Александр Охотин. Вовка – брат волшебника

   – Да, это зло, – согласился Вовка. – Вы ведь не знаете, как мне жаль Антонину Александровну.
   – Знаю, потому и разговариваю с тобой. Видишь ли, Вова, то, что так поступили с твоей учительницей, – это подлое преступление. Этому не может быть прощения. Но у этого преступления есть еще одна страшная сторона, которой не может быть прощения. Ты не догадываешься какая?
   – Нет.
   – Ладно, скажу и это. Дело в том, что кражу совершили не из-за денег.
   – А из-за чего? – удивился Вовка.
   – Это сделано, для того чтобы обвинить тебя в краже. Кое-кому хотелось показать, что ты вор. А кому этого хотелось ты и сам, наверное, догадываешься.
   – Догадываюсь… Но ведь не Геннадий Олегович украл деньги?
   – Нет, не он. Видишь ли, Вова, Блинова теперь посадят в тюрьму, не за кражу, а еще хуже. Его посадят за доведение до самоубийства. Все ведь думают, что ты нарочно прыгнул с крыши, из-за него. Но это не значит, что зло будет наказано сполна. Ведь тот, кто по его велению украл и подложил тебе сумку, останется ненаказанным.
   – А разве деньги украли по приказу Блинова?! – удивился Вовка.
   – Не по приказу, а по велению. Это разные вещи. Но кто украл, я не знаю. Тебе это и предстоит узнать. И не просто узнать, ты должен доказать это всем.
   – У меня не получится.
   – Должно получиться. Ты просто обязан теперь это доказать. Ну ладно, ступай к Кириллу. Ты будешь ночевать там, в одной с ним комнате. Тебе следует прийти в себя и хорошо выспаться перед тем, что тебе предстоит.

Глава 4. Кирилл

   Комната Кирилла располагалась на верхнем этаже замка. Хранитель проводил Вовку до двери и ушел к себе. Когда Вовка вошел в комнату, Кирилл сидел за большим столом и что-то рисовал. На столе были раскиданы листы бумаги, карандаши, кисточки, краски. Кирилл обернулся. Только теперь Вовка хорошо разглядел его лицо. Что-то неуловимо знакомое было в его чертах. Ему стало казаться, что он давно знаком с Кириллом. Это было очень странно. Он прекрасно знал, что раньше с ним не встречался.
   – Ну что, досталось от Учителя? – спросил Кирилл.
   – Да уж, наговорил он мне – всякого. Что ли я виноват, что на меня Гоблин обозлился? Сам попробовал бы что-нибудь сделать на моем месте.
   – Он-то? – Кирилл усмехнулся. – Знаешь, Вова, на твоем месте он мигом поставил бы все на правильные места. Ваш Гоблин посмел бы только пикнуть, тут же пожалел бы об этом.
   – Вот бы он и поставил… на места.
   – Нет, Вова, это не выход. Каждый должен уметь сам постоять за себя, за правду, за справедливость. Если за вас все будет делать какой-нибудь могущественный спаситель, вы перестанете быть людьми. Тогда ваш Мир погибнет, погибнет от вашего непротивления злу. Вы должны быть хозяевами своей Земли. Вы должны давать достойный отпор любому злу. И не важно, от кого это зло исходит. Те, кто несет зло, должны панически бояться порядочных людей. Только страх может обуздать тех, у кого нет совести. Ну, а ты теперь должен все сделать как надо.
   – Что ли я знаю, как надо? Что ли подсказал бы кто…
   – Этого никто не подскажет. Ты должен все решать сам. Мы можем тебе лишь помочь, но не можем все сделать за тебя. А ты, главное, никогда не смиряйся с несправедливостью.
   – А что ли я смирялся?
   – Пока нет, но до этого оставался один шаг.
   – Не оставался… я бы никогда… То есть, я в конце уже решил не сдаваться. А что ты рисуешь?
   – Я-то? Вот, посмотри.
   Было заметно, как Кирилл обрадовался тому, что Вовка заинтересовался его рисунками. Рисунков было так много, что просмотреть все не было никакой возможности. Но и то, что Вовка увидел, поразило его. Пейзажи, выполненные акварелью, смотрелись как живые. Лица, фигуры людей на рисунках – все выглядело настоящим.
   – Где ты так научился? – спроси Вовка.
   – Не знаю, само получается, – ответил Кирилл. – Я просто думаю про то, что там, в вашем Мире; представляю себе тех людей, которые там живут; и все это рисую. В общем, вдохновение.
   – А откуда ты знаешь про все что там?
   – Я там бываю, иногда, только… только… – Кирилл ненадолго замолчал. Вовка заметил, что Кирилл как-то неожиданно погрустнел.
   – Понимаешь, Вова, я ведь там родился. Только я там почти не жил. Там я умер от простуды, когда мне было всего пять месяцев.
   – Как?! Умер?! Так ты, что ли, не живой?! Значит, и я тоже?!
   – Что ты такое говоришь? Как же я не живой, если мы с тобой разговариваем? Я живой и ты живой. Просто там считается, что нас нет. Ты-то вернешься туда, а мне нельзя.
   – Почему нельзя?!
   – Это трудно объяснить, потому что ты не поймешь этого. Просто таковы Великие Законы Мироздания. Понимаешь, я теперь вроде ангела-хранителя – твоего ангела-хранителя. Поэтому ты и здесь. А ведь как я хотел бы жить там, с теми людьми… Я ведь всего на один год старше тебя…
   Вовка молчал. Он понял, нет, не просто понял, а ощутил всей душей, как грустно Кириллу. Вовке тоже стало невыносимо грустно. Он о многом еще разговаривал с Кириллом, они играли в шашки, в шахматы, но грусть так и не покинула Вовку до самого вечера.
   Был обед, был ужин. Оказалось, что в замке живут не только Хранитель и Кирилл. Там было множество студентов, учеников Хранителя. Вовка их в столовой увидел. Кирилл подходил к ним, о чем-то с ними разговаривал. Даже странно было. Было видно, что Кирилл пользуется тут большим уважением или, как говорят, авторитетом. А ведь все, кто присутствовал в столовой, были не просто старше Кирилла, они все были взрослыми.
   Когда за окнами стемнело, Кирилл сказал Вовке, что пора спать:
   – Когда ты выспишься, – сказал он, – Учитель вернет время вашего Мира назад. Когда ты снова окажешься на крыше, не повторяй ошибки. Ты помнишь, где поскользнулся, поэтому сможешь не допустить этого во второй раз. Я тебя подстрахую, но все равно будь осторожен, чтоб не пришлось все повторять с начала. Я буду рядом, но меня никто не будет видеть даже ты.
   Вовка улегся на кровать, появившуюся неизвестно откуда рядом с кроватью Кирилла, и очень быстро уснул в тревожном расположении духа.

Глава 5. Гоблин распсиховался

   Вовке показалось, что прошло уже много времени, но когда он открыл глаза, понял, что по-прежнему сидит на коньке крыши, у самого края. Пожарные только начали поднимать лестницу.
   «Что ли, все привиделось? – подумал он. – Ну да, конечно. Так ведь не бывает, чтобы упасть с крыши и оказаться непонятно где».
   Он встал и направился к чердачной двери. Прошел по коньку, осторожно ступил на скат, чтобы добраться до флигеля, до выхода на чердак, и … ноги заскользили по крыше. В общем, в точности как в том сне или видении. Вовка испугался и упал на живот. К счастью, он успел ухватиться за конек. Обошлось, удержался. «Просто вещий сон какой-то», – подумал он.
   Он осторожно, на четвереньках, добрался до двери, освободил ее от лома и открыл. Спустившись на четвертый этаж, он направился к выходу, а навстречу уже бежали директор и Гоблин. Ну и вид у них был. Они оба были растрепанные и мертвецки бледные.
   Несмотря на испуг, Гоблин остался в своем духе:
   – Ну что, щенок?! Духу не хватило прыгнуть?!
   – Я не щенок? – ответил Вовка, – Я же вас не обзываю по-всякому, Геннадий Олегович. Почему же вы меня обзываете?
   Сказал он это очень спокойно, даже сам удивился. А Гоблин взревел:
   – Ты как со мной разговариваешь!
   – Как умею, Геннадий Олегович, по-русски. Я так со всеми разговариваю. И вообще, Геннадий Олегович, почему вы думаете, что я куда-то хотел прыгать? Что ли я совсем дурак? Я просто заперся на крыше, чтобы мне не мешали думать.
   – Тебе?! Думать?! Тебе не положено думать! За тебя думать есть кому, а тебе думать нечем и не о чем.
   – Как это нечем? Головой. И почему не положено? Что ли головой только есть положено? Думать никому не запрещено, вот я и думал.
   – О чем ты, ворюга, мог думать?
   – Я придумывал, как отстоять правду, доказать, что я не ворюга. А если из-за всякой ерунды бросаться с крыши, порядочных людей на Земле не останется, останутся одни гады.
   Вовка теперь знал, что не прогнется, что будет отстаивать правду, как когда-то это делал отец. А Гоблин, услыхав то, что сказал Вовка, замолк и так и стоял, выпучив глаза. Он, порой, соображал туго, вот и в этот раз Вовкин «глубокомысленный ответ» поставил его в тупик. Он, видимо, никак не мог понять, какие гады имелись в виду, о каких порядочных людях говорит Вовка. А директор все понял:
   – Муравкин, что ты себе позволяешь?! Почему грубишь взрослым, тем более своим наставникам?!
   – Арсений Ильич, что ли, я грубил кому? Я просто сказал, что было на самом деле. Я там заперся, чтобы мне не мешали думать. Вы же не хотите, чтобы я говорил не то, что думаю?
   – Да, Муравкин, трудно с тобой разговаривать. Ладно, пошли в столовую. Позавтракаешь, а потом поговорим о том, что ты вытворяешь.
   – Не-а, я не пойду в столовую.
   – Это еще почему?
   – Арсений Ильич, что ли, вы забыли? Я же лишен завтрака. Да, а еще обеда и ужина. Отменять распоряжение Геннадия Олеговича непедагогично. Вот на полдник, если не возражаете, я схожу. Ведь про полдник Геннадий Олегович сказать забыл.
   Теперь в ступор впали оба, и Гоблин, и директор. А есть, почему-то, и правда не хотелось. Можно было подумать, что привидевшийся ему обед, да и ужин тоже, были настоящими. Вовка действительно был сыт, поэтому пойти в столовую отказался наотрез:
   – Можете меня силой в столовую притащить, – сказал он, – но есть вы меня все равно не заставите. Ведь не будете же вы силой заталкивать мне в рот еду.
   – Так это что же получается… – спросил директор, – голодовка?
   – Нет, что вы, Арсений Ильич. Просто, я не хочу подрывать авторитет Геннадия Олеговича. Если он решил меня наказать, а вы это отмените, то я могу подумать, что Геннадий Олегович неправ. А так, получается, что он как будто бы прав.
   – Что значит это, – «как будто бы»?! – заорал Гоблин, который уже отошел от устроенных Вовкой переживаний.
   – А «как будто бы» и означает то, что означает. Что ли, вы, Геннадий Олегович, не знаете, что я никаких сумок не крал? Что ли, не знаете, что я не курю и не пью пиво? Знаете вы это.
   – Я про тебя, сопляк, все знаю! И я знаю, что такие отморозки как ты, и пьют и курят! Так что нечего вводить Арсения Ильича в заблуждение. На что ты еще мог потратить все деньги?!
   – Нет у меня денег, и не было. А если были, то когда я успел их потратить? Что ли, я куда ходил, где потратить можно? Вы же знаете, Геннадий Олегович.
   – Не потратил, значит спрятал! А потратить собираешься позже! Причем именно на курево и пиво!
   – Геннадий Олегович, – сказал Вовка, – я ведь знаю, что вы меня ненавидите. Но это ваше дело. Только вы ведь ничего не знаете про то, кто украл. Что ли вы видели, как я своровал сумку?
   – Тогда как же она у тебя под матрасом оказалась? – спросил Арсений Ильич. – И потом, с чего ты взял, что Геннадий Олегович тебя ненавидит? С чего бы это ему?
   – Есть с чего. С того, что я не захотел быть гадом и доносчиком.
   – Ты думай, что говоришь, щенок! – взревел Блинов.
   – Геннадий Олегович, успокойтесь, – осадил его директор. И выбирайте слова. Вы, все-таки педагог, а… впрочем, неважно.
   – Извините, Арсений Ильич, погорячился, – ответил Гоблин. – Просто, меня возмутила наглость, с которой этот ворюга отпирается. Мало того, еще и наговаривает на меня всякое.
   – Что ли, я наговариваю? – удивился Вовка. – Что ли это неправда? А вот вы на меня наговариваете. Сначала докажите, а потом говорите.
   – Я?! Наговариваю?! – снова заорал Гоблин.
   – Да, наговариваете, потому что ненавидите. Кстати, и я вас тоже ненавижу, и не только я. Вы это и сами знаете. Но мало ли кто кого ненавидит.
   – Ах, вон как! Ты еще смеешь меня ненавидеть!
   – Успокойтесь, Геннадий Олегович, – остановил его крик директор. – Вова, как ты можешь говорить такое? И кто что на тебя наговаривает?
   – Арсений Ильич, я говорю то, что на самом деле. Если я кого-то ненавижу, то ничего не могу с этим поделать. Что ли, можно кого-то насильно заставить любить? Можно только притворяться, а я притворяться не буду, не хочу притворяться.
   – Да уж, характерец у тебя… главное, что и возразить нечего. Вот только наговаривать напраслину непозволительно, даже если и не любишь кого-то.
   – Ага, непозволительно. Только и Геннадию Олеговичу тоже непозволительно, а он наговаривает.
   Гоблин снова взвился:
   – Это ты мне еще будешь указывать, что мне позволительно, а что нет?!
   – Геннадий Олегович, держите себя в руках, – остановил его крик Арсений Ильич. – Вам никто не указывает. Но дело зашло слишком далеко. Муравкин, Вова, разве на тебя кто-то чего-то наговаривает? Я понимаю, если бы ты был прав, если бы тебя незаслуженно оговорили, но ведь кража денег это факт.
   – Ага, факт. Только то, что я украл – не факт. И, что ли, это правда, что я курю и пью пиво? Что ли, это кто видел? А вот Гоблиненыш… ой!.. то есть Колька и курит и пьет – это все знают. Интересно, где он деньги берет на отраву?
   Вовка заметил, что Гоблин испугался, даже побледнел.
   Арсений Ильич это тоже заметил.
   – Вам что, плохо, Геннадий Олегович? – спросил он.
   – Нет-нет, ничего. Я просто перенервничал из-за этого ублюдка. Сейчас пройдет.
   – Геннадий Олегович, ну выбирайте, все-таки, слова. Идите лучше, успокойтесь. Потом подойдете ко мне в кабинет. Вова, идем, поговорим там. Я думаю, что в тебе, все-таки, проснется совесть. Ты должен понять, какое горе ты доставил Антонине Александровне. Пошли.

* * *

   Когда пришли в кабинет, Арсений Ильич сел за стол и, усадив Вовку на стул напротив, начал «воспитательный процесс».
   – Итак, Муравкин, Я хочу рассказать тебе об Антонине Александровне, которую ты так жестоко обидел.
   – Я ее не обижал. Что ли думаете, мне ее не жалко?
   – Не перебивай, Муравкин. Потом выскажешься, когда я закончу. Так вот, Антонина Александровна одна воспитывает двух маленьких дочек. Зарплата у нее, сам понимаешь, небольшая. Так вот им, из этой зарплаты пришлось целый год откладывать деньги, чтобы накопить на ремонт крыши и крыльца их домика. Ты знаешь, как это трудно? Им ведь приходилось во многом себе отказывать, чтоб накопить те деньги…
   Вовка слушал и удивлялся. Ведь привидевшийся старец рассказывал то же самое. И на крыше Вовка поскользнулся, как в том видении. Что это? Может это не просто сон? Да и вообще, сон-то был, как наяву, и совсем не похож на сон.
   – …а ты у них отнял все, что они с таким трудом сумели скопить, – закончил Арсений Ильич.
   – Арсений Ильич, мне очень жалко Антонину Александровну, но я ничего не могу сделать. Я не вор и денег у меня нет. Вы мне не верите, но ведь вы точно не знаете, кто украл.
   – Вова, как ты не поймешь, что отпираться бесполезно. Все видели, что сумку нашли у тебя. А раз тебе жалко Антонину Александровну, давай поступим так: ты просто отдашь спрятанные деньги и будем считать, что ничего не было. Ну, оступился, теперь уже ничего с этим не поделаешь. Давай с сегодняшнего дня ты просто как бы начнешь новую жизнь, с чистого листа.
   – Не выйдет, – ответил Вовка.
   – Почему не выйдет?
   – Я же уже говорил, что денег у меня нет… и не было. И начинать новую жизнь я не хочу, я и так живу честно, в отличие от некоторых. А сумку кто угодно мог подложить.
   – Ну вот, снова «сказка про белого бычка». Понимаешь, Вова, я хочу все уладить миром.
   – Я тоже не хочу ни с кем воевать, но придется. Я обещаю, что деньги вернет тот, кто их украл, если он их еще не потратил. Я узнаю, кто это сделал, я должен это узнать, обязан.
   В это время дверь кабинета открылась, и вошел Гоблин. Он уже не был в «расстроенных чувствах» и выглядел как обычно.
   – Ну как, Геннадий Олегович, немного успокоились? – спросил директор.
   – Да вот, валерьянки искушал двадцать капель. Ну, скажу я вам, и гадость, но что делать, что делать… Ну что, продолжает отпираться?
   – Продолжает. Продолжает утверждать, будто не он украл деньги, а кто-то другой, и он знает кто.
   – Нет, – поправил Вовка, – что ли, я говорил, что знаю? Я сказал, что узнаю. А еще я узнаю, кто ему велел украсть деньги и подложить мне сумку, хотя я уже догадываюсь.
   Вовка заметил, что при этих словах Блинов снова побледнел. Значит, не случайно Гоблин испугался, когда Вовка упомянул Гоблиненыша. «Неужели это Гоблиненыша работа? – подумал он. – И Учитель из сна говорил, что сумку украли по велению Блинова. Похоже, это правда».
   – Ну, ты и наглец! – заорал Гоблин. – Мало того, что совершил гнусный поступок, так еще и на другого свалить хочешь!
   – Что ли, я на кого чего сваливаю? Вот когда узнаю, тогда точно скажу, и докажу это. А вообще, надо было следователя вызвать. Он нашел бы на сумке отпечатки пальцев, а по ним узнал бы, кто вор.
   – Слушай, ты, щенок! Что ты из себя возомнил?! – заорал Гоблин. – Чтобы из-за тебя, молокососа, кто-то еще и экспертизу делал! Не велика ли честь?!
   – Не молокососа, а пивососа. Я же пиво пью. Вы ведь сами говорили, что я пью пиво и курю.
   – Вова, – сказал Арсений Ильич, – я знаю, что, что ты никакой отравы не пьешь и не куришь. Просто Геннадий Олегович этого не знал, вот и подумал. Нечего из этого трагедию делать.
   – Знал он все.
   – Если бы знал, не сказал бы он этого. Геннадий Олегович не злодей, как вы все о нем думаете, – ответил Арсений Ильич. Потом, обращаясь к Блинову:
   – Кстати, Геннадий Олегович, а ведь мы, формально, должны были заявить о краже в милицию.
   Вовка заметил, что Гоблин снова испугался, и испугался не на шутку, хоть и старался не подавать вида. Наконец, Блинов сказал, пытаясь скрыть волнение:
   – Арсений Ильич, зачем нам выносить сор из избы? И так все ясно. Пусть Муравкин признается и отдаст деньги. Дадим ему срок подумать, до завтра. А в наказание пусть пока сидит в спальне и никуда не выходит.
   – Что ли и в туалет нельзя? – спросил Вовка.
   – В туалет только в моем личном сопровождении.
   – Ладно, как-нибудь и при «зрителе» схожу.

Глава 6. Солнцеград

   Посидев немного в запертой спальне, Вовка заскучал. Прямо в одежде он плюхнулся на кровать и быстро заснул. Проснулся он, оттого что кто-то тряс его за плечо. Открыв глаза, он увидел… Кирилла. Вовка огляделся и увидел, что находится в замке, в комнате Кирилла.
   – Ничего не понимаю! – сказал он. – Что ли, мне это все снится?
   – Нет, конечно, – ответил Кирилл, – я снова переправил тебя сюда.
   – Так, значит, все это мне не привиделось?! – Башня, город за ней, Хранитель.
   – Все это было на самом деле. Я и не думал, что ты это за сон примешь. Надо же… А ты молодец. Так напугать Блинова возможностью разоблачения… Это у тебя здорово получилось. Разговаривал ты с ним, правда, грубовато, ни к чему это было.
   – Да я и не думал грубить. Я просто говорил то, что на самом деле, а Гоблин психовать стал.
   – Ладно, пускай психует. Все идет как надо. У тебя все получится.
   – А что делать теперь? Гоблин и тот, кто украл деньги там, а я снова здесь.
   – А, не торопись. Все равно тебе до вечера там сидеть. А так, мы можем куда-нибудь сходить погулять.
   – А куда тут можно сходить?
   – Да куда угодно. Можно на Великие Озера сгонять, это километров пять отсюда. Или, например, в лес какой-нибудь, или в город. Давай в город сходим, это ближе. У меня там друзья есть. Хочешь познакомиться?
   – А что это за город?
   – Он называется Солнцеград, это наша столица. Пошли, сам все увидишь.
   – Ну, пошли…
   И вот Вовка уже идет с Кириллом по залитой ярким солнечным светом неширокой улице. Улица вымощена камнем. По обе стороны стоят одно-, двух– и трехэтажные дома. За ними, второй линией стоят дома повыше. Дома разные, не похожие один на другой. И каменные, и деревянные. На стенах и карнизах красуются старинные лепные завитушки, на окнах резные наличники.
   Они шли по улице, мимо этих домиков, мимо маленьких магазинчиков, парикмахерских. Попалась по пути даже библиотека. Вывески над магазинами были написаны в старинном стиле с буквами «Ъ» в конце некоторых слов. Вовке казалось, что он попал в прошлое. Да, он видел нечто подобное на картинках в какой-то книжке по истории. В общем, на столицу, как Вовка себе это представлял, город не очень-то был похож.
   По улице шли немногочисленные прохожие. Некоторые ехали на велосипедах. Иногда по улице проносились старинные конные экипажи, кареты с пассажирами. Машин вообще не было. Вовка спросил:
   – А тут что, даже машин нет?
   – Здесь нет, – ответил Кирилл. – Есть только трамвай, но он ходит только по главной улице. Та улица называется улицей Возрождения. Она весь город соединяет. А машины в городах нашей Земли запрещены, есть только электромобили. За городом, пожалуйста, а в городах нельзя. Это, чтобы люди могли дышать чистым воздухом, а не выхлопами от машин.
   – А что, люди тут особенные? Что ли, им все это мешает?
   – Нет, они просто люди. Все люди имеют право на то, чтобы им ничто не мешало жить.
   – А у нас не так. У нас наоборот. У нас все стараются делать так, чтобы другим было как можно хуже. По улице вообще ходить противно. От одних «куряк», только, такой дым – не вздохнешь.
   – Нет, Вова, не все у вас плохие. Просто вы еще не дошли до понимания очевидных истин. А «куряки»? Это слабые люди. Это люди, у которых нет своего «Я», нет силы воли. Многие из них в детстве попали под дурное влияние курящих сверстников или рекламы. Им тоже тяжело, потому что, вырастая, они понимают, что курение – зло, но понимают уже поздно. Это болезнь, которая называется наркоманией. От нее почти невозможно вылечиться. А так как у наркоманов, обычно, низкий интеллект, они не понимают, что доставляют кому-то неудобства, даже страдания. В общем, вы еще просто не дошли до понимания многих вещей.
   – А когда-нибудь дойдем?
   – Это зависит от вас, и от тебя в том числе.
   – От меня?!
   – Да, и от тебя. И первое, что ты должен сделать, – наказать зло, из-за которого ты оказался здесь. Это будет твоим вкладом, который сделает ваш Мир немного лучше.
   Неожиданно, из-за поворота появились… двое конных полицейских. Они были в точности такими, как на картинках в той самой книжке по истории, которую читал Вовка. Увидев ребят, один из полицейских помахал им рукой и крикнул еще издали:
   – Приветствую тебя, Кирюша! Давненько ты к нам не захаживал! Мы уж думали, что ты нас забыл!
   – Нет, что вы! – ответил Кирилл. – Просто у меня были дела в моем прежнем Мире!
   – Понимаю, – сказал полицейский, поравнявшись с ребятами, – много же у тебя забот. А кто это с тобой? Познакомь со своим новым другом.
   – А он как раз из того Мира. Его Вова зовут. У него одна проблема появилась, а мы помогаем.
   – Вы с Хранителем молодцы, не оставляете тот Мир в беде. Но мне все чаще кажется, что тот Мир обречен… жаль. А ты, Вова, оставался бы лучше здесь, с нами.
   – Ему нельзя, дядя Герасим, – сказал Кирилл, – это нарушит правильный ход событий.
   – Жаль. Ну что ж, раз такое дело.
   – Ничего, дядя Герасим, как-нибудь мы победим зло и там.
   – Хорошо бы… – сказал полицейский, как-то печально взглянув на Вовку. – Ну, ладно. Пока, Кирилл! Пока, Вова! Удачи вам. А нам надо идти. Надо проверить, все ли в порядке на улицах.
   – До свидания, дядя Герасим, до свидания, дядя Аристарх. Да, дядя Аристарх, а Сенька дома?
   – Нет, он с ребятами на Кузьмовку пошел купаться, – ответил второй полицейский.
   Полицейские отправились дальше. Кирилл еще некоторое время смотрел им вслед, а потом сказал:
   – Ладно, Вова, пошли на Кузьмовку. Искупаемся, я тебя со своими друзьями познакомлю.
   – А что это за Кузьмовка?
   – Речка там, в конце Луговой улицы протекает. Там пляж отличный.
   – Пошли. А что это за имена такие у полицейских, старинные какие-то?
   – Так они и сами старинные. Они в тысяча восемьсот двенадцатом году сюда попали. Они погибли на войне, но Учитель успел их сюда телепортировать.
   – Ничего не понимаю. Ты же мне говорил, что здесь все живые, а получается, что они мертвые.
   – Вов, какие же они мертвые? Мертвые в могилах лежат, а не ходят по улицам. Ты же не мертвый, даже там у вас… теперь. Я – другое дело. Хоть и не мертвый, но в вашем Мире даже моя могила есть… Я там был... на могиле… Знаешь, Вова, ты не сможешь себе представить, что чувствуешь, когда видишь собственную могилу.
   – Теперь смогу. Мне твой учитель показывал, как я с крыши падал.
   – Тогда ты меня поймешь. А дядя Аристарх – Сенькин пра-пра и еще, не знаю, сколько там раз пра,– дедушка.
   – Но с тех пор столько времени прошло, а они даже не старые.
   – Здесь много для тебя необычного. Придет время и у вас будет так же. Когда-нибудь, вы тоже научитесь жить вечно.
   – Вечно?! Но тогда на Земле не хватит всем места.
   – Места всем хватит. Если вы не погубите свой Мир, ваши ученые откроют тайны параллельных пространств. Места на Земле сколько угодно. Здесь ведь та же Земля, что и у вас, но в других пространственных измерениях. Да и другие планеты вы заселите. Хотя, не знаю, может и не будет в этом нужды. Мы другие планеты не заселили, хотя и есть у нас и звездолеты.
   – Звездолеты?! – Вовка даже остановился от неожиданности. Надо же, машин нет, а звездолеты есть.
   – Ну да. А чего такого? – говорит Кирилл. – Они уже могут летать к другим галактикам. Но нам пока и в нашей галактике хватает что изучать. Кстати, наши звездолеты и у вас иногда появляются, вы их называете НЛО.
   – Ничего себе! Ну ладно, но тогда почему, если у вас все живут вечно, даже не старятся, почему же Хранитель – старик?
   – Ему по статусу положено. Это типа имиджа. Ведь он один из самых могущественных магов. Он может выглядеть так, как захочет.