Александр Сергеевич Грибоедов. Русская драматургия XVIII – XIX вв. (Сборник)

   Стародум. В одном только: когда он внутренне удостоверен, что служба его отечеству прямой пользы не приносит! А! тогда поди.
   Правдин. Вы даете чувствовать истинное существо должности дворянина.
   Стародум. Взяв отставку, приехал я в Петербург. Тут слепой случай завел меня в такую сторону, о которой мне отроду и в голову не приходило.
   Правдин. Куда же?
   Стародум. Ко двору. Меня взяли ко двору. А? Как ты об этом думаешь?
   Правдин. Как же вам эта сторона показалась?
   Стародум. Любопытна. Первое показалось мне странно, что в этой стороне по большой прямой дороге никто почти не ездит, а все объезжают крюком, надеясь доехать поскорее.
   Правдин. Хоть крюком, да просторна ли дорога?
   Стародум. А такова-то просторна, что двое, встретясь, разойтиться не могут. Один другого сваливает, и тот, кто на ногах, не поднимает уже никогда того, кто на земи.
   Правдин. Так поэтому тут самолюбие…
   Стародум. Тут не самолюбие, а, так называть, себялюбие. Тут себя любят отменно; о себе одном пекутся; об одном настоящем часе суетятся. Ты не поверишь. Я видел тут множество людей, которым во все случаи их жизни ни разу на мысль не приходили ни предки, ни потомки.
   Правдин. Но те достойные люди, которые у двора служат государству…
   Стародум. О! те не оставляют двора для того, что они двору полезны, а прочие для того, что двор им полезен. Я не был в числе первых и не хотел быть в числе последних.
   Правдин. Вас, конечно, у двора не узнали?
   Стародум. Тем для меня лучше. Я успел убраться без хлопот, а то бы выжили ж меня одним из двух манеров.
   Правдин. Каких?
   Стародум. От двора, мой друг, выживают двумя манерами. Либо на тебя рассердятся, либо тебя рассердят. Я не стал дожидаться ни того, ни другого. Рассудил, что лучше вести жизнь у себя дома, нежели в чужой передней.
   Правдин. Итак, вы отошли от двора ни с чем? (Открывает свою табакерку.)
   Стародум (берет у Правдина табак). Как ни с чем? Табакерке цена пятьсот рублев. Пришли к купцу двое. Один, заплатя деньги, принес домой табакерку. Другой пришел домой без табакерки. И ты думаешь, что другой пришел домой ни с чем? Ошибаешься. Он принес назад свои пятьсот рублев целы. Я отошел от двора без деревень, без ленты, без чинов, да мое принес домой неповрежденно, мою душу, мою честь, мои правилы.
   Правдин. С вашими правилами людей не отпускать от двора, а ко двору призывать надобно.
   Стародум. Призывать? А зачем?
   Правдин. Затем, зачем к больным врача призывают.
   Стародум. Мой друг! Ошибаешься. Тщетно звать врача к больным неисцельно. Тут врач не пособит, разве сам заразится.

Явление II

Те же и Софья.

   Софья (к Правдину). Сил моих не стало от их шуму.
   Стародум (в сторону). Вот черты лица ее матери. Вот моя Софья.
   Софья (смотря на Стародума). Боже мой! Он меня назвал. Сердце мое меня не обманывает…
   Стародум (обняв ее). Нет. Ты дочь моей сестры, дочь сердца моего!
   Софья (бросаясь в его объятия). Дядюшка! Я вне себя с радости.
   Стародум. Любезная Софья! Я узнал в Москве, что ты живешь здесь против воли. Мне на свете шестьдесят лет. Случалось быть часто раздраженным, иногда быть собой довольным. Ничто так не терзало мое сердце, как невинность в сетях коварства. Никогда не бывал я так собой доволен, как если случалось из рук вырвать добычь от порока.
   Правдин. Сколь приятно быть тому и свидетелем!
   Софья. Дядюшка! ваши ко мне милости…
   Стародум. Ты знаешь, что я одной тобой привязан к жизни. Ты должна делать утешение моей старости, а мои попечении твое счастье. Пошед в отставку, положил я основание твоему воспитанию, но не мог иначе основать твоего состояния, как разлучась с твоей матерью и с тобою.
   Софья. Отсутствие ваше огорчало нас несказанно.
   Стародум (к Правдину). Чтоб оградить ее жизнь от недостатку в нужном, решился я удалиться на несколько лет в ту землю, где достают деньги, не променивая их на совесть, без подлой выслуги, не грабя отечества; где требуют денег от самой земли, которая поправосуднее людей, лицеприятия не знает, а платит одни труды верно и щедро.
   Правдин. Вы могли б обогатиться, как я слышал, несравненно больше.
   Стародум. А на что?
   Правдин. Чтоб быть богату, как другие.
   Стародум. Богату! А кто богат? Да ведаешь ли ты, что для прихотей одного человека всей Сибири мало! Друг мой! Все состоит в воображении. Последуй природе, никогда не будешь беден. Последуй людским мнениям, никогда богат не будешь.
   Софья. Дядюшка! Какую правду вы говорите!
   Стародум. Я нажил столько, чтоб при твоем замужестве не остановляла нас бедность жениха достойного.
   Софья. Во всю жизнь мою ваша воля будет мой закон.
   Правдин. Но, выдав ее, не лишнее было бы оставить и детям…
   Стародум. Детям? Оставлять богатство детям? В голове нет. Умны будут – без него обойдутся; а глупому сыну не в помощь богатство. Видал я молодцов в золотых кафтанах, да с свинцовой головою. Нет, мой друг! Наличные деньги – не наличные достоинства. Золотой болван – все болван.
   Правдин. Со всем тем мы видим, что деньги нередко ведут к чинам, чины обыкновенно к знатности, а знатным оказывается почтение.
   Стародум. Почтение! Одно почтение должно быть лестно человеку – душевное; а душевного почтения достоин только тот, кто в чинах не по деньгам, а в знати не по чинам.
   Правдин. Заключение ваше неоспоримо.
   Стародум. Ба! Это что за шум!

Явление III

Те же, г-жа Простакова, Скотинин, Милон.

Милон разнимает г-жу Простакову со Скотининым.

   Г-жа Простакова. Пусти! Пусти, батюшка! Дай мне до рожи, до рожи…
   Милон. Не пущу, сударыня. Не прогневайся!
   Скотинин (в запальчивости, оправляя парик). Отвяжись, сестра! Дойдет дело до ломки, погну, так затрещишь.
   Милон (г-же Простаковой). И вы забыли, что он вам брат!
   Г-жа Простакова. Ах, батюшка! Сердце взяло, дай додраться!
   Милон (Скотинину). Разве она вам не сестра?
   Скотинин. Что греха таить, одного помету, да вишь как развизжалась.
   Стародум (не могши удержаться от смеха, к Правдину). Я боялся рассердиться. Теперь смех меня берет.
   Г-жа Простакова. Кого-то, над кем-то? Это что за выезжий?
   Стародум. Не прогневайся, сударыня. Я на роду ничего смешнее не видывал.
   Скотинин (держась за шею). Кому смех, а мне и полсмеха нет.
   М ил о н. Да не ушибла ль она вас?
   Скотинин. Перед-от заслонял обеими, так вцепилась в зашеину…
   Правдин. И больно?..
   Скотинин. Загривок немного пронозила.

В следующую речь г-жи Простаковой Софья сказывает взорами Милону, что перед ним Стародум. Милон ее понимает.

   Г-жа Простакова. Пронозила!.. Нет, братец, ты должен образ выменить господина офицера; а кабы не он, то б ты от меня не заслонился. За сына вступлюсь. Не спущу отцу родному. (Стародуму.) Это, сударь, ничего и не смешно. Не прогневайся. У меня материно сердце. Слыхано ли, чтоб сука щенят своих выдавала? Изволил пожаловать неведомо к кому, неведомо кто.
   Стародум (указывая на Софью). Приехал к ней, ее дядя, Стародум.
   Г-жа Простакова (обробев и иструсясь). Как! Это ты! Ты, батюшка! Гость наш бесценный! Ах, я дура бессчетная! Да так ли бы надобно было встретить отца родного, на которого вся надежда, который у нас один, как порох в глазе. Батюшка! Прости меня. Я дура. Образумиться не могу. Где муж? Где сын? Как в пустой дом приехал! Наказание Божие! Все обезумели. Девка! Девка! Палашка! Девка!
   Скотинин (в сторону). То-то, он-то, дядюшка-то!

Явление IV

Те же и Еремеевна.

   Еремеевна. Чего изволишь?
   Г-жа Простакова. А ты разве девка, собачья ты дочь? Разве у меня в доме, кроме твоей скверной хари, и служанок нет? Палашка где?
   Еремеевна. Захворала, матушка, лежит с утра.
   Г-жа Простакова. Лежит! Ах, она бестия! Лежит! Как будто благородная!
   Еремеевна. Такой жар рознял, матушка, без умолку бредит…
   Г-жа Простакова. Бредит, бестия! Как будто благородная! Зови же ты мужа, сына. Скажи им, что, по милости Божией, дождались мы дядюшку любезной нашей Софьюшки; что второй наш родитель к нам теперь пожаловал, по милости Божией. Ну, беги, переваливайся!
   Стародум. К чему так суетиться, сударыня? По милости Божией, я ваш не родитель; по милости же Божией, я вам и незнаком.
   Г-жа Простакова. Нечаянный твой приезд, батюшка, ум у меня отнял; да дай хоть обнять тебя хорошенько, благодетель наш!..

Явление V

Те же, Простаков, Митрофан и Еремеевна.

В следующую речь Стародума Простаков с сыном, вышедшие из средней двери, стали позади Стародума. Отец готов его обнять, как скоро дойдет очередь, а сын подойти к руке. Еремеевна взяла место в стороне и, сложа руки, стала как вкопанная, выпяля глаза на Стародума, с рабским подобострастием.

   Стародум (обнимая неохотно г-жу Простакову). Милость совсем лишняя, сударыня! Без нее мог бы я весьма легко обойтись. (Вырвавшись из рук ее, обертывается на другую сторону, где Скотинин, стоящий уже с распростертыми руками, тотчас его схватывает.) Это к кому я попался?
   Скотинин. Это я, сестрин брат.
   Стародум (увидя еще двух, с нетерпением). А это кто еще?
   Простаков (обнимая). Я женин муж.
   Митрофан (ловя руку). А я матушкин сынок.
   Милон (Правдину). Теперь я не представлюсь.
   Правдин (Милону). Я найду случай представить тебя после.
   Стародум (не давая руки Митрофану). Этот ловит целовать руку. Видно, что готовят в него большую душу.
   Г-жа Простакова. Говори, Митрофанушка. Как-де, сударь, мне не целовать твоей ручки? Ты мой второй отец.
   Митрофан. Как не целовать, дядюшка, твоей ручки. Ты мой отец… (К матери.) Который бишь?
   Г-жа Простакова. Второй.
   Митрофан. Второй? Второй отец, дядюшка.
   Стародум. Я, сударь, тебе ни отец, ни дядюшка.
   Г-жа Простакова. Батюшка, вить робенок, может быть, свое счастье прорекает: авось-либо сподобит Бог быть ему и впрямь твоим племянничком.
   Скотинин. Право! А я чем не племянник? Ай, сестра!
   Г-жа Простакова. Я, братец, с тобою лаяться не стану. (К Стародуму.) Отроду, батюшка, ни с кем не бранивалась. У меня такой нрав. Хоть разругай, век слова не скажу. Пусть же, себе на уме, Бог тому заплатит, кто меня, бедную, обижает.
   Стародум. Я это приметил, как скоро ты, сударыня, из дверей показалась.
   Правдин. А я уже три дни свидетелем ее добронравия.
   Стародум. Этой забавы я так долго иметь не могу. Софьюшка, друг мой, завтра же поутру еду с тобой в Москву.
   Г-жа Простакова. Ах, батюшка! За что такой гнев?
   Простаков. За что немилость?
   Г-жа Простакова. Как! Нам расстаться с Софьюшкой! С сердечным нашим другом! Я с одной тоски хлеба отстану.
   Простаков. А я уже тут сгиб да пропал.
   Стародум. О! Когда же вы так ее любите, то должен я вас обрадовать. Я везу ее в Москву для того, чтоб сделать ее счастье. Мне представлен в женихи ее некто молодой человек больших достоинств. За него ее и выдам.
   Г-жа Простакова. Ах, уморил!
   Милон. Что я слышу?

Софья кажется пораженною.

   Скотинин. Вот те раз!

Простаков всплеснул руками.

   Митрофан. Вот тебе на!

Еремеевна печально кивнула головою. Правдин показывает вид огорченного удивления.

   Стародум (приметя всех смятение). Что это значит? (К Софье.) Софьюшка, друг мой, и ты мне кажешься в смущении? Неужель мое намерение тебя огорчило? Я заступаю место отца твоего. Поверь мне, что я знаю его права. Они нейдут далее, как отвращать несчастную склонность дочери, а выбор достойного человека зависит совершенно от ее сердца. Будь спокойна, друг мой! Твой муж, тебя достойный, кто б он ни был, будет иметь во мне истинного друга. Поди за кого хочешь.

Все принимают веселый вид.

   Софья. Дядюшка! Не сумневайтесь в моем повиновении.
   Милон (в сторону). Почтенный человек!
   Г-жа Простакова (с веселым видом). Вот отец! Вот послушать! Поди за кого хочешь, лишь бы человек ее стоил. Так, мой батюшка, так. Тут лишь только женихов пропускать не надобно. Коль есть в глазах дворянин, малый молодой…
   Скотинин. Из ребят давно уж вышел…
   Г-жа Простакова. У кого достаточек, хоть и небольшой…
   Скотинин. Да свиной завод не плох…
   Г-жа Простакова. Так и в добрый час в архангельский. Вместе.
   Скотинин. Так веселым пирком, ды за свадебку.
   Стародум. Советы ваши беспристрастны. Я это вижу.
   Скотинин. То ль еще увидишь, как опознаешь меня покороче. Вишь ты, здесь содомно. Через час место приду к тебе один. Тут дело и сладим. Скажу, не похвалясь: каков я, право, таких мало. (Отходит.)
   Стародум. Это всего вероятнее.
   Г-жа Простакова. Ты, мой батюшка, не диви на братца…
   Стародум. А он ваш братец?
   Г-жа Простакова. Родной, батюшка. Вить и я по отце Скотининых. Покойник батюшка женился на покойнице матушке. Она была по прозванию Приплодиных. Нас, детей, было с них восемнадцать человек; да, кроме меня с братцем, все, по власти Господней, примерли. Иных из бани мертвых вытащили. Трое, похлебав молочка из медного котлика, скончались. Двое о Святой неделе с колокольни свалились; а достальные сами не стояли, батюшка.
   Стародум. Вижу, каковы были и родители ваши.
   Г-жа Простакова. Старинные люди, мой отец! Не нынешний был век. Нас ничему не учили. Бывало, добры люди приступят к батюшке, ублажают, ублажают, чтоб хоть братца отдать в школу. К статью ли, покойник-свет и руками и ногами, Царство ему Небесное! Бывало, изволит закричать: прокляну ребенка, который что-нибудь переймет у басурманов, и не будь тот Скотинин, кто чему-нибудь учиться захочет.
   Правдин. Вы, однако ж, своего сынка кое-чему обучаете.
   Г-жа Простакова (к Правдину). Да ныне век другой, батюшка! (К Стародуму.) Последних крох не жалеем, лишь бы сына всему выучить. Мой Митрофанушка из-за книги не встает по суткам. Материно мое сердце. Иное жаль, жаль, да подумаешь: зато будет и детина хоть куда. Вить вот уж ему, батюшка, шестнадцать лет исполнится около зимнего Николы. Жених хоть кому, а все-таки учители ходят, часа не теряет, и теперь двое в сенях дожидаются. (Мигнула Еремеевне, чтоб их позвать.) В Москве же приняли иноземца на пять лет и, чтоб другие не сманили, контракт в полиции заявили. Подрядился учить, чему мы хотим, а по нас учи, чему сам умеешь. Мы весь родительский долг исполнили, немца приняли и деньги по третям наперед ему платим. Желала б я душевно, чтоб ты сам, батюшка, полюбовался на Митрофанушку и посмотрел бы, что он выучил.
   Стародум. Я худой тому судья, сударыня.
   Г-жа Простакова (увидя Кутейкина и Цыфиркина). Вот и учители! Митрофанушка мой ни днем, ни ночью покою не имеет. Свое дитя хвалить дурно, а куда не бессчастна будет та, которую приведет Бог быть его женою.
   Правдин. Это все хорошо; не забудьте, однако ж, сударыня, что гость ваш теперь только из Москвы приехал и что ему покой гораздо нужнее похвал вашего сына.
   Стародум. Признаюсь, что я рад бы отдохнуть и от дороги, и от всего того, что слышал и что видел.
   Г-жа Простакова. Ах, мой батюшка! Все готово. Сама для тебя комнату убирала.
   Стародум. Благодарен. Софьюшка, проводи же меня.
   Г-жа Простакова. А мы-то что? Позволь, мой батюшка, проводить себя и мне, и сыну, и мужу. Мы все за твое здоровье в Киев пешком обещаемся, лишь бы дельце наше сладить.
   Стародум (к Правдину). Когда же мы увидимся? Отдохнув, я сюда приду.
   Правдин. Так я здесь и буду иметь честь вас видеть.
   Стародум. Рад душою. (Увидя Милона, который ему с почтением поклонился, откланивается и ему учтиво.)
   Г-жа Простакова. Так милости просим.

Кроме учителей, все отходят. Правдин с Милоном в сторону, а прочие в другую.

Явление VI

Кутейкин и Цыфиркин.

   Кутейкин. Что за бесовщина! С самого утра толку не добьешься. Здесь каждое утро процветет и погибнет.
   Цыфиркин. А наш брат и век так живет. Дела не делай, от дела не бегай. Вот беда нашему брату, как кормят плохо, как сегодни к здешнему обеду провианту не стало…
   Кутейкин. Да кабы не умудрил и меня Владыко, шедши сюда, забрести на перепутье к нашей просвирне, взалках бы, яко пес ко вечеру.
   Цыфиркин. Здешни господа добры командеры!..
   Кутейкин. Слыхал ли ты, братец, каково житье-то здешним челядинцам; даром, что ты служивый, бывал на баталиях, страх и трепет приидет на тя…
   Цыфиркин. Вот на! Слыхал ли? Я сам видал здесь беглый огонь в сутки сряду часа по три. (Вздохнув.) Охти мне! Грусть берет.
   Кутейкин (вздохнув). О, горе мне, грешному!
   Цыфиркин. О чем вздохнул, Сидорыч?
   Кутейкин. И в тебе смятеся сердце твое, Пафнутьевич?
   Цыфиркин. За неволю призадумаешься… Дал мне Бог ученичка, боярского сынка. Бьюсь с ним третий год: трех перечесть не умеет.
   Кутейкин. Так у нас одна кручина. Четвертый год мучу свой живот. По сесть час, кроме задов, новой строки не разберет; да и зады мямлит, прости Господи, без складу по складам, без толку по толкам.
   Цыфиркин. А кто виноват? Лишь он грифель в руки, а немец в двери. Ему шабаш из-за доски, а меня ради в толчки.
   Кутейкин. Тут мой ли грех? Лишь указку в персты, басурман в глаза. Ученичка по головке, а меня по шее.
   Цыфиркин (с жаром). Я дал бы себе ухо отнести, лишь бы этого тунеядца прошколить по-солдатски.
   Кутейкин. Меня хоть теперь шелепами, лишь бы выю грешничу путем накостылять.

Явление VII

Те же, г-жа Простакова и Митрофан.

   Г-жа Простакова. Пока он отдыхает, друг мой, ты хоть для виду поучись, чтоб дошло до ушей его, как ты трудишься, Митрофанушка.
   Митрофан. Ну! А там что?
   Г-жа Простакова. А там и женисся.
   Митрофан. Слушай, матушка. Я те потешу. Поучусь; только чтоб это был последний раз и чтоб сегодня ж быть сговору.
   Г-жа Простакова. Придет час воли Божией!
   Митрофан. Час моей воли пришел. Не хочу учиться, хочу жениться. Ты ж меня взманила, пеняй на себя. Вот я сел.

Цыфиркин очинивает грифель.

   Г-жа Простакова. А я тут же присяду. Кошелек повяжу для тебя, друг мой! Софьюшкины денежки было б куды класть…
   Митрофан. Ну! Давай доску, гарнизонна крыса! Задавай, что писать.
   Цыфиркин. Ваше благородие завсегда без дела лаяться изволите.
   Г-жа Простакова (работая). Ах, Господи Боже мой! Уж ребенок не смей и избранить Пафнутьича! Уж и разгневался!
   Цыфиркин. За что разгневаться, ваше благородие? У нас российская пословица: собака лает, ветер носит.
   Митрофан. Задавай же зады, поворачивайся.
   Цыфиркин. Всё зады, ваше благородие. Вить с задами-то век назади останесся.
   Г-жа Простакова. Не твое дело, Пафнутьич. Мне очень мило, что Митрофанушка вперед шагать не любит. С его умом, да залететь далеко, да и Боже избави!
   Цыфиркин. Задача. Изволил ты, на приклад, идти по дороге со мною. Ну, хоть возьмем с собою Сидорыча. Нашли мы трое…
   Митрофан (пишет). Трое.
   Цыфиркин. На дороге, на приклад же, триста рублев.
   Митрофан (пишет). Триста.
   Цыфиркин. Дошло дело до дележа. Смекни-тко, по чему на брата?
   Митрофан (вычисляя, шепчет). Единожды три – три. Единожды ноль – ноль. Единожды ноль – ноль.
   Г-жа Простакова. Что, что до дележа?
   Митрофан. Вишь, триста рублев, что нашли, троим разделить.
   Г-жа Простакова. Врет он, друг мой сердечный! Нашел деньги, ни с кем не делись. Все себе возьми, Митрофанушка. Не учись этой дурацкой науке.
   Митрофан. Слышь, Пафнутьич, задавай другую.
   Цыфиркин. Пиши, ваше благородие. За ученье жалуете мне в год десять рублев.
   Митрофан. Десять.
   Цыфиркин. Теперь, правда, не за что, а кабы ты, барин, что-нибудь у меня перенял, не грех бы тогда было и еще прибавить десять.
   Митрофан (пишет). Ну, ну, десять.
   Цыфиркин. Сколько ж бы на год?
   Митрофан (вычисляя, шепчет). Нуль да нуль – нуль. Один да один… (Задумался.)
   Г-жа Простакова. Не трудись по-пустому, друг мой! Гроша не прибавлю; да и не за что. Наука не такая. Лишь тебе мученье, а все, вижу, пустота. Денег нет – что считать? Деньги есть – сочтем и без Пафнутьича хорошохонько.
   Кутейкин. Шабаш, право, Пафнутьич. Две задачи решены. Вить на поверку приводить не станут.
   Митрофан. Не бось, брат. Матушка тут сама не ошибется. Ступай-ка ты теперь, Кутейкин, проучи вчерашнее.
   Кутейкин (открывает Часослов, Митрофан берет указку). Начнем благословясь. За мною, со вниманием. «Аз же есмь червь…»
   Митрофан. «Аз же есмь червь…»
   Кутейкин. Червь, сиречь животина, скот. Сиречь: аз есмь скот.
   Митрофан. «Аз есмь скот».
   Кутейкин (учебным голосом). «А не человек».
   Митрофан (так же). «А не человек».
   Кутейкин. «Поношение человеков».
   Митрофан. «Поношение человеков».
   Кутейкин. «И уни…»

Явление VIII

Те же и Вральман.

   Вральман. Ай! ай! ай! ай! ай! Теперь-то я фижу! Умарит хатят репенка! Матушка ты мая! Сшалься нат сфаей утропой, катора тефять месесоф таскала, – так скасать, асмое тифа ф сфете. Тай фолю этим преклятым слатеям. Ис такой калафы толго ль палфан? Уш диспозисион^[73] уш фсё есть.
   Г-жа Простакова. Правда. Правда твоя, Адам Адамыч! Митрофанушка, друг мой, коли ученье так опасно для твоей головушки, так по мне перестань.
   Митрофан. А по мне и подавно.
   Кутейкин (затворяя Часослов). Конец и Богу слава.
   Вральман. Матушка мая? Што тепе надопно? Што? Сынок, какоф ест, да тал Бог старовье, или сынок премудрый, так скасать, Аристотелис, да в могилу.
   Г-жа Простакова. Ах, какая страсть, Адам Адамыч! Он же и так вчера небережно поужинал.
   Вральман. Рассути ш, мать мая, напил прюхо лишне: педа. А фить калоушка-то у нефо караздо слапе прюха; напить ее лишне да и захрани поже!
   Г-жа Простакова. Правда твоя, Адам Адамыч; да что ты станешь делать? Ребенок, не выучась, поезжай-ка в тот же Петербург; скажут, дурак. Умниц-то ныне завелось много. Их-то я боюсь.
   Вральман. Чефо паяться, мая матушка? Расумнай шеловек никахта ефо не сатерет, никахта з ним не саспорит; а он с умными лютьми не сфясыфайся, так и пудет плаготенствие пожие!
   Г-жа Простакова. Вот как надобно тебе на свете жить, Митрофанушка!
   Митрофан. Я и сам, матушка, до умниц-то не охотник. Свой брат завсегда лучше.
   Вральман. Сфая кампания то ли тело!
   Г-жа Простакова. Адам Адамыч! Да из кого ж ты ее выберешь?
   Вральман. Не крушинься, мая матушка, не крушинься; какоф тфой тражайший сын, таких на сфете миллионы, миллионы. Как ему не фыпрать сепе кампаний?
   Г-жа Простакова. То даром, что мой сын. Малый острый, проворный.
   Вральман. То ли пы тело, капы не самарили ефо на ушенье! Россиска крамат! Арихметика! Ах, хоспоти поже мой, как туша ф теле остаёса! Как путто пы россиски тфорянин уш и не мог ф сфете аванзировать^[74] пез россиской крамат!
   Кутейкин (в сторону). Под язык бы тебе труд и болезнь.
   Вральман. Как путто пы до арихметики пыли люти тураки несчетные!
   Цыфиркин (в сторону). Я те ребра-то пересчитаю. Попадесся ко мне.
   Вральман. Ему потрепно снать, как шить ф сфете. Я снаю сфет наизусть. Я сам терта калаш.
   Г-жа Простакова. Как тебе не знать большого свету, Адам Адамыч? Я чай, и в одном Петербурге ты всего нагляделся.
   Вральман. Тафольно, мая матушка, тафольно. Я сафсегда ахотник пыл смотреть публик. Пыфало, о праснике съетутса в Катрингоф кареты с хоспотам. Я фсё на них сматру. Пыфало, не сойту ни на минуту с косел.
   Г-жа Простакова. С каких козел?
   Вральман (в сторону). Ай! ай! ай! ай! Што я зафрал! (Вслух.) Ты, матушка, снаешь, што сматреть фсегта лофче зповыши. Так я, пыфало, на снакому карету и сасел, та и сматру польшой сфет с косел.
   Г-жа Простакова. Конечно, виднее. Умный человек знает, куда взлезть.
   Вральман. Ваш трашайший сын также на сфете как-нипудь фсмаститца, лютей пасматреть и сепя покасать. Уталец!

Митрофан, стоя на месте, перевертывается.

   Вральман. Уталец! Не постоит на месте, как тикой конь пез усды. Ступай! Форт!^[75]

Митрофан убегает.

   Г-жа Простакова (усмехаясь радостно). Робенок, право, хоть и жених. Пойти за ним, однако ж, чтоб он с резвости без умыслу чем-нибудь гостя не прогневал.
   Вральман. Поти, мая матушка! Салётна птиса! С ним тфои гласа натопно.
   Г-жа Простакова. Прощай же, Адам Адамыч! (Отходит.)

Явление IX

   Вральман, Кутейкин и Цыфиркин.
   Цыфиркин (насмехаясь). Эка образина!
   Кутейкин (насмехаясь). Притча во языцех!
   Вральман. Чему фы супы-то скалите, нефежи?
   Цыфиркин (ударив по плечу). А ты что брови-то нахмурил, чухонска сова?