Александр Усовский. «Пушечное мясо» Черчилля

* * *

   Карл Дениц в своих мемуарах описывает, как перед войной он неоднократно и безрезультатно пытался донести до фюрера ту простую мысль, что если Германия готовится к войне с Англией, то надо как можно быстрее построить три сотни u-boot-ов VII серии, чтобы, буде случится война, тотальной подводной блокадой быстренько поставить заносчивых островитян на место. Фюрер только отмахивался от предложений энтузиаста подводной войны…
   Но разве Дениц предлагал что-то немыслимое?
 

   «Ударный кулак» адмирала Деница
 
   Отнюдь. Триста «семерок» Рейх в 1938–1939 годах мог построить запросто, и даже особо не напрягаясь; за это же время на них можно было бы подготовить и экипажи. Да, этот U-Bootwaffe серьезно страдал бы отсутствием опыта, что стоило бы определенных потерь, но на то и война, чтобы были убитые… Сам Дениц за время войны потерял двух сыновей-подводников – тем не менее недрогнувшей рукой посылал в море все новые и новые лодки; общие потери немецких подводников по сию пору поражают воображение – из 40 000 членов команд u-boot-ов навеки ушло в глубину вместе со своими кораблями 32 000 матросов, старшин и офицеров.
   А если бы предложение Деница было принято? Да, потери бы были, но не столь колоссальные; но при этом и успех был бы куда более весомым! Одно дело, когда (в реальности) на английские коммуникации вышло 15–17 лодок, и совсем другое (по планам Деница) – когда на них же вырвалась бы армада из сотни u-boot-ов!

* * *

   Но все это разумно и логично с точки зрения подготовки войны и абсолютно бессмысленно тогда, когда война не предполагается…
   Взяться за строительство целого флота подлодок и потратить колоссальные средства на подготовку экипажей для них есть смысл лишь в одном случае, если вами планируется война. Если войны не планируется, этот U-Bootwaffe будет бесполезно ржаветь у причальных стенок, а бесчисленные подводники будут отирать скамьи в пивных Киля, Бремерхафена, Свинемюнде и Асконы. Оно вождям Третьего рейха было надо?
   Дениц с возмущением пишет, что темпы строительства субмарин были крайне низкими: в 1935 году было введено в строй 14 подводных лодок; в 1936 году – 21 подводная лодка; в 1937 году – 1 подводная лодка; в 1938 году – 9 подводных лодок; в 1939 году – 18 подводных лодок; при этом главный подводник Рейха горько сетует на слепоту и крайний пацифизм рейхсканцлера, из-за которых кригсмарине вступил в битву с «владычицей морей» практически безоружным. Но он пишет это уже после войны, зная, что она произошла, что Германия потерпела в ней поражение, что его U-Bootwaffe не смог добиться победы.
   А ЕСЛИ БЫ ЭТОЙ ВОЙНЫ НЕ БЫЛО?
   В этом случае действия германского канцлера были бы вполне логичны и разумны: зачем тратить бесчисленные миллионы на постройку трех сотен подводных лодок и обучение (весьма недешевое) их экипажей, если для этих лодок и этих экипажей в ближайшем будущем не найдется никакого разумного применения?

* * *

   Впрочем, Гитлер продолжал надеяться на то, что ему удастся сделать англо-французскому руководству предложение о мире, от которого Лондон и Париж не смогут отказаться, и тщательно готовил почву для этого.
   Уже через неделю после начала Польской кампании он принял решение немного попридержать рвение своих подводников, за первые семь дней боевых действий потопивших 11 английских судов общим водоизмещением 64 595 тонн. Немало, если учесть, что в самый разгар подводной войны с Англией в Первую мировую (в апреле 1917 года) немцами было потоплено всего вдвое больше торговых судов, а ведь в те дни Великобритания была поставлена на грань продовольственной катастрофы! 7 сентября адмирал Редер был вызван на беседу с Гитлером, который посоветовал флоту «замедлить темпы». Франция, по словам фюрера, проявила «политическую и военную сдержанность», англичане «колебались». Учитывая такую обстановку, фюрер настоятельно рекомендовал Редеру уменьшить накал подводной войны, чтобы подводные лодки, бороздящие воды Атлантики, в дальнейшем «щадили все, без исключения, пассажирские суда и воздерживались от нападения на французские суда». Кроме того, было решено, что карманный линкор «Дойчланд» в Северной Атлантике и «Граф Шпее» в Южной Атлантике вернутся на некоторое время на свои базы. Как отметил Редер в своем дневнике, общая политика в данный момент сводится к проявлению «сдержанности, пока не прояснится политическая ситуация на Западе, на что уйдет около недели».
 

   Океанский рейдер «Адмирал Шеер»
 
   После этого распоряжения Гитлера английские потери пошли на убыль: за вторую неделю войны британский торговый флот потерял б51 561 тонну, за третью – 12 750 тонн, за четвертую – только 4646 тонн.
   Немцы старательно демонстрировали западным союзникам Польши свое желание закончить войну, в том числе на самом высоком уровне.

* * *

   19 сентября (еще не завершена Польская кампания!) Гитлер в Гильдхалле в Данциге произносит речь, в которой впервые говорит о мире: «У меня нет никаких военных целей против Англии и Франции, – заявил он. – Мои симпатии на стороне французского солдата. Он не знает, за что сражается»^[1]. А затем он призвал Всемогущего, благословившего немецкое оружие, «ниспослать другим народам понимание того, насколько бесполезной будет эта война… и натолкнуть их на размышление о мирном благоденствии».
   Что характерно, не только Германия жаждала мира; прекратить войну в Европе хотел и Советский Союз. Молотов и Риббентроп подписали в Москве 28 сентября декларацию о мире. В ней говорилось, что «правительства Германии и России, урегулировав конкретные проблемы, возникшие в результате распада польского государства, и заложив прочную основу для длительного мира в Восточной Европе, выражают уверенность, что это будет служить подлинным интересам всех народов, положит конец состоянию войны между Германией и Англией и Францией. Оба правительства будут направлять совместные усилия на скорейшее достижение этой цели. Если же, однако, усилия договаривающихся правительств окажутся бесплодными, то это должно подтвердить тот факт, что Англия и Франция ответственны за продолжение войны…»
   6 октября Гитлер произносит очередную речь, в ней он уже прямым текстом извещает западных союзников о своей готовности ЛЮБОЙ ЦЕНОЙ добиться мира: «Мои главные усилия были направлены на то, чтобы освободить наши отношения с Францией от всех следов злой воли и сделать их приемлемыми для обоих народов… У Германии нет никаких претензий к Франции… Я даже не буду касаться проблемы Эльзаса и Лотарингии… Я не раз высказывал Франции свои пожелания навсегда похоронить нашу старую вражду и сблизить эти две нации, у каждой из которых столь славное прошлое… Не меньше усилий посвятил я достижению англо-германского взаимопонимания, более того, установлению англо-германской дружбы. Я никогда не действовал вопреки английским интересам… Даже сегодня я верю, что реальный мир в Европе и во всем мире может быть обеспечен только в том случае, если Германия и Англия придут к взаимопониманию… Зачем нужна эта война на Западе? Для восстановления Польши? Польша времен Версальского договора уже никогда не возродится… (Замечу в скобках, что и в этом аспекте германский фюрер оказался удивительно прозорлив!) Вопрос о восстановлении польского государства является проблемой, которая будет решена не посредством войны на Западе, а исключительно Россией и Германией… Бессмысленно губить миллионы людей и уничтожать имущество на миллионы же для того, чтобы воссоздать государство, которое с самого рождения было признано мертворожденным всеми, кто не поляк по происхождению. Какие еще существуют причины? Если эту войну действительно хотят вести лишь для того, чтобы навязать Германии новый режим… тогда миллионы человеческих жизней будут напрасно принесены в жертву… Нет, эта война на Западе не может решить никаких проблем…»^[2]

* * *

   Прошу заметить, что вышеупомянутая речь Гитлера в рейхстаге отнюдь не была набором добрых пожеланий, в ней содержались вполне здравые и разумные предложения о том, как стоило бы завершить эту войну. Немецкий фюрер предложил «после самой тщательной подготовки» созвать конференцию ведущих европейских стран, причем желательно предварительно заключить перемирие и отвести войска от линии огня: «Недопустимо, чтобы такая конференция, призванная определить судьбу континента на многие годы вперед, могла спокойно вести обсуждение назревших проблем в то время, когда грохочут пушки или отмобилизованные армии оказывают давление на ее работу… было бы более разумно урегулировать их до того, как миллионы людей будут посланы на бессмысленную смерть и уничтожено на миллиарды национальных богатств».
   Кроме того, Адольф Алоизович выступил еще и как провидец, нарисовав весьма суровую картину будущего в том случае, если мир не будет заключен: «Продолжение нынешнего состояния дел на Западе немыслимо. Скоро каждый день будет требовать новых жертв… Национальное благосостояние Европы будет развеяно снарядами, а силы каждого народа истощены на полях сражений… Одно совершенно ясно. В ходе всемирной истории никогда не было двух победителей, но очень часто только проигравшие. Пусть народы, которые придерживаются того же мнения, и их лидеры дадут сегодня свой ответ. И пусть те, кто считает войну лучшим средством разрешения проблем, оставят без внимания мою протянутую руку»^[3].
   Протянутая рука была оставлена без внимания. Хуже того, западные союзники, не слишком переживая о разгромленной Польше (в конце концов, «мавр сделал свое дело – мавр может уходить»), начали разработку стратегического плана по сырьевому удушению Германии, найдя в ее народном хозяйстве самое слабое место.
   Этим местом была ЖЕЛЕЗНАЯ РУДА.

* * *

   Никакую современную войну решительно невозможно вести без нефти и стали; если с нефтью немцы все же как-то выкручивались (не в последнюю очередь благодаря инновационному решению топливной проблемы: в 1939 году четырнадцать гидрогенизационных заводов выдали на-гора 3 895 000 тонн топлива, полученного из угля), то производство стали требовало поставок железной руды, каковой в Германии практически не было. Вопрос с нею решался сугубо импортом, причем в первую голову из Швеции; и импорт этот постоянно рос (еще бы ему не расти – выплавка стали в Германии увеличивалась едва ли не в геометрической прогрессии!). Если в 1929 году ввоз железной руды составлял 15,8 миллиона тонн, то в 1939 году – уже 22,1 миллиона тонн. Это позволило Германии выплавить в 1938-м 23,3 миллиона тонн стали.
   Начавшаяся война серьезно ограничила ареал поставки железной руды в Рейх – из списка поставщиков выпали Франция (23 % довоенного импорта), Испания, Алжир, Марокко и Бразилия. Это серьезно сказалось на производстве стали в Германии, если в августе 1939 года месячная выплавка стали там превышала 2 миллиона тонн, то к февралю 1940 года она упала до 1,6 миллиона, то есть на 20 %. Но это было не смертельно, пока существовал канал поставки руды из Швеции, немецкая металлургия могла дышать спокойно.
   В 1938 году импорт Третьим рейхом этого стратегического сырья из Швеции составлял 9 миллионов тонн, покрывая 41 % потребностей германской металлургической промышленности в руде. С учетом же высокого процента содержания чистого железа в шведской руде можно утверждать, что 60 % немецкого чугуна выплавлялось из руды, импортированной из Швеции^[4]. В 1939 году этот импорт вырос едва ли не на 20 % и далее до самого апреля 1945 года не снижался ниже уровня в 1,2 миллиона тонн ежемесячно (16–18 миллионов тонн в год). Немцы понимали, что, оборвись эта линия снабжения железной рудой, и с любыми надеждами на победу в войне можно распрощаться – воевать будет нечем.
   Но еще лучше это понимали англичане…

* * *

   Руководство Великобритании поздней осенью 1939 года ничуть не считало, что Германия «выиграла первый тайм», разгромив Польшу, – отнюдь, в Лондоне полагали, что ситуация держится ими полностью под контролем. Да, немцы умудрились за неделю до начала войны нейтрализовать и даже в какой-то степени записать в свои союзники Советский Союз, но в целом время играло против Германии: с каждым днем силы западных союзников нарастали (на военные рельсы переводилась экономика Британской империи, а это полмиллиарда человек и 2/3 всей Ойкумены), силы же Третьего рейха помаленьку уменьшались (содержать четырехмиллионную армию для девяностомиллионной страны весьма и весьма накладно!). Посему все призывы Гитлера сесть за стол переговоров и миром закончить эту войну британцами холодно игнорировались. К тому же в их руках (как им казалось) находилась та самая пресловутая игла из русской народной сказки, на конце которой была смерть Кощеева (пардон, Гитлера). Стоило им перерезать поставки шведской руды в Рейх – и все, шах и мат! А перерезать их для Великобритании не составляло никакого труда, достаточно было занять норвежские порты, куда по железной дороге доставлялась шведская железная руда с месторождений Кирунавара и Галливаре – и дело в шляпе! Правда, у немцев существовал резервный вариант доставки этой руды, маршрут по Балтике, но он был намного хуже (к тому же в Ботнический залив могли заходить лишь рудовозы водоизмещением до 5000 тонн), да и никто бы не помешал англичанам, высадившись в Норвегии, заодно оккупировать и шведские железорудные месторождения – войск шведских там практически не было, а моральные аспекты подобного нарушения чужого нейтралитета британский кабинет волновали ничуть не более, чем кабинет германский (а может, и поменее).

* * *

   Впервые о возможности пресечь поставки шведской руды в Германию английское правительство заговорило 19 сентября 1939 года, когда по настоянию Черчилля (согласно его мемуарам) британский кабинет принял проект создания минного поля в норвежских территориальных водах для «блокирования перевозок шведской железной руды из Нарвика в Германию». Но Форин Оффис решительно возразил против такого вопиющего нарушения нейтралитета Норвегии, и Черчилль вынужден был признать, что «аргументы министерства иностранных дел были весомы, и я не мог доказать своей правоты. Я продолжал отстаивать свою точку зрения всеми средствами и при любом случае», но до конца осени все его попытки упирались в упорство британских дипломатов.
   Ситуация радикально изменилась 30 ноября 1939 года, с началом советско-финской войны. Черчилль писал по этому поводу: «Я приветствовал это развитие событий и видел в нем возможность достижения главного стратегического преимущества – лишения Германии доступа к жизненно важным запасам железной руды». Отправка английского «ограниченного контингента» на помощь «подвергшейся нападению Советов» Финляндии была бы отличным поводом для того, чтобы занять Нарвик, в котором грузились германские рудовозы. И хотя британский кабинет в очередной раз отверг предложение Черчилля, направленное на рассмотрение 16 декабря, но все же поручил комитету начальников штабов «разработать план высадки некоторых сил в Нарвике».
   Поскольку англичане в то время не особо заботились о сохранении в тайне своих планов (ибо по-прежнему полагали, что обладают подавляющим преимуществом в силах), то нет ничего удивительного в том, что многие детали оных довольно быстро становились известны немцам. Которые, в противовес британским прожектам, начали разрабатывать свои, ибо тоже прекрасно понимали важность Нарвика для судеб своего Рейха. Более того, эти планы рассматривались на самом высоком уровне, правда, без каких-либо реальных последствий. Так, на встрече с Гитлером 30 декабря 1939 года Редер, докладывая о необходимости что-то делать с «норвежским транзитом», подчеркнул опасность британского вторжения в Норвегию, а также возможное отсутствие сопротивления норвежцев германской высадке (ибо Квислинг практически убедил адмирала в том, что у него в Норвегии едва ли не стопроцентная поддержка населения и армии). Но германский фюрер продолжал считать норвежскую операцию тем, чем она и была на самом деле – голимой авантюрой. Поэтому, несмотря на «норвежский» энтузиазм Редера, 13 января штаб флота в своем рапорте продолжал считать, что «самым благоприятным решением было бы сохранение нейтралитета Норвегии».
   Западные союзники так не считали. 15 января главнокомандующий французской армией генерал Гамелен направил премьер-министру Даладье записку о важности открытия нового театра войны в Скандинавии. План предусматривал «захват портов и аэродромов на западном побережье Норвегии», а также возможное «распространение операции на территорию Швеции и оккупацию рудников в Галливаре».
   Такая настойчивость союзников принудила немцев к ответным действиям, и 27 января Гитлер приказал своим военным советникам разработать – на случай необходимости – детальный план военного вторжения в Норвегию. Специально сформированный для этой цели штаб провел 5 февраля свое первое заседание.
   В этот же день, 5 февраля 1940 года, в Париже собрался союзный верховный военный совет. На заседании вместе с Чемберленом присутствовал и Черчилль. Совет одобрил план отправки «на помощь Финляндии» экспедиционных сил в составе двух английских дивизий, французской дивизии и польской горнострелковой бригады. Согласия Норвегии и Швеции для подобной экспедиции (по уставу Лиги Наций) не требовалось, поскольку это был транзит войск для оказания помощи жертве агрессии, а для такого транзита разрешения хозяев территории, по которой он осуществляется, испрашивать не было нужды. Было решено, что экспедиционные силы высадятся в Нарвике в начале марта.
   Скорее всего, так бы и случилось, если бы Финляндия не спутала англо-французам все карты, и вдобавок не произошел бы инцидент с немецким транспортом «Альтмарк»…

* * *

   Когда англичане заперли в устье Ла-Платы рейдер «Адмирал граф фон Шпее», его командир принял решение «карманный линкор» затопить; после этого немецкие торговые суда, обеспечивавшие жизнедеятельность рейдера, остались не у дел. Главным среди них был транспорт «Альтмарк», на борту которого, как память о погибшем рейдере, осталось 299 пленных англичан с потопленных транспортов.
 

   Транспорт «Альтмарк»
 
   Капитан «Альтмарка» повел свой осиротевший корабль к немецким берегам. Проскочив мимо восточных берегов Исландии (к тому времени оккупированной англичанами – это к вопросу о международном праве и о том, кто его на самом деле беззастенчиво попирал), 15 февраля 1940 года он привел его в нейтральную Норвегию, в порт Йоссингфиорд. Капитан Дау полагал, что, находясь в нейтральном порту, он может рассчитывать на защиту норвежского флага, что в общем-то гарантировалось всеми морскими законами.
   Ага. Два раза.
   Английские эсминцы под командованием капитана 1-го ранга Вайэна вошли в норвежский порт и 16 февраля взяли «Альтмарк» на абордаж. Это, повторю, имело место в НЕЙТРАЛЬНОМ порту! Норвегия не воевала ни на чьей стороне, англичане никакого права вторгаться в норвежские территориальные воды, и уж тем более захватывать в них немецкий корабль, не имели!
   Налицо был правовой нонсенс – Норвегия не посчитала нужным защищать немецкий транспорт «Альтмарк», попросивший покровительства ее флага. То есть, по сути, норвежское правительство нарушило свои внешнеполитические обязательства, превратив международные законы, подписанные в том числе и ею, в пустые никчемные бумажки.
   После пиратского захвата «Альтмарка» Норвегия могла бы приостановить дипломатические отношения с Англией из-за нарушения ею законов морской войны. Могла выслать из Осло британского посла. Могла заморозить счета английских банков в Норвегии. Много чего могла сделать, но не сделала НИЧЕГО. Норвежское правительство ограничилось формальным протестом, от которого в Лондоне просто походя отмахнулись.
   Норвегия, таким образом, показала Германии, что английские интересы для нее значительно важнее интересов Рейха.
   То есть, по сути, пока неформально, но перешла в лагерь врагов Германии.
   Чем и подписала себе смертный приговор.

* * *

   20 февраля Гитлер вызвал генерала фон Фалькенхорста и поручил ему подготовку экспедиционных сил для высадки в Норвегии, сказав при этом: «Меня информировали о намерении англичан высадиться в этом районе, и я хочу быть там раньше их. Оккупация Норвегии англичанами была бы стратегическим успехом, в результате которого англичане получили бы доступ к Балтике, где у нас нет ни войск, ни береговых укреплений. Противник сможет двинуться на Берлин и нанести нам решающее поражение». Генерал бодро ответил «Яволь!» и отправился готовить планы вторжения, как гласит германская штабная байка, по туристическому справочнику…
   Немцы, надо отдать им должное, начали подготовку к СВОЕМУ десанту в Норвегию активно и деятельно в отличие от неспешно собирающих силы англичан. Правда, 21 февраля Даладье заявил, что инцидент с «Альтмарком» необходимо использовать как повод для «немедленного захвата норвежских портов неожиданным ударом», но кипуч и деятелен французский премьер был лишь на словах. Хотя куда было союзникам спешить? В их руках было абсолютное господство на море, смешно было бы ожидать немецких десантов на побережье Норвегии севернее Бергена… Любой немецкий транспорт, появись он в открытом море, был бы немедленно перехвачен и потоплен английскими крейсерами – от британских баз до норвежских фьордов было рукой подать, а крейсеров у Англии в Северном и Норвежском морях было больше сотни! Торопиться англо-французам было решительно некуда…