Страница:
Но не могу не напомнить, что страна наша к тому времени уже вложила в развитие АСУ миллиарды рублей – они отдельной строкой проходили в «Основных направлениях», принимавшихся несколькими съездами КПСС.
Но, увы, внимание к АСУ постепенно стало ослабевать – ведь их провозгласили «подчиненным элементом» по отношению к управленческим структурам. Этот тезис, кстати, давал огромный простор для реорганизаторского зуда, который очень мил сердцу некоторых наших руководителей, потому-то АСУ им и мешали. В результате громадные вложенные средства не дали отдачи. А что касается чрезмерной переоценки «электронного бума» в США, то здесь комментарии и вовсе излишни.
Я далек от мысли, что одна статья академика могла серьезно повлиять на отношение к перспективам развития АСУ в целом. Но ведь эти мнения высказывались и «наверху» [19. С. 39–40]. Попытки решить вопрос традиционно для советской системы, т. е. создать отдельное министерство, не проходили из-за позиции Д.Ф. Устинова: в этом случае из курируемых им оборонных отраслей ушли бы лучшие предприятия. Только при Ю.В. Андропове был создан Госкомитет. Но компьютерную революцию к тому времени мы прозевали.
Общегосударственная автоматизированная система сбора и обработки информации
Конъюнктурный институт
Институт мирового хозяйства и мировой политики
Взлет и падение Советского РЭНДа
Социальная кибернетика
Социология
Но, увы, внимание к АСУ постепенно стало ослабевать – ведь их провозгласили «подчиненным элементом» по отношению к управленческим структурам. Этот тезис, кстати, давал огромный простор для реорганизаторского зуда, который очень мил сердцу некоторых наших руководителей, потому-то АСУ им и мешали. В результате громадные вложенные средства не дали отдачи. А что касается чрезмерной переоценки «электронного бума» в США, то здесь комментарии и вовсе излишни.
Я далек от мысли, что одна статья академика могла серьезно повлиять на отношение к перспективам развития АСУ в целом. Но ведь эти мнения высказывались и «наверху» [19. С. 39–40]. Попытки решить вопрос традиционно для советской системы, т. е. создать отдельное министерство, не проходили из-за позиции Д.Ф. Устинова: в этом случае из курируемых им оборонных отраслей ушли бы лучшие предприятия. Только при Ю.В. Андропове был создан Госкомитет. Но компьютерную революцию к тому времени мы прозевали.
Общегосударственная автоматизированная система сбора и обработки информации
Наряду с компьютерами не получила развития и общегосударственная система АСУ, которая получила название «ОГАС». Что она собой должна была представлять, мы видим из названия. Учет, планирование и управление народным хозяйством – по аналогии с современностью назовем ее коротко так: Советский Интернет. В то время она должна была быть всеобщей компьютерной сетью для всего государственного и народно-хозяйственного аппарата. Именно так это замышлялось ее инициатором и активным пропагандистом директором Института кибернетики АН Украинской ССР, академиком, Героем Соцтруда, лауреатом, депутатом и проч. В.М. Глушковым, который занимался ею с 1962 г. Система требовала 15 лет работы и значительных капвложений. Предполагался ее универсальный характер: помимо прочего она должна была и обеспечивать расчеты с населением в безналичной форме. Но все материалы по этой, даже самой невинной части заставили уничтожить.
Окончательно проект В.М. Глушкова «зарубался» на заседании Политбюро ЦК, и все, как и всегда в таких случаях, выглядело благопристойно: председательствующий М.А. Суслов спросил мнения его членов:
– Товарищи, может быть, мы совершаем ошибку сейчас, что не принимаем проект в полной мере, но это настолько революционные преобразования, что нам трудно сейчас. Может, давайте пока попробуем вот так, а потом видно будет, как быть. (Обращаясь к В.М. Глушкову.) Как вы думаете?
– Михаил Андреевич, я могу вам только одно сказать, что если мы сегодня этого не сделаем, то во второй половине 70-х годов советская экономика столкнется с такими трудностями, что все равно придется вернуться.
И те штирлицы, которые «зарубали» проект, отлично понимали, что делали. Они знали, что это надо давить: подсказка шла из-за рубежа, где некий В. Зорза писал, что «царь советской кибернетики В.М. Глушков предлагает заменить кремлевских руководителей вычислительными машинами» [13. С. 656–657] (со ссылкой на: [2. 09]).
И это были коммунисты, люди, которые по своему определению должны были запускать проекты будущего, иначе непонятно, на чем они хотели считать при своем коммунизме: на счетах, в лаптях и при свечках?
Академик умер на 60-м году жизни в 1982 г., и идея заглохла, оставив после себя только несколько книжек. В области общественных наук со временем предполагалось создать нечто близкое: САЦНИОН – сеть автоматизированных центров научной информации по общественным наукам [2.10. С. 9].
Окончательно проект В.М. Глушкова «зарубался» на заседании Политбюро ЦК, и все, как и всегда в таких случаях, выглядело благопристойно: председательствующий М.А. Суслов спросил мнения его членов:
– Товарищи, может быть, мы совершаем ошибку сейчас, что не принимаем проект в полной мере, но это настолько революционные преобразования, что нам трудно сейчас. Может, давайте пока попробуем вот так, а потом видно будет, как быть. (Обращаясь к В.М. Глушкову.) Как вы думаете?
– Михаил Андреевич, я могу вам только одно сказать, что если мы сегодня этого не сделаем, то во второй половине 70-х годов советская экономика столкнется с такими трудностями, что все равно придется вернуться.
И те штирлицы, которые «зарубали» проект, отлично понимали, что делали. Они знали, что это надо давить: подсказка шла из-за рубежа, где некий В. Зорза писал, что «царь советской кибернетики В.М. Глушков предлагает заменить кремлевских руководителей вычислительными машинами» [13. С. 656–657] (со ссылкой на: [2. 09]).
И это были коммунисты, люди, которые по своему определению должны были запускать проекты будущего, иначе непонятно, на чем они хотели считать при своем коммунизме: на счетах, в лаптях и при свечках?
Академик умер на 60-м году жизни в 1982 г., и идея заглохла, оставив после себя только несколько книжек. В области общественных наук со временем предполагалось создать нечто близкое: САЦНИОН – сеть автоматизированных центров научной информации по общественным наукам [2.10. С. 9].
Конъюнктурный институт
Он существовал в 1920–1929 гг. Им руководил Н.Д. Кондратьев. Как пишут, первым начал громить его некий Р.Е. Вайсберг, опубликовав статью в центральном журнале. Да и сам выход статьи там подразумевал ее директивный характер. Н.Д. Кондратьев был арестован в 1931 г., расстрелян в 1938 г. Такова же была судьба и А.В. Чаянова: началось с критики Г. Зиновьева, потом, как ни странно, закрепил этот погром И.В. Сталин, который в своей речи «К вопросам аграрной политики в СССР на конференции марксистов-аграрников» 27 декабря 1929 г., назвав их воззрения «теорией «устойчивости» мелкобуржуазного хозяйства», в частности, сказал: «Непонятно только, почему антинаучные теории «советских» экономистов типа чаяновых должны иметь свободное хождение в нашей печати?» [32. С. 313]. Для самого А.В. Чаянова это кончилось весьма печально. 21 июля 1930 г. он был арестован, а 26 января 1932 г. осужден с группой коллег и выслан в Казахстан, в 1937 г. ему были предъявлены новые обвинения, и 3 октября того же года он был расстрелян. В 1987 г. он был посмертно реабилитирован.
Институт мирового хозяйства и мировой политики
Его еще иногда называют по фамилии директора – Институт Варги. Предшественником института был Кабинет мировой политики. Его первым заведующим был Ф.А. Ротштейн. Он выступил с идеей преобразования в институт, который был образован в системе Коммунистической академии в 1925 г. Решение об этом принималось на ХII съезде в 1923 г. Объяснялось это тем, что «появилась необходимость в создании научного центра, который стал бы базой формирования политических основ внешнеэкономических и внешнеполитических отношений с другими странами» [2.11. С. 8]. После Ф.А. Ротштейна директором был в 1926–1927 гг. В.В. Осинский (Оболенский), а с декабря 1927 г. им стал Е.С. Варга. Евгений Самойлович Варга (1879–1964), венгр по национальности, академик АН СССР (1939), в 1927–1947 гг. – директор ИМХ, лауреат Ленинской премии (1963). С января 1924 г. еще кабинетом издавался журнал «Международная летопись», который в 1926 г. был переименован в «Мировое хозяйство и мировая политика».
В 1925 г. институт занимал две комнаты в здании Ком-академии по адресу: ул. Волхонка, 14. Работниками были совершенно разные люди. Одним из сотрудников по совместительству, например, был профессор Ю.В. Ключников – в прошлом министр иностранных дел у Колчака, потом был главой «сменовеховцев», вернулся в СССР в 1928 г. Во времена суровые о нем ничего не было слышно, и лишь в 1944 г. он был награжден Сталинской премией за… выведение сорта семян, приспособленных к засушливым районам. Талант – он везде талант!
«В первые годы видное место в работе института занимала проблема цен. Особенно на этом настаивал Е.С. Варга. Эта проблема имела для нас не только теоретическое, но и важное практическое значение. Через движение цен в конце 20-х и начале 30-х годов экономика СССР ощущала на себе крепкие удары мирового экономического кризиса. Советский Союз заказал оборудование для строек первой пятилетки в 1928–1929 гг., когда цены перед кризисом были высокими, но в 1933 г. они снизились на это оборудование на 20–25 %. В то же время цены на товары, которые СССР вынужден был вывозить для платы за импорт, в том числе на продовольствие и сырье, снизились за это время в два-три раза. (…)
Немалое место по своему значению занимали нигде не публикуемые докладные записки (…), подготавливавшиеся по заказам соответствующих ведомств. Е.С. Варга часто получал эти заказы. В них требовались разъяснения определенных вопросов или разработка материалов, необходимых для ответственных докладов. Иногда записки составлялись по инициативе института. Е.С. Варга вменял в обязанность сотрудникам при изучении трудов солидных зарубежных авторов, чтении иностранных журналов и газет фиксировать свое внимание на вопросах, представляющих интерес для руководства Советского Союза и могущих служить основой для докладных записок. (…)
Много записок направлялось лично Сталину, часто – руководству Коминтерна, редко – В.М. Молотову, несколько раз – М.М. Литвинову, и только однажды – Л.М. Кагановичу» [2.11. С. 27, 29–30].
По сути дела, ИМХиМП был первым политическим «мозговым трестом» в мировой практике. Таким передовым тогда был СССР во всем. Подобного рода организации появились в США – при президенте Ф.Д. Рузвельте в 1933 г., а в Японии, например, первая группа постоянно работающих советников – так называемая «группа второго завтрака» при премьере в конце 1930-х годов. Только они были более приближены к руководству.
Е.С. Варга готовил материалы для доклада И.В. Сталина на XVII съезде партии (1934 г.), была подготовлена записка, затем опубликованная в виде брошюры объемом в 116 страниц [2.12]. Институт и лично Е.С. Варга делали неплохие прогнозы о мировом экономическом кризисе [2.11. С. 32–35]; о будущей войне [2.11. С. 43] (со ссылкой на: [2.13]); предсказания победы/проигрыша на выборах президентов США и последующих взаимоотношениях с СССР [2.11. С. 30, 50–51].
15 марта 1931 г. ЦК партии принял постановление о работе Комакадемии и ИМХиМП в частности. Был увеличен состав до 192 человек, институт разросся структурно [2.11. С. 63–67]. В годы войны институт был эвакуирован в Ташкент, откуда в Москву вернулся в 1944 г. Варга был консультантом И.В. Сталина на Потсдамской конференции.
Гром грянул после записки академика Л. Иванова на имя Маленкова [2.14. С. 299]. Когда сообщают о закрытии института, то пишут, что «поводом для ликвидации института было обвинение в буржуазном объективизме. (…) Уничтожающей критике подверглась книга сотрудника института М.Л. Бокшицкого (…), посвященная изложению ряда проблем американской промышленности. Поскольку книга писалась в период союзнических отношений между США и СССР, то в ней было недостаточно ругани капитализма, как это уже требовалось в 1948 г.» [11. Кн. 3. С. 163]. Да, после войны был выпущен институтом целый ряд книг, где авторы, по-видимому, не учли для себя возможный резкий обоюдный поворот бывших союзников по антигитлеровской коалиции от сотрудничества к противостоянию [2.15, 2.16, 2.17]. По постановлению цензуры тексты были изъяты и не допущены к изданию. По мнению другого знатока – западного советолога Д.А. Армстронга (Armstrong): «Объектом критики со стороны Вознесенского была книга Варги «Изменения в экономике капитализма в результате Второй мировой войны». В этой книге (…) выдвигалась теория, согласно которой монополистический капитализм – за счет государственного вмешательства в экономику – мог преодолеть кризис, не прибегая к войне. (…) После продолжительной дискуссии, проходившей в мае 1947 г., Варга вынужден был оставить свой экономический институт и свой журнал» [2.18. С. 15].
Действительно, книга Е.С. Варги [2.19] вызвала целую дискуссию, отображенную в специальном издании [2.20]. Это, в общем-то, не было чем-то из ряда вон выходящих событий для сталинского времени. Сталин и сам стремился глубоко прорабатывать теоретические вопросы и другим давал понять сущность происходящего во всей глубине с помощью известного и немудреного приема: «В споре рождается истина!» Разные источники даже интерпретируют факт закрытия по-разному. Одни указывают на то, что институт закрыт, и все тут, другие обращают внимание на то, что согласно постановлению Институт экономики и Институт мирового хозяйства слиты в единый Институт экономики. Именно так и было: ИМХиМП был закрыт по решению Политбюро от 18 сентября 1947 г., а его сотрудников переводом после соответствующей переаттестации приняли по новому месту работы. За Варгой Е.С. сохранились консультирование и редактирование журнала «Мировое хозяйство и мировая политика», который, в свою очередь, был закрыт в январе 1949 г.
Однако альянс просуществовал недолго. На ХХ съезде партии А.И. Микоян в своей речи охарактеризовал решение как ошибочное, причем не в разделе, посвященном внешней политике, а в идеологическом разделе [2.21. С. 6], и выдвинул инициативу восстановить институт, что и было сделано, но уже под новым названием: 24 апреля 1956 г. создан Институт мировой экономики и международных отношений АН СССР, который существует до сих пор.
В 1925 г. институт занимал две комнаты в здании Ком-академии по адресу: ул. Волхонка, 14. Работниками были совершенно разные люди. Одним из сотрудников по совместительству, например, был профессор Ю.В. Ключников – в прошлом министр иностранных дел у Колчака, потом был главой «сменовеховцев», вернулся в СССР в 1928 г. Во времена суровые о нем ничего не было слышно, и лишь в 1944 г. он был награжден Сталинской премией за… выведение сорта семян, приспособленных к засушливым районам. Талант – он везде талант!
«В первые годы видное место в работе института занимала проблема цен. Особенно на этом настаивал Е.С. Варга. Эта проблема имела для нас не только теоретическое, но и важное практическое значение. Через движение цен в конце 20-х и начале 30-х годов экономика СССР ощущала на себе крепкие удары мирового экономического кризиса. Советский Союз заказал оборудование для строек первой пятилетки в 1928–1929 гг., когда цены перед кризисом были высокими, но в 1933 г. они снизились на это оборудование на 20–25 %. В то же время цены на товары, которые СССР вынужден был вывозить для платы за импорт, в том числе на продовольствие и сырье, снизились за это время в два-три раза. (…)
Немалое место по своему значению занимали нигде не публикуемые докладные записки (…), подготавливавшиеся по заказам соответствующих ведомств. Е.С. Варга часто получал эти заказы. В них требовались разъяснения определенных вопросов или разработка материалов, необходимых для ответственных докладов. Иногда записки составлялись по инициативе института. Е.С. Варга вменял в обязанность сотрудникам при изучении трудов солидных зарубежных авторов, чтении иностранных журналов и газет фиксировать свое внимание на вопросах, представляющих интерес для руководства Советского Союза и могущих служить основой для докладных записок. (…)
Много записок направлялось лично Сталину, часто – руководству Коминтерна, редко – В.М. Молотову, несколько раз – М.М. Литвинову, и только однажды – Л.М. Кагановичу» [2.11. С. 27, 29–30].
По сути дела, ИМХиМП был первым политическим «мозговым трестом» в мировой практике. Таким передовым тогда был СССР во всем. Подобного рода организации появились в США – при президенте Ф.Д. Рузвельте в 1933 г., а в Японии, например, первая группа постоянно работающих советников – так называемая «группа второго завтрака» при премьере в конце 1930-х годов. Только они были более приближены к руководству.
Е.С. Варга готовил материалы для доклада И.В. Сталина на XVII съезде партии (1934 г.), была подготовлена записка, затем опубликованная в виде брошюры объемом в 116 страниц [2.12]. Институт и лично Е.С. Варга делали неплохие прогнозы о мировом экономическом кризисе [2.11. С. 32–35]; о будущей войне [2.11. С. 43] (со ссылкой на: [2.13]); предсказания победы/проигрыша на выборах президентов США и последующих взаимоотношениях с СССР [2.11. С. 30, 50–51].
15 марта 1931 г. ЦК партии принял постановление о работе Комакадемии и ИМХиМП в частности. Был увеличен состав до 192 человек, институт разросся структурно [2.11. С. 63–67]. В годы войны институт был эвакуирован в Ташкент, откуда в Москву вернулся в 1944 г. Варга был консультантом И.В. Сталина на Потсдамской конференции.
Гром грянул после записки академика Л. Иванова на имя Маленкова [2.14. С. 299]. Когда сообщают о закрытии института, то пишут, что «поводом для ликвидации института было обвинение в буржуазном объективизме. (…) Уничтожающей критике подверглась книга сотрудника института М.Л. Бокшицкого (…), посвященная изложению ряда проблем американской промышленности. Поскольку книга писалась в период союзнических отношений между США и СССР, то в ней было недостаточно ругани капитализма, как это уже требовалось в 1948 г.» [11. Кн. 3. С. 163]. Да, после войны был выпущен институтом целый ряд книг, где авторы, по-видимому, не учли для себя возможный резкий обоюдный поворот бывших союзников по антигитлеровской коалиции от сотрудничества к противостоянию [2.15, 2.16, 2.17]. По постановлению цензуры тексты были изъяты и не допущены к изданию. По мнению другого знатока – западного советолога Д.А. Армстронга (Armstrong): «Объектом критики со стороны Вознесенского была книга Варги «Изменения в экономике капитализма в результате Второй мировой войны». В этой книге (…) выдвигалась теория, согласно которой монополистический капитализм – за счет государственного вмешательства в экономику – мог преодолеть кризис, не прибегая к войне. (…) После продолжительной дискуссии, проходившей в мае 1947 г., Варга вынужден был оставить свой экономический институт и свой журнал» [2.18. С. 15].
Действительно, книга Е.С. Варги [2.19] вызвала целую дискуссию, отображенную в специальном издании [2.20]. Это, в общем-то, не было чем-то из ряда вон выходящих событий для сталинского времени. Сталин и сам стремился глубоко прорабатывать теоретические вопросы и другим давал понять сущность происходящего во всей глубине с помощью известного и немудреного приема: «В споре рождается истина!» Разные источники даже интерпретируют факт закрытия по-разному. Одни указывают на то, что институт закрыт, и все тут, другие обращают внимание на то, что согласно постановлению Институт экономики и Институт мирового хозяйства слиты в единый Институт экономики. Именно так и было: ИМХиМП был закрыт по решению Политбюро от 18 сентября 1947 г., а его сотрудников переводом после соответствующей переаттестации приняли по новому месту работы. За Варгой Е.С. сохранились консультирование и редактирование журнала «Мировое хозяйство и мировая политика», который, в свою очередь, был закрыт в январе 1949 г.
Однако альянс просуществовал недолго. На ХХ съезде партии А.И. Микоян в своей речи охарактеризовал решение как ошибочное, причем не в разделе, посвященном внешней политике, а в идеологическом разделе [2.21. С. 6], и выдвинул инициативу восстановить институт, что и было сделано, но уже под новым названием: 24 апреля 1956 г. создан Институт мировой экономики и международных отношений АН СССР, который существует до сих пор.
Взлет и падение Советского РЭНДа
Именно так я назвал бы учреждение с длинным названием Лаборатория систем управления развития систем (1968–1969 гг.) – ЛаСУРс при МГПИ им. В.И. Ленина. Для того чтобы подчеркнуть две вещи: насколько бы ни была какая-то научная организация Запада продвинута, в России есть такая же, если не сильнее; и второе – учитывая все же особые свойства русского ума, эта организация всегда будет вокруг какого-то одного человека с особым интеллектом.
Основатель и руководитель Лаборатории – Побиск Георгиевич Кузнецов. Чтобы подчеркнуть всю широту взглядов (в том числе и в рамках наших интересов), приведем ряд названий работ П.Г. Кузнецова [2.22–2.25].
Организация была хозрасчетной, она неплохо развивалась, выполняла договоры по довольно широкому кругу вопросов – от предприятий Министерства угольной промышленности и до «оборонки». Вскоре короткое счастье закончилось: «В конце 1969 г. группа инспекторов Контрольно-ревизионного управления Минфина СССР совместно со следователями МВД СССР произвели предварительную проверку деятельности ЛаСУРс. Подобные же проверки были проведены и в ряде других хозрасчетных организаций. (…) На основании этих проверок были сделаны выводы, что выполняемые ЛаСУРс работы не являются необходимыми, а расходование получаемых по договорам средств является нецелесообразным. (…)
…Поражает (…) масштаб развернувшихся преследований (…) Факт, состоящий в том, что были включены все официальные уровни, включая ЦК КПСС и Совет Министров СССР, указывает на то, что деятельность ЛаСУРс вызывала у кого-то большие опасения. Именно вопрос о том, у кого, почему и какие опасения вызывала деятельность ЛаСУРс, является основным при анализе этой Лаборатории. (…) Приходится предположить, что какие-то силы, находившиеся вне или внутри государственных и партийных структур, были сильно заинтересованы в прекращении деятельности ЛаСУРс.
М.И. Гвардейцев, бывший в то время начальником 9-го отдела Управления делами Совета Министров СССР, считал, что ликвидация ЛаСУРс – сознательная, хорошо организованная провокация.
Все же остается неясным, что именно вызывало у этих сил такое беспокойство – сам тип деятельности этой маленькой хозрасчетной организации («консалтинг»), обширные, глубоко проникающие связи в оборонном комплексе страны, (…) работы «по комсомолу» и социальным вопросам или, наконец, система ГЛОБУС.
Необходимо напомнить, что в 1969–1970 гг. многие похожие на ЛаСУРс организации подверглись преследованиям, а некоторые из них были ликвидированы. Именно в 1969 г. на семинаре Секции теории организации, проводившемся В.П. Боголеповым в Институте государства и права АН СССР для заслушивания академика Э. Кольмана (статьи и книги которого мы уже неоднократно цитировали выше и будет делать это впредь – А.Ш.), руководители Комиссии по теории систем А.А. Фетисов и М.Ф. Антонов выступили с известными обращениями «К народу», «К армии», «К ученым», в которых давалась резкая критика положения дел в Советской Армии, в советской науке и в СССР в целом. А.А. Фетисов и М.Ф. Антонов вскоре были арестованы, их Комиссия была ликвидирована, их сторонники были подвергнуты допросам и увольнениям, а Секция теории организации вскоре прекратила свою работу» [15. С. 80–81]. Такова, собственно, картина погрома уникальной Лаборатории. Удивляет здесь и позиция нашего премьера А.Н. Косыгина. Когда дело касалось одной из идей его небезызвестного зятя Д.М. Гвишиани, он сказал: «Я не дам им угробить дело», – не совсем понятно кого подразумевая под этим им. Однако одного из конкурентов зятя по системно-кибернетическим вопросам устранил именно он.
Основатель и руководитель Лаборатории – Побиск Георгиевич Кузнецов. Чтобы подчеркнуть всю широту взглядов (в том числе и в рамках наших интересов), приведем ряд названий работ П.Г. Кузнецова [2.22–2.25].
Организация была хозрасчетной, она неплохо развивалась, выполняла договоры по довольно широкому кругу вопросов – от предприятий Министерства угольной промышленности и до «оборонки». Вскоре короткое счастье закончилось: «В конце 1969 г. группа инспекторов Контрольно-ревизионного управления Минфина СССР совместно со следователями МВД СССР произвели предварительную проверку деятельности ЛаСУРс. Подобные же проверки были проведены и в ряде других хозрасчетных организаций. (…) На основании этих проверок были сделаны выводы, что выполняемые ЛаСУРс работы не являются необходимыми, а расходование получаемых по договорам средств является нецелесообразным. (…)
…Поражает (…) масштаб развернувшихся преследований (…) Факт, состоящий в том, что были включены все официальные уровни, включая ЦК КПСС и Совет Министров СССР, указывает на то, что деятельность ЛаСУРс вызывала у кого-то большие опасения. Именно вопрос о том, у кого, почему и какие опасения вызывала деятельность ЛаСУРс, является основным при анализе этой Лаборатории. (…) Приходится предположить, что какие-то силы, находившиеся вне или внутри государственных и партийных структур, были сильно заинтересованы в прекращении деятельности ЛаСУРс.
М.И. Гвардейцев, бывший в то время начальником 9-го отдела Управления делами Совета Министров СССР, считал, что ликвидация ЛаСУРс – сознательная, хорошо организованная провокация.
Все же остается неясным, что именно вызывало у этих сил такое беспокойство – сам тип деятельности этой маленькой хозрасчетной организации («консалтинг»), обширные, глубоко проникающие связи в оборонном комплексе страны, (…) работы «по комсомолу» и социальным вопросам или, наконец, система ГЛОБУС.
Необходимо напомнить, что в 1969–1970 гг. многие похожие на ЛаСУРс организации подверглись преследованиям, а некоторые из них были ликвидированы. Именно в 1969 г. на семинаре Секции теории организации, проводившемся В.П. Боголеповым в Институте государства и права АН СССР для заслушивания академика Э. Кольмана (статьи и книги которого мы уже неоднократно цитировали выше и будет делать это впредь – А.Ш.), руководители Комиссии по теории систем А.А. Фетисов и М.Ф. Антонов выступили с известными обращениями «К народу», «К армии», «К ученым», в которых давалась резкая критика положения дел в Советской Армии, в советской науке и в СССР в целом. А.А. Фетисов и М.Ф. Антонов вскоре были арестованы, их Комиссия была ликвидирована, их сторонники были подвергнуты допросам и увольнениям, а Секция теории организации вскоре прекратила свою работу» [15. С. 80–81]. Такова, собственно, картина погрома уникальной Лаборатории. Удивляет здесь и позиция нашего премьера А.Н. Косыгина. Когда дело касалось одной из идей его небезызвестного зятя Д.М. Гвишиани, он сказал: «Я не дам им угробить дело», – не совсем понятно кого подразумевая под этим им. Однако одного из конкурентов зятя по системно-кибернетическим вопросам устранил именно он.
Социальная кибернетика
Сам термин «кибернетика», который первым применил Платон для обозначения правил управления обществом, возник, как видим, на стыке управления и социума. Польский философ-гегельянец Б. Трентовский читал лекции во Фрейбургском университете, потом опубликовав их в 1843 г. в Познани в виде книги «Отношение философии к кибернетике как искусству управления народом» [2.26].
Успех осуществления довольно сложного по научным меркам того времени проекта «революция» в 1917 г. повлиял на умы ученых, некоторым из которых захотелось обобщить опыт управления толпами. К таким относился и некий доктор А.В. Барченко. Он был главой организации масонского толка «Единое Трудовое Братство»; но масонство после 1917 г. официально преследовалось в СССР и было заклеймено на одном из конгрессов Коминтерна.
А.В. Барченко занимался вопросами прикладной нейроэнергетики; по-видимому, эту практику можно рассматривать как некий прообраз нынешнего нейролингвистического программирования: исследовались случаи массового психоза, в частности, ездили на север изучать камлание у северных народов. Александр Васильевич Барченко родился в 1881 г. в семье нотариуса. Слушал курс медицины в Казанском, затем в Юрьевском университетах. Один из профессоров рассказал ему о легендарной Шамбале, Барченко ударился в мистику. После революции он покинул столичный Питер и отправился в Мурманск, где работал на должности председателя научного совета отдела народного хозяйства. Там он изучал паранормальные явления: «Именно здесь, в этом пустынном диком краю, распространено необычное заболевание – эмерик, или меряченье. Иногда его называют арктической истерией. Им болеют не только туземцы, но и пришлые. Трудно отыскать что-нибудь похожее на эту чертовщину. Оно повергало в недоумение психиатров. Ясности нет и по сей день, тем более что с конца 20-х годов многие исследования в этой области были засекречены ОГПУ. Но те, кто хоть что-то смыслил в психиатрии, склонны сравнивать меряченье с состоянием зомби. (…)
Это специфическое состояние, похожее на массовый психоз, обычно проявлялось во времена магических ритуалов, но может возникать спонтанно. В такие моменты люди начинают повторять движения друг друга, безоговорочно выполняют любые команды, по приказу могут предсказать будущее, а если человека в таком состоянии ударить ножом, то он не причинит ему вреда.
За два года пребывания на Севере Барченко подробно изучил район культовых сооружений и убедился, что здесь в глубоком прошлом существовала цивилизация, оставившая впечатляющий памятник практической магии. В лапландских шаманах Барченко разглядел последних жрецов этой древней таинственной цивилизации. Обо всех своих догадках он рассказал, возвратившись в Петроград, коллегам из Института мозга» [2.27. С. 8–9].
С конца 1924 года исследования ведутся под плотным наблюдением Спецотдела ОГПУ, который возглавляет Г. Бокий. Среди первых кураторов и небезызвестный Я. Блюмкин. В декабре А. Барченко делает доклад о своих результатах на Коллегии ОГПУ, и его секретная лаборатория нейроэнергетики получает финансирование, среди ее целей – научиться телепатически читать мысли противника на расстоянии, уметь «снимать» информацию с мозга посредством взгляда. А.В. Барченко начинает читать лекции, среди его слушателей много работников «органов» и видные члены ЦК партии: заведующий Орготделом аппарата ЦК тов. И. Москвин, заведующий еврейской секцией Наркомата по делам национальностей С.М. Диманштейн и заместитель наркома иностранных дел Б. Стомоняков [2.27. С. 9]. Доктор Барченко был уничтожен в 1937 г. Насколько при этом пострадали его труды, точно неизвестно.
Был и еще один ученый – физик, биофизик, геофизик академик П.П. Лазарев (1878–1942), занимавшийся сходными проблемами, он арестован в Москве 5 марта 1931 г., а созданный им Биофизический институт превращен в секретное исследовательское заведение под эгидой ОГПУ и в 1932 г. полностью разгромлен [2.28. С. 243–244].
Впрочем, что нам надо взять из всего этого? Возможности управлять толпами и то, что это дело плотно опекала спецслужба, остальное – ненужные детали.
На время социальная кибернетика ушла в небытие.
Затем она родилась уже как часть социологии, хотя о ее особой роли никак не говорилось. Книги на эту тему попали в библиографический тематический раздел «Научное управление обществом». Откровенно говоря, их авторы больше объясняли происходящие явления хорошим слогом, чем делали конкретные предложения. Как правило, все они – доктора и кандидаты философии.
Академик Э. Кольман в одной из своих публичных лекций [2.29. С. 148–159], разумеется, не разбираясь глубоко и по существу, также нелестно отзывался о возможностях распространения ее на общество, уводя главное в сферу робототехники и возможности замены ее на людей.
Кроме разгромленных социологических институтов, о которых мы скажем, весьма плотно вопросами социальной кибернетики собирались заниматься работники Лаборатории П.Г. Кузнецова: «К 1967 году уже возникает интерес Лаборатории к социальным проблемам. Свидетельством этого является договор с сектором И.Г. Петрова в Академии общественных наук (АОН) при ЦК КПСС. (…) Начались работы с АОН при ЦК КПСС (ректор В.Г. Афанасьев). П.Г. Кузнецовым там был прочитан курс лекций по всей тематике ЛаСУРс. Проводятся первые работы по социологии и средствам массовой коммуникации. (Сектор И.Г. Петрова в АОН)» [15. С. 77–78].
Доктор исторических наук, профессор Н.Н. Яковлев в своей хорошо известной книге «ЦРУ против СССР» говорит о социальной кибернетике, касаясь «творчества» и деятельности А.И. Солженицына. Но сделано это было с позиции «несерьезности» подхода. Ссылаясь на свою же статью «Продавшийся и простак» [2.30. С. 7] и приводя из нее отрывок в упомянутой книге: «Наша эпоха научно-технической революции ставит перед человечеством и серьезные задачи. Восторг перед возможностями науки и техники Запада зачастую переходит в глубокий пессимизм, когда начинают размышлять, какие беды могут сотворить чудеса ХХ века в руках людей, нравственно ущербных. Как организовать общество, как интегрировать величайшие научно-технические достижения в жизнь человечества, не лишив его жизни? На этой почве расцветают различные теории «технократии», когда ставится знак равенства между знанием техники и способностью управлять обществом» [37. С. 268], автор далее приводит размышления некоего героя рассказа итальянского писателя-фантаста Лино Альдони о целесообразности передачи власти из рук политиканов в руки техников – специалистов по управлению общества. Все это – с известной долей сарказма, делая ссылки на книгу «Август четырнадцатого». Не стану утомлять читателя цитированием мыслей А.И. Солженицына на этот счет – каждый может с ними ознакомиться, если захочет. Суть – в другом. А.И. Солженицын, попав в компанию людей, сведущих в таких вопросах, счел для себя возможным рассказать со страниц «Красного колеса» о таких вопросах, которые давали советской стороне шанс понять: кроме наивностей истмата, есть еще и очень тонкие технологии, которые могут управлять социальными системами с помощью методов, на порядок превосходящих традиционную науку. Но выводов сделано не было, наоборот, А.И. Солженицын всячески осмеивался: «Коль скоро Солженицын помянул неведомую «социальную кибернетику» и тем обнаружил свою ученость, посмотрим, как относился к проблеме осчастливить математическими методами, кибернетикой и прочим общественное устройство сам Н. Винер» [37. С. 271].
Здесь надо напомнить, что социальная кибернетика не была столь уж неведома – мы уже об этом сказали, и если бы доктор наук Н.Н. Яковлев только бы захотел, он бы нашел у нас множество трудов на эту тему, только речь в них, понятно, шла о реальных механизмах управления обществом, а не о некой идеальности его построения. Дальше Н.Н. Яковлев приводит несколько цитат из книг Н. Винера «Кибернетика» и «Творец и робот». Невозможно теперь узнать, где профессор Н.Н. Яковлев взял их, но если бы он брал эти книги в библиотеке, то там обязательно была бы еще одна книга этого автора – «Кибернетика и общество».
Чем обернулось пренебрежение подсказкой А.И. Солженицына, мы видим – общественный переворот в СССР и европейских странах социализма просто немыслим без социальной кибернетики. Впрочем, не отрицая прямо, наши ведущие специалисты в этой области не торопятся признать это за факт. С момента окончания перестройки минуло уже больше десятка лет, а нет ни одного труда на такую интересную тему. Самое удивительное, что сама ситуация с перестройкой наилучшим образом может быть объяснена именно с точки зрения социальной кибернетики. Даже наш информационно-аналитический подход все равно остается на втором месте и не так привлекателен. Ведь что может быть интереснее темы, как из гордой («самый непокорный на земле народ!» – характеристика русского народа А. Даллеса из его знаменитой доктрины) нации нас превратили в жалких рабов, из свободных рабочих и крестьян в зависимых люмпенов. Может быть, здесь нет социальной кибернетики? Очень сомневаюсь.
Успех осуществления довольно сложного по научным меркам того времени проекта «революция» в 1917 г. повлиял на умы ученых, некоторым из которых захотелось обобщить опыт управления толпами. К таким относился и некий доктор А.В. Барченко. Он был главой организации масонского толка «Единое Трудовое Братство»; но масонство после 1917 г. официально преследовалось в СССР и было заклеймено на одном из конгрессов Коминтерна.
А.В. Барченко занимался вопросами прикладной нейроэнергетики; по-видимому, эту практику можно рассматривать как некий прообраз нынешнего нейролингвистического программирования: исследовались случаи массового психоза, в частности, ездили на север изучать камлание у северных народов. Александр Васильевич Барченко родился в 1881 г. в семье нотариуса. Слушал курс медицины в Казанском, затем в Юрьевском университетах. Один из профессоров рассказал ему о легендарной Шамбале, Барченко ударился в мистику. После революции он покинул столичный Питер и отправился в Мурманск, где работал на должности председателя научного совета отдела народного хозяйства. Там он изучал паранормальные явления: «Именно здесь, в этом пустынном диком краю, распространено необычное заболевание – эмерик, или меряченье. Иногда его называют арктической истерией. Им болеют не только туземцы, но и пришлые. Трудно отыскать что-нибудь похожее на эту чертовщину. Оно повергало в недоумение психиатров. Ясности нет и по сей день, тем более что с конца 20-х годов многие исследования в этой области были засекречены ОГПУ. Но те, кто хоть что-то смыслил в психиатрии, склонны сравнивать меряченье с состоянием зомби. (…)
Это специфическое состояние, похожее на массовый психоз, обычно проявлялось во времена магических ритуалов, но может возникать спонтанно. В такие моменты люди начинают повторять движения друг друга, безоговорочно выполняют любые команды, по приказу могут предсказать будущее, а если человека в таком состоянии ударить ножом, то он не причинит ему вреда.
За два года пребывания на Севере Барченко подробно изучил район культовых сооружений и убедился, что здесь в глубоком прошлом существовала цивилизация, оставившая впечатляющий памятник практической магии. В лапландских шаманах Барченко разглядел последних жрецов этой древней таинственной цивилизации. Обо всех своих догадках он рассказал, возвратившись в Петроград, коллегам из Института мозга» [2.27. С. 8–9].
С конца 1924 года исследования ведутся под плотным наблюдением Спецотдела ОГПУ, который возглавляет Г. Бокий. Среди первых кураторов и небезызвестный Я. Блюмкин. В декабре А. Барченко делает доклад о своих результатах на Коллегии ОГПУ, и его секретная лаборатория нейроэнергетики получает финансирование, среди ее целей – научиться телепатически читать мысли противника на расстоянии, уметь «снимать» информацию с мозга посредством взгляда. А.В. Барченко начинает читать лекции, среди его слушателей много работников «органов» и видные члены ЦК партии: заведующий Орготделом аппарата ЦК тов. И. Москвин, заведующий еврейской секцией Наркомата по делам национальностей С.М. Диманштейн и заместитель наркома иностранных дел Б. Стомоняков [2.27. С. 9]. Доктор Барченко был уничтожен в 1937 г. Насколько при этом пострадали его труды, точно неизвестно.
Был и еще один ученый – физик, биофизик, геофизик академик П.П. Лазарев (1878–1942), занимавшийся сходными проблемами, он арестован в Москве 5 марта 1931 г., а созданный им Биофизический институт превращен в секретное исследовательское заведение под эгидой ОГПУ и в 1932 г. полностью разгромлен [2.28. С. 243–244].
Впрочем, что нам надо взять из всего этого? Возможности управлять толпами и то, что это дело плотно опекала спецслужба, остальное – ненужные детали.
На время социальная кибернетика ушла в небытие.
Затем она родилась уже как часть социологии, хотя о ее особой роли никак не говорилось. Книги на эту тему попали в библиографический тематический раздел «Научное управление обществом». Откровенно говоря, их авторы больше объясняли происходящие явления хорошим слогом, чем делали конкретные предложения. Как правило, все они – доктора и кандидаты философии.
Академик Э. Кольман в одной из своих публичных лекций [2.29. С. 148–159], разумеется, не разбираясь глубоко и по существу, также нелестно отзывался о возможностях распространения ее на общество, уводя главное в сферу робототехники и возможности замены ее на людей.
Кроме разгромленных социологических институтов, о которых мы скажем, весьма плотно вопросами социальной кибернетики собирались заниматься работники Лаборатории П.Г. Кузнецова: «К 1967 году уже возникает интерес Лаборатории к социальным проблемам. Свидетельством этого является договор с сектором И.Г. Петрова в Академии общественных наук (АОН) при ЦК КПСС. (…) Начались работы с АОН при ЦК КПСС (ректор В.Г. Афанасьев). П.Г. Кузнецовым там был прочитан курс лекций по всей тематике ЛаСУРс. Проводятся первые работы по социологии и средствам массовой коммуникации. (Сектор И.Г. Петрова в АОН)» [15. С. 77–78].
Доктор исторических наук, профессор Н.Н. Яковлев в своей хорошо известной книге «ЦРУ против СССР» говорит о социальной кибернетике, касаясь «творчества» и деятельности А.И. Солженицына. Но сделано это было с позиции «несерьезности» подхода. Ссылаясь на свою же статью «Продавшийся и простак» [2.30. С. 7] и приводя из нее отрывок в упомянутой книге: «Наша эпоха научно-технической революции ставит перед человечеством и серьезные задачи. Восторг перед возможностями науки и техники Запада зачастую переходит в глубокий пессимизм, когда начинают размышлять, какие беды могут сотворить чудеса ХХ века в руках людей, нравственно ущербных. Как организовать общество, как интегрировать величайшие научно-технические достижения в жизнь человечества, не лишив его жизни? На этой почве расцветают различные теории «технократии», когда ставится знак равенства между знанием техники и способностью управлять обществом» [37. С. 268], автор далее приводит размышления некоего героя рассказа итальянского писателя-фантаста Лино Альдони о целесообразности передачи власти из рук политиканов в руки техников – специалистов по управлению общества. Все это – с известной долей сарказма, делая ссылки на книгу «Август четырнадцатого». Не стану утомлять читателя цитированием мыслей А.И. Солженицына на этот счет – каждый может с ними ознакомиться, если захочет. Суть – в другом. А.И. Солженицын, попав в компанию людей, сведущих в таких вопросах, счел для себя возможным рассказать со страниц «Красного колеса» о таких вопросах, которые давали советской стороне шанс понять: кроме наивностей истмата, есть еще и очень тонкие технологии, которые могут управлять социальными системами с помощью методов, на порядок превосходящих традиционную науку. Но выводов сделано не было, наоборот, А.И. Солженицын всячески осмеивался: «Коль скоро Солженицын помянул неведомую «социальную кибернетику» и тем обнаружил свою ученость, посмотрим, как относился к проблеме осчастливить математическими методами, кибернетикой и прочим общественное устройство сам Н. Винер» [37. С. 271].
Здесь надо напомнить, что социальная кибернетика не была столь уж неведома – мы уже об этом сказали, и если бы доктор наук Н.Н. Яковлев только бы захотел, он бы нашел у нас множество трудов на эту тему, только речь в них, понятно, шла о реальных механизмах управления обществом, а не о некой идеальности его построения. Дальше Н.Н. Яковлев приводит несколько цитат из книг Н. Винера «Кибернетика» и «Творец и робот». Невозможно теперь узнать, где профессор Н.Н. Яковлев взял их, но если бы он брал эти книги в библиотеке, то там обязательно была бы еще одна книга этого автора – «Кибернетика и общество».
Чем обернулось пренебрежение подсказкой А.И. Солженицына, мы видим – общественный переворот в СССР и европейских странах социализма просто немыслим без социальной кибернетики. Впрочем, не отрицая прямо, наши ведущие специалисты в этой области не торопятся признать это за факт. С момента окончания перестройки минуло уже больше десятка лет, а нет ни одного труда на такую интересную тему. Самое удивительное, что сама ситуация с перестройкой наилучшим образом может быть объяснена именно с точки зрения социальной кибернетики. Даже наш информационно-аналитический подход все равно остается на втором месте и не так привлекателен. Ведь что может быть интереснее темы, как из гордой («самый непокорный на земле народ!» – характеристика русского народа А. Даллеса из его знаменитой доктрины) нации нас превратили в жалких рабов, из свободных рабочих и крестьян в зависимых люмпенов. Может быть, здесь нет социальной кибернетики? Очень сомневаюсь.
Социология
Ее, как и всякую другую подлинную науку, коммунистические жрецы не жаловали. Да, учеными были созданы отдельные лаборатории и проводились исследования, но в высоких парткабинетах это не вызывало любви, а скорее, наоборот, подозрение… Хотя социологи и смогли найти что-то у К. Маркса по этому поводу и каждую свою работу они открывали соответствующей, как и полагалось, цитаткой, но положительных эмоций у партбоссов быть не могло. А на каждого настоящего ученого, а не халтурщика, у которого реально полученные данные расходятся с установками последнего съезда, смотрели как на полудиссидента. А если того еще и на каком-нибудь международном конгрессе похвалят за интересную гипотезу? Ох, подозрительно все это… «Социология в те годы еще не была признана у нас серьезной научной дисциплиной: речь шла лишь о «буржуазной социологии», которая резко критиковалась. (…)