Страница:
- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- 6
- 7
- Следующая »
- Последняя >>
Александр Смоленский, Эдуард Краснянский
Заложник
Любые аналогии с теми или иными персонами не имеют под собой никаких оснований и являются не более чем плодом воображения. Если же кто-то сам узнает себя, будем надеяться, не захочет в этом признаться. Если же кто-то вдруг осознает, каким он виделся со стороны, наверняка не поверит в это. В конце концов, на все Божья воля.
Предвидение финала
7 марта 2006 года. Москва. 168 часов до объявления референдума
Ровно за неделю до объявления даты всенародного референдума об изменении сроков полномочий действующего Президента спецслужбы совместно с Администрацией Президента в строжайшей тайне подготовили для газеты «Российские известия» два взаимоисключающих сообщения. Первое гласило: «Компетентными органами предотвращен заговор, направленный на дестабилизацию положения в стране, срыв всенародного референдума и президентских выборов. Как оказалось, кругами, близкими к бывшему руководству страны, отдельными главами субъектов Федерации и олигархическими структурами был сфабрикован документ, порочащий честь и достоинство Президента России, а также высших чинов государственной власти. К реализации далеко идущих планов заговорщиков были привлечены спецслужбы западных стран и эмигрантские круги, сложившиеся в последние годы. Прокуратурой РФ по факту заговора возбуждено уголовное дело. По подозрению в причастности к нему задержан ряд высокопоставленных чиновников, политиков, общественных деятелей. Ведется следствие».
Второе информационное сообщение гласило:
«Компетентными органами предотвращен заговор, направленный на дестабилизацию положения в стране, срыв всенародного референдума и президентских выборов 2008 года. Отдельными представителями действующей администрации президента, правительства и силовых структур готовились серьезные шаги по установлению режима авторитарной власти, попранию принципов демократии, общечеловеческих ценностей, которые должны были привести к дискредитации всенародно избранного Президента, приведению к присяге временщиков и, в конечном счете, – распаду России на мелкие самопровозглашенные государства. Прокуратурой РФ по факту заговора возбуждено уголовное дело. По подозрению в причастности к нему задержан ряд высокопоставленных чиновников, политиков, общественных деятелей. Ведется следствие».
Президент, наверное, в сотый раз прочитал оба сообщения. Перед ним мысленно промелькнули лица тех, кто так или иначе должен ответить за эту фантасмагорию последних лет. Некоторые из них были весьма близки ему и, можно сказать, даже по-своему дороги. Но были и совсем незнакомые люди.
Его бледное, застывшее лицо, как у собственного мраморного бюста с измайловского рынка, не выражало никаких эмоций.
Он еще раз взглянул на часы, затем перевел отсутствующий взгляд на календарь.
До объявления в СМИ даты проведения всенародного референдума оставалось ровно семь суток.
До Парижской пресс-конференции, об опасности которой было известно лишь ограниченному кругу лиц, времени оставалось не более суток.
Персональное решение Президента о том, какое из сообщений, хранящихся в двух – красной и зеленой папках, – увидит свет, еще не состоялось.
Убийство на Новом Арбате
Октябрь – ноябрь 2002 года. Москва – Дальний Восток. 41 месяц до объявления референдума
Глава 1
– За что?
Крика ужаса и отчаяния умирающего никто не услышал. На Арбате сигналили машины, выражая бесполезный протест по поводу очередной пробки.
Черный кортеж – виновник ступора автомобилей – уже въезжал в Боровицкие ворота, но сидящий в одном из них Президент пока не знал, что только что потерял еще одного губернатора.
«Так бездарно», – поймал уходящую навсегда мысль Листов.
Он вытянулся во всю свою некогда богатырскую стать на грязно-сером асфальте у входа в ресторан «Ангара» и еще какую-то секунду слышал персональную похоронную мелодию, сыгранную на клаксонах разномастных автомобилей. На ближайших часах, которых на Новом Арбате великое множество, было 9.14.
Люди – а их в этот еще неторговый час было совсем немного – бросились врассыпную.
Никто в этой суете не обратил внимания на одетого в легкий плащ молодого мужчину, который быстро спустился в переход и через несколько секунд появился на другой стороне проспекта уже без плаща. Мужчина юркнул в «Ауди», и машина направилась в сторону Кутузовского. Благо в эту сторону никакой пробки не было.
«Aуди» довольно быстро домчалась до моста через Москву-реку, лихо свернула вправо в сторону набережной, внизу крутанула еще раз и наконец плавно подъехала к воротам № 2 Дома правительства.
Молодой человек, которого в определенных кругах звали Аудитор, энергично выскочил из нее, предъявил документ милиционеру на входе и скрылся в здании.
Кто и почему составил такой по меньшей мере странный траурный план, никто не понимал и вопросов не задавал.
Видимо, так кому-то было надо.
Крика ужаса и отчаяния умирающего никто не услышал. На Арбате сигналили машины, выражая бесполезный протест по поводу очередной пробки.
Черный кортеж – виновник ступора автомобилей – уже въезжал в Боровицкие ворота, но сидящий в одном из них Президент пока не знал, что только что потерял еще одного губернатора.
«Так бездарно», – поймал уходящую навсегда мысль Листов.
Он вытянулся во всю свою некогда богатырскую стать на грязно-сером асфальте у входа в ресторан «Ангара» и еще какую-то секунду слышал персональную похоронную мелодию, сыгранную на клаксонах разномастных автомобилей. На ближайших часах, которых на Новом Арбате великое множество, было 9.14.
Люди – а их в этот еще неторговый час было совсем немного – бросились врассыпную.
Никто в этой суете не обратил внимания на одетого в легкий плащ молодого мужчину, который быстро спустился в переход и через несколько секунд появился на другой стороне проспекта уже без плаща. Мужчина юркнул в «Ауди», и машина направилась в сторону Кутузовского. Благо в эту сторону никакой пробки не было.
«Aуди» довольно быстро домчалась до моста через Москву-реку, лихо свернула вправо в сторону набережной, внизу крутанула еще раз и наконец плавно подъехала к воротам № 2 Дома правительства.
Молодой человек, которого в определенных кругах звали Аудитор, энергично выскочил из нее, предъявил документ милиционеру на входе и скрылся в здании.
ИТАР – ТАСС Москва. 18 октябряТем же днем семья убитого губернатора и официальные лица областной администрации срочно вылетели в столицу, чтобы уже к понедельнику доставить тело покойного в областной центр. После намеченной там траурной церемонии прощания делегация должна была вернуться для погребения покойного обратно в Москву.
Со ссылкой на правоохранительные органы, губернатора застрелили из пистолета с глушителем. Предположительно стрелявших было двое. По словам очевидцев, с места преступления они скрылись на легковой машине, выбросив при этом пистолет.
Со слов свидетелей, сотрудникам милиции стали известны приметы одного из подозреваемых. Прокурор Москвы Авдюков высказал мнение, что убийство губернатора носит заказной характер. В пресс-службе Президента сообщили, что Генеральному прокурору и главе МВД поручено взять расследование этого преступления под особый контроль.
Кто и почему составил такой по меньшей мере странный траурный план, никто не понимал и вопросов не задавал.
Видимо, так кому-то было надо.
Глава 2
В воскресенье, через день после убийства, оперативная группа МВД и Генпрокуратуры прилетела в вотчину губернатора – город рыбы, золота и зэков.
Местные журналисты уже караулили их прилет. И прямо в аэропорту буквально атаковали высокого сутулого мужчину, безошибочно определив именно в нем руководителя группы.
– Мы только приступаем к работе, – вяло отбивался от вопросов руководитель следственной бригады МВД полковник Александр Васильевич Смирнягин.
Он ничуть не боялся общаться с прессой, но в данный момент ему действительно нечего было сказать. Даже тех привычных дежурных фраз, от которых журналистов всех стран одинаково дружно тошнило.
– Какие в вашей группе эксперты? – напирал журналист Мироненко, выставив вперед руку с зажатым в ней портативным диктофоном. Он резонно решил, что вопрос, заданный таким образом, быстрее приблизит к искомому ответу.
Смирнягин мысленно похвалил щелкопера – так журналистов привычно называли в чиновничьей среде.
– Деваться некуда, – пошутил он, натягивая как можно глубже на лоб кепку, как будто она могла спасти от наглого колючего ветра со снегом, насквозь продувавшего площадь перед входом в аэровокзал.
– С нами специалисты Счетной палаты, «Роскомрыболовства» и золотодобывающей промышленности, – продолжил он. – Вот, пожалуй, все, что я могу вам сказать.
– Куда вы сейчас направляетесь? – старался перекричать ветер кто-то из журналистской братии.
– Спать! Посмотрите, который час, – злобно огрызнулся кто-то из прилетевших, и все энергично стали рассаживаться по машинам.
В гостинице следственная бригада быстро расползлась по номерам, и лишь только два начальника остались пошушукаться в баре, обсуждая план действий на утро.
– …Прежде всего разобраться с его бумагами, – склонившись к соседу, шептал москвич. – Там, в Москве, полагают, что они помогут выйти на след заказчиков.
– Согласен, – кивнул начальник местного УВД. У него, чьи мозги насквозь пропахли разборками, связанными с рыбой, незаконными оборотом золота и прочей местной криминальной помойкой, в раскрытии московского преступления был огромный личный интерес.
– Вероятнее всего, ниточка потянется к профессиональной деятельности губернатора, в частности, к делам, связанным с дележом рыбных и крабовых квот.
– Добавь еще золотой песочек, – в тон продолжил Смирнягин. – Так или иначе, утром начнем с документов – дома и на работе.
То ли оба спеца устали, то ли этого просто нельзя было приметить, так сказать, невооруженным глазом, но никто из них не обратил внимания на стройного молодого человека, сидящего напротив.
Это был Аудитор, который буквально прилип ухом к своему мобильному телефону и при этом практически ничего не говорил в трубку. Бармену в этот поздний час было недосуг анализировать поведение присутствующих в баре. Бармен был занят. Он считал выручку.
Проходящим мимо высоким милицейским чиновникам было невдомек, что именно этого молодого человека приятной наружности некто ангажировал на ликвидацию губернатора.
Вечером с пятницы на субботу все тот же молодой человек, служебное удостоверение которого беспрепятственно открывало вход в Дом российского правительства, уже прилетел в областной центр и вместе с напарником проник в опечатанную квартиру убитого губернатора.
Охраннику, который преградил ему путь в подъезде, он без лишних слов предъявил все то же удостоверение и приказал вскрыть дверь.
– Подождите, я должен сделать запись в журнале. У меня приказ, – извиняющимся тоном сообщил охранник.
– Ну и записывай, раз приказано, – спокойным голосом согласился офицер. – Только без фамилий. Ты же понял, откуда я?
– Нам без фамилий никак нельзя.
– Можно! Я приказываю.
На стол, где лежал журнал записи посетителей, упала толстая пачка стодолларовых купюр.
– Чтобы завтра отбыл в отпуск или уволился. На то и другое здесь денег хватит. И чтобы язык держал за зубами. Иначе вырву. Понял? А сейчас давай открывай губернаторскую лачугу.
– Оставаться в дверях, – тоном, не терпящим возражений, приказал он своему напарнику и охраннику, а сам первым делом, как бы прицениваясь, прошелся по всем комнатам.
Аудитор точно знал, что искать в квартире. Он не рылся ни в бумагах убитого, ни в шкатулках с драгоценностями его жены.
Люди в этой квартире жили на широкую ногу, но как-то по-мещански. Полная безвкусица здесь соседствовала с роскошью.
«Если все это подарки, – глядя на вазы, канделябры, статуэтки, рассуждал молодой человек, – то бог с ними. Дареному коню в зубы не смотрят. Но если весь этот, видимо, дорогой хлам губернатор и его благоверная выбирали сами, то это полный финиш. Бедная область, бедная наша страна, если ее лидеры прекрасно живут с таким самобытным вкусом».
Тут Аудитор вспомнил два своих безупречных по точности выстрела на Новом Арбате и как-то даже стушевался в своих мыслях.
«Больше не живут», – поправил он сам себя.
Молодой человек, которого звали Константином Мещеряковым, получил прекрасное образование на физмате МГУ, отшлифованное затем до совершенства в семье, где оба родителя являли собой образец старой московской профессуры на ниве истории и искусствоведения. Их мальчик был поздним ребенком, для счастья которого родители себя не жалели. Они до сих пор были уверены, что «их мальчик» – серьезный авторитет в области моделирования банковского бизнеса и к тому же прекрасный финансовый аналитик.
Аудитор еще раз огляделся в чужой квартире и присел за стол в зале. Именно эта огромная комната была буквально напичкана дорогим хламом с претензией на антиквариат. Те, кто его нанял, утверждали, что надо искать необычный предмет, который, с одной стороны, выглядел бы случайным в доме, а с другой – что этот предмет мог бы быть использован как контейнер для документов. Точнее, для одного документа.
После неких аналитических раздумий незваный гость из столицы остановил свой взор на вазе, стоявшей прямо перед ним. Точнее, его привлекла не сама ваза, а ее ножка, отдаленно напоминающая искомый предмет.
Бесцеремонно завернув вазу в скатерть, Аудитор Костя направился к выходу, где топтались охранник и его молчаливый напарник.
– В следующую среду жду тебя в Москве ровно в десять ноль-ноль у Центрального телеграфа. Понял, отпускник? Не появишься – яйца оторву. Появишься – поступишь в мое распоряжение по новому месту службы, – бросил он охраннику.
Вконец растерявшийся охранник не знал, радоваться ему или тут же, не сходя с места, умереть. Интуитивно он понимал, что вляпался в какое-то дерьмо. Но деньги уже лежали в кармане кителя, и выбирать иную судьбу было уже поздно.
Молодой человек ровно на сутки опередил оперативную группу следователей и теперь с нескрываемым удовлетворением провожал взглядом до лифта двух милицейских чинов, которым ему пришлось противостоять. Свою миссию на Колыме он посчитал законченной. Молодой человек и его напарник покинули гостиницу и нырнули в поджидавшее их такси. Билеты на обратный рейс в Москву были куплены ими еще в столице.
Местные журналисты уже караулили их прилет. И прямо в аэропорту буквально атаковали высокого сутулого мужчину, безошибочно определив именно в нем руководителя группы.
– Мы только приступаем к работе, – вяло отбивался от вопросов руководитель следственной бригады МВД полковник Александр Васильевич Смирнягин.
Он ничуть не боялся общаться с прессой, но в данный момент ему действительно нечего было сказать. Даже тех привычных дежурных фраз, от которых журналистов всех стран одинаково дружно тошнило.
– Какие в вашей группе эксперты? – напирал журналист Мироненко, выставив вперед руку с зажатым в ней портативным диктофоном. Он резонно решил, что вопрос, заданный таким образом, быстрее приблизит к искомому ответу.
Смирнягин мысленно похвалил щелкопера – так журналистов привычно называли в чиновничьей среде.
– Деваться некуда, – пошутил он, натягивая как можно глубже на лоб кепку, как будто она могла спасти от наглого колючего ветра со снегом, насквозь продувавшего площадь перед входом в аэровокзал.
– С нами специалисты Счетной палаты, «Роскомрыболовства» и золотодобывающей промышленности, – продолжил он. – Вот, пожалуй, все, что я могу вам сказать.
– Куда вы сейчас направляетесь? – старался перекричать ветер кто-то из журналистской братии.
– Спать! Посмотрите, который час, – злобно огрызнулся кто-то из прилетевших, и все энергично стали рассаживаться по машинам.
В гостинице следственная бригада быстро расползлась по номерам, и лишь только два начальника остались пошушукаться в баре, обсуждая план действий на утро.
– …Прежде всего разобраться с его бумагами, – склонившись к соседу, шептал москвич. – Там, в Москве, полагают, что они помогут выйти на след заказчиков.
– Согласен, – кивнул начальник местного УВД. У него, чьи мозги насквозь пропахли разборками, связанными с рыбой, незаконными оборотом золота и прочей местной криминальной помойкой, в раскрытии московского преступления был огромный личный интерес.
– Вероятнее всего, ниточка потянется к профессиональной деятельности губернатора, в частности, к делам, связанным с дележом рыбных и крабовых квот.
– Добавь еще золотой песочек, – в тон продолжил Смирнягин. – Так или иначе, утром начнем с документов – дома и на работе.
То ли оба спеца устали, то ли этого просто нельзя было приметить, так сказать, невооруженным глазом, но никто из них не обратил внимания на стройного молодого человека, сидящего напротив.
Это был Аудитор, который буквально прилип ухом к своему мобильному телефону и при этом практически ничего не говорил в трубку. Бармену в этот поздний час было недосуг анализировать поведение присутствующих в баре. Бармен был занят. Он считал выручку.
Проходящим мимо высоким милицейским чиновникам было невдомек, что именно этого молодого человека приятной наружности некто ангажировал на ликвидацию губернатора.
Вечером с пятницы на субботу все тот же молодой человек, служебное удостоверение которого беспрепятственно открывало вход в Дом российского правительства, уже прилетел в областной центр и вместе с напарником проник в опечатанную квартиру убитого губернатора.
Охраннику, который преградил ему путь в подъезде, он без лишних слов предъявил все то же удостоверение и приказал вскрыть дверь.
– Подождите, я должен сделать запись в журнале. У меня приказ, – извиняющимся тоном сообщил охранник.
– Ну и записывай, раз приказано, – спокойным голосом согласился офицер. – Только без фамилий. Ты же понял, откуда я?
– Нам без фамилий никак нельзя.
– Можно! Я приказываю.
На стол, где лежал журнал записи посетителей, упала толстая пачка стодолларовых купюр.
– Чтобы завтра отбыл в отпуск или уволился. На то и другое здесь денег хватит. И чтобы язык держал за зубами. Иначе вырву. Понял? А сейчас давай открывай губернаторскую лачугу.
– Оставаться в дверях, – тоном, не терпящим возражений, приказал он своему напарнику и охраннику, а сам первым делом, как бы прицениваясь, прошелся по всем комнатам.
Аудитор точно знал, что искать в квартире. Он не рылся ни в бумагах убитого, ни в шкатулках с драгоценностями его жены.
Люди в этой квартире жили на широкую ногу, но как-то по-мещански. Полная безвкусица здесь соседствовала с роскошью.
«Если все это подарки, – глядя на вазы, канделябры, статуэтки, рассуждал молодой человек, – то бог с ними. Дареному коню в зубы не смотрят. Но если весь этот, видимо, дорогой хлам губернатор и его благоверная выбирали сами, то это полный финиш. Бедная область, бедная наша страна, если ее лидеры прекрасно живут с таким самобытным вкусом».
Тут Аудитор вспомнил два своих безупречных по точности выстрела на Новом Арбате и как-то даже стушевался в своих мыслях.
«Больше не живут», – поправил он сам себя.
Молодой человек, которого звали Константином Мещеряковым, получил прекрасное образование на физмате МГУ, отшлифованное затем до совершенства в семье, где оба родителя являли собой образец старой московской профессуры на ниве истории и искусствоведения. Их мальчик был поздним ребенком, для счастья которого родители себя не жалели. Они до сих пор были уверены, что «их мальчик» – серьезный авторитет в области моделирования банковского бизнеса и к тому же прекрасный финансовый аналитик.
Аудитор еще раз огляделся в чужой квартире и присел за стол в зале. Именно эта огромная комната была буквально напичкана дорогим хламом с претензией на антиквариат. Те, кто его нанял, утверждали, что надо искать необычный предмет, который, с одной стороны, выглядел бы случайным в доме, а с другой – что этот предмет мог бы быть использован как контейнер для документов. Точнее, для одного документа.
После неких аналитических раздумий незваный гость из столицы остановил свой взор на вазе, стоявшей прямо перед ним. Точнее, его привлекла не сама ваза, а ее ножка, отдаленно напоминающая искомый предмет.
Бесцеремонно завернув вазу в скатерть, Аудитор Костя направился к выходу, где топтались охранник и его молчаливый напарник.
– В следующую среду жду тебя в Москве ровно в десять ноль-ноль у Центрального телеграфа. Понял, отпускник? Не появишься – яйца оторву. Появишься – поступишь в мое распоряжение по новому месту службы, – бросил он охраннику.
Вконец растерявшийся охранник не знал, радоваться ему или тут же, не сходя с места, умереть. Интуитивно он понимал, что вляпался в какое-то дерьмо. Но деньги уже лежали в кармане кителя, и выбирать иную судьбу было уже поздно.
Молодой человек ровно на сутки опередил оперативную группу следователей и теперь с нескрываемым удовлетворением провожал взглядом до лифта двух милицейских чинов, которым ему пришлось противостоять. Свою миссию на Колыме он посчитал законченной. Молодой человек и его напарник покинули гостиницу и нырнули в поджидавшее их такси. Билеты на обратный рейс в Москву были куплены ими еще в столице.
Глава 3
Всю следующую неделю газеты – как местные, так и московские – живо и дотошно обсуждали трагическую гибель губернатора золотоносной области. Одна из газет извлекла на свет явно запасенный заранее документ Счетной палаты, которая, оказывается, давно выявила грубые нарушения в использовании «золотых кредитов», выделенных ряду субъектов Российской Федерации.
Журналистские материалы пестрели всевозможными подробностями, прозрачными намеками на прямую причастность к махинациям Листова, который якобы не поделил доходы с криминалом. За что, собственно, и был убит.
– На поиск убийц брошены лучшие силы уголовного розыска и прокуратуры, – заявил журналистам генеральный прокурор. – Следственной бригаде даны указания по проведению масштабных оперативно-розыскных мероприятий как в Москве, так и в золотоносной области. Эти и другие мероприятия в известной мере уже определили направления поиска, – лукавил прокурор. – Ниточки преступления, несомненно, тянутся к рыбным или золотым промыслам и к их высокопоставленным кураторам в Москве.
– Чушь! – зло и язвительно прокомментировал эти дежурные бредни столичного чиновника местный журналист Игорь Мироненко. – Заказчиков убийства ищут в Москве, однако нити к заказчикам преступления ведут к нам. – Накануне выхода в свет публикации он за полторы тысячи рублей купил в УВД области странную информацию о том, что квартира покойного губернатора была ограблена неким воришкой.
– Что здесь происходит? – распекал оперативную группу на очередном совещании ее руководитель полковник Смирнягин.
Обращался он непосредственно к начальнику областного УВД генералу Куценко.
– Мне докладывали, что квартира и кабинет губернатора под надежной охраной, а в это самое время ее грабят. Я отказываюсь понимать. Жена погибшего делает серьезное заявление о краже какой-то вазы, а я узнаю об этом из газет.
Полковник для пущей убедительности сказанного потряс газетой почему-то перед носом сидящего рядом эксперта-криминалиста, который несколько минут назад докладывал, каким образом было осуществлено проникновение в квартиру губернатора.
Своим сообщением эксперт, мягко говоря, ввел оперативников в состояние оцепенения.
– Замок квартиры не был взломан. Дверь открыта ключами, которые супруга покойного предоставила следственной бригаде при опечатывании квартиры в день убийства, – пояснил он.
– Не мельчите! Вы не корейскую морковь рубите у себя на кухне, – неожиданно для всех напустился на бледного, как бумага, эксперта Куценко. – Вы суть давайте.
– Извините, – пробормотал себе под нос эксперт. – Обследование квартиры показало, что воры, по сути, нигде ничего не искали. Украдена лишь ваза. Со всей определенностью можно утверждать, что в кабинете воришка или воришки – скорее всего, их было двое – ни к письменному столу, ни к сейфу не прикасались. Вот, собственно, и все, – закончил эксперт.
В красном уголке, который бережно сохранился в здании областного УВД, повисла стерильная тишина, какая бывает обычно в тягостные минуты, когда совсем нечего сказать.
«Милиционер родился» – обычно невесело шутят в таких случаях сами служивые и их непримиримые гражданские «поклонники».
– Что за ваза? – прервал затянувшуюся паузу Смирнягин. – Удалось выяснить?
– Да. Да, конечно, – поспешил ответить эксперт и полез за какой-то бумагой. – Жена покойного уверяет, что цена вазе три копейки в базарный день. Якобы муж притащил ее из Москвы несколько лет назад. Жена тогда еще ругалась, хотела поставить на стол хрусталь в серебре. Так муж не позволил. «Подарок», – объяснил он.
Руководитель бригады молчал и напряженно думал о том, как воришки умудрились проникнуть незамеченными в опечатанную квартиру, хотя в подъезде был постоянный пост вневедомственной охраны, где находились и ключи.
Нет, что-то здесь не так! Если бы не история с воришками и какой-то хреновой вазой, лично он целиком и полностью согласился бы с версиями, озвученными еще в Москве двумя магическими словами – «рыба» и «золото».
История с несанкционированным проникновением в опечатанную квартиру и кражей вазы, по мнению полковника, полностью перечеркивала тему ведомственной коррупции, а следовательно, и версии высокого московского начальства. Интуиция подсказывала Смирнягину, что генерал Куценко что-то от него утаивает и ведет при этом свою партию в расследовании.
– Что здесь происходит, не пойму! – чуть ли не завопил он. – У вас под носом проникают в охраняемую квартиру, и никто об этом ничего не знает. Где, например, охранник из подъезда? Сняли с него объяснения?
– Охранника хотели допросить, но выяснилось, что на следующий день после смены он исчез, – подал голос еще один член следственной бригады. – Осталась только короткая запись в журнале на вахте. И то ее обнаружили только после исчезновения охранника. Буквально час назад.
– Как исчез? – встрепенулся Смирнягин, «сфотографировав» при этом реакцию начальника УВД.
Тот в буквальном смысле воды в рот набрал и, набычившись, топил глаза в очередном стакане минералки.
– Да никуда он не исчез. В отпуск уехал, – попытался внести ясность оперативный дежурный по УВД. – А запись, вот она: «20.30 19 октября член следственной бригады из Москвы с сопровождающим из УВД области предъявил служебное удостоверение и потребовал вскрыть квартиру. Цель – проведение следственного эксперимента». Поскольку на посту не было списка, кому разрешен доступ на объект, постовой принял самостоятельное решение согласно предъявленным ему документам. Это мое предположение.
– Как здорово получается! – Смирнягин уже не сомневался, что дело нечисто. – Товарищ генерал, требую проведения служебного расследования. Случайных совпадений не бывает. Подозреваю, что уехавший в отпуск охранник имеет прямое отношение к происшедшему.
Куценко нехотя согласился.
«То ли этот боров боится за свою шкуру, то ли дело гораздо серьезнее, – с явной неприязнью подумал о генерале московский полковник. – Буду докладывать в Москву», – решил он.
Генерал Куценко действительно дико боялся за свою судьбу. Ведь он лично допросил охранника Пестова, как только узнал о заявлении жены покойного губернатора.
Тот не моргнув глазом доложил, что вечером на его пост в подъезде, где квартировал покойный губернатор, явился человек, который предъявил удостоверение офицера ФСО, от чего охраннику стало совсем худо, и, забрав ключи от губернаторской квартиры, велел язык держать за зубами, а утром подать рапорт об отпуске по семейным обстоятельствам. Фамилии охранник не разглядел.
«И чтоб духу моего в двадцать четыре часа здесь не было, сказал он мне», – с явно затаенной обидой постоянно униженного человека закончил свое объяснение охранник.
– Вот и выполняй, – ничего не поняв, а точнее, мгновенно осознав, что произошло необъяснимое и непоправимое, скомандовал генерал. – И чтоб духу твоего не было, – зло, со всей силой своей измученной алкоголем и трусостью души повторил генерал фразу, так оскорбившую охранника.
– Как, кстати, он выглядел?
– Кто выглядел? – не понял охранник.
За плечами у него была неполная семилетка районной школы, что даже в собственных глазах делало его совсем никчемной по жизни личностью.
– Ну, этот, как ты сказал, твой коллега из охраны ФСО?
– Скажете тоже, товарищ генерал, коллега! Я сутки через трое в подъезде вахту несу, у батареи задницу грею, а он, поди, в Кремле по одним и тем же с Президентом паркетам гуляет. Молодой этакий хлюст, светловолосый и в светлом плаще. У нас такой только на сыне губернатора я и видел. Когда он как ветер мимо меня пролетал в подъезде. Ни здрасьте тебе, ни до свидания…
– Хватит ныть, – резко оборвал словесный понос охранника Куценко. – Давай в отпуск съе…вай. Иначе я ломаного гроша за твою жизнь не дам, – ясно нарисовал дальнейшее развитие событий генерал. – Свои же в камеру и упекут. Или в металл заварят.
Он не хуже московского полковника понимал, что кто-то серьезный играет против официального расследования. И что не с его провинциальными мозгами разгадать этот ребус.
Но если Смирнягин может позволить себе решать его, то генералу надо думать о том, как усидеть после случившегося на должности. Поэтому и «отважился» скрыть от следствия показания охранника.
Журналистские материалы пестрели всевозможными подробностями, прозрачными намеками на прямую причастность к махинациям Листова, который якобы не поделил доходы с криминалом. За что, собственно, и был убит.
– На поиск убийц брошены лучшие силы уголовного розыска и прокуратуры, – заявил журналистам генеральный прокурор. – Следственной бригаде даны указания по проведению масштабных оперативно-розыскных мероприятий как в Москве, так и в золотоносной области. Эти и другие мероприятия в известной мере уже определили направления поиска, – лукавил прокурор. – Ниточки преступления, несомненно, тянутся к рыбным или золотым промыслам и к их высокопоставленным кураторам в Москве.
– Чушь! – зло и язвительно прокомментировал эти дежурные бредни столичного чиновника местный журналист Игорь Мироненко. – Заказчиков убийства ищут в Москве, однако нити к заказчикам преступления ведут к нам. – Накануне выхода в свет публикации он за полторы тысячи рублей купил в УВД области странную информацию о том, что квартира покойного губернатора была ограблена неким воришкой.
– Что здесь происходит? – распекал оперативную группу на очередном совещании ее руководитель полковник Смирнягин.
Обращался он непосредственно к начальнику областного УВД генералу Куценко.
– Мне докладывали, что квартира и кабинет губернатора под надежной охраной, а в это самое время ее грабят. Я отказываюсь понимать. Жена погибшего делает серьезное заявление о краже какой-то вазы, а я узнаю об этом из газет.
Полковник для пущей убедительности сказанного потряс газетой почему-то перед носом сидящего рядом эксперта-криминалиста, который несколько минут назад докладывал, каким образом было осуществлено проникновение в квартиру губернатора.
Своим сообщением эксперт, мягко говоря, ввел оперативников в состояние оцепенения.
– Замок квартиры не был взломан. Дверь открыта ключами, которые супруга покойного предоставила следственной бригаде при опечатывании квартиры в день убийства, – пояснил он.
– Не мельчите! Вы не корейскую морковь рубите у себя на кухне, – неожиданно для всех напустился на бледного, как бумага, эксперта Куценко. – Вы суть давайте.
– Извините, – пробормотал себе под нос эксперт. – Обследование квартиры показало, что воры, по сути, нигде ничего не искали. Украдена лишь ваза. Со всей определенностью можно утверждать, что в кабинете воришка или воришки – скорее всего, их было двое – ни к письменному столу, ни к сейфу не прикасались. Вот, собственно, и все, – закончил эксперт.
В красном уголке, который бережно сохранился в здании областного УВД, повисла стерильная тишина, какая бывает обычно в тягостные минуты, когда совсем нечего сказать.
«Милиционер родился» – обычно невесело шутят в таких случаях сами служивые и их непримиримые гражданские «поклонники».
– Что за ваза? – прервал затянувшуюся паузу Смирнягин. – Удалось выяснить?
– Да. Да, конечно, – поспешил ответить эксперт и полез за какой-то бумагой. – Жена покойного уверяет, что цена вазе три копейки в базарный день. Якобы муж притащил ее из Москвы несколько лет назад. Жена тогда еще ругалась, хотела поставить на стол хрусталь в серебре. Так муж не позволил. «Подарок», – объяснил он.
Руководитель бригады молчал и напряженно думал о том, как воришки умудрились проникнуть незамеченными в опечатанную квартиру, хотя в подъезде был постоянный пост вневедомственной охраны, где находились и ключи.
Нет, что-то здесь не так! Если бы не история с воришками и какой-то хреновой вазой, лично он целиком и полностью согласился бы с версиями, озвученными еще в Москве двумя магическими словами – «рыба» и «золото».
История с несанкционированным проникновением в опечатанную квартиру и кражей вазы, по мнению полковника, полностью перечеркивала тему ведомственной коррупции, а следовательно, и версии высокого московского начальства. Интуиция подсказывала Смирнягину, что генерал Куценко что-то от него утаивает и ведет при этом свою партию в расследовании.
– Что здесь происходит, не пойму! – чуть ли не завопил он. – У вас под носом проникают в охраняемую квартиру, и никто об этом ничего не знает. Где, например, охранник из подъезда? Сняли с него объяснения?
– Охранника хотели допросить, но выяснилось, что на следующий день после смены он исчез, – подал голос еще один член следственной бригады. – Осталась только короткая запись в журнале на вахте. И то ее обнаружили только после исчезновения охранника. Буквально час назад.
– Как исчез? – встрепенулся Смирнягин, «сфотографировав» при этом реакцию начальника УВД.
Тот в буквальном смысле воды в рот набрал и, набычившись, топил глаза в очередном стакане минералки.
– Да никуда он не исчез. В отпуск уехал, – попытался внести ясность оперативный дежурный по УВД. – А запись, вот она: «20.30 19 октября член следственной бригады из Москвы с сопровождающим из УВД области предъявил служебное удостоверение и потребовал вскрыть квартиру. Цель – проведение следственного эксперимента». Поскольку на посту не было списка, кому разрешен доступ на объект, постовой принял самостоятельное решение согласно предъявленным ему документам. Это мое предположение.
– Как здорово получается! – Смирнягин уже не сомневался, что дело нечисто. – Товарищ генерал, требую проведения служебного расследования. Случайных совпадений не бывает. Подозреваю, что уехавший в отпуск охранник имеет прямое отношение к происшедшему.
Куценко нехотя согласился.
«То ли этот боров боится за свою шкуру, то ли дело гораздо серьезнее, – с явной неприязнью подумал о генерале московский полковник. – Буду докладывать в Москву», – решил он.
Генерал Куценко действительно дико боялся за свою судьбу. Ведь он лично допросил охранника Пестова, как только узнал о заявлении жены покойного губернатора.
Тот не моргнув глазом доложил, что вечером на его пост в подъезде, где квартировал покойный губернатор, явился человек, который предъявил удостоверение офицера ФСО, от чего охраннику стало совсем худо, и, забрав ключи от губернаторской квартиры, велел язык держать за зубами, а утром подать рапорт об отпуске по семейным обстоятельствам. Фамилии охранник не разглядел.
«И чтоб духу моего в двадцать четыре часа здесь не было, сказал он мне», – с явно затаенной обидой постоянно униженного человека закончил свое объяснение охранник.
– Вот и выполняй, – ничего не поняв, а точнее, мгновенно осознав, что произошло необъяснимое и непоправимое, скомандовал генерал. – И чтоб духу твоего не было, – зло, со всей силой своей измученной алкоголем и трусостью души повторил генерал фразу, так оскорбившую охранника.
– Как, кстати, он выглядел?
– Кто выглядел? – не понял охранник.
За плечами у него была неполная семилетка районной школы, что даже в собственных глазах делало его совсем никчемной по жизни личностью.
– Ну, этот, как ты сказал, твой коллега из охраны ФСО?
– Скажете тоже, товарищ генерал, коллега! Я сутки через трое в подъезде вахту несу, у батареи задницу грею, а он, поди, в Кремле по одним и тем же с Президентом паркетам гуляет. Молодой этакий хлюст, светловолосый и в светлом плаще. У нас такой только на сыне губернатора я и видел. Когда он как ветер мимо меня пролетал в подъезде. Ни здрасьте тебе, ни до свидания…
– Хватит ныть, – резко оборвал словесный понос охранника Куценко. – Давай в отпуск съе…вай. Иначе я ломаного гроша за твою жизнь не дам, – ясно нарисовал дальнейшее развитие событий генерал. – Свои же в камеру и упекут. Или в металл заварят.
Он не хуже московского полковника понимал, что кто-то серьезный играет против официального расследования. И что не с его провинциальными мозгами разгадать этот ребус.
Но если Смирнягин может позволить себе решать его, то генералу надо думать о том, как усидеть после случившегося на должности. Поэтому и «отважился» скрыть от следствия показания охранника.
Глава 4
Совещание, состоявшееся накануне вечером, увы, ничего не дало, констатировал Смирнягин. Он быстро взлетел на второй этаж, где ему был выделен персональный кабинет, и принялся сочинять докладную.
Суть докладной основывалась на анализе выводов экспертов по направлениям «рыба» и «золото», которые сводились, грубо говоря, к одному: сажать всех надо было давно, включая губернатора, московских и местных чиновников.
Далее шли поручения московским следователям по разработке выявленных фактов по подозрению ряда официальных лиц в должностных преступлениях.
Затем излагались известные факты происшествия с проникновением воришек в опечатанную квартиру, проявленной халатности генералом Куценко и его подчиненными. Слово «халатность» начальник следственной бригады поставил под сомнение. «Или умысел», – хотел добавить он, но не сделал этого.
Звонок телефона оторвал Смирнягина от процесса сочинительства.
– Товарищ полковник, – услышал он бодрый голос оперативного дежурного. – Телефон, который вы мне дали давеча, – это квартира.
– А ты думал, что совет министров? – Полковник, признаться, так ушел в размышления над докладной, что забыл о своем поручении связать его по телефону с Москвой.
В трубке раздался женский голос.
– Это вы, Валентина Сергеевна?
– Да, я. А кто говорит? Голос знакомый, но что-то не признаю.
– Смирнягин Александр Васильевич, если еще помните такого.
Полковник живо представил высокую статную Валечку, жену своего школьного товарища, которая еще на заре их общей юности предпочла ему круглого отличника Леню Мацкевича. Теперь он был крупной фигурой в ФСБ, тоже в звании полковника. Только одно название его должности чего стоило – начальник аналитической группы!
«Чины чинами, а мою любовь, стервец, увел. А я как жил бобылем, так им и умру, – горько подумал Смирнягин. – Моя семья – попутчики в купе и самолете. А любимая женщина – та, которая подносит чай и кефир в гостиничном буфете».
– Я, Валюша, кто же еще? Конечно я. Других Смирнягиных в твоем сердце больше, наверное, не имеется? – засмеялся он в трубку.
– Ой, Александр Васильевич, не узнала! Думаю, кто же в такую рань звонит?!
«Да и этого Смирнягина в ее сердце тоже не имеется. – Он поймал себя на мысли, что подумал об этом абсолютно равнодушно. – Что поделаешь, годы лечат болезни. Особенно амурные».
– Валюш, я звоню аж с Дальнего Востока. Так что коротко. Твой, поди, еще спит. Когда проснется, пусть срочно отзвонит мне на мобильный. Очень, понимаешь, срочно нужен. А тебя целую. Вернусь в Москву – приду на твой фирменный бефстроганов. Лады?
Он положил телефонную трубку на рычаг. И еще раз подумал о том, что вся эта история, о которой он только что изложил в инстанцию свои мысли, далеко не так проста. И явно не похожа на уголовную. Скорее дело пахнет политикой. И тут ему нужен Мацкевич. Хотя бы его совет.
Не успел Смирнягин вернуться к докладной, как первый раз за командировку ожил его мобильный телефон.
Кроме как Мацкевичу, звонить было некому.
– Проснулся? – не дожидаясь первой фразы с той стороны, весело закричал в трубку Смирнягин.
– Ты бы для приличия спросил, кто звонит в такую рань.
– Это у тебя в Москве рань, а у нас здесь к ужину дело идет.
– Ладно. Будем беречь твои деньги. Или эмвэдэшные, не знаю, кто там у вас за что платит. Ты что, командирован по делу убиенного губернатора?
– Так точно, товарищ полковник! Сейчас как раз рапорт в ГУВД составляю. И чем дальше во все влезаю, всё больше начинаю понимать, что, как бы помягче выразиться…
Мацкевич по тому, как замолчала трубка, уловил, что там, на другом конце провода, его однокашник, обычно скорый и точный на слова, как раз сейчас эти самые слова и подбирает.
Суть докладной основывалась на анализе выводов экспертов по направлениям «рыба» и «золото», которые сводились, грубо говоря, к одному: сажать всех надо было давно, включая губернатора, московских и местных чиновников.
Далее шли поручения московским следователям по разработке выявленных фактов по подозрению ряда официальных лиц в должностных преступлениях.
Затем излагались известные факты происшествия с проникновением воришек в опечатанную квартиру, проявленной халатности генералом Куценко и его подчиненными. Слово «халатность» начальник следственной бригады поставил под сомнение. «Или умысел», – хотел добавить он, но не сделал этого.
Звонок телефона оторвал Смирнягина от процесса сочинительства.
– Товарищ полковник, – услышал он бодрый голос оперативного дежурного. – Телефон, который вы мне дали давеча, – это квартира.
– А ты думал, что совет министров? – Полковник, признаться, так ушел в размышления над докладной, что забыл о своем поручении связать его по телефону с Москвой.
В трубке раздался женский голос.
– Это вы, Валентина Сергеевна?
– Да, я. А кто говорит? Голос знакомый, но что-то не признаю.
– Смирнягин Александр Васильевич, если еще помните такого.
Полковник живо представил высокую статную Валечку, жену своего школьного товарища, которая еще на заре их общей юности предпочла ему круглого отличника Леню Мацкевича. Теперь он был крупной фигурой в ФСБ, тоже в звании полковника. Только одно название его должности чего стоило – начальник аналитической группы!
«Чины чинами, а мою любовь, стервец, увел. А я как жил бобылем, так им и умру, – горько подумал Смирнягин. – Моя семья – попутчики в купе и самолете. А любимая женщина – та, которая подносит чай и кефир в гостиничном буфете».
– Я, Валюша, кто же еще? Конечно я. Других Смирнягиных в твоем сердце больше, наверное, не имеется? – засмеялся он в трубку.
– Ой, Александр Васильевич, не узнала! Думаю, кто же в такую рань звонит?!
«Да и этого Смирнягина в ее сердце тоже не имеется. – Он поймал себя на мысли, что подумал об этом абсолютно равнодушно. – Что поделаешь, годы лечат болезни. Особенно амурные».
– Валюш, я звоню аж с Дальнего Востока. Так что коротко. Твой, поди, еще спит. Когда проснется, пусть срочно отзвонит мне на мобильный. Очень, понимаешь, срочно нужен. А тебя целую. Вернусь в Москву – приду на твой фирменный бефстроганов. Лады?
Он положил телефонную трубку на рычаг. И еще раз подумал о том, что вся эта история, о которой он только что изложил в инстанцию свои мысли, далеко не так проста. И явно не похожа на уголовную. Скорее дело пахнет политикой. И тут ему нужен Мацкевич. Хотя бы его совет.
Не успел Смирнягин вернуться к докладной, как первый раз за командировку ожил его мобильный телефон.
Кроме как Мацкевичу, звонить было некому.
– Проснулся? – не дожидаясь первой фразы с той стороны, весело закричал в трубку Смирнягин.
– Ты бы для приличия спросил, кто звонит в такую рань.
– Это у тебя в Москве рань, а у нас здесь к ужину дело идет.
– Ладно. Будем беречь твои деньги. Или эмвэдэшные, не знаю, кто там у вас за что платит. Ты что, командирован по делу убиенного губернатора?
– Так точно, товарищ полковник! Сейчас как раз рапорт в ГУВД составляю. И чем дальше во все влезаю, всё больше начинаю понимать, что, как бы помягче выразиться…
Мацкевич по тому, как замолчала трубка, уловил, что там, на другом конце провода, его однокашник, обычно скорый и точный на слова, как раз сейчас эти самые слова и подбирает.