Страница:
Эпилог
25 января 2013 года исполнилось сорок лет со дня создания полка. Со всех концов бывшего Советского Союза приехали в город Печоры сослуживцы: солдаты, сержанты, прапорщики и офицеры. Каждые пять лет районный центр готовится к этому знаменательному событию. Для города полк – неотъемлемая часть его истории. И где бы однополчане ни жили, в каком бы качестве ни трудились, их всегда объединяет школа, пройденная в 1071-м отдельном учебном полку специального назначения разведки Ленинградского военного округа.
«Везет тому, кто везет»
«Кандагар – он город хмурый. День и ночь грохочут «буры»[10]. Слова солдатской песни метко передают обстановку, царившую в кандагарской «зеленке» все годы афганской войны. Это была вотчина местных «душманов» – бойцов яростных, злобных. Они жестко контролировали этот район, уверенно доказывая, кто в нем хозяин. Участок караванного маршрута проходил в непосредственной близости от зеленой зоны. Хотя на самом маршруте спецназ регулярно бил караваны, непосредственно в соприкосновении с пригородной кишлачной зоной старались не работать, поскольку безопасность эвакуации группы и захваченных трофеев в этом случае становилась под угрозу. Именно вопрос, как уйти без потерь, в первую очередь предстояло решить Андрею Кравченко, давно интересующемуся этим местом.
Старший лейтенант Кравченко был командиром 3-й роты, очень грамотным и энергичным офицером, дерзким разведчиком. Солдаты гордились им. Он всегда был нацелен дать результат, риск работы рядом с зеленой зоной и трудности перехода к дороге через горный хребет Маранджагар высотой 1689 метров не останавливали его. Для сравнения высота хребта, по которому проложена горнолыжная трасса зимней Олимпиады, в Красной Поляне – 1500 метров. Разведчикам предстояло выполнить восхождение скрытно. Ограниченные во времени, спецназовцы должны были завершить подъем, пока не рассвело. И каждому предстояло нести на себе груз, равный весу своего тела. Учитывая сложность предстоящего боевого выхода, группу усилили.
Кандагар
11 января 1986 года отряд, состоящий из сорока разведчиков, четверо из которых были офицерами, с «брони» десантировался у заброшенного кишлака Шукуркалай. Движение начали в сумерках, не дожидаясь полной темноты. Остерегаясь засады во время марша, командир отряда организовал усиленное походное охранение. Головной дозор двигался впереди на удалении двести метров. Выходя на очередную господствующую высоту, осматривался и подавал по радио тоновый сигнал, разрешающий разведчикам продолжать движение. Справа и слева на удалении сто метров шли боковые парные дозоры. Тыл отряда прикрывал тыловой дозор из четырех разведчиков, они же контролировали след, заметая его срезанными ветками верблюжьей колючки. Примерно через час-полтора мы подошли к подножию хребта и без раскачки начали подъем. В гору лезли всю ночь. Наличие дополнительного тяжелого вооружения (второго АГС и нескольких пулеметов) отрицательно сказалось на скорости марша при восхождении. Отряд сильно растянулся. Часть офицеров осталась с отстающими бойцами. Командир и ядро ушли вверх. К рассвету в конце подъема разведчики измотались настолько, что, забыв об осторожности, двигались, не дожидаясь команды головного дозора. На высоту поднялись с ним одновременно. Отряд расположился чуть ниже вершины, на небольшой площадке среди пик скальника. Выставили охранение, наскоро перекусили и завалились спать. Каково же было мое удивление, когда, проснувшись от первых лучей солнца, я увидел бойца отряда, только влезающего на место дневки. Подгонял его и замыкал движение переводчик роты. Отставший – молодой солдат, недавно прибывший в батальон. Подъем дался ему особенно тяжело, он едва стоял на ногах от усталости. Обычная история – тяжело с непривычки. В дальнейшем он проявит слабость, чем поставит под угрозу срыва всю операцию.
Спецназовцы третьей роты отряда: капитан Кравченко, старший лейтенант Хамзин, сержант Затёмов, капитан Прокопчук, провинция Кандагар
Днем, осматриваясь с вершины в бинокль, Кравченко обнаружил, что дорога, на которую он планировал вывести отряд, практически не действует. Наш проводник-пуштун указал ему другой путь, по которому передвигались небольшие пешие группы боевиков. Офицер, связавшись с командованием батальона, согласовал решение перенацелить отряд на новый маршрут.
Кравченко часто действовал дерзко, на грани разумного, но просчитывал все четко. Вот и в этот раз спецназовец дерзнул. Очень рано, после полудня, как только тень легла на горное ущелье, отряд начал спуск. Ни до, ни после бывать в таких местах мне не доводилось. На некоторых участках извилистая тропа сужалась до метра в ширину, а отвесные стены поднимались вверх до двух сотен метров. Огромные валуны преграждали нам путь. Решившись на такой спуск в темное время суток, не избежишь падений и травм. Оглядываясь назад, вижу фигуры товарищей, переползающих через гигантские глыбы. Подняв глаза вверх, опасливо рассматриваю вершины обрывистых скал и ловлю себя на мысли: «Пара боевиков наверху с ящиком гранат положит нас всех». На ум приходят многочисленные рассказы о том, как пехота с техникой, попав в засады в ущельях, несла большие потери. А тут горстка бойцов без поддержки передвигается в «духовском» районе. Одним словом: «Мама дорогая!»
Головной дозор, командир, радисты и минеры спустились к выходу. Вдруг прозвучал одиночный выстрел. Мы кинулись на землю кто где стоял, изготовились к бою. Неужели началось? Пытаюсь отыскать более выгодную позицию. Укрыться негде. Почему же так нелепо? Через минуту к нам подбежал Кравченко. Командир был без ранца. Видимо, оставил его с головным дозором, уже вышедшим на плато.
Крайний слева капитан Кравченко, крайний справа медик отряда Марат Васильев, во время боевого выхода у заброшенного кишлака
Разведгруппа капитана Кравченко на выходе, разведчики осматриваются перед началом движения
– Кто стрелял? – резко спросил он, присев возле нас.
Не дожидаясь ответа, стал нюхать дуло автомата каждого. Закончив, так же стремительно поднялся и поспешил наверх по разлому.
Во время сложного спуска отряд непроизвольно растянулся метров на триста, разбившись на группы. Ущелье делало несколько поворотов. Передвигаясь в передовом отряде, мы не видели товарищей, находившихся выше. Связи с ними не было. Нам оставалось только терпеливо ждать, как разрешится тревожная ситуация. Через двадцать минут командир вернулся вниз уже с десятком бойцов.
Во время днёвки, наблюдательный пункт радиотелеграфистов отряда
– Группа обстреляна, есть раненый, – на ходу бросил он.
Им оказался вчерашний «умирающий». Солдат, как позже выяснится, не выдержав трудности марша, совершил самострел. Теперь части отряда предстояло остаться в ущелье, чтобы транспортировать его к месту засады. А у дороги каждый ствол был на счету. Напрягала также мысль: что, если выстрел привлек внимание боевиков? Но Кравченко отступать не собирался…
Начало смеркаться. Оставив часть группы для спуска раненого, мы поспешили вперед. Перед нами раскинулся хребет горы Сурхгар, что в переводе с персидского означает «красный камень». Дальним от нас концом массив примыкал к «зеленке». По степи вдоль скрытого от нас обратного склона отрога и проходила новая дорога. По всей вершине этого длинного кряжа тянулся узкий скальник, до десятка метров в ширину. Бить с горы караван не представлялось возможным: наивысшая точка хребта – 1405 метров, удаление от дороги – более километра. Командир решил использовать высоту как опорный пункт, посадив туда расчет АГС и основную часть группы. Они должны были обеспечить отход подгруппы минирования. К дороге пошли семь человек: два офицера, два минера, пулеметчик, командир отделения с подствольным гранатометом ГП-25 и проводник.
…О проводнике хочу рассказать подробнее. Капитан афганской армии, он был кровником местным «душманам». Личного оружия на выходе не имел. Но это не останавливало его в желании мстить. Позже, когда разгорится бой, он со слезами на глазах будет выпрашивать у командира оружие. Утром, когда все будет кончено, получив пулемет, начнет с горы долбить по противнику, находящемуся на предельном удалении. И когда по приказу Кравченко у него его заберут, расплачется и станет умолять вернуть. Мне было удивительно наблюдать, как взрослый мужчина рыдает и, причитая, просит дать ему возможность продолжить стрельбу. Такова была сила его ненависти. Но это будет позже, а сейчас горстка спецназовцев двинулась к дороге…
Командовал подгруппой Леонид Федорович Рожков – личность в отряде легендарная. Очень спокойный, хладнокровный, немногословный офицер. Команду подавал один раз; невыполнивший рисковал попробовать пудовый кулак Федоровича. Помню, в одном из выходов во время ночного перехода, проходя мимо сидящих на земле и ожидающих команды о продолжении движения бойцов, заметив, что один из разведчиков расслабился, Рожков с ходу отвесил ему оплеуху.
– Я же сказал не спать! – сказал он ворчливо.
Старший лейтенант Кравченко и старший лейтенант Рожков утром после ночного боя, отбитый у «душманов» груженный боеприпасами автомобиль. Север Кандагара, район кишлака Ходжамульк. Январь 1986 г.
Леонид Федорович Рожков
– Леха, ты что? Это же я, – прозвучал в ответ обиженный голос лейтенанта – переводчика отряда.
– А! Ну извини…
Рожков был единственным из командиров групп, кто носил на своем АКСе прибор ночного видения НСПУ. В него он подолгу рассматривал горизонт, прежде чем задать направление движения головного дозора. Уверенность, исходившая от него, передавалась бойцам, которые относились к нему, как к отцу, – уважали и боялись…
Старший лейтенант Кравченко был командиром 3-й роты, очень грамотным и энергичным офицером, дерзким разведчиком. Солдаты гордились им. Он всегда был нацелен дать результат, риск работы рядом с зеленой зоной и трудности перехода к дороге через горный хребет Маранджагар высотой 1689 метров не останавливали его. Для сравнения высота хребта, по которому проложена горнолыжная трасса зимней Олимпиады, в Красной Поляне – 1500 метров. Разведчикам предстояло выполнить восхождение скрытно. Ограниченные во времени, спецназовцы должны были завершить подъем, пока не рассвело. И каждому предстояло нести на себе груз, равный весу своего тела. Учитывая сложность предстоящего боевого выхода, группу усилили.
11 января 1986 года отряд, состоящий из сорока разведчиков, четверо из которых были офицерами, с «брони» десантировался у заброшенного кишлака Шукуркалай. Движение начали в сумерках, не дожидаясь полной темноты. Остерегаясь засады во время марша, командир отряда организовал усиленное походное охранение. Головной дозор двигался впереди на удалении двести метров. Выходя на очередную господствующую высоту, осматривался и подавал по радио тоновый сигнал, разрешающий разведчикам продолжать движение. Справа и слева на удалении сто метров шли боковые парные дозоры. Тыл отряда прикрывал тыловой дозор из четырех разведчиков, они же контролировали след, заметая его срезанными ветками верблюжьей колючки. Примерно через час-полтора мы подошли к подножию хребта и без раскачки начали подъем. В гору лезли всю ночь. Наличие дополнительного тяжелого вооружения (второго АГС и нескольких пулеметов) отрицательно сказалось на скорости марша при восхождении. Отряд сильно растянулся. Часть офицеров осталась с отстающими бойцами. Командир и ядро ушли вверх. К рассвету в конце подъема разведчики измотались настолько, что, забыв об осторожности, двигались, не дожидаясь команды головного дозора. На высоту поднялись с ним одновременно. Отряд расположился чуть ниже вершины, на небольшой площадке среди пик скальника. Выставили охранение, наскоро перекусили и завалились спать. Каково же было мое удивление, когда, проснувшись от первых лучей солнца, я увидел бойца отряда, только влезающего на место дневки. Подгонял его и замыкал движение переводчик роты. Отставший – молодой солдат, недавно прибывший в батальон. Подъем дался ему особенно тяжело, он едва стоял на ногах от усталости. Обычная история – тяжело с непривычки. В дальнейшем он проявит слабость, чем поставит под угрозу срыва всю операцию.
Днем, осматриваясь с вершины в бинокль, Кравченко обнаружил, что дорога, на которую он планировал вывести отряд, практически не действует. Наш проводник-пуштун указал ему другой путь, по которому передвигались небольшие пешие группы боевиков. Офицер, связавшись с командованием батальона, согласовал решение перенацелить отряд на новый маршрут.
Кравченко часто действовал дерзко, на грани разумного, но просчитывал все четко. Вот и в этот раз спецназовец дерзнул. Очень рано, после полудня, как только тень легла на горное ущелье, отряд начал спуск. Ни до, ни после бывать в таких местах мне не доводилось. На некоторых участках извилистая тропа сужалась до метра в ширину, а отвесные стены поднимались вверх до двух сотен метров. Огромные валуны преграждали нам путь. Решившись на такой спуск в темное время суток, не избежишь падений и травм. Оглядываясь назад, вижу фигуры товарищей, переползающих через гигантские глыбы. Подняв глаза вверх, опасливо рассматриваю вершины обрывистых скал и ловлю себя на мысли: «Пара боевиков наверху с ящиком гранат положит нас всех». На ум приходят многочисленные рассказы о том, как пехота с техникой, попав в засады в ущельях, несла большие потери. А тут горстка бойцов без поддержки передвигается в «духовском» районе. Одним словом: «Мама дорогая!»
Головной дозор, командир, радисты и минеры спустились к выходу. Вдруг прозвучал одиночный выстрел. Мы кинулись на землю кто где стоял, изготовились к бою. Неужели началось? Пытаюсь отыскать более выгодную позицию. Укрыться негде. Почему же так нелепо? Через минуту к нам подбежал Кравченко. Командир был без ранца. Видимо, оставил его с головным дозором, уже вышедшим на плато.
– Кто стрелял? – резко спросил он, присев возле нас.
Не дожидаясь ответа, стал нюхать дуло автомата каждого. Закончив, так же стремительно поднялся и поспешил наверх по разлому.
Во время сложного спуска отряд непроизвольно растянулся метров на триста, разбившись на группы. Ущелье делало несколько поворотов. Передвигаясь в передовом отряде, мы не видели товарищей, находившихся выше. Связи с ними не было. Нам оставалось только терпеливо ждать, как разрешится тревожная ситуация. Через двадцать минут командир вернулся вниз уже с десятком бойцов.
– Группа обстреляна, есть раненый, – на ходу бросил он.
Им оказался вчерашний «умирающий». Солдат, как позже выяснится, не выдержав трудности марша, совершил самострел. Теперь части отряда предстояло остаться в ущелье, чтобы транспортировать его к месту засады. А у дороги каждый ствол был на счету. Напрягала также мысль: что, если выстрел привлек внимание боевиков? Но Кравченко отступать не собирался…
Начало смеркаться. Оставив часть группы для спуска раненого, мы поспешили вперед. Перед нами раскинулся хребет горы Сурхгар, что в переводе с персидского означает «красный камень». Дальним от нас концом массив примыкал к «зеленке». По степи вдоль скрытого от нас обратного склона отрога и проходила новая дорога. По всей вершине этого длинного кряжа тянулся узкий скальник, до десятка метров в ширину. Бить с горы караван не представлялось возможным: наивысшая точка хребта – 1405 метров, удаление от дороги – более километра. Командир решил использовать высоту как опорный пункт, посадив туда расчет АГС и основную часть группы. Они должны были обеспечить отход подгруппы минирования. К дороге пошли семь человек: два офицера, два минера, пулеметчик, командир отделения с подствольным гранатометом ГП-25 и проводник.
…О проводнике хочу рассказать подробнее. Капитан афганской армии, он был кровником местным «душманам». Личного оружия на выходе не имел. Но это не останавливало его в желании мстить. Позже, когда разгорится бой, он со слезами на глазах будет выпрашивать у командира оружие. Утром, когда все будет кончено, получив пулемет, начнет с горы долбить по противнику, находящемуся на предельном удалении. И когда по приказу Кравченко у него его заберут, расплачется и станет умолять вернуть. Мне было удивительно наблюдать, как взрослый мужчина рыдает и, причитая, просит дать ему возможность продолжить стрельбу. Такова была сила его ненависти. Но это будет позже, а сейчас горстка спецназовцев двинулась к дороге…
Командовал подгруппой Леонид Федорович Рожков – личность в отряде легендарная. Очень спокойный, хладнокровный, немногословный офицер. Команду подавал один раз; невыполнивший рисковал попробовать пудовый кулак Федоровича. Помню, в одном из выходов во время ночного перехода, проходя мимо сидящих на земле и ожидающих команды о продолжении движения бойцов, заметив, что один из разведчиков расслабился, Рожков с ходу отвесил ему оплеуху.
– Я же сказал не спать! – сказал он ворчливо.
– Леха, ты что? Это же я, – прозвучал в ответ обиженный голос лейтенанта – переводчика отряда.
– А! Ну извини…
Рожков был единственным из командиров групп, кто носил на своем АКСе прибор ночного видения НСПУ. В него он подолгу рассматривал горизонт, прежде чем задать направление движения головного дозора. Уверенность, исходившая от него, передавалась бойцам, которые относились к нему, как к отцу, – уважали и боялись…
Пан или пропал
Выйдя к месту засады, подгруппа расположилась в неглубоком высохшем русле.
– Минеры, пошли, дорогу покажу, – скомандовал офицер и, пройдя вперед метров пятьдесят, кивком указал в степь: – Видишь?
– Где? – не понимая, спросил я.
Заметив мое замешательство, он наклонился к земле и буквально пальцем показал едва различимый след протектора. Песчаная почва вокруг была настолько спрессована, что автомобили не оставляли колеи. До этого мне в составе группы уже дважды доводилось бить караван, но с горы. Бродить же по обочине вражеской дороги выпало первый раз. Убедившись, что я в «теме», офицер указал направление, откуда ожидается движение авто.
– Устанавливай, – приказал он.
Я поспешил назад в русло. Отвязав прикрепленный сверху на ранец десантника спальный мешок, быстро выпотрошил в него все лишнее. Уложив в рюкзаки только мины и средства взрывания, подрывники выдвинулись к дороге и приступили к работе. В паре со мной был мой друг, краснодарец Саня Будников. В отряд он попал после ускоренной трехмесячной подготовки, полученной в учебном батальоне, располагавшемся в пригороде города Чирчика. Уровень знаний минно-подрывного дела имел слабый, да и война, если честно, вообще не была его коньком. Но он на всю жизнь останется для меня примером безропотного, мужественного преодоления трудностей и верности своему долгу. Я знал, что, если придется, он примет смерть, но не бросит. На мой взгляд, верность – ценное качество для мужчины…
Разведчик-минер сержант Будников
В трех метрах друг от друга мы быстро установили два куста из мин осколочных направленных МОН-50, по три штуки в каждом. Ввернув в запальное гнездо крайнего заряда электродетонатор, я проверил, как дела у напарника. Убедившись, что он справляется, разматывая катушку с подрывным проводом, в полуприседе стал возвращаться к позиции подгруппы. За мной двинулся и Саня. Беспокоила маскировка зарядов. Хотя, срезав несколько кустов верблюжьей колючки, мы накрыли ими заряды, но сделать их совсем незаметными нам не удалось. Слишком ровной, без единого бугорка, была поверхность вокруг места установки. Спустившись в русло, вставив оголенные медные концы линии в зажимы подрывной машинки, я шепотом доложил командиру о готовности. Будников не добрался до спасительного укрытия метров десять, так как закопался с запутавшимся у него в руках саперным проводом. Поленившись в батальоне подготовить катушку, не задумываясь о возможных последствиях, теперь пожинал плоды посеянного. В это время неожиданно для меня по дороге в сторону кандагарской «зеленки» пошел трактор – дозор, проверяющий маршрут. Подъехав к месту, где на обочине были установлены мины, агрегат остановился. Оставив двигатель работать, не выключая фары, «душара» вылез из-за руля, спустился на землю и с помощью электрического фонаря стал осматривать обочину. Медленно проводя лучом по поверхности земли, дошел до веток, прикрывающих мины, на секунду остановился и после недолгой паузы перевел его дальше на Саню. Тот, не спустившийся в «мандех»[11], успел лечь на землю и подтянуть ноги к груди, сжаться в комок. Прицелившись в боевика, я был готов открыть огонь. В голове вертелось: «Конец Буднику!» Напряжение нарастало. Указательным пальцем, плавно сжимая спусковой крючок, выбрал его слабину…
Все решилось просто. Дозорный выключил фонарь, спокойно вернулся к тарахтящему трактору, обыденно залез на сиденье своего агрегата, лязгнув рычагом переключения передач, покатил дальше. Почему он, засомневавшись, не выяснил все до конца, так и осталось для меня загадкой. И слава богу. Через пару минут Саня сполз ко мне в русло. Он был напуган и зол. Учащенно дыша, несколько минут приходил в себя.
Я же, воспользовавшись паузой, решил перекусить. Не знаю, что меня дернуло, может, нервное? Переведя рычаг подрывной машинки из походного в боевое положение, уложил ее сверху на клапан ранца. После этого достал из бокового кармана рюкзака плоскую 125-граммовую банку мясного фарша.
– Машины пошли, – предупредил Рожков, сидящий в метре от меня.
Не вовремя затеяв возню с едой, я отвлекся и потерял контроль над ситуацией. В очередной раз, выглянув за бруствер, обнаружил, что машины вошли в зону поражения. Поспешно отставив в сторону так и не опустошенную консервную банку, я схватился обеими руками за подрывную машинку.
– Поднимать? – обученный не открывать огонь без сигнала командира, полушепотом спрашиваю у Рожкова.
– Да, – быстро ответил тот, сообразив, что я жду разрешающей команды.
Напарник встревоженно смотрит на меня.
– Давай! – выждав мгновение, решаюсь я.
В ту же секунду одновременно бьем по штокам подрывных машинок: ослепительная вспышка, земля содрогнулась, грохочет взрыв. Бросаю ПМ-4 на землю, хватаю автомат и начинаю садить одиночными выстрелами по транспорту. По нему работает вся подгруппа. Наблюдаем, что встали два автомобиля. Фары горят. Движки продолжают молотить. Сопротивление не оказывается. С горы нас поддержал АГС, начал обрабатывать участки полупустыни за машинами.
– Готовься, сейчас пойдем досматривать, – бросил мне Рожков и скомандовал: – Прекратить стрельбу!
– У меня остался последний выстрел! – закричал командир отделения, вооруженный автоматом с «подствольником»[12].
Раздался хлопок, граната ушла вверх… Сработал закон подлости: она угодила в кузов головного автомобиля. Машина вспыхнула, пламя ярко озарило подступы к месту досмотра. Командир незлобно выругался.
– Вперед! – приказал он. Укрываясь в тени, отбрасываемой автомобилем, мы подкрались к заднему борту. Офицер откинул край тента, прикрывавшего груз: кузов был забит 107-миллиметровыми реактивными снарядами. Мне показалось, что он разочарован. В этот момент я увидел движущуюся от горящего авто на нас одинокую фигуру. Распахнув водительскую дверь кабины, быстро вращая ручку, опустил стекло. Используя поверхность ее обреза как упор для автомата, уложив цевье сверху, я прицелился. Самостоятельно принять решение на открытие огня не смог. Одет идущий был так же, как и мы, в куртку-«пакистанку». Вдруг это кто-то из наших ребят? Убить своего – взять грех на душу.
– Командир, смотри, – позвал я.
Рожков внимательно вгляделся.
– Вали! – резюмировал он.
Отстрелявшись, я стал помогать досматривать кабину.
– Ищи документы, карты, – нацелил Леонид Федорович.
– Ничего нет, только барахло.
– Все. Уходим!
Он стянул тряпичный тент, укрывающий снаряды, на землю под машину. Прострелил бензобак в нескольких местах. Из пробоин на брезент хлынула соляра.
– Спички есть? – потребовал Рожков.
Отсутствие их смутило меня. Невозможность выполнить приказ вызвала досаду. Офицер не растерялся, достал наземный сигнальный патрон красного огня, рывком за капроновый шнур привел его в действие и бросил пылающий факел в растекающееся топливо.
Мы припустили назад, в русло. Заскочив в укрытие, похватали мешки, рванули к горе под защиту отряда. Сматывать провода времени у меня не было, я просто откинул их от подрывной машинки и оставил лежать на земле. Моя плата «бакшиш»[13] противнику. Вдруг за нашими спинами из кузовов горящих машин с диким воем начали стартовать реактивные снаряды. Несколько из них, перелетев над нами, врубаясь в поверхность, стали взрываться, разбрасывая на сотни метров вокруг сгустки горящего жидкого фосфора, похожего на раскаленную при землетрясении лаву. Чтобы хоть как-то обезопасить себя от разлетающихся языков пламени, увидев в стороне высохшее русло, ведущее к горе, мы с ходу нырнули в него. Куда делись усталость и напряжение! Мне казалось, что ноги несут меня сами. На одном дыхании без привалов взлетели на вершину. Еще при досмотре, заглянув в кузов машины, я про себя отметил, что верхний ряд снарядов направлен от нас. В том направлении они и стартовали, накрыв близлежащий крупный кишлак, в котором стояла банда в сто пятьдесят стволов. Досталось боевикам прилично. Позже по агентурным данным стало известно, что погибли иранские советники. Это и спасло нас от крепкого боя в ту ночь.
Выгоревший остов попавшего в засаду вражеского автомобиля
С рассветом в стороне была обнаружена брошенная «мятежниками» третья «Тойота» – исправная машина, под верх груженная боеприпасами. Местные, понесшие значительные потери при ночном обстреле, активности не проявляли.
Основную часть отряда эвакуировали по воздуху. Трофеи решили вывезти на автомобиле, которым управлял офицер, а охрану обеспечивало отделение разведчиков. Сверху отход прикрывала пара Ми-24.
Отряд потерь не имел. Дело с самострелом, дабы не омрачать радужную картину, замяли. Пришлось наградить его вместе со всеми, поскольку за ранение полагалась награда, как за пролитую кровь.
Трофеи: крупнокалиберный пулемет и 107-мм реактивные снаряды
Через месяц, желая повторить успех, решили попробовать еще раз. Шаблонные действия, осуществляемые по тому же сценарию, не принесли желаемого результата. Боевое охранение мятежников, поднявшись на Сурхгар со стороны «зеленки», обнаружило разведчиков. Отряд принял бой. Боевики, подтянув силы, по хребту смогли пробиться вплотную к группе. В напряженный момент боя ребята отбивались, метая ручные гранаты. У спецназа появились раненые. Выйти из критического положения помогла лишь поддержка с воздуха. Штурмовикам пришлось сбрасывать бомбы над позициями разведчиков – слишком близко подошел к ним враг. Насколько мне известно, больше к этому участку караванного маршрута не ходили.
Саша Будников, впредь собираясь на войну, первым делом готовил провода: вытянув на всю длину, внимательно осматривал каждый метр двужильного саперного провода. После чего аккуратно наматывал его на катушку, не доверяя это никому.
– Минеры, пошли, дорогу покажу, – скомандовал офицер и, пройдя вперед метров пятьдесят, кивком указал в степь: – Видишь?
– Где? – не понимая, спросил я.
Заметив мое замешательство, он наклонился к земле и буквально пальцем показал едва различимый след протектора. Песчаная почва вокруг была настолько спрессована, что автомобили не оставляли колеи. До этого мне в составе группы уже дважды доводилось бить караван, но с горы. Бродить же по обочине вражеской дороги выпало первый раз. Убедившись, что я в «теме», офицер указал направление, откуда ожидается движение авто.
– Устанавливай, – приказал он.
Я поспешил назад в русло. Отвязав прикрепленный сверху на ранец десантника спальный мешок, быстро выпотрошил в него все лишнее. Уложив в рюкзаки только мины и средства взрывания, подрывники выдвинулись к дороге и приступили к работе. В паре со мной был мой друг, краснодарец Саня Будников. В отряд он попал после ускоренной трехмесячной подготовки, полученной в учебном батальоне, располагавшемся в пригороде города Чирчика. Уровень знаний минно-подрывного дела имел слабый, да и война, если честно, вообще не была его коньком. Но он на всю жизнь останется для меня примером безропотного, мужественного преодоления трудностей и верности своему долгу. Я знал, что, если придется, он примет смерть, но не бросит. На мой взгляд, верность – ценное качество для мужчины…
В трех метрах друг от друга мы быстро установили два куста из мин осколочных направленных МОН-50, по три штуки в каждом. Ввернув в запальное гнездо крайнего заряда электродетонатор, я проверил, как дела у напарника. Убедившись, что он справляется, разматывая катушку с подрывным проводом, в полуприседе стал возвращаться к позиции подгруппы. За мной двинулся и Саня. Беспокоила маскировка зарядов. Хотя, срезав несколько кустов верблюжьей колючки, мы накрыли ими заряды, но сделать их совсем незаметными нам не удалось. Слишком ровной, без единого бугорка, была поверхность вокруг места установки. Спустившись в русло, вставив оголенные медные концы линии в зажимы подрывной машинки, я шепотом доложил командиру о готовности. Будников не добрался до спасительного укрытия метров десять, так как закопался с запутавшимся у него в руках саперным проводом. Поленившись в батальоне подготовить катушку, не задумываясь о возможных последствиях, теперь пожинал плоды посеянного. В это время неожиданно для меня по дороге в сторону кандагарской «зеленки» пошел трактор – дозор, проверяющий маршрут. Подъехав к месту, где на обочине были установлены мины, агрегат остановился. Оставив двигатель работать, не выключая фары, «душара» вылез из-за руля, спустился на землю и с помощью электрического фонаря стал осматривать обочину. Медленно проводя лучом по поверхности земли, дошел до веток, прикрывающих мины, на секунду остановился и после недолгой паузы перевел его дальше на Саню. Тот, не спустившийся в «мандех»[11], успел лечь на землю и подтянуть ноги к груди, сжаться в комок. Прицелившись в боевика, я был готов открыть огонь. В голове вертелось: «Конец Буднику!» Напряжение нарастало. Указательным пальцем, плавно сжимая спусковой крючок, выбрал его слабину…
Все решилось просто. Дозорный выключил фонарь, спокойно вернулся к тарахтящему трактору, обыденно залез на сиденье своего агрегата, лязгнув рычагом переключения передач, покатил дальше. Почему он, засомневавшись, не выяснил все до конца, так и осталось для меня загадкой. И слава богу. Через пару минут Саня сполз ко мне в русло. Он был напуган и зол. Учащенно дыша, несколько минут приходил в себя.
Я же, воспользовавшись паузой, решил перекусить. Не знаю, что меня дернуло, может, нервное? Переведя рычаг подрывной машинки из походного в боевое положение, уложил ее сверху на клапан ранца. После этого достал из бокового кармана рюкзака плоскую 125-граммовую банку мясного фарша.
– Машины пошли, – предупредил Рожков, сидящий в метре от меня.
Не вовремя затеяв возню с едой, я отвлекся и потерял контроль над ситуацией. В очередной раз, выглянув за бруствер, обнаружил, что машины вошли в зону поражения. Поспешно отставив в сторону так и не опустошенную консервную банку, я схватился обеими руками за подрывную машинку.
– Поднимать? – обученный не открывать огонь без сигнала командира, полушепотом спрашиваю у Рожкова.
– Да, – быстро ответил тот, сообразив, что я жду разрешающей команды.
Напарник встревоженно смотрит на меня.
– Давай! – выждав мгновение, решаюсь я.
В ту же секунду одновременно бьем по штокам подрывных машинок: ослепительная вспышка, земля содрогнулась, грохочет взрыв. Бросаю ПМ-4 на землю, хватаю автомат и начинаю садить одиночными выстрелами по транспорту. По нему работает вся подгруппа. Наблюдаем, что встали два автомобиля. Фары горят. Движки продолжают молотить. Сопротивление не оказывается. С горы нас поддержал АГС, начал обрабатывать участки полупустыни за машинами.
– Готовься, сейчас пойдем досматривать, – бросил мне Рожков и скомандовал: – Прекратить стрельбу!
– У меня остался последний выстрел! – закричал командир отделения, вооруженный автоматом с «подствольником»[12].
Раздался хлопок, граната ушла вверх… Сработал закон подлости: она угодила в кузов головного автомобиля. Машина вспыхнула, пламя ярко озарило подступы к месту досмотра. Командир незлобно выругался.
– Вперед! – приказал он. Укрываясь в тени, отбрасываемой автомобилем, мы подкрались к заднему борту. Офицер откинул край тента, прикрывавшего груз: кузов был забит 107-миллиметровыми реактивными снарядами. Мне показалось, что он разочарован. В этот момент я увидел движущуюся от горящего авто на нас одинокую фигуру. Распахнув водительскую дверь кабины, быстро вращая ручку, опустил стекло. Используя поверхность ее обреза как упор для автомата, уложив цевье сверху, я прицелился. Самостоятельно принять решение на открытие огня не смог. Одет идущий был так же, как и мы, в куртку-«пакистанку». Вдруг это кто-то из наших ребят? Убить своего – взять грех на душу.
– Командир, смотри, – позвал я.
Рожков внимательно вгляделся.
– Вали! – резюмировал он.
Отстрелявшись, я стал помогать досматривать кабину.
– Ищи документы, карты, – нацелил Леонид Федорович.
– Ничего нет, только барахло.
– Все. Уходим!
Он стянул тряпичный тент, укрывающий снаряды, на землю под машину. Прострелил бензобак в нескольких местах. Из пробоин на брезент хлынула соляра.
– Спички есть? – потребовал Рожков.
Отсутствие их смутило меня. Невозможность выполнить приказ вызвала досаду. Офицер не растерялся, достал наземный сигнальный патрон красного огня, рывком за капроновый шнур привел его в действие и бросил пылающий факел в растекающееся топливо.
Мы припустили назад, в русло. Заскочив в укрытие, похватали мешки, рванули к горе под защиту отряда. Сматывать провода времени у меня не было, я просто откинул их от подрывной машинки и оставил лежать на земле. Моя плата «бакшиш»[13] противнику. Вдруг за нашими спинами из кузовов горящих машин с диким воем начали стартовать реактивные снаряды. Несколько из них, перелетев над нами, врубаясь в поверхность, стали взрываться, разбрасывая на сотни метров вокруг сгустки горящего жидкого фосфора, похожего на раскаленную при землетрясении лаву. Чтобы хоть как-то обезопасить себя от разлетающихся языков пламени, увидев в стороне высохшее русло, ведущее к горе, мы с ходу нырнули в него. Куда делись усталость и напряжение! Мне казалось, что ноги несут меня сами. На одном дыхании без привалов взлетели на вершину. Еще при досмотре, заглянув в кузов машины, я про себя отметил, что верхний ряд снарядов направлен от нас. В том направлении они и стартовали, накрыв близлежащий крупный кишлак, в котором стояла банда в сто пятьдесят стволов. Досталось боевикам прилично. Позже по агентурным данным стало известно, что погибли иранские советники. Это и спасло нас от крепкого боя в ту ночь.
С рассветом в стороне была обнаружена брошенная «мятежниками» третья «Тойота» – исправная машина, под верх груженная боеприпасами. Местные, понесшие значительные потери при ночном обстреле, активности не проявляли.
Основную часть отряда эвакуировали по воздуху. Трофеи решили вывезти на автомобиле, которым управлял офицер, а охрану обеспечивало отделение разведчиков. Сверху отход прикрывала пара Ми-24.
Отряд потерь не имел. Дело с самострелом, дабы не омрачать радужную картину, замяли. Пришлось наградить его вместе со всеми, поскольку за ранение полагалась награда, как за пролитую кровь.
Через месяц, желая повторить успех, решили попробовать еще раз. Шаблонные действия, осуществляемые по тому же сценарию, не принесли желаемого результата. Боевое охранение мятежников, поднявшись на Сурхгар со стороны «зеленки», обнаружило разведчиков. Отряд принял бой. Боевики, подтянув силы, по хребту смогли пробиться вплотную к группе. В напряженный момент боя ребята отбивались, метая ручные гранаты. У спецназа появились раненые. Выйти из критического положения помогла лишь поддержка с воздуха. Штурмовикам пришлось сбрасывать бомбы над позициями разведчиков – слишком близко подошел к ним враг. Насколько мне известно, больше к этому участку караванного маршрута не ходили.
Саша Будников, впредь собираясь на войну, первым делом готовил провода: вытянув на всю длину, внимательно осматривал каждый метр двужильного саперного провода. После чего аккуратно наматывал его на катушку, не доверяя это никому.
Северная дорога
Каждой засаде Кандагарского отряда специального назначения на караван противника предшествует подготовка разведгруппы. Выход будет длиться трое суток. Действуем автономно, поэтому все необходимое приходится нести на себе.
Сборы подгруппы минирования проходят перед ротной палаткой. Командир взвода определяет численный состав, назначает старшего, а также указывает тип и количество минно-взрывных средств. Если это «новинка инженерной мысли», проводит дополнительный инструктаж по правилам применения, напоминает о недопустимости попадания изделия в руки противника. Далее мы самостоятельно готовимся к боевому выходу.
Командир разведгруппы старший лейтенант Паршин, проверка готовности спецназовцев к выходу, январь 1986 г.
Минеров в составе разведгруппы двое или трое, обычно наши заряды одинаковы. Каждый из подрывников представляет равную по огневой мощи боевую единицу. Самое распространенное вооружение – мины осколочные направленного действия. МОН-50 – легкая, простая в обращении, эффективная. Управляем подрывом по проводам при помощи подрывной машинки. Специальный компактный прибор имеет шток. При ударе по нему вырабатывается электрический импульс, который за доли секунды передается на детонаторы. Внутри капсюля разряд в мгновение раскаляет тонкий металлический мостик, вставленный в воспламенительную головку из инициирующего взрывчатого вещества повышенной мощности. Молниеносная реакция продолжается, детонирует пластит в корпусе мины, выбрасывая впрессованные в него осколки в определенный сектор.
«Хмурый город Кандагар», район Сенджерай
Наша задача во время «дневки»[14] – перекрыть опасные направления на подступах к разведчикам. Ночью, если условия будут подходящими, на нас лежит ответственность за установку зарядов на обочине. Необходимо замаскировать и направить мины на транспорт противника, при возможности поразить его. Десять дней назад вблизи от северной оконечности кандагарской «зеленки» мы впервые успешно сработали, остановив подрывом три автомашины.
Сборы подгруппы минирования проходят перед ротной палаткой. Командир взвода определяет численный состав, назначает старшего, а также указывает тип и количество минно-взрывных средств. Если это «новинка инженерной мысли», проводит дополнительный инструктаж по правилам применения, напоминает о недопустимости попадания изделия в руки противника. Далее мы самостоятельно готовимся к боевому выходу.
Минеров в составе разведгруппы двое или трое, обычно наши заряды одинаковы. Каждый из подрывников представляет равную по огневой мощи боевую единицу. Самое распространенное вооружение – мины осколочные направленного действия. МОН-50 – легкая, простая в обращении, эффективная. Управляем подрывом по проводам при помощи подрывной машинки. Специальный компактный прибор имеет шток. При ударе по нему вырабатывается электрический импульс, который за доли секунды передается на детонаторы. Внутри капсюля разряд в мгновение раскаляет тонкий металлический мостик, вставленный в воспламенительную головку из инициирующего взрывчатого вещества повышенной мощности. Молниеносная реакция продолжается, детонирует пластит в корпусе мины, выбрасывая впрессованные в него осколки в определенный сектор.
Наша задача во время «дневки»[14] – перекрыть опасные направления на подступах к разведчикам. Ночью, если условия будут подходящими, на нас лежит ответственность за установку зарядов на обочине. Необходимо замаскировать и направить мины на транспорт противника, при возможности поразить его. Десять дней назад вблизи от северной оконечности кандагарской «зеленки» мы впервые успешно сработали, остановив подрывом три автомашины.
«Будь готов»
Я готовлюсь к «войне» так. В первую очередь осматриваю личное оружие. Обязательно потрошу снаряженные автоматные магазины. Контейнеров четырнадцать. Сдвигаю металлическую крышку с нижней стороны. Достаю пружину. Обмотав конец автоматного шомпола бумагой для чистки оружия, удаляю изнутри «рожков» жирный слой пыли. Бегло осматриваю побывавшие в деле патроны, неподходящие без раздумья заменяю новыми. После моей профилактики остается цинк[15] зарядов, пригодных только на первый взгляд. Позже их расстреляют на стрельбище или уничтожат. Такое щепетильное отношение – не прихоть, а расчет на то, что ночью в районе, население которого относится к нам крайне враждебно, мой автомат меня не подведет. Предпочитаю в этом не рисковать.
Командир группы инструктирует спецназовцев перед выходом
Два магазина набиваю патронами с трассирующими пулями. Пригодиться они могут в исключительном случае. В ночном бою разбираться, каким видом патронов заряжаешь автомат, нет возможности. Выстрел пулей с горящим в задней части пиротехническим веществом демаскирует позицию. Трассы огней, уходящих от стрелка, четко указывают противнику его местонахождение. Поэтому «специфические» магазины сразу убираю на самое дно правого кармана ранца десантника.
Далее, получив на инженерном складе все необходимое, мы уходим на территорию ротного собачника. Разматываю катушку с двужильным саперным проводом. Шагами измеряю его длину, проверяю целостность изоляции в местах скрутки. Далее подключаю электровзрывную цепь к подрывной машинке, перевожу рычаг прибора в походное положение, резко нажимаю на шток. Загоревшийся индикатор показывает целостность линии. Заново зачищаю и тщательно скручиваю в пучок медные жилы на каждом из концов. Аккуратно накручиваю кабель на вырезанную из фанеры в форме буквы «Н» основу. Катушка готова.
Исправность электродетонаторов проверяю аналогичным способом. Убеждаюсь в том, что рычаг переключателя режимов работы подрывной машинки находится в походном положении, красные сигналы на приливах закрыты. Боец нашей роты в этом месяце лишился глаза – при проверке детонатора оставил переключатель в боевом положении. Ремесло подрывника требует особой подготовки. Работа с веществами, способными, вспыхнув, выделить за доли миллисекунды колоссальное количество энергии, а попросту взорваться, требует осознанного понимания того, что ты делаешь. Мелочей здесь нет. Неосторожность не прощается. Детонатор опускаю в неглубокую 30-сантиметровую яму, отрытую возле тыльной глухой стены вольеров для собак. В момент пуска укрываюсь за углом строения. Этого требуют меры безопасности при проведении взрывных работ. Детонатор может оказаться бракованным, или тестирующий прибор может выдать сигнал, превышающий пороговое значение. Удар по штоку, все в порядке, – вспышка светодиода указывает на исправность.
Два магазина набиваю патронами с трассирующими пулями. Пригодиться они могут в исключительном случае. В ночном бою разбираться, каким видом патронов заряжаешь автомат, нет возможности. Выстрел пулей с горящим в задней части пиротехническим веществом демаскирует позицию. Трассы огней, уходящих от стрелка, четко указывают противнику его местонахождение. Поэтому «специфические» магазины сразу убираю на самое дно правого кармана ранца десантника.
Далее, получив на инженерном складе все необходимое, мы уходим на территорию ротного собачника. Разматываю катушку с двужильным саперным проводом. Шагами измеряю его длину, проверяю целостность изоляции в местах скрутки. Далее подключаю электровзрывную цепь к подрывной машинке, перевожу рычаг прибора в походное положение, резко нажимаю на шток. Загоревшийся индикатор показывает целостность линии. Заново зачищаю и тщательно скручиваю в пучок медные жилы на каждом из концов. Аккуратно накручиваю кабель на вырезанную из фанеры в форме буквы «Н» основу. Катушка готова.
Исправность электродетонаторов проверяю аналогичным способом. Убеждаюсь в том, что рычаг переключателя режимов работы подрывной машинки находится в походном положении, красные сигналы на приливах закрыты. Боец нашей роты в этом месяце лишился глаза – при проверке детонатора оставил переключатель в боевом положении. Ремесло подрывника требует особой подготовки. Работа с веществами, способными, вспыхнув, выделить за доли миллисекунды колоссальное количество энергии, а попросту взорваться, требует осознанного понимания того, что ты делаешь. Мелочей здесь нет. Неосторожность не прощается. Детонатор опускаю в неглубокую 30-сантиметровую яму, отрытую возле тыльной глухой стены вольеров для собак. В момент пуска укрываюсь за углом строения. Этого требуют меры безопасности при проведении взрывных работ. Детонатор может оказаться бракованным, или тестирующий прибор может выдать сигнал, превышающий пороговое значение. Удар по штоку, все в порядке, – вспышка светодиода указывает на исправность.