Мистическим образом начало спектакля в 18.00 совпало с моментом взрыва на Пушкинской. Когда подземный переход дымился, как крематорий, и оттуда пахло жареным человеческим мясом, гексогеном и привычным для нас запахом предательства и терроризма, Березовский, с характерным заиканием, делал Путина ответственным за взрыв. Призывал его немедленно договориться с чеченцами, то бишь с Басаевым и Масхадовым, обещая в противном случае бесконечную кровь и террор, удачно объединяя эту чеченскую угрозу с создаваемой им «оппозицией».
Мы помним Хасавюрт, внесенный в книгу Гиннесса как рекорд национального предательства, учиненного другом Березовского Лебедем. Помним Рыбкина, за которым всегда мелькала лысенькая голова Бориса Абрамовича. Четыре года подарили кремлевские изменники Басаеву и Хаттабу, чтобы те всласть наворовали рабов, насоздавали укрепрайоны в Ботлихе, ударили в Дагестан, взорвали пять многоэтажных домов, среди которых не было особняка «Логоваза». Теперь же, когда русским штык-ножом отрезали ногу Басаева и побрили задницу иорданца Хаттаба, Березовский, все еще полагая, что русские – это народ-придурок, в Кремле сидит невменяемый старец, а премьером остается ватный, как пуфик для пудры, Степашин, – Березовский снова толкает нас под кровавое колесо, которое, если не вогнать в него слегу, покатится по всему Кавказу, Поволжью, Сибири, превращая Россию в хлюпающую кровью дерюгу.
Какова рецензия на спектакль марионеток, предложенный нам вечным выдумщиком?
Куклы и впрямь хороши, вызывают то смех, то отвращение. Сам режиссер порождает сложное, скорее щемящее, чем гадливое чувство. Его режиссерские дни сочтены. «Электронный кольт ОРТ», который он держал у нашего с вами виска много лет кряду, похоже, заряжен одной бузиной. Скоро вместе с НТВ попадет на склад трофейного оружия, вместе с гранатометами чеченских полевых командиров.
Спецназ и «антитеррор» ФСБ помогут нам расквитаться за взорванных девушек.
Кто действительно будет нам интересен и впредь, так это Говорухин, ибо обнаружено еще несколько маленьких политических подворотен, где его ждут с удобным гульфиком от Версаче.
Мерзко смотреть на эти ужимки, когда в ожоговом центре продолжают умирать обгоревшие. Когда в Баренцевом море, в железной лодке, гибнут сто отважных русских мужчин.
Сбросим Ельцина с корабля современности
Хакамада превратила Березовского в сверчка
Русских офицеров – в дикторы ОРТ!
От чиновника – к лидеру, от лидера – к вождю!
Мы помним Хасавюрт, внесенный в книгу Гиннесса как рекорд национального предательства, учиненного другом Березовского Лебедем. Помним Рыбкина, за которым всегда мелькала лысенькая голова Бориса Абрамовича. Четыре года подарили кремлевские изменники Басаеву и Хаттабу, чтобы те всласть наворовали рабов, насоздавали укрепрайоны в Ботлихе, ударили в Дагестан, взорвали пять многоэтажных домов, среди которых не было особняка «Логоваза». Теперь же, когда русским штык-ножом отрезали ногу Басаева и побрили задницу иорданца Хаттаба, Березовский, все еще полагая, что русские – это народ-придурок, в Кремле сидит невменяемый старец, а премьером остается ватный, как пуфик для пудры, Степашин, – Березовский снова толкает нас под кровавое колесо, которое, если не вогнать в него слегу, покатится по всему Кавказу, Поволжью, Сибири, превращая Россию в хлюпающую кровью дерюгу.
Какова рецензия на спектакль марионеток, предложенный нам вечным выдумщиком?
Куклы и впрямь хороши, вызывают то смех, то отвращение. Сам режиссер порождает сложное, скорее щемящее, чем гадливое чувство. Его режиссерские дни сочтены. «Электронный кольт ОРТ», который он держал у нашего с вами виска много лет кряду, похоже, заряжен одной бузиной. Скоро вместе с НТВ попадет на склад трофейного оружия, вместе с гранатометами чеченских полевых командиров.
Спецназ и «антитеррор» ФСБ помогут нам расквитаться за взорванных девушек.
Кто действительно будет нам интересен и впредь, так это Говорухин, ибо обнаружено еще несколько маленьких политических подворотен, где его ждут с удобным гульфиком от Версаче.
Мерзко смотреть на эти ужимки, когда в ожоговом центре продолжают умирать обгоревшие. Когда в Баренцевом море, в железной лодке, гибнут сто отважных русских мужчин.
Сбросим Ельцина с корабля современности
05.09.2000
О чем говорил Путину святой старец Иван Крестьянкин в «Богом данных пещерах» под Псковом? О том ли, что гибель Шестой псковской роты в Аргунском ущелье – еще одна капля русской крови в жертвенную чашу, из которой пьем за грехи власти. Или о том, что гремящие на Москве чеченские взрывы – есть знаки, которые посылает Господь правителям, погубляющим свой народ. Или предсказывал гибель в пучине русской атомной лодки, через которую Бог перстом указующим побуждает властителей не ввергать Родину в пучину бед. Или показывал на стене темной кельи, как горит свечой посреди Москвы Вавилонская башня, уязвлявшая народ, словно саранча последних времен.
Беды, что рушатся одна за другой на Отечество, не исхлебать стараниями неутомимого в огнетушениях Шойгу, стремительного в беге на месте Рушайло, профицитно-дефицитного Касьянова. Их причина – в богопротивном ельцинизме, куда на посрамление и посмешище ввергнут великий народ. В пакостном и неправедном строе, который, как гнойный аппендицит, отравляет живую кровь, поедая любую живую молекулу, обрекая страну на мучительное гниение. Путин, покуда не отречется от Ельцина, будет походить на человека, в чей пиджак вцепился и тянет назад огромный скользкий рак. На медного всадника, оседлавшего каракатицу, что покрывает Россию тьмой и зловонием. На горнолыжника, летящего в бездну среди горящих городов, падающих эскадрилий и тонущих флотов.
Сегодня, когда еще стиснут в кулаке утонувшего моряка гаечный ключ, когда испуганная Миткова вся в останкинской саже, когда Гусинский примеривается в Гибралтаре, как бы половчее скакнуть обратно в Россию, у Путина есть минута вспомнить об Иване Крестьянкине и из пасынка Ельцина превратиться в сына Отечества.
Ельцинизм есть предельное выражение властного уродства, когда власть, без этики, без традиции, без божественных заповедей, поддерживая и воспроизводя себя самое, съедает ненасытно страну, народ, историческое время, приводя к мучительной смерти царство и подданных. Ельцинизм – продолжение онкологии в политике. Добывая себе власть в отдельно взятой Российской Федерации, Ельцин расчленил свою Родину, Советский Союз. Балансируя на шатком стульчаке своего президентства, раздавал суверенитеты, распарывая на куски Россию. Стремясь к самовластию, танками раздавил Парламент, залив Москву кровью детей и женщин. Цепляясь хладеющими руками за власть, в инсультах, с прогнившей печенью и истлевшим сердцем, пошел на повторные президентские выборы. Желая запугать население, разбомбил до фундаментов Грозный. Желая подсластить Америке, насыпал в боеголовки песок. Желая создать новых дворян и опричников, отнял у народа богатство и вскормил на них животный мир новых собственников. Пройдя по России, как огромный скелет с косой, уменьшив ее население на восемь миллионов, он трусливо бежал из Кремля, заготовив заранее грамоту о своей неприкасаемости, заложив во все щели и трещины государства ядовитые яички и куколки.
Путин, не решаясь на ампутацию ельцинизма, это все берет с собой. Из яичек очень скоро выведутся прожорливые злые муравьи, которые обгложут Путина добела, как брошенную в муравейник лягушку.
Сын Отечества, волею обстоятельств, пускай самых грозных и страшных, получивший власть, есть тот, кто видит смысл царствования в упрочении государственной мощи, в благосостоянии подданных, в насаждении искусств и знаний, в угадывании промысла Божьего. Родная история богата такими примерами. Александр Невский и Дмитрий Донской, Петр I и Екатерина Великая, а в позднейшие времена – Иосиф Сталин, который принял Россию с сохой, а оставил с атомной бомбой, пожертвовал семьей, но сохранил страну, умер в стоптанных сапогах посреди богатой Державы, а в час вселенской беды, в 41-м, когда немцы штурмовали Москву, не сбежал из власти, остался с народом, готовый разделить с ним муку.
Только преодоление ельцинизма сделает Президента Путина народным лидером, обеспечит всенародную поддержку в тяжких трудах, народное прощение при неизбежных ошибках, народное ликование при достижении Русской Победы.
О чем говорил Путину святой старец Иван Крестьянкин в «Богом данных пещерах» под Псковом? О том ли, что гибель Шестой псковской роты в Аргунском ущелье – еще одна капля русской крови в жертвенную чашу, из которой пьем за грехи власти. Или о том, что гремящие на Москве чеченские взрывы – есть знаки, которые посылает Господь правителям, погубляющим свой народ. Или предсказывал гибель в пучине русской атомной лодки, через которую Бог перстом указующим побуждает властителей не ввергать Родину в пучину бед. Или показывал на стене темной кельи, как горит свечой посреди Москвы Вавилонская башня, уязвлявшая народ, словно саранча последних времен.
Беды, что рушатся одна за другой на Отечество, не исхлебать стараниями неутомимого в огнетушениях Шойгу, стремительного в беге на месте Рушайло, профицитно-дефицитного Касьянова. Их причина – в богопротивном ельцинизме, куда на посрамление и посмешище ввергнут великий народ. В пакостном и неправедном строе, который, как гнойный аппендицит, отравляет живую кровь, поедая любую живую молекулу, обрекая страну на мучительное гниение. Путин, покуда не отречется от Ельцина, будет походить на человека, в чей пиджак вцепился и тянет назад огромный скользкий рак. На медного всадника, оседлавшего каракатицу, что покрывает Россию тьмой и зловонием. На горнолыжника, летящего в бездну среди горящих городов, падающих эскадрилий и тонущих флотов.
Сегодня, когда еще стиснут в кулаке утонувшего моряка гаечный ключ, когда испуганная Миткова вся в останкинской саже, когда Гусинский примеривается в Гибралтаре, как бы половчее скакнуть обратно в Россию, у Путина есть минута вспомнить об Иване Крестьянкине и из пасынка Ельцина превратиться в сына Отечества.
Ельцинизм есть предельное выражение властного уродства, когда власть, без этики, без традиции, без божественных заповедей, поддерживая и воспроизводя себя самое, съедает ненасытно страну, народ, историческое время, приводя к мучительной смерти царство и подданных. Ельцинизм – продолжение онкологии в политике. Добывая себе власть в отдельно взятой Российской Федерации, Ельцин расчленил свою Родину, Советский Союз. Балансируя на шатком стульчаке своего президентства, раздавал суверенитеты, распарывая на куски Россию. Стремясь к самовластию, танками раздавил Парламент, залив Москву кровью детей и женщин. Цепляясь хладеющими руками за власть, в инсультах, с прогнившей печенью и истлевшим сердцем, пошел на повторные президентские выборы. Желая запугать население, разбомбил до фундаментов Грозный. Желая подсластить Америке, насыпал в боеголовки песок. Желая создать новых дворян и опричников, отнял у народа богатство и вскормил на них животный мир новых собственников. Пройдя по России, как огромный скелет с косой, уменьшив ее население на восемь миллионов, он трусливо бежал из Кремля, заготовив заранее грамоту о своей неприкасаемости, заложив во все щели и трещины государства ядовитые яички и куколки.
Путин, не решаясь на ампутацию ельцинизма, это все берет с собой. Из яичек очень скоро выведутся прожорливые злые муравьи, которые обгложут Путина добела, как брошенную в муравейник лягушку.
Сын Отечества, волею обстоятельств, пускай самых грозных и страшных, получивший власть, есть тот, кто видит смысл царствования в упрочении государственной мощи, в благосостоянии подданных, в насаждении искусств и знаний, в угадывании промысла Божьего. Родная история богата такими примерами. Александр Невский и Дмитрий Донской, Петр I и Екатерина Великая, а в позднейшие времена – Иосиф Сталин, который принял Россию с сохой, а оставил с атомной бомбой, пожертвовал семьей, но сохранил страну, умер в стоптанных сапогах посреди богатой Державы, а в час вселенской беды, в 41-м, когда немцы штурмовали Москву, не сбежал из власти, остался с народом, готовый разделить с ним муку.
Только преодоление ельцинизма сделает Президента Путина народным лидером, обеспечит всенародную поддержку в тяжких трудах, народное прощение при неизбежных ошибках, народное ликование при достижении Русской Победы.
Хакамада превратила Березовского в сверчка
12.09.2000
Нам будет не хватать Березовского. Его заиканий и бекасиного блеяния. Его трогательных подскакиваний, под стать шаловливому козлику. Его желтухи – результата неосторожного поцелуя. Перелома бедра – последствия езды на снегоходе. Его запоров, приобретенных на бешбармаках Назарбаева, и расстройств, полученных на дастарханах Алиева. Его закадычной вражды с Гусинским и лютой дружбы с Басаевым. Его вегетарианства и людоедства. Способности надуть генерала Лебедя через соломку Невзорова и тут же схлопнуть его, как перезревший «дедушкин табак». Его несостоявшегося ареста, несостоявшегося убийства, несостоявшегося самоубийства. Его депутатства, которое сначала состоялось, к великому горю черкесов, а потом не состоялось, к безмерной радости карачаевцев. Его крещения, наделавшего переполох в православном мире. Его открещивания от израильского гражданства, после чего осмелели палестинцы. Уголовного дела по «Аэрофлоту», которое закрыли, как дверь в гостинице, чтобы снова открыть. Выемку документов из «Атолла» и съемку показаний с «Андавы». Его умения превращать респектабельных журналистов в животных, а животных и птиц в губернаторов.
Нам будет не хватать его появлений на пресс-конференциях, прямо с борта горящего самолета, тонущего ледокола, подбитой из рогатки летающей тарелки. Когда в последний раз по нему проехал танк и строительные рабочие, приняв его за лист шифера, покрыли им крышу на даче Михалкова, он долго из деликатности не напоминал о себе, и только рост цен на нефть и угроза «русского фашизма» вернули его к политике.
«Тринадцать банкиров», которых он, как двенадцать негритят, водил купаться в море, куда-то делись. Но Примаков, терпевший Доренко, подобно спартанцу, у которого лисенок выгрызал под плащом пупок, как-то обмолвился, что он привык к боли и ему жаль Доренко.
Дружба, связывавшая Березовского с семьей Президента, кончилась отставкой последнего. Усилия, которые Березовский потратил на избрание Путина, завершились раздачей акций ОРТ. Творческая интеллигенция, получившая в управление акции, напоминала дощечки в заборе, мимо которых пробежал спаниель и каждую пометил струйкой. Бенедиктов не мог не взять акции, потому что у него обнаружились руки, растущие прямо из ушей. У многих интеллигентов не оказалось рук, а только четыре ноги, и они брали ртом, прямо с земли. Лацис, у которого не оказалось ни рук, ни рта, подцепил клейкую акцию другим местом.
Директор ОРТ Эрнст, решив устраниться от скандала, просил называть его – Эрнст Неизвестный. На что великий скульптор пригрозил изваять его в виде морковки, торчащей из ноздри Волошина.
На сгоревшей Останкинской башне был личный кабель Березовского, связывающий его с президентами латиноамериканских республик, который не сгорел, потому что был покрыт изоляцией, сделанной из репутации Рыбкина. Когда в кабеле случился разрыв, питерский журналист соединил зубами разомкнутые концы и держал целых шестьсот секунд, позволив Березовскому переговорить с колумбийским другом.
Нам будет не хватать Березовского. В поисках его мы станем обращаться то в Интерпол, то вчитываться в списки жертв холокоста. В одном месте нам скажут, что он, как Маленький Принц, улетел на другую планету, названную именем Евтушенко. Нам даже покажут эту планету, размерами с почечный камень. Не поверим басням Аксенова, верного друга Березовского по подпольной борьбе с режимом. У Березовского иная судьба.
Добрая волшебница Хакамада, как пушкинская Наина, вернула Березовскому его истинные размеры. Оставаясь живым среди нас, он стал просто не виден. Опять превратился в маленького сверчка и был перенесен в деревню Жестылево Дмитровского района, в дом бабушки Палаши, в ее теплый валенок, откуда тихо сверчит. Баба Палаша услышит, достанет Березовского из валенка, выпустит на стол, где тот ползает и ест хлебные крошки. Насытившись, добрый сверчок начнет рассказывать старушке историю своей жизни. Как катался на шестисотом «мерседесе» и входил без пропуска в Кремль. Какие у него были прекрасные женщины из манекенщиц Юдашкина, и он мчался на снегоходе вдоль по Питерской, и при повороте на Тверскую-Ямскую сам Лужков, в батистовом трико и ермолке, принял его за герцога Эдинбургского и послал воздушный поцелуй. Бабуся немного послушает, закручинится и со словами: «Грехи наши тяжкие» смахнет разговорчивого сверчка в темный валенок.
Нам будет не хватать Березовского. Его заиканий и бекасиного блеяния. Его трогательных подскакиваний, под стать шаловливому козлику. Его желтухи – результата неосторожного поцелуя. Перелома бедра – последствия езды на снегоходе. Его запоров, приобретенных на бешбармаках Назарбаева, и расстройств, полученных на дастарханах Алиева. Его закадычной вражды с Гусинским и лютой дружбы с Басаевым. Его вегетарианства и людоедства. Способности надуть генерала Лебедя через соломку Невзорова и тут же схлопнуть его, как перезревший «дедушкин табак». Его несостоявшегося ареста, несостоявшегося убийства, несостоявшегося самоубийства. Его депутатства, которое сначала состоялось, к великому горю черкесов, а потом не состоялось, к безмерной радости карачаевцев. Его крещения, наделавшего переполох в православном мире. Его открещивания от израильского гражданства, после чего осмелели палестинцы. Уголовного дела по «Аэрофлоту», которое закрыли, как дверь в гостинице, чтобы снова открыть. Выемку документов из «Атолла» и съемку показаний с «Андавы». Его умения превращать респектабельных журналистов в животных, а животных и птиц в губернаторов.
Нам будет не хватать его появлений на пресс-конференциях, прямо с борта горящего самолета, тонущего ледокола, подбитой из рогатки летающей тарелки. Когда в последний раз по нему проехал танк и строительные рабочие, приняв его за лист шифера, покрыли им крышу на даче Михалкова, он долго из деликатности не напоминал о себе, и только рост цен на нефть и угроза «русского фашизма» вернули его к политике.
«Тринадцать банкиров», которых он, как двенадцать негритят, водил купаться в море, куда-то делись. Но Примаков, терпевший Доренко, подобно спартанцу, у которого лисенок выгрызал под плащом пупок, как-то обмолвился, что он привык к боли и ему жаль Доренко.
Дружба, связывавшая Березовского с семьей Президента, кончилась отставкой последнего. Усилия, которые Березовский потратил на избрание Путина, завершились раздачей акций ОРТ. Творческая интеллигенция, получившая в управление акции, напоминала дощечки в заборе, мимо которых пробежал спаниель и каждую пометил струйкой. Бенедиктов не мог не взять акции, потому что у него обнаружились руки, растущие прямо из ушей. У многих интеллигентов не оказалось рук, а только четыре ноги, и они брали ртом, прямо с земли. Лацис, у которого не оказалось ни рук, ни рта, подцепил клейкую акцию другим местом.
Директор ОРТ Эрнст, решив устраниться от скандала, просил называть его – Эрнст Неизвестный. На что великий скульптор пригрозил изваять его в виде морковки, торчащей из ноздри Волошина.
На сгоревшей Останкинской башне был личный кабель Березовского, связывающий его с президентами латиноамериканских республик, который не сгорел, потому что был покрыт изоляцией, сделанной из репутации Рыбкина. Когда в кабеле случился разрыв, питерский журналист соединил зубами разомкнутые концы и держал целых шестьсот секунд, позволив Березовскому переговорить с колумбийским другом.
Нам будет не хватать Березовского. В поисках его мы станем обращаться то в Интерпол, то вчитываться в списки жертв холокоста. В одном месте нам скажут, что он, как Маленький Принц, улетел на другую планету, названную именем Евтушенко. Нам даже покажут эту планету, размерами с почечный камень. Не поверим басням Аксенова, верного друга Березовского по подпольной борьбе с режимом. У Березовского иная судьба.
Добрая волшебница Хакамада, как пушкинская Наина, вернула Березовскому его истинные размеры. Оставаясь живым среди нас, он стал просто не виден. Опять превратился в маленького сверчка и был перенесен в деревню Жестылево Дмитровского района, в дом бабушки Палаши, в ее теплый валенок, откуда тихо сверчит. Баба Палаша услышит, достанет Березовского из валенка, выпустит на стол, где тот ползает и ест хлебные крошки. Насытившись, добрый сверчок начнет рассказывать старушке историю своей жизни. Как катался на шестисотом «мерседесе» и входил без пропуска в Кремль. Какие у него были прекрасные женщины из манекенщиц Юдашкина, и он мчался на снегоходе вдоль по Питерской, и при повороте на Тверскую-Ямскую сам Лужков, в батистовом трико и ермолке, принял его за герцога Эдинбургского и послал воздушный поцелуй. Бабуся немного послушает, закручинится и со словами: «Грехи наши тяжкие» смахнет разговорчивого сверчка в темный валенок.
Русских офицеров – в дикторы ОРТ!
19.09.2000
Напрасно демжурналисты набросились на стиль, коим написана «Доктрина информационной безопасности России». Им ли, говорящим, по меткому выражению Полторанина, на «лагерном иврите», оценить блистательную лексику документа, не уступающего по изысканности Набокову. Что может быть прекраснее языка, которым изъясняются русские офицеры, обеспокоенные судьбой Отечества? Пожалуй, лишь текст судебного приговора, пресекающего деятельность предателей Родины. Рекомендуем преподавателям русской словесности включить наиболее поэтичные места «Доктрины» в хрестоматию родной литературы, выдавив оттуда братьев Вайнеров, братьев Стругацких, братьев Тур, братьев Монгольфьер и других «братьев наших меньших», против кого и направлен упомянутый ослепительный текст.
Бывший министр печати и информации Федотов, пытавшийся при Ельцине закрыть газету «День», которую все же без суда и следствия, под грохот грачевских танков, закрыл его «брат» со зловещей фамилией Цабрия, – этот экс-министр, на долгие годы пропавший без вести в Женеве, издевался над «Доктриной», отрицая роль иностранных государств в спонсировании российской прессы, в управлении ими информационными потоками России.
А как же Сорос, агрессивный русофоб, державший на содержании целый гарем демократических газет и журналов? А «Ньюсуик», спаренный с «Итогами»? А радио «Свобода», на льготных условиях отхватившее особняк в лучшем районе Москвы, рассылающее по стране подрывных журналистов-бабицких? А Лев Новоженов, в гайморитной передаче «В гостях у Льва» ставящий под сомнение принадлежность Южных Курил России? А НТВ, пропитанное идеологией НАТО, как уксусная тряпка, поднесенная к устам Христа? А усатый «агент влияния», благословлявший американские «В-1» в дни бомбардировок Белграда? А Масюк, бравшая интервью у агентов турецкой разведки Хаттаба и Басаева? А некрофилы, торгующие снимками русских трупов, вызывающие у солдат такую живую и праведную ненависть, что, увидев телекамеру, те пускают в нее пулю? А мерзавцы, на трагедии Военно-Морского флота изготовляющие «информационный продукт», добивающий остатки военной мощи страны? А «чернуха», навязывающая мысль о беспросветности русской жизни, после чего обязательно последует сюжет о веселой рок-опере на Бродвее? А цветная пена иностранных боевиков и «мыльных опер», как из прорванных очистных сооружений, дни и ночи текущая в русские дома? А дядюшка Познер, воспитывающий нас на примере дядюшки Сэма? А дикторши, у которых случается многократный оргазм при слове «Америка»? А последний инцидент в Ханкале, когда военные помешали провокаторам НТВ вклиниться в мучительный конфликт Кадырова и Гантемирова, суливший пролитие крови?
Телевизионные империи Гусинского и Березовского есть мощное, оснащенное западными прицелами, сконструированное западными оружейниками информационное оружие, с помощью которого олигархи рвутся к политической власти. Эта власть должна продлить выедание у поверженной страны последних остатков живой плоти, после чего огромный белый русский скелет останется лежать от Смоленска до Владивостока, напоминая наивным народам, к чему может привести отсутствие у них «Доктрины информационной безопасности».
Нам нравится, что прогнали Доренко с его голыми проститутками, и пусть его место займет наш добрый товарищ из Ханкалы – полковник Кухаренко. Нам нравится, что дядюшка По, почуяв запах ружейной смазки, добровольно отказался от программы «Мы». Ибо «Мы», народ, умираем от «вас», Познер.
Как только власть создаст свою службу информации, перестанут тонуть подводные лодки и гореть телевизионные вышки. Перестанут умирать дети и осыпаться позолота с кремлевских соборов. Мы увидим другую страну. Не ту, которую показывает нам губастенькая Зайцева, заглядывая в золотые клозеты богачей. И не ту, которую подсовывает нам влажный от профессионального рвения Лобков, демонстрируя, как злой волшебник А.Яковлев выращивает на своей даче анчар и смазывает им стрелы. Мы увидим страну, мучительно выбирающуюся из-под глыб ельцинизма. Услышим ее писателей, философов, правдолюбцев. Увидим родные лица, родные пейзажи. Возликуем и восплачем от звуков любимых стихов и песен. Преодолеем уныние, страшное опустошение душ, раскол, на который нас обрекли враги. А Новодворскую, с ее мазохизмом и неистребимой любовью поправлять бюстгальтер перед телекамерой, мы попросим спеть под клавесин «Доктрину информационной безопасности», которая, положенная на музыку Шнитке, вполне может сгодиться в день закрытия московской редакции радио «Свобода».
Напрасно демжурналисты набросились на стиль, коим написана «Доктрина информационной безопасности России». Им ли, говорящим, по меткому выражению Полторанина, на «лагерном иврите», оценить блистательную лексику документа, не уступающего по изысканности Набокову. Что может быть прекраснее языка, которым изъясняются русские офицеры, обеспокоенные судьбой Отечества? Пожалуй, лишь текст судебного приговора, пресекающего деятельность предателей Родины. Рекомендуем преподавателям русской словесности включить наиболее поэтичные места «Доктрины» в хрестоматию родной литературы, выдавив оттуда братьев Вайнеров, братьев Стругацких, братьев Тур, братьев Монгольфьер и других «братьев наших меньших», против кого и направлен упомянутый ослепительный текст.
Бывший министр печати и информации Федотов, пытавшийся при Ельцине закрыть газету «День», которую все же без суда и следствия, под грохот грачевских танков, закрыл его «брат» со зловещей фамилией Цабрия, – этот экс-министр, на долгие годы пропавший без вести в Женеве, издевался над «Доктриной», отрицая роль иностранных государств в спонсировании российской прессы, в управлении ими информационными потоками России.
А как же Сорос, агрессивный русофоб, державший на содержании целый гарем демократических газет и журналов? А «Ньюсуик», спаренный с «Итогами»? А радио «Свобода», на льготных условиях отхватившее особняк в лучшем районе Москвы, рассылающее по стране подрывных журналистов-бабицких? А Лев Новоженов, в гайморитной передаче «В гостях у Льва» ставящий под сомнение принадлежность Южных Курил России? А НТВ, пропитанное идеологией НАТО, как уксусная тряпка, поднесенная к устам Христа? А усатый «агент влияния», благословлявший американские «В-1» в дни бомбардировок Белграда? А Масюк, бравшая интервью у агентов турецкой разведки Хаттаба и Басаева? А некрофилы, торгующие снимками русских трупов, вызывающие у солдат такую живую и праведную ненависть, что, увидев телекамеру, те пускают в нее пулю? А мерзавцы, на трагедии Военно-Морского флота изготовляющие «информационный продукт», добивающий остатки военной мощи страны? А «чернуха», навязывающая мысль о беспросветности русской жизни, после чего обязательно последует сюжет о веселой рок-опере на Бродвее? А цветная пена иностранных боевиков и «мыльных опер», как из прорванных очистных сооружений, дни и ночи текущая в русские дома? А дядюшка Познер, воспитывающий нас на примере дядюшки Сэма? А дикторши, у которых случается многократный оргазм при слове «Америка»? А последний инцидент в Ханкале, когда военные помешали провокаторам НТВ вклиниться в мучительный конфликт Кадырова и Гантемирова, суливший пролитие крови?
Телевизионные империи Гусинского и Березовского есть мощное, оснащенное западными прицелами, сконструированное западными оружейниками информационное оружие, с помощью которого олигархи рвутся к политической власти. Эта власть должна продлить выедание у поверженной страны последних остатков живой плоти, после чего огромный белый русский скелет останется лежать от Смоленска до Владивостока, напоминая наивным народам, к чему может привести отсутствие у них «Доктрины информационной безопасности».
Нам нравится, что прогнали Доренко с его голыми проститутками, и пусть его место займет наш добрый товарищ из Ханкалы – полковник Кухаренко. Нам нравится, что дядюшка По, почуяв запах ружейной смазки, добровольно отказался от программы «Мы». Ибо «Мы», народ, умираем от «вас», Познер.
Как только власть создаст свою службу информации, перестанут тонуть подводные лодки и гореть телевизионные вышки. Перестанут умирать дети и осыпаться позолота с кремлевских соборов. Мы увидим другую страну. Не ту, которую показывает нам губастенькая Зайцева, заглядывая в золотые клозеты богачей. И не ту, которую подсовывает нам влажный от профессионального рвения Лобков, демонстрируя, как злой волшебник А.Яковлев выращивает на своей даче анчар и смазывает им стрелы. Мы увидим страну, мучительно выбирающуюся из-под глыб ельцинизма. Услышим ее писателей, философов, правдолюбцев. Увидим родные лица, родные пейзажи. Возликуем и восплачем от звуков любимых стихов и песен. Преодолеем уныние, страшное опустошение душ, раскол, на который нас обрекли враги. А Новодворскую, с ее мазохизмом и неистребимой любовью поправлять бюстгальтер перед телекамерой, мы попросим спеть под клавесин «Доктрину информационной безопасности», которая, положенная на музыку Шнитке, вполне может сгодиться в день закрытия московской редакции радио «Свобода».
От чиновника – к лидеру, от лидера – к вождю!
03.10.2000
Грохот двух катастроф, оглушивших Россию, – потопление «Курска» и пожар телевышки – начинает стихать, и вновь обыватель с облегчением слушает лепет жизни, белиберду передач, бодрые обещания министров. Сквозь эстрадные песенки, рекламный вздор, веселую пошлость затейников не улавливает угрюмые, едва различимые скрежеты новых катастроф и крушений.
К желтым водам Амударьи вышли талибы, неся на плечах гранатометы и «безоткатки», таинственное племя, бессчетно рождающееся в предгорьях Гиндукуша, как библейские народы Гога и Магога. Грозно, задумчиво взирают на оазисы Ферганы, хлебные житницы Казахстана, плодородные долины Кавказа, тучные земли Татарии.
На Балканах добивают Милошевича. Сербы примирились с потерей Косова, с отпадением Черногории. Раздавленные бомбардировками, обманутые Россией, склонили выю перед Олбрайт, морскими пехотинцами 6-го флота. Выбирают себе проамериканского президента, которому Сербская Православная церковь шлет свои поздравления. Дивизии НАТО смыкают фронт от Балтики до Адриатики, смеются над русскими десантниками в Приштине.
В России облетают золотые леса, замерзают пруды, Чубайс отключает электричество в детских домах и ракетных шахтах. Цены на бензин поставили олимпийский рекорд по прыжкам в высоту. Квартплата приближается к цене похорон. Хлеб стоит столько же, сколько стоила при коммунистах осетрина. Лекарства доступны миллионерам, которые пересаживают домашним собачкам органы русских детишек. В глазах кубанского хлебороба, ивановской ткачихи, офицера подводного флота все чаще вспыхивает фиолетовым огоньком ненависть. Слышит ли Путин, как в глубине под кремлевскую стену прорубают потаенную штольню, закатывают бочки с порохом, кладут пороховой шнур, ставят горящую свечу? Откликается ли русская власть на грозные, идущие из преисподней сигналы?
Она посылает Ястржембского к талибам упрашивать их прекратить наступление на Среднюю Азию, готова порвать с Ахмад Шахом Масудом, и при этом объявляет о сокращении армии до размеров комендантского взвода. Она посылает Игоря Иванова, отмеченного жарким поцелуем Олбрайт, к Милошевичу с целью уговорить последнего добровольно явиться в Гаагу, и при этом тормозит Союз с Белоруссией, последним своим союзником. Эта загадочная кремлевская власть продолжает твердить о державности, но позволяет Грефу и Кудрину разбойничать в экономике, запускает в пустую казну Починка, который мечется, как голодная мышь по сусекам.
Аппетитная булка, показанная Путиным народу, оказалась талантливо разрисованным муляжом, и народ угрюмо жует эту вязкую целлюлозу, выплевывая цветные ошметки. Офицеры госбезопасности и победные генералы чеченской войны, которых Путин привел в политику, надеясь с их помощью сломить олигархов, эта «преторианская гвардия» споткнулась о Березовского и Гусинского, смехотворно помахивает повестками в суд, вызывая едкие насмешки Марка Дейча, потирающего ручки в древних цыпках. Почему Путин, обладая сталинскими полномочиями, добившись симпатии общества, топчется на месте, трагически растрачивая запас национального доверия, боясь разорвать с преступными кланами, с предательскими сословиями, с актерами-содомитами, экономистами-шпионами, энергетиками-людоедами, журналистами-русофобами? В чем его несвобода и тайна? Почему он кажется врагом себе самому?
Отгадка мерещится в свойствах его психологии. В тайном страхе отшатнуться от порочной среды, которая привела его в Кремль, помечена трупными пятнами ельцинизма, преступлениями против Родины, грехом отцеубийства и святотатства. В страхе порвать с ядовитым племенем и напрямую обратиться к народу. В страхе соприкоснуться с народной стихией, грозной, взрывной, непредсказуемой, огненной, как магма, тяжкой, как оползень, слепой, как землетрясение. Чтобы встать во главе народа, надо быть Вождем. Стать самим народом, его страстью и болью, бессмертной верой и мессианским подвигом. Маленький клерк, отгороженный от народа своей конторкой и щелкающими счетами, никогда не станет Вождем. Правительственный чиновник, помещающий пухлое тело в уютный «мерседес» с затемненными стеклами, несущийся вдоль многолюдных домов и улиц, никогда не станет Вождем. Президент, явленный народу через цветные светофильтры экранов, загримированный Глебом Павловским, позирующий на фоне крейсера, перехватчика, Успенского собора или Эйфелевой башни, не станет Вождем, которого ждет народ в переломные, горькие мгновения истории. Переход от Президента к Вождю – есть акт творения, в котором участвуют человек, народ и Господь Бог. Человек исчезает в народе, народ исчезает в человеке, и Богу угодно это мистическое растворение и слияние. И тогда победно грохочут пушки Полтавы, сдается Тулон, Черчилль уступает дорогу Сталину и Россия на гагаринском звездолете мчится в Космос, развешивает русские фонари в темных закоулках Вселенной.
Грохот двух катастроф, оглушивших Россию, – потопление «Курска» и пожар телевышки – начинает стихать, и вновь обыватель с облегчением слушает лепет жизни, белиберду передач, бодрые обещания министров. Сквозь эстрадные песенки, рекламный вздор, веселую пошлость затейников не улавливает угрюмые, едва различимые скрежеты новых катастроф и крушений.
К желтым водам Амударьи вышли талибы, неся на плечах гранатометы и «безоткатки», таинственное племя, бессчетно рождающееся в предгорьях Гиндукуша, как библейские народы Гога и Магога. Грозно, задумчиво взирают на оазисы Ферганы, хлебные житницы Казахстана, плодородные долины Кавказа, тучные земли Татарии.
На Балканах добивают Милошевича. Сербы примирились с потерей Косова, с отпадением Черногории. Раздавленные бомбардировками, обманутые Россией, склонили выю перед Олбрайт, морскими пехотинцами 6-го флота. Выбирают себе проамериканского президента, которому Сербская Православная церковь шлет свои поздравления. Дивизии НАТО смыкают фронт от Балтики до Адриатики, смеются над русскими десантниками в Приштине.
В России облетают золотые леса, замерзают пруды, Чубайс отключает электричество в детских домах и ракетных шахтах. Цены на бензин поставили олимпийский рекорд по прыжкам в высоту. Квартплата приближается к цене похорон. Хлеб стоит столько же, сколько стоила при коммунистах осетрина. Лекарства доступны миллионерам, которые пересаживают домашним собачкам органы русских детишек. В глазах кубанского хлебороба, ивановской ткачихи, офицера подводного флота все чаще вспыхивает фиолетовым огоньком ненависть. Слышит ли Путин, как в глубине под кремлевскую стену прорубают потаенную штольню, закатывают бочки с порохом, кладут пороховой шнур, ставят горящую свечу? Откликается ли русская власть на грозные, идущие из преисподней сигналы?
Она посылает Ястржембского к талибам упрашивать их прекратить наступление на Среднюю Азию, готова порвать с Ахмад Шахом Масудом, и при этом объявляет о сокращении армии до размеров комендантского взвода. Она посылает Игоря Иванова, отмеченного жарким поцелуем Олбрайт, к Милошевичу с целью уговорить последнего добровольно явиться в Гаагу, и при этом тормозит Союз с Белоруссией, последним своим союзником. Эта загадочная кремлевская власть продолжает твердить о державности, но позволяет Грефу и Кудрину разбойничать в экономике, запускает в пустую казну Починка, который мечется, как голодная мышь по сусекам.
Аппетитная булка, показанная Путиным народу, оказалась талантливо разрисованным муляжом, и народ угрюмо жует эту вязкую целлюлозу, выплевывая цветные ошметки. Офицеры госбезопасности и победные генералы чеченской войны, которых Путин привел в политику, надеясь с их помощью сломить олигархов, эта «преторианская гвардия» споткнулась о Березовского и Гусинского, смехотворно помахивает повестками в суд, вызывая едкие насмешки Марка Дейча, потирающего ручки в древних цыпках. Почему Путин, обладая сталинскими полномочиями, добившись симпатии общества, топчется на месте, трагически растрачивая запас национального доверия, боясь разорвать с преступными кланами, с предательскими сословиями, с актерами-содомитами, экономистами-шпионами, энергетиками-людоедами, журналистами-русофобами? В чем его несвобода и тайна? Почему он кажется врагом себе самому?
Отгадка мерещится в свойствах его психологии. В тайном страхе отшатнуться от порочной среды, которая привела его в Кремль, помечена трупными пятнами ельцинизма, преступлениями против Родины, грехом отцеубийства и святотатства. В страхе порвать с ядовитым племенем и напрямую обратиться к народу. В страхе соприкоснуться с народной стихией, грозной, взрывной, непредсказуемой, огненной, как магма, тяжкой, как оползень, слепой, как землетрясение. Чтобы встать во главе народа, надо быть Вождем. Стать самим народом, его страстью и болью, бессмертной верой и мессианским подвигом. Маленький клерк, отгороженный от народа своей конторкой и щелкающими счетами, никогда не станет Вождем. Правительственный чиновник, помещающий пухлое тело в уютный «мерседес» с затемненными стеклами, несущийся вдоль многолюдных домов и улиц, никогда не станет Вождем. Президент, явленный народу через цветные светофильтры экранов, загримированный Глебом Павловским, позирующий на фоне крейсера, перехватчика, Успенского собора или Эйфелевой башни, не станет Вождем, которого ждет народ в переломные, горькие мгновения истории. Переход от Президента к Вождю – есть акт творения, в котором участвуют человек, народ и Господь Бог. Человек исчезает в народе, народ исчезает в человеке, и Богу угодно это мистическое растворение и слияние. И тогда победно грохочут пушки Полтавы, сдается Тулон, Черчилль уступает дорогу Сталину и Россия на гагаринском звездолете мчится в Космос, развешивает русские фонари в темных закоулках Вселенной.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента