от всей души. Без того разгула, как было принято среди гламурной тусовки в нашем родном две тыщи десятом, а вполне достойно, по-семейному. Ведь, кроме уже приличного количества нашедших себе здесь вторую половину – а что вы хотите, вернуть снова двадцать, тут уж гормоны о себе напомнят, – мы постепенно стали ощущать себя одной большой семьей. И наплевать, что кто-то оказался в теле испанки или англичанки, не говоря уже про индейцев! Душа-то ведь у каждого осталась русская. Именно русская, пусть и жили многие из нас после Беловежского предательства в самостоятельных государствах.
Что рассказывать – хорошо посидели. Всего хватило. И тостов, и песен с танцами, благо погода пошла нам навстречу и позволила устроить гулянье под открытым небом, не заставляя тесниться в малопригодной для этого действа штабной избе.
Приказом по части два дня были объявлены выходными. Кроме этого, чуть с запозданием, но был узаконен обязательный выходной после шести рабочих дней. А то народ так втянулся в экстремальное выживание, что даже ранние, по нашим меркам, сумерки не всегда загоняли некоторых трудоголиков в постели.
Два праздничных дня пролетели незаметно, и мы снова вернулись к уже привычным занятиям. Планов было необъятное количество, осталось только выполнить их. Впереди целая жизнь...
ГЛАВА 4
Январь 1791 года.
Котозавр
– Я боюсь за свою душу! Миссис Смайли – ведьма! Она варит дьявольские зелья, травит ими лягушек, а потом заставляет пить меня. В первый раз я мучься животом несколько дней, и из меня лезли черви, от других зелий еще хуже: ...и лежу, не могу пошевелить ни единым ...еном, ...и душу вышибает из тела, и вокруг демоны танцуют.
Узнаваемый стиль. Потом, гораздо позже, в разговоре с командиром, Улыбка Енота – ну очень трудно мне называть молоденькую индианку мамой! – сформулировала свою жизненную позицию:
– Мой гуманизм имеет крайне малый радиус действия и высокую избирательность. Клятву Гиппократа я не нарушала: вреда не нанесла. Конец цитаты.
Впрочем, до разговоров было далеко: переселить маму к нам оказалось нелегко. Во первых, на ней висела ответственность – и мне пришлось вдоволь помотаться по округе, ища племени хорошее, незанятое место. Потом договориться с остальными союзниками, о принятии и ненападении. Потом уговорить новообретенную родню – а им и там было неплохо, на фига куда-то ходить. На сладкое – уговорить индейцев, чтоб отпустили Улыбку жить у нас. Последний пункт был насквозь коммерческим – за очень нужную ученицу шамана, которая полезна, но своими странными идеями всех заколебала, вождь торговался увлеченно. Причем если за девку сторговались относительно быстро, то выкуп за Джонни оказался предметом очередного спора. Вождь не хуже современных мне генералов просек выгодность «универсального солдата у дачи» – под чутким руководством хозяйки тот и гончаром работал, и печником, и дрова обеспечивал, и огород мотыжил. С огородом – отдельная хохма. Собственно концепцию земледелия индейцы сочли блажью, и мама чуть не огребла, когда закупилась в миссии бобами и зерном, вместо ткани, железяк и бус. Спасли ее лекарские навыки: незадолго до шопинга Улыбка Енота сумела диагностировать и снять у вождя дружественного паютского племени – того самого племени, чей шаман так неудачно послушал Баха – сердечный отек. Дядька совсем уже собирался в Страну Вечной Охоты, но мимопроходящая шаманка остановилась на пару дней и, наделав экстракта наперстянки, проблему решила. Заодно наслушалась рассказов про то, как наш священник безнаказанно убил участника переговоров – а как еще понять рассказ про «шамана розовых людей»? Гонорар от вождя и неожиданные познания дали чуть авторитета – хватило как раз, чтоб продавить помилование пленного и переселение подальше от агрессивных пришельцев. Повторюсь, огород был сочтен блажью, но не опасной – пусть развлекается, с ней, по общему мнению, кажись, духи говорить начали. Но тут, как говорится, «масть поперла»: повадились ходить на грядки кабаны и примкнувшие к ним индейки, в рассуждении чего сожрать. Ради горсти зернышек эти божьи твари могут перекопать все, что попадется. Потеряв треть посевов за два дня, Улыбка организовала круглосуточное дежурство охотников – для побитого жизнью племени это оказалось очень удобно. Зверь приходит сам, посуду делает специально обученный трофей, бабы, заинструктированные шаманкой до полусмерти, начали соблюдать асептику, принимая роды (самой акушерствовать нельзя: роженица и ребенок беззащитны перед духами), и выживаемость младенцев в сезон стала заметно выше. А женщины вообще выжили все, что необычно. Вот таких ценных кадров и пришлось выменивать.
Через две недели после нашей встречи и произошло общее знакомство, буднично: утром у КПП появилась процессия – мама, енот, солдат, двое братьев (мои дядюшки получается?) с пожитками в плетеных коробах. Первым делом представилась Дяде Саше – все чин чином:
– Капитан медицинской службы Мысловская Наталья Николаевна. Прибыла.
Командир уважительно пожал руку и громко произнес в пространство, в расчете на многочисленных зрителей:
– Учитесь, р-р-разгильдяи! – и уже маме: – Добро пожаловать.
Мышь – так мама звала англичанина, явно намекая на его лабораторную судьбу, был преисполнен стокгольмского синдрома: от перевода на лесоповал или еще куда отказался наотрез, приказов ждал с нетерпением, работал ударно. Пока камрад Снейк, гы-гы, делал вид, что дружески беседует, проводя первичный опрос, и выдавал детские джинсы с футболкой – а какие еще на женщину ростом сто пятьдесят один сантиметр? – в медицинском секторе уже расположилось типи, барахло разложено, а Мышь стоял, предано поедая глазами начальство. Был отправлен в распоряжение Елены – для окончательного разрыва шаблона: белая женщина, но тоже в штанах, и тоже командует! Это он еще Марину не видел... А Улыбка Енота – предложившая называть себя Яга – просто Яга, без «Бабы», моментально познакомилась с Шоно, с Еленой, и поделила свое время между медициной и химией.
На первичной аттестации у начмеда мама выбрала себе фронт работ, согласно умениям и предпочтениям. В целом одобрив санитарно-гигиеническое состояние форта, она занялась глистными инвазиями у пленных: «не фиг добро на говно переводить». Те думали, что хуже первичной санобработки – с бритьем всего тела, уже и быть не может. Наивные. Мышь был удовлетворен чуть менее чем полностью: не просто так страдал, а для людей.
Заодно Яга наладила производство душистого мыла. «Ассирийское»: жировые остатки плюс зола, прокипятить, отфильтровать – пленные делали себе сами, благо затраты почти никакие. Хозяйственное тоже варили успешно. Теперь же в техпроцесс твердого мыла добавились травяные отвары и малость пляски с бубном – не так все просто и, наконец, наши цивилизованные привереды вздохнули с облегчением: запасы иновременного мыла уже закончились, а привычки – нет. Удалось сделать неплохой зубной порошок, а с помощью Зануды – приличные зубные щетки из вываренной свиной щетины. Потом – на стыке медицины и химии занялась экспериментами с кишками молодых оленей, пытаясь получить шовный материал, и с конским волосом – в тех же целях. Еще одна голова и пара рук пришлись очень кстати в обеих темах: институтские знания и навыки, полученные на лабах по органической химии, были крайне востребованы. Все-таки крепкая советская школа, когда учили делать самостоятельно почти все – аналитику, органику, синтез, фармтехнологию, не зная страшных слов «прекурсоры» и «как бы чего не вышло». Причем эти знания отличнейше легли на знания полученного тела: индианка превосходно знала все местные дикоросы, а Яга – как извлечь из них максимум. Шаманке было доступно, и то условно, только изготовление настоев, отваров и сушка, а что еще сделать, не имея даже котелка, а только промазанную корзинку, в которую надо кидать накаленные камни? А ведь активные компоненты бывают еще спирто-жиро-кислоторастворимые и при обычном кипячении не экстрагируются, или разрушаются. С той же наперстянкой для вождя получилось удачно – не имея возможности правильно очистить, Яга выдала ему лекарство, посчитанное в Лягушачих Единицах. Не фиг ржать – совершенно официальная фармацевтическая единица измерения. И считать надо было точно, небольшая передозировка сердечного гликозида убивает пациента с гарантией.
Всеслав
М-да, вот уж не думал, что на второй молодости лет стану... Нормально так – 148 зэков, тридцать моих индейцев в охранниках, шесть индианок в поварах, Курбаши на связи и я, любимый, – кумом. Для полного счастья не хватает телогреек с номерами, вышек и колючки... ну да, воздвигли мы ударным трудом английских пленных два барака-полуземлянки, столовую они же оборудовали, больничку, построили их в две шеренги и Дядя Саша произнес речь на момент того, что за грехи надо бы отработать, план – закон, выполнение – долг, перевыполнение – честь, кто работает хорошо, тому усиленная пайка – и вот вам начальник. И меня вытолкнул. Блин, я ж по-английски только «фак» знаю! Ну, прочитаю-то что угодно, а вот от произношения ихнего – натурально плющит.
Это так командир мне за доброту мою отплатил, и за предновогоднюю планерку. Факт, я там оттянулся, камрад Зануда даже тихо аплодировал. Ну какое, на фиг, золото по зиме? Народ не из Сибири, явно не мерз ни разу. Каменный уголь, по карте километрах в тридцати можно открытым способом разрабатывать! Не замерзнем зимой – летом хоть что делать будем. Хотим – золото добывать, хотим – железо... железо нужнее, золото для нас сейчас вредно. Нас с индейцами вместе – всего 448 по данным переписи, включая женщин, детей, стариков и песика Гарма, спалимся на хорошем месторождении и нас стопчут чисто массой!
Зэки мои – моряки. Солдатиков, которые живые остались, мы от греха подальше отвели в холмы, почти на границу пустыни, сунули уцелевшему офицеру компас со словами, мол, вон там на три лаптя левее Солнца – Нью-Амстердам, выдали по ружью и пять зарядов на пятерых, и отпустили. Сомневаюсь, что дойдут. Но совесть чиста, у меня так устраивать массовое убоище рука не поднялась бы... Большой Медведь, правда, был в недоумении сначала, но после моих объяснений проникся к нам еще большим уважением – это ж надо, такую жестокую месть придумать, отправить голыми и босыми через земли равнинных племен, каждый пятый скальп – призовой... в общем, морячки попали. Копают от рассвета до заката, с перерывом на обед и общие с охраной занятия. Русскому языку учу и тех, и других. Русский матерный в довольно широких пределах они уже освоили... ну и с индейцами отдельные занятия вечером, кто от караула свободен – фехтование, тот же язык, стрельба, тактика, взаимный мордобой. По весне обещают лошадей, будем верховую езду осваивать. Раз в 10 дней – выходной. Вчера был. Стирались, мылись и т. д. Я в стойбище съездил, потом в баню в лагере сходил. Поймал там Клима, который с англичанским наречием дружит, попросил прочитать с файла, выучил, вроде стало получаться... Сейчас проверим. 07.00, подъем, однако. Глухо гудит деревянное било, индейцы у бараков орут: «На расс, фодэ, уркка! Таа послетнекоо, bliad!», англичане строятся побригадно – все как положено, орднунг, однако. Сажусь на коня, выезжаю перед строем:
– Великий вождь Хитрый Лось, пленные для работ построены! – докладывает на нуму дежурный по лагерю. Ничего, к весне начнут говорить нормально.
– Первая, вторая, третья бригада – направо, копать дорогу! Четвертая бригада – заготовка камня! Пятая бригада – заготовка кустарника! Вперед! – руками показываю, кто куда... нуму разбирают подопечных, я еду с теми, кто дорогу строит сегодня. И вот, время прикола, время мечты, которая сбылась! Начинаю:
– Специально для вас, граждане заключенные:
Все. В конвои больше не хожу. Приятно, конечно, размять ноги вне форта, но конвоировать пленных... Не мое это дело. Времени прошло совсем немного, но пообноситься англичане все-таки успели основательно. С чего это так расхвалено было в 18 веке английское сукно? Мой комбез защитно-пятнистой окраски пережил и химические экзерсисы, и опыты с порохом, и бой с англичанами, переживет и многое другое. По крайней мере, в кучу драного тряпья превратится еще не скоро. А эти выглядят так, будто наша Шпанка по ночам без устали точит о красные камзолы свои внушительные коготки. А потом Гарм довершает дело своими жуткими зубами.
Что-то пушистое теранулось о мои ноги.
– Шпана, а ну брысь домой!
Вредная любительница жевания проводков от ноутбука команду проигнорировала. Мявкнула тихонечко и, гордо задрав до одурения пушистый хвост, распустившийся на ветру как флаг, зашагала параллельным курсом.
Ну, и что ты будешь с ней делать?
– Салли?
Я далеко не сразу сообразила, что обращаются ко мне. Точнее, к Саре-Энн. Индеец-конвоир замахнулся на кого-то палкой, но я остановила.
– Кто меня звал? Пусть выйдет сюда.
Ага. Худощавый субалтерн лет примерно двадцати, и такой же блеклый... как и его старшая сестрица Сарочка.
– Здравствуй, Джимми, – ровным голосом сказала я.
– Не ожидал тебя здесь увидеть.
– Как и я тебя.
– Эй, – послышался недовольный голос Хитрого Лося – Большого Друга Индейцев, – это кто там колонну задерживает?
– Я. Слушай, мне тут с этим типом парой слов перекинуться бы – все-таки брат.
– Надеешься вербануть? Ну-ну, Бог в помощь...
На всякий случай он оставил со мной одного индейца – мало ли что. А я отвела «брата» к бревнышку, удачно лежащему на солнышке, мы присели... и долгих пять минут просто молчали. Я, честно говоря, не знала, что сказать. Жизнь Сары-Энн до моего в нее, гм, попадания вспоминалась с каждым днем все реже и хуже. Я и Джима Дэвиса-то признала только потому, что брат и сестра были очень дружны. А он... Он просто не узнавал Сару-Энн. Естественно: перед ним была только ее физическая оболочка, притом очень сильно отличавшаяся от того, что он помнил. А вы говорите – материя первична...
– Ты изменилась, сестренка, – негромко сказал он, рисуя прутиком на земле какие-то закорючки.
– А ты остался таким, каким и был, – я подвела итог сравнения памяти Сары-Энн с увиденным зрелищем. – Все тот же солдат империи.
– Что тебя связывает с этими русскими? Ты же англичанка, муж твой англичанин.
– Верно, Джим. У меня еще брат англичанин, папа и мама англичане, бабушки с дедушками как будто не французы, и так далее. Что с того? Я должна тебя отпустить?
– Не кипятись. Почему ты, вооруженная, конвоируешь своего безоружного брата пилить деревья? Почему русские верят тебе?
– Мы с Джонасом пришли к ним с миром. Ты пришел с войной. Вот тебе и разница, братик.
– И... никаких ущемлений?
– Джим, – серьезно произнесла я, не спуская палец с курка – тоже, мало ли что. – Всех, кто приходит к русским с миром и признает их общественные законы, они считают СВОИМИ. Здесь полно индейцев. Может, кто-то из пленных тоже захочет стать одним из нас. При условии беспрекословного соблюдения местных законов и верности окружающим людям, стать своим – не проблема. А вы... Тебе рассказать, что за могилка там на холме, или сам догадаешься?
Джим молча кивнул. Он знал, кто и почему там лежит. Даже знал содержимое эпитафии на дощечке.
– Вот именно, – продолжала я. – Когда вы приходите, кругом начинается ад. Любой, кто не белокож, не голубоглаз, не протестант и не говорит по-английски для вас – не человек. Его можно безнаказанно ограбить, убить, его жену и дочерей пустить по кругу – так это у вас на флоте называется, да? Зато когда «недочеловеки» задевают интересы Англии, вонь стоит по всему миру. Если Англия не может своими силами стать владычицей морей, эти силы надобно выкачать из других. Дешево и сердито. Только уверяю тебя, братик, умные люди даже в самой Англии видят в этой политике ее гибель.
– Уж не ты ли это? – грустно усмехнулся Джим. – Помнится, матушка называла тебя «моя глупышка».
– Тебя она называла «маленьким рыцарем», и была права. Ты таким и остался – идеалистом, витающим в облаках. Спустись на землю, а?
– Я... не узнаю тебя, сестра. Что с тобой произошло?
– Начиталась умных книжек и поговорила с умными людьми.
– Папенька всегда говорил тебе, что читать вредно.
– Папенька еще и курил, как вулкан Везувий – это ли пример для подражания подросшей дочери?
– Ты, оказывается, всю жизнь хитрила.
– Знаешь, какой надо быть умной, чтобы притворяться дурой? Ага, оно самое... – второе предложение я добавила по-русски.
Еще минут на пять повисла неловкая тишина. Потом Джим медленно, словно нехотя, встал с бревна. Бросил прутик.
– Веди меня в колонну. Надеюсь, мы их нагоним.
– Ты подумал бы над моими словами, – я тоже поднялась – и за моей спиной тенью вырос индеец. – Толковые люди нужны везде и всегда, а благодарность Англии, если оглянуться в глубь истории, всегда была похожа либо на подаяние, либо на оскорбление.
– Лавры Уолтера Рэйли мне не светят, – иронично ответил «братик».
– Зато есть огромный шанс сгинуть без следа – если не в этих степях, то в тюрьме. А что? Ваше поражение очень легко перепишут в дезертирство, и прощай пенсия.
Пагубная практика таких вот «изысков» Джиму, конечно же, была известна. Но дух «рыцаря» все еще цеплялся за розовые очки.
– Мы, англичане, привыкли уповать на родину, – проговорил он. А я, кстати, уловила в его голосе тоненькую, дрожащую струнку сомнения.
– Как и родина на нас. Только, поуповав, добычу она делит как-то очень избирательно. Не так ли?.. Ладно, идем, а то этих бегунов хрен догонишь...
Всеслав
Сегодня довели мы дорогу (ну, как дорога? более или менее внятная колея с отсыпкой, где надо, мостами через речки (хорошо хоть крупных не попалось), тремя временными стоянками, где лошадок сменных держать будем) до угольного разреза, которого, кстати, еще нет, построили опять же бараки-полуземлянки, помещение для охраны, кухню, баню, отхожие места... дикие люди, они, оказывается, у себя там, в Протопиндостане, гадили где попало, долго удивлялись, зачем отдельную будку строить для такого дела...
Потерь – 8 человек зэка и один нуму. Трое померли от воспаления легких, вовремя мной не замеченного. П-р-р-идурки. Каждому выдано было по шкуре и предложено утепляться. Не смогли. Одного лесиной придавило, двух пришлось показательно повесить, ибо не фиг на поварих набрасываться с хамскими целями, один застрелен при попытке к бегству, один отравился какой-то местной травкой в процессе добирания рациона. Индеец как дурак погиб – полез с пальмой на местного медведика без необходимого уровня подготовки, спасать было нечего, зато имелось зверское желание написать «Идиот» на сиротливой могилке.
М-да, проблема. Маркшейдер еще не приехал. Я уголь-то вижу, но надо ж правильно разметку участка сделать, работы организовать и все такое. Придется объявлять выходной.
Котозавр
– Я боюсь за свою душу! Миссис Смайли – ведьма! Она варит дьявольские зелья, травит ими лягушек, а потом заставляет пить меня. В первый раз я мучься животом несколько дней, и из меня лезли черви, от других зелий еще хуже: ...и лежу, не могу пошевелить ни единым ...еном, ...и душу вышибает из тела, и вокруг демоны танцуют.
Узнаваемый стиль. Потом, гораздо позже, в разговоре с командиром, Улыбка Енота – ну очень трудно мне называть молоденькую индианку мамой! – сформулировала свою жизненную позицию:
– Мой гуманизм имеет крайне малый радиус действия и высокую избирательность. Клятву Гиппократа я не нарушала: вреда не нанесла. Конец цитаты.
Впрочем, до разговоров было далеко: переселить маму к нам оказалось нелегко. Во первых, на ней висела ответственность – и мне пришлось вдоволь помотаться по округе, ища племени хорошее, незанятое место. Потом договориться с остальными союзниками, о принятии и ненападении. Потом уговорить новообретенную родню – а им и там было неплохо, на фига куда-то ходить. На сладкое – уговорить индейцев, чтоб отпустили Улыбку жить у нас. Последний пункт был насквозь коммерческим – за очень нужную ученицу шамана, которая полезна, но своими странными идеями всех заколебала, вождь торговался увлеченно. Причем если за девку сторговались относительно быстро, то выкуп за Джонни оказался предметом очередного спора. Вождь не хуже современных мне генералов просек выгодность «универсального солдата у дачи» – под чутким руководством хозяйки тот и гончаром работал, и печником, и дрова обеспечивал, и огород мотыжил. С огородом – отдельная хохма. Собственно концепцию земледелия индейцы сочли блажью, и мама чуть не огребла, когда закупилась в миссии бобами и зерном, вместо ткани, железяк и бус. Спасли ее лекарские навыки: незадолго до шопинга Улыбка Енота сумела диагностировать и снять у вождя дружественного паютского племени – того самого племени, чей шаман так неудачно послушал Баха – сердечный отек. Дядька совсем уже собирался в Страну Вечной Охоты, но мимопроходящая шаманка остановилась на пару дней и, наделав экстракта наперстянки, проблему решила. Заодно наслушалась рассказов про то, как наш священник безнаказанно убил участника переговоров – а как еще понять рассказ про «шамана розовых людей»? Гонорар от вождя и неожиданные познания дали чуть авторитета – хватило как раз, чтоб продавить помилование пленного и переселение подальше от агрессивных пришельцев. Повторюсь, огород был сочтен блажью, но не опасной – пусть развлекается, с ней, по общему мнению, кажись, духи говорить начали. Но тут, как говорится, «масть поперла»: повадились ходить на грядки кабаны и примкнувшие к ним индейки, в рассуждении чего сожрать. Ради горсти зернышек эти божьи твари могут перекопать все, что попадется. Потеряв треть посевов за два дня, Улыбка организовала круглосуточное дежурство охотников – для побитого жизнью племени это оказалось очень удобно. Зверь приходит сам, посуду делает специально обученный трофей, бабы, заинструктированные шаманкой до полусмерти, начали соблюдать асептику, принимая роды (самой акушерствовать нельзя: роженица и ребенок беззащитны перед духами), и выживаемость младенцев в сезон стала заметно выше. А женщины вообще выжили все, что необычно. Вот таких ценных кадров и пришлось выменивать.
Через две недели после нашей встречи и произошло общее знакомство, буднично: утром у КПП появилась процессия – мама, енот, солдат, двое братьев (мои дядюшки получается?) с пожитками в плетеных коробах. Первым делом представилась Дяде Саше – все чин чином:
– Капитан медицинской службы Мысловская Наталья Николаевна. Прибыла.
Командир уважительно пожал руку и громко произнес в пространство, в расчете на многочисленных зрителей:
– Учитесь, р-р-разгильдяи! – и уже маме: – Добро пожаловать.
Мышь – так мама звала англичанина, явно намекая на его лабораторную судьбу, был преисполнен стокгольмского синдрома: от перевода на лесоповал или еще куда отказался наотрез, приказов ждал с нетерпением, работал ударно. Пока камрад Снейк, гы-гы, делал вид, что дружески беседует, проводя первичный опрос, и выдавал детские джинсы с футболкой – а какие еще на женщину ростом сто пятьдесят один сантиметр? – в медицинском секторе уже расположилось типи, барахло разложено, а Мышь стоял, предано поедая глазами начальство. Был отправлен в распоряжение Елены – для окончательного разрыва шаблона: белая женщина, но тоже в штанах, и тоже командует! Это он еще Марину не видел... А Улыбка Енота – предложившая называть себя Яга – просто Яга, без «Бабы», моментально познакомилась с Шоно, с Еленой, и поделила свое время между медициной и химией.
На первичной аттестации у начмеда мама выбрала себе фронт работ, согласно умениям и предпочтениям. В целом одобрив санитарно-гигиеническое состояние форта, она занялась глистными инвазиями у пленных: «не фиг добро на говно переводить». Те думали, что хуже первичной санобработки – с бритьем всего тела, уже и быть не может. Наивные. Мышь был удовлетворен чуть менее чем полностью: не просто так страдал, а для людей.
Заодно Яга наладила производство душистого мыла. «Ассирийское»: жировые остатки плюс зола, прокипятить, отфильтровать – пленные делали себе сами, благо затраты почти никакие. Хозяйственное тоже варили успешно. Теперь же в техпроцесс твердого мыла добавились травяные отвары и малость пляски с бубном – не так все просто и, наконец, наши цивилизованные привереды вздохнули с облегчением: запасы иновременного мыла уже закончились, а привычки – нет. Удалось сделать неплохой зубной порошок, а с помощью Зануды – приличные зубные щетки из вываренной свиной щетины. Потом – на стыке медицины и химии занялась экспериментами с кишками молодых оленей, пытаясь получить шовный материал, и с конским волосом – в тех же целях. Еще одна голова и пара рук пришлись очень кстати в обеих темах: институтские знания и навыки, полученные на лабах по органической химии, были крайне востребованы. Все-таки крепкая советская школа, когда учили делать самостоятельно почти все – аналитику, органику, синтез, фармтехнологию, не зная страшных слов «прекурсоры» и «как бы чего не вышло». Причем эти знания отличнейше легли на знания полученного тела: индианка превосходно знала все местные дикоросы, а Яга – как извлечь из них максимум. Шаманке было доступно, и то условно, только изготовление настоев, отваров и сушка, а что еще сделать, не имея даже котелка, а только промазанную корзинку, в которую надо кидать накаленные камни? А ведь активные компоненты бывают еще спирто-жиро-кислоторастворимые и при обычном кипячении не экстрагируются, или разрушаются. С той же наперстянкой для вождя получилось удачно – не имея возможности правильно очистить, Яга выдала ему лекарство, посчитанное в Лягушачих Единицах. Не фиг ржать – совершенно официальная фармацевтическая единица измерения. И считать надо было точно, небольшая передозировка сердечного гликозида убивает пациента с гарантией.
Всеслав
М-да, вот уж не думал, что на второй молодости лет стану... Нормально так – 148 зэков, тридцать моих индейцев в охранниках, шесть индианок в поварах, Курбаши на связи и я, любимый, – кумом. Для полного счастья не хватает телогреек с номерами, вышек и колючки... ну да, воздвигли мы ударным трудом английских пленных два барака-полуземлянки, столовую они же оборудовали, больничку, построили их в две шеренги и Дядя Саша произнес речь на момент того, что за грехи надо бы отработать, план – закон, выполнение – долг, перевыполнение – честь, кто работает хорошо, тому усиленная пайка – и вот вам начальник. И меня вытолкнул. Блин, я ж по-английски только «фак» знаю! Ну, прочитаю-то что угодно, а вот от произношения ихнего – натурально плющит.
Это так командир мне за доброту мою отплатил, и за предновогоднюю планерку. Факт, я там оттянулся, камрад Зануда даже тихо аплодировал. Ну какое, на фиг, золото по зиме? Народ не из Сибири, явно не мерз ни разу. Каменный уголь, по карте километрах в тридцати можно открытым способом разрабатывать! Не замерзнем зимой – летом хоть что делать будем. Хотим – золото добывать, хотим – железо... железо нужнее, золото для нас сейчас вредно. Нас с индейцами вместе – всего 448 по данным переписи, включая женщин, детей, стариков и песика Гарма, спалимся на хорошем месторождении и нас стопчут чисто массой!
Зэки мои – моряки. Солдатиков, которые живые остались, мы от греха подальше отвели в холмы, почти на границу пустыни, сунули уцелевшему офицеру компас со словами, мол, вон там на три лаптя левее Солнца – Нью-Амстердам, выдали по ружью и пять зарядов на пятерых, и отпустили. Сомневаюсь, что дойдут. Но совесть чиста, у меня так устраивать массовое убоище рука не поднялась бы... Большой Медведь, правда, был в недоумении сначала, но после моих объяснений проникся к нам еще большим уважением – это ж надо, такую жестокую месть придумать, отправить голыми и босыми через земли равнинных племен, каждый пятый скальп – призовой... в общем, морячки попали. Копают от рассвета до заката, с перерывом на обед и общие с охраной занятия. Русскому языку учу и тех, и других. Русский матерный в довольно широких пределах они уже освоили... ну и с индейцами отдельные занятия вечером, кто от караула свободен – фехтование, тот же язык, стрельба, тактика, взаимный мордобой. По весне обещают лошадей, будем верховую езду осваивать. Раз в 10 дней – выходной. Вчера был. Стирались, мылись и т. д. Я в стойбище съездил, потом в баню в лагере сходил. Поймал там Клима, который с англичанским наречием дружит, попросил прочитать с файла, выучил, вроде стало получаться... Сейчас проверим. 07.00, подъем, однако. Глухо гудит деревянное било, индейцы у бараков орут: «На расс, фодэ, уркка! Таа послетнекоо, bliad!», англичане строятся побригадно – все как положено, орднунг, однако. Сажусь на коня, выезжаю перед строем:
– Великий вождь Хитрый Лось, пленные для работ построены! – докладывает на нуму дежурный по лагерю. Ничего, к весне начнут говорить нормально.
– Первая, вторая, третья бригада – направо, копать дорогу! Четвертая бригада – заготовка камня! Пятая бригада – заготовка кустарника! Вперед! – руками показываю, кто куда... нуму разбирают подопечных, я еду с теми, кто дорогу строит сегодня. И вот, время прикола, время мечты, которая сбылась! Начинаю:
– Специально для вас, граждане заключенные:
Елена – Сара-Энн Годдард
Take up the White Man's burden —
Send forth the best ye breed —
Go, bind your sons to exile
To serve your captives'need;
To wait, in heavy harness,
On fluttered folk and wild —
Your new-caught sullen peoples,
Half devil and half child.
Все. В конвои больше не хожу. Приятно, конечно, размять ноги вне форта, но конвоировать пленных... Не мое это дело. Времени прошло совсем немного, но пообноситься англичане все-таки успели основательно. С чего это так расхвалено было в 18 веке английское сукно? Мой комбез защитно-пятнистой окраски пережил и химические экзерсисы, и опыты с порохом, и бой с англичанами, переживет и многое другое. По крайней мере, в кучу драного тряпья превратится еще не скоро. А эти выглядят так, будто наша Шпанка по ночам без устали точит о красные камзолы свои внушительные коготки. А потом Гарм довершает дело своими жуткими зубами.
Что-то пушистое теранулось о мои ноги.
– Шпана, а ну брысь домой!
Вредная любительница жевания проводков от ноутбука команду проигнорировала. Мявкнула тихонечко и, гордо задрав до одурения пушистый хвост, распустившийся на ветру как флаг, зашагала параллельным курсом.
Ну, и что ты будешь с ней делать?
– Салли?
Я далеко не сразу сообразила, что обращаются ко мне. Точнее, к Саре-Энн. Индеец-конвоир замахнулся на кого-то палкой, но я остановила.
– Кто меня звал? Пусть выйдет сюда.
Ага. Худощавый субалтерн лет примерно двадцати, и такой же блеклый... как и его старшая сестрица Сарочка.
– Здравствуй, Джимми, – ровным голосом сказала я.
– Не ожидал тебя здесь увидеть.
– Как и я тебя.
– Эй, – послышался недовольный голос Хитрого Лося – Большого Друга Индейцев, – это кто там колонну задерживает?
– Я. Слушай, мне тут с этим типом парой слов перекинуться бы – все-таки брат.
– Надеешься вербануть? Ну-ну, Бог в помощь...
На всякий случай он оставил со мной одного индейца – мало ли что. А я отвела «брата» к бревнышку, удачно лежащему на солнышке, мы присели... и долгих пять минут просто молчали. Я, честно говоря, не знала, что сказать. Жизнь Сары-Энн до моего в нее, гм, попадания вспоминалась с каждым днем все реже и хуже. Я и Джима Дэвиса-то признала только потому, что брат и сестра были очень дружны. А он... Он просто не узнавал Сару-Энн. Естественно: перед ним была только ее физическая оболочка, притом очень сильно отличавшаяся от того, что он помнил. А вы говорите – материя первична...
– Ты изменилась, сестренка, – негромко сказал он, рисуя прутиком на земле какие-то закорючки.
– А ты остался таким, каким и был, – я подвела итог сравнения памяти Сары-Энн с увиденным зрелищем. – Все тот же солдат империи.
– Что тебя связывает с этими русскими? Ты же англичанка, муж твой англичанин.
– Верно, Джим. У меня еще брат англичанин, папа и мама англичане, бабушки с дедушками как будто не французы, и так далее. Что с того? Я должна тебя отпустить?
– Не кипятись. Почему ты, вооруженная, конвоируешь своего безоружного брата пилить деревья? Почему русские верят тебе?
– Мы с Джонасом пришли к ним с миром. Ты пришел с войной. Вот тебе и разница, братик.
– И... никаких ущемлений?
– Джим, – серьезно произнесла я, не спуская палец с курка – тоже, мало ли что. – Всех, кто приходит к русским с миром и признает их общественные законы, они считают СВОИМИ. Здесь полно индейцев. Может, кто-то из пленных тоже захочет стать одним из нас. При условии беспрекословного соблюдения местных законов и верности окружающим людям, стать своим – не проблема. А вы... Тебе рассказать, что за могилка там на холме, или сам догадаешься?
Джим молча кивнул. Он знал, кто и почему там лежит. Даже знал содержимое эпитафии на дощечке.
– Вот именно, – продолжала я. – Когда вы приходите, кругом начинается ад. Любой, кто не белокож, не голубоглаз, не протестант и не говорит по-английски для вас – не человек. Его можно безнаказанно ограбить, убить, его жену и дочерей пустить по кругу – так это у вас на флоте называется, да? Зато когда «недочеловеки» задевают интересы Англии, вонь стоит по всему миру. Если Англия не может своими силами стать владычицей морей, эти силы надобно выкачать из других. Дешево и сердито. Только уверяю тебя, братик, умные люди даже в самой Англии видят в этой политике ее гибель.
– Уж не ты ли это? – грустно усмехнулся Джим. – Помнится, матушка называла тебя «моя глупышка».
– Тебя она называла «маленьким рыцарем», и была права. Ты таким и остался – идеалистом, витающим в облаках. Спустись на землю, а?
– Я... не узнаю тебя, сестра. Что с тобой произошло?
– Начиталась умных книжек и поговорила с умными людьми.
– Папенька всегда говорил тебе, что читать вредно.
– Папенька еще и курил, как вулкан Везувий – это ли пример для подражания подросшей дочери?
– Ты, оказывается, всю жизнь хитрила.
– Знаешь, какой надо быть умной, чтобы притворяться дурой? Ага, оно самое... – второе предложение я добавила по-русски.
Еще минут на пять повисла неловкая тишина. Потом Джим медленно, словно нехотя, встал с бревна. Бросил прутик.
– Веди меня в колонну. Надеюсь, мы их нагоним.
– Ты подумал бы над моими словами, – я тоже поднялась – и за моей спиной тенью вырос индеец. – Толковые люди нужны везде и всегда, а благодарность Англии, если оглянуться в глубь истории, всегда была похожа либо на подаяние, либо на оскорбление.
– Лавры Уолтера Рэйли мне не светят, – иронично ответил «братик».
– Зато есть огромный шанс сгинуть без следа – если не в этих степях, то в тюрьме. А что? Ваше поражение очень легко перепишут в дезертирство, и прощай пенсия.
Пагубная практика таких вот «изысков» Джиму, конечно же, была известна. Но дух «рыцаря» все еще цеплялся за розовые очки.
– Мы, англичане, привыкли уповать на родину, – проговорил он. А я, кстати, уловила в его голосе тоненькую, дрожащую струнку сомнения.
– Как и родина на нас. Только, поуповав, добычу она делит как-то очень избирательно. Не так ли?.. Ладно, идем, а то этих бегунов хрен догонишь...
Всеслав
Сегодня довели мы дорогу (ну, как дорога? более или менее внятная колея с отсыпкой, где надо, мостами через речки (хорошо хоть крупных не попалось), тремя временными стоянками, где лошадок сменных держать будем) до угольного разреза, которого, кстати, еще нет, построили опять же бараки-полуземлянки, помещение для охраны, кухню, баню, отхожие места... дикие люди, они, оказывается, у себя там, в Протопиндостане, гадили где попало, долго удивлялись, зачем отдельную будку строить для такого дела...
Потерь – 8 человек зэка и один нуму. Трое померли от воспаления легких, вовремя мной не замеченного. П-р-р-идурки. Каждому выдано было по шкуре и предложено утепляться. Не смогли. Одного лесиной придавило, двух пришлось показательно повесить, ибо не фиг на поварих набрасываться с хамскими целями, один застрелен при попытке к бегству, один отравился какой-то местной травкой в процессе добирания рациона. Индеец как дурак погиб – полез с пальмой на местного медведика без необходимого уровня подготовки, спасать было нечего, зато имелось зверское желание написать «Идиот» на сиротливой могилке.
М-да, проблема. Маркшейдер еще не приехал. Я уголь-то вижу, но надо ж правильно разметку участка сделать, работы организовать и все такое. Придется объявлять выходной.