Страница:
Так поговорили. Анатолий побродил по весенней Москве. Встретился еще с парой друзей-однокурсников. И уехал обратно в Алма-Ату. Он, в сущности, ни о чем даже не просил Пономарева. Но в том-то, наверное, и сила настоящей мужской дружбы, что друзья понимают тебя с полуслова.
Алексей поговорил с отцом. Пономарев-старший как раз только вошел в полную силу. Система еще работала. Через месяц из центрального аппарата пришел приказ «откомандировать в столицу старшего оперуполномоченного республиканского комитета государственной безопасности Анатолия Николаевича Казакова в распоряжение управления кадров».
Теплого места не дали. Предложили перейти в антитеррористическую группу. Подразделение страшно засекреченное, даже для такого ведомства, как комитет.
Уже полгода он в спецназе. Живет в офицерском общежитии. Постоянно тренируется. И ждет боевых заданий.
Он уже много знает и о Вильнюсе, и о Тбилиси. Но делать нечего. Это все равно лучше, чем ждать у моря погоды в Казахстане. Как-никак, кругом свои. Тем более что в группе подобрались мужики серьезные, положительные. А главное – профессионалы, как и он сам.
И у них действительно спаянный, дружный коллектив. Не подразделение, которое, как часто бывает в армии, держится только на командах и дисциплине, а коллектив людей, спаянных общей тяжелой и очень опасной работой.
Они только что пережили смерть товарища, которого сзади в спину застрелил в Вильнюсе литовский снайпер. Но не озлобились, не впали в испепеляющую ненависть ко всем «дерьмократам». И в любой ситуации вели себя сдержанно и разумно.
Сейчас их группу срочно собрали по тревоге. Погрузили в самолет. И перебросили с учебной базы в Краснодарском крае сюда на подмогу какому-то странному ГКЧП.
Их зашторенные автобусы спустились с Лыткаринского моста на автотрассу и неторопливо, вместе с колонной бронетехники поплыли в сторону центра столицы.
Москва, словно большое горячее сердце страны, бьется в лихорадке путча.
Грохочут гусеницами рядом с их автобусом танки. Натужно ревут моторами боевые машины пехоты. Из грузовиков показываются молоденькие лица солдатиков. Странным диссонансом выглядит лавирующий между этими серо-зелеными мастодонтами невесть откуда взявшийся красный «Запорожец» с привязанной на крыше дачной лесенкой.
А по обочинам стоят, нарушая мирный ландшафт, десятки вышедших из строя боевых машин. По двое-трое скучились в кюветах танки и БМД. А по ним лазят растерянные и чумазые мальчишки – солдаты советской армии.
Невеселые мысли одолевают Анатолия и его товарищей и тогда, когда они, наконец, уходят с основной магистрали и, преодолев Кольцевую, начинают окружными путями пробираться к своей городской базе. Что их ждет впереди? Какая задача? Какая судьба?
Анатолий Казаков, прежде чем занять свое расчетное место, отошел по нужде на десяток метров в сторонку. И уже оттуда удовлетворенно осмотрел позицию их группы. Сработано профессионально. Четко. Даже отсюда ничего не заметно. А уж с дороги, из машин – точно никто ничего не разглядит. И все бы хорошо. Задача поставлена. Выполнение ее начато удачно. А вот грызет его, зудит в голове тревожная неприятная мысль: правильно ли они делают? И как все это может обернуться?
Дело, собственно, в том, что по прибытии на базу усталый и слегка расстроенный, как показалось всем, командир сказал:
– Выдвигайтесь по Калужскому шоссе. Вот сюда! – генерал-майор показал на большой карте, куда надо выдвинуться. – Это Архангельское. Здесь по данным разведки сейчас находится Ельцин со своими соратниками. Из госдачи идет асфальтированная дорога в сторону Москвы. Километра три лесом. За деревьями укроетесь. Сделаете засаду. Если Ельцин со своими людьми захочет выехать из Архангельского, вы арестуете его. Остановите машину. И арестуете.
– Ну а если они не остановятся? Начнут сопротивляться? – спросил тогда командира Сергей Горчаков, которому было поручено руководить операцией.
– Тогда действуйте по обстоятельствам…
– По обстоятельствам – это как? – захотел уточнить Сергей. И на лице его появилось недоуменное выражение.
– Так! – неопределенно ответил генерал. И это «так!» прозвучало одновременно угрожающе и как-то беспомощно.
Казаков, тоже приглашенный на совещание, подумал: «Что-то здесь туманно. Собрались люди военные, привыкшие к вещам однозначным, простым и ясным. А тут “по обстоятельствам”. Командир не хочет брать на себя ответственность. Наверное, и те, кто дал ему этот приказ, – тоже. Очень похоже на Тбилиси. Сначала приказывают, а потом от своих слов отказываются».
Видимо, сообразив, что нельзя отпускать людей с такими установками, Карнаухин добавил от себя:
– На месте определитесь. Если что не так, сообщите мне по рации. Тогда и примем решение. – И так резко: – Все свободны! Выполняйте!
– Есть!
Они, конечно, щелкнули каблуками в кабинете начальника, но по дороге из Москвы долго недоумевали над странными формулировками приказа. И выглядывая из-за занавесок автобуса, переговаривались между собой.
Всю жизнь им вдалбливали, что дисциплина прежде всего. И их задача – любой ценой выполнить приказ. Приказ, который не обсуждается. А тут вот приходится думать. И от этого в головах полный раскардаш. И опасение, что на них в очередной раз скинут преступление или ошибку политиков.
Опять улицы. Пыхтя и чадя, с грохотом, теперь уже навстречу им все еще тащится в город боевая техника. Правда, заглохшие, сломанные танки и БМП уже не стоят в кюветах и на обочинах. Видно, по чьему-то распоряжению их стаскивают в отдельное место. На стоянку возле Хованского кладбища.
На месте установили связь по рации. И стали ждать.
Анатолий удобно устроился на плащ-палатке в передовом дозоре. Рядом с ним лежит в кустиках старший лейтенант Мишка Петров.
Их задача, заметив на шоссе машины, сообщить группе захвата, что объект выехал. А затем, в случае необходимости, бежать к месту остановки. И действовать по обстоятельствам.
Казаков прикладывает к глазам окуляры мощного двадцатикратного морского бинокля. И сразу все приближается на расстояние вытянутой руки. Пустынная дорога, по которой в сторону госдач медленно-медленно ползет одинокий велосипедист-грибник. Кусты брусники с соблазнительно выглянувшими из-под листочков ягодами. Серая птичка-невеличка, присевшая на придорожную сосну.
Лесная тишина неожиданно прерывается кукушкой:
– Ку-ку, ку-ку!
По детской привычке капитан Казаков начинает считать. И в это время где-то со стороны Москвы слышится далекий звук мотора. Оживает рация. В наушнике слышен голос Горчакова:
– От Москвы следует персональная «Чайка» президента РСФСР. Пропускаем!
Через минуту мимо них, шурша по серому асфальту шинами, проплывает нарядная черная с никелированными стальными бамперами и молдингами «Чайка». В бинокль он совсем рядом видит напряженное лицо пожилого водителя.
И снова тишина. Ожидание. Но теперь уже не спокойное, расслабленное. А тревожное, напряженное, готовое взорваться криками, выстрелами, стонами раненых.
Анатолий смотрит на свои командирские часы с большой красной звездой на циферблате. Девятнадцатое августа. Почти полдень. Хочется есть.
И раз! Лес гудит. От Архангельского этот гул летит прямо на них. Через секунду в окуляры бинокля он видит несущуюся на огромной скорости автоколонну. Впереди кортежа две черные «Волги». За ними та самая «Чайка». И сзади нее еще несколько разномастных легковых машин.
На всех укреплены и гордо развеваются трехцветные российские флаги.
Колонна приближается. Казаков, от волнения что ли, коротко шепчет в микрофон рации:
– Едут!
И встает, замирает в тревожном ожидании. Что сейчас будет?
Мишка Петров тоже встает с палатки. Отряхивает налипшие на камуфляж веточки-листочки и неожиданно говорит:
– КГБ.
– Что КГБ? – механически переспрашивает его Анатолий, а сам ожидает каждую секунду хлопков выстрелов оттуда, куда умчался мимо них кортеж.
– Ну, так можно легко запомнить цвета российского флага, – отвечает напарник, поднимая автомат с земли. – Красный, голубой, белый, – и добавляет: – Пойдем, что ли? Похоже, наши их пропустили.
По дороге к основной группе он со вздохом говорит шагающему впереди по бурелому Казакову:
– Этим-то все понятно. В отличие от нас!
У собравшейся возле автобуса группы стоит военного покроя УАЗик. Приехал на подмогу подполковник Грачухин. Огромный, как медведь, он тоже в камуфляже. Но под комбинезоном у него почему-то десантный тельник. А на голове голубой берет. Он дает команду садиться в автобус. Народ собирает вещички. И пока они усаживаются, подполковник разъясняет прямо в салоне новую задачу:
– Мы перехватили разговор Ельцина с Грачевым. Генерал Грачев обещал господину Ельцину охрану. Вот под видом этой самой охраны мы сейчас и нагрянем на его дачу в Архангельском.
«Казаки-разбойники, – раздраженно думает про себя Анатолий. – Развели тут игры. А мы отдувайся. Что-то все крутят. Ведь Ельцин-то уехал. Птичка-то улетела. Ладно, наше дело телячье».
Двигаются по лесу недолго. А вот и контрольно-пропускной пункт. Полосатая металлическая труба шлагбаума, домик охраны, высоченный глухой зеленый дощатый забор.
Грачухин молодцевато выскакивает из автобуса. Навстречу ему выходит плотный, но подтянутый офицер в мундирчике с иголочки и в белой парадной рубашке. Отдает честь. Анатолию только слышно из всего разговора:
– Прибыли по распоряжению генерала Грачева, – и подполковник протягивает дежурному новенькое, только выписанное удостоверение десантника.
«Какие, к черту, из нас десантники! Там молодые пацаны. А здесь у нас в автобусе здоровые, зрелые мужики. Маскарад, да и только!»
Но офицер охраны, как ни в чем не бывало, разворачивается и идет «звонить начальству».
Проходит несколько минут. Часовой в сторожевой будке отставляет автомат в сторону и выходит к шлагбауму. Из-за угла дома показывается давешний офицер. Он машет им рукою. Мол, заезжайте. А потом подходит к подкатившему во двор автобусу. Поднимается в салон. И как-то фальшиво радостно объявляет:
– А мы вас ждали! Даже обед для вас заготовили. Милости прошу в столовую. Перекусите!
Ни у кого из спецназовцев с самого утра не было и маковой росинки во рту. Так что все радостно зашевелились, загудели. «Во правильно! Здорово!»
Немного замялись на выходе. Брать ли с собой личное оружие? Но, в конце концов, оставили стволы в салоне.
Столовая – длинное, барачного типа здание, встретила их запахом украинского борща и улыбками симпатичных миловидных раздатчиц.
Голодный народ еще только рассаживается за накрытыми цветными скатерками столами, а девчонки уже везут на тележках салаты оливье, борщи с пампушками.
Тут все накидываются на еду. Оживляются. Ну а когда на второе появляется баранья грудинка с гречкой, народ просит пригласить в зал шеф-повара.
Вышли и шеф – полная, домашняя, красивая русская женщина в колпаке, и заведующая залом – маленькая, худенькая армянка в белом фартуке.
Благодарили их оголодавшие мужики действительно от души. Что ни говори – война войной, а обед по расписанию.
Перед выходом все ребята прихватили по несколько краснобоких яблок. Они стояли в больших вазах на столах.
В общем, угостили их прямо царским обедом.
Все снова погрузились в автобус. И так пару часов сидели подремывая, покуривая и переваривая.
Потом «десантный» подполковник побежал звонить начальству. Начальство подало команду: «Отбой!»
И автобус с их печальными и сонными физиономиями тронулся обратно в Москву. На базу.
Архангельское проводило их радостными улыбками. Искренними, в отличие от тех, которыми встречало.
«Вот уж точно игра в казаки-разбойники!» – думает он, задремывая у окна.
А вокруг этого торта жужжит, шевелится, гудит, похожая на осиный рой, человеческая толпа. Подъезжают и отъезжают жуки-машины. Рабочие пчелы тащат, строят, складывают что-то на мосту.
«Баррикады строят», – думает капитан Казаков, разглядывая в свой бинокль это хаотичное броуновское движение на улицах перед штабом сопротивления.
«И как нам туда пробраться? Ведь они там все друг друга подозревают. И кидаются на каждого с арматурой и палками. Не шпион ли ГКЧП?»
Он отходит от окна гостиничного номера. Аккуратно закрывает штору. Здесь на двадцатом этаже гостиницы «Украина» теперь один из их штабов.
Начальство поставило задачу – проникнуть в Белый дом. И его группа изучает подходы и возможности такого рейда.
– А что, если попробовать пройти туда через канализацию? – делает новое предложение Петров. – Вот же есть схема. Если добраться отсюда до проспекта, потом взять проводника из числа специалистов. И по системе подземных туннелей мы окажемся вот здесь! – он показывает пальцем на нарисованную от руки схему коммуникаций Белого дома.
Собравшиеся – пятеро бойцов группы, одетые в легкие спортивные костюмы и кожаные куртки встречают предложение без энтузиазма.
Ну, если получится, вылезут они где-то внутри этого торта. А что скажут? Как объяснят свое присутствие? Мол, пришли посмотреть, чем вы тут занимаетесь? Да их там на куски разорвут.
Задачка. Над ней они бьются уже три часа.
В номер входит начальник их отделения красавец мужчина подполковник Горчаков. Он тоже одет в гражданское «платье». Видно, что оно ему не в пору и неудобно. Серый пиджак тесноват, а рукава коротковаты. Но настроен он бодро.
– Ну, вот что, ребята! – без церемоний заявляет он с порога. – Повезло нам! Наши перехватили телефонные переговоры из Дома Правительства. Из них следует, что нынешние обитатели хотят наладить радиотрансляцию новостей из этого «осиного гнезда». Им нужна бригада связистов, которая должна вывести динамики на улицу. Кто из вас может участвовать в этом деле?
– Я могу! – особо не задумываясь отвечает на вопрос командира Казаков. И добавляет, объясняя свою инициативу: – Я же учился в Московском инженерно-физическом. В юности увлекался радиомоделированием. Прошел курс радиомонтажника перед работой на американской выставке в Алма-Ате. Опыт вроде есть. Работал там в составе бригады электриков и радиомонтеров.
– Во! То, что нам надо! Вы, ребята, сидите, наблюдайте. А ты, капитан, давай за мной!
– Иван Фёдоров! – коротко пожимая ему руку, представляется Анатолий вымышленным именем.
– Никита Петрович! – взаимообразно отзывается старший. – А это Миша, Алёха и Фёдорыч. Ребята надежные, все профессионалы, – с гордостью добавляет он.
Анатолий еще раз пристально оглядывает одетых в одинаковые синие с надписями робы радиомонтажников. Понимает, что он на их фоне выглядит несколько странновато. Спортивный костюм еще туда-сюда, а вот кожанка не вяжется с его новым амплуа.
– А у вас для меня такой же курточки не найдется? – спрашивает он Никиту Петровича.
– Как не найдется, – с готовностью отзывается тот. – Сейчас подберем.
У черного входа в гостиницу уже стоит полноприводная синяя «буханка». Они молча устраиваются на жестких деревянных скамьях. И машина, скрежеща металлическими внутренностями, трогается вперед.
Мелькают дома, вода. Несколько разворотов. Проезд по набережной. И они уже на мосту через Москва-реку.
Их останавливают у баррикады.
– Недолго музыка играла. Недолго Петя танцевал! – говорит старшой и отодвигает дверь. Выходит из машины. На переговоры.
Анатолий и остальные ребята молча разглядывают открывшуюся панораму. Судя по всему, на баррикады тащат все, что попадает под руку на улицах, и все, что можно вытащить из близлежащих домов. Анатолий успевает отметить, что в основании баррикады свалено несколько бревен, которые перегородили проезжую часть. А на них лежат – старый холодильник, куски металлического забора, полосатая торговая палатка, сваленный набок газетный киоск с разбитыми стеклами. И еще много чего.
Анатолий, разглядывая это хозяйство, внутренне усмехается: «Когда пойдут танки, разве это их сдержит? Эх! Лапотники!» Но через секунду-другую сердце его тягостно сжимается от нехорошего предчувствия. На баррикаде стоят простые рядовые москвичи. Такие же, как и он сам, молодые ребята в спортивных куртках. Одни кучкуются, курят свои сигареты, что-то обсуждают. Другие продолжают упорно укреплять завал. Третьи, собравшись небольшой толпой, внимательно слушают стоящего в центре пожилого мужчину-агитатора.
«Может, и Шурка Дубравин здесь! – неожиданно думает Казаков. – Наверняка здесь! А где же ему еще быть? Журналисту-перестройщику! Может, и другие знакомые тут есть. Ишь, как жужжат. Того и гляди ужалят. Они за кого? Выходит, за Ельцина! За демократов. А мы? Ну, предположим, что мы ни за кого. У нас присяга. Приказ, в конце концов!»
Анатолий тяжело вздыхает. Глотает набежавшую слюну. «А есть ли у нас выбор?»
Наконец, вернулся, матерясь во всю глотку, старшой. Плюхнулся на скамейку напротив:
– Засранцы, молокососы! Я им объясняю, что нас ждут в Белом доме. Что Филатов нас вызвал, чтобы, значит, вывести радио наружу. Для них же. Чтобы информацию могли получать. О происходящем. Нет. Ни хрена. Не пропускают. У них тут какая-то сплошная шпиономания! – Помолчал. – Старший у них какой-то сопляк. Важный, слов нет. Я не могу нарушить инструкцию! Мне не поступало никаких распоряжений! Тьфу! Блин! – И водителю через стекло: – Петя! Разворачивай! Давай в объезд! Через Калининский.
Снова за окном панорама пустого города. Мелькают дома, люди, витрины, патрули, танки, прижавшиеся к обочинам. Пару раз их останавливают. Старшой бегает куда-то звонить. Их пропускают.
И, наконец, «буханка» паркуется во дворе большого красивого дома номер тридцать один на Калининском проспекте. Ребята быстро разбирают свои чемоданчики. Анатолий прихватывает еще моток кабеля. И они через подземный переход проходят к зданию Совета экономической взаимопомощи.
Анатолий на секунду отстает от ребят. Оглядывается вокруг. Высоченное стеклянно-алюминиевое здание СЭВ похоже на гигантскую, поставленную торчком, раскрытую книгу. И вообще, отсюда, с площадки, весь район как на ладони. Он даже представляет, как сейчас с двадцатого этажа сталинской высотки-гостиницы за ним наблюдают в бинокль подполковник и ребята из группы. И даже легонько машет им рукой.
Здесь на пандусе-площадке у СЭВа их встречает провожатый, который и должен отвести в «белый муравейник».
– Ну, что, все на месте? – спрашивает старшого бородатый, курносый мужичонка в коротком плаще и с черной папочкой под мышкой.
– Все! – за старшого отвечает длинный, носатый Фёдорыч. И, смачно выплюнув на асфальт недокуренный бычок, яростно затаптывает его.
– Тогда пошли! – командует встречающий. И быстро устремляется через дорогу.
Пока идут, Анатолий профессиональным взглядом еще раз окидывает баррикады, тоненькие цепочки вооруженных чем попало людей у главного входа. Прикидывает. Баррикады разнесут с ходу. Танками. Минутное дело. Они прорываются ко входам. Двери можно легко пробить взрывчаткой. Или садануть их гранатометом. А дальше внутрь. И вверх по лестницам. Подполковник Горчаков рассказывал им, как брали дворец Хафизуллы Амина в Кабуле. Влетаешь в комнату – и сразу очередь по шкафам. Не скрылся ли кто? Так же, очередью, срезали и самого Амина, когда он выскочил из реанимации весь в трубках и иглах. Ему как раз делали переливание…
Здесь все намного проще. Если бы не одно «но». Люди! Люди! Защитники! Их тут тысячи. Смешные. Со своими дубинками, арматурой, кострами из баррикад, полевыми кухнями. И настроены они очень даже решительно.
Не уйдут!
Он представил себе, как они, спецназовцы, бегут вверх по белым лестницам, залитым красной кровью. Как скользят их ботинки в этих лужах.
А это не дворец Амина! Это Москва! И это не туземцы – это москвичи и примкнувшие к ним ростовчане, владимирцы, рязанцы, тверичи. Советские. Будет баня. Кровавая баня. И бойня!
И может, ему самому, Анатолию Казакову, придется убить и вот этого студента в спортивной синей шапочке. И белобрысую девчонку, прилипшую к нему. И живописного ряженого казачка в мундире с шевронами и фуражке.
От таких мыслей кружится голова. И становится по-настоящему страшно.
«Народ нам никогда не простит! А как потом с этим жить? Да на улицу не выйдешь!»
У входа в Белый дом постовые попытались получить с них документы. Но провожатый небрежно кинул:
– Костя! Это со мной! Радио будут проводить!
И их пропустили в широченные дубовые двери.
Коридоры внутри Белого дома везде перегорожены мебелью. Опрокинутыми шкафами, столами, креслами.
«Наши хотят атаковать ночью. Народу, мол, меньше будет. Свет вырубим. Но если бежать по такому коридору в темноте, то можно переломать ноги об эту полосу препятствий.
Так, кажется, пятый этаж. Здесь, по нашей информации, где-то заседает и сам Ельцин. Но нам не сюда! А в радиорубку».
У дверей радиорубки на одиннадцатом этаже их встретил какой-то седовласый, интеллигентного вида мужчина. В сереньком костюме. Видно, из демократов. Или депутатов.
В то время мало кого из людей Ельцина знали в лицо. Но Анатолий профессионал. И сразу определил: «Кажется, Филатов».
– Здесь в рубке находится наш информационный центр. Нам бы хотелось, чтобы голос диктора звучал не только внутри здания, но и люди, собравшиеся снаружи, могли получать информацию, – обратился к бригаде будущий глава администрации Президента России. – Следовательно, надо установить динамики и на здании.
Работа самая простецкая. В чем-то даже примитивная. Сделали они ее быстро.
Что ж, как говорится, дело мастера боится. Не прошло и часа, как выставленная в окно Белого дома «радиотарелка» забормотала, захрюкала и начала выбрасывать туда, вниз, в темноту последние новости.
– Надо бы проверить, как там внизу слышно, – говорит старшой, складывая в свой монтажный чемоданчик плоскогубцы и отвертки. – Иван, сходи! Если что, покричишь нам.
Перед тем как спуститься вниз, Казаков заходит в туалет. Там открывает окошко и выглядывает с высоты восьмого этажа вниз на улицу. Тут уже поздний осенний вечер. Тянет ветерком, который слегка попахивает дымом от костров. Их жгут защитники. С улицы все также глухо раздаются голоса людей. Он прислушивается к своему радио. Сначала передавали очередной указ Ельцина. Потом его прервали. И какой-то депутат, назвавшийся Славой Волковым, стал рассказывать по телефону из Крыма об обстановке вокруг дачи Горбачёва в Форосе:
– Вокруг дачи стоят наряды пограничников с собаками. В море патрульные корабли…
Капитан Казаков не стал дослушивать путаный рассказ депутата-не депутата, а поспешил вниз к выходу.
Ему надо срочно возвращаться к своим, чтобы доложить обстановку.
Обратный путь затруднений не вызвал. Было не до него. По рядам защитников прошлась в очередной, наверное, сотый раз тревожная весть: «Идут на штурм!» И они всю свою бдительность обратили в сторону городских улиц, ожидая оттуда гула моторов и лязга гусениц.
А он, как тень, проскользнул мимо их баррикад и цепей и вышел на мост.
Сейчас для него самым важным было правильно рассказать об увиденном отцам-командирам. Не просто бесстрастно доложить обстановку, а донести до них его видение и тревогу. Настрой осажденных. И то, что, по его мнению, может произойти в результате штурма.
Не правда, что спецназ ничего не боится. Ты можешь в бою проявить невиданные чудеса храбрости. А в обыденной жизни спасовать. Скрыть от начальства свое мнение. Тем более что им никто и не интересуется. А в некоторых случаях тебе лучше «не сметь это мнение иметь».
Но здесь особый случай. И уже подходя к гостинице, он после долгих колебаний все-таки решил рискнуть.
В штабе никого уже нет. Встретил его только хмурый подполковник Горчаков. Он как-то неохотно, морща красивое лицо, выслушал рассказ лазутчика. Всем своим видом он словно хотел сказать: «Я-то тебя понимаю! Твое волнение, твой страх. Но там, наверху, уже приняли решение. И его не отменить».
Когда Анатолий закончил, он, вздохнув, произнес:
– Поступил приказ – выходить в район сосредоточения! Все разъехались. Начался отсчет времени! – и вдруг просто по-человечески добавил: – Не нравится мне все это!
«Видно, ему тоже приходится несладко, – подумал Казаков. – Но и промолчать нельзя. Перед ним тоже выбор».
Алексей поговорил с отцом. Пономарев-старший как раз только вошел в полную силу. Система еще работала. Через месяц из центрального аппарата пришел приказ «откомандировать в столицу старшего оперуполномоченного республиканского комитета государственной безопасности Анатолия Николаевича Казакова в распоряжение управления кадров».
Теплого места не дали. Предложили перейти в антитеррористическую группу. Подразделение страшно засекреченное, даже для такого ведомства, как комитет.
Уже полгода он в спецназе. Живет в офицерском общежитии. Постоянно тренируется. И ждет боевых заданий.
Он уже много знает и о Вильнюсе, и о Тбилиси. Но делать нечего. Это все равно лучше, чем ждать у моря погоды в Казахстане. Как-никак, кругом свои. Тем более что в группе подобрались мужики серьезные, положительные. А главное – профессионалы, как и он сам.
И у них действительно спаянный, дружный коллектив. Не подразделение, которое, как часто бывает в армии, держится только на командах и дисциплине, а коллектив людей, спаянных общей тяжелой и очень опасной работой.
Они только что пережили смерть товарища, которого сзади в спину застрелил в Вильнюсе литовский снайпер. Но не озлобились, не впали в испепеляющую ненависть ко всем «дерьмократам». И в любой ситуации вели себя сдержанно и разумно.
Сейчас их группу срочно собрали по тревоге. Погрузили в самолет. И перебросили с учебной базы в Краснодарском крае сюда на подмогу какому-то странному ГКЧП.
Их зашторенные автобусы спустились с Лыткаринского моста на автотрассу и неторопливо, вместе с колонной бронетехники поплыли в сторону центра столицы.
Москва, словно большое горячее сердце страны, бьется в лихорадке путча.
Грохочут гусеницами рядом с их автобусом танки. Натужно ревут моторами боевые машины пехоты. Из грузовиков показываются молоденькие лица солдатиков. Странным диссонансом выглядит лавирующий между этими серо-зелеными мастодонтами невесть откуда взявшийся красный «Запорожец» с привязанной на крыше дачной лесенкой.
А по обочинам стоят, нарушая мирный ландшафт, десятки вышедших из строя боевых машин. По двое-трое скучились в кюветах танки и БМД. А по ним лазят растерянные и чумазые мальчишки – солдаты советской армии.
Невеселые мысли одолевают Анатолия и его товарищей и тогда, когда они, наконец, уходят с основной магистрали и, преодолев Кольцевую, начинают окружными путями пробираться к своей городской базе. Что их ждет впереди? Какая задача? Какая судьба?
* * *
Засаду они организовали по всем правилам. Автобус отогнали в лесок. Поставили, как говорится, «под березовый кусток». Сами расположились за деревьями и замаскировались.Анатолий Казаков, прежде чем занять свое расчетное место, отошел по нужде на десяток метров в сторонку. И уже оттуда удовлетворенно осмотрел позицию их группы. Сработано профессионально. Четко. Даже отсюда ничего не заметно. А уж с дороги, из машин – точно никто ничего не разглядит. И все бы хорошо. Задача поставлена. Выполнение ее начато удачно. А вот грызет его, зудит в голове тревожная неприятная мысль: правильно ли они делают? И как все это может обернуться?
Дело, собственно, в том, что по прибытии на базу усталый и слегка расстроенный, как показалось всем, командир сказал:
– Выдвигайтесь по Калужскому шоссе. Вот сюда! – генерал-майор показал на большой карте, куда надо выдвинуться. – Это Архангельское. Здесь по данным разведки сейчас находится Ельцин со своими соратниками. Из госдачи идет асфальтированная дорога в сторону Москвы. Километра три лесом. За деревьями укроетесь. Сделаете засаду. Если Ельцин со своими людьми захочет выехать из Архангельского, вы арестуете его. Остановите машину. И арестуете.
– Ну а если они не остановятся? Начнут сопротивляться? – спросил тогда командира Сергей Горчаков, которому было поручено руководить операцией.
– Тогда действуйте по обстоятельствам…
– По обстоятельствам – это как? – захотел уточнить Сергей. И на лице его появилось недоуменное выражение.
– Так! – неопределенно ответил генерал. И это «так!» прозвучало одновременно угрожающе и как-то беспомощно.
Казаков, тоже приглашенный на совещание, подумал: «Что-то здесь туманно. Собрались люди военные, привыкшие к вещам однозначным, простым и ясным. А тут “по обстоятельствам”. Командир не хочет брать на себя ответственность. Наверное, и те, кто дал ему этот приказ, – тоже. Очень похоже на Тбилиси. Сначала приказывают, а потом от своих слов отказываются».
Видимо, сообразив, что нельзя отпускать людей с такими установками, Карнаухин добавил от себя:
– На месте определитесь. Если что не так, сообщите мне по рации. Тогда и примем решение. – И так резко: – Все свободны! Выполняйте!
– Есть!
Они, конечно, щелкнули каблуками в кабинете начальника, но по дороге из Москвы долго недоумевали над странными формулировками приказа. И выглядывая из-за занавесок автобуса, переговаривались между собой.
Всю жизнь им вдалбливали, что дисциплина прежде всего. И их задача – любой ценой выполнить приказ. Приказ, который не обсуждается. А тут вот приходится думать. И от этого в головах полный раскардаш. И опасение, что на них в очередной раз скинут преступление или ошибку политиков.
Опять улицы. Пыхтя и чадя, с грохотом, теперь уже навстречу им все еще тащится в город боевая техника. Правда, заглохшие, сломанные танки и БМП уже не стоят в кюветах и на обочинах. Видно, по чьему-то распоряжению их стаскивают в отдельное место. На стоянку возле Хованского кладбища.
На месте установили связь по рации. И стали ждать.
Анатолий удобно устроился на плащ-палатке в передовом дозоре. Рядом с ним лежит в кустиках старший лейтенант Мишка Петров.
Их задача, заметив на шоссе машины, сообщить группе захвата, что объект выехал. А затем, в случае необходимости, бежать к месту остановки. И действовать по обстоятельствам.
Казаков прикладывает к глазам окуляры мощного двадцатикратного морского бинокля. И сразу все приближается на расстояние вытянутой руки. Пустынная дорога, по которой в сторону госдач медленно-медленно ползет одинокий велосипедист-грибник. Кусты брусники с соблазнительно выглянувшими из-под листочков ягодами. Серая птичка-невеличка, присевшая на придорожную сосну.
Лесная тишина неожиданно прерывается кукушкой:
– Ку-ку, ку-ку!
По детской привычке капитан Казаков начинает считать. И в это время где-то со стороны Москвы слышится далекий звук мотора. Оживает рация. В наушнике слышен голос Горчакова:
– От Москвы следует персональная «Чайка» президента РСФСР. Пропускаем!
Через минуту мимо них, шурша по серому асфальту шинами, проплывает нарядная черная с никелированными стальными бамперами и молдингами «Чайка». В бинокль он совсем рядом видит напряженное лицо пожилого водителя.
И снова тишина. Ожидание. Но теперь уже не спокойное, расслабленное. А тревожное, напряженное, готовое взорваться криками, выстрелами, стонами раненых.
Анатолий смотрит на свои командирские часы с большой красной звездой на циферблате. Девятнадцатое августа. Почти полдень. Хочется есть.
И раз! Лес гудит. От Архангельского этот гул летит прямо на них. Через секунду в окуляры бинокля он видит несущуюся на огромной скорости автоколонну. Впереди кортежа две черные «Волги». За ними та самая «Чайка». И сзади нее еще несколько разномастных легковых машин.
На всех укреплены и гордо развеваются трехцветные российские флаги.
Колонна приближается. Казаков, от волнения что ли, коротко шепчет в микрофон рации:
– Едут!
И встает, замирает в тревожном ожидании. Что сейчас будет?
Мишка Петров тоже встает с палатки. Отряхивает налипшие на камуфляж веточки-листочки и неожиданно говорит:
– КГБ.
– Что КГБ? – механически переспрашивает его Анатолий, а сам ожидает каждую секунду хлопков выстрелов оттуда, куда умчался мимо них кортеж.
– Ну, так можно легко запомнить цвета российского флага, – отвечает напарник, поднимая автомат с земли. – Красный, голубой, белый, – и добавляет: – Пойдем, что ли? Похоже, наши их пропустили.
По дороге к основной группе он со вздохом говорит шагающему впереди по бурелому Казакову:
– Этим-то все понятно. В отличие от нас!
У собравшейся возле автобуса группы стоит военного покроя УАЗик. Приехал на подмогу подполковник Грачухин. Огромный, как медведь, он тоже в камуфляже. Но под комбинезоном у него почему-то десантный тельник. А на голове голубой берет. Он дает команду садиться в автобус. Народ собирает вещички. И пока они усаживаются, подполковник разъясняет прямо в салоне новую задачу:
– Мы перехватили разговор Ельцина с Грачевым. Генерал Грачев обещал господину Ельцину охрану. Вот под видом этой самой охраны мы сейчас и нагрянем на его дачу в Архангельском.
«Казаки-разбойники, – раздраженно думает про себя Анатолий. – Развели тут игры. А мы отдувайся. Что-то все крутят. Ведь Ельцин-то уехал. Птичка-то улетела. Ладно, наше дело телячье».
Двигаются по лесу недолго. А вот и контрольно-пропускной пункт. Полосатая металлическая труба шлагбаума, домик охраны, высоченный глухой зеленый дощатый забор.
Грачухин молодцевато выскакивает из автобуса. Навстречу ему выходит плотный, но подтянутый офицер в мундирчике с иголочки и в белой парадной рубашке. Отдает честь. Анатолию только слышно из всего разговора:
– Прибыли по распоряжению генерала Грачева, – и подполковник протягивает дежурному новенькое, только выписанное удостоверение десантника.
«Какие, к черту, из нас десантники! Там молодые пацаны. А здесь у нас в автобусе здоровые, зрелые мужики. Маскарад, да и только!»
Но офицер охраны, как ни в чем не бывало, разворачивается и идет «звонить начальству».
Проходит несколько минут. Часовой в сторожевой будке отставляет автомат в сторону и выходит к шлагбауму. Из-за угла дома показывается давешний офицер. Он машет им рукою. Мол, заезжайте. А потом подходит к подкатившему во двор автобусу. Поднимается в салон. И как-то фальшиво радостно объявляет:
– А мы вас ждали! Даже обед для вас заготовили. Милости прошу в столовую. Перекусите!
Ни у кого из спецназовцев с самого утра не было и маковой росинки во рту. Так что все радостно зашевелились, загудели. «Во правильно! Здорово!»
Немного замялись на выходе. Брать ли с собой личное оружие? Но, в конце концов, оставили стволы в салоне.
Столовая – длинное, барачного типа здание, встретила их запахом украинского борща и улыбками симпатичных миловидных раздатчиц.
Голодный народ еще только рассаживается за накрытыми цветными скатерками столами, а девчонки уже везут на тележках салаты оливье, борщи с пампушками.
Тут все накидываются на еду. Оживляются. Ну а когда на второе появляется баранья грудинка с гречкой, народ просит пригласить в зал шеф-повара.
Вышли и шеф – полная, домашняя, красивая русская женщина в колпаке, и заведующая залом – маленькая, худенькая армянка в белом фартуке.
Благодарили их оголодавшие мужики действительно от души. Что ни говори – война войной, а обед по расписанию.
Перед выходом все ребята прихватили по несколько краснобоких яблок. Они стояли в больших вазах на столах.
В общем, угостили их прямо царским обедом.
Все снова погрузились в автобус. И так пару часов сидели подремывая, покуривая и переваривая.
Потом «десантный» подполковник побежал звонить начальству. Начальство подало команду: «Отбой!»
И автобус с их печальными и сонными физиономиями тронулся обратно в Москву. На базу.
Архангельское проводило их радостными улыбками. Искренними, в отличие от тех, которыми встречало.
«Вот уж точно игра в казаки-разбойники!» – думает он, задремывая у окна.
* * *
Белый дом отсюда похож на такой огромный-преогромный белый праздничный торт. Стоит он на набережной, как на зеленой скатерти. Нижние этажи усеяны сотами-окнами. А наверху башня – вафельный стаканчик, над которым развевается российский триколор.«Баррикады строят», – думает капитан Казаков, разглядывая в свой бинокль это хаотичное броуновское движение на улицах перед штабом сопротивления.
«И как нам туда пробраться? Ведь они там все друг друга подозревают. И кидаются на каждого с арматурой и палками. Не шпион ли ГКЧП?»
Он отходит от окна гостиничного номера. Аккуратно закрывает штору. Здесь на двадцатом этаже гостиницы «Украина» теперь один из их штабов.
Начальство поставило задачу – проникнуть в Белый дом. И его группа изучает подходы и возможности такого рейда.
– А что, если попробовать пройти туда через канализацию? – делает новое предложение Петров. – Вот же есть схема. Если добраться отсюда до проспекта, потом взять проводника из числа специалистов. И по системе подземных туннелей мы окажемся вот здесь! – он показывает пальцем на нарисованную от руки схему коммуникаций Белого дома.
Собравшиеся – пятеро бойцов группы, одетые в легкие спортивные костюмы и кожаные куртки встречают предложение без энтузиазма.
Ну, если получится, вылезут они где-то внутри этого торта. А что скажут? Как объяснят свое присутствие? Мол, пришли посмотреть, чем вы тут занимаетесь? Да их там на куски разорвут.
Задачка. Над ней они бьются уже три часа.
В номер входит начальник их отделения красавец мужчина подполковник Горчаков. Он тоже одет в гражданское «платье». Видно, что оно ему не в пору и неудобно. Серый пиджак тесноват, а рукава коротковаты. Но настроен он бодро.
– Ну, вот что, ребята! – без церемоний заявляет он с порога. – Повезло нам! Наши перехватили телефонные переговоры из Дома Правительства. Из них следует, что нынешние обитатели хотят наладить радиотрансляцию новостей из этого «осиного гнезда». Им нужна бригада связистов, которая должна вывести динамики на улицу. Кто из вас может участвовать в этом деле?
– Я могу! – особо не задумываясь отвечает на вопрос командира Казаков. И добавляет, объясняя свою инициативу: – Я же учился в Московском инженерно-физическом. В юности увлекался радиомоделированием. Прошел курс радиомонтажника перед работой на американской выставке в Алма-Ате. Опыт вроде есть. Работал там в составе бригады электриков и радиомонтеров.
– Во! То, что нам надо! Вы, ребята, сидите, наблюдайте. А ты, капитан, давай за мной!
* * *
Бригада сидит на чемоданчиках в огромном холле гостиницы. Анатолий профессиональным взглядом оглядывает всю четверку. Обычные работяги. Старший, с которым его только что познакомили, похож на Никиту Хрущева. Маленький, лысый, но жутко энергичный, подвижный, как ртуть.– Иван Фёдоров! – коротко пожимая ему руку, представляется Анатолий вымышленным именем.
– Никита Петрович! – взаимообразно отзывается старший. – А это Миша, Алёха и Фёдорыч. Ребята надежные, все профессионалы, – с гордостью добавляет он.
Анатолий еще раз пристально оглядывает одетых в одинаковые синие с надписями робы радиомонтажников. Понимает, что он на их фоне выглядит несколько странновато. Спортивный костюм еще туда-сюда, а вот кожанка не вяжется с его новым амплуа.
– А у вас для меня такой же курточки не найдется? – спрашивает он Никиту Петровича.
– Как не найдется, – с готовностью отзывается тот. – Сейчас подберем.
У черного входа в гостиницу уже стоит полноприводная синяя «буханка». Они молча устраиваются на жестких деревянных скамьях. И машина, скрежеща металлическими внутренностями, трогается вперед.
Мелькают дома, вода. Несколько разворотов. Проезд по набережной. И они уже на мосту через Москва-реку.
Их останавливают у баррикады.
– Недолго музыка играла. Недолго Петя танцевал! – говорит старшой и отодвигает дверь. Выходит из машины. На переговоры.
Анатолий и остальные ребята молча разглядывают открывшуюся панораму. Судя по всему, на баррикады тащат все, что попадает под руку на улицах, и все, что можно вытащить из близлежащих домов. Анатолий успевает отметить, что в основании баррикады свалено несколько бревен, которые перегородили проезжую часть. А на них лежат – старый холодильник, куски металлического забора, полосатая торговая палатка, сваленный набок газетный киоск с разбитыми стеклами. И еще много чего.
Анатолий, разглядывая это хозяйство, внутренне усмехается: «Когда пойдут танки, разве это их сдержит? Эх! Лапотники!» Но через секунду-другую сердце его тягостно сжимается от нехорошего предчувствия. На баррикаде стоят простые рядовые москвичи. Такие же, как и он сам, молодые ребята в спортивных куртках. Одни кучкуются, курят свои сигареты, что-то обсуждают. Другие продолжают упорно укреплять завал. Третьи, собравшись небольшой толпой, внимательно слушают стоящего в центре пожилого мужчину-агитатора.
«Может, и Шурка Дубравин здесь! – неожиданно думает Казаков. – Наверняка здесь! А где же ему еще быть? Журналисту-перестройщику! Может, и другие знакомые тут есть. Ишь, как жужжат. Того и гляди ужалят. Они за кого? Выходит, за Ельцина! За демократов. А мы? Ну, предположим, что мы ни за кого. У нас присяга. Приказ, в конце концов!»
Анатолий тяжело вздыхает. Глотает набежавшую слюну. «А есть ли у нас выбор?»
Наконец, вернулся, матерясь во всю глотку, старшой. Плюхнулся на скамейку напротив:
– Засранцы, молокососы! Я им объясняю, что нас ждут в Белом доме. Что Филатов нас вызвал, чтобы, значит, вывести радио наружу. Для них же. Чтобы информацию могли получать. О происходящем. Нет. Ни хрена. Не пропускают. У них тут какая-то сплошная шпиономания! – Помолчал. – Старший у них какой-то сопляк. Важный, слов нет. Я не могу нарушить инструкцию! Мне не поступало никаких распоряжений! Тьфу! Блин! – И водителю через стекло: – Петя! Разворачивай! Давай в объезд! Через Калининский.
Снова за окном панорама пустого города. Мелькают дома, люди, витрины, патрули, танки, прижавшиеся к обочинам. Пару раз их останавливают. Старшой бегает куда-то звонить. Их пропускают.
И, наконец, «буханка» паркуется во дворе большого красивого дома номер тридцать один на Калининском проспекте. Ребята быстро разбирают свои чемоданчики. Анатолий прихватывает еще моток кабеля. И они через подземный переход проходят к зданию Совета экономической взаимопомощи.
Анатолий на секунду отстает от ребят. Оглядывается вокруг. Высоченное стеклянно-алюминиевое здание СЭВ похоже на гигантскую, поставленную торчком, раскрытую книгу. И вообще, отсюда, с площадки, весь район как на ладони. Он даже представляет, как сейчас с двадцатого этажа сталинской высотки-гостиницы за ним наблюдают в бинокль подполковник и ребята из группы. И даже легонько машет им рукой.
Здесь на пандусе-площадке у СЭВа их встречает провожатый, который и должен отвести в «белый муравейник».
– Ну, что, все на месте? – спрашивает старшого бородатый, курносый мужичонка в коротком плаще и с черной папочкой под мышкой.
– Все! – за старшого отвечает длинный, носатый Фёдорыч. И, смачно выплюнув на асфальт недокуренный бычок, яростно затаптывает его.
– Тогда пошли! – командует встречающий. И быстро устремляется через дорогу.
Пока идут, Анатолий профессиональным взглядом еще раз окидывает баррикады, тоненькие цепочки вооруженных чем попало людей у главного входа. Прикидывает. Баррикады разнесут с ходу. Танками. Минутное дело. Они прорываются ко входам. Двери можно легко пробить взрывчаткой. Или садануть их гранатометом. А дальше внутрь. И вверх по лестницам. Подполковник Горчаков рассказывал им, как брали дворец Хафизуллы Амина в Кабуле. Влетаешь в комнату – и сразу очередь по шкафам. Не скрылся ли кто? Так же, очередью, срезали и самого Амина, когда он выскочил из реанимации весь в трубках и иглах. Ему как раз делали переливание…
Здесь все намного проще. Если бы не одно «но». Люди! Люди! Защитники! Их тут тысячи. Смешные. Со своими дубинками, арматурой, кострами из баррикад, полевыми кухнями. И настроены они очень даже решительно.
Не уйдут!
Он представил себе, как они, спецназовцы, бегут вверх по белым лестницам, залитым красной кровью. Как скользят их ботинки в этих лужах.
А это не дворец Амина! Это Москва! И это не туземцы – это москвичи и примкнувшие к ним ростовчане, владимирцы, рязанцы, тверичи. Советские. Будет баня. Кровавая баня. И бойня!
И может, ему самому, Анатолию Казакову, придется убить и вот этого студента в спортивной синей шапочке. И белобрысую девчонку, прилипшую к нему. И живописного ряженого казачка в мундире с шевронами и фуражке.
От таких мыслей кружится голова. И становится по-настоящему страшно.
«Народ нам никогда не простит! А как потом с этим жить? Да на улицу не выйдешь!»
У входа в Белый дом постовые попытались получить с них документы. Но провожатый небрежно кинул:
– Костя! Это со мной! Радио будут проводить!
И их пропустили в широченные дубовые двери.
Коридоры внутри Белого дома везде перегорожены мебелью. Опрокинутыми шкафами, столами, креслами.
«Наши хотят атаковать ночью. Народу, мол, меньше будет. Свет вырубим. Но если бежать по такому коридору в темноте, то можно переломать ноги об эту полосу препятствий.
Так, кажется, пятый этаж. Здесь, по нашей информации, где-то заседает и сам Ельцин. Но нам не сюда! А в радиорубку».
У дверей радиорубки на одиннадцатом этаже их встретил какой-то седовласый, интеллигентного вида мужчина. В сереньком костюме. Видно, из демократов. Или депутатов.
В то время мало кого из людей Ельцина знали в лицо. Но Анатолий профессионал. И сразу определил: «Кажется, Филатов».
– Здесь в рубке находится наш информационный центр. Нам бы хотелось, чтобы голос диктора звучал не только внутри здания, но и люди, собравшиеся снаружи, могли получать информацию, – обратился к бригаде будущий глава администрации Президента России. – Следовательно, надо установить динамики и на здании.
* * *
Установить, так установить. Анатолий с напарником – длинным, носатым Фёдорычем, тянут по этажу кабель. Сам бригадир крепит с ребятами динамики.Работа самая простецкая. В чем-то даже примитивная. Сделали они ее быстро.
Что ж, как говорится, дело мастера боится. Не прошло и часа, как выставленная в окно Белого дома «радиотарелка» забормотала, захрюкала и начала выбрасывать туда, вниз, в темноту последние новости.
– Надо бы проверить, как там внизу слышно, – говорит старшой, складывая в свой монтажный чемоданчик плоскогубцы и отвертки. – Иван, сходи! Если что, покричишь нам.
Перед тем как спуститься вниз, Казаков заходит в туалет. Там открывает окошко и выглядывает с высоты восьмого этажа вниз на улицу. Тут уже поздний осенний вечер. Тянет ветерком, который слегка попахивает дымом от костров. Их жгут защитники. С улицы все также глухо раздаются голоса людей. Он прислушивается к своему радио. Сначала передавали очередной указ Ельцина. Потом его прервали. И какой-то депутат, назвавшийся Славой Волковым, стал рассказывать по телефону из Крыма об обстановке вокруг дачи Горбачёва в Форосе:
– Вокруг дачи стоят наряды пограничников с собаками. В море патрульные корабли…
Капитан Казаков не стал дослушивать путаный рассказ депутата-не депутата, а поспешил вниз к выходу.
Ему надо срочно возвращаться к своим, чтобы доложить обстановку.
Обратный путь затруднений не вызвал. Было не до него. По рядам защитников прошлась в очередной, наверное, сотый раз тревожная весть: «Идут на штурм!» И они всю свою бдительность обратили в сторону городских улиц, ожидая оттуда гула моторов и лязга гусениц.
А он, как тень, проскользнул мимо их баррикад и цепей и вышел на мост.
Сейчас для него самым важным было правильно рассказать об увиденном отцам-командирам. Не просто бесстрастно доложить обстановку, а донести до них его видение и тревогу. Настрой осажденных. И то, что, по его мнению, может произойти в результате штурма.
Не правда, что спецназ ничего не боится. Ты можешь в бою проявить невиданные чудеса храбрости. А в обыденной жизни спасовать. Скрыть от начальства свое мнение. Тем более что им никто и не интересуется. А в некоторых случаях тебе лучше «не сметь это мнение иметь».
Но здесь особый случай. И уже подходя к гостинице, он после долгих колебаний все-таки решил рискнуть.
В штабе никого уже нет. Встретил его только хмурый подполковник Горчаков. Он как-то неохотно, морща красивое лицо, выслушал рассказ лазутчика. Всем своим видом он словно хотел сказать: «Я-то тебя понимаю! Твое волнение, твой страх. Но там, наверху, уже приняли решение. И его не отменить».
Когда Анатолий закончил, он, вздохнув, произнес:
– Поступил приказ – выходить в район сосредоточения! Все разъехались. Начался отсчет времени! – и вдруг просто по-человечески добавил: – Не нравится мне все это!
«Видно, ему тоже приходится несладко, – подумал Казаков. – Но и промолчать нельзя. Перед ним тоже выбор».