Александр Покровский. Сквозь переборки

   Он обернулся. Там была женщина. Она была закутана в белую материю. Ей было лет сорок-сорок пять. Красивые черты лица. Она смотрела вдаль и говорила:
   – Это я его погубила. Не надо было его отпускать.
   – Кого? – спросил он.
   Женщина словно не услышала его вопрос:
   – Не надо было его отпускать. Но разве они слушаются. Никто никого не слышит. Я все говорю и говорю. Все попусту.
   – О ком вы говорите?
   – О нем. О ком же еще? Он был послушным мальчиком. Когда же это случилось? Когда он перестал меня слушаться?
   Он вдруг понял, что она его то слышит, то не слышит, а может быть, и не видит. Она погружена в свои мысли. В мысли. Их много.
   – Они вырастают, а потом им больше никто не нужен. Как же с этим смириться? Мне никак не справиться с одиночеством. Пустота. Как солнце в пустыне. А ведь все так хорошо начиналось: он – офицер.
 
   Женя вглядывался в лицо Димы. Оно было бледным. Пульс– сорок. Температура – тридцать пять. Надо что-то делать.
 
   Вода. Сначала капало где-то. Он не мог найти где. Где это капает? Он искал, искал. Потом вода начала прибывать. Он слышал шум падающей воды, но ее нигде не было. Должна же быть вода. Он искал. А потом – удар, и вода появилась отовсюду. Она начала стремительно заполнять отсек. Он метался, старался сказать, предупредить. Некого было предупреждать – в отсеке он был один. Вода заполнила его всего. Только маленькая воздушная подушка еще оставалась. Сильно, резко заболели уши – это давление возросло. А вода соленая, значит, из-за борта. А потом он начал задыхаться: пошел газ – едкий, удушливый. Он нырнул, чтобы только не вдыхать этот газ. Все вокруг поплыло и стало ненужным.
 
   Женя сидел, откинувшись на спинку стула. Он ничего не мог сделать. Пульс опять сто пятьдесят, и пот течет. Это был конец. Сейчас он умрет.
 
   – Пойдемте, я покажу вам его комнату, – женщина повела его в дом.
   Это был одноэтажный дом. Он стоял в пустыне, весь залитый солнцем. Они прошли долгим узким коридором и вошли в комнату. Эта комната была ему знакома. Он знал в ней каждый уголок.
   – А вот его кровать, – сказала женщина.
   Он узнал кровать.
   – Он очень любил читать книжки. От этого портится зрение. Сколько раз я ему говорила: не читай на ночь. А еще я покажу вам его фотографии. Он очень красивый мальчик, правда?
   С фотографий на него смотрел он сам. Это были его фотографии, и комната была его. Вот только женщина была ему совершенно незнакома.
   – Почему вы говорите о нем в прошедшем времени? – спросил он.
   – Он умер, – просто сказала она.
 
   Женя просто сидел и смотрел. Он был бессилен что-либо сделать. Дима был бледен, дыхание едва прослушивалось.
 
   – Как все это произошло?
   – Он никак не мог запомнить одно стихотворение, – женщина его словно бы не услышала. – Он учил его целую неделю. У него всегда было плохо с тем, что он не понимал. Если не понимал, то и не запоминал.
   – Как это случилось? – повторил он вопрос.
   – Что случилось?
   – Как он умер?
   – Он утонул.
   – Где?
   – В воде, конечно, – она совсем не удивилась его несообразительности. – Он захлебнулся.
   – Он купался?
   – Купался?
   – В том смысле, что он пошел плавать? На речку?
   – На речку? Вы видели здесь речку?
   – А он утонул здесь?
   – Да нет же, конечно! Слушайте, а вы действительно его друг?
   – Я?
   – Да. Вы сказали, что вы его друг и приехали повидать его мать.
   – Я так сказал?
   – Вы еще говорили, что вместе с ним служили.
   – Я служил?
   – Да. Он же на лодке утонул.
   – Он утонул на лодке?
   – Конечно. Была авария. Я это не очень хорошо понимаю, но он задохнулся в отсеке. На подводной лодке. Там пошла вода.
   – Вода… конечно, – он будто что-то припоминал, – конечно… пошла вода, да, да, это была вода…
   – Пошла вода, и он утонул.
   – В отсеке был только он?
   – Да, он помог всем выйти, а сам не успел. Он всегда всем помогал. Еще с детства. Такой добрый был мальчик. Его все любили. А у вас там его тоже любили?
   – У нас?
   – Ну да. На подводной лодке.
   – На лодке…
   Она посмотрела на него очень внимательно.
 
   В этот момент он открыл глаза. Женя сидел рядом.
   – Женя, – он не узнал свой голос.
   Женя выглядел так, будто с ним разговаривал мертвец.
   – Женя, я умру от воды.
   – Если я не пойму что с тобой, ты умрешь гораздо раньше.
   – В отсек пойдет вода, и я задохнусь.
   – Ты еще кому-нибудь об этом говорил?
   – Нет. Я узнал это только что.
   – Ты только что в обмороке валялся. Как ты мог что-то узнать?
   – Мне сказал мать.
   – Чья мать?
   – Моя. Я там был, Женя.
   – Где ты был?
   – В пустыне. Это было в пустыне. Понимаешь, там есть дом и в нем комната. Это моя комната, Женя.
   – Ты мне сейчас свои видения пересказываешь?
   – Я умер, Женя. А потом я пришел к себе в дом.
   – В пустыне?
   – Да. Ты мне не веришь?
   Женя помолчал, опустив голову, потом он ответил, только смотрел он не в глаза:
   – Я тебе верю. Что там еще было?
   – Ничего. Она показывала мне фотографии.
   – Твои?
   – Мои.
   – Давай-ка еще раз измерим температуру, пульс, давление.
   – Не надо. Я чувствую себя нормально.
   – Надо.
   С давлением и пульсом все было действительно нормально.
   Температура – 36.
   – Еще поспишь?
   – Нет. Не хочу спать.
   – Надо поспать. Сон лечит.
   – А если я опять что-нибудь увижу?
   – Не увидишь. Это очень хорошее снотворное. Просто провалишься и все.
   После снотворного на глаза навалилась тяжесть.
   В амбулатории раздался телефонный звонок.
   – Ну, как он? – спросил командир.
   – Дал еще снотворного. Спит.
   – Хорошо. Держите меня в курсе.
 
   На остановке кроме него стояло несколько человек. Долго не было автобуса, он начал замерзать. Холодно пальцам ног. А потом холод начал подниматься вверх по ногам. Они сделались деревянными. Будто стоишь на ходулях. Холодно, очень холодно.