Страница:
– Ладно, не кипятись! – прикрикнул на меня начальник.
– Мне кажется, как они испаряются у нас из-под носа – всё-таки вопрос второй. Что они хотят, чего добиваются – вот главное, – глубокомысленно изрёк Лавр и почему-то тяжело вздохнул.
– Предположим, – начала я, – их задача – переправить на первом участке какой-либо груз… Если это так, то я бы на их месте поторопилась, потому что, как только ляжет снег, сделать это будет практически невозможно. Следы-то за версту будут видны. А посему сроку у них – максимум неделя.
– Правильно, – неожиданно быстро согласился Лавр, что на моей памяти было впервые. – Со снегом всё ясно. Но откуда такая уверенность, что переброску хотят осуществить именно на первом участке? Ведь этими сработками на острове неизвестные могут просто отвлекать наше внимание от другого участка. Такие фокусы нарушители выкидывают сплошь и рядом. И потом, мы даже не знаем, куда планируется осуществить переброску – от нас или к нам.
– Подведём итоги, – начальник прихлопнул на столе несуществующую муху. – В последние три недели… В общем, сплошные кто-то, где-то, как-то. Короче, мы не имеем практически ничего. Сегодня я доложу обо всех наших соображениях заместителю пограничной комендатуры по разведке подполковнику Парамонову. Ну а с островом… Пока ничего менять в нашей тактике не будем. Разве что пошарим на дне, вдруг лодчонку какую притопленную найдём. Ну, а вы сегодня в час тридцать ночи выдвигаетесь на остров с максимальным соблюдением мер маскировки. Вопросы? Тогда всем спать, хотя… Постойте, а что это за Хродв… ну этот… как его?
– Хродвальд, а точнее Однорукий Хродвальд. Имя у викингов обозначало «власть и славу». Вы у нас, товарищ капитан, всего месяц и, наверное, не знаете, а между тем это, можно сказать, – изюминка нашей заставы. Как говорится, предание старины далёкой… – неторопливо начал Лавр, явно смакуя каждое слово.
– Недалёкой старины, а глубокой, – поправила я.
– Какая шут разница. Суть дела от этого не меняется. Есть тут у нас одна гать, ну дорога такая, из бревенчатых надолбов через топи. Кстати, совсем недалеко от озера – метров двести, не больше. Так вот, местные жители утверждают, что в незапамятные времена…
– Постой, какие местные? Тут и местных-то никаких нет, – не понял Пустой.
– Не знаю, мне лично старший прапорщик Глаголев рассказал. Короче говоря, в незапамятные времена любил охотиться в этих местах один довольно могущественный по тем временам мужик. Звали его, как я уже говорил, Однорукий Хродвальд. Руку он потерял в одном из многочисленных походов на славянские и другие земли, но и с одной рукой стоил целой дружины. И вот как-то приехал он в эти места на охоту вместе со своей молодой и красивой супругой по имени Хульда, имя это, по различным источникам, обозначает «тайна» или «дельфийская дева», – не упустил возможности блеснуть эрудицией Лаврушин. – Уж не знаю, как там всё получилось, история об этом умалчивает. Только потерялась она. Если быть совсем точным, поехала верхом через эту самую гать да и сгинула. Может, лошадь оступилась или ещё чего, а болота там жуть какие. В общем, искали её долго, но не нашли. Вернулся Хродвальд домой, помаялся годик и приказал выстроить замок рядом с этой самой гатью. Кстати, развалины замка сохранились до сих пор, как-нибудь на днях покажем вам, товарищ капитан. Значит, построил замок и переехал туда жить, причём в полном одиночестве. Появлялся на людях редко, но всегда в белом плаще с мальтийской звездой и красным подбоем, и ещё говорят, что он никогда не расставался со своим мечом. Рассказывают, что каждую ночь сгинувшая в топях супруга приходила к нему в замок. Ну не она конечно, а её дух. И они по ночам вместе плавали на ладье по озеру, любили подолгу сидеть на острове с зажжённым факелом. Многие крестьяне из окрестных деревень видели на острове свет. Ну и приписывали его факелам Хродвальда. Сами понимаете, средневековые предрассудки.
– Слушай, Лаврушин, а можно без лирики? Давай суть дела, – не выдержал начальник.
– Конечно, но тогда вы не услышите самое интересное. Так вот, скоро этой идиллии пришёл конец. Кто-то из родственников или близких друзей викинга заказал. По преданию, убийца выстрелил в Хродвальда из лука, но любовь его жены была так сильна, что её бестелесный дух задержал стрелу. Рыцарь разделался с врагами, но стал осторожнее и больше не плавал на остров. Однако каждую ночь вместе с обожаемой супругой Хульдой чудесным образом оказывался на острове, а с рассветом рыцарь опять появлялся в замке.
– Димон, – нетактично влезла я, видя, что мои красноречивые взгляды на часы и закатывание глаз не оказывают на оратора никакого действия, – нельзя ли покороче? Очень спать хочется.
– Я уже заканчиваю. Фу ты чёрт, сбила меня с мысли. Так вот, счастье, как вы знаете, не может длиться вечно, и однажды ночью она не пришла. Прождав Хульду до рассвета, Хродвальд взял факел, надел свой любимый белый плащ со звездой, меч и сам отправился на гать искать любимую. И сгинул вслед за женой. С тех пор в какие-то определённые ночи однорукий викинг выходит из болот на гать и с факелом в руках зовёт свою возлюбленную. И если кто-нибудь встретится ему на пути, то тоже сгинет в топях. Кстати, поговаривают, что в замке зарыты несметные сокровища. Я, конечно, в это не верю, но вот некоторые наши товарищи, – тут Лавр бросил в мою сторону ехидный взгляд, – утверждают, что видели нечто странное в тех местах. Но вообще-то, мы стараемся туда не ходить.
– Боитесь, что ли? – усмехнулся начальник. – И много таких мест на нашей заставе, куда пограничники не ходят?
– Да везде мы ходим, – пояснила я. – Димка просто неправильно выразился. А стараемся туда без надобности не ходить, совсем по другой причине.
– …???
– Мин там много осталось с войны, толком так и не разминировали. Здесь ведь проходил второй рубеж линии Маннергейма.
Металлоискатель пищит куда ни ткни, – проговорила я нехотя. – И ещё… говорить о том месте у нас на заставе без необходимости не принято. Дело в том, что совсем недалеко от развалин замка в конце пятидесятых стояло старое здание нашей заставы. И однажды ночью какие-то психи с той стороны вырезали всех пограничников. Спящих, шомполом в ухо… Заставу потом построили на новом месте, а та, мёртвая, так и осталась стоять.
– Посмотрим, посмотрим, – пробормотал Пустой.
– Напрасно вы так, товарищ капитан, там действительно мин полно, – попытался реабилитироваться Лаврушин. – Вон лося зимой как раз там миной и накрыло. Не верите – спросите кого угодно.
– Да верю я, верю, – сказал Пустой и зевнул. – Занятная история, нужно будет обязательно посмотреть на месте. Но спать действительно пора, давайте-ка закругляться.
Выйдя от начальника, я взглянула на часы и обомлела – было уже семь часов утра. Пора было кормить моих волкодавов да и самой малость подкрепиться перед тем, как отойти ко сну.
5
6
7
– Мне кажется, как они испаряются у нас из-под носа – всё-таки вопрос второй. Что они хотят, чего добиваются – вот главное, – глубокомысленно изрёк Лавр и почему-то тяжело вздохнул.
– Предположим, – начала я, – их задача – переправить на первом участке какой-либо груз… Если это так, то я бы на их месте поторопилась, потому что, как только ляжет снег, сделать это будет практически невозможно. Следы-то за версту будут видны. А посему сроку у них – максимум неделя.
– Правильно, – неожиданно быстро согласился Лавр, что на моей памяти было впервые. – Со снегом всё ясно. Но откуда такая уверенность, что переброску хотят осуществить именно на первом участке? Ведь этими сработками на острове неизвестные могут просто отвлекать наше внимание от другого участка. Такие фокусы нарушители выкидывают сплошь и рядом. И потом, мы даже не знаем, куда планируется осуществить переброску – от нас или к нам.
– Подведём итоги, – начальник прихлопнул на столе несуществующую муху. – В последние три недели… В общем, сплошные кто-то, где-то, как-то. Короче, мы не имеем практически ничего. Сегодня я доложу обо всех наших соображениях заместителю пограничной комендатуры по разведке подполковнику Парамонову. Ну а с островом… Пока ничего менять в нашей тактике не будем. Разве что пошарим на дне, вдруг лодчонку какую притопленную найдём. Ну, а вы сегодня в час тридцать ночи выдвигаетесь на остров с максимальным соблюдением мер маскировки. Вопросы? Тогда всем спать, хотя… Постойте, а что это за Хродв… ну этот… как его?
– Хродвальд, а точнее Однорукий Хродвальд. Имя у викингов обозначало «власть и славу». Вы у нас, товарищ капитан, всего месяц и, наверное, не знаете, а между тем это, можно сказать, – изюминка нашей заставы. Как говорится, предание старины далёкой… – неторопливо начал Лавр, явно смакуя каждое слово.
– Недалёкой старины, а глубокой, – поправила я.
– Какая шут разница. Суть дела от этого не меняется. Есть тут у нас одна гать, ну дорога такая, из бревенчатых надолбов через топи. Кстати, совсем недалеко от озера – метров двести, не больше. Так вот, местные жители утверждают, что в незапамятные времена…
– Постой, какие местные? Тут и местных-то никаких нет, – не понял Пустой.
– Не знаю, мне лично старший прапорщик Глаголев рассказал. Короче говоря, в незапамятные времена любил охотиться в этих местах один довольно могущественный по тем временам мужик. Звали его, как я уже говорил, Однорукий Хродвальд. Руку он потерял в одном из многочисленных походов на славянские и другие земли, но и с одной рукой стоил целой дружины. И вот как-то приехал он в эти места на охоту вместе со своей молодой и красивой супругой по имени Хульда, имя это, по различным источникам, обозначает «тайна» или «дельфийская дева», – не упустил возможности блеснуть эрудицией Лаврушин. – Уж не знаю, как там всё получилось, история об этом умалчивает. Только потерялась она. Если быть совсем точным, поехала верхом через эту самую гать да и сгинула. Может, лошадь оступилась или ещё чего, а болота там жуть какие. В общем, искали её долго, но не нашли. Вернулся Хродвальд домой, помаялся годик и приказал выстроить замок рядом с этой самой гатью. Кстати, развалины замка сохранились до сих пор, как-нибудь на днях покажем вам, товарищ капитан. Значит, построил замок и переехал туда жить, причём в полном одиночестве. Появлялся на людях редко, но всегда в белом плаще с мальтийской звездой и красным подбоем, и ещё говорят, что он никогда не расставался со своим мечом. Рассказывают, что каждую ночь сгинувшая в топях супруга приходила к нему в замок. Ну не она конечно, а её дух. И они по ночам вместе плавали на ладье по озеру, любили подолгу сидеть на острове с зажжённым факелом. Многие крестьяне из окрестных деревень видели на острове свет. Ну и приписывали его факелам Хродвальда. Сами понимаете, средневековые предрассудки.
– Слушай, Лаврушин, а можно без лирики? Давай суть дела, – не выдержал начальник.
– Конечно, но тогда вы не услышите самое интересное. Так вот, скоро этой идиллии пришёл конец. Кто-то из родственников или близких друзей викинга заказал. По преданию, убийца выстрелил в Хродвальда из лука, но любовь его жены была так сильна, что её бестелесный дух задержал стрелу. Рыцарь разделался с врагами, но стал осторожнее и больше не плавал на остров. Однако каждую ночь вместе с обожаемой супругой Хульдой чудесным образом оказывался на острове, а с рассветом рыцарь опять появлялся в замке.
– Димон, – нетактично влезла я, видя, что мои красноречивые взгляды на часы и закатывание глаз не оказывают на оратора никакого действия, – нельзя ли покороче? Очень спать хочется.
– Я уже заканчиваю. Фу ты чёрт, сбила меня с мысли. Так вот, счастье, как вы знаете, не может длиться вечно, и однажды ночью она не пришла. Прождав Хульду до рассвета, Хродвальд взял факел, надел свой любимый белый плащ со звездой, меч и сам отправился на гать искать любимую. И сгинул вслед за женой. С тех пор в какие-то определённые ночи однорукий викинг выходит из болот на гать и с факелом в руках зовёт свою возлюбленную. И если кто-нибудь встретится ему на пути, то тоже сгинет в топях. Кстати, поговаривают, что в замке зарыты несметные сокровища. Я, конечно, в это не верю, но вот некоторые наши товарищи, – тут Лавр бросил в мою сторону ехидный взгляд, – утверждают, что видели нечто странное в тех местах. Но вообще-то, мы стараемся туда не ходить.
– Боитесь, что ли? – усмехнулся начальник. – И много таких мест на нашей заставе, куда пограничники не ходят?
– Да везде мы ходим, – пояснила я. – Димка просто неправильно выразился. А стараемся туда без надобности не ходить, совсем по другой причине.
– …???
– Мин там много осталось с войны, толком так и не разминировали. Здесь ведь проходил второй рубеж линии Маннергейма.
Металлоискатель пищит куда ни ткни, – проговорила я нехотя. – И ещё… говорить о том месте у нас на заставе без необходимости не принято. Дело в том, что совсем недалеко от развалин замка в конце пятидесятых стояло старое здание нашей заставы. И однажды ночью какие-то психи с той стороны вырезали всех пограничников. Спящих, шомполом в ухо… Заставу потом построили на новом месте, а та, мёртвая, так и осталась стоять.
– Посмотрим, посмотрим, – пробормотал Пустой.
– Напрасно вы так, товарищ капитан, там действительно мин полно, – попытался реабилитироваться Лаврушин. – Вон лося зимой как раз там миной и накрыло. Не верите – спросите кого угодно.
– Да верю я, верю, – сказал Пустой и зевнул. – Занятная история, нужно будет обязательно посмотреть на месте. Но спать действительно пора, давайте-ка закругляться.
Выйдя от начальника, я взглянула на часы и обомлела – было уже семь часов утра. Пора было кормить моих волкодавов да и самой малость подкрепиться перед тем, как отойти ко сну.
5
Около часа ночи, тщательно проверив снаряжение и оружие, мы отправились, как у нас говорят, тащить службу. У Лавра было на редкость хорошее настроение, хотя ночка нам предстояла та ещё. Но я-то знала, чем он так доволен. Дело в том, что он сегодня получил из дома объёмную посылку, о содержании которой не нужно было долго гадать. В принципе, достаточно было взглянуть на его довольную рожу. Забыла вам сказать, что единственным по-настоящему сильным увлечением нашего доблестного специалиста по сигнализации и связи было вовсе не розыск и поимка опасных нарушителей границы, а поедание сгущёнки. Причём в таких количествах, что любой другой человек давно засахарился бы изнутри, но только не Лавр. Что характерно, сам Лаврушин всяческие подколы на эту тему воспринимал вполне дружелюбно. Правда всякий раз заявляя, что ест сгущёнку исключительно потому, что она хорошо успокаивает его, Лаврушина, нервную систему.
Скрытность передвижения нам не совсем удалась, а проще говоря, не удалась вовсе. Конечно, я и раньше подозревала, что Дик способен на разного рода пакости по отношению ко мне. Но чтобы вот так – взять и просто смыться, да ещё во время выполнения особо важного задания – это, согласитесь, просто паскудство. Короче говоря, Дик с громким лаем скрылся в лесу. Видимо, решил на досуге погонять зайцев. Ну а мне пришлось битых полчаса свистеть, орать, топать ногами и размахивать руками, прорываясь сквозь хитросплетения ёлок и палок. Вы, наверное, не представляете себе, что такое бег в кромешной тьме через бурелом. Это, поверьте мне, запоминается надолго. Представьте себе, что бежите и вдруг обнаруживаете, что под ногами у вас нет больше тверди земной. Только что была и вдруг пропала. Вы на мгновение зависаете в воздухе и тут же стремительно летите вниз, подчиняясь закону земного тяготения. При этом вам кажется, что полёт длится целую вечность и, по самым скромным подсчетам, близок центр Земли. В этот момент происходит соприкосновение с чем-то твёрдым и холодным, несмотря на то что, по вашим представлениям, основанным на школьной программе, в центре Земли всё просто обязано находиться в расплавленном состоянии. Вы начинаете догадываться, что это – самый обыкновенный булыжник на дне самой обычной воронки, и, чертыхаясь, пробуете подняться. Однако тут же ощущаете ужасный удар по затылку. Понимая, что шансов выжить практически нет, вы хватаетесь за голову и незамедлительно получаете ещё один сокрушительный удар. В свете искр, которые сыплются у вас из глаз, видите, что действительно валяетесь на дне огромной воронки, а то, что не слишком любезно опустилось вам на голову… – не что иное, как ваш собственный автомат и ваша собственная радиостанция, которые всё время до падения мирно покоились у вас за спиной. Понимая, что чудом остались живы, вы спешите покинуть столь немилое вашему сердцу место. Что вам и удаётся примерно через четверть часа. А потом всё вышеизложенное повторяется с подозрительной периодичностью в десять-пятнадцать минут, и единственным вашим желанием становится найти этого негодного пса и размозжить ему голову. Но когда ваш пёс наконец откликается и бежит вам навстречу, демонстрируя полное послушание и покорность, когда наконец вы видите в этих преданных собачьих глазах готовность понести заслуженное наказание, то ограничиваетесь лишь крепким пинком. После чего ваш пёс начинает строить из себя оскорблённую невинность. А ещё через десять минут, глядя в эти честные собачьи глаза, вы раскаиваетесь в своей жестокости и делаете первый шаг к примирению. И тут вдруг обнаруживаете, что где-то посеяли компас, а ночь, как назло, темнее не придумаешь и на небе ни одной звёздочки. И вами снова овладевает приступ ярости…
Кое-как сориентировавшись по редким звёздам, мы наконец выбрались на дорогу. Лавр в это время приканчивал вторую банку сгущёнки и остался глух к моим жалобам на несносного пса. Вот уж воистину – «сытый голодного не разумеет».
Устроились мы на острове, можно сказать, с комфортом. С северной стороны скальный массив острова образовывал нечто схожее с открытым сверху фортификационным сооружением. Основанием этого нагромождения каменных глыб служила довольно обширная площадка, щедро усыпанная толстым слоем сосновых иголок от стоящей здесь же огромной и разлапистой сосны. У меня даже мелькнула мысль, что сосне этой никак не меньше ста лет. С плато отлично просматривался не только весь остров, но и почти вся прибрежная полоса. Чистая и яркая луна, как нельзя кстати выплывшая наконец из-за облаков, обеспечивала прекрасную видимость, а довольно редкое в этих местах полное безветрие – отличную слышимость. Окончательно убедившись, что уж сегодня-то мимо не проскользнёт и мышь, мы заняли наблюдательную позицию и доложили на заставу, что прибыли на место. Мой напарник принялся за третью банку сгущёнки, а я, глядя на притихшую природу и звёздное небо, раздумывала о бренности всего сущего.
Из состояния полного умиротворения меня вывела радиостанция, которая сначала противно зашипела, а потом заговорила чётким голосом капитана Пустого:
– Шестой, шестой, я – первый, снимайтесь. Сегодня представления не будет, – и как бы предвосхищая мой вопрос, коротко пояснил. – Две минуты назад с сопредельной территории были выпущены две сигнальные ракеты, хорошо видимые со станции Болотной, – потом помолчал и добавил. – Вас засекли…
– Вас понял, – ответил за меня Лавр и отключился.
– Да, дела. Хотя лично мне не совсем понятно, как нас могли засечь.
Ведь до границы отсюда никак не меньше километра, – ответила я на его удивлённый взгляд. – Неужели запеленговали наш первый радио сеанс? По-моему, очень маловероятно. Ты сколько времени был на связи с заставой?
– Секунд двадцать, не больше, но за это время невозможно составить треугольник ошибок и вычислить наше месторасположение. Значит, нас кто-то видел.
– Лавр, – вскипела я, – даже если кто-нибудь приблизился бы к нам на расстояние слышимости, не говоря уже о видимости, собаки моментально отреагировали бы. Ты же не будешь утверждать, что мы ломились по лесу, как «лоси по кукурузе»?
– Я своё мнение оставлю при себе, – глубокомысленно изрёк Лаврушин и отвернулся.
Всю обратную дорогу Димка молчал, а я мучительно пыталась разобраться в том, что произошло и где мы прокололись. Но чем больше я убеждалась в том, что прокола с нашей стороны не было, тем больше разрасталась пустота в груди в предчувствии какой-то неясной, но неотвратимой опасности…
Скрытность передвижения нам не совсем удалась, а проще говоря, не удалась вовсе. Конечно, я и раньше подозревала, что Дик способен на разного рода пакости по отношению ко мне. Но чтобы вот так – взять и просто смыться, да ещё во время выполнения особо важного задания – это, согласитесь, просто паскудство. Короче говоря, Дик с громким лаем скрылся в лесу. Видимо, решил на досуге погонять зайцев. Ну а мне пришлось битых полчаса свистеть, орать, топать ногами и размахивать руками, прорываясь сквозь хитросплетения ёлок и палок. Вы, наверное, не представляете себе, что такое бег в кромешной тьме через бурелом. Это, поверьте мне, запоминается надолго. Представьте себе, что бежите и вдруг обнаруживаете, что под ногами у вас нет больше тверди земной. Только что была и вдруг пропала. Вы на мгновение зависаете в воздухе и тут же стремительно летите вниз, подчиняясь закону земного тяготения. При этом вам кажется, что полёт длится целую вечность и, по самым скромным подсчетам, близок центр Земли. В этот момент происходит соприкосновение с чем-то твёрдым и холодным, несмотря на то что, по вашим представлениям, основанным на школьной программе, в центре Земли всё просто обязано находиться в расплавленном состоянии. Вы начинаете догадываться, что это – самый обыкновенный булыжник на дне самой обычной воронки, и, чертыхаясь, пробуете подняться. Однако тут же ощущаете ужасный удар по затылку. Понимая, что шансов выжить практически нет, вы хватаетесь за голову и незамедлительно получаете ещё один сокрушительный удар. В свете искр, которые сыплются у вас из глаз, видите, что действительно валяетесь на дне огромной воронки, а то, что не слишком любезно опустилось вам на голову… – не что иное, как ваш собственный автомат и ваша собственная радиостанция, которые всё время до падения мирно покоились у вас за спиной. Понимая, что чудом остались живы, вы спешите покинуть столь немилое вашему сердцу место. Что вам и удаётся примерно через четверть часа. А потом всё вышеизложенное повторяется с подозрительной периодичностью в десять-пятнадцать минут, и единственным вашим желанием становится найти этого негодного пса и размозжить ему голову. Но когда ваш пёс наконец откликается и бежит вам навстречу, демонстрируя полное послушание и покорность, когда наконец вы видите в этих преданных собачьих глазах готовность понести заслуженное наказание, то ограничиваетесь лишь крепким пинком. После чего ваш пёс начинает строить из себя оскорблённую невинность. А ещё через десять минут, глядя в эти честные собачьи глаза, вы раскаиваетесь в своей жестокости и делаете первый шаг к примирению. И тут вдруг обнаруживаете, что где-то посеяли компас, а ночь, как назло, темнее не придумаешь и на небе ни одной звёздочки. И вами снова овладевает приступ ярости…
Кое-как сориентировавшись по редким звёздам, мы наконец выбрались на дорогу. Лавр в это время приканчивал вторую банку сгущёнки и остался глух к моим жалобам на несносного пса. Вот уж воистину – «сытый голодного не разумеет».
Устроились мы на острове, можно сказать, с комфортом. С северной стороны скальный массив острова образовывал нечто схожее с открытым сверху фортификационным сооружением. Основанием этого нагромождения каменных глыб служила довольно обширная площадка, щедро усыпанная толстым слоем сосновых иголок от стоящей здесь же огромной и разлапистой сосны. У меня даже мелькнула мысль, что сосне этой никак не меньше ста лет. С плато отлично просматривался не только весь остров, но и почти вся прибрежная полоса. Чистая и яркая луна, как нельзя кстати выплывшая наконец из-за облаков, обеспечивала прекрасную видимость, а довольно редкое в этих местах полное безветрие – отличную слышимость. Окончательно убедившись, что уж сегодня-то мимо не проскользнёт и мышь, мы заняли наблюдательную позицию и доложили на заставу, что прибыли на место. Мой напарник принялся за третью банку сгущёнки, а я, глядя на притихшую природу и звёздное небо, раздумывала о бренности всего сущего.
Из состояния полного умиротворения меня вывела радиостанция, которая сначала противно зашипела, а потом заговорила чётким голосом капитана Пустого:
– Шестой, шестой, я – первый, снимайтесь. Сегодня представления не будет, – и как бы предвосхищая мой вопрос, коротко пояснил. – Две минуты назад с сопредельной территории были выпущены две сигнальные ракеты, хорошо видимые со станции Болотной, – потом помолчал и добавил. – Вас засекли…
– Вас понял, – ответил за меня Лавр и отключился.
– Да, дела. Хотя лично мне не совсем понятно, как нас могли засечь.
Ведь до границы отсюда никак не меньше километра, – ответила я на его удивлённый взгляд. – Неужели запеленговали наш первый радио сеанс? По-моему, очень маловероятно. Ты сколько времени был на связи с заставой?
– Секунд двадцать, не больше, но за это время невозможно составить треугольник ошибок и вычислить наше месторасположение. Значит, нас кто-то видел.
– Лавр, – вскипела я, – даже если кто-нибудь приблизился бы к нам на расстояние слышимости, не говоря уже о видимости, собаки моментально отреагировали бы. Ты же не будешь утверждать, что мы ломились по лесу, как «лоси по кукурузе»?
– Я своё мнение оставлю при себе, – глубокомысленно изрёк Лаврушин и отвернулся.
Всю обратную дорогу Димка молчал, а я мучительно пыталась разобраться в том, что произошло и где мы прокололись. Но чем больше я убеждалась в том, что прокола с нашей стороны не было, тем больше разрасталась пустота в груди в предчувствии какой-то неясной, но неотвратимой опасности…
6
– Ну, рассказывайте, – произнёс начальник, вяло отмахнувшись от рапорта.
– Да рассказывать особо нечего, – начала я. – Около заставы смылся Дик, пришлось пошуметь немного, но от острова это в шести километрах. Далее шли по правилам, как учили. Собаки вели себя спокойно, шарили по кустам, но никого не засекли. До острова дошли в расчётное время, замаскировались, вышли на связь… А через двадцать семь минут – сами знаете… – я не смогла скрыть досады и махнула рукой. – Не могли нас засечь, понимаете, не могли!
– Странно… Засечь, значит, вас не могли. Так?
– Так, – подтвердила я.
– А с острова нарушители тоже куда-то испаряются. Так?
– Так, – развела я руками, уже догадываясь, куда он клонит.
– И что же это, девочки и мальчики, у нас получается? – вкрадчиво спросил Пустой. – А получается то, – неожиданно громко рявкнул он, – что гнать вас надо в стройбат и меня вместе с вами!
Потом помолчал с минуту и, видимо поостыв, добавил:
– Ладно, давайте кумекать. Сколько времени вы были на связи с заставой?
– Секунд двадцать, – ответила я. – Да думали мы об этом, товарищ капитан, нереально так точно засечь радиостанцию, работающую в режиме передачи такое ничтожно малое количество времени.
– Вы лучше думайте! А то заладили, как попугаи… Невозможно засечь, говорите? А испариться с острова в считанные минуты, преодолев при этом водную преграду шириной более километра, по-вашему, возможно? Так что думайте, а то развели тут, понимаешь, детский сад. Всё сказочками меня пичкают про болота да про призраков.
– При чём тут призраки? – сразу надулся Димон. – Вы же сами просили, я и рассказал.
– Кстати, Ростова, всё хочу поинтересоваться, а что это у тебя за странный медальон такой? – спросил Пустой.
– А это, – я взяла в руку и вытащила из разреза камуфляжа тяжёленькую золотую вещицу, украшенную двумя рубинами, – дед из Германии приволок после войны. В старинном замке нашёл. Красивая вещь, жалко только как будто обрублена с одной стороны. И самое странное – как я стала его носить, сны мне часто снятся, такие занятные, всё про рыцарей. Как будто я сама переношусь в те времена, – я зажала медальон в руке, задумалась на мгновение. И вдруг меня осенило!
– Вот дура, как же я сразу не догадалась! Это же очевидно! Хродвальд как раз и имеет самое прямое отношение не только к острову, но и ко всей ситуации в целом, – энергично начала я, не обращая внимания на изумлённо глядевших на меня присутствующих, и быстро, как бы боясь забыть что-нибудь важное, продолжала:
– Помните, что сказано в легенде: «…Хродвальд стал очень осторожен после покушения на него и перестал плавать на остров на ладье, но тем не менее каждую ночь чудесным образом оказывался на острове…»? Это – первое свидетельство о таком странном перемещении человека в пространстве. Думаю, что очень удивлю вас, если скажу, что располагаю ещё одним подобным свидетельством.
– …???
– Была в этих местах похожая история, только во времена не такие далёкие… – продолжала я уверенно вспоминать одну историю, которую любил рассказывать мне дед. Конечно, о ней я знала с детства, но никак не предполагала, что в тех рассказах речь шла именно о нашем острове. Мысль эта пришла сразу, как только Лавр ещё раз поведал нам байку про Хродвальда. А как только вы спросили про медальон, тут-то я всё и поняла. Конечно, и раньше улавливалось что-то похожее в этих двух историях. И вот, наконец, сейчас щёлкнуло в голове и всё как будто встало на свои места. Какой всё-таки иногда я бываю непроходимой тупицей! Дело было во время финской войны. Мой дед тогда в этих местах дивизией танковой командовал. Так вот, жена его первая, как только дед на фронт уехал, пошла на курсы ОСОАВИАХИМа. Закончила их и тоже на фронт. Ну её и забросили в тыл – корректировать огонь нашей артиллерии. Точка, с которой она вела наблюдение за вражескими войсками, находилась, как утверждал дед, на каком-то острове. Он называл его «Крестовым». Из-за того, что с воздуха он напоминал крест. Остров этот был выбран очень удачно, так как его месторасположение полностью исключало риск попасть под свой же снаряд. Короче говоря, часов за восемь до наступления Красной Армии связь с разведчицей прервалась, и больше на связь она так и не вышла. Как только наши войска отбросили неприятеля, дед кинулся на этот остров, но жену не нашёл. Там, по его словам, вообще творилось нечто странное. Например, к острову вела по девственно чистому снегу только одна лыжня. Причём, что очень любопытно, люди, последние воспользовавшиеся этой лыжнёй, двигались по направлению к острову.
А вот следов кого-либо, покинувшего остров, просто не было. Как, впрочем, и следов его жены. Короче, весь остальной снег вокруг острова был нетронут. Единственное, что обнаружил дед со своими разведчиками на противоположной стороне острова, – так это девять трупов солдат. Причём явно расстрелянных своими же, потому что лежали они так, как будто перед смертью стояли в шеренгу, и что интересно – все были с оружием. Кто их расстрелял и куда потом делся, так и осталось загадкой. Создавалось впечатление, будто этот кто-то просто испарился. Дед, понятное дело, бросился допрашивать пленных, которые тоже рассказали интересные вещи. Оказывается, озеро и, соответственно, остров последние несколько месяцев перед нашим наступлением был объявлен так называемой «зоной с особым режимом пропуска». И туда, понятное дело, не пускали никого, кроме немногочисленной охраны и группы высших офицеров в составе трёх человек, причём были эти люди в нацистской форме. В общем, всё говорило о том, что объект на острове готовили к срочной эвакуации. Но по каким-то причинам до самой эвакуации дело не дошло. Охрана оказалась убитой, а дедова жена и трое этих самых немецких офицеров пропали бесследно. Теперь у меня к вам вопрос: улавливаете ли вы сходство с байкой про однорукого Хродвальда? Там и там либо на остров попадали каким-то непостижимым образом, либо испарялись с него тоже непонятно как. Я уже не говорю о том, что очертания острова нашего на карте напоминают крест. Причём не какой-нибудь, а мальтийский. Ну, а о третьем свидетельстве этого чуда напоминать не буду. Это как раз и есть наши незнакомцы, оставляющие лишь запаховый след. Конечно, если это и есть тот самый остров.
– Да… Интересная петрушка у нас получается. Единственный вывод, который напрашивается сам собой, – это наличие некоего подземного хода, соединяющего остров с берегом озера, а может, вообще выходящего на сопредельной территории или… что значительно хуже, у нас в глубоких тылах. Если это так, то это – полный… И, главное, информации у нас – кот наплакал. Всё-таки, может, ты чего упустила, Наташка? – с надеждой в голосе спросил начальник заставы.
– Ещё, вроде, дед говорил, что остров сразу после его доклада в штаб фронта взяли под охрану какие-то головорезы из НКВД. Но, вообще-то, вы, товарищ капитан, попали прямо в десятку. Дед тоже твердил про подземный ход. Хотя его разведчикам ничего похожего обнаружить не удалось. А уж нашли ли чего энкэвэдэшники, сами понимаете, не узнаешь никогда.
– Я думаю, что «спецы» из НКВД тоже ничего не нашли. Иначе при строительстве инженерного рубежа государственной границы наличие подземного хода обязательно учли бы. Если только они сами не использовали его в каких-то целях. Например, как коридор на ту сторону для заброски нелегалов. Я мыслю так: если тогда обнаружили подземный ход, то по логике вещей должны были засыпать его. То есть, я хочу сказать: если он до сих пор существует, то либо его тогда не нашли, либо нашли и до сих пор используют.
– Да, весёленькая история. И что же нам теперь делать? Я думаю, если мы раскроем конспиративный коридор КГБ, а при этом нельзя забывать, что сами относимся к этому ведомству, то нас по головке явно не погладят. Но с другой стороны, если оставить всё как есть, а ходом пользуются враги, то нам вообще каюк, – подвёл неутешительный итог Лавр.
– Попробуем сделать следующее, – задумчиво проговорила я. – Если это – комитетский коридор, то мы ничем не навредим, а если, не дай бог, им всё-таки пользуются не наши, то им будет крайне неприятно узнать, что мы решили усилить инженерный рубеж на острове. Тем более, скоро выпадет снег, и если они не поторопятся, то для осуществления переброски им придётся ждать до следующей осени. Пока не наступит «чернотроп». Вот мы их и поторопим. Надо завезти на остров три-четыре бухты колючей проволоки и ящиков по пять изоляторов, гвоздей, ну и опорные столбы. Таким образом мы дадим им понять, что времени у них до первого снегопада практически не осталось и с переброской затягивать не стоит.
– Правильно, – поддержал меня Лавр, – ведь если предположить, что подземный ход существует и связывает наши тылы с сопредельной территорией, то остров – единственное место, где этот ход прерывается и нарушителям приходится подниматься на поверхность.
– А с чего это ты взял, что ход прерывается? – не поняла я.
– Наташа, но это же очевидно! В противном случае они не срабатывали бы сигнализационную систему, а просто преодолели бы её под землей. Мы бы и знать ничего не знали.
– Интересное предложение, я имею в виду мнимое строительство ещё одного рубежа на острове. Значит, сделаем так. Сейчас выспитесь, а часика так в три пополудни дуйте на остров и постарайтесь найти…
Даже не знаю что, но хоть что-то, что бы либо подтвердило версию о подземном ходе, либо опровергло её. Сейчас важно всё, что касается острова. Ну а со стройматериалами придётся подождать. Любой вопрос со строительством я обязан согласовывать с пограничной комендатурой.
– Но ведь строительства-то никакого не будет, это же всё – бутафория, туфта! – воскликнул Лаврушин.
– Тем более, – отрезал капитан Пустой и поднялся из-за стола, давая понять, что разговор окончен.
– Да рассказывать особо нечего, – начала я. – Около заставы смылся Дик, пришлось пошуметь немного, но от острова это в шести километрах. Далее шли по правилам, как учили. Собаки вели себя спокойно, шарили по кустам, но никого не засекли. До острова дошли в расчётное время, замаскировались, вышли на связь… А через двадцать семь минут – сами знаете… – я не смогла скрыть досады и махнула рукой. – Не могли нас засечь, понимаете, не могли!
– Странно… Засечь, значит, вас не могли. Так?
– Так, – подтвердила я.
– А с острова нарушители тоже куда-то испаряются. Так?
– Так, – развела я руками, уже догадываясь, куда он клонит.
– И что же это, девочки и мальчики, у нас получается? – вкрадчиво спросил Пустой. – А получается то, – неожиданно громко рявкнул он, – что гнать вас надо в стройбат и меня вместе с вами!
Потом помолчал с минуту и, видимо поостыв, добавил:
– Ладно, давайте кумекать. Сколько времени вы были на связи с заставой?
– Секунд двадцать, – ответила я. – Да думали мы об этом, товарищ капитан, нереально так точно засечь радиостанцию, работающую в режиме передачи такое ничтожно малое количество времени.
– Вы лучше думайте! А то заладили, как попугаи… Невозможно засечь, говорите? А испариться с острова в считанные минуты, преодолев при этом водную преграду шириной более километра, по-вашему, возможно? Так что думайте, а то развели тут, понимаешь, детский сад. Всё сказочками меня пичкают про болота да про призраков.
– При чём тут призраки? – сразу надулся Димон. – Вы же сами просили, я и рассказал.
– Кстати, Ростова, всё хочу поинтересоваться, а что это у тебя за странный медальон такой? – спросил Пустой.
– А это, – я взяла в руку и вытащила из разреза камуфляжа тяжёленькую золотую вещицу, украшенную двумя рубинами, – дед из Германии приволок после войны. В старинном замке нашёл. Красивая вещь, жалко только как будто обрублена с одной стороны. И самое странное – как я стала его носить, сны мне часто снятся, такие занятные, всё про рыцарей. Как будто я сама переношусь в те времена, – я зажала медальон в руке, задумалась на мгновение. И вдруг меня осенило!
– Вот дура, как же я сразу не догадалась! Это же очевидно! Хродвальд как раз и имеет самое прямое отношение не только к острову, но и ко всей ситуации в целом, – энергично начала я, не обращая внимания на изумлённо глядевших на меня присутствующих, и быстро, как бы боясь забыть что-нибудь важное, продолжала:
– Помните, что сказано в легенде: «…Хродвальд стал очень осторожен после покушения на него и перестал плавать на остров на ладье, но тем не менее каждую ночь чудесным образом оказывался на острове…»? Это – первое свидетельство о таком странном перемещении человека в пространстве. Думаю, что очень удивлю вас, если скажу, что располагаю ещё одним подобным свидетельством.
– …???
– Была в этих местах похожая история, только во времена не такие далёкие… – продолжала я уверенно вспоминать одну историю, которую любил рассказывать мне дед. Конечно, о ней я знала с детства, но никак не предполагала, что в тех рассказах речь шла именно о нашем острове. Мысль эта пришла сразу, как только Лавр ещё раз поведал нам байку про Хродвальда. А как только вы спросили про медальон, тут-то я всё и поняла. Конечно, и раньше улавливалось что-то похожее в этих двух историях. И вот, наконец, сейчас щёлкнуло в голове и всё как будто встало на свои места. Какой всё-таки иногда я бываю непроходимой тупицей! Дело было во время финской войны. Мой дед тогда в этих местах дивизией танковой командовал. Так вот, жена его первая, как только дед на фронт уехал, пошла на курсы ОСОАВИАХИМа. Закончила их и тоже на фронт. Ну её и забросили в тыл – корректировать огонь нашей артиллерии. Точка, с которой она вела наблюдение за вражескими войсками, находилась, как утверждал дед, на каком-то острове. Он называл его «Крестовым». Из-за того, что с воздуха он напоминал крест. Остров этот был выбран очень удачно, так как его месторасположение полностью исключало риск попасть под свой же снаряд. Короче говоря, часов за восемь до наступления Красной Армии связь с разведчицей прервалась, и больше на связь она так и не вышла. Как только наши войска отбросили неприятеля, дед кинулся на этот остров, но жену не нашёл. Там, по его словам, вообще творилось нечто странное. Например, к острову вела по девственно чистому снегу только одна лыжня. Причём, что очень любопытно, люди, последние воспользовавшиеся этой лыжнёй, двигались по направлению к острову.
А вот следов кого-либо, покинувшего остров, просто не было. Как, впрочем, и следов его жены. Короче, весь остальной снег вокруг острова был нетронут. Единственное, что обнаружил дед со своими разведчиками на противоположной стороне острова, – так это девять трупов солдат. Причём явно расстрелянных своими же, потому что лежали они так, как будто перед смертью стояли в шеренгу, и что интересно – все были с оружием. Кто их расстрелял и куда потом делся, так и осталось загадкой. Создавалось впечатление, будто этот кто-то просто испарился. Дед, понятное дело, бросился допрашивать пленных, которые тоже рассказали интересные вещи. Оказывается, озеро и, соответственно, остров последние несколько месяцев перед нашим наступлением был объявлен так называемой «зоной с особым режимом пропуска». И туда, понятное дело, не пускали никого, кроме немногочисленной охраны и группы высших офицеров в составе трёх человек, причём были эти люди в нацистской форме. В общем, всё говорило о том, что объект на острове готовили к срочной эвакуации. Но по каким-то причинам до самой эвакуации дело не дошло. Охрана оказалась убитой, а дедова жена и трое этих самых немецких офицеров пропали бесследно. Теперь у меня к вам вопрос: улавливаете ли вы сходство с байкой про однорукого Хродвальда? Там и там либо на остров попадали каким-то непостижимым образом, либо испарялись с него тоже непонятно как. Я уже не говорю о том, что очертания острова нашего на карте напоминают крест. Причём не какой-нибудь, а мальтийский. Ну, а о третьем свидетельстве этого чуда напоминать не буду. Это как раз и есть наши незнакомцы, оставляющие лишь запаховый след. Конечно, если это и есть тот самый остров.
– Да… Интересная петрушка у нас получается. Единственный вывод, который напрашивается сам собой, – это наличие некоего подземного хода, соединяющего остров с берегом озера, а может, вообще выходящего на сопредельной территории или… что значительно хуже, у нас в глубоких тылах. Если это так, то это – полный… И, главное, информации у нас – кот наплакал. Всё-таки, может, ты чего упустила, Наташка? – с надеждой в голосе спросил начальник заставы.
– Ещё, вроде, дед говорил, что остров сразу после его доклада в штаб фронта взяли под охрану какие-то головорезы из НКВД. Но, вообще-то, вы, товарищ капитан, попали прямо в десятку. Дед тоже твердил про подземный ход. Хотя его разведчикам ничего похожего обнаружить не удалось. А уж нашли ли чего энкэвэдэшники, сами понимаете, не узнаешь никогда.
– Я думаю, что «спецы» из НКВД тоже ничего не нашли. Иначе при строительстве инженерного рубежа государственной границы наличие подземного хода обязательно учли бы. Если только они сами не использовали его в каких-то целях. Например, как коридор на ту сторону для заброски нелегалов. Я мыслю так: если тогда обнаружили подземный ход, то по логике вещей должны были засыпать его. То есть, я хочу сказать: если он до сих пор существует, то либо его тогда не нашли, либо нашли и до сих пор используют.
– Да, весёленькая история. И что же нам теперь делать? Я думаю, если мы раскроем конспиративный коридор КГБ, а при этом нельзя забывать, что сами относимся к этому ведомству, то нас по головке явно не погладят. Но с другой стороны, если оставить всё как есть, а ходом пользуются враги, то нам вообще каюк, – подвёл неутешительный итог Лавр.
– Попробуем сделать следующее, – задумчиво проговорила я. – Если это – комитетский коридор, то мы ничем не навредим, а если, не дай бог, им всё-таки пользуются не наши, то им будет крайне неприятно узнать, что мы решили усилить инженерный рубеж на острове. Тем более, скоро выпадет снег, и если они не поторопятся, то для осуществления переброски им придётся ждать до следующей осени. Пока не наступит «чернотроп». Вот мы их и поторопим. Надо завезти на остров три-четыре бухты колючей проволоки и ящиков по пять изоляторов, гвоздей, ну и опорные столбы. Таким образом мы дадим им понять, что времени у них до первого снегопада практически не осталось и с переброской затягивать не стоит.
– Правильно, – поддержал меня Лавр, – ведь если предположить, что подземный ход существует и связывает наши тылы с сопредельной территорией, то остров – единственное место, где этот ход прерывается и нарушителям приходится подниматься на поверхность.
– А с чего это ты взял, что ход прерывается? – не поняла я.
– Наташа, но это же очевидно! В противном случае они не срабатывали бы сигнализационную систему, а просто преодолели бы её под землей. Мы бы и знать ничего не знали.
– Интересное предложение, я имею в виду мнимое строительство ещё одного рубежа на острове. Значит, сделаем так. Сейчас выспитесь, а часика так в три пополудни дуйте на остров и постарайтесь найти…
Даже не знаю что, но хоть что-то, что бы либо подтвердило версию о подземном ходе, либо опровергло её. Сейчас важно всё, что касается острова. Ну а со стройматериалами придётся подождать. Любой вопрос со строительством я обязан согласовывать с пограничной комендатурой.
– Но ведь строительства-то никакого не будет, это же всё – бутафория, туфта! – воскликнул Лаврушин.
– Тем более, – отрезал капитан Пустой и поднялся из-за стола, давая понять, что разговор окончен.
7
Сегодня даже в солнечный и погожий день остров показался мне зловещим и негостеприимным, чего раньше я за ним не замечала. А в завываниях ветра, который, врываясь в расщелины скал, издавал дикие стоны и вопли, мне слышались стенания загубленных здесь душ.
Два часа поисков подземного хода ни к чему не привели, и, почти отчаявшись, я поднялась на то самое каменное плато, на котором мы с Димкой коротали вчерашнюю ночь. Внимательно исследуя её по периметру, я внезапно упёрлась лбом в вековую сосну, заинтересовавшую меня в прошлый раз, и даже вздрогнула от неожиданности. Подняв голову, я поняла, что это дерево – пожалуй, единственная часть острова, ещё не осмотренная нами. Конечно, глупо было бы рассчитывать, что могучее дерево имеет какое-то отношение к подземному ходу, но другого всё равно ничего не оставалось. Через несколько минут я поняла, что проникнуть пытливым глазом естествоиспытателя сквозь густую крону, нечего и думать. Тем более, начало смеркаться, видимость значительно ухудшилась и я обречённо подумала, что придётся лезть наверх. Позвав Лавра и поставив его в позу, более предназначенную для любовных утех, я проворно вскарабкалась ему на спину. И не обращая ровным счётом никакого внимания на его нытьё, прыгнула вверх, как молодая и проворная макака. Против всех ожиданий прыжок получился, и я повисла на толстой нижней ветке растущего здесь с незапамятных времён исполина. Тут-то и стало понятно как божий день, что на этом моё сходство с предком всего человечества закончилось, но прилагая огромные усилия, я всё-таки забралась на ветку под весёлое улюлюканье Димки, оставшегося внизу. Взглянув на него с высоты примерно трёх метров, я оценила всё ничтожество этой персоны, которая вместо того, чтобы вести наблюдение за местностью, подбадривала меня плоскими шутками. С досады я швырнула в него сначала подсумком с магазинами, а потом и всем остальным снаряжением. Обратив внимание на то, что он увернулся с проворством, которому позавидовала бы любая обезьяна, я пожалела, что не загнала на дерево его самого. Стараясь не смотреть вниз, я ужом продолжала подниматься, начиная сожалеть о том, что так и не прыгнула в своё время с парашютом. Мне сейчас казалось, что прыгни я тогда, от боязни высоты не осталось бы и следа…
Два часа поисков подземного хода ни к чему не привели, и, почти отчаявшись, я поднялась на то самое каменное плато, на котором мы с Димкой коротали вчерашнюю ночь. Внимательно исследуя её по периметру, я внезапно упёрлась лбом в вековую сосну, заинтересовавшую меня в прошлый раз, и даже вздрогнула от неожиданности. Подняв голову, я поняла, что это дерево – пожалуй, единственная часть острова, ещё не осмотренная нами. Конечно, глупо было бы рассчитывать, что могучее дерево имеет какое-то отношение к подземному ходу, но другого всё равно ничего не оставалось. Через несколько минут я поняла, что проникнуть пытливым глазом естествоиспытателя сквозь густую крону, нечего и думать. Тем более, начало смеркаться, видимость значительно ухудшилась и я обречённо подумала, что придётся лезть наверх. Позвав Лавра и поставив его в позу, более предназначенную для любовных утех, я проворно вскарабкалась ему на спину. И не обращая ровным счётом никакого внимания на его нытьё, прыгнула вверх, как молодая и проворная макака. Против всех ожиданий прыжок получился, и я повисла на толстой нижней ветке растущего здесь с незапамятных времён исполина. Тут-то и стало понятно как божий день, что на этом моё сходство с предком всего человечества закончилось, но прилагая огромные усилия, я всё-таки забралась на ветку под весёлое улюлюканье Димки, оставшегося внизу. Взглянув на него с высоты примерно трёх метров, я оценила всё ничтожество этой персоны, которая вместо того, чтобы вести наблюдение за местностью, подбадривала меня плоскими шутками. С досады я швырнула в него сначала подсумком с магазинами, а потом и всем остальным снаряжением. Обратив внимание на то, что он увернулся с проворством, которому позавидовала бы любая обезьяна, я пожалела, что не загнала на дерево его самого. Стараясь не смотреть вниз, я ужом продолжала подниматься, начиная сожалеть о том, что так и не прыгнула в своё время с парашютом. Мне сейчас казалось, что прыгни я тогда, от боязни высоты не осталось бы и следа…