Особенно обрадовало Баркеля сообщение агента о том, что железнодорожные составы увозят в тыл не орудия и танки, а всего лишь деревянные макеты, укрытые брезентовыми чехлами. Но когда он огласил это на очередном совещании, его дружно подняли на смех. Твой «ружейник», сказали ему, не иначе как работает под диктовку советских контрразведчиков. Обычная дезинформация. Русские решили поводить за нос абвер, а заодно и вермахт, чтобы создать видимость готовящегося наступления… Вот если бы он вернулся собственной персоной и представил вещественные доказательства – документы, фото и прочее, тогда еще можно было бы поверить…
Баркель по рации приказал Пухову немедленно прибыть со всеми имеющимися в его распоряжении материалами, а начальников переправочных пунктов обязал встретить его и в полной сохранности доставить в Пуховичи…
Если, рассказывая обо всем этом своим заплетающимся языком, зондер-фюрер ничего не приврал, то именно так и обстояло дело. Хрусталев серьезно задумался. Пухов ни за что не ослушается шефа и на его зов помчится сломя голову. В этом не должно быть ни малейшего сомнения. Он унесет с собой все, что удалось ему выведать в частях переднего края, на прифронтовых дорогах. Этим-то и опасно его возвращение. Остается лишь одно – встретиться с ним, опередив Баркеля. Перехватить на финише. А вот каким образом и в каком месте – это еще не ясно. Участок фронта обширный, объявиться он может где угодно.
Вот ведь какая у тебя, Хрусталев, задача. Решать ее надо самому. Колебаться тут нечего: реальная ли она, по плечу ли? Начинай действовать, а там видно будет. За первым шагом делай второй, более уверенный. Зверь на ловца бежит только в поговорке. Да и какой из тебя ловец, если ты все время прикован к Пуховичам. А шеф носится по фронту, без конца навещает свои переправочные пункты. И потом – не тебе, писарю, а ему доложат, едва Пухов форсирует Березину.
Правде надо смотреть в глаза. Судя по тону послания из Москвы, Пухов очень опасен. Даже его предварительная, к счастью, довольно общая информация, похоже, близка к истине. Хрусталева редко обманывало предчувствие: наши войска наверняка готовят наступление. И ударят по немцу, быть может, в самое ближайшее время. Сохранить в тайне день и час этого удара – значит, гарантировать его успех. Для этого же он и послан в абвер. Ему, да и многим другим, тоже безвестным, как бы доверено маленькое, но важное предварительное сражение. Проиграть его недопустимо. Это означало бы предать тех, кто вышел на исходный рубеж и готов вот-вот подняться в атаку.
Мысль о мере личной ответственности перед солдатами фронта начисто лишила контрразведчика покоя. Хорошо еще, что Пухову пока не верят. Пока! Ну а если он собственной персоной пожалует сюда да положит на стол шефу все вещественные доказательства? Тогда Баркель окончательно восторжствует, а командование группы армий «Центр» немедленно пересмотрит свои оперативные планы… То есть произойдет то, чего не должно произойти. Ни в коем случае!..
Есть нечто общее в действиях контрразведчика и солдата-пехотинца, поднявшегося в атаку. Первый шаг от бруствера сделан – и теперь только вперед. Никаких преград для бойца отныне не существует, кроме, разумеется, одной – внезапной гибели. «Что ж, если и до этого дойдет, он, Павел, не остановится и не отступит. Свой первый шаг он сделал, и притом давно».
Контрразведчик теперь тоже поджидал Пухова. Что ж, пусть только вернется. Павел считал себя вправе вынести ему самый суровый приговор. От имени Родины, своего народа.
Между тем Пухов не возвращался. Баркель ни на один час не оставлял в покое мельдекопфы. Названивал туда и по ночам. Постепенно им тоже начало овладевать сомнение. В самом деле, не водит ли его «оружейник» за нос? Не сам, конечно, до этого он не додумается, – под руководством русской контрразведки. Ведь и такое случается… В голову лезли всякие мысли, одна мрачнее другой, донимали ужасные предположения. Неужели он, опытный кадровый разведчик, потерпит неудачу? В чем будут ее причины? Где ее корни? Только ли там, в русском тылу? А если и здесь, в собственном доме?
Он сжимал кулаки, в ярости скрипел зубами. Он клялся перевернуть вверх дном все свое хозяйство, избавиться от негодяев. Это будет потом. Сейчас ему по-прежнему следовало думать только об одном: как дальше развернутся события? Чем закончится это молчаливое противостояние? Баталии с местными разведчиками его не переубедили. Всем своим нутром он чувствовал, что может произойти непоправимое. Как же все-таки одолеть этих твердолобых? Чем пронять их? Перед какими новыми фактами поставить?
Готовясь к поездке в Пуховичи, Баркель предусмотрительно разработал план необычной операции. Ему и прежде казалась заманчивой мысль о крупномасштабных действиях по ту сторону фронта. Мощный подвижной отряд во главе с бывалым, опытным разведчиком-профессионалом сможет заменить всех этих одиночек, которых он нашвырял туда в громадном количестве. Этот отряд явится чем-то вроде зафронтового филиала его команды.
Идею шефа сходу поддержал гауптман Шустер, тут же предложив и свои услуги. В короткий срок он отобрал нужных людей, определил их обязанности, тайком провел несколько репетиций. Когда отправлялись в Пуховичи, и оружие, и компасы с картами, и сухие пайки, – все у них уже было.
– Что ж, пора выступать… Бросим в бой наши главные силы, – сказал ему Баркель, вернувшись с последней бесплодной баталии.
– Я готов, мой шеф! – услужливо ответил Шустер.
– Вот и отлично… Начальник отдела Один-Це штаба пехотной дивизии, находящейся на передовой, обещал помочь вам… Я имею в виду майора Броднера. Вы должны помнить его, он у нас бывал. К сожалению, майор Броднер, как и его коллеги, исключает возможность русского наступления. Тоже ссылается на местность, которую якобы не преодолеть, на то, что лично он не заметил у противника сколько-нибудь опасного сосредоточения. Разубедить старика не удалось, хоть мы с ними и приятели. Ему, видите ли, тоже нужны новые аргументы.
– Аргументы для него добудем, господин майор, – пообещал Шустер. – Задача мне ясна, и я отдаю себе отчет в том, как важен для победы мой успех.
Он, как всегда, говорил уверенно, искренне, и шеф это ценил. За годы войны оба так притерлись друг к другу, так сработались, так сошлись убеждениями и характерами, что могли обходиться без малейших взаимных сомнений.
– Надеюсь на вас, как на самого себя, – сказал шеф, тряся своему заму руку. – Когда проберетесь туда, – он посмотрел на восток, – я получу возможность знать о русских все, что интересует вермахт. Майор Броднер и его коллеги еще позавидуют моей осведомленности.
Окрыленный доверием, Шустер заторопился. Шеф помогал ему всем, чем мог. Не оставил он в стороне и писаря, о котором в последние дни словно забыл. Надо было немедленно оформить документы начальнику конвоя, сопровождающего немецких военнопленных… Да, да, именно немецких. Ну а возглавит конвой, что вполне естественно, советский офицер. Шеф называл его имя и звание: Трынька Федор Яковлевич, старший лейтенант… На бланке «командировочного предписания», в правом верхнем углу, следовало написать: «Действительно до полного разгрома врага». А чуть ниже, не вдаваясь в смысл и не теряя самообладания, воспроизвести буквально следующее: «Смерть немецким оккупантам!»
– Так и писать? – спросил Павел, ощущая на себе пристальный взгляд шефа.
– Так, так… И пусть вас эти большевистские слова не смущают. Немцы не захватчики, а освободители, русские это скоро поймут. Великая Германия установит в России новый порядок… Так что пишите, Соболь. Мне тоже эти слова не по нутру, но с ними наши документы обретут высочайшую достоверность. В разведке все средства хороши.
Баркель внимательно проследил за каждым движением руки писаря и вдруг спросил?
– Соболь, вы всегда так писали?
– То есть, как? – не понял Павел.
– Я имею в виду наш почерк. Эти завитушки и прочее. Нельзя ли изменить его? Хорошо бы до полной не-узнаваемости.
– Изменить? Не уверен, получится ли.
– А вы постарайтесь. Это же совсем нетрудно. Вот вам другое перо, – он вынул из кармана коробочку с перьями типа «рондо». – Возьмите чистую бумагу. Каждую букву выводите с наклоном в противоположную сторону. Запрокидывайте ее как бы на спину, без нажима…
Баркель по рации приказал Пухову немедленно прибыть со всеми имеющимися в его распоряжении материалами, а начальников переправочных пунктов обязал встретить его и в полной сохранности доставить в Пуховичи…
Если, рассказывая обо всем этом своим заплетающимся языком, зондер-фюрер ничего не приврал, то именно так и обстояло дело. Хрусталев серьезно задумался. Пухов ни за что не ослушается шефа и на его зов помчится сломя голову. В этом не должно быть ни малейшего сомнения. Он унесет с собой все, что удалось ему выведать в частях переднего края, на прифронтовых дорогах. Этим-то и опасно его возвращение. Остается лишь одно – встретиться с ним, опередив Баркеля. Перехватить на финише. А вот каким образом и в каком месте – это еще не ясно. Участок фронта обширный, объявиться он может где угодно.
Вот ведь какая у тебя, Хрусталев, задача. Решать ее надо самому. Колебаться тут нечего: реальная ли она, по плечу ли? Начинай действовать, а там видно будет. За первым шагом делай второй, более уверенный. Зверь на ловца бежит только в поговорке. Да и какой из тебя ловец, если ты все время прикован к Пуховичам. А шеф носится по фронту, без конца навещает свои переправочные пункты. И потом – не тебе, писарю, а ему доложат, едва Пухов форсирует Березину.
Правде надо смотреть в глаза. Судя по тону послания из Москвы, Пухов очень опасен. Даже его предварительная, к счастью, довольно общая информация, похоже, близка к истине. Хрусталева редко обманывало предчувствие: наши войска наверняка готовят наступление. И ударят по немцу, быть может, в самое ближайшее время. Сохранить в тайне день и час этого удара – значит, гарантировать его успех. Для этого же он и послан в абвер. Ему, да и многим другим, тоже безвестным, как бы доверено маленькое, но важное предварительное сражение. Проиграть его недопустимо. Это означало бы предать тех, кто вышел на исходный рубеж и готов вот-вот подняться в атаку.
Мысль о мере личной ответственности перед солдатами фронта начисто лишила контрразведчика покоя. Хорошо еще, что Пухову пока не верят. Пока! Ну а если он собственной персоной пожалует сюда да положит на стол шефу все вещественные доказательства? Тогда Баркель окончательно восторжствует, а командование группы армий «Центр» немедленно пересмотрит свои оперативные планы… То есть произойдет то, чего не должно произойти. Ни в коем случае!..
Есть нечто общее в действиях контрразведчика и солдата-пехотинца, поднявшегося в атаку. Первый шаг от бруствера сделан – и теперь только вперед. Никаких преград для бойца отныне не существует, кроме, разумеется, одной – внезапной гибели. «Что ж, если и до этого дойдет, он, Павел, не остановится и не отступит. Свой первый шаг он сделал, и притом давно».
Контрразведчик теперь тоже поджидал Пухова. Что ж, пусть только вернется. Павел считал себя вправе вынести ему самый суровый приговор. От имени Родины, своего народа.
Между тем Пухов не возвращался. Баркель ни на один час не оставлял в покое мельдекопфы. Названивал туда и по ночам. Постепенно им тоже начало овладевать сомнение. В самом деле, не водит ли его «оружейник» за нос? Не сам, конечно, до этого он не додумается, – под руководством русской контрразведки. Ведь и такое случается… В голову лезли всякие мысли, одна мрачнее другой, донимали ужасные предположения. Неужели он, опытный кадровый разведчик, потерпит неудачу? В чем будут ее причины? Где ее корни? Только ли там, в русском тылу? А если и здесь, в собственном доме?
Он сжимал кулаки, в ярости скрипел зубами. Он клялся перевернуть вверх дном все свое хозяйство, избавиться от негодяев. Это будет потом. Сейчас ему по-прежнему следовало думать только об одном: как дальше развернутся события? Чем закончится это молчаливое противостояние? Баталии с местными разведчиками его не переубедили. Всем своим нутром он чувствовал, что может произойти непоправимое. Как же все-таки одолеть этих твердолобых? Чем пронять их? Перед какими новыми фактами поставить?
Готовясь к поездке в Пуховичи, Баркель предусмотрительно разработал план необычной операции. Ему и прежде казалась заманчивой мысль о крупномасштабных действиях по ту сторону фронта. Мощный подвижной отряд во главе с бывалым, опытным разведчиком-профессионалом сможет заменить всех этих одиночек, которых он нашвырял туда в громадном количестве. Этот отряд явится чем-то вроде зафронтового филиала его команды.
Идею шефа сходу поддержал гауптман Шустер, тут же предложив и свои услуги. В короткий срок он отобрал нужных людей, определил их обязанности, тайком провел несколько репетиций. Когда отправлялись в Пуховичи, и оружие, и компасы с картами, и сухие пайки, – все у них уже было.
– Что ж, пора выступать… Бросим в бой наши главные силы, – сказал ему Баркель, вернувшись с последней бесплодной баталии.
– Я готов, мой шеф! – услужливо ответил Шустер.
– Вот и отлично… Начальник отдела Один-Це штаба пехотной дивизии, находящейся на передовой, обещал помочь вам… Я имею в виду майора Броднера. Вы должны помнить его, он у нас бывал. К сожалению, майор Броднер, как и его коллеги, исключает возможность русского наступления. Тоже ссылается на местность, которую якобы не преодолеть, на то, что лично он не заметил у противника сколько-нибудь опасного сосредоточения. Разубедить старика не удалось, хоть мы с ними и приятели. Ему, видите ли, тоже нужны новые аргументы.
– Аргументы для него добудем, господин майор, – пообещал Шустер. – Задача мне ясна, и я отдаю себе отчет в том, как важен для победы мой успех.
Он, как всегда, говорил уверенно, искренне, и шеф это ценил. За годы войны оба так притерлись друг к другу, так сработались, так сошлись убеждениями и характерами, что могли обходиться без малейших взаимных сомнений.
– Надеюсь на вас, как на самого себя, – сказал шеф, тряся своему заму руку. – Когда проберетесь туда, – он посмотрел на восток, – я получу возможность знать о русских все, что интересует вермахт. Майор Броднер и его коллеги еще позавидуют моей осведомленности.
Окрыленный доверием, Шустер заторопился. Шеф помогал ему всем, чем мог. Не оставил он в стороне и писаря, о котором в последние дни словно забыл. Надо было немедленно оформить документы начальнику конвоя, сопровождающего немецких военнопленных… Да, да, именно немецких. Ну а возглавит конвой, что вполне естественно, советский офицер. Шеф называл его имя и звание: Трынька Федор Яковлевич, старший лейтенант… На бланке «командировочного предписания», в правом верхнем углу, следовало написать: «Действительно до полного разгрома врага». А чуть ниже, не вдаваясь в смысл и не теряя самообладания, воспроизвести буквально следующее: «Смерть немецким оккупантам!»
– Так и писать? – спросил Павел, ощущая на себе пристальный взгляд шефа.
– Так, так… И пусть вас эти большевистские слова не смущают. Немцы не захватчики, а освободители, русские это скоро поймут. Великая Германия установит в России новый порядок… Так что пишите, Соболь. Мне тоже эти слова не по нутру, но с ними наши документы обретут высочайшую достоверность. В разведке все средства хороши.
Баркель внимательно проследил за каждым движением руки писаря и вдруг спросил?
– Соболь, вы всегда так писали?
– То есть, как? – не понял Павел.
– Я имею в виду наш почерк. Эти завитушки и прочее. Нельзя ли изменить его? Хорошо бы до полной не-узнаваемости.
– Изменить? Не уверен, получится ли.
– А вы постарайтесь. Это же совсем нетрудно. Вот вам другое перо, – он вынул из кармана коробочку с перьями типа «рондо». – Возьмите чистую бумагу. Каждую букву выводите с наклоном в противоположную сторону. Запрокидывайте ее как бы на спину, без нажима…
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента