Когда вернулась экспедиция к предполагаемому самолету, кроме приятных новостей, она притащила мне целую кучу забот. Для начала – в виде подобранных по дороге ирландцев. Которые видели «Дакоту», что само по себе уже было не очень хорошо. Мало нам ежедневных проблем с маскировкой собственного «иновременного» происхождения. Так, оказывается, Динго собирался открытым текстом рассказать этому упертому кузнецу настоящее положение вещей! Для якобы быстрейшего склонения того на нашу сторону. Шоковая терапия, угу…
   Пришлось устраивать закрытое собрание для всех «попаданцев», на котором, в полном согласии с командиром, вставить фитиль некоторым особо умным. И остальным лишний раз напомнить слова «душки» Мюллера, в исполнении Броневого, о знании и свиньях. Вроде прониклись.
   Весна 1791 года. Калифорния.
   Зануда.
   Что-то все-таки выдает во мне советского разведчика. То ли звезда на шапке, то ли ППШ на груди. Есть отставить анекдоты. Хорошо, расскажу еще раз и сначала.
   Значит, я встретил падре Хосе у дозорной вышки. И он спросил меня, не боюсь ли я на нее забираться. Ответил, что нет, конструкция прочная и проверенная. Он выразил сомнение – уж больно тонкие у нас стойки и распорки. Я начал объяснять ему азы сопромата. Нет, фамилий не называл. Только Эйлера, но его-то можно. Рассказал про конструкцию крыши – стропила, подкосы, бабку, ригель, мауэрлат.
   Затем разговор как-то незаметно перешел на Сергея, который Дог, и способ люфтваффе. Да, именно так. Он же сам вам рассказывал. Дескать, это немцы придумали для поиска перспективных летчиков организовывать бесплатные (для занимающихся) аэроклубы при школах. А он делает то же самое, только для кавалерии. Видимо, от него святой отец и услышал слово «люфтваффе». Ну почему анахронизм? Скорее метафора. Воздушный – значит легкий, легкий – значит подвижный. Эскадрон гусар летучих, конь казаку крылья…. Святой отец, похоже, подумал именно в этом направлении. Заговорил про Семилетнюю войну. Я поддакнул – дескать, Сергея тогда и в проекте не было, а вот дед его с немцами воевал.
   И вот когда я пересказывал разговор с падре нашим контрразведчикам, у меня и сложилась картинка: Семилетняя война кончилась в 1763 году, пруссаки носили парики с косами, а их кавалеристы как раз в ту войну показали выучку и эффективность. И дон Хосе решил, что Дог – внук участника той войны. И этим объяснил и косицу, и необычную манеру езды…
   Июль 1791 года. Форт «Ломоносов».
   Динго.
   Нашего полку прибыло. Команда, отправленная на поиски самолета, приволокла вместо него ирландского кузнеца при семье, двух телегах с пожитками и инструментом. Нет, кой-какой хабар в виде пары раций и всякой мелочевки они тоже, конечно, привезли, но ероплан на месте посадки остался. Ирландцы были слегка ошарашены такими крутыми переменами в своей судьбе, ведь ехали они на поиски лучшей и более спокойной жизни, безопасной от бандитов. Последний пункт они, в общем-то, получили, первый, можно сказать, тоже. А вот насчет спокойствия лучше было не заикаться.
   Прежде всего их шокировало требование отправить детей в Форт, в школу (несколько дней ругани Ронана, слез Морны и разговоров на повышенных с Сергеичем, Коброй и Империалистом), уломали, в конце концов. Потом, поскольку семейку О'Доннелов разместили в «Ломоносове», мы почти месяц пытались найти с Ронаном общий язык, уж очень у мужика тяжелый характер оказался. Да еще дело усугублялось тем, что у него создалось впечатление, будто угодил в какую-то кабалу, а детишек забрали вроде как в заложники. Есть от чего у человека настроению испортиться, если учесть, что лет десять назад он от этого из Англии сбежал. Однако, когда в конце июня детей распустили на каникулы и Патрика с Эйрин привезли к родителям, старший О'Доннел стал более восприимчив к моим словам. Если в первое время я мог услышать от него максимум «Да» или «Нет», а чаще даже просто некое утвердительное бурчание, то через пару дней после возвращения сына с дочкой он сам пришел вечером ко мне в мастерскую. Я как раз заканчивал подгонку затворной группы еще одной, последней магазинки и, сполоснув руки, пригласил его к себе в кабинет, попросив Антилопу организовать нам какой-нибудь перекус. Чувствовалось, что разговор может затянуться.
   Сначала общение шло тяжело, поскольку ирландцам я был представлен как начальник форта «Ломоносов» и инженер, что вообще-то соответствовало истине. Но если начальником никого особо не удивишь, то звание «инженер» в те времена воспринималось совсем иначе, чем в конце двадцатого – начале двадцать первого века. Ничего удивительного, что ирландцами я поначалу воспринимался кем-то вроде генерала или еще какой большой шишки. Однако за общим столом мне удалось разговорить Ронана, и оказалось, что мужик-то был себе на уме. Во-первых, он предложил пару усовершенствований, касающихся устройства приводов в кузнице, в которой трудился последние две недели. Во-вторых, по ходу разговора выяснилось, что ему в свое время приходилось работать на оловянных копях Корнуолла и он знал, как выглядит оловянная руда, каким образом получают из нее олово. Что и говорить, этот ирландец был ценным приобретением.
   Я сразу же потащил его к нашей «геологической коллекции» – еще с прошлого года мы договорились с нуму, что те будут привозить из своих походов различные, привлекшие их внимание камни. Так и набралось несколько довольно увесистых ящиков. К сожалению, большинство образцов было описано примерно следующим образом: «Камень зеленого цвета с голубоватыми прожилками, найден Волчьим Хвостом на правом берегу Лососевой, приблизительно в дневном переходе на северо-северо-восток от моста у подножья холма». Количество же опознанных минералов исчислялось единицами. Как ни странно, касситерит[1] Ронан нашел почти сразу. Это был один из сравнительно недавних образцов, найденный Утесом именно во время экспедиции к самолету. Индеец подобрал этот камушек примерно на полпути к месту посадки, там имелась небольшая каменная осыпь. Так что дорога была уже известной, и идти было сравнительно недалеко – пара-тройка дней пути «о дву-конь».
   Правда, по карте получалось, что это уже территория чемеуэви, а не наших нуму, так что возникала необходимость договариваться о работе на этой земле. Впрочем, представители этого племени в «Вихрях» были, они уже, считай, месяц проходили там подготовку под руководством Всеслава. Поэтому на следующий день я отправился в Форт, чтобы обсудить это дело с руководством.
   Дядя Саша, разумеется, порадовался столь важной находке, однако уговорил меня не спешить. Он предложил сначала отправить к чемеуэви гонца с предложением о переговорах, на которых утрясти все вопросы, связанные с пребыванием на их территории и разведкой полезных ископаемых. Естественно, заниматься всем этим предстояло не мне, моей заботой было производство и технические исследования. В общем, геологическую экспедицию мы смогли отправить только через месяц.
   Лето 1791 года. Калифорния.
   Зануда.
   Заму по МТО.
   Докладная записка
   В ответ на ваше письмо от… считаю своим долгом заметить, что нефть применяется не только для производства вазелина. Она также служит сырьем для производства смазок и масел, применяемых в промышленности, а также для защиты от коррозии вооружения и военной техники. Также нефть, как по физико-химическим, так и по экономическим (при крупнотоннажной добыче) причинам, предпочтительнее растительного масла и смолы для зажигательных боеприпасов. А уж в химической промышленности ее применяют так широко и многообразно, что только перечислением направлений можно исписать эту страницу до конца.
   Как удалось выяснить различными путями[2], в частности – опросом прибывших для обучения военнослужащих, в районе миссии Архангела Гавриила[3] имеется легкодоступная (на глубинах в единицы метров, местами даже на поверхности) нефть, добыча которой не представит затруднений даже для тамошних жителей.
   Исходя из вышеизложенного, прошу закупить для опытно-промышленного производства пять сорокаведерных бочек нефти. В противном случае я буду вынужден налаживать производство смазочного масла из растительного, этерификацией его этиловым спиртом.
   С уважением, Александр
   Июль 1791 года. Калифорния.
   Всеслав.
   Странное какое-то казачье у нас получается. Хы, а-туам-хэ-оу, все, больше материться не буду. Не, подготовка боевая вполне на уровне для начала обучения – если не ходить строем, мы любой равный по численности отряд ученичков Дяди Саши порвем, даже без огнестрела. Чисто засадами, луками и холодняком. Шпага, особо из тех, что у испанцев, – вещь, вне сомнения, шикарная. Однако против пальмы в умелых руках и тактики «укусил-убежал» не пляшет. Но, блин, не было печали, так нашлась – переженили моих нуму, у них это просто: выставил отец роду угощение, покрасовался, продемонстрировал свою состоятельность как самца – и все, жди, сыночек, ноября… все же сильная вещь обычаи, мне бы кто такое ограничение насчет женщин выставил – застрелился бы, наверное. А эти ничего, терпят. И вовсю усердствуют на огородах и полигоне – отвлекаются, значит.
   В чем минус? Да в том, что они свои новые семьи притащили на заставу. Пока внушал, что медвежья трава, картошка и маис не просто так растут – свело дикое бабье чуть ли не треть посевов, они ж отмороженные хуже своих мужиков, одно слово «жрать хочу – понимай нет». Потом стали власть делить в своем нежном женском коллективе, казачки мои несколько перенервничали… в общем, вместо отдельно стоящей погранзаставы у нас сейчас отдельно вопящее, орущее и визжащее поселение. Нормально так… все, завтра поднимаю заставу в ружье, уходим в чапараль на патрулирование. Все. Поголовно. Кроме охранения. И охотников. Кто в последний раз накосячил на стрельбище? Три Копья, кажется. Вот его отделение и оставим. Пусть впухают, ахс-анкс-ан… ну, типа того.
   Кстати, об огнестреле. Надо бы озаботить наших товарищей производственников, ибо ДБ все же немного нам по специфике нашей не подходят. Избыточно длинные, избыточно мощные. Вот, отвезу им плоды вечерних трудов своих, но – после выхода. Два ствола, вполовину короче штатных, переломка, два курка, принудительная эстракция гильз, чуть укороченный приклад… вес – меньше на килограмм, таскать удобнее, и залп на нашей реальной дистанции в два раза сильней получается. А самое главное – в производстве такая штука много проще выходить должна.
   Тогда же пересмотрим и штатное расписание, введем должности снайпера и гранатометчика… гранаты мы тоже придумали. С местным колоритом. Макадлепа называется.
   Август 1791 года. Калифорния.
   Зануда.
   Прости меня, Господи, за плохие слова о покойном, но был он редкостным эротическим дятлом и погиб соответственно. Ведь специально ставим новичков на снаряжение капсюлей пробных партий – ударного состава там миллиграммы, так что даже палец не оторвет. По крайней мере, раньше я так думал. А теперь…
   Собственно, что Мануэль Розалес (или Родригес – запомнить не успел, главное – по прозвищу «Неуклюжий») не годится для нашего дела, можно было предположить даже по кличке. Поговорив с ним, я только утвердился в этом мнении. Парень толковый, самоуверенный, но стоило глянуть на руки… Нет, кожевенник-то он был, наверное, хороший. Но мы ведь не с квасцами и отваром коры работаем. Но просился он к нам сильно. И было отчего – работникам порохового завода мы обещали и высокую зарплату, и небывалые по меркам XVIII века социальные гарантии – оплату лечения, пенсии за выслугу лет, потерю кормильца и трудоспособности. А Мануэль женился рано даже по местным меркам и успел уже обзавестись детьми. А другие мастера-кожевенники его зажимали. Все-таки удивительные люди – испанцы. На дворе век просвещения – а у них совершенно средневековая цеховая организация. Ох, наплачемся мы еще с ними…
   Посочувствовал я его положению и пошел навстречу. Показал и рассказал, с чем мы работаем, стращать не стращал, просто испытал у него на глазах тройную навеску ударного состава. Обычно тяжелая железка, слегка, на один дюйм, опускающаяся, а потом улетающая в потолок, производит должное впечатление. Но не в этот раз. Пока Мануэль работал под моим присмотром – все было в порядке. И в первые три дня самостоятельной работы – тоже. А вот сегодня – не знаю отчего, но у него сдетонировал пакет с составом. Практически полный – на тысячу капсюлей. Кисть правой руки в лоскуты, но это было бы еще полбеды. Костяную мерную ложечку взрывом метнуло, как стрелу, и точно в глаз. Я прибежал на шум, вытащил его на свежий воздух, наложил жгут на руку и только тогда понял, что вожусь с трупом…
   Несколько дней спустя.
   Господи, что за бурундуки! Жлобы злокачественные, вороны в павианьих перьях, крабовые шакалы и паукообразные обезьяны! Это надо такое придумать – бодяжить нефть постным маслом! Сельскохозяйственная колония, ангидрид ее дивергенцию!
   Нет, если спокойно подумать, то мы сами хороши. Нефть сейчас – экзотика, горное масло, ее не добывают, а собирают и продают, небось, в аптеках унциями. А мы заказали сразу десять двадцативедерных бочек. Причем цена хорошая, но и штрафы с неустойками наши юристы заложили в контракт зверские. Но – за сроки и количество. А вот про качество, помнится, писали в самых общих чертах – чтобы смолой пахло, в воде плавало и горело. И не подкопаешься теперь к этому испанскому жуку, чтоб ему кукарача в суп свалилась. А нам что делать? В пищу масло уже не годится – по запаху чистая нефть…
   Впрочем, в журнал пишу уже дипломатически: «…число омыления, превышающее 150, позволяет предполагать, что поставленный под видом нефти продукт представляет собой растительное масло…» И иду радовать начальство…
   Хрен редьки горше. Анатолия, вместо того чтобы наладить нам наконец «ротор»[4] для снаряжения капсюлей, послали «на револьверы». Ими, видите ли, решено вооружить не только офицеров, но и унтер-офицеров, в связи с чем делать их будут в три смены все, способные держать напильник. Великолепно. Вношу рацпредложение: изготавливать револьверы методом литья в земляные формы. Стрелять из них, конечно, будет невозможно, но при отсутствии капсюлей этого никто не заметит. Елена, видя мое состояние, отправляет поговорить с начштаба лично. Я с ними поговорю! Они мне за все ответят, и за постное масло, и за то, что каучук забыли… Отвязываю Галку, подтягиваю подпруги и еду к поселку…
   Все-таки верховая езда успокаивает нервы. Добравшись до штаба, я уже не рвусь порубать Педро[5] алебардой, а рассказываю о проблемах спокойным и деловым тоном – без мата, даже с юмором. Про нефть и каучук записывают, и не просто записывают, а кладут в красную папку, Анатолия обещают три дня не загружать ничем, кроме нашего станка, словом, расходимся мы вполне довольные друг другом и жизнью.

ГЛАВА ВТОРАЯ
Ни минуты покоя

   Мы не можем ждать милостей от природы, взять их у нее – наша задача.
И. В. Мичурин, «Итоги шестидесятилетних трудов по выведению новых сортов плодовых растений», изд. 3-е. М., 1934

   Август – сентябрь 1791 года. Калифорния.
   Динго.
   В экспедицию включили Змея как главу департамента геологии; Всеслава как имеющего практические навыки геологоразведки и атамана индейских казаков. Меня зачислили автоматически. С нами отправились Антилопа и, разумеется, Ронан. В сопровождение придали взвод нуму. От будущих союзников – Каменный Клык, один из воинов-чемеуэви и Утес. Одновременно Всеслав воспользовался походом для тренировки своих казаков-пограничников.
   В авангарде ехал парный разъезд пайютов, обгоняя нас на несколько сот метров. Остальные участники двигались колонной по двое в ряд, ведя за собой заводных коней. После первого трехчасового перехода сделали короткий привал, чтоб и лошадям отдохнуть, и самим поразмяться. Потом снова ехали около трех часов, пока не нашли удобное место для остановки. Передохнули часа два, пообедали, переждали полуденную жару и снова тронулись в путь. График движения был выбран исходя из того, что основную массу наших лошадок составляли прирученные мустанги, не отличающиеся особой выносливостью. Такой режим позволял сохранять коней бодрыми и способными не только неторопливо рысить, но и, в случае необходимости, прибавить скорости. В дороге всякое может случиться.
   Поскольку по этому пути наши ездили довольно часто, дорога обошлась без приключений. Ну не считать же за них вынужденное купание меня, Змея и Антилопы в одном из ручьев. Мы решили по ходу дела прикинуть, как будем делать мостик через эту «водную преграду», я оступился и рухнул в жидкую прибрежную грязь. Антилопа кинулась мне помогать, поскользнулась и кувырнулась тоже. Серега попытался нам помочь, в итоге выбирались втроем уже без посторонней помощи. Пришлось всем нам, мокрым и грязным, отстирываться в бочажке рядом, к удовольствию Гарма. День стоял жаркий, так что никто не простыл. А к полудню следующего дня уже разбили лагерь в тени обрыва, возле которого был найден образец оловянной руды. Пока готовилась еда, проехались в обе стороны где-то на километр, осматривая удобные для разработки выходы касситерита. Такое место нашлось метрах в семистах к северо-западу от стоянки. Так что за обедом мы уже вовсю прикидывали, как будет добываться руда и сколько понадобится рабочих для копи. Главным вопросом было – организовывать ли переработку прямо здесь или вывозить касситерит в «Ломоносов» и устраивать там металлургический центр. У обоих вариантов имелись свои плюсы и минусы, так что к единому мнению не пришли.
   На следующий день мы со Змеем в сопровождении Утеса и нескольких нуму совершили еще одну разведку, на юго-восток от лагеря, удалившись километров на десять-двенадцать. Ронан же вызвался добыть некоторое количество касситерита, чтобы потом, в «Ломоносове», попробовать воспроизвести технологию получения олова, применяемую у него на родине. Наша поездка тоже оказалась не напрасной. Змей, обратив внимание на каменную осыпь, повернул коня прямо туда. Подъехав к ней, он спрыгнул с лошади, подобрал какой-то камушек и протянул мне.
   – Смотри!
   Камушек янтарно-желтого цвета блеснул на солнце.
   – Золото? – удивился я.
   – Сам ты золото, – усмехнулся Серега, – это сфалерит, цинковая обманка. Сульфид цинка, в общем. И, похоже, с примесью свинца или меди или того и другого вместе.
   – Тогда давай наберем его пару мешков, а дома поэкспериментируем с получением чистого цинка. Медь у нас есть, значит – будет латунь.
   Во вьюках нашлось четыре мешка, в каждый из которых можно было набрать килограммов по тридцать, чтоб не сильно перегружать лошадей. Хорошо, что Змей предусмотрительно настоял, чтобы взяли с собой пару вьючных. Так что назад мы возвращались не с пустыми руками. По пути кто-то из наших индейцев подстрелил молодого оленя, так что обед тоже имелся. Правда, по возвращении в лагерь выяснилось, что на вертеле жарится почти целиком приличный кабанчик, а Антилопа колдует у котла над супчиком из его задних ног. Так что наша добыча плавно переместилась на ужин и следующий день. Поскольку на завтра мы планировали тронуться к дому, загодя приготовленное мясо будет нелишним. Сразу же был разведен еще один костер, и свободные от дежурств индейцы занялись заготовкой еды на дорогу. С учетом кабанчика и имеющихся запасов хлеба и круп, продуктов на обратный путь должно было хватить даже с запасом. Гарм получил от Змея сочную косточку с хорошим куском мяса и весело хрустел в сторонке.
   Утро выдалось пасмурным и прохладным после жары последних дней, так что сворачивать лагерь мы стали в темпе, потом по-быстрому перекусили у затухающего костра и уже собрались тронуться в путь, когда часовой свистом подал сигнал тревоги. В нашу сторону двигался крупный индейский отряд, человек с полсотни.
   – Наши! – воскликнул Каменный Клык. Это несколько снизило тревожное напряжение, однако полностью расслабляться никто не стал, все-таки их гораздо больше, чем нас.
   Во главе отряда ехали пятеро всадников. Впереди, судя по изрядно «оперенному» головному убору, явно вождь. За ним двое воинов с несколько меньшим количеством перьев, но тоже, судя по всему, уважаемые люди. А на лошадях двоих индейцев, замыкающих головную группу, впереди сидели дети. Нормальные белые дети, бледнолицые, в смысле. Мальчик лет семи-восьми и девочка чуть постарше. Брат и сестра, видно, что похожи. Дела…
   Основная часть индейцев остановилась метрах в ста от нас, движение продолжили только пятеро предводителей. Мы со Змеем и нашим чемеуэви выехали навстречу, остановившись в нескольких шагах перед вождем. Переговоры Серега взял на себя. После обмена приветствиями (Каменный Клык выступал в роли переводчика) вождь поинтересовался, нашли ли мы те камни, которые нам нужны.
   – Да, вождь, – отвечал Змей, – мы нашли места, где их можно добывать. Теперь, наши предводители приедут говорить с тобой об условиях, на которых здесь можно устроить рудник.
   – Где эти места?
   Серега объяснил.
   – И сколько бледнолицых придут в эти места?
   – Двое или трое как главы отрядов, по десятку английских пленников и столько же нуму для охраны.
   – Пусть так. За это мы хотим получить десять ружей, и вы будете снабжать нас зарядами, пока живете здесь. За это вы получите право копать здесь землю. Также вы можете охотиться, но только для пропитания. И вместе с вашими индейцами бледнолицых пленников будут охранять мои люди. Я знаю, что ваши нуму постоянно учатся воинскому искусству, и хочу, чтобы мои воины обучались вместе с ними.
   – А почему ты не хочешь послать еще несколько воинов учиться прямо в форт? – удивился Змей. – Наиболее опытные наши воины живут там.
   – Я знаю, – ответил вождь, – но отсюда до главного стойбища полдня пути, а от вашего форта три. Так что эти воины будут под рукой.
   – Хорошо, – кивнул Серега. – Тогда твои воины будут охранять повозки с добытой рудой.
   – Согласен. – Вождь подал знак, подзывая воинов с детьми в седлах. – В шести днях пути к западу отсюда мои воины нашли разгромленный караван белых людей. Все бледнолицые были убиты, только этим детям удалось уцелеть. Заберите их, белые дети должны жить со своим народом.
   Индейцы ссадили детей на землю. Я знаком подозвал Антилопу и Утеса и попросил их забрать ребятишек.
   – Ты знаешь, кто убил их родителей? – поинтересовался Змей.
   – Другие бледнолицые, – ответил вождь, – индейцы не подковывают лошадей. Но мои воины не стали их преследовать, их было всего трое, а нападавших четыре руки. Следы подков вели на северо-восток.
   На этом мы и распрощались с чемеуэви.
   Пока шли переговоры, Антилопа тетешкалась с детьми, умыла им мордашки, выдала по куску хлеба с мясом. Они с жадностью вгрызлись в бутерброды, проголодались, пока скакали полдня с индейцами. Потом девочка что-то сказала Антилопе. Блин, судя по всему, французский. А единственное, что мне приходит в голову на языке русской аристократии: «Месье, же не манж па сис жур» и «Парле ву франсе». Однако Антилопа что-то ответила. Девочка снова заговорила, на этот раз по-английски, правда со странным акцентом и произношением. Ладно, значит, не все потеряно, разберемся как-нибудь. Впрочем, оказалось, что Всеслав неплохо говорит по-французски, так что вскоре мы узнали многое. Мальчика звали Поль, девочка носила вполне интернациональное имя Анна. Родителей их, ехавших в том караване, звали Эмиль и Констанция Жювазье. Кто напал на них, дети не смогли понять, но слова вождя о том, что это были белые люди, подтвердили. Им удалось спрятаться в кустах, где они и просидели до появления индейцев. Причем, как оказалось, в караване были убиты не все. Несколько человек нападавшие увели с собой вместе с захваченными лошадьми. Значит, в банде было не два десятка человек, как сказали индейцы, а несколько меньше. По словам Анны, пленниками оказались пятеро или шестеро караванщиков. Увы, гибель родителей она видела своими глазами. Дальнейшие расспросы пришлось оставить, так как от трагических воспоминаний девочка расплакалась, а следом в слезы ударился и ее брат.
   Из-за этих событий в путь мы тронулись несколько позже, чем планировали. Всю дорогу Анна ехала вместе с Антилопой, а Поль в моем седле. На привале Ронан спросил нас со Змеем:
   – Что вы собираетесь делать с этими бандитами?
   – Пока не знаем, что решит командование, – ответил Серега. – Но, думаю, отправлять военный отряд на земли чемеуэви или других племен вряд ли будут. А если они сунутся на нашу территорию, то обеспечим достойную встречу.
   Всю обратную дорогу держались настороже, как-никак бандитская шайка отметилась не так чтобы очень далеко и куда пошла в дальнейшем – неизвестно. Не исключено, что бандиты могли двинуться и в нашу сторону. Так что парные разъезды отправляли на все четыре стороны, а ночные дежурства были усилены. Тем не менее никаких подозрительных следов не обнаружилось, и до дома мы добрались спокойно.