Страница:
– А чего это ты тут прячешь? – не оттягивая самого главного, Кузя задрал жертве атласную юбку, запустил обе руки под нее… и вдруг вскрикнул от боли в затылке: одна из ворон спикировала ему на макушку, долбанув крепким клювом. На миг паренек отвернулся, а когда снова сунулся к девочке, то обнаружил на ее месте железное чудище: коробка вместо головы, пасть с гвоздями вместо зубов, засаленные стальные руки кончались тремя изогнутыми крюками, из-под платья проглядывала грубая мешковина, заменяющая телу девочки кожу.
– А-а-а-а-а!!! – отпрянув назад, гребец ударился спиной о борт, шарахнулся в одну сторону, в другую, кинулся к сходням, пересек полоску берега, вломился в кустарник.
Мох, увидев подобное преображение, только застонал, разжал пальцы, с сипением прополз мимо и кинулся наутек. Тарань же, выпучивший глаза, оказался не в силах даже разжать пальцы.
Притрусившие волки поднялись по сходням, легко перебежали на корму. Остановившись возле паренька, оскалились и зарычали. Это привело горе-насильника в чувство – он отпустил ведьму и сиганул за борт. Серые хищники повернули головы к Сирени. Лесная ведьма оделась обратно в морок, вернув себе облик щуплой девочки с заметной грудью, молча кивнула.
Звери сорвались с места, промчались по кораблю, спрыгнули на песок и бесшумно вонзились в прибрежные заросли, идя по следу беглецов.
– Не шуметь! От меня саженях в ста позади держитесь. Коли опасность увидите, тогда кричите. А так – тихо!
Он скинул сапоги, чтобы не чавкали, на полуцыпочках пошел вперед, стараясь двигаться так, чтобы со стороны сизого дымка его закрывали деревья, и вскоре смог разглядеть логово разбойников во всей его красе: длинный бревенчатый дом на ошкуренных чурбаках, небольшой амбар, два легких навеса, крытых ветками и камышами, – шалаши, да и только. Между шалашами горел костер, возле которого кто-то хлопотал. Мужик, баба – из-за ветвей было не разглядеть. Судя по стуку, еще кто-то невидимый занимался колкой дров, да пара бородачей в полотняных рубахах что-то обсуждала, бок о бок сидя на сбитой из жердей лавке. Возле них стояли щиты, чуть поодаль были прислонены к ели рогатины, на поясах висели ножи и мечи. Похоже, именно эта парочка за стражу здесь и осталась.
Олег оглянулся, прижал палец к губам и пошел влево, обходя воровскую слободку. Лес здесь был хорошо утоптан, весь валежник старательно выбран, а потому хрустеть под ногами оказалось нечему. К тому же оставшиеся при хозяйстве тати слишком увлеклись своими делами, чтобы обращать внимание на происходящее вокруг.
Известная беда всех сторожей, на памяти которых никогда не случалось никаких неприятностей. О необходимости следить за подступами, слушать, нюхать, смотреть, не терять бдительность они обычно узнают только перед смертью.
Зайдя беспечным караульным за спину, ведун уже почти не таясь пошел вперед и из-за излишней самоуверенности тоже едва не профукал с таким трудом добытую внезапность. Потный толстяк, что колол дрова, ненадолго остановился, опустил колун, отер рукой лоб, обвел лес взглядом – и закричал, вскинув руку в сторону Олега.
– Чего вопишь, Кроля? – засмеялись караульные. – Нечто волка увидел?
– А то! – Середину оставалось сделать всего несколько шагов.
Сторожа оглянулись, но увидеть успели только блеск стали: снизу вверх поперек лица одному, обратным движением по горлу другому, быстрый укол в сердце первому – и ведун перепрыгнул опустевшую скамью.
– Цветик, беги-и!!! – Толстяк ринулся на Олега, и тот замедлил шаг, покосился на костер. Возле очага дородная тетка с огромным половником замерла в растерянности. Из-под сбившегося на затылок платка топорщились рыжие волосы.
Не добежав трех шагов, разбойник неожиданно метнул топор. Середин пригнулся, уклоняясь от удара, и тут же, почти наугад, рубанул толстяка поперек живота. Но легкое прикосновение острого, как бритва, лезвия врага не остановило – он налетел на Середина всей массой, сбил Олега с ног. Заскрежетало железо.
– Великий Перун! – Толстяк вскинул нож, ударил Середина в глаз.
Ведун насилу успел перехватить левой рукой его запястье, остановив острие в нескольких пядях от лица. Разбойник зарычал, навалился всем весом – Олег, отпустив саблю, перехватил запястье двумя руками. Сила против силы, дровосек против кузнеца, вес против упертого в землю локтя. Они пыхтели минуты три, и толстяк наконец начал дышать все чаще, нажим его заметно ослаб, а еще через минуту глаза подернулись белесой пленкой…
– Тебе помочь, воин?!
– Сам! – громко отозвался Середин, поднатужился, отпихнул толстяка, приподнялся: – Вот бугай здоровый. И ведь еще дышит! Кровью всего залил…
Взмах сабли распорол душегубу живот чуть не до самого позвоночника, но даже после столь страшной раны тот ухитрился не просто долго драться, но и почти убил своего врага! Силен, однако…
Олег вытер оружие, спрятал в ножны, осмотрел одежду, ругнулся, стал раздеваться – уж лучше голым ходить, чем липким от крови.
Корабельщики тем временем разбежались по стоянке. Кто нырнул в дом, кто полез в амбар, иные разбирались, что за бочки и тюки лежат под навесами. Олег полез было следом, надеясь хотя бы просто завернуться в какую-нибудь ткань, но вовремя заметил в отдалении сохнущую на веревке стираную одежду, повернул туда, выбрал себе нарядные суконные порты с вышивкой и зеленую атласную рубаху. Оделся. В полусотне шагов между соснами что-то блеснуло. Ведун прошел дальше и обнаружил цепь, украшенную тремя десятками железных колец. Все это добро валялась свободно, петлями. Олег поддел цепь ногой, отбросил чуть в сторону, пожал плечами:
– Интересно, зачем это здесь? Железо в этом мире дорого… С какой стати его тут так просто бросили?
Середин присел, потер цепь пальцами, принюхался. Провел ладонью по одному из колец, тут же ощутил сальную скользкость.
– Вот тебе и ква!
Все сразу стало ясно: цепь предназначалась для рабов. Пленников заковывали, держали до оказии, потом отправляли куда-то на продажу.
– Однако солидно они тут обосновались. Бизнес продуманный, не баловство. Странно, что ватага такая маленькая оказалась, – вслух подумал Олег. – Как бы гости нежданные не нагрянули…
Он поднялся, торопливо зашагал к домам:
– Эй, Тумдум! Давайте-ка тут не задерживаться. Добро взятое собирайте, и на ушкуй.
– Воин! Ратный! Дружище! – кинулся ему навстречу радостный купец. – Да тут столько… Столько…
Тумдум в порыве радости обнял ведуна и даже попытался оторвать от земли, но силенок не хватило. От купца явственно несло вином. Когда только он выпить-то успел? Схватка вроде едва закончилась.
– Любо воину нашему! – закричал кто-то от навеса. – Любо оборонителю! Здравицу ратному человеку!
К Середину подбежал молодой гребец, удерживая на вытянутых руках деревянный ковш, до краев полный чем-то желтовато-красным.
– Долгие лета храброму воину!
Ведун принюхался – похоже, корабельщики нашли бочонок с сидром. Отнекиваться он не стал, выпил чуть кислый хмельной напиток до дна, но тут же сурово отрезал:
– Хватит гулять, мужики! Время дорого. Добро взятое собирайте и к ушкую несите. Ночевать среди трупов мне неохота.
– Да она сама на меня кинулась! – обиделся паренек. – Я не хотел, но таким половником башку враз разбить можно!
– Половником? – Олег отошел чуть в сторону, посмотрел на костер. Возле него в луже крови валялась разбойничья стряпуха. Совсем молодая баба, и тридцатника наверняка еще нет. И теперь уже не будет. Однако никакой жалости Середин почему-то не испытал. Наверное, после того, как увидел цепь, на которой тати держали рабов. Ведь стряпуха, живя с душегубами, невольников тоже ничуть не жалела.
– Вон он какой! Заместо молота кузнечного пользовать можно! – снова попытался оправдаться корабельщик.
– Да и фиг с ней. Правильно сделал, никто тебя не упрекает, – отвернулся Середин. – Рано еще гулять, говорю. Веселиться будете, когда товар на борт погрузим.
– Да-да, верно ратник сказывает, – заторопился Тумдум. – Давайте, допивайте быстро, и за работу!
Награбленных товаров в доме и амбаре оказалось изрядно, за одну ходку унести все корабельщики не смогли, пришлось обернуться аж три раза. Но несмотря на то, что путь до Волги был изрядный, победители выгребли со стоянки все, не оставив ни единого бочонка с бражкой или солониной, ни поварских котлов у очага, ни даже тяжелого половника, столь испугавшего молодого гребца. Естественно, работа растянулась до глубокой ночи – уставшие корабельщики смогли упасть на отдых возле родного ушкуя только перед рассветом, проспав на следующий день почти до полудня.
Впрочем, довольные нежданно свалившимся богатством путники особо задержкой не обеспокоились. Счастливый Тумдум, лазая по наваленным выше бортов тюкам и бочонкам, наверняка уже мнил себя избранником Макоши[4] и даже разрешил отдохнуть своим людям до вечера, дабы от души отпраздновать свою победу над разбойниками – благо вина теперь было в достатке, а припасы можно было есть без счета.
– Любо нашему воину! Любо славному ратнику! – даже во хмелю корабельщики не забывали, кому обязаны жизнью и добычей. – Всегда с нами плавай, Олег! Любо!
Ведун, поддавшись общему веселью, тоже осушил один за другим три ковша вина. В голове шумело, на душе было благостно и спокойно, и он ничуть не обижался на пьяненького Ерша, который уже в третий раз заводил один и тот же разговор:
– Странная, однако, у тебя дочка, друже. Когда ты намедни чуть не утоп, она даже бровью не повела. Иная к батюшке кинулась бы, обняла. Слезами радости грудь бы оросила. Твоя же и с места не сдвинулась, ровно истукан деревянный. А когда ты логово разбойничье отправился искать? Рази испугалась, обеспокоилась? Нет, не шелохнулась! Когда вернулся, тоже ни обнять, ни слова радости сказать не кинулась.
– Я учил ее спокойствию, Ерш, умению скрывать чувства. Недостойно воспитанной женщине, ровно девчонке малой, по каждому поводу слезу пускать, – объяснил Середин. – Да и что со мной случиться может? Мне сражаться, что дышать. Столько раз рубился, счету нет. Вот она за меня и не боится.
– Не ест, не пьет, по нужде не ходит, за отца не боится, не прощается, не здоровается… Что же у тебя за дочь такая растет? – Старый корабельщик поднялся, сходил к бочонку, зачерпнул еще вина, прихватил горсть сладкой солнечной кураги, опять вернулся к ведуну: – Странная у тебя дочка. Зело странная… Ты не поверишь, но когда ты чуть не утоп…
Вестимо, у Ерша с памятью и на трезвую голову не совсем в порядке было. А во хмелю все услышанное испарялось из его головы быстрее, нежели он успевал осушить очередной ковш сидра.
– Да поссорились мы намедни, вот и дуется, – решил поменять показания Олег. – Ты же знаешь, что за капризули девки в ее возрасте…
Из леска за прибрежными кустами внезапно раздался истошный вопль, послышался треск, на берег вывалился бледный как полотно молодой гребец, рукой указывая куда-то себе за спину:
– Там… там…
– Что там?! – поднялся Тумдум.
– Там… – Паренек полез обратно в кусты, несколько корабельщиков, поднявшись, пошли следом.
Ведун тоже не справился с любопытством, вместе с общей толпой пробрался в березняк и судорожно сглотнул, увидев обглоданное до костей человеческое тело. Причем обглоданное совсем недавно и еще пахнущее свежей кровью.
– Да смилуется над нами Похвист, – вскинул руку к лицу купец. – Кто это? Наш или чужак?
– Откуда тут чужаку взяться? – мотнул головой старый Ерш. – Недавно загрызли. Мы бы незнакомца заметили.
– Тогда кто? Кого не хватает? – повернулся Тумдум к своим людям. – Кто? Кого не вижу? Тягуль?
– Здесь я! – поднял руку один из пожилых корабельщиков.
– Семар?
– Живой я, Тумдум, здеся…
– Тарань? Тарань, отзовись!
В этот раз ответом была гнетущая тишина.
– Тарань!!!
– Может, на берегу? – зябко повел плечами Ерш.
Корабельщики вернулись к Волге, заголосили, но молодой гребец так и не отозвался.
– Кто видел его последним? – попытался взять расследование в свои руки Олег. – Сегодня на глаза кому-нибудь попадался?.. А вчера?
– Он на ушкуе остался, – вспомнил купец, торопливо поднялся на борт: – Девочка, ты не видела, куда паренек вчера ушел? Курчавенький такой, с голубыми глазами и острым носом, как у рыбы.
– Они вчера следом за вами пошли, – негромко ответила Сирень.
– Как за нами? – не поверил купец.
– Сказали, тоже хотят, – и пошли.
– Все трое?! – Тумдум развернулся к берегу: – Кузя, Мох! Отзовитесь!
Корабельщики молчали.
– Вот проклятие! Что, все трое сгинули?! И никто не видел, не слышал?!
– Девчонка видела! – отозвался кто-то из мужчин.
– Ты же не хочешь сказать, что одна маленькая девочка загрызла троих крепких парней? – громко пресек намеки Середин, положив руку на рукоять сабли. – Она что, волчица? Да кабы и так, никакому зверю с тремя оружными людьми не справиться. А у них и топорики были, и ножи.
– Тумдум, друже, подь сюда… – позвал купца старый Ерш. – Иди, иди, на ушко чего шепну…
Такая таинственность Олегу не понравилась, но и помешать он не мог. Корабельщики, отойдя, засовещались, недобро поглядывая в его сторону. Ведун вздохнул, перешел ближе к берегу. Он так прикинул, если что – на песчаном мелководье драться будет сподручнее всего. На малой глубине вода двигаться зело мешает. Стало быть, одному против десятка отбиваться выйдет легче.
– Семар, Тягуль, сюда пойдите! – поманил самых старших мужчин команды купец.
Они еще немного поговорили, и оба ушкуйника поднялись на корабль, стали возиться с вещами. Вскоре снова сошли на берег, неся несколько мешков. В том числе и заплечный Середина. Переглянулись, подошли к ведуну.
– Ты это, ратник… – выступив вперед, за всех высказался Ерш. – Мы по совести и по справедливости. И по уговору. Половину обещали, половину кладем. Себе товар оставили, тебе – все злато и серебро, что с татей взяли, и казна купеческая, и припасы на дорогу.
– Вы чего, решили меня здесь бросить? – Олег наконец понял, к чему клонит корабельщик.
– Ты, ратник, зла на нас не держи, – чуть попятился Ерш. – Мы ссоры не ищем. Однако же и ты нас пойми. Дочка твоя ничего не пьет, не ест. А опосля люди пропадают. Нехорошо сие. Все нехорошо. Не повезем мы вас дальше. Что хочешь делай, а не повезем. Давай лучше по-доброму, воин. Ты свое получил, у нас перед тобой долгов нет. Забери девочку с ушкуя. Лучше миром все порешим. Мы дальше сами, и вы сами… Тихо разойтись для всех хорошо выйдет. Что скажешь, ратник?
– Я могу поклясться любыми богами, что никто из вас не получит ни царапины!
– Не надо, воин. Не хотим, – мотнул головой старый Ерш. – Мы в клятвах не сильны. А страх такой нам на корабле не надобен. Уходите. Не доводи до греха, ратник, забери от нас девчонку. Мы с нею далее не поплывем.
– Ты обещал доставить меня в Кострому, Тумдум! – нашел взглядом купца Олег.
– Общество так решило, воин, – вскинул голову мужичок и тут же закашлялся, потер шею. – Знамо, побить ты нас можешь, да токмо кто тебя тогда повезет? А с дочкой твоей люди плыть не хотят, боятся. Мы ведь все по совести, мы тебе и долю оговоренную оставляем, и сверху за обиду добавили, и припасы всякие… Давай по-доброму разойдемся, ратник. Всем от того легче будет…
В одном Тумдум был прав: даже если Середин победит в очередной схватке, пользы это ему не принесет. Да и ратное счастье переменчиво – в драке один против десяти можно и проиграть. И как ни крути, ни живыми, ни мертвыми юную ведьму корабельщики дальше не повезут. Слишком боятся. И, в общем-то, есть за что…
– Сирень! – вздохнув, позвал спутницу ведун. – Иди ко мне, девочка. Да пребудет с ними милость Сварога. Пусть плывут.
Ведьмочка спорить не стала, спрыгнула на берег. Корабельщики, с видимым облегчением, поспешно забрались на ушкуй, отчалили и покатились вниз по течению в уже совсем близкие сумерки. Даже бочонки с недопитым вином забирать не стали.
– Сирень, что на самом деле случилось с этими тремя пареньками? – спросил Олег.
– Они сперва смеялись, потом стали меня хватать, потом полезли руками под сарафан, – мерно перечислила ведьма. – Мне это очень не понравилось. Я скинула их на берег и позвала волков.
– Нечто подобное я услышать и ожидал. – Середин отошел к бочонкам, зачерпнул вина, выпил.
– Почему ты меня не ругаешь? – удивилась ведьма. – Я убила еще троих людей.
– Люди – это те, кто помогает ближнему своему, – пожал плечами Олег. – А те, кто ворует, убивает, насилует, это уже не совсем люди. Ругать за их смерть не принято. Скорее, наоборот, хвалят. Просто друзья и родственники подобных… мертвецов… Они все равно жалеют убитых и стараются за них отомстить.
– И что тогда?
– Тогда убитых становится намного больше. – Ведун допил вино и стал развязывать оставленные ушкуйниками мешки. – Давай устраиваться на ночлег. Утро вечера мудренее.
Плохая примета
– А-а-а-а-а!!! – отпрянув назад, гребец ударился спиной о борт, шарахнулся в одну сторону, в другую, кинулся к сходням, пересек полоску берега, вломился в кустарник.
Мох, увидев подобное преображение, только застонал, разжал пальцы, с сипением прополз мимо и кинулся наутек. Тарань же, выпучивший глаза, оказался не в силах даже разжать пальцы.
Притрусившие волки поднялись по сходням, легко перебежали на корму. Остановившись возле паренька, оскалились и зарычали. Это привело горе-насильника в чувство – он отпустил ведьму и сиганул за борт. Серые хищники повернули головы к Сирени. Лесная ведьма оделась обратно в морок, вернув себе облик щуплой девочки с заметной грудью, молча кивнула.
Звери сорвались с места, промчались по кораблю, спрыгнули на песок и бесшумно вонзились в прибрежные заросли, идя по следу беглецов.
* * *
Ведун всего этого не знал. К этому моменту он только-только подбирался к разбойничьему логову. Тропинка оказалась длинной. Пришлось отмахать версты три, не меньше, прежде чем до путников донеслись запахи дыма и жареного мяса. Олег вскинул руку, тихо предупредил:– Не шуметь! От меня саженях в ста позади держитесь. Коли опасность увидите, тогда кричите. А так – тихо!
Он скинул сапоги, чтобы не чавкали, на полуцыпочках пошел вперед, стараясь двигаться так, чтобы со стороны сизого дымка его закрывали деревья, и вскоре смог разглядеть логово разбойников во всей его красе: длинный бревенчатый дом на ошкуренных чурбаках, небольшой амбар, два легких навеса, крытых ветками и камышами, – шалаши, да и только. Между шалашами горел костер, возле которого кто-то хлопотал. Мужик, баба – из-за ветвей было не разглядеть. Судя по стуку, еще кто-то невидимый занимался колкой дров, да пара бородачей в полотняных рубахах что-то обсуждала, бок о бок сидя на сбитой из жердей лавке. Возле них стояли щиты, чуть поодаль были прислонены к ели рогатины, на поясах висели ножи и мечи. Похоже, именно эта парочка за стражу здесь и осталась.
Олег оглянулся, прижал палец к губам и пошел влево, обходя воровскую слободку. Лес здесь был хорошо утоптан, весь валежник старательно выбран, а потому хрустеть под ногами оказалось нечему. К тому же оставшиеся при хозяйстве тати слишком увлеклись своими делами, чтобы обращать внимание на происходящее вокруг.
Известная беда всех сторожей, на памяти которых никогда не случалось никаких неприятностей. О необходимости следить за подступами, слушать, нюхать, смотреть, не терять бдительность они обычно узнают только перед смертью.
Зайдя беспечным караульным за спину, ведун уже почти не таясь пошел вперед и из-за излишней самоуверенности тоже едва не профукал с таким трудом добытую внезапность. Потный толстяк, что колол дрова, ненадолго остановился, опустил колун, отер рукой лоб, обвел лес взглядом – и закричал, вскинув руку в сторону Олега.
– Чего вопишь, Кроля? – засмеялись караульные. – Нечто волка увидел?
– А то! – Середину оставалось сделать всего несколько шагов.
Сторожа оглянулись, но увидеть успели только блеск стали: снизу вверх поперек лица одному, обратным движением по горлу другому, быстрый укол в сердце первому – и ведун перепрыгнул опустевшую скамью.
– Цветик, беги-и!!! – Толстяк ринулся на Олега, и тот замедлил шаг, покосился на костер. Возле очага дородная тетка с огромным половником замерла в растерянности. Из-под сбившегося на затылок платка топорщились рыжие волосы.
Не добежав трех шагов, разбойник неожиданно метнул топор. Середин пригнулся, уклоняясь от удара, и тут же, почти наугад, рубанул толстяка поперек живота. Но легкое прикосновение острого, как бритва, лезвия врага не остановило – он налетел на Середина всей массой, сбил Олега с ног. Заскрежетало железо.
– Великий Перун! – Толстяк вскинул нож, ударил Середина в глаз.
Ведун насилу успел перехватить левой рукой его запястье, остановив острие в нескольких пядях от лица. Разбойник зарычал, навалился всем весом – Олег, отпустив саблю, перехватил запястье двумя руками. Сила против силы, дровосек против кузнеца, вес против упертого в землю локтя. Они пыхтели минуты три, и толстяк наконец начал дышать все чаще, нажим его заметно ослаб, а еще через минуту глаза подернулись белесой пленкой…
– Тебе помочь, воин?!
– Сам! – громко отозвался Середин, поднатужился, отпихнул толстяка, приподнялся: – Вот бугай здоровый. И ведь еще дышит! Кровью всего залил…
Взмах сабли распорол душегубу живот чуть не до самого позвоночника, но даже после столь страшной раны тот ухитрился не просто долго драться, но и почти убил своего врага! Силен, однако…
Олег вытер оружие, спрятал в ножны, осмотрел одежду, ругнулся, стал раздеваться – уж лучше голым ходить, чем липким от крови.
Корабельщики тем временем разбежались по стоянке. Кто нырнул в дом, кто полез в амбар, иные разбирались, что за бочки и тюки лежат под навесами. Олег полез было следом, надеясь хотя бы просто завернуться в какую-нибудь ткань, но вовремя заметил в отдалении сохнущую на веревке стираную одежду, повернул туда, выбрал себе нарядные суконные порты с вышивкой и зеленую атласную рубаху. Оделся. В полусотне шагов между соснами что-то блеснуло. Ведун прошел дальше и обнаружил цепь, украшенную тремя десятками железных колец. Все это добро валялась свободно, петлями. Олег поддел цепь ногой, отбросил чуть в сторону, пожал плечами:
– Интересно, зачем это здесь? Железо в этом мире дорого… С какой стати его тут так просто бросили?
Середин присел, потер цепь пальцами, принюхался. Провел ладонью по одному из колец, тут же ощутил сальную скользкость.
– Вот тебе и ква!
Все сразу стало ясно: цепь предназначалась для рабов. Пленников заковывали, держали до оказии, потом отправляли куда-то на продажу.
– Однако солидно они тут обосновались. Бизнес продуманный, не баловство. Странно, что ватага такая маленькая оказалась, – вслух подумал Олег. – Как бы гости нежданные не нагрянули…
Он поднялся, торопливо зашагал к домам:
– Эй, Тумдум! Давайте-ка тут не задерживаться. Добро взятое собирайте, и на ушкуй.
– Воин! Ратный! Дружище! – кинулся ему навстречу радостный купец. – Да тут столько… Столько…
Тумдум в порыве радости обнял ведуна и даже попытался оторвать от земли, но силенок не хватило. От купца явственно несло вином. Когда только он выпить-то успел? Схватка вроде едва закончилась.
– Любо воину нашему! – закричал кто-то от навеса. – Любо оборонителю! Здравицу ратному человеку!
К Середину подбежал молодой гребец, удерживая на вытянутых руках деревянный ковш, до краев полный чем-то желтовато-красным.
– Долгие лета храброму воину!
Ведун принюхался – похоже, корабельщики нашли бочонок с сидром. Отнекиваться он не стал, выпил чуть кислый хмельной напиток до дна, но тут же сурово отрезал:
– Хватит гулять, мужики! Время дорого. Добро взятое собирайте и к ушкую несите. Ночевать среди трупов мне неохота.
– Да она сама на меня кинулась! – обиделся паренек. – Я не хотел, но таким половником башку враз разбить можно!
– Половником? – Олег отошел чуть в сторону, посмотрел на костер. Возле него в луже крови валялась разбойничья стряпуха. Совсем молодая баба, и тридцатника наверняка еще нет. И теперь уже не будет. Однако никакой жалости Середин почему-то не испытал. Наверное, после того, как увидел цепь, на которой тати держали рабов. Ведь стряпуха, живя с душегубами, невольников тоже ничуть не жалела.
– Вон он какой! Заместо молота кузнечного пользовать можно! – снова попытался оправдаться корабельщик.
– Да и фиг с ней. Правильно сделал, никто тебя не упрекает, – отвернулся Середин. – Рано еще гулять, говорю. Веселиться будете, когда товар на борт погрузим.
– Да-да, верно ратник сказывает, – заторопился Тумдум. – Давайте, допивайте быстро, и за работу!
Награбленных товаров в доме и амбаре оказалось изрядно, за одну ходку унести все корабельщики не смогли, пришлось обернуться аж три раза. Но несмотря на то, что путь до Волги был изрядный, победители выгребли со стоянки все, не оставив ни единого бочонка с бражкой или солониной, ни поварских котлов у очага, ни даже тяжелого половника, столь испугавшего молодого гребца. Естественно, работа растянулась до глубокой ночи – уставшие корабельщики смогли упасть на отдых возле родного ушкуя только перед рассветом, проспав на следующий день почти до полудня.
Впрочем, довольные нежданно свалившимся богатством путники особо задержкой не обеспокоились. Счастливый Тумдум, лазая по наваленным выше бортов тюкам и бочонкам, наверняка уже мнил себя избранником Макоши[4] и даже разрешил отдохнуть своим людям до вечера, дабы от души отпраздновать свою победу над разбойниками – благо вина теперь было в достатке, а припасы можно было есть без счета.
– Любо нашему воину! Любо славному ратнику! – даже во хмелю корабельщики не забывали, кому обязаны жизнью и добычей. – Всегда с нами плавай, Олег! Любо!
Ведун, поддавшись общему веселью, тоже осушил один за другим три ковша вина. В голове шумело, на душе было благостно и спокойно, и он ничуть не обижался на пьяненького Ерша, который уже в третий раз заводил один и тот же разговор:
– Странная, однако, у тебя дочка, друже. Когда ты намедни чуть не утоп, она даже бровью не повела. Иная к батюшке кинулась бы, обняла. Слезами радости грудь бы оросила. Твоя же и с места не сдвинулась, ровно истукан деревянный. А когда ты логово разбойничье отправился искать? Рази испугалась, обеспокоилась? Нет, не шелохнулась! Когда вернулся, тоже ни обнять, ни слова радости сказать не кинулась.
– Я учил ее спокойствию, Ерш, умению скрывать чувства. Недостойно воспитанной женщине, ровно девчонке малой, по каждому поводу слезу пускать, – объяснил Середин. – Да и что со мной случиться может? Мне сражаться, что дышать. Столько раз рубился, счету нет. Вот она за меня и не боится.
– Не ест, не пьет, по нужде не ходит, за отца не боится, не прощается, не здоровается… Что же у тебя за дочь такая растет? – Старый корабельщик поднялся, сходил к бочонку, зачерпнул еще вина, прихватил горсть сладкой солнечной кураги, опять вернулся к ведуну: – Странная у тебя дочка. Зело странная… Ты не поверишь, но когда ты чуть не утоп…
Вестимо, у Ерша с памятью и на трезвую голову не совсем в порядке было. А во хмелю все услышанное испарялось из его головы быстрее, нежели он успевал осушить очередной ковш сидра.
– Да поссорились мы намедни, вот и дуется, – решил поменять показания Олег. – Ты же знаешь, что за капризули девки в ее возрасте…
Из леска за прибрежными кустами внезапно раздался истошный вопль, послышался треск, на берег вывалился бледный как полотно молодой гребец, рукой указывая куда-то себе за спину:
– Там… там…
– Что там?! – поднялся Тумдум.
– Там… – Паренек полез обратно в кусты, несколько корабельщиков, поднявшись, пошли следом.
Ведун тоже не справился с любопытством, вместе с общей толпой пробрался в березняк и судорожно сглотнул, увидев обглоданное до костей человеческое тело. Причем обглоданное совсем недавно и еще пахнущее свежей кровью.
– Да смилуется над нами Похвист, – вскинул руку к лицу купец. – Кто это? Наш или чужак?
– Откуда тут чужаку взяться? – мотнул головой старый Ерш. – Недавно загрызли. Мы бы незнакомца заметили.
– Тогда кто? Кого не хватает? – повернулся Тумдум к своим людям. – Кто? Кого не вижу? Тягуль?
– Здесь я! – поднял руку один из пожилых корабельщиков.
– Семар?
– Живой я, Тумдум, здеся…
– Тарань? Тарань, отзовись!
В этот раз ответом была гнетущая тишина.
– Тарань!!!
– Может, на берегу? – зябко повел плечами Ерш.
Корабельщики вернулись к Волге, заголосили, но молодой гребец так и не отозвался.
– Кто видел его последним? – попытался взять расследование в свои руки Олег. – Сегодня на глаза кому-нибудь попадался?.. А вчера?
– Он на ушкуе остался, – вспомнил купец, торопливо поднялся на борт: – Девочка, ты не видела, куда паренек вчера ушел? Курчавенький такой, с голубыми глазами и острым носом, как у рыбы.
– Они вчера следом за вами пошли, – негромко ответила Сирень.
– Как за нами? – не поверил купец.
– Сказали, тоже хотят, – и пошли.
– Все трое?! – Тумдум развернулся к берегу: – Кузя, Мох! Отзовитесь!
Корабельщики молчали.
– Вот проклятие! Что, все трое сгинули?! И никто не видел, не слышал?!
– Девчонка видела! – отозвался кто-то из мужчин.
– Ты же не хочешь сказать, что одна маленькая девочка загрызла троих крепких парней? – громко пресек намеки Середин, положив руку на рукоять сабли. – Она что, волчица? Да кабы и так, никакому зверю с тремя оружными людьми не справиться. А у них и топорики были, и ножи.
– Тумдум, друже, подь сюда… – позвал купца старый Ерш. – Иди, иди, на ушко чего шепну…
Такая таинственность Олегу не понравилась, но и помешать он не мог. Корабельщики, отойдя, засовещались, недобро поглядывая в его сторону. Ведун вздохнул, перешел ближе к берегу. Он так прикинул, если что – на песчаном мелководье драться будет сподручнее всего. На малой глубине вода двигаться зело мешает. Стало быть, одному против десятка отбиваться выйдет легче.
– Семар, Тягуль, сюда пойдите! – поманил самых старших мужчин команды купец.
Они еще немного поговорили, и оба ушкуйника поднялись на корабль, стали возиться с вещами. Вскоре снова сошли на берег, неся несколько мешков. В том числе и заплечный Середина. Переглянулись, подошли к ведуну.
– Ты это, ратник… – выступив вперед, за всех высказался Ерш. – Мы по совести и по справедливости. И по уговору. Половину обещали, половину кладем. Себе товар оставили, тебе – все злато и серебро, что с татей взяли, и казна купеческая, и припасы на дорогу.
– Вы чего, решили меня здесь бросить? – Олег наконец понял, к чему клонит корабельщик.
– Ты, ратник, зла на нас не держи, – чуть попятился Ерш. – Мы ссоры не ищем. Однако же и ты нас пойми. Дочка твоя ничего не пьет, не ест. А опосля люди пропадают. Нехорошо сие. Все нехорошо. Не повезем мы вас дальше. Что хочешь делай, а не повезем. Давай лучше по-доброму, воин. Ты свое получил, у нас перед тобой долгов нет. Забери девочку с ушкуя. Лучше миром все порешим. Мы дальше сами, и вы сами… Тихо разойтись для всех хорошо выйдет. Что скажешь, ратник?
– Я могу поклясться любыми богами, что никто из вас не получит ни царапины!
– Не надо, воин. Не хотим, – мотнул головой старый Ерш. – Мы в клятвах не сильны. А страх такой нам на корабле не надобен. Уходите. Не доводи до греха, ратник, забери от нас девчонку. Мы с нею далее не поплывем.
– Ты обещал доставить меня в Кострому, Тумдум! – нашел взглядом купца Олег.
– Общество так решило, воин, – вскинул голову мужичок и тут же закашлялся, потер шею. – Знамо, побить ты нас можешь, да токмо кто тебя тогда повезет? А с дочкой твоей люди плыть не хотят, боятся. Мы ведь все по совести, мы тебе и долю оговоренную оставляем, и сверху за обиду добавили, и припасы всякие… Давай по-доброму разойдемся, ратник. Всем от того легче будет…
В одном Тумдум был прав: даже если Середин победит в очередной схватке, пользы это ему не принесет. Да и ратное счастье переменчиво – в драке один против десяти можно и проиграть. И как ни крути, ни живыми, ни мертвыми юную ведьму корабельщики дальше не повезут. Слишком боятся. И, в общем-то, есть за что…
– Сирень! – вздохнув, позвал спутницу ведун. – Иди ко мне, девочка. Да пребудет с ними милость Сварога. Пусть плывут.
Ведьмочка спорить не стала, спрыгнула на берег. Корабельщики, с видимым облегчением, поспешно забрались на ушкуй, отчалили и покатились вниз по течению в уже совсем близкие сумерки. Даже бочонки с недопитым вином забирать не стали.
– Сирень, что на самом деле случилось с этими тремя пареньками? – спросил Олег.
– Они сперва смеялись, потом стали меня хватать, потом полезли руками под сарафан, – мерно перечислила ведьма. – Мне это очень не понравилось. Я скинула их на берег и позвала волков.
– Нечто подобное я услышать и ожидал. – Середин отошел к бочонкам, зачерпнул вина, выпил.
– Почему ты меня не ругаешь? – удивилась ведьма. – Я убила еще троих людей.
– Люди – это те, кто помогает ближнему своему, – пожал плечами Олег. – А те, кто ворует, убивает, насилует, это уже не совсем люди. Ругать за их смерть не принято. Скорее, наоборот, хвалят. Просто друзья и родственники подобных… мертвецов… Они все равно жалеют убитых и стараются за них отомстить.
– И что тогда?
– Тогда убитых становится намного больше. – Ведун допил вино и стал развязывать оставленные ушкуйниками мешки. – Давай устраиваться на ночлег. Утро вечера мудренее.
Плохая примета
Телефон зазвонил, когда Ольга закончила уборку в клетке Клинтона – так прозвали в зоопарке излишне активного орангутанга. Годы прошли, обезьяна постарела, про американского президента все забыли, а кличка осталась, вызывая недоумение посетителей. Девушка глянула на имя абонента, поморщилась, но ответила.
– Вылазь на парковку, – потребовала Роксалана. – Хочу еще один фокус со своим амулетом попробовать.
– Я на работе!
– Мне по фиг, – уже в который раз сообщила миллионерша. – Или в тюрьму захотела?
– Хорошо. Сейчас переоденусь, – бесшумно, одними губами, ругнувшись, ответила Оля.
Немного поколебавшись, у директора она решила не отпрашиваться. Все едино работа почти сделана, так что ее отсутствия, скорее всего, вовсе не заметят. В клетках чисто, вода свежая, обезьяны сытые – значит, и техник где-то здесь, в зоопарке. Мало ли куда отлучиться понадобилось?
Переодевшись, девочка вышла через ворота для посетителей, сбежала по ступеням, направившись к знакомому джипу с тонированными стеклами. На миг увидела свое отражение: хрупкая девчушка с заколотыми за ушами кудряшками, в джинсах и мужской рубахе с засученными рукавами. Открыла дверцу.
– Привет! – Роксалана тут же завела мотор, включила передачу.
Миллионерша выглядела куда как ярче: грудастая, мясистая, со стянутыми на затылке в узел волосами и холодным взглядом убийцы. Пожалуй, возрастом дочь нефтемагната была лишь ненамного старше Оли, но вид у нее был уже совершенно взрослый, матерый. А вот в Олино совершеннолетие никто никогда не верил. Даже в клубах без паспорта пива не давали. И ведь это Ольга работала в обезьяннике, таскала тяжелые ведра с опилками и водой, орудовала лопатой и граблями – в общем, вкалывала как лошадь! Однако все равно оставалась щуплой. А холеная миллионерша смотрелась натуральной лошадью. Вот и верь после этого в пользу физических нагрузок!
– Короче… Ведьма моя, которая с переломом челюсти лежит, вроде как сипеть что-то начала, – пояснила Роксалана, выезжая на улицу. – Так что попытаемся повторить прежний опыт, но тебя слегка зафиксируем. Может быть, все же получится Олежку с тебя на меня переключить. Ну, а дальше мы с ним как-нибудь сами разберемся.
– Хорошо бы, – вздохнула девушка, которой уже давно надоело быть собачкой на поводке.
Джип, вылетев на проспект Славы, на хорошей скорости мчался из города. Оля, откинувшись по подголовник, прикрыла глаза, гадая над тем, влетит ей за сегодняшний невольный прогул или нет, когда вдруг резкое торможение заставило ее прийти в себя.
– Светофор… – словно извиняясь, пояснила Роксалана.
И тут вдруг двери джипа распахнулись, на голову девочке надернули мешок, перехватив его у горла тугой резинкой, рванули наружу. Оля услышала испуганный крик Роксаланы, но ей самой тут же зажали рот, поволокли, куда-то бросили. Пол под спиной дернулся, закачался. Значит, она оказалась в другой машине. Пленницу быстро перевернули на живот, связали чем-то руки за спиной.
– Вы ошиблись! Это не я! – Девочка услышала совсем рядом знакомый голос. – Меня зовут Ольгой, я работаю в зоопарке! Это она Роксалана!
– Что?! – дернулась Оля. – Неправда! Ольга – это я!
– А нам без разницы! – сказал мужской голос. – Кто из вас шлюха гламурная, а кто уборщица, пусть Делесин в морге разбирается. Он нас на пятнадцать лямов кинул, а мы его дочурку с моста бросим. Как он с нами, так и мы с ним.
– Нет! Это не я! – взвизгнула в ужасе Оля. – Это она Роксалана! Это она дочь Делесина!
– Я Ольга! А она миллионерша! – вторила ей Роксалана. – Отпустите меня! Я никому не скажу.
– Хорош брыкаться! – Девочка ощутила, как ей туго связывают ноги. – Говорю же, нам все равно. Что один шлепок на асфальте, что два. Пусть папа потом разбирается, кто из вас дочка, а кто бонусом идет.
Машина резко, с визгом тормозов остановилась, щелкнул замок, шумно откатилась в сторону дверца, девочку вытащили, перевалили через какие-то перила, придержали. Оля ощутила, как ее привязывают к кому-то грудастому. Похитители сорвали мешок, и Ольга увидела прямо перед собой лицо Роксаланы. Краем глаза заметила фургон слева, железнодорожные пути внизу.
– Пока, девочки, – сказал парень в темных очках и толкнул их с перил.
От страха у Оли помутилось в глазах… и очнулась она, уже дергаясь вверх-вниз в нескольких метрах над придорожной канавой.
– … все равно достану! – резко выдохнула в лицо Роксалана.
– Чего? Кого? – не поняла девочка, крутя головой. – Где мы, что случилось?
– Ничего! – зло ответила миллионерша. – Мы попали в программу «Розыгрыш». Сейчас нас за резинку наверх вытащат и цветы вручат. Ты хоть слышала, чего я тебе говорила?
– В машине?
– Нет, про золото.
– Какое золото?
– Ладно, проехали… Пошли со мной. – Роксалана подошла к такси, стоявшему сразу за фургончиком, открыла дверцу: – Отвезите мою подругу туда, куда скажет. А я тут пока с шутниками разберусь.
Миллионерша сунула водителю зеленую банкноту и посторонилась:
– Садись, подруга. Извини, что так получилось. Отложим опыты с ведьмой на другой раз.
– Золото… – взвесил в руке добычу Олег. – И чего мне теперь с тобой делать?
Нельзя сказать, чтобы Середин не любил деньги. Душу бы за злато, конечно, не продал, но и умопомрачением тоже не страдал. С деньгами и жить, и путешествовать завсегда удобнее. Но одно дело – на лодке с сокровищами плыть или в чересседельной сумке казну везти, и совсем другое – на собственном горбу лишних четыре кило переть. Золотом ведь на привале не укроешься, в котелке его не заваришь. Пользы от него никакой. А чтобы светелку на постоялом дворе снять, лошадь купить, место заполучить на ушкуе попутном – пяти гривен серебром за глаза и за уши хватит. Целый год жировать можно. Причем этими самыми гривнами Олег еще в Пскове разжился.
– Не было у бабки печали, купила себе бабка порося… – пробормотал он, затягивая узел мешка с сокровищами.
– О чем ты, колдун? – проявила любопытство Сирень.
– Выбросить жалко, тащить тяжело.
– Закопай где-нибудь, потом заберешь, – посоветовала девочка.
– Сам знаю, – кивнул Олег. – Вот только где? Берега вон какие, одни болота кругом.
– До того, как вас сном сморило, ушкуй холм проплывал. Я помню. Перед излучиной. Сходи туда. Я подожду.
– Вместе пойдем, – после короткого раздумья решил Середин. – До Белой крепости отсель всего верст десять будет, до вечера доберемся. Отдохнем, лодку нанять попытаемся. А вниз по течению этих болотин еще невесть сколько, я там ничего не знаю. Может, еще неделю до ближайшей деревни топать придется.
– Вылазь на парковку, – потребовала Роксалана. – Хочу еще один фокус со своим амулетом попробовать.
– Я на работе!
– Мне по фиг, – уже в который раз сообщила миллионерша. – Или в тюрьму захотела?
– Хорошо. Сейчас переоденусь, – бесшумно, одними губами, ругнувшись, ответила Оля.
Немного поколебавшись, у директора она решила не отпрашиваться. Все едино работа почти сделана, так что ее отсутствия, скорее всего, вовсе не заметят. В клетках чисто, вода свежая, обезьяны сытые – значит, и техник где-то здесь, в зоопарке. Мало ли куда отлучиться понадобилось?
Переодевшись, девочка вышла через ворота для посетителей, сбежала по ступеням, направившись к знакомому джипу с тонированными стеклами. На миг увидела свое отражение: хрупкая девчушка с заколотыми за ушами кудряшками, в джинсах и мужской рубахе с засученными рукавами. Открыла дверцу.
– Привет! – Роксалана тут же завела мотор, включила передачу.
Миллионерша выглядела куда как ярче: грудастая, мясистая, со стянутыми на затылке в узел волосами и холодным взглядом убийцы. Пожалуй, возрастом дочь нефтемагната была лишь ненамного старше Оли, но вид у нее был уже совершенно взрослый, матерый. А вот в Олино совершеннолетие никто никогда не верил. Даже в клубах без паспорта пива не давали. И ведь это Ольга работала в обезьяннике, таскала тяжелые ведра с опилками и водой, орудовала лопатой и граблями – в общем, вкалывала как лошадь! Однако все равно оставалась щуплой. А холеная миллионерша смотрелась натуральной лошадью. Вот и верь после этого в пользу физических нагрузок!
– Короче… Ведьма моя, которая с переломом челюсти лежит, вроде как сипеть что-то начала, – пояснила Роксалана, выезжая на улицу. – Так что попытаемся повторить прежний опыт, но тебя слегка зафиксируем. Может быть, все же получится Олежку с тебя на меня переключить. Ну, а дальше мы с ним как-нибудь сами разберемся.
– Хорошо бы, – вздохнула девушка, которой уже давно надоело быть собачкой на поводке.
Джип, вылетев на проспект Славы, на хорошей скорости мчался из города. Оля, откинувшись по подголовник, прикрыла глаза, гадая над тем, влетит ей за сегодняшний невольный прогул или нет, когда вдруг резкое торможение заставило ее прийти в себя.
– Светофор… – словно извиняясь, пояснила Роксалана.
И тут вдруг двери джипа распахнулись, на голову девочке надернули мешок, перехватив его у горла тугой резинкой, рванули наружу. Оля услышала испуганный крик Роксаланы, но ей самой тут же зажали рот, поволокли, куда-то бросили. Пол под спиной дернулся, закачался. Значит, она оказалась в другой машине. Пленницу быстро перевернули на живот, связали чем-то руки за спиной.
– Вы ошиблись! Это не я! – Девочка услышала совсем рядом знакомый голос. – Меня зовут Ольгой, я работаю в зоопарке! Это она Роксалана!
– Что?! – дернулась Оля. – Неправда! Ольга – это я!
– А нам без разницы! – сказал мужской голос. – Кто из вас шлюха гламурная, а кто уборщица, пусть Делесин в морге разбирается. Он нас на пятнадцать лямов кинул, а мы его дочурку с моста бросим. Как он с нами, так и мы с ним.
– Нет! Это не я! – взвизгнула в ужасе Оля. – Это она Роксалана! Это она дочь Делесина!
– Я Ольга! А она миллионерша! – вторила ей Роксалана. – Отпустите меня! Я никому не скажу.
– Хорош брыкаться! – Девочка ощутила, как ей туго связывают ноги. – Говорю же, нам все равно. Что один шлепок на асфальте, что два. Пусть папа потом разбирается, кто из вас дочка, а кто бонусом идет.
Машина резко, с визгом тормозов остановилась, щелкнул замок, шумно откатилась в сторону дверца, девочку вытащили, перевалили через какие-то перила, придержали. Оля ощутила, как ее привязывают к кому-то грудастому. Похитители сорвали мешок, и Ольга увидела прямо перед собой лицо Роксаланы. Краем глаза заметила фургон слева, железнодорожные пути внизу.
– Пока, девочки, – сказал парень в темных очках и толкнул их с перил.
От страха у Оли помутилось в глазах… и очнулась она, уже дергаясь вверх-вниз в нескольких метрах над придорожной канавой.
– … все равно достану! – резко выдохнула в лицо Роксалана.
– Чего? Кого? – не поняла девочка, крутя головой. – Где мы, что случилось?
– Ничего! – зло ответила миллионерша. – Мы попали в программу «Розыгрыш». Сейчас нас за резинку наверх вытащат и цветы вручат. Ты хоть слышала, чего я тебе говорила?
– В машине?
– Нет, про золото.
– Какое золото?
– Ладно, проехали… Пошли со мной. – Роксалана подошла к такси, стоявшему сразу за фургончиком, открыла дверцу: – Отвезите мою подругу туда, куда скажет. А я тут пока с шутниками разберусь.
Миллионерша сунула водителю зеленую банкноту и посторонилась:
– Садись, подруга. Извини, что так получилось. Отложим опыты с ведьмой на другой раз.
* * *
Пить речную воду ведун не рискнул, промочил горло сидром, благо его и кураги корабельщики оставили с избытком, и стал разбирать оставленные ему мешки. В одном из них был вощеный пакет с сушеным мясом – мелко нарезанной и обжаренной крупкой, которую можно есть, едва запарив кипятком. В холщовых мешочках обнаружились гречка и манка. Так что с припасами Тумдум и Ерш не обманули – голод Середину не грозил. В другом мешке оказалась овчина – не его, чужая. В третьем – его собственные припасы, в четвертом – несколько серебряных и золотых гривен, кубки и тарелки с самоцветами, браслеты, кольца, височные кольца и прочая красота из драгоценных металлов. Причем довольно много – килограмма на четыре, не менее. Разбойники успели неплохо разжиться на торговых людях. Не иначе – караван-другой «пощипать» сумели. Если среди татей имелся чародей, способный напускать сон, – ничего сложного. Убаюкать всех корабельщиков каравана, да из череды ладей самую богатую к себе в сторону отвести. Когда остальные проснутся – течение их уже на много верст вниз по Волге унесет. Товарищам помочь не смогут.– Золото… – взвесил в руке добычу Олег. – И чего мне теперь с тобой делать?
Нельзя сказать, чтобы Середин не любил деньги. Душу бы за злато, конечно, не продал, но и умопомрачением тоже не страдал. С деньгами и жить, и путешествовать завсегда удобнее. Но одно дело – на лодке с сокровищами плыть или в чересседельной сумке казну везти, и совсем другое – на собственном горбу лишних четыре кило переть. Золотом ведь на привале не укроешься, в котелке его не заваришь. Пользы от него никакой. А чтобы светелку на постоялом дворе снять, лошадь купить, место заполучить на ушкуе попутном – пяти гривен серебром за глаза и за уши хватит. Целый год жировать можно. Причем этими самыми гривнами Олег еще в Пскове разжился.
– Не было у бабки печали, купила себе бабка порося… – пробормотал он, затягивая узел мешка с сокровищами.
– О чем ты, колдун? – проявила любопытство Сирень.
– Выбросить жалко, тащить тяжело.
– Закопай где-нибудь, потом заберешь, – посоветовала девочка.
– Сам знаю, – кивнул Олег. – Вот только где? Берега вон какие, одни болота кругом.
– До того, как вас сном сморило, ушкуй холм проплывал. Я помню. Перед излучиной. Сходи туда. Я подожду.
– Вместе пойдем, – после короткого раздумья решил Середин. – До Белой крепости отсель всего верст десять будет, до вечера доберемся. Отдохнем, лодку нанять попытаемся. А вниз по течению этих болотин еще невесть сколько, я там ничего не знаю. Может, еще неделю до ближайшей деревни топать придется.