Страница:
Еще раз напомню читателям, что к 1784 г. Малороссия представляла собой бывшую Гетманщину, то есть узкую полоску земли у Днепра от Киева и выше. Выходцы их этой области к 1800 г. не составляли и 5 % населения Крыма и Новороссии.
К великому сожалению, ни царские, ни советские, ни современные либеральные историки не соизволили посчитать, сколько податей платила территория бывшей Гетманщины с 1784 по 1800 год. А если из суммы доходов с Малороссии вычесть государственные расходы на нее, то есть на содержание войск, ее защищавших, на управление, строительство казенных зданий, дорог, здравоохранение, народное образование и т. п., то неизвестно, окажется ли результат вычисления положительным или будет отрицательным. На мой взгляд, если и положительным, то все равно близким к нулю. Это, кстати, типично для Российской империи. Она в большинстве случаев вкладывала в окраины больше средств, чем те давали.
Характерный пример – Царство Польское с 1815 по 1891 год сидело на шее Центральной России, то есть расходы на него существенно превышали доходы. Нет оснований полагать, что с Малороссией было иначе. Кстати, денежные затраты на Новую Россию и Крым не поздно посчитать и сейчас. Я много месяцев провел в Военно-историческом архиве, изучая дела о постройке русских крепостей. Там даже постройка паршивого сарая посчитана с точностью до одной копейки. Дело за желанием Кремля, отмашки которого достаточно, чтобы наше воинство историков занялось делом и предъявило Киеву внушительный счет.
Итак, Крым и дикая степь к середине XIX века превратились в цветущую губернию России. Там были построены десятки городов, основаны сотни селений. И сделано это было великороссами на деньги, собранные в виде налогов по Центральной России и Сибири.
Глава 9
К великому сожалению, ни царские, ни советские, ни современные либеральные историки не соизволили посчитать, сколько податей платила территория бывшей Гетманщины с 1784 по 1800 год. А если из суммы доходов с Малороссии вычесть государственные расходы на нее, то есть на содержание войск, ее защищавших, на управление, строительство казенных зданий, дорог, здравоохранение, народное образование и т. п., то неизвестно, окажется ли результат вычисления положительным или будет отрицательным. На мой взгляд, если и положительным, то все равно близким к нулю. Это, кстати, типично для Российской империи. Она в большинстве случаев вкладывала в окраины больше средств, чем те давали.
Характерный пример – Царство Польское с 1815 по 1891 год сидело на шее Центральной России, то есть расходы на него существенно превышали доходы. Нет оснований полагать, что с Малороссией было иначе. Кстати, денежные затраты на Новую Россию и Крым не поздно посчитать и сейчас. Я много месяцев провел в Военно-историческом архиве, изучая дела о постройке русских крепостей. Там даже постройка паршивого сарая посчитана с точностью до одной копейки. Дело за желанием Кремля, отмашки которого достаточно, чтобы наше воинство историков занялось делом и предъявило Киеву внушительный счет.
Итак, Крым и дикая степь к середине XIX века превратились в цветущую губернию России. Там были построены десятки городов, основаны сотни селений. И сделано это было великороссами на деньги, собранные в виде налогов по Центральной России и Сибири.
Глава 9
Правобережье – еще сто лет польского владычества
Согласно русско-польскому договору «о вечном мире» 1686 года на Правобережье Россия присоединила маленький, но очень ценный правобережный анклав – Киев и Печерский монастырь с окружавшей его территорией, ограниченной речушками Ирпенью с севера и Стугной с юга и оканчивающийся на западной окраине окрестностей Киева у местечка Васильково (крайний западный пограничный пункт России до конца XVIII века).
Южнее устья реки Тясмины и до Запорожья территория по левую сторону Днепра принадлежала фактически и формально Войску Запорожскому, которое, согласно мирному договору, ставилось в вассальную зависимость с этих пор только от России и в отношения которого с Россией польский король обязался не вмешиваться.
Отдельно был решен вопрос о принадлежности разоренных многолетней войной XVII века украинских городов на правой стороне Днепра, откуда бежало все население. Поскольку поляки не захотели уступать их России, то было постановлено, что города Ржищев, Трактемиров, Канев, Мошны, Сокольня, Черкасы, Боровица, Бужин, Воронков, Крылов и Чигирин, а также вся прилегающая к ним территория от местечка Стайки до устья реки Тясмин не будут ни заселяться, ни восстанавливаться и останутся пустынными до тех пор, пока сейм и король не дадут полномочия на окончательное решение их судьбы, и потому дело об этой территории откладывалось обеими сторонами до лучших и благоприятных времен.
Фактически на Правобережье, особенно в его южной части, власть польских магнатов к 1686 г. была номинальной. Что же касается королевской власти, то она была номинальной во всей Речи Посполитой. Реальная власть на Правобережье принадлежала казацким старшинам.
Польский король Ян Собеский для борьбы с турками решил возродить на Правобережье казачество. В 1683 г. он приказал шляхтичу Куницкому начать набор казаков, и к концу года таковых набралось около 8 тысяч. Но в начале 1684 г. казаки убили Куницкого и выбрали своим гетманом Могилу.
Но к 1686 г. уже ни Могилы, ни единого командования у правобережных казаков не было, а значительная часть Правобережья оказалась под властью самозваных казацких полковников. Наибольшую известность среди них приобрел Семен Филиппович Гурко, получивший прозвище Палий, то есть поджигатель.
Палий сделал своей резиденцией город Фастов или, как его тогда называли, Хвастов. Палий в молодые годы жил в Сечи и всегда поддерживал тесные связи с запорожцами.
Полякам как-то удалось схватить Палия и заключить его в башню в городе Немирове. Но Семен смог бежать оттуда. Освободившись, он узнал, что Фастов захвачен частной армией католического епископа. Палий собрал казаков, взял Фастов и перебил там всех ксендзов. Именно с тех пор он стал непримиримым врагом католической церкви.
В 1688 г. Палий обратился в Москву с просьбой о принятии его в подданство. Но правительница царевна Софья не желала войны с ляхами, и Палию было рекомендовано вместе с казаками перебраться в Запорожье.
Однако честолюбивый Палий не захотел стать местечковым полковником, а то и есаулом, и остался в Правобережье. У поляков не было возможности, а может, и желания отправлять большое войско против Палия и других полковников.
Статус у Палия и других полковников на правом берегу был более чем странным. Так, в 1693 г. войско Палия вместе с казаками Мазепы разгромили татар на реке Кодыме, за что получили от царя Петра ценные подарки.
Казаки Палия повсеместно громили панские усадьбы. Так, например, при разгроме двумя сотнями палиевских казаков имения пана Стецкого один из вождей повстанцев, некий Прокоп, громко заорал: «За Вислу ляхов прогнати, щоб их тут и нога не ступала!»[57]
Уверен, что подобный лозунг использовался всеми православными Правобережья.
На грабежи казацкого полковника Кутиского-Барабаша последовала коллективная жалоба шляхты Киевского воеводства. Польский коронный гетман отправил к полковнику посланцев с требованием уняться. А Кутиский-Барабаш посадил их в тюрьму, заявив: «Я ани короля, ани гетмана не боюсь; у меня король – царь турецкий, а гетман – господарь волоский, – бо треба тое ведати: где Барабаш, там ничого не маш».[58]
Сотник палиева полка Цвель со своими казаками напал на каптурового[59] судью Сурина, ездившего для исполнения своей судебной обязанности в село Калиновку. «Козаки, встретивши его на дороге, закричали: “Бийте ляхов, бийте! Нехай не ездють на суды; тут наш козацкий суд!” С такими словами козаки поколотили и самого господина, сидевшего в коляске, и его прислугу, забрали у него деньги, оружие, вещи, съестные запасы, а все судебные документы повыбрасывали и истребили».[60]
А с другой стороны, Палий периодически отправлял письма к польскому королю, в которых стремился показать себя верноподданным Речи Посполитой, терпящим постоянные обиды от панов и ксендзов.
В 1700 г. коронный гетман послал под Фастов воеводу Цинского с 4 тысячами поляков. Пан Цинский подошел к Фастову, сжег посад, а затем ретировался. По версии украинских историков, отряд казаков напал с тыла на ляхов, и те были вынуждены отойти от Фастова. Поляки же утверждают, что Палий прислал Цинскому несколько бочонков с деньгами, и на том кампания была закончена ко всеобщему удовлетворению.
Любопытно, что некоторые польские паны привлекали казаков Палия для решения своих личных дел. Так, зимой 1700/1701 г. пан Микульский поссорился со своей соседкой панной Головинской, взял от Палия «привоведный лист» для набора своевольных казаков и с этими казаками напал на имение Головинской, выгнал владелицу, сжег ее усадьбу и разогнал ее людей.
Польские паны ситуацию на Правобережье начали сравнивать со временами Богдана Хмельницкого в конце 40-х годов XVII века.
Примерно с 1694 г. отношения между Палием и Мазепой начали портиться. Фастовский правитель был слишком популярен на обоих берегах Днепра, а Мазепе в общем и целом было плевать и на православие, и на народ малороссийский, его основной целью было удержать гетманскую булаву. Поэтому Мазепа пытался всеми средствами дискредитировать Палия.
В 1701 г. поляки направили в Правобережье большие силы, в основном состоявшие из частных армий. Полковник Самусь отправил Мазепе грамоту с просьбой о помощи и осведомлялся о возможности ухода на левый берег в случае полной победы ляхов. Мазепа отвечал: «Помочи тебе не подам и без царского указа тебя не прийму. Без моего ведома ты начал и кончай, как знаешь, по своей воле».[61]
А в своем донесении в Москву Мазепа высказывал соображения, что Самусь делает это по чужому наущению, поскольку сам он человек простой и необразованный и едва ли без чужого совета додумался до этого. «Бунт распространяется быстро, – писал гетман, – уже от низовий Днестра и Буга по берегам этих рек не осталось ни единого старосты, побили много мещан – поляков и жидов, другие сами бегут в глубину Польши и кричат, что наступает новая хмельнищина. Впрочем, случившаяся на правой стороне Днепра смута принадлежностям нашим зело есть непротивна. Пусть господа поляки снова отведают из поступка Самусева, что народ малороссийский не может уживаться у них в подданстве; пусть поэтому перестанут домогаться Киева и всей Украины».[62]
По царскому указу в августе 1702 г. Мазепа пригласил Палия принять участие со своими казаками в войне против шведов. Палий ответил, что рад бы служить царю, да не смеет выйти, потому что на него собираются польские войска в Коростышове, и как только он выйдет, так они и Фастов разорят, и людей православных перебьют. «Всему свету известно, – выражался Палий, – что ляхи уже не одного сына восточной церкви удалили с сего света и много христиан мечом истребили в нашей достойной слез Украине».[63]
Полковник Самусь решил не ждать польских войск, а сам осадил Белую Церковь. 7 сентября из своего табора под Белой Церковью Самусь разослал всем казацким старшинам универсал, в котором извещал, что присягнул за весь народ малороссийский «быть до смерти верным царскому пресветлому величеству и пребывать в покорности гетману Мазепе». Далее в универсале говорилось, что в настоящее время Самусь с казацким войском находится под Белой Церковью напротив неприятелей-поляков и будет добиваться, чтобы ляхи навсегда ушли из Малороссии и более не возвращались. Самусь писал: «Прошу вас, господа, приложите все старание ваше, соберите изо всех городов поднестранских (приднестровских) охотное товариство в сотни и тысячи и поспешите стать с нами заодно. Как скоро Бог нам поможет взять белоцерковский замок, то не станем тратить времени и тотчас двинемся на противников наших польских панов».[64]
Универсал этот был послан и к приднестровским казацким старшинам Валозону, Палладию и Рынгошу.
Самусь недаром обратился в Приднестровский край. Начавшись от Богуслава и Корсуна, восстание, поднятое Самусем, пошло на запад к Бугу и Днестру. «Хлопы, жадные крови шляхетской, как выражались поляки, поднялись…» Город за городом, село за селом избавлялись от господства поляков, и вскоре восстание докатилось уже до Каменца. Подоляне прислали к Палию гонцов просить его быть «патроном» народного восстания против ляхов.
Две недели простоял Самусь под Белой Церковью, и тут приехал к нему эмиссар от коронного гетмана Любомирского пан Косовский и объявил, что если Самусь сложит оружие и покорится королевской воле, то получит прощение от короля и Речи Посполитой за все то, что происходило в Богуславе, Корсуне и других местах, где были побиты поляки и евреи. Самусь отвечал: «Мы тогда будет желательны королю и Речи Посполитой, когда у нас во всей Украине от Днепра до Днестра и вверх до реки Случи не будет ноги лядской».[65]
А тем временем на помощь Самусю подошел и сам Палий с 15 тысячами казаков. На выручку крепости двинулось и большое польское войско во главе с Яковом Потоцким и региментарем Рущицем. Ляхи заняли город Бердичев.
16 октября казаки Самуся внезапно ворвались в Бердичев и учинили там резню ляхов. Потоцкий и Рущиц бежали с небольшой частью своего воинства.
К концу ноября 1702 г. пала Белая Церковь. Трофеями казаков стали 28 пушек и большие запасы пороха. Палий въехал в город в карете, запряженной шестеркой лошадей, и объявил себя полковником белоцерковским. Казацкие полковники Палий, Самусь и Истра отправили Мазепе грамоту с просьбой принять Белую Церковь под власть царя.
А отряды Самуся двинулись на город Немиров. Местные казаки перешли на сторону повстанцев, и город был взят с ходу. Всех поляков и евреев казаки перебили, за исключением нескольких, согласившихся принять православие. Вскоре судьбу Немирова разделил и город Бар.
Зимой 1702/1703 г. появился в Подолии «полковник Войска Запорожского» Федор Шпак. Он объявил, что паны утесняют крестьян вопреки королевской воле. Шпак отличался тем, что не только резал католиков и евреев, но и продавал их целыми толпами татарам.
В числе восставших крестьян и казаков оказался и дворянин Данило Братковский. Он был, наверное, последним из русских дворян в Малороссии, сохранивший верность православию. Еще раньше Братковский напечатал по-польски сочинение под названием «Мир, пересмотренный по частям» («Swiat poczesci przejrzany»), где в сатирическом тоне изобразил пороки шляхетского общества.
Естественно, что Братковскому не нравилась религиозная политика ляхов в Подолии после изгнания оттуда турок. Так, королевским указом в Каменце не дозволялось селиться православным. Весь Подольский край в церковном отношении был изъят из ведомства киевского митрополита и подчинен исключительно литовскому униатскому владыке, как будто там уже и не было и не должно было быть православных.
Братковский в 1701 г. стал распространять свои сочинения в защиту православной церкви. Полякам удалось схватить Братковского, его долго пытали и 25 ноября 1702 г. казнили в Луцке «мучительной смертью».
Гетман Мазепа не помогал восставшим на Правобережье. Тем не менее в ноябре 1702 г. он получил от царского резидента в Варшаве князя Григория Долгорукова следующее письмо: «Шведский король хитрыми вымыслами, по совету приставших к нему польских изменников, велел распространять слухи, будто его царское величество указал вашей вельможности послать 20 000 войска на помощь Самусю, назвавшемуся царским гетманом, и будто мятежи, поднявшиеся в Украине, возникли с позволения нашего государя. Речь Посполитая приходит в немалое подозрение. Необходимо всем на деле доказать, что этот мятеж начался без воли царской и не приносит никой пользы его царскому величеству; необходимо стараться угасить этот огонь, препятствующий Речи Посполитой обратить оружие против шведов».[66]
Под давлением казацкой старшины Мазепа написал канцлеру Головину, что лучше было бы теперь принять от Палия Белую Церковь в царское владение. Петр же вместо этого вновь приказал Мазепе усилить караулы на Днепре, дабы не пускать правобережных казаков на помощь повстанцам.
Царь отправил к Палию генерала Паткуля уговорить его передать захваченные территории королю Августу. Палий фиктивно согласился, но делать ничего не стал.
Во второй половине 1703 г. войско польского гетмана Сенявского сумело отбить у Самуся город Немиров, причем сам полковник ушел в Богуслав. Затем Сенявский осадил город Ладыжин, где с несколькими тысячами казаков засел полковник Абазын. Ляхи штурмом взяли город. Абазына посадили на кол. По разным сведениям, было перебито от двух до десяти тысяч казаков.
В феврале 1704 г. киевский воевода[67] Потоцкий разбил отряд Федора Шпака. По приказу Потоцкого всем холопам, заподозренным в участии в восстании, отрезали левое ухо и, по свидетельству современника, такому наказанию было подвергнуто до 70 тысяч человек. Польские суды по обвинению в мятеже приговаривали к смерти жителей целых селений. Их казнили скопом – правых и виноватых.
В январе 1704 г. Самусь и корсуньский полковник Истра бежали на левый берег и были приняты на службу к Мазепе.
В апреле 1704 г. Петр I приказал гетману Мазепе двинуть малороссийское войско на правый берег «чинить промысел над нерасположенными к королю Августу панами, нещадно опустошая огнем и мечом их маетности».[68]
Между тем Мазепа строчил царю донос за доносом на Палия, что тот сносится с панами Любомирскими и хочет поступить на службу к шведскому королю Карлу XII.
В мае Мазепа отправил 1300 казаков на помощь польскому королю Августу. 15 июля к войску Мазепы, стоявшему на польской территории, подошел отряд Палия. Гетман радушно принял полковника и обильно угостил его горилкой.
1 августа Мазепа пригласил в очередной раз в свою ставку Палия, арестовал его и отправил в заключение в Батуринский замок.
Между тем Петр I приказал Мазепе возвращаться домой. На Правобережье гетманская армия не вела боевых действий, а лишь грабила имения магнатов, перешедших на сторону короля Стася и шведов, как, например, тех же Любомирских.
12 октября 1704 г. Мазепа отправился с войском обратно и уже 29 октября прибыл в Батурин.
В августе 1704 г. Мазепа отправил на помощь полякам и саксонцам 10-тысячный отряд казаков под командованием переяславского полковника Ивана Михайловича Мировича. Казаки участвовали в обороне Львова и ряде других сражений. Поляки и немцы третировали казаков. В конце концов почти весь этот и другие ранее посланные отряды казаков погибли или разбежались, и в Малороссию в ноябре 1704 г. вернулись лишь несколько десятков человек вместе с полковниками Мировичем и Апостолом.
Петр 10 декабря издал указ, что оба полковника достойны смертной казни «за распущение казаков и за самовольный уход со службы», но по ходатайству гетмана простил их.
В начале 1705 г. Мазепа направил царю очередную кляузу на Палия, заявив, что держать его в Малороссии опасно. По царскому указу Палия в марте 1705 г. доставили в Москву, а в конце лета отправили в Сибирь в Томск на вечное поселение.
После Полтавской виктории юг Правобережья был занят русскими войсками и казаками гетмана Скоропадского. Однако катастрофа на реке Прут в июле 1711 г. кардинально изменила ситуацию на Правобережье. Царю пришлось заключить с Оттоманской империей два крайне невыгодных договора 5 апреля 1712 г. и 13 июля 1713 г.
Согласно условиям договоров, Петр срыл укрепления Таганрога и вернул Азов туркам. На Днепре русскими были срыты Каменный Затон и Новобогородицкая крепость.
Царь обещал «запорожских козаков оставить в полном покое и не “вступаться” в них. “Его царское величество весьма руку свою отнимает от козаков с древними их рубежами, которые обретаются по сю сторону Днепра и от сих мест и земель, и фортец и от полуострова Сечи, который сообщен на сей стороне вышеупомянутой реки”»[69]. То же самое касалось и казаков-некрасовцев.
Петр обещал вывести все свои войска из Речи Посполитой. Особенно волновали турок русские полки на Правобережье.
В течение почти четырех месяцев продолжалась эвакуация русских войск и малороссийского населения с Правобережья. Лишь в конце 1714 г. царские войска покинули Белую Церковь и ушли за Днепр.
Запорожцы решили воспользоваться выводом русских войск и захватить Правобережье. Уже в ноябре 1712 г. кошевой атаман Костя Гордиенко послал своих людей на Умань и Корсунь.
Однако турки не были заинтересованы в усилении запорожцев, которое неизбежно привело бы Стамбул к войне с Россией и Речью Посполитой. Султан фактически санкционировал занятие Правобережья поляками. Большое польское войско под предводительством коронного гетмана Адама Сенявского оккупировало Правобережье, запорожцы же были вынуждены отступить в турецкие владения.
В 20–30-х годах XVIII века польские магнаты приступили к заселению пустующих земель – Чигиринского, Черкасского и Каневского уездов. Туда паны силой и посулами сгоняли десятки тысяч малороссийских крестьян. Характерный пример – князь Ксаверий Любомирский велел своим «окличникам» провозглашать на ярмарках, что «кто придет к нему с чужой женой и чужими волами, он такого не выдаст и за такого будет стоять».
Помещики на берегу ставили «фигуры», то есть кресты с повешенными на них снопом жита, цепом и серпом – знак приглашения и увольнения от повинностей. Число колышков на столбе означало количество лет без повинностей и податей.[70]
Так поляки вопреки «вечному миру» заселили Чигиринский, Черкасский и Каневский уезды и восстановили в них укрепленные городки.
Полякам удалось уничтожить на Правобережье малороссийское казачество. Зато там появляются гайдамаки. Впервые о них упоминается в 1717 г. в универсале региментария (главного воинского начальника на Правобережье) Яна Галецкого: «Милостивых панов моих, господ помещиков, всех вообще, усильно прошу немедленно извещать моего наместника, пана Ольшевского, о пребывании своевольных куп гайдамацкой сволочи, где бы таковые ни находились, особенно же в воеводстве Брацлавском и части Киевского, то есть в Украине, вовсе их не охраняя; особенно же панов губернаторов (то есть управляющих) и войтов прошу обратить внимание на то, что они будут отвечать перед Речью Посполитою в случае, если обнаружится связь кого-либо из них с своевольными людьми».
Судя по всему, слово «гайдамак» пошло от турецкого слова «гайда», то есть изгой, смутьян. Население же Правобережья и даже Галиции стало гордиться этим названием, вспомним песню: «Мы гайдамаки, мы вси однакi».
Украинский историк Владимир Антонович в «Исследовании о гайдамачестве» подчеркивает тот факт, что «гайдамачество исключительно проявлялось в польской Украине и никогда не обращалось на Малороссию».[71]
Гайдамаки часто скрывались от преследования поляков на Левобережье, считая «колонию России» дружественной территорией, и старались воздерживаться от разбоев.
Поляки «беспрестанно толкуют о “врожденной хлопской злости” (innata malitia), o склонности крестьян забывать “законы, как Божественные, так и государственные по отношению к помещикам”, о необходимости строго наблюдать за ними и т. д. “Хлопы там бешеные, склонные ко всем дурным предприятиям”, – говорит офицер Скульский, описывая свой поход на Украину. “Ледуховские, не обращая внимания на то, что подданные в Украине склонны ко всякому своевольству, не измышляют достаточных средств для их усмирения”, – говорит шляхтич Трипольский в жалобе на своих соседей. “Подданные из местечка Норинска, поступая по негодному своему обычаю, исполненные гайдамацкой дерзости… и естественной ненависти и злорадства к католической вере”, бесчинствуют против шляхтичей, – по словам жалобы дворянина Гулевича».[72]
1 (11) февраля 1733 г. в Варшаве умер приехавший на сейм король Август II. Началось «бескоролевье». Людовик XV решил возвести на польский трон своего зятя – отставного короля Станислава Лещинского. Саксонцы предложили своего курфюрста Августа, сына покойного Августа II. В итоге в Речи Посполитой началась очередная гражданская война. В августе 1733 г. генерал-аншеф П.П. Ласси с Рижским корпусом через Курляндию двинулся в Литву.
Литовские паны не оказали никакого сопротивления русским войскам. Некоторые паны приезжали к Ласси и высказывали поддержку действиям русской императрицы.
Полная индифферентность населения к вторжению иноземных войск, возможно, вызывает удивление у современного читателя, однако польские паны давным-давно привыкли призывать иноземные войска для решения своих внутренних распрей, да и передвижение армий других государств по территории Польши было тогда скорее нормой, чем исключением.
В мае 1734 г. французский флот прибыл в Данциг и высадил три пехотных полка. «Избирательная кампания» набирала силу по всей Речи Посполитой.
В ходе оной кампании в Правобережье вступил русский корпус князя Шаховского «для разорения местности сторонников Станислава Лещинского». Население Правобережья восстало и начало громить польских панов, не разбирая их политической ориентации. Замечу, что в составе корпуса было около 30 тысяч малороссийских казаков под началом Якова Лизогуба.
Когда русские войска вошли в Умань, их штаб разослал воззвание к сторонникам саксонской партии, приглашая их присоединиться к нему и присылать своих дворовых казаков и других людей, чтобы общими силами действовать против сторонников короля Стася. Получив такое воззвание, начальник дворовых казаков князя Любомирского Верлан стал распространять среди населения слухи, что царица Анна прислала указ, призывающий население подниматься, избивать поляков и евреев и записываться в казаки. И для этого московское войско вместе с казацким идет в Малороссию. А когда Малороссия будет очищена и «заведется в ней казацкое устройство», тогда ее отберут из-под власти Польши и присоединят к Гетманщине. Слухи эти произвели на население сильное впечатление, и народ начал активно записываться в казаки, заводил у себя «казацкое устройство», стали организовываться казацкие десятки и сотни. Верлан принял титул полковника и назначал от своего имени сотников и прочую старшину.
Южнее устья реки Тясмины и до Запорожья территория по левую сторону Днепра принадлежала фактически и формально Войску Запорожскому, которое, согласно мирному договору, ставилось в вассальную зависимость с этих пор только от России и в отношения которого с Россией польский король обязался не вмешиваться.
Отдельно был решен вопрос о принадлежности разоренных многолетней войной XVII века украинских городов на правой стороне Днепра, откуда бежало все население. Поскольку поляки не захотели уступать их России, то было постановлено, что города Ржищев, Трактемиров, Канев, Мошны, Сокольня, Черкасы, Боровица, Бужин, Воронков, Крылов и Чигирин, а также вся прилегающая к ним территория от местечка Стайки до устья реки Тясмин не будут ни заселяться, ни восстанавливаться и останутся пустынными до тех пор, пока сейм и король не дадут полномочия на окончательное решение их судьбы, и потому дело об этой территории откладывалось обеими сторонами до лучших и благоприятных времен.
Фактически на Правобережье, особенно в его южной части, власть польских магнатов к 1686 г. была номинальной. Что же касается королевской власти, то она была номинальной во всей Речи Посполитой. Реальная власть на Правобережье принадлежала казацким старшинам.
Польский король Ян Собеский для борьбы с турками решил возродить на Правобережье казачество. В 1683 г. он приказал шляхтичу Куницкому начать набор казаков, и к концу года таковых набралось около 8 тысяч. Но в начале 1684 г. казаки убили Куницкого и выбрали своим гетманом Могилу.
Но к 1686 г. уже ни Могилы, ни единого командования у правобережных казаков не было, а значительная часть Правобережья оказалась под властью самозваных казацких полковников. Наибольшую известность среди них приобрел Семен Филиппович Гурко, получивший прозвище Палий, то есть поджигатель.
Палий сделал своей резиденцией город Фастов или, как его тогда называли, Хвастов. Палий в молодые годы жил в Сечи и всегда поддерживал тесные связи с запорожцами.
Полякам как-то удалось схватить Палия и заключить его в башню в городе Немирове. Но Семен смог бежать оттуда. Освободившись, он узнал, что Фастов захвачен частной армией католического епископа. Палий собрал казаков, взял Фастов и перебил там всех ксендзов. Именно с тех пор он стал непримиримым врагом католической церкви.
В 1688 г. Палий обратился в Москву с просьбой о принятии его в подданство. Но правительница царевна Софья не желала войны с ляхами, и Палию было рекомендовано вместе с казаками перебраться в Запорожье.
Однако честолюбивый Палий не захотел стать местечковым полковником, а то и есаулом, и остался в Правобережье. У поляков не было возможности, а может, и желания отправлять большое войско против Палия и других полковников.
Статус у Палия и других полковников на правом берегу был более чем странным. Так, в 1693 г. войско Палия вместе с казаками Мазепы разгромили татар на реке Кодыме, за что получили от царя Петра ценные подарки.
Казаки Палия повсеместно громили панские усадьбы. Так, например, при разгроме двумя сотнями палиевских казаков имения пана Стецкого один из вождей повстанцев, некий Прокоп, громко заорал: «За Вислу ляхов прогнати, щоб их тут и нога не ступала!»[57]
Уверен, что подобный лозунг использовался всеми православными Правобережья.
На грабежи казацкого полковника Кутиского-Барабаша последовала коллективная жалоба шляхты Киевского воеводства. Польский коронный гетман отправил к полковнику посланцев с требованием уняться. А Кутиский-Барабаш посадил их в тюрьму, заявив: «Я ани короля, ани гетмана не боюсь; у меня король – царь турецкий, а гетман – господарь волоский, – бо треба тое ведати: где Барабаш, там ничого не маш».[58]
Сотник палиева полка Цвель со своими казаками напал на каптурового[59] судью Сурина, ездившего для исполнения своей судебной обязанности в село Калиновку. «Козаки, встретивши его на дороге, закричали: “Бийте ляхов, бийте! Нехай не ездють на суды; тут наш козацкий суд!” С такими словами козаки поколотили и самого господина, сидевшего в коляске, и его прислугу, забрали у него деньги, оружие, вещи, съестные запасы, а все судебные документы повыбрасывали и истребили».[60]
А с другой стороны, Палий периодически отправлял письма к польскому королю, в которых стремился показать себя верноподданным Речи Посполитой, терпящим постоянные обиды от панов и ксендзов.
В 1700 г. коронный гетман послал под Фастов воеводу Цинского с 4 тысячами поляков. Пан Цинский подошел к Фастову, сжег посад, а затем ретировался. По версии украинских историков, отряд казаков напал с тыла на ляхов, и те были вынуждены отойти от Фастова. Поляки же утверждают, что Палий прислал Цинскому несколько бочонков с деньгами, и на том кампания была закончена ко всеобщему удовлетворению.
Любопытно, что некоторые польские паны привлекали казаков Палия для решения своих личных дел. Так, зимой 1700/1701 г. пан Микульский поссорился со своей соседкой панной Головинской, взял от Палия «привоведный лист» для набора своевольных казаков и с этими казаками напал на имение Головинской, выгнал владелицу, сжег ее усадьбу и разогнал ее людей.
Польские паны ситуацию на Правобережье начали сравнивать со временами Богдана Хмельницкого в конце 40-х годов XVII века.
Примерно с 1694 г. отношения между Палием и Мазепой начали портиться. Фастовский правитель был слишком популярен на обоих берегах Днепра, а Мазепе в общем и целом было плевать и на православие, и на народ малороссийский, его основной целью было удержать гетманскую булаву. Поэтому Мазепа пытался всеми средствами дискредитировать Палия.
В 1701 г. поляки направили в Правобережье большие силы, в основном состоявшие из частных армий. Полковник Самусь отправил Мазепе грамоту с просьбой о помощи и осведомлялся о возможности ухода на левый берег в случае полной победы ляхов. Мазепа отвечал: «Помочи тебе не подам и без царского указа тебя не прийму. Без моего ведома ты начал и кончай, как знаешь, по своей воле».[61]
А в своем донесении в Москву Мазепа высказывал соображения, что Самусь делает это по чужому наущению, поскольку сам он человек простой и необразованный и едва ли без чужого совета додумался до этого. «Бунт распространяется быстро, – писал гетман, – уже от низовий Днестра и Буга по берегам этих рек не осталось ни единого старосты, побили много мещан – поляков и жидов, другие сами бегут в глубину Польши и кричат, что наступает новая хмельнищина. Впрочем, случившаяся на правой стороне Днепра смута принадлежностям нашим зело есть непротивна. Пусть господа поляки снова отведают из поступка Самусева, что народ малороссийский не может уживаться у них в подданстве; пусть поэтому перестанут домогаться Киева и всей Украины».[62]
По царскому указу в августе 1702 г. Мазепа пригласил Палия принять участие со своими казаками в войне против шведов. Палий ответил, что рад бы служить царю, да не смеет выйти, потому что на него собираются польские войска в Коростышове, и как только он выйдет, так они и Фастов разорят, и людей православных перебьют. «Всему свету известно, – выражался Палий, – что ляхи уже не одного сына восточной церкви удалили с сего света и много христиан мечом истребили в нашей достойной слез Украине».[63]
Полковник Самусь решил не ждать польских войск, а сам осадил Белую Церковь. 7 сентября из своего табора под Белой Церковью Самусь разослал всем казацким старшинам универсал, в котором извещал, что присягнул за весь народ малороссийский «быть до смерти верным царскому пресветлому величеству и пребывать в покорности гетману Мазепе». Далее в универсале говорилось, что в настоящее время Самусь с казацким войском находится под Белой Церковью напротив неприятелей-поляков и будет добиваться, чтобы ляхи навсегда ушли из Малороссии и более не возвращались. Самусь писал: «Прошу вас, господа, приложите все старание ваше, соберите изо всех городов поднестранских (приднестровских) охотное товариство в сотни и тысячи и поспешите стать с нами заодно. Как скоро Бог нам поможет взять белоцерковский замок, то не станем тратить времени и тотчас двинемся на противников наших польских панов».[64]
Универсал этот был послан и к приднестровским казацким старшинам Валозону, Палладию и Рынгошу.
Самусь недаром обратился в Приднестровский край. Начавшись от Богуслава и Корсуна, восстание, поднятое Самусем, пошло на запад к Бугу и Днестру. «Хлопы, жадные крови шляхетской, как выражались поляки, поднялись…» Город за городом, село за селом избавлялись от господства поляков, и вскоре восстание докатилось уже до Каменца. Подоляне прислали к Палию гонцов просить его быть «патроном» народного восстания против ляхов.
Две недели простоял Самусь под Белой Церковью, и тут приехал к нему эмиссар от коронного гетмана Любомирского пан Косовский и объявил, что если Самусь сложит оружие и покорится королевской воле, то получит прощение от короля и Речи Посполитой за все то, что происходило в Богуславе, Корсуне и других местах, где были побиты поляки и евреи. Самусь отвечал: «Мы тогда будет желательны королю и Речи Посполитой, когда у нас во всей Украине от Днепра до Днестра и вверх до реки Случи не будет ноги лядской».[65]
А тем временем на помощь Самусю подошел и сам Палий с 15 тысячами казаков. На выручку крепости двинулось и большое польское войско во главе с Яковом Потоцким и региментарем Рущицем. Ляхи заняли город Бердичев.
16 октября казаки Самуся внезапно ворвались в Бердичев и учинили там резню ляхов. Потоцкий и Рущиц бежали с небольшой частью своего воинства.
К концу ноября 1702 г. пала Белая Церковь. Трофеями казаков стали 28 пушек и большие запасы пороха. Палий въехал в город в карете, запряженной шестеркой лошадей, и объявил себя полковником белоцерковским. Казацкие полковники Палий, Самусь и Истра отправили Мазепе грамоту с просьбой принять Белую Церковь под власть царя.
А отряды Самуся двинулись на город Немиров. Местные казаки перешли на сторону повстанцев, и город был взят с ходу. Всех поляков и евреев казаки перебили, за исключением нескольких, согласившихся принять православие. Вскоре судьбу Немирова разделил и город Бар.
Зимой 1702/1703 г. появился в Подолии «полковник Войска Запорожского» Федор Шпак. Он объявил, что паны утесняют крестьян вопреки королевской воле. Шпак отличался тем, что не только резал католиков и евреев, но и продавал их целыми толпами татарам.
В числе восставших крестьян и казаков оказался и дворянин Данило Братковский. Он был, наверное, последним из русских дворян в Малороссии, сохранивший верность православию. Еще раньше Братковский напечатал по-польски сочинение под названием «Мир, пересмотренный по частям» («Swiat poczesci przejrzany»), где в сатирическом тоне изобразил пороки шляхетского общества.
Естественно, что Братковскому не нравилась религиозная политика ляхов в Подолии после изгнания оттуда турок. Так, королевским указом в Каменце не дозволялось селиться православным. Весь Подольский край в церковном отношении был изъят из ведомства киевского митрополита и подчинен исключительно литовскому униатскому владыке, как будто там уже и не было и не должно было быть православных.
Братковский в 1701 г. стал распространять свои сочинения в защиту православной церкви. Полякам удалось схватить Братковского, его долго пытали и 25 ноября 1702 г. казнили в Луцке «мучительной смертью».
Гетман Мазепа не помогал восставшим на Правобережье. Тем не менее в ноябре 1702 г. он получил от царского резидента в Варшаве князя Григория Долгорукова следующее письмо: «Шведский король хитрыми вымыслами, по совету приставших к нему польских изменников, велел распространять слухи, будто его царское величество указал вашей вельможности послать 20 000 войска на помощь Самусю, назвавшемуся царским гетманом, и будто мятежи, поднявшиеся в Украине, возникли с позволения нашего государя. Речь Посполитая приходит в немалое подозрение. Необходимо всем на деле доказать, что этот мятеж начался без воли царской и не приносит никой пользы его царскому величеству; необходимо стараться угасить этот огонь, препятствующий Речи Посполитой обратить оружие против шведов».[66]
Под давлением казацкой старшины Мазепа написал канцлеру Головину, что лучше было бы теперь принять от Палия Белую Церковь в царское владение. Петр же вместо этого вновь приказал Мазепе усилить караулы на Днепре, дабы не пускать правобережных казаков на помощь повстанцам.
Царь отправил к Палию генерала Паткуля уговорить его передать захваченные территории королю Августу. Палий фиктивно согласился, но делать ничего не стал.
Во второй половине 1703 г. войско польского гетмана Сенявского сумело отбить у Самуся город Немиров, причем сам полковник ушел в Богуслав. Затем Сенявский осадил город Ладыжин, где с несколькими тысячами казаков засел полковник Абазын. Ляхи штурмом взяли город. Абазына посадили на кол. По разным сведениям, было перебито от двух до десяти тысяч казаков.
В феврале 1704 г. киевский воевода[67] Потоцкий разбил отряд Федора Шпака. По приказу Потоцкого всем холопам, заподозренным в участии в восстании, отрезали левое ухо и, по свидетельству современника, такому наказанию было подвергнуто до 70 тысяч человек. Польские суды по обвинению в мятеже приговаривали к смерти жителей целых селений. Их казнили скопом – правых и виноватых.
В январе 1704 г. Самусь и корсуньский полковник Истра бежали на левый берег и были приняты на службу к Мазепе.
В апреле 1704 г. Петр I приказал гетману Мазепе двинуть малороссийское войско на правый берег «чинить промысел над нерасположенными к королю Августу панами, нещадно опустошая огнем и мечом их маетности».[68]
Между тем Мазепа строчил царю донос за доносом на Палия, что тот сносится с панами Любомирскими и хочет поступить на службу к шведскому королю Карлу XII.
В мае Мазепа отправил 1300 казаков на помощь польскому королю Августу. 15 июля к войску Мазепы, стоявшему на польской территории, подошел отряд Палия. Гетман радушно принял полковника и обильно угостил его горилкой.
1 августа Мазепа пригласил в очередной раз в свою ставку Палия, арестовал его и отправил в заключение в Батуринский замок.
Между тем Петр I приказал Мазепе возвращаться домой. На Правобережье гетманская армия не вела боевых действий, а лишь грабила имения магнатов, перешедших на сторону короля Стася и шведов, как, например, тех же Любомирских.
12 октября 1704 г. Мазепа отправился с войском обратно и уже 29 октября прибыл в Батурин.
В августе 1704 г. Мазепа отправил на помощь полякам и саксонцам 10-тысячный отряд казаков под командованием переяславского полковника Ивана Михайловича Мировича. Казаки участвовали в обороне Львова и ряде других сражений. Поляки и немцы третировали казаков. В конце концов почти весь этот и другие ранее посланные отряды казаков погибли или разбежались, и в Малороссию в ноябре 1704 г. вернулись лишь несколько десятков человек вместе с полковниками Мировичем и Апостолом.
Петр 10 декабря издал указ, что оба полковника достойны смертной казни «за распущение казаков и за самовольный уход со службы», но по ходатайству гетмана простил их.
В начале 1705 г. Мазепа направил царю очередную кляузу на Палия, заявив, что держать его в Малороссии опасно. По царскому указу Палия в марте 1705 г. доставили в Москву, а в конце лета отправили в Сибирь в Томск на вечное поселение.
После Полтавской виктории юг Правобережья был занят русскими войсками и казаками гетмана Скоропадского. Однако катастрофа на реке Прут в июле 1711 г. кардинально изменила ситуацию на Правобережье. Царю пришлось заключить с Оттоманской империей два крайне невыгодных договора 5 апреля 1712 г. и 13 июля 1713 г.
Согласно условиям договоров, Петр срыл укрепления Таганрога и вернул Азов туркам. На Днепре русскими были срыты Каменный Затон и Новобогородицкая крепость.
Царь обещал «запорожских козаков оставить в полном покое и не “вступаться” в них. “Его царское величество весьма руку свою отнимает от козаков с древними их рубежами, которые обретаются по сю сторону Днепра и от сих мест и земель, и фортец и от полуострова Сечи, который сообщен на сей стороне вышеупомянутой реки”»[69]. То же самое касалось и казаков-некрасовцев.
Петр обещал вывести все свои войска из Речи Посполитой. Особенно волновали турок русские полки на Правобережье.
В течение почти четырех месяцев продолжалась эвакуация русских войск и малороссийского населения с Правобережья. Лишь в конце 1714 г. царские войска покинули Белую Церковь и ушли за Днепр.
Запорожцы решили воспользоваться выводом русских войск и захватить Правобережье. Уже в ноябре 1712 г. кошевой атаман Костя Гордиенко послал своих людей на Умань и Корсунь.
Однако турки не были заинтересованы в усилении запорожцев, которое неизбежно привело бы Стамбул к войне с Россией и Речью Посполитой. Султан фактически санкционировал занятие Правобережья поляками. Большое польское войско под предводительством коронного гетмана Адама Сенявского оккупировало Правобережье, запорожцы же были вынуждены отступить в турецкие владения.
В 20–30-х годах XVIII века польские магнаты приступили к заселению пустующих земель – Чигиринского, Черкасского и Каневского уездов. Туда паны силой и посулами сгоняли десятки тысяч малороссийских крестьян. Характерный пример – князь Ксаверий Любомирский велел своим «окличникам» провозглашать на ярмарках, что «кто придет к нему с чужой женой и чужими волами, он такого не выдаст и за такого будет стоять».
Помещики на берегу ставили «фигуры», то есть кресты с повешенными на них снопом жита, цепом и серпом – знак приглашения и увольнения от повинностей. Число колышков на столбе означало количество лет без повинностей и податей.[70]
Так поляки вопреки «вечному миру» заселили Чигиринский, Черкасский и Каневский уезды и восстановили в них укрепленные городки.
Полякам удалось уничтожить на Правобережье малороссийское казачество. Зато там появляются гайдамаки. Впервые о них упоминается в 1717 г. в универсале региментария (главного воинского начальника на Правобережье) Яна Галецкого: «Милостивых панов моих, господ помещиков, всех вообще, усильно прошу немедленно извещать моего наместника, пана Ольшевского, о пребывании своевольных куп гайдамацкой сволочи, где бы таковые ни находились, особенно же в воеводстве Брацлавском и части Киевского, то есть в Украине, вовсе их не охраняя; особенно же панов губернаторов (то есть управляющих) и войтов прошу обратить внимание на то, что они будут отвечать перед Речью Посполитою в случае, если обнаружится связь кого-либо из них с своевольными людьми».
Судя по всему, слово «гайдамак» пошло от турецкого слова «гайда», то есть изгой, смутьян. Население же Правобережья и даже Галиции стало гордиться этим названием, вспомним песню: «Мы гайдамаки, мы вси однакi».
Украинский историк Владимир Антонович в «Исследовании о гайдамачестве» подчеркивает тот факт, что «гайдамачество исключительно проявлялось в польской Украине и никогда не обращалось на Малороссию».[71]
Гайдамаки часто скрывались от преследования поляков на Левобережье, считая «колонию России» дружественной территорией, и старались воздерживаться от разбоев.
Поляки «беспрестанно толкуют о “врожденной хлопской злости” (innata malitia), o склонности крестьян забывать “законы, как Божественные, так и государственные по отношению к помещикам”, о необходимости строго наблюдать за ними и т. д. “Хлопы там бешеные, склонные ко всем дурным предприятиям”, – говорит офицер Скульский, описывая свой поход на Украину. “Ледуховские, не обращая внимания на то, что подданные в Украине склонны ко всякому своевольству, не измышляют достаточных средств для их усмирения”, – говорит шляхтич Трипольский в жалобе на своих соседей. “Подданные из местечка Норинска, поступая по негодному своему обычаю, исполненные гайдамацкой дерзости… и естественной ненависти и злорадства к католической вере”, бесчинствуют против шляхтичей, – по словам жалобы дворянина Гулевича».[72]
1 (11) февраля 1733 г. в Варшаве умер приехавший на сейм король Август II. Началось «бескоролевье». Людовик XV решил возвести на польский трон своего зятя – отставного короля Станислава Лещинского. Саксонцы предложили своего курфюрста Августа, сына покойного Августа II. В итоге в Речи Посполитой началась очередная гражданская война. В августе 1733 г. генерал-аншеф П.П. Ласси с Рижским корпусом через Курляндию двинулся в Литву.
Литовские паны не оказали никакого сопротивления русским войскам. Некоторые паны приезжали к Ласси и высказывали поддержку действиям русской императрицы.
Полная индифферентность населения к вторжению иноземных войск, возможно, вызывает удивление у современного читателя, однако польские паны давным-давно привыкли призывать иноземные войска для решения своих внутренних распрей, да и передвижение армий других государств по территории Польши было тогда скорее нормой, чем исключением.
В мае 1734 г. французский флот прибыл в Данциг и высадил три пехотных полка. «Избирательная кампания» набирала силу по всей Речи Посполитой.
В ходе оной кампании в Правобережье вступил русский корпус князя Шаховского «для разорения местности сторонников Станислава Лещинского». Население Правобережья восстало и начало громить польских панов, не разбирая их политической ориентации. Замечу, что в составе корпуса было около 30 тысяч малороссийских казаков под началом Якова Лизогуба.
Когда русские войска вошли в Умань, их штаб разослал воззвание к сторонникам саксонской партии, приглашая их присоединиться к нему и присылать своих дворовых казаков и других людей, чтобы общими силами действовать против сторонников короля Стася. Получив такое воззвание, начальник дворовых казаков князя Любомирского Верлан стал распространять среди населения слухи, что царица Анна прислала указ, призывающий население подниматься, избивать поляков и евреев и записываться в казаки. И для этого московское войско вместе с казацким идет в Малороссию. А когда Малороссия будет очищена и «заведется в ней казацкое устройство», тогда ее отберут из-под власти Польши и присоединят к Гетманщине. Слухи эти произвели на население сильное впечатление, и народ начал активно записываться в казаки, заводил у себя «казацкое устройство», стали организовываться казацкие десятки и сотни. Верлан принял титул полковника и назначал от своего имени сотников и прочую старшину.