Концовка этой сцены выглядела еще более неожиданно, нежели ее начало. Матрона прям-таки взвилась из-за ткацкого станка пантерой, завизжала так, что Кука присел от неожиданности, и запустила в него первым попавшимся. Попалась роскошная греческая ваза. Которую Кука, на счастье, умудрился поймать. Потом в него летели другие предметы – веретено, уток, детали ткацкого станка, клочья так и не обретшей своего места в полотне шерсти и само это полотно. Которое (это выяснилось, когда скандал улегся) на самом деле было вовсе не собачьим ковриком, а новой туникой для преторианца. То есть для него, Куки. Матрона планировала в календы января[36] преподнести милому такой вот сработанный собственными руками подарок.
Несмотря на скандал и вопли Кука был тронут до глубины души. Ну надо же – милонька, заинька пребывает вся в заботах о нем. В итоге по-своему преторианец даже привязался к этой красотке. Все мы обречены на привязанности. Вот Тиресий – он в своем даке-найденыше души не чает, отпустил на свободу и относится к мальчишке как к родному сыну. Малыш – тот прикован к своим машинам – кажется, живых существ так не любит, как какую-нибудь новенькую баллисту на полталанта. И чем чуднее машина, тем любимее. Фламма? Тот обожает книги. В этой библиотеке Приска, где сейчас валяется на складной кровати Кука, чуть ли не все книги – Фламмы. А Приск? Ну тот вообще любвеобилен – и жена, и детки, и мозаичная мастерская, и рисунки для этой мастерской, и каждая новая мозаика, исполненная по этому рисунку.
Адриан? Тот привязан к империи – к каждой ее части, каждой провинции и каждому городу, каждой почтовой станции и бесчисленным дорогам, к каждому легиону, к широкому серому, как клинок гладиуса, Данубию, к синему, как дорогая бирюза, озеру Ларий, к виноцветным морям и снежным вершинам Альп, к серебристым лавровым рощам и траурно-черным кипарисам. А Рим – всего лишь одна из жемчужин в сокровищнице имперских городов. За эту сокровищницу Адриан перегрызет любому горло и вырвет сердце…
Кука и сам не заметил, как заснул. Приснилось ему давнее – дакийские горы, тяжкий подъем по опасной дороге к перевалу. Так шел Кука вместе с Адрианом и Приском через Боуты по узкой обходной тропе. Вот и сейчас во сне и Адриан, и Приск карабкались впереди.
Приск вдруг обернулся, глянул недобро и сказал:
– Если Адриан сорвется в пропасть, мы упадем вниз.
Кука шагнул к краю и увидел, что под ногой – отвесная скала, и внизу, очень далеко внизу, – осыпь бритвенно острых камней. А по дну ущелья в полумраке пробирался мелкий ручеек. Камень выскользнул из-под калиги и полетел вниз. Бесшумно летел. Долго. И никак не мог достичь дна. И не было в этом мире ни звука, ни движения. Не колебалась листва, не касался кожи ветерок. Полная тишина и недвижность. И охватил Куку такой ужас, показалось ему, что он уже умер, и узкий ручеек внизу – на самом деле обещанный каждому Стикс. И при этом знал Кука, что видит всего лишь сон, но ужас от этого не становился меньше.
Спал он вроде бы крепко. Но слабый шум… едва слышный шорох – не снаружи, а внутри комнаты – заставил его вскочить. В следующий миг его руки сплелись с руками какого-то здоровяка, как понял Кука в следующий миг, выше него на целую голову. Нож, зажатый в пальцах незваного гостя, метил острием в шею преторианца.
Кука был не слаб – да и служба в легионе сил прибавила. Но с этим неведомо как проникшим в дом – сразу понял – не сладить. Понял это так отчетливо, как будто прочел на невидимом свитке свою Судьбу. Нет, он не сдался, он сопротивлялся яростно, до разрыва жил, до треска в костях, но ни на палец не сдвинул напавшего. Попытался перебороть, опрокинуть. Куда там! Парень стоял скалой. А острие все приближалось и приближалось к шее. Вот оно коснулось кожи…
Кука сделал последнее отчаянное усилие, и… человек вдруг дрогнул, ослабил хватку и начал оседать. В следующий миг пальцы убийцы разжались, и Кука отпрянул, еще не веря подобному чуду.
А парень рухнул подрубленным деревом. И тогда Кука разглядел, что за спиной павшего стоит Тиресий. Кука не видел старого товарища уже несколько лет – три года? Четыре? И вдруг возник неведомо откуда в тот миг, когда преторианец уже прощался с жизнью.
– Ты? – изумился Кука при виде Тиресия и несколько раз сильно фыркнул, будто застоявшийся в стойле жеребец. – Ты же там, на лимесе… Или уже получил письмо?
– Какое письмо? – спросил прибывший, переступая через массивное тело, – в спине убитого как раз под лопаткой торчал вогнанный по самую рукоять кинжал.
– Ты вовремя… – Кука плюхнулся на кровать. Тело ныло – каждым мускулом, каждой косточкой.
Тиресий деловито огляделся и сказал:
– Нужна какая-нибудь тряпка – если выну кинжал, то здесь все кровью залью… так о каком письме ты говорил?
– О том, что Приск отправил тебе вчера, – пробормотал Кука, сам уже понимая, что говорит чепуху.
– Нет, конечно, я ничего не получал. Да и как, если письмо отправлено вчера? Право, такое под силу только богам.
– Тогда почему ты здесь?
– Я же предсказатель.
– И ты… ты видел? Ну там… в своих снах… Мне грозит опасность?
– Вам всем – тебе, Приску, Кориолле, Фламме…
Тиресий наклонился над убитым, попробовал перевернуть, но тут же оставил попытку.
– Ну и здоровый… Настоящий кабан.
– Точно… – поддакнул Кука. – А что с телом будем делать?
– Ночью бросим в каком-нибудь переулке. Главное – не попасться в лапы вигилам.
Тиресий вышел, но вскоре вернулся, и не один, а с парнем лет шестнадцати, светловолосым, круглолицым и голубоглазым. Остриженный на римский манер, мальчишка и одет был как римлянин. С кухни он принес какую-то ветошь, Тиресий вытащил кинжал и тут же заткнул рану тряпьем, как пробкой, – чтобы кровь осталась внутри тела и не испятнала пол. Потом оттащил труп в угол и накрыл принесенной с кухни мешковиной. Впечатление было такое, что Тиресий всю жизнь промышлял наемным убийцей. Да, предсказатель ничуть не изменился. Разве чуть посмуглел, погрубел лицом.
– На кухне мне сказали, что привезут ночью дрова для очага, – стал развивать свой план Тиресий. – Их выгрузят, мы закинем труп в повозку, но из Города вывозить не станем – бросим где-нибудь в тупике. Пославший этого человека не станет заявлять префекту вигилов, что отправил убийцу в наш дом.
– Хорошо бы тогда узнать, кто его послал, – заметил Кука, искоса поглядывая на накрытое мешковиной тело.
Тиресий вернулся к трупу, приподнял мешковину.
– Гладиатор… – сказал, не задумываясь. – Шрамы на руках не от меча, а от трезубца. Здоровяк, к тому же упитанный – чтобы жир защищал на манер доспехов от рубящих ударов. Туника, однако, дорогая, скорее всего – уже вольный, подавшийся на службу к какому-нибудь богачу.
– К какому?
– Понятия не имею. Ошейника нет. На поясе кошель с несколькими монетами – и все. По лицу, разрезу глаз, смуглой коже – он откуда-то с Востока.
– А тебе прозрения на этот счет не было?
– Прозрение было одно: вас убить хотят. Ну а теперь расскажи, в чем дело.
Тиресий налил в бокал Куки разбавленного вина и сам же выпил, после чего уселся в хозяйское кресло. Кука же просто глотнул из кувшина.
– Тит, – обратился Тиресий к мальчишке, – скажи на кухне, чтобы нам принесли еще вина и что-нибудь закусить. И попроси госпожу приготовить комнату – не собираюсь ночевать в гостинице. Впрочем, ты можешь лечь в перистиле – да и я тоже – если найдется еще одна походная кровать.
Тит ушел, а Кука принялся излагать (шепотом, очень-очень тихо) историю похищения завещания.
Договорить они не успели – потому что на пороге возник Либан, нерадивый раб Фламмы. В первый момент Кука решил, что его прислал хозяин. Но тут же по перекошенной роже понял: если Фламма его и послал, то по делу совершенно отчаянному.
– Спасите… – проблеял Либан и грохнулся на колени.
– В чем дело? – Тиресий поднялся.
Кука махнул Либану рукой: мол, говори, не бойся.
– К хозяину кто-то забрался и все перерыл. Всю комнату. Замок на сундуке сломал и бумаги выгреб.
– Мало ли ворья в Городе! – с облегчением вздохнул Кука. – Привратника спроси, кого пропустил наверх. Да и дверь надо иметь попрочнее.
– Привратника уже не спросишь… – застонал Либан. – Привратника зарезали.
– А Фламма где?!
– Здесь уже, на кухне сидит. Госпожа его вином потчует. А меня прогнала… – заканючил Либан. – Господин твердит, что, приди он домой чуть раньше, его бы тоже того… укокошили.
– Ну так ступай к хозяину – может, ему что надо! – приказал Кука. И как только Либан вышел, пояснил: – Свиток искали, не иначе. Но, сам понимаешь, ничегошеньки не нашли.
– А когда не нашли, явились сюда. Ставлю золотой аурей, что привратника зарезал наш гладиатор. – Тиресий кивнул в угол, где лежало тело. На всякий случай потянул носом, не воняет ли. Сморщился: уже малость попахивало. – Как посмотрю, вы, ребята, совсем с ума сошли здесь в Риме. Украсть завещание императора. Вы хоть подумали, что с вами будет?
– Так пергамент Фламма притащил сюда, к Приску. Что ж нам, выкинуть его надо было?
– Фламму я бы точно выкинул. Вместе с пергаментом. Кто поручится, что убийцы не явятся снова? А где сейчас Гай? – Тиресий глянул на преторианца так, будто вел допрос.
– Ушел к Декстру – договариваться об отъезде – старина Гай берет сына Афрания с собой в легион. Ну и выяснить заодно, что известно Декстру.
– Выяснить что-то у Декстра? – переспросил Тиресий ледяным тоном. – Выяснить у центуриона фрументариев?
– Ну да… – Кука невольно поежился.
– Когда ушел Приск?
– Да порядочно. Часу в пятом дня[37].
– И до сих пор не вернулся?
Не нужно было глядеть на устроенные в перистиле часы, чтобы узнать время, – солнце клонилось к закату.
– Надеюсь, ему хватит ловкости выпутаться… – прошептал Тиресий.
Договорить он не успел, Фламма ворвался в библиотеку с радостным воплем и кинулся на шею старому товарищу:
– Тирс, дружище! Ну наконец-то я чувствую себя в безопасности.
– Зря, – покачал головой Тиресий. – Я бы на твоем месте этого не делал.
Глава IV
Глава V
Несмотря на скандал и вопли Кука был тронут до глубины души. Ну надо же – милонька, заинька пребывает вся в заботах о нем. В итоге по-своему преторианец даже привязался к этой красотке. Все мы обречены на привязанности. Вот Тиресий – он в своем даке-найденыше души не чает, отпустил на свободу и относится к мальчишке как к родному сыну. Малыш – тот прикован к своим машинам – кажется, живых существ так не любит, как какую-нибудь новенькую баллисту на полталанта. И чем чуднее машина, тем любимее. Фламма? Тот обожает книги. В этой библиотеке Приска, где сейчас валяется на складной кровати Кука, чуть ли не все книги – Фламмы. А Приск? Ну тот вообще любвеобилен – и жена, и детки, и мозаичная мастерская, и рисунки для этой мастерской, и каждая новая мозаика, исполненная по этому рисунку.
Адриан? Тот привязан к империи – к каждой ее части, каждой провинции и каждому городу, каждой почтовой станции и бесчисленным дорогам, к каждому легиону, к широкому серому, как клинок гладиуса, Данубию, к синему, как дорогая бирюза, озеру Ларий, к виноцветным морям и снежным вершинам Альп, к серебристым лавровым рощам и траурно-черным кипарисам. А Рим – всего лишь одна из жемчужин в сокровищнице имперских городов. За эту сокровищницу Адриан перегрызет любому горло и вырвет сердце…
Кука и сам не заметил, как заснул. Приснилось ему давнее – дакийские горы, тяжкий подъем по опасной дороге к перевалу. Так шел Кука вместе с Адрианом и Приском через Боуты по узкой обходной тропе. Вот и сейчас во сне и Адриан, и Приск карабкались впереди.
Приск вдруг обернулся, глянул недобро и сказал:
– Если Адриан сорвется в пропасть, мы упадем вниз.
Кука шагнул к краю и увидел, что под ногой – отвесная скала, и внизу, очень далеко внизу, – осыпь бритвенно острых камней. А по дну ущелья в полумраке пробирался мелкий ручеек. Камень выскользнул из-под калиги и полетел вниз. Бесшумно летел. Долго. И никак не мог достичь дна. И не было в этом мире ни звука, ни движения. Не колебалась листва, не касался кожи ветерок. Полная тишина и недвижность. И охватил Куку такой ужас, показалось ему, что он уже умер, и узкий ручеек внизу – на самом деле обещанный каждому Стикс. И при этом знал Кука, что видит всего лишь сон, но ужас от этого не становился меньше.
Спал он вроде бы крепко. Но слабый шум… едва слышный шорох – не снаружи, а внутри комнаты – заставил его вскочить. В следующий миг его руки сплелись с руками какого-то здоровяка, как понял Кука в следующий миг, выше него на целую голову. Нож, зажатый в пальцах незваного гостя, метил острием в шею преторианца.
Кука был не слаб – да и служба в легионе сил прибавила. Но с этим неведомо как проникшим в дом – сразу понял – не сладить. Понял это так отчетливо, как будто прочел на невидимом свитке свою Судьбу. Нет, он не сдался, он сопротивлялся яростно, до разрыва жил, до треска в костях, но ни на палец не сдвинул напавшего. Попытался перебороть, опрокинуть. Куда там! Парень стоял скалой. А острие все приближалось и приближалось к шее. Вот оно коснулось кожи…
Кука сделал последнее отчаянное усилие, и… человек вдруг дрогнул, ослабил хватку и начал оседать. В следующий миг пальцы убийцы разжались, и Кука отпрянул, еще не веря подобному чуду.
А парень рухнул подрубленным деревом. И тогда Кука разглядел, что за спиной павшего стоит Тиресий. Кука не видел старого товарища уже несколько лет – три года? Четыре? И вдруг возник неведомо откуда в тот миг, когда преторианец уже прощался с жизнью.
– Ты? – изумился Кука при виде Тиресия и несколько раз сильно фыркнул, будто застоявшийся в стойле жеребец. – Ты же там, на лимесе… Или уже получил письмо?
– Какое письмо? – спросил прибывший, переступая через массивное тело, – в спине убитого как раз под лопаткой торчал вогнанный по самую рукоять кинжал.
– Ты вовремя… – Кука плюхнулся на кровать. Тело ныло – каждым мускулом, каждой косточкой.
Тиресий деловито огляделся и сказал:
– Нужна какая-нибудь тряпка – если выну кинжал, то здесь все кровью залью… так о каком письме ты говорил?
– О том, что Приск отправил тебе вчера, – пробормотал Кука, сам уже понимая, что говорит чепуху.
– Нет, конечно, я ничего не получал. Да и как, если письмо отправлено вчера? Право, такое под силу только богам.
– Тогда почему ты здесь?
– Я же предсказатель.
– И ты… ты видел? Ну там… в своих снах… Мне грозит опасность?
– Вам всем – тебе, Приску, Кориолле, Фламме…
Тиресий наклонился над убитым, попробовал перевернуть, но тут же оставил попытку.
– Ну и здоровый… Настоящий кабан.
– Точно… – поддакнул Кука. – А что с телом будем делать?
– Ночью бросим в каком-нибудь переулке. Главное – не попасться в лапы вигилам.
Тиресий вышел, но вскоре вернулся, и не один, а с парнем лет шестнадцати, светловолосым, круглолицым и голубоглазым. Остриженный на римский манер, мальчишка и одет был как римлянин. С кухни он принес какую-то ветошь, Тиресий вытащил кинжал и тут же заткнул рану тряпьем, как пробкой, – чтобы кровь осталась внутри тела и не испятнала пол. Потом оттащил труп в угол и накрыл принесенной с кухни мешковиной. Впечатление было такое, что Тиресий всю жизнь промышлял наемным убийцей. Да, предсказатель ничуть не изменился. Разве чуть посмуглел, погрубел лицом.
– На кухне мне сказали, что привезут ночью дрова для очага, – стал развивать свой план Тиресий. – Их выгрузят, мы закинем труп в повозку, но из Города вывозить не станем – бросим где-нибудь в тупике. Пославший этого человека не станет заявлять префекту вигилов, что отправил убийцу в наш дом.
– Хорошо бы тогда узнать, кто его послал, – заметил Кука, искоса поглядывая на накрытое мешковиной тело.
Тиресий вернулся к трупу, приподнял мешковину.
– Гладиатор… – сказал, не задумываясь. – Шрамы на руках не от меча, а от трезубца. Здоровяк, к тому же упитанный – чтобы жир защищал на манер доспехов от рубящих ударов. Туника, однако, дорогая, скорее всего – уже вольный, подавшийся на службу к какому-нибудь богачу.
– К какому?
– Понятия не имею. Ошейника нет. На поясе кошель с несколькими монетами – и все. По лицу, разрезу глаз, смуглой коже – он откуда-то с Востока.
– А тебе прозрения на этот счет не было?
– Прозрение было одно: вас убить хотят. Ну а теперь расскажи, в чем дело.
Тиресий налил в бокал Куки разбавленного вина и сам же выпил, после чего уселся в хозяйское кресло. Кука же просто глотнул из кувшина.
– Тит, – обратился Тиресий к мальчишке, – скажи на кухне, чтобы нам принесли еще вина и что-нибудь закусить. И попроси госпожу приготовить комнату – не собираюсь ночевать в гостинице. Впрочем, ты можешь лечь в перистиле – да и я тоже – если найдется еще одна походная кровать.
Тит ушел, а Кука принялся излагать (шепотом, очень-очень тихо) историю похищения завещания.
Договорить они не успели – потому что на пороге возник Либан, нерадивый раб Фламмы. В первый момент Кука решил, что его прислал хозяин. Но тут же по перекошенной роже понял: если Фламма его и послал, то по делу совершенно отчаянному.
– Спасите… – проблеял Либан и грохнулся на колени.
– В чем дело? – Тиресий поднялся.
Кука махнул Либану рукой: мол, говори, не бойся.
– К хозяину кто-то забрался и все перерыл. Всю комнату. Замок на сундуке сломал и бумаги выгреб.
– Мало ли ворья в Городе! – с облегчением вздохнул Кука. – Привратника спроси, кого пропустил наверх. Да и дверь надо иметь попрочнее.
– Привратника уже не спросишь… – застонал Либан. – Привратника зарезали.
– А Фламма где?!
– Здесь уже, на кухне сидит. Госпожа его вином потчует. А меня прогнала… – заканючил Либан. – Господин твердит, что, приди он домой чуть раньше, его бы тоже того… укокошили.
– Ну так ступай к хозяину – может, ему что надо! – приказал Кука. И как только Либан вышел, пояснил: – Свиток искали, не иначе. Но, сам понимаешь, ничегошеньки не нашли.
– А когда не нашли, явились сюда. Ставлю золотой аурей, что привратника зарезал наш гладиатор. – Тиресий кивнул в угол, где лежало тело. На всякий случай потянул носом, не воняет ли. Сморщился: уже малость попахивало. – Как посмотрю, вы, ребята, совсем с ума сошли здесь в Риме. Украсть завещание императора. Вы хоть подумали, что с вами будет?
– Так пергамент Фламма притащил сюда, к Приску. Что ж нам, выкинуть его надо было?
– Фламму я бы точно выкинул. Вместе с пергаментом. Кто поручится, что убийцы не явятся снова? А где сейчас Гай? – Тиресий глянул на преторианца так, будто вел допрос.
– Ушел к Декстру – договариваться об отъезде – старина Гай берет сына Афрания с собой в легион. Ну и выяснить заодно, что известно Декстру.
– Выяснить что-то у Декстра? – переспросил Тиресий ледяным тоном. – Выяснить у центуриона фрументариев?
– Ну да… – Кука невольно поежился.
– Когда ушел Приск?
– Да порядочно. Часу в пятом дня[37].
– И до сих пор не вернулся?
Не нужно было глядеть на устроенные в перистиле часы, чтобы узнать время, – солнце клонилось к закату.
– Надеюсь, ему хватит ловкости выпутаться… – прошептал Тиресий.
Договорить он не успел, Фламма ворвался в библиотеку с радостным воплем и кинулся на шею старому товарищу:
– Тирс, дружище! Ну наконец-то я чувствую себя в безопасности.
– Зря, – покачал головой Тиресий. – Я бы на твоем месте этого не делал.
Глава IV
ДРАГОЦЕННЫЙ ПАВСАНИЙ
Лето 866 года от основания Рима
Рим
Выйдя от Декстра, Приск не пошел домой, а поискал глазами подходящее место для наблюдений и приметил небольшую таверну. Взяв лепешку с сыром и чашу вина, он уселся на скамью в тени портика близ таверны и стал ждать.
Вход в дом Декстра был как на ладони. Приск не сомневался, что после его ухода Декстр пошлет кого-нибудь с сообщением. Весь вопрос – к кому направится гонец. Возможно, к таинственной Элии, сообщнице и союзнице Адриана. Может быть, к тому, чье имя Приск назвал мимоходом в разговоре. Декстр – почти наверняка фрументарий посвящен – вполне мог решить, что завещание императора сейчас в руках у поддельщика текстов Павсания.
За самим Декстром Приск даже не думал следить – тот бы сразу почуял неладное и мог сотворить все что угодно – даже убить. Но за обычным посланцем не так трудно незаметно увязаться следом. К тому же у хозяина таверны Приск купил за несколько сестерциев старый-престарый плащ и сумку. Сняв свой – новенький и ярко окрашенный, – плотно его свернул и засунул в кожаную сумку, в каких обычно легионеры носят свое добро на палке-фастигате.
Приск не ошибся – через полчаса дом Декстра покинул молодой вольноотпущенник в ярко-синем плаще. Помнится, этот парнишка поджидал в атрии, пока гость беседовал с Декстром. Отлично!.. А вот чего не ожидал Приск, так это того, что парень перейдет улицу и окажется практически рядом с ним. По одежде уже не узнает – но по лицу… Приск ничего лучше не придумал, как сделать пару шагов в сторону и повернуться лицом к эдикулу – квадратной нише в стене, где установлен был выкрашенный киноварью фаллос. Приск коснулся его рукой и принялся шептать пожелания на день… Вообще-то обряд надобно проводить утром, чтобы день задался. Но кто знает – быть может, ободранец-гуляка только что выполз на улицу из своей норы. Во всяком случае, посланец Декстра ничего подозрительного не заметил, лишь буркнул: «Мне бы так рано вставать» – и, пройдя мимо, бодро зашагал по улице. В следующий миг Приск уже следовал за ним.
Один раз на перекрестке он чуть не упустил парня. Но ярко-синий плащ вскоре вновь вынырнул в толпе, и Приск устремился следом. Уже было ясно, что направляется парень в Субуру. Клонящееся к закату солнце за день так раскалило улицы, что все идущие обливались потом и тяжело дышали, даже струи в фонтанах звенели лениво. Сейчас бы не по улицам бегать, а возлежать в бассейне в термах Траяна – желательно подле какой-нибудь милой красотки. Или, вынырнув из воды, обернувшись тканью, расположиться в библиотеке со свитком эпиграмм или…
Стоп!
Посланец Декстра остановился перед четырехэтажным домом. Половину первого этажа занимала лавочка, где торговали чистыми пергаментами и папирусами, стилями, чернильницами, пемзой – одним словом, всем потребным для писцов и библиотекарей, издателей книг и юристов, составляющих завещания. Посланец зашел в лавку всего на несколько мгновений. После чего вышел и двинулся назад неспешно. Ясно было, что он передал какое-то послание – и только. Приск, недолго думая, переждал, пока парень скроется, и заглянул в лавку.
Внутри никого не было, но стоило посетителю протянуть руку к инкрустированной серебром чернильнице, как дверь, ведущая во внутренние комнаты, распахнулась, и в лавку вкатился низкорослый рыжий парень в грязной застиранной тунике. Судя по всему – вольноотпущенник или раб, прислуживавший хозяину лавчонки.
– Чернила у нас самые лучшие, господин, без комков и не выцветают со временем, – торопливо пробормотал он, видя, что покупатель интересуется чернильницей. – А перья берите тростниковые. Мой господин Павсаний сам пользуется только тростниковыми. А уж он самый лучший в Риме писец.
– Возьму-ка эту чернильницу, – сказал Приск. – И добавь десять тростниковых перьев и пузырек чернил. Сколько всего?
Раб принялся шевелить губами, подсчитывая сумму.
Приск, не дождавшись, когда тот выдаст результат, положил перед ним аурей.
– Я, господин, не наберу сдачи.
– И не надо. Просто позволь мне войти и повидаться с твоим господином.
– Повидаться? Но… – Коротышка облизнул губы, косясь на золотой. – Он в таблинии… я схожу… – Раб спешно спрятал аурей куда-то в глубину своих лохмотьев.
– Стой здесь – я сам найду хозяина! – приказал Приск не терпящим возражений тоном. – А то лавку обворуют, пока ты бегаешь с поручениями.
– Я тогда постучу, чтоб открыли…
Рыжий постучал условным стуком – три редких и два частых удара – и отступил в угол. Ясно было, что он нарушил данное ему строгое указание. Но золотой сумел убедить мгновенно.
Кто-то внутри отодвинул засов.
Павсаний так увлекся работой, что не сразу поднял голову. А Приск не торопил – наблюдал. Полный немолодой человечек. Скорее всего – грек. То есть наверняка грек. Волосы курчавые, всклокоченные, с сединой, нос набрякшей сливой, сочные полные губы, неровно подстриженная почти совсем седая борода. Возможно, по праздникам он одевался иначе – но сейчас на нем была заляпанная чернилами туника. Приск почему-то подумал, что человек этот занимается столь опасным делом из любви к самому процессу. Наверняка, переписывая завещание, он воображал себя каким-нибудь Кокцеем или Клавдием, награждающим слуг и детей, лишающим миллионов тех, кто мало льстил и пресмыкался.
Печать на свитке, который «подправлял» грек, была сломана. Но, судя по всему, это не слишком печалило Павсания.
Заслышав шаги, хозяин поднял глаза…
– Пес! – только и выкрикнул он.
Приск отпрянул – выучка остается с легионером до смерти. Метнувшийся из угла здоровяк промахнулся и проскочил мимо. Бывший центурион еще и добавил в спину – так что парень впечатался в стену, как выпущенный из баллисты снаряд, и тут же опрокинулся на спину – нос и рот его мгновенно окрасились кровью.
– Не стоит так пугаться, – сказал Приск миролюбиво, однако при этом наступая тяжелым башмаком на грудь поверженного охранника. – Один совсем маленький вопрос, Павсаний. Ты ответишь – я уйду…
– Ты от кого? – спросил грек.
– Афраний Декстр рекомендовал.
«Убьет, точно убьет меня Декстр… – пронеслось в голове. – Задушит, а потом отрежет голову…»
Хмельное веселье струилось по жилам – будто не кровь там текла, а вино.
– Так бы и сказал, а не калечил моих людей, – вздохнул Павсаний. – Отпусти Геркулеса, вояка…
«Слабоват оказался Геркулес», – подумал Приск, но ногу с груди поверженного раба убрал.
Тот поднялся, отирая кровь и поглядывая на гостя без особой приязни.
– Пшел вон… – мотнул головой Павсаний, и раб испарился из таблиния. Приск задвинул за ним засов – так надежнее. – Этот парень – немой. То есть без языка. Но все равно о делах при нем не говорю.
– Мудро.
– Здесь тебе не Дакия, вояка. Кем служил? Трибуном? Давно?
– Не очень…
– Что у тебя за дело? – спросил Павсаний. – Дядюшка не оставил завещания? Или папаша пригрел на груди юного любовничка и отписал тому поместье? Давай сюда пергамент, посмотрим, что можно сделать…
Для поддельщика завещаний Павсаний был слишком любопытен. Возможно, в этом тоже была особая сладость – знать всю подноготную заказчиков. Но все равно – задавать такие вопросы! Этот парень просто ходит по лезвию ножа.
– К тебе не так давно приходила богатая матрона по имени Элия…
– Я не спрашиваю имен, – оборвал хозяин. – Просто пишу то, что меня просят, и беру деньги.
«Но чье имя вписать, тебе говорят…» – хотел уточнить Приск, но решил этого не делать.
– Излагай свое дело или уходи!
– Скажем так, – продолжал Приск ровным голосом, как будто и не заметил, что его прервали. – Богатая матрона не сделала заказ, лишь предупредила, что таковой вскоре будет. Очень важный. Очень дорогой, очень опасный заказ…
Грек побелел. Из-за смуглой кожи он сделался грязносерым, губы затряслись.
– К-кто тебя послал? – выговорил он, запинаясь. – Уж точно не Декстр.
– Но тот, кто должен был выкрасть подлинное завещание, погиб. Вот беда! Сам пергамент исчез. А с тебя требуют немедленно подделку.
Прежде чем грек успел что-то предпринять, Приск протянул руку, схватил лежащие на столе таблички, сломал печать (Декстра печать, безумец!) и прочел:
– «Сегодня приду за готовым пергаментом. Афраний Декстр».
Более ничего в записке не было. Приск молча швырнул раскрытые таблички на стол, и Павсаний тоже прочел записку. Побелел еще больше. Точнее – позеленел даже.
– Но у тебя нет никакого завещания, – Приск, казалось, наслаждался ледяным ужасом хозяина. – Ни настоящего, ни поддельного. Тебе его не принесли. Так ведь? Отвечай – я друг и хочу помочь.
– П-почему… – выдохнул грек. Он схватил со стола кубок, плеснул в него неразбавленного вина из кувшина, выпил залпом и только потом с трудом выдохнул: – Почему я должен тебе верить?
– Потому что я видел убитого собственными глазами. Он успел рассказать мне очень многое. Но не все…
«Убьет… точно убьет меня Декстр».
Приска охватил странный хмель. Какая-то неведомая сила толкала его вперед, и он не мог остановиться.
– Ч-что тебе надо? – Старого грека трясло крупной дрожью.
Поддельщик отлично знал, чье именно завещание он согласился «исправить». Ему наверняка обещали строгое сохранение тайны в придачу к баснословной сумме. Однако тайну трудно сохранить, коли в нее посвящено слишком много народу.
– Я не стану спрашивать, кто просил тебя о подделке. Вопрос в другом – в чью пользу ты должен был написать завещание.
Приск уперся кулаками в стол, нависая над греком. Но тот еще пытался сопротивляться:
– Я… я ничего не скажу.
– Тогда я скажу вместо тебя. Ты должен был написать завещание в пользу Адриана. Так?
Грек помедлил и неуверенно кивнул. Громко клацнули зубы.
– Отлично. И заказала тебе подправить пергамент Элия, а забрать его должен был Декстр. А теперь ответь: не пытался ли кто-то еще разузнать у тебя об этом деле.
– П-п-пытался, – проблеял грек.
– И кто же?
– Ты! – выпалил Павсаний и невольно втянул голову в плечи, видимо изумившись собственной ярости.
– Не смешно. Кроме меня.
– Нет. Никто! Оставь меня, вояка… Что тебе надо? – Теперь он скулил по-собачьи, с губ стекала слюна.
– Больше ничего.
Павсаний сделал слабую попытку ускользнуть под стол, но Приск ухватил его за плечо:
– Я сейчас уйду. Кстати… – Приск подтолкнул в сторону Павсания таблички с письмом бывшего фрументария. – Декстр не поверит, что ты не получил от Паука завещание. Решит – ты продал пергамент кому-то еще. Я бы на твоем месте исчез.
– Что? Да кто ты такой?
– Исчезни, – посоветовал Приск и вышел.
Приск сказал, что ждет здесь свою красотку, с которой уже сговорился, и продавцы живого товара неохотно отвалили. Тем более что появилась новая цель – какой-то юнец, закутанный в толстый плащ.
С наступлением темноты Город не делался тише или покойнее.
Пока бедняки укладывались спать в тупиках-переулках прямо на мостовой или обосновывались в портиках, а счастливчики – за занавесом опустевшего театра, люди побогаче заполняли харчевни. Здесь до рассвета резались в кости, попивая вино и обсуждая за игрой достоинства возниц и лошадей, гладиаторов и их оружия. Кое-кто из прохожих кидал косые взгляды на Приска, но грязный истрепанный плащ гасил хищные огоньки в их глазах.
Наконец Павсаний возник на пороге своей лавки. Подгоняя помощников – рыжего коротышку и неповоротливого Геркулеса, – он проследил, чтобы лавку заперли на ночь, после чего Геркулес взвалил на плечи здоровенный мешок, рыжий – котомку поменьше, Павсаний закутался в плащ, и троица зашагала по улице. При этом рыжий запалил свечу в фонаре. Вечер был душный, в который раз Приск мечтательно подумал о термах, в которые он сегодня опоздал.
Гай поначалу решил, что троица спешит к воротам, чтобы покинуть Рим незаметно в той уличной кутерьме, которая всегда воцаряется на закате, когда начинают прибывать торговцы, – с наступлением первого ночного часа им дозволялось въезжать в Город на повозках.
Но нет.
Геркулес, направляемый Павсанием, свернул раз, другой, третий, и преследователь понял, что троица постоянно путает следы. Скорее всего, у поддельщика завещаний имелась какая-то тайная нора в Риме, и туда он сейчас устремился.
Приск двигался следом, испытывая странный азарт – стремление охотника загнать дичь, одолеть, победить… Победить! Вот чего не хватало все эти годы – ощущения схватки. Он соскучился по опасности, как другие скучают по дикой и вздорной подруге.
На перекрестке Геркулес остановился у фонтана и принялся жадно пить. Его примеру последовал рыжий, а затем и сам хозяин, уставший кричать на бестолковых рабов, подставил ладонь под струю чистой прохладной воды [38].
В этот момент и выкатилась на перекресток повозка. Небольшая деревянная, запряженная парой крепеньких мулов, она резво подкатила к фонтану. Из повозки выскочили двое. Первый огрел палкой Геркулеса по башке, второй, обхватив Павсания сзади за шею, поволок к черному зеву в деревянном коробе. Рыжий коротышка взвизгнул, отшвырнул мешок и кинулся бежать… Похитители всё рассчитали верно. Кроме одного. Что рядом окажется бывший центурион. Как только повозка вкатила на перекресток, Приск понял – дело неладно. Он рванулся к Павсанию со всех ног. Опоздал на какой-то миг… Геркулес уже валялся, оглушенный, в чаше фонтана, когда Приск, проскочив мимо него, сумел ударить того парня, что волок к повозке Павсания. Но похититель только охнул и слегка присел. При этом, правда, выпустил добычу, зато обнажил клинок. Грек, полузадушенный, осел на мостовую, да так и остался стоять на четвереньках. Приск тоже выхватил меч – первый удар парировал без труда. Второй – с трудом. Теперь уже парень, оглушивший Геркулеса, попытался сгрести Павсания в охапку, но грек каким-то чудом вырвался и, видимо совершенно потеряв представление, что с ним и где он, полез зачем-то под повозку. В этот момент раненный Приском похититель закричал, мулы дернули колымагу, и колесо наехало греку на шею. Спина могла бы выдержать тяжесть широкого колеса, но шея – нет. Приск отчетливо расслышал, как хрустнули позвонки.
В следующий миг раненый похититель отскочил назад и ринулся к повозке. Второй оказался проворнее, взобравшись наверх, он принялся нахлестывать мулов, разворачивая колымагу. Раненый удирал не так споро, и Приск его настиг. Попытался схватить и едва не напоролся на жало клинка. Тогда сам ударил мечом по руке. Парень завизжал. Еще один удар ногой в бок – пленник Приску был нужен живым.
В этот момент Геркулес наконец очухался, поднялся и, ничего не соображая – или соображая очень плохо, – пошел на Приска. К тому моменту, когда Геркулес вновь очутился в фонтане, и повозка, и оба похитителя исчезли. На мостовой осталось лишь изувеченное тело грека и подле него – брошенный рыжим мешок. Приск поднял мешок и зашагал в ближайший переулок – встречаться с ночной стражей и объяснять, кто убил Павсания и как бывший центурион очутился рядом, не было никакой охоты.
Посему он не видел, как за повозкой увязался следом человек в темном толстом плаще.
Рим
Выйдя от Декстра, Приск не пошел домой, а поискал глазами подходящее место для наблюдений и приметил небольшую таверну. Взяв лепешку с сыром и чашу вина, он уселся на скамью в тени портика близ таверны и стал ждать.
Вход в дом Декстра был как на ладони. Приск не сомневался, что после его ухода Декстр пошлет кого-нибудь с сообщением. Весь вопрос – к кому направится гонец. Возможно, к таинственной Элии, сообщнице и союзнице Адриана. Может быть, к тому, чье имя Приск назвал мимоходом в разговоре. Декстр – почти наверняка фрументарий посвящен – вполне мог решить, что завещание императора сейчас в руках у поддельщика текстов Павсания.
За самим Декстром Приск даже не думал следить – тот бы сразу почуял неладное и мог сотворить все что угодно – даже убить. Но за обычным посланцем не так трудно незаметно увязаться следом. К тому же у хозяина таверны Приск купил за несколько сестерциев старый-престарый плащ и сумку. Сняв свой – новенький и ярко окрашенный, – плотно его свернул и засунул в кожаную сумку, в каких обычно легионеры носят свое добро на палке-фастигате.
Приск не ошибся – через полчаса дом Декстра покинул молодой вольноотпущенник в ярко-синем плаще. Помнится, этот парнишка поджидал в атрии, пока гость беседовал с Декстром. Отлично!.. А вот чего не ожидал Приск, так это того, что парень перейдет улицу и окажется практически рядом с ним. По одежде уже не узнает – но по лицу… Приск ничего лучше не придумал, как сделать пару шагов в сторону и повернуться лицом к эдикулу – квадратной нише в стене, где установлен был выкрашенный киноварью фаллос. Приск коснулся его рукой и принялся шептать пожелания на день… Вообще-то обряд надобно проводить утром, чтобы день задался. Но кто знает – быть может, ободранец-гуляка только что выполз на улицу из своей норы. Во всяком случае, посланец Декстра ничего подозрительного не заметил, лишь буркнул: «Мне бы так рано вставать» – и, пройдя мимо, бодро зашагал по улице. В следующий миг Приск уже следовал за ним.
Один раз на перекрестке он чуть не упустил парня. Но ярко-синий плащ вскоре вновь вынырнул в толпе, и Приск устремился следом. Уже было ясно, что направляется парень в Субуру. Клонящееся к закату солнце за день так раскалило улицы, что все идущие обливались потом и тяжело дышали, даже струи в фонтанах звенели лениво. Сейчас бы не по улицам бегать, а возлежать в бассейне в термах Траяна – желательно подле какой-нибудь милой красотки. Или, вынырнув из воды, обернувшись тканью, расположиться в библиотеке со свитком эпиграмм или…
Стоп!
Посланец Декстра остановился перед четырехэтажным домом. Половину первого этажа занимала лавочка, где торговали чистыми пергаментами и папирусами, стилями, чернильницами, пемзой – одним словом, всем потребным для писцов и библиотекарей, издателей книг и юристов, составляющих завещания. Посланец зашел в лавку всего на несколько мгновений. После чего вышел и двинулся назад неспешно. Ясно было, что он передал какое-то послание – и только. Приск, недолго думая, переждал, пока парень скроется, и заглянул в лавку.
Внутри никого не было, но стоило посетителю протянуть руку к инкрустированной серебром чернильнице, как дверь, ведущая во внутренние комнаты, распахнулась, и в лавку вкатился низкорослый рыжий парень в грязной застиранной тунике. Судя по всему – вольноотпущенник или раб, прислуживавший хозяину лавчонки.
– Чернила у нас самые лучшие, господин, без комков и не выцветают со временем, – торопливо пробормотал он, видя, что покупатель интересуется чернильницей. – А перья берите тростниковые. Мой господин Павсаний сам пользуется только тростниковыми. А уж он самый лучший в Риме писец.
– Возьму-ка эту чернильницу, – сказал Приск. – И добавь десять тростниковых перьев и пузырек чернил. Сколько всего?
Раб принялся шевелить губами, подсчитывая сумму.
Приск, не дождавшись, когда тот выдаст результат, положил перед ним аурей.
– Я, господин, не наберу сдачи.
– И не надо. Просто позволь мне войти и повидаться с твоим господином.
– Повидаться? Но… – Коротышка облизнул губы, косясь на золотой. – Он в таблинии… я схожу… – Раб спешно спрятал аурей куда-то в глубину своих лохмотьев.
– Стой здесь – я сам найду хозяина! – приказал Приск не терпящим возражений тоном. – А то лавку обворуют, пока ты бегаешь с поручениями.
– Я тогда постучу, чтоб открыли…
Рыжий постучал условным стуком – три редких и два частых удара – и отступил в угол. Ясно было, что он нарушил данное ему строгое указание. Но золотой сумел убедить мгновенно.
Кто-то внутри отодвинул засов.
* * *
Раб не обманул – господин Павсаний – наверняка имя лживое, три-четыре, а то и больше раз смененное, – сидел в таблинии за столом и пемзой выскабливал на пергаменте кусочки текста, чтобы потом вписать новые строки. Искусство состояло в том, чтобы снять очень тонкий слой так, чтобы прежний текст исчез, но при этом разницы в толщине пергамента и качестве полировки никто не заметил.Павсаний так увлекся работой, что не сразу поднял голову. А Приск не торопил – наблюдал. Полный немолодой человечек. Скорее всего – грек. То есть наверняка грек. Волосы курчавые, всклокоченные, с сединой, нос набрякшей сливой, сочные полные губы, неровно подстриженная почти совсем седая борода. Возможно, по праздникам он одевался иначе – но сейчас на нем была заляпанная чернилами туника. Приск почему-то подумал, что человек этот занимается столь опасным делом из любви к самому процессу. Наверняка, переписывая завещание, он воображал себя каким-нибудь Кокцеем или Клавдием, награждающим слуг и детей, лишающим миллионов тех, кто мало льстил и пресмыкался.
Печать на свитке, который «подправлял» грек, была сломана. Но, судя по всему, это не слишком печалило Павсания.
Заслышав шаги, хозяин поднял глаза…
– Пес! – только и выкрикнул он.
Приск отпрянул – выучка остается с легионером до смерти. Метнувшийся из угла здоровяк промахнулся и проскочил мимо. Бывший центурион еще и добавил в спину – так что парень впечатался в стену, как выпущенный из баллисты снаряд, и тут же опрокинулся на спину – нос и рот его мгновенно окрасились кровью.
– Не стоит так пугаться, – сказал Приск миролюбиво, однако при этом наступая тяжелым башмаком на грудь поверженного охранника. – Один совсем маленький вопрос, Павсаний. Ты ответишь – я уйду…
– Ты от кого? – спросил грек.
– Афраний Декстр рекомендовал.
«Убьет, точно убьет меня Декстр… – пронеслось в голове. – Задушит, а потом отрежет голову…»
Хмельное веселье струилось по жилам – будто не кровь там текла, а вино.
– Так бы и сказал, а не калечил моих людей, – вздохнул Павсаний. – Отпусти Геркулеса, вояка…
«Слабоват оказался Геркулес», – подумал Приск, но ногу с груди поверженного раба убрал.
Тот поднялся, отирая кровь и поглядывая на гостя без особой приязни.
– Пшел вон… – мотнул головой Павсаний, и раб испарился из таблиния. Приск задвинул за ним засов – так надежнее. – Этот парень – немой. То есть без языка. Но все равно о делах при нем не говорю.
– Мудро.
– Здесь тебе не Дакия, вояка. Кем служил? Трибуном? Давно?
– Не очень…
– Что у тебя за дело? – спросил Павсаний. – Дядюшка не оставил завещания? Или папаша пригрел на груди юного любовничка и отписал тому поместье? Давай сюда пергамент, посмотрим, что можно сделать…
Для поддельщика завещаний Павсаний был слишком любопытен. Возможно, в этом тоже была особая сладость – знать всю подноготную заказчиков. Но все равно – задавать такие вопросы! Этот парень просто ходит по лезвию ножа.
– К тебе не так давно приходила богатая матрона по имени Элия…
– Я не спрашиваю имен, – оборвал хозяин. – Просто пишу то, что меня просят, и беру деньги.
«Но чье имя вписать, тебе говорят…» – хотел уточнить Приск, но решил этого не делать.
– Излагай свое дело или уходи!
– Скажем так, – продолжал Приск ровным голосом, как будто и не заметил, что его прервали. – Богатая матрона не сделала заказ, лишь предупредила, что таковой вскоре будет. Очень важный. Очень дорогой, очень опасный заказ…
Грек побелел. Из-за смуглой кожи он сделался грязносерым, губы затряслись.
– К-кто тебя послал? – выговорил он, запинаясь. – Уж точно не Декстр.
– Но тот, кто должен был выкрасть подлинное завещание, погиб. Вот беда! Сам пергамент исчез. А с тебя требуют немедленно подделку.
Прежде чем грек успел что-то предпринять, Приск протянул руку, схватил лежащие на столе таблички, сломал печать (Декстра печать, безумец!) и прочел:
– «Сегодня приду за готовым пергаментом. Афраний Декстр».
Более ничего в записке не было. Приск молча швырнул раскрытые таблички на стол, и Павсаний тоже прочел записку. Побелел еще больше. Точнее – позеленел даже.
– Но у тебя нет никакого завещания, – Приск, казалось, наслаждался ледяным ужасом хозяина. – Ни настоящего, ни поддельного. Тебе его не принесли. Так ведь? Отвечай – я друг и хочу помочь.
– П-почему… – выдохнул грек. Он схватил со стола кубок, плеснул в него неразбавленного вина из кувшина, выпил залпом и только потом с трудом выдохнул: – Почему я должен тебе верить?
– Потому что я видел убитого собственными глазами. Он успел рассказать мне очень многое. Но не все…
«Убьет… точно убьет меня Декстр».
Приска охватил странный хмель. Какая-то неведомая сила толкала его вперед, и он не мог остановиться.
– Ч-что тебе надо? – Старого грека трясло крупной дрожью.
Поддельщик отлично знал, чье именно завещание он согласился «исправить». Ему наверняка обещали строгое сохранение тайны в придачу к баснословной сумме. Однако тайну трудно сохранить, коли в нее посвящено слишком много народу.
– Я не стану спрашивать, кто просил тебя о подделке. Вопрос в другом – в чью пользу ты должен был написать завещание.
Приск уперся кулаками в стол, нависая над греком. Но тот еще пытался сопротивляться:
– Я… я ничего не скажу.
– Тогда я скажу вместо тебя. Ты должен был написать завещание в пользу Адриана. Так?
Грек помедлил и неуверенно кивнул. Громко клацнули зубы.
– Отлично. И заказала тебе подправить пергамент Элия, а забрать его должен был Декстр. А теперь ответь: не пытался ли кто-то еще разузнать у тебя об этом деле.
– П-п-пытался, – проблеял грек.
– И кто же?
– Ты! – выпалил Павсаний и невольно втянул голову в плечи, видимо изумившись собственной ярости.
– Не смешно. Кроме меня.
– Нет. Никто! Оставь меня, вояка… Что тебе надо? – Теперь он скулил по-собачьи, с губ стекала слюна.
– Больше ничего.
Павсаний сделал слабую попытку ускользнуть под стол, но Приск ухватил его за плечо:
– Я сейчас уйду. Кстати… – Приск подтолкнул в сторону Павсания таблички с письмом бывшего фрументария. – Декстр не поверит, что ты не получил от Паука завещание. Решит – ты продал пергамент кому-то еще. Я бы на твоем месте исчез.
– Что? Да кто ты такой?
– Исчезни, – посоветовал Приск и вышел.
* * *
В этот раз Приск даже не стал прятаться в таверне – он просто перешел улицу и встал возле лавки пекаря в тени портиков. Пекарь еще утром продал свой товар, и сейчас лавка была закрыта, деревянные ставни заперты. Ближе к вечеру здесь толклись сомнительного вида личности – тетка с выкрашенными в ярко-рыжий свет волосами и кривой мужик со зверской рожей. Если бы не свет масляной лампы, что висела у входа в соседнее помещение, то сделалось бы совсем темно. Приск не сомневался, что лампа горит у входа в лупанарий. Тетка с рыжими волосами и кривой парень по очереди предложили Приску одну и ту же девку. Товар весьма залежалый – выглянувшая наружу шлюшка в одной коротенькой тунике имела вид самый паскудный.Приск сказал, что ждет здесь свою красотку, с которой уже сговорился, и продавцы живого товара неохотно отвалили. Тем более что появилась новая цель – какой-то юнец, закутанный в толстый плащ.
С наступлением темноты Город не делался тише или покойнее.
Пока бедняки укладывались спать в тупиках-переулках прямо на мостовой или обосновывались в портиках, а счастливчики – за занавесом опустевшего театра, люди побогаче заполняли харчевни. Здесь до рассвета резались в кости, попивая вино и обсуждая за игрой достоинства возниц и лошадей, гладиаторов и их оружия. Кое-кто из прохожих кидал косые взгляды на Приска, но грязный истрепанный плащ гасил хищные огоньки в их глазах.
Наконец Павсаний возник на пороге своей лавки. Подгоняя помощников – рыжего коротышку и неповоротливого Геркулеса, – он проследил, чтобы лавку заперли на ночь, после чего Геркулес взвалил на плечи здоровенный мешок, рыжий – котомку поменьше, Павсаний закутался в плащ, и троица зашагала по улице. При этом рыжий запалил свечу в фонаре. Вечер был душный, в который раз Приск мечтательно подумал о термах, в которые он сегодня опоздал.
Гай поначалу решил, что троица спешит к воротам, чтобы покинуть Рим незаметно в той уличной кутерьме, которая всегда воцаряется на закате, когда начинают прибывать торговцы, – с наступлением первого ночного часа им дозволялось въезжать в Город на повозках.
Но нет.
Геркулес, направляемый Павсанием, свернул раз, другой, третий, и преследователь понял, что троица постоянно путает следы. Скорее всего, у поддельщика завещаний имелась какая-то тайная нора в Риме, и туда он сейчас устремился.
Приск двигался следом, испытывая странный азарт – стремление охотника загнать дичь, одолеть, победить… Победить! Вот чего не хватало все эти годы – ощущения схватки. Он соскучился по опасности, как другие скучают по дикой и вздорной подруге.
На перекрестке Геркулес остановился у фонтана и принялся жадно пить. Его примеру последовал рыжий, а затем и сам хозяин, уставший кричать на бестолковых рабов, подставил ладонь под струю чистой прохладной воды [38].
В этот момент и выкатилась на перекресток повозка. Небольшая деревянная, запряженная парой крепеньких мулов, она резво подкатила к фонтану. Из повозки выскочили двое. Первый огрел палкой Геркулеса по башке, второй, обхватив Павсания сзади за шею, поволок к черному зеву в деревянном коробе. Рыжий коротышка взвизгнул, отшвырнул мешок и кинулся бежать… Похитители всё рассчитали верно. Кроме одного. Что рядом окажется бывший центурион. Как только повозка вкатила на перекресток, Приск понял – дело неладно. Он рванулся к Павсанию со всех ног. Опоздал на какой-то миг… Геркулес уже валялся, оглушенный, в чаше фонтана, когда Приск, проскочив мимо него, сумел ударить того парня, что волок к повозке Павсания. Но похититель только охнул и слегка присел. При этом, правда, выпустил добычу, зато обнажил клинок. Грек, полузадушенный, осел на мостовую, да так и остался стоять на четвереньках. Приск тоже выхватил меч – первый удар парировал без труда. Второй – с трудом. Теперь уже парень, оглушивший Геркулеса, попытался сгрести Павсания в охапку, но грек каким-то чудом вырвался и, видимо совершенно потеряв представление, что с ним и где он, полез зачем-то под повозку. В этот момент раненный Приском похититель закричал, мулы дернули колымагу, и колесо наехало греку на шею. Спина могла бы выдержать тяжесть широкого колеса, но шея – нет. Приск отчетливо расслышал, как хрустнули позвонки.
В следующий миг раненый похититель отскочил назад и ринулся к повозке. Второй оказался проворнее, взобравшись наверх, он принялся нахлестывать мулов, разворачивая колымагу. Раненый удирал не так споро, и Приск его настиг. Попытался схватить и едва не напоролся на жало клинка. Тогда сам ударил мечом по руке. Парень завизжал. Еще один удар ногой в бок – пленник Приску был нужен живым.
В этот момент Геркулес наконец очухался, поднялся и, ничего не соображая – или соображая очень плохо, – пошел на Приска. К тому моменту, когда Геркулес вновь очутился в фонтане, и повозка, и оба похитителя исчезли. На мостовой осталось лишь изувеченное тело грека и подле него – брошенный рыжим мешок. Приск поднял мешок и зашагал в ближайший переулок – встречаться с ночной стражей и объяснять, кто убил Павсания и как бывший центурион очутился рядом, не было никакой охоты.
Посему он не видел, как за повозкой увязался следом человек в темном толстом плаще.
Глава V
ДЕКСТР
Лето 866 года от основания Рима
Рим
Приск вернулся домой злой как Орк [39].
Все труды этого дня пошли прахом – пусть он и узнал, что таинственная матрона действовала в пользу Адриана, но след, ведущий ко второму похитителю, был утерян окончательно.
Дом встретил хозяина разором, суетой и шумом. Слуги упаковали большую часть вещей отъезжающей Кориоллы в сундуки, и дом выглядел так, будто в нем побывали грабители. Или победившая армия. Что практически одно и то же.
Привратник, открывая дверь припозднившемуся хозяину, сообщил:
– У нас гости.
– Кука?
Прим хмыкнул:
– И этот тоже. А еще – Тиресий.
Приску в первый момент показалось, что он ослышался.
– Тиресий? Но ему же только вчера… Впрочем, неважно.
– Гай, старина, где ты шлялся! – завопил Кука, выскакивая в атрий и обнимая старого товарища. – Я уж думал, тебя прибили где-нибудь в переулке. Мы с Тирсом заготовили факелы и собрались идти тебя искать. А ты взял и сам явился! Молодчага!
– Совсем не молодчага, – буркнул Приск. – Наоборот. Сунулся куда не надо. Боюсь, нас всех прикончат еще до утра.
– Значит, так! – Кука обхватил старого товарища за плечи и повел в библиотеку. – Незачем паниковать. Живо говори, что ты вызнал.
– Немногое… Нить опять оборвалась.
Рассказать ничего Приск не успел – послышался отчаянный вопль Прима, затем лай Борисфена, перешедший в обиженный визг.
Друзья кинулись в атрий.
Посреди помещения стоял Декстр. Прим еще не успел запереть дверь за вошедшим хозяином, так что штурм был кратким и успешным. Хотя не сказать что бескровным, – Прим в углу атрия утирал расквашенный нос, а подле его ног, поскуливая, жался Борисфен.
Белые сумасшедшие глаза Декстра смотрели с такой яростью, что у Куки разом отнялся язык.
– Ага, Тиресий, Кука… славный контуберний в сборе… – пробормотал Декстр свистящим шепотом. – Ну и кто из вас убил Павсания? А?
– Не знаю, – заявил Приск. – Его пытались похитить, я помешал, но несчастному сломали шею.
– Кто сломал?
– Греку не повезло – угодил под колесо повозки.
– Та-ак… Иногда Фортуна бьет дураков очень страшно. Где можно поговорить? – спросил Декстр.
– В библиотеке.
– Идем. Все за мной. – Декстр повернулся к Приму: – А ты, лентяй, живо запри дверь и никому не открывай, кто бы ни стучал – назовись он хоть самим императором. Понял?
Прим молча кивнул и выразительно шмыгнул носом. Борисфен осторожно гавкнул.
Когда Приск и его друзья вошли в библиотеку вместе с Декстром и заперли дверь, фрументарий наморщился:
– Что за вонь? У вас тут собака сдохла?
– Человеческий труп. Разлагается, – объяснил Кука. – Ждем вечера, чтобы выбросить.
– Ясно. Завещание здесь?
Приск помедлил, переглянулся с Кукой и кивнул.
– Исправленное в пользу Адриана?
– Нет, – признался Приск. Нельзя сказать, чтобы это «нет» далось ему легко.
Декстр стиснул зубы и несколько мгновений стоял неподвижно. Воцарилась такая тишина, что никто, казалось, не дышал. Друзей было четверо, Декстр – один, но это ничего не значило. Кука попытался отыскать на поясе рукоять кинжала, но пальцы почему-то ухватили пустоту, хотя мгновение назад кинжал был под рукой.
– Вас в самом деле стоило всех прикончить, – озвучил их страхи Декстр.
Он опустился в плетеное кресло. Остальные продолжали стоять.
– За что? – постарался как можно тверже спросить Приск.
– За проваленное дело. Объяснить? Изволь. Ты, Приск, как дурак, пустил меня по ложному следу, вместо того чтобы прийти и все рассказать.
Рим
Приск вернулся домой злой как Орк [39].
Все труды этого дня пошли прахом – пусть он и узнал, что таинственная матрона действовала в пользу Адриана, но след, ведущий ко второму похитителю, был утерян окончательно.
Дом встретил хозяина разором, суетой и шумом. Слуги упаковали большую часть вещей отъезжающей Кориоллы в сундуки, и дом выглядел так, будто в нем побывали грабители. Или победившая армия. Что практически одно и то же.
Привратник, открывая дверь припозднившемуся хозяину, сообщил:
– У нас гости.
– Кука?
Прим хмыкнул:
– И этот тоже. А еще – Тиресий.
Приску в первый момент показалось, что он ослышался.
– Тиресий? Но ему же только вчера… Впрочем, неважно.
– Гай, старина, где ты шлялся! – завопил Кука, выскакивая в атрий и обнимая старого товарища. – Я уж думал, тебя прибили где-нибудь в переулке. Мы с Тирсом заготовили факелы и собрались идти тебя искать. А ты взял и сам явился! Молодчага!
– Совсем не молодчага, – буркнул Приск. – Наоборот. Сунулся куда не надо. Боюсь, нас всех прикончат еще до утра.
– Значит, так! – Кука обхватил старого товарища за плечи и повел в библиотеку. – Незачем паниковать. Живо говори, что ты вызнал.
– Немногое… Нить опять оборвалась.
Рассказать ничего Приск не успел – послышался отчаянный вопль Прима, затем лай Борисфена, перешедший в обиженный визг.
Друзья кинулись в атрий.
Посреди помещения стоял Декстр. Прим еще не успел запереть дверь за вошедшим хозяином, так что штурм был кратким и успешным. Хотя не сказать что бескровным, – Прим в углу атрия утирал расквашенный нос, а подле его ног, поскуливая, жался Борисфен.
Белые сумасшедшие глаза Декстра смотрели с такой яростью, что у Куки разом отнялся язык.
– Ага, Тиресий, Кука… славный контуберний в сборе… – пробормотал Декстр свистящим шепотом. – Ну и кто из вас убил Павсания? А?
– Не знаю, – заявил Приск. – Его пытались похитить, я помешал, но несчастному сломали шею.
– Кто сломал?
– Греку не повезло – угодил под колесо повозки.
– Та-ак… Иногда Фортуна бьет дураков очень страшно. Где можно поговорить? – спросил Декстр.
– В библиотеке.
– Идем. Все за мной. – Декстр повернулся к Приму: – А ты, лентяй, живо запри дверь и никому не открывай, кто бы ни стучал – назовись он хоть самим императором. Понял?
Прим молча кивнул и выразительно шмыгнул носом. Борисфен осторожно гавкнул.
Когда Приск и его друзья вошли в библиотеку вместе с Декстром и заперли дверь, фрументарий наморщился:
– Что за вонь? У вас тут собака сдохла?
– Человеческий труп. Разлагается, – объяснил Кука. – Ждем вечера, чтобы выбросить.
– Ясно. Завещание здесь?
Приск помедлил, переглянулся с Кукой и кивнул.
– Исправленное в пользу Адриана?
– Нет, – признался Приск. Нельзя сказать, чтобы это «нет» далось ему легко.
Декстр стиснул зубы и несколько мгновений стоял неподвижно. Воцарилась такая тишина, что никто, казалось, не дышал. Друзей было четверо, Декстр – один, но это ничего не значило. Кука попытался отыскать на поясе рукоять кинжала, но пальцы почему-то ухватили пустоту, хотя мгновение назад кинжал был под рукой.
– Вас в самом деле стоило всех прикончить, – озвучил их страхи Декстр.
Он опустился в плетеное кресло. Остальные продолжали стоять.
– За что? – постарался как можно тверже спросить Приск.
– За проваленное дело. Объяснить? Изволь. Ты, Приск, как дурак, пустил меня по ложному следу, вместо того чтобы прийти и все рассказать.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента