Страница:
В январе Корнелис де Брюйн был вновь приглашен в Измайлово: «20-го числа царь прислал приказ важнейшим русским господам, госпожам и многим другим особам в числе трехсот человек явиться в Измайлово в 9 часов утра. То же самое предписано было и иностранным послам, большей части купцов и супругам их; таким образом, должно было собраться до пятисот человек, из которых каждому предложено было непременно принести царице подарок при ее поздравлении. Подарки эти состояли обыкновенно в разных изящных вещицах и редких изделиях, золотых и серебряных, в великолепных медалях и тому подобных вещах, смотря по желанию каждого. Но прежде поднесения подарков их записывали в книгу, с обозначением имени каждого приносившего дар, а затем вручали их в руки одной из молодых княжен, которая дозволяла после этого целовать приносителю руку свою. Большая часть бояр и боярынь, вручавших вначале свои подарки, разъехались по домам, остальных же пригласили к обеду. После обеда были пляски и веселились до полуночи, после чего уже разошлись».
Какое впечатление произвела Москва на художника? Самое прекрасное. А ведь это было не первое его путешествие, до того, как приехать в Россию, он видел немало красивых городов: Рим, Венеция, Иерусалим… Он стал одним из первых, кому удалось создать панораму древней русской столицы, хлебосольство которой запомнил на всю оставшуюся жизнь: «Любезности, которые оказывали мне при этом дворе в продолжение всего времени, когда я работал там портреты, были необыкновенны. Каждое утро меня непременно угощали разными напитками и другими освежительными, часто также оставляли обедать, причем всегда подавалась и говядина, и рыба, несмотря на то что это было в Великий пост, – внимательность, которой я изумлялся. В продолжение дня подавалось мне вдоволь вино и пиво. Одним словом, я не думаю, чтобы на свете был другой такой двор, как этот, в котором бы с частным человеком обращались с такой благосклонностью, о которой на всю жизнь мою сохраню я глубокую признательность».
А написанные голландцем портреты племянниц Петра I были по повелению царя разосланы иностранным женихам, с которыми так хотел породниться государь-реформатор, что во многом и привело впоследствии к столь пагубному засилью иностранцев на российском престоле. Вот почему царь так торопил художника.
Царские племянницы, предаваясь увеселению, жили в Измайлово почти до конца первого десятилетия XVIII века, переехав затем вкупе со всем царским двором в новую, северную, столицу.
Но старую вотчину Романовых царский двор не забывал. Так, в 1703 году Петр I в письме к Стрешневу велел «из села Измайлова послать осенью в Азов коренья всяких зелий, а особливо клубнишного, и двух садовников, дабы там оные размножить». А в 1704 году Петр приказал «прислать в С.-Петербург, не пропустя времени, всяких цветов из Измайлова, а больше тех, кои пахнут», – пишет Пыляев.
Почти каждый год приезжали в Москву Прасковья Федоровна с дочерьми: «Из Москвы пришли слухи, что вдовствующая супруга царя Ивана, Прасковия, с тремя дочерьми своими (из которых старшая Анна была тоже уже вдовою герцога Курляндского, а средняя вышла позднее за герцога Мекленбургского) получила приказание оставить свою увеселительную дачу, доставшуюся ей во вдовий удел – Измайлово, лежащее в 3 милях от Москвы, и приехать в Петербург», – писал в 1715 году немецкий дипломат Вебер[32].
Измайлово было непременным местом посещения иностранцев. В дневнике Фридриха Вильгельма Берхгольца, камер-юнкера из свиты голштинского герцога Карла-Фридриха, неоднократно упоминается Измайлово. В январе 1723 года Берхгольц стал свидетелем театрального представления в царском дворце:
«Когда мы приехали в дом, где назначался спектакль, нас провели в какую-то конуру, не просторнее и не лучше балагана марионеток в Германии; там было только несколько дам-иностранок и весьма немного порядочных кавалеров. Комедию представляли молодые люди, которые учатся в гошпитале хирургии и анатомии у доктора Бидлоо и которые, конечно, никогда не видали настоящей комедии. Они разыгрывали в лицах «Историю царя Александра и царя Дария», разделенную ими на 18 действий, из которых 9 давались в первый день и 9 на следующий. После каждого действия следовала веселая интермедия. Но все эти интермедии были из рук вон плохи и всегда оканчивались потасовкой. Комедия, сама по себе хоть и серьезная, разыгрывалась также как нельзя хуже; одним словом, все было дурно. Его высочество дал молодым людям 20 рублей, а император, как говорили, пожаловал им намедни 30»[33].
А вот и еще одно представление, зрителем которого оказался камер-юнкер:
«Когда наступило время представления, принцесса Прасковия пришла и объявила о том, почему ее величество скоро приказала горничным и двум-трем слугам везти себя в залу на своем стуле с колесами. Принцесса также была с нами необыкновенно милостива, повела нас с собою и очень заботилась, чтоб мы хорошо сели. В зале спектакля мы нашли большое общество здешних дам и кавалеров; но из иностранцев, кроме Бонде и меня, не было никого. В 5 часов подняли занавес, и комедия началась. Сцена была устроена весьма недурно, но костюмы актеров не отличались изяществом. Герцогиня Мекленбургская сама всем распоряжалась, хотя спектакль состоял не из чего иного, как из пустяков. По окончании его она опять вышла в залу к гостям; однако ж, поговорив немного с бывшими там дамами, скоро отправилась в свою комнату и приказала графу Бонде и мне следовать за собою».
Упомянутая герцогиня Мекленбургская – это племянница Петра Екатерина Иоанновна, вышедшая замуж за герцога Карла Леопольда Мекленбург-Шверинского в 1716 году. Союз получился больше политический, чем брачный. И, быть может, по этой причине уже вскоре, в 1722 году, Екатерина Иоанновна вернулась от мужа-деспота на родину. С собою она привезла трехлетнюю дочь Елизавету-Екатерину Христину. Эта маленькая девочка стала любимицей всего Измайлова. Ей суждено было в 1733 году принять православие и получить новое имя, став Анной Леопольдовной.
В середине 1720-х годов, со слов Берхгольца, измайловский «дворец – большой ветхий деревянный дом, где царица с некоторого времени поселилась и живет, как в монастыре».
Но каким бы ветхим ни был дворец, почти каждую неделю устраивалось там веселье с пирами да плясками, героем которых зачастую был царь Петр, сам любивший выпить и следивший за тем, чтобы вокруг него не было ни одного трезвенника. Именно в Измайлово приехал государь, чтобы «обрадовать» своих племянниц важнейшей новостью о своей скорой женитьбе на служанке Марте Скавронской, происхождение которой до сих пор остается спорным вопросом. Царские родственницы были так сражены этим намерением Петра, что сразу же стали наперебой рассказывать всем подряд о том, какая «радость» их ждет. Среди посвященных оказался и датский дипломат Юст Юль:
«Я ездил в Измайлово – двор в 3 верстах от Москвы, где живет царица, вдова царя Ивана Алексеевича, со своими тремя дочерьми, царевнами. Поехал я к ним на поклон. При этом случае царевны рассказали мне следующее. Вечером незадолго перед своим отъездом царь позвал их, царицу и сестру свою Наталью Алексеевну в один дом в Преображенскую слободу. Там он взял за руку и поставил перед ними свою любовницу Екатерину Алексеевну. На будущее время, сказал царь, они должны считать ее законною его женой и русскою царицей. Так как сейчас ввиду безотлагательной необходимости ехать в армию он обвенчаться с нею не может, то увозит ее с собою, чтобы совершить это при случае в более свободное время. При этом царь дал понять, что если он умрет прежде, чем успеет на ней жениться, то все же после его смерти они должны будут смотреть на нее как на законную его супругу. После этого все они поздравили Екатерину Алексеевну и поцеловали у нее руку. Без сомнения, история не представляет другого примера, где бы женщина столь низкого происхождения, как Екатерина, достигла такого величия и сделалась бы женою великого монарха. Многие полагают, что царь давно бы обвенчался с нею, если бы против этого не восставало духовенство, пока первая его жена была еще жива, ибо духовенство полагало, что в монастырь она пошла не по доброй воле, а по принуждению царя; но так как она недавно скончалась, то препятствий к исполнению царем его намерения более не оказалось»[34].
Необходимость немедленного отъезда в армию (о чем пишет дипломат) вместе с будущей российской императрицей была вызвана так называемым Прутским походом в Молдавию летом 1711 года. А обвенчался Петр с полюбившейся ему служанкой после возвращения из похода – в феврале 1712 года.
Петр I способствовал превращению Измайлова в заповедник, правда, это был заповедник для всех остальных, кроме самого царя, его семьи и тех, с кем они охотились. Тех же охотников, кто самовольно осмеливался заходить в Измайловские леса, царь повелел отдавать в Преображенский приказ.
О коротком правлении внука царя-реформатора – Петра II, напоминает старинная гравюра Ивана Зубова 1729 года, на ней мы видим не только въезд малолетнего царя в Измайлово, но и сам дворец, Покровский собор, Съезжий двор и церковь Иоасафа. Несчастный Петр II в то время стал объектом большой игры, в которой соперничали за влияние на него две политические группировки, пытавшиеся использовать неопытного царя в своих корыстных интересах. Испанский посол герцог Лирийский стал свидетелем этого: «В это время отец фаворита (князь Алексей Долгорукий – А.В.) приучил царя ездить каждый день поутру, как скоро он оденется, в одну подмосковную его величества, село Измайлово, в одной миле от города. Царя приучили ездить на охоту под предлогом удалить совершенно от Елисаветы, но на самом деле, для того, во-первых, чтобы удалить его от всех тех, кои могли говорить ему о возвращении в Петербург, во-вторых, для того, чтобы он не занимался государственными делами и чтобы поселить в него, елико возможно, мысль о введении старых обычаев, и, наконец, для того, чтобы заставить его жениться на одной из своих дочерей»[35].
Таким образом, по воле политических интриганов Измайлово вновь на короткое время привлекло внимание власть имущих.
Вступившая на престол в 1730 году Анна Иоанновна, вернувшаяся по такому случаю из Курляндии, вспомнила о так любимом ею в детстве и юности Измайлове. Став императрицей, она подолгу жила здесь, особенно в 1730–1732 годах, когда двор вновь переехал из Петербурга в Москву. В 1731 году императрица велела выстроить новый зверинец, по своим размерам и наполнению превосходивший прежний – в Измайлово на радость Анне Иоанновне завезли дикобразов, китайских коров, антилоп, диких ослов, обезьян, а еще павлинов, фазанов и прочую живность. Была здесь, как вспоминают очевидцы, даже своя зебра. А в Мостовой башне вновь стали проводиться заседания, только уже не Боярской Думы, а Сената.
Анна Иоанновна так привыкла к Измайлову, что повелела назвать в честь своей резиденции новый гвардейский полк – Измайловский, приобретший силу и значение не меньше уже существовавших, учрежденных ранее Петром I Семеновского и Преображенского. Согласно Высочайшему указу императрицы от 22 сентября 1730 года, должно было «выбрать из ландмилиции, учредить полк в трех батальонах и в одной гренадерской роте, именовать Измайловским и содержать, против л. – гв. Полка, третьим полком гвардейским, а офицеров определить из лифляндцев и курляндцев и прочих наций иноземцев и из русских, которые на определенных против гвардии рангами и жалованьем себя содержать к чистоте полка могут без нужды и к обучению приложат свой труд»[36].
Местом дислокации нового гвардейского полка выбрали опять же Измайлово, где и проходили военные смотры нового формирования. Анна Иоанновна с 1736 года являлась также и полковником Измайловского полка, а ее герцог Бирон (куда же без него!) – подполковником.
Пришедшая в 1741 году к власти Елизавета (дочь Петра I) не проявляла к Измайлову таких пылких чувств, как ее двоюродная сестра Анна Иоанновна. Оно и понятно – если для Анны Иоанновны царствование началось в Москве, то переворот, вознесший Елизавету Петровну на трон, случился в Петербурге. А ведь в исторической литературе встречается и такое мнение: Елизавета родилась в Измайлово. Но это лишь версия: знай дочь Петра, что она здесь появилась на свет, быть может, и отношение ее к Измайлову было бы более трепетным.
Но все же Елизавета наезжала в Измайловские леса не только поохотиться. Здесь же она встречалась со своим фаворитом графом Алексеем Григорьевичем Разумовским, прозванным «ночным императором», что жил в роскошном деревянном дворце в Перово (архитектор дворца – сам Растрелли). Для удобства сообщения между Измайловом и Перовом прорубили дорогу через тот самый заповедный лес, о необходимости защиты которого от самовольной вырубки заботился еще Петр I. Заезжала Елизавета Петровна и в деревянный охотничий замок, спрятанный в измайловских кущах.
При Екатерине II началось оскудение Измайлова, что было вполне естественно – ведь с этой местностью Софию Фредерику Августу Ангальт-Цербстскую ничего не связывало, да и родилась будущая императрица даже не в России. Столичный Петербург ей был куда ближе, чем древняя Москва, которую она недолюбливала.
Село Измайлово. Гравюра И. Зубова. 1720 г.
Дедушка русского флота (Франц Тимерман объясняет юному Петру Алексеевичу устройство ботика, найденного в одном из амбаров села Измайлово. Май 1688 г.). Худ. Г.Г. Мясоедов. 1871 г.
Постепенно пересохли пруды, в которых когда-то в избытке плескалась рыба, заросли райские сады Алексея Михайловича. Обветшание и запустение пришло и в храмы. По удивительному стечению обстоятельств, именно в год начала правления этой императрицы, по жилам которой не текло ни капли романовской крови, опустела церковь Иоасафа царевича Индийского, здесь прекратились службы, а через протекающую крышу сочилась дождевая и талая вода. Отсутствие пристального царского присмотра привело к тому, что в 1780 году после удара молнии, разрушившего иконостас, не было принято решения о ремонте храма. А ставший к тому времени ветхим царский дворец по указу Екатерины разобрали в 1765 году. Та же участь постигла и каменный мост. Упадок – таким словом характеризуем мы следующий этап жизни Измайлова.
Черное дело сотворили и наполеоновские солдаты, осквернившие своим присутствием опустевшую романовскую вотчину в 1812 году. Последствия оккупации и вовсе обескровили Измайлово, состояние которого в последующие десятилетия можно назвать запустением.
Унылую картину этого времени нарисовал летописец Москвы Иван Кондратьев: «Огромный брусяной дворец с теремами сломан, материалы распроданы, пахотная земля роздана крестьянам с наложением на них денежного оброка, рогатый скот от падежа весь перевелся, и все хозяйственные строения оставлены в запустении. Но псовая охота все еще поддерживалась, и в зверинце водились разные звери до 1812 года».
И вновь атмосферу давней эпохи воссоздает для нас картина художника, на этот раз К.Ф. Бодри, написавшего в 1830-х годах мрачный пейзаж Измайлово. Мы видим здесь остатки былого величия, своеобразные маленькие острова прошлого, чудом сохранившиеся, – Покровский собор с покосившимися крестами да одинокую, заросшую Мостовую башню. При тщательном рассмотрении этого полотна не оставляет мысль, что сиротливо стоящее вдалеке дерево художник уподобил опустевшему и забытому царями Измайлову. И все это на фоне сгущающихся, сизых туч, не предвещающих ничего хорошего.
К концу 1830-х годов на Измайловском острове стояло всего шесть домов, принадлежавших бывшим придворным истопникам, полотерам, рабочим и их семьям.
И вновь крутой поворот в жизни Измайлова вызвал приезд сюда очередного монарха из династии Романовых. В 1837 году здешние места посетил Николай I. Год тот был особый: четверть века со дня окончания Отечественной войны 1812 года. Царь выбрал опустевший Измайловский остров для размещения на нем богадельни для ветеранов прошедших сражений. Выбор этот кажется на редкость символичным, также как и создание Алексеем Михайловичем на здешних землях своей резиденции, характеризовавшее преемственность власти. Появление в Измайлово богадельни для призрения увечных солдат было очень уместным – ведь здесь когда-то Петр I нашел тот самый ботик «Святой Николай», ставший, если можно так выразиться, первой ласточкой флота российского. С Измайлово накрепко была связана память о достославных победах русского оружия, так где же еще, как не здесь, строить богадельню для воинов?
В этом году исполняется 275 лет с тех пор, как Николай I утвердил проект богадельни: «Государь Император Высочайше повелеть соизволил: остров, на котором существует в с. Измайлове, Московской Губернии, бывшие Дворцовые строения, кои по Высочайше утвержденному 26 ноября 1838 года проекту об устройстве в том Селе Военной Богадельни, предназначены под помещение квартир и хозяйственных заведений сей Богадельни, передать в военное ведомство. Имею честь покорнейше просить, приказать означенный остров передать в ведение Строительного комитета I округа корпуса инженеров Военных поселений. Военный Министр Граф Чернышев», – писал в 1892 году И.М. Снегирев[37].
Создать проект богадельни государь поручил зодчему Константину Тону, наиболее точно воплотившему в своих произведениях идеологическую триаду николаевского царствования – «православие, самодержавие, народность». А потому уже существовавший на Измайловском острове Покровский храм пришелся очень кстати, став, по задумке Тона, центральной частью будущей богадельни. Хотя не все остались довольны его проектом, упрекнув в слишком вольном обращении с древним зданием храма. Дело в том, что Тон задумал разобрать его северное и южное крыльцо, чтобы соединить храм со вновь спроектированными корпусами богадельни, стилизованными под XVII век, время Алексея Михайловича. Зато такой проект обрадовал главного заказчика – Николая I: старые и больные ветераны могли ходить на церковную службу, не покидая богадельни. А Покровский собор, таким образом, становился ее домовой церковью.
Вид Измайлова. Худ. К.Ф. Бодри. 1830 г.
Измайлово. 1950-е гг.
Перед тем, как начать строительство, с острова отселили местных жителей, которым за их дома было заплачено в среднем по сто рублей. Объявили торги на поставку «рабочих людей и материалов, потребных для построения в Селе Измайлове Военной Богадельни». Причем крепостных рабочих покупали так же, как и кирпичи, – скопом.
Строили Измайловскую богадельню довольно долго – с течением времени число ветеранов все увеличивалось, а потому и строительные работы не прекращались. Но первый этап работ был все же закончен к 1849 году. Кроме того, помимо строительства трех новых 3-х этажных корпусов, отреставрировали сам Покровский собор, храм Иоасафа, Мостовую башню, Передние и Задние ворота Государева двора, палату, где хранился ботик Петра, построили новый мост.
Николай весьма тщательно следил за постройкой богадельни, интересовался, как идут работы. 12 апреля 1849 года он сам приехал в Измайлово по случаю освящения обновленного Покровского собора, сопровождаемый великим князем Михаилом Павловичем и архитектором Тоном. Царь все очень придирчиво осмотрел, как будто ему самому предстояло здесь жить.
Так, ревизуя корпуса богадельни, Николай заметил, что лестницы с этажа на этаж слишком неудобны для будущих жильцов, людей немолодых и нездоровых, а потому на межлестничных переходах следует установить скамейки, а вдоль самих лестниц – деревянные поручни. Опять же заботясь о ветеранах, государь велел сделать на этажах по восемь умывальников с пятью кранами в каждом (водопровод к тому времени уже провели). Самое интересное, что эти «николаевские» умывальники сохранились до нашего времени!
Царь приказал исправить обнаруженные им недостатки, велев старую стену Государева двора сохранить, а не ломать. Также он распорядился разбить сад перед въездом в богадельню, внутри провести дорогу, а вдоль нее – устроить огороды.
В соответствии с «Временным уставом Измайловской военной богадельни» 1850 года было объявлено, что «Измайловская Военная Богадельня учреждается для призрения отставных офицеров и нижних чинов, не могущих за старостью лет, болезнями или увечьями снискивать себе пропитание трудами», что «Военная Богадельня помещается в здании, которое возведено для нее близ Москвы, в селе Измайловском»[38] и т. д.
Устанавливалось и первоначальное число призреваемых – 10 офицеров и 100 нижних чинов. Таковых и было к ее открытию, однако уже к 1852 году количество нижних чинов выросло вдвое, а к 1870 году – вчетверо. Многие из жителей богадельни здесь же и работали – дворниками, истопниками, садовниками и проч.
Здесь было немало и старых отставников, в том числе неходячих и слепых участников Отечественной и Кавказской войн, Георгиевских кавалеров. Каждый солдат, отслуживший положенный срок – 25, а позднее и 20 лет – и желающий поступить в богадельню, мог прийти с документами к директору и после освидетельствования врача и запроса в Главное военно-медицинское управление его принимали под «призрение».[39]
В Измайлове вновь закипела жизнь, и хотя иностранные дипломаты да царские вельможи сюда почти не заглядывали, но жители богадельни без государственного внимания не оставались. Внимание это было направлено на бесперебойное снабжение богадельни и обеспечение ее нужд. Для ее содержания требовались немалые деньги – 27 тысяч в год, а потому необходимо было привлечение частных пожертвований. В 1851 году московская купеческая управа объявила подписку в пользу Измайловской военной богадельни. Но дело едва сдвинулось бы с мертвой точки, если бы тогдашний генерал-губернатор Арсений Андреевич Закревский не «попросил» купцов «скинуться». В итоге набрали капитал в 50 000 рублей! Рады были все – и градоначальник, и государь, поручивший Закревскому «изъявить Московскому купечеству. душевную признательность и уверить его в постоянном… благоволении»[40].
И как ни дорого обошлась купцам «душевная признательность» – вольно или невольно они жертвовали из своего кармана десятки тысяч рублей – но ведь дело-то было благое! Архивные источники свидетельствуют, что московские купцы Досужев и Радионов «доставили в полное распоряжение Закревского на разные благотворительные цели 60 000 рублей серебром, из которых Закревский внес в московский Опекунский Совет
20 тысяч рублей на Измайловскую военную богадельню», а «торгующие в Москве инородные купцы доставили Закревскому 1200 рублей серебром»; купец Мазурин дал 10 000 рублей серебром на первоначальное обзаведение учреждения мебелью; его коллега Волков «принял на свой счет» полное обеспечение одеждой, бельем и обувью 10 офицеров, 100 нижних чинов, прислуги и лазарета; купец Сорокин взялся оплатить питание всех на тот момент 110 призреваемых со дня открытия богадельни в течение года и т. д. В итоге, в 1851 году в богадельню было принято еще дополнительно 50 человек.
Арсений Андреевич Закревский уже сам находился в том возрасте, когда старые раны, полученные в боях за Отечество, давали о себе знать. И потому московскому градоначальнику были ближе чаяния инвалидов и ветеранов, чем стенания купцов, немало зарабатывавших на поставках продовольствия и обмундирования на очередную войну. Как и свое давнишнее назначение в созданный в 1814 году Комитет для вспомоществования изувеченным и раненым, так и новое дело по обустройству Измайловской военной богадельни Закревский воспринял как святую обязанность.
Как приятно ему было сообщать теперь уже новому государю – Александру II, что по случаю его коронации к августу 1856 года московское купечество собрало для богадельни 300 000 рублей серебром. В своем письме к Александру II Закревский особо отмечал, что деньги собраны при его «содействии». Кроме того, благодаря его усилиям, из Московской городской думы ежегодно отпускались на столовое содержание богадельни 8500 рублей серебром. А в марте 1856 года Арсений Андреевич сообщил в столицу «о желании почетных граждан Василия Рахманова и Козьмы Солдатенкова пожертвовать 80 000 рублей серебром на постройку нового каменного корпуса на 200 инвалидов», возведенного по проекту архитектора М.Д. Быковского в 1856–1859 годах. Как установила историк Т.П. Трифонова, во время своего посещения богадельни 2 сентября 1856 года Александр II выразил пожелание использовать этот корпус для семейных инвалидов, что и было исполнено.
Какое впечатление произвела Москва на художника? Самое прекрасное. А ведь это было не первое его путешествие, до того, как приехать в Россию, он видел немало красивых городов: Рим, Венеция, Иерусалим… Он стал одним из первых, кому удалось создать панораму древней русской столицы, хлебосольство которой запомнил на всю оставшуюся жизнь: «Любезности, которые оказывали мне при этом дворе в продолжение всего времени, когда я работал там портреты, были необыкновенны. Каждое утро меня непременно угощали разными напитками и другими освежительными, часто также оставляли обедать, причем всегда подавалась и говядина, и рыба, несмотря на то что это было в Великий пост, – внимательность, которой я изумлялся. В продолжение дня подавалось мне вдоволь вино и пиво. Одним словом, я не думаю, чтобы на свете был другой такой двор, как этот, в котором бы с частным человеком обращались с такой благосклонностью, о которой на всю жизнь мою сохраню я глубокую признательность».
А написанные голландцем портреты племянниц Петра I были по повелению царя разосланы иностранным женихам, с которыми так хотел породниться государь-реформатор, что во многом и привело впоследствии к столь пагубному засилью иностранцев на российском престоле. Вот почему царь так торопил художника.
Царские племянницы, предаваясь увеселению, жили в Измайлово почти до конца первого десятилетия XVIII века, переехав затем вкупе со всем царским двором в новую, северную, столицу.
Но старую вотчину Романовых царский двор не забывал. Так, в 1703 году Петр I в письме к Стрешневу велел «из села Измайлова послать осенью в Азов коренья всяких зелий, а особливо клубнишного, и двух садовников, дабы там оные размножить». А в 1704 году Петр приказал «прислать в С.-Петербург, не пропустя времени, всяких цветов из Измайлова, а больше тех, кои пахнут», – пишет Пыляев.
Почти каждый год приезжали в Москву Прасковья Федоровна с дочерьми: «Из Москвы пришли слухи, что вдовствующая супруга царя Ивана, Прасковия, с тремя дочерьми своими (из которых старшая Анна была тоже уже вдовою герцога Курляндского, а средняя вышла позднее за герцога Мекленбургского) получила приказание оставить свою увеселительную дачу, доставшуюся ей во вдовий удел – Измайлово, лежащее в 3 милях от Москвы, и приехать в Петербург», – писал в 1715 году немецкий дипломат Вебер[32].
Измайлово было непременным местом посещения иностранцев. В дневнике Фридриха Вильгельма Берхгольца, камер-юнкера из свиты голштинского герцога Карла-Фридриха, неоднократно упоминается Измайлово. В январе 1723 года Берхгольц стал свидетелем театрального представления в царском дворце:
«Когда мы приехали в дом, где назначался спектакль, нас провели в какую-то конуру, не просторнее и не лучше балагана марионеток в Германии; там было только несколько дам-иностранок и весьма немного порядочных кавалеров. Комедию представляли молодые люди, которые учатся в гошпитале хирургии и анатомии у доктора Бидлоо и которые, конечно, никогда не видали настоящей комедии. Они разыгрывали в лицах «Историю царя Александра и царя Дария», разделенную ими на 18 действий, из которых 9 давались в первый день и 9 на следующий. После каждого действия следовала веселая интермедия. Но все эти интермедии были из рук вон плохи и всегда оканчивались потасовкой. Комедия, сама по себе хоть и серьезная, разыгрывалась также как нельзя хуже; одним словом, все было дурно. Его высочество дал молодым людям 20 рублей, а император, как говорили, пожаловал им намедни 30»[33].
А вот и еще одно представление, зрителем которого оказался камер-юнкер:
«Когда наступило время представления, принцесса Прасковия пришла и объявила о том, почему ее величество скоро приказала горничным и двум-трем слугам везти себя в залу на своем стуле с колесами. Принцесса также была с нами необыкновенно милостива, повела нас с собою и очень заботилась, чтоб мы хорошо сели. В зале спектакля мы нашли большое общество здешних дам и кавалеров; но из иностранцев, кроме Бонде и меня, не было никого. В 5 часов подняли занавес, и комедия началась. Сцена была устроена весьма недурно, но костюмы актеров не отличались изяществом. Герцогиня Мекленбургская сама всем распоряжалась, хотя спектакль состоял не из чего иного, как из пустяков. По окончании его она опять вышла в залу к гостям; однако ж, поговорив немного с бывшими там дамами, скоро отправилась в свою комнату и приказала графу Бонде и мне следовать за собою».
Упомянутая герцогиня Мекленбургская – это племянница Петра Екатерина Иоанновна, вышедшая замуж за герцога Карла Леопольда Мекленбург-Шверинского в 1716 году. Союз получился больше политический, чем брачный. И, быть может, по этой причине уже вскоре, в 1722 году, Екатерина Иоанновна вернулась от мужа-деспота на родину. С собою она привезла трехлетнюю дочь Елизавету-Екатерину Христину. Эта маленькая девочка стала любимицей всего Измайлова. Ей суждено было в 1733 году принять православие и получить новое имя, став Анной Леопольдовной.
В середине 1720-х годов, со слов Берхгольца, измайловский «дворец – большой ветхий деревянный дом, где царица с некоторого времени поселилась и живет, как в монастыре».
Но каким бы ветхим ни был дворец, почти каждую неделю устраивалось там веселье с пирами да плясками, героем которых зачастую был царь Петр, сам любивший выпить и следивший за тем, чтобы вокруг него не было ни одного трезвенника. Именно в Измайлово приехал государь, чтобы «обрадовать» своих племянниц важнейшей новостью о своей скорой женитьбе на служанке Марте Скавронской, происхождение которой до сих пор остается спорным вопросом. Царские родственницы были так сражены этим намерением Петра, что сразу же стали наперебой рассказывать всем подряд о том, какая «радость» их ждет. Среди посвященных оказался и датский дипломат Юст Юль:
«Я ездил в Измайлово – двор в 3 верстах от Москвы, где живет царица, вдова царя Ивана Алексеевича, со своими тремя дочерьми, царевнами. Поехал я к ним на поклон. При этом случае царевны рассказали мне следующее. Вечером незадолго перед своим отъездом царь позвал их, царицу и сестру свою Наталью Алексеевну в один дом в Преображенскую слободу. Там он взял за руку и поставил перед ними свою любовницу Екатерину Алексеевну. На будущее время, сказал царь, они должны считать ее законною его женой и русскою царицей. Так как сейчас ввиду безотлагательной необходимости ехать в армию он обвенчаться с нею не может, то увозит ее с собою, чтобы совершить это при случае в более свободное время. При этом царь дал понять, что если он умрет прежде, чем успеет на ней жениться, то все же после его смерти они должны будут смотреть на нее как на законную его супругу. После этого все они поздравили Екатерину Алексеевну и поцеловали у нее руку. Без сомнения, история не представляет другого примера, где бы женщина столь низкого происхождения, как Екатерина, достигла такого величия и сделалась бы женою великого монарха. Многие полагают, что царь давно бы обвенчался с нею, если бы против этого не восставало духовенство, пока первая его жена была еще жива, ибо духовенство полагало, что в монастырь она пошла не по доброй воле, а по принуждению царя; но так как она недавно скончалась, то препятствий к исполнению царем его намерения более не оказалось»[34].
Необходимость немедленного отъезда в армию (о чем пишет дипломат) вместе с будущей российской императрицей была вызвана так называемым Прутским походом в Молдавию летом 1711 года. А обвенчался Петр с полюбившейся ему служанкой после возвращения из похода – в феврале 1712 года.
Петр I способствовал превращению Измайлова в заповедник, правда, это был заповедник для всех остальных, кроме самого царя, его семьи и тех, с кем они охотились. Тех же охотников, кто самовольно осмеливался заходить в Измайловские леса, царь повелел отдавать в Преображенский приказ.
О коротком правлении внука царя-реформатора – Петра II, напоминает старинная гравюра Ивана Зубова 1729 года, на ней мы видим не только въезд малолетнего царя в Измайлово, но и сам дворец, Покровский собор, Съезжий двор и церковь Иоасафа. Несчастный Петр II в то время стал объектом большой игры, в которой соперничали за влияние на него две политические группировки, пытавшиеся использовать неопытного царя в своих корыстных интересах. Испанский посол герцог Лирийский стал свидетелем этого: «В это время отец фаворита (князь Алексей Долгорукий – А.В.) приучил царя ездить каждый день поутру, как скоро он оденется, в одну подмосковную его величества, село Измайлово, в одной миле от города. Царя приучили ездить на охоту под предлогом удалить совершенно от Елисаветы, но на самом деле, для того, во-первых, чтобы удалить его от всех тех, кои могли говорить ему о возвращении в Петербург, во-вторых, для того, чтобы он не занимался государственными делами и чтобы поселить в него, елико возможно, мысль о введении старых обычаев, и, наконец, для того, чтобы заставить его жениться на одной из своих дочерей»[35].
Таким образом, по воле политических интриганов Измайлово вновь на короткое время привлекло внимание власть имущих.
Вступившая на престол в 1730 году Анна Иоанновна, вернувшаяся по такому случаю из Курляндии, вспомнила о так любимом ею в детстве и юности Измайлове. Став императрицей, она подолгу жила здесь, особенно в 1730–1732 годах, когда двор вновь переехал из Петербурга в Москву. В 1731 году императрица велела выстроить новый зверинец, по своим размерам и наполнению превосходивший прежний – в Измайлово на радость Анне Иоанновне завезли дикобразов, китайских коров, антилоп, диких ослов, обезьян, а еще павлинов, фазанов и прочую живность. Была здесь, как вспоминают очевидцы, даже своя зебра. А в Мостовой башне вновь стали проводиться заседания, только уже не Боярской Думы, а Сената.
Анна Иоанновна так привыкла к Измайлову, что повелела назвать в честь своей резиденции новый гвардейский полк – Измайловский, приобретший силу и значение не меньше уже существовавших, учрежденных ранее Петром I Семеновского и Преображенского. Согласно Высочайшему указу императрицы от 22 сентября 1730 года, должно было «выбрать из ландмилиции, учредить полк в трех батальонах и в одной гренадерской роте, именовать Измайловским и содержать, против л. – гв. Полка, третьим полком гвардейским, а офицеров определить из лифляндцев и курляндцев и прочих наций иноземцев и из русских, которые на определенных против гвардии рангами и жалованьем себя содержать к чистоте полка могут без нужды и к обучению приложат свой труд»[36].
Местом дислокации нового гвардейского полка выбрали опять же Измайлово, где и проходили военные смотры нового формирования. Анна Иоанновна с 1736 года являлась также и полковником Измайловского полка, а ее герцог Бирон (куда же без него!) – подполковником.
Пришедшая в 1741 году к власти Елизавета (дочь Петра I) не проявляла к Измайлову таких пылких чувств, как ее двоюродная сестра Анна Иоанновна. Оно и понятно – если для Анны Иоанновны царствование началось в Москве, то переворот, вознесший Елизавету Петровну на трон, случился в Петербурге. А ведь в исторической литературе встречается и такое мнение: Елизавета родилась в Измайлово. Но это лишь версия: знай дочь Петра, что она здесь появилась на свет, быть может, и отношение ее к Измайлову было бы более трепетным.
Но все же Елизавета наезжала в Измайловские леса не только поохотиться. Здесь же она встречалась со своим фаворитом графом Алексеем Григорьевичем Разумовским, прозванным «ночным императором», что жил в роскошном деревянном дворце в Перово (архитектор дворца – сам Растрелли). Для удобства сообщения между Измайловом и Перовом прорубили дорогу через тот самый заповедный лес, о необходимости защиты которого от самовольной вырубки заботился еще Петр I. Заезжала Елизавета Петровна и в деревянный охотничий замок, спрятанный в измайловских кущах.
При Екатерине II началось оскудение Измайлова, что было вполне естественно – ведь с этой местностью Софию Фредерику Августу Ангальт-Цербстскую ничего не связывало, да и родилась будущая императрица даже не в России. Столичный Петербург ей был куда ближе, чем древняя Москва, которую она недолюбливала.
Постепенно пересохли пруды, в которых когда-то в избытке плескалась рыба, заросли райские сады Алексея Михайловича. Обветшание и запустение пришло и в храмы. По удивительному стечению обстоятельств, именно в год начала правления этой императрицы, по жилам которой не текло ни капли романовской крови, опустела церковь Иоасафа царевича Индийского, здесь прекратились службы, а через протекающую крышу сочилась дождевая и талая вода. Отсутствие пристального царского присмотра привело к тому, что в 1780 году после удара молнии, разрушившего иконостас, не было принято решения о ремонте храма. А ставший к тому времени ветхим царский дворец по указу Екатерины разобрали в 1765 году. Та же участь постигла и каменный мост. Упадок – таким словом характеризуем мы следующий этап жизни Измайлова.
Черное дело сотворили и наполеоновские солдаты, осквернившие своим присутствием опустевшую романовскую вотчину в 1812 году. Последствия оккупации и вовсе обескровили Измайлово, состояние которого в последующие десятилетия можно назвать запустением.
Унылую картину этого времени нарисовал летописец Москвы Иван Кондратьев: «Огромный брусяной дворец с теремами сломан, материалы распроданы, пахотная земля роздана крестьянам с наложением на них денежного оброка, рогатый скот от падежа весь перевелся, и все хозяйственные строения оставлены в запустении. Но псовая охота все еще поддерживалась, и в зверинце водились разные звери до 1812 года».
И вновь атмосферу давней эпохи воссоздает для нас картина художника, на этот раз К.Ф. Бодри, написавшего в 1830-х годах мрачный пейзаж Измайлово. Мы видим здесь остатки былого величия, своеобразные маленькие острова прошлого, чудом сохранившиеся, – Покровский собор с покосившимися крестами да одинокую, заросшую Мостовую башню. При тщательном рассмотрении этого полотна не оставляет мысль, что сиротливо стоящее вдалеке дерево художник уподобил опустевшему и забытому царями Измайлову. И все это на фоне сгущающихся, сизых туч, не предвещающих ничего хорошего.
К концу 1830-х годов на Измайловском острове стояло всего шесть домов, принадлежавших бывшим придворным истопникам, полотерам, рабочим и их семьям.
И вновь крутой поворот в жизни Измайлова вызвал приезд сюда очередного монарха из династии Романовых. В 1837 году здешние места посетил Николай I. Год тот был особый: четверть века со дня окончания Отечественной войны 1812 года. Царь выбрал опустевший Измайловский остров для размещения на нем богадельни для ветеранов прошедших сражений. Выбор этот кажется на редкость символичным, также как и создание Алексеем Михайловичем на здешних землях своей резиденции, характеризовавшее преемственность власти. Появление в Измайлово богадельни для призрения увечных солдат было очень уместным – ведь здесь когда-то Петр I нашел тот самый ботик «Святой Николай», ставший, если можно так выразиться, первой ласточкой флота российского. С Измайлово накрепко была связана память о достославных победах русского оружия, так где же еще, как не здесь, строить богадельню для воинов?
В этом году исполняется 275 лет с тех пор, как Николай I утвердил проект богадельни: «Государь Император Высочайше повелеть соизволил: остров, на котором существует в с. Измайлове, Московской Губернии, бывшие Дворцовые строения, кои по Высочайше утвержденному 26 ноября 1838 года проекту об устройстве в том Селе Военной Богадельни, предназначены под помещение квартир и хозяйственных заведений сей Богадельни, передать в военное ведомство. Имею честь покорнейше просить, приказать означенный остров передать в ведение Строительного комитета I округа корпуса инженеров Военных поселений. Военный Министр Граф Чернышев», – писал в 1892 году И.М. Снегирев[37].
Создать проект богадельни государь поручил зодчему Константину Тону, наиболее точно воплотившему в своих произведениях идеологическую триаду николаевского царствования – «православие, самодержавие, народность». А потому уже существовавший на Измайловском острове Покровский храм пришелся очень кстати, став, по задумке Тона, центральной частью будущей богадельни. Хотя не все остались довольны его проектом, упрекнув в слишком вольном обращении с древним зданием храма. Дело в том, что Тон задумал разобрать его северное и южное крыльцо, чтобы соединить храм со вновь спроектированными корпусами богадельни, стилизованными под XVII век, время Алексея Михайловича. Зато такой проект обрадовал главного заказчика – Николая I: старые и больные ветераны могли ходить на церковную службу, не покидая богадельни. А Покровский собор, таким образом, становился ее домовой церковью.
Перед тем, как начать строительство, с острова отселили местных жителей, которым за их дома было заплачено в среднем по сто рублей. Объявили торги на поставку «рабочих людей и материалов, потребных для построения в Селе Измайлове Военной Богадельни». Причем крепостных рабочих покупали так же, как и кирпичи, – скопом.
Строили Измайловскую богадельню довольно долго – с течением времени число ветеранов все увеличивалось, а потому и строительные работы не прекращались. Но первый этап работ был все же закончен к 1849 году. Кроме того, помимо строительства трех новых 3-х этажных корпусов, отреставрировали сам Покровский собор, храм Иоасафа, Мостовую башню, Передние и Задние ворота Государева двора, палату, где хранился ботик Петра, построили новый мост.
Николай весьма тщательно следил за постройкой богадельни, интересовался, как идут работы. 12 апреля 1849 года он сам приехал в Измайлово по случаю освящения обновленного Покровского собора, сопровождаемый великим князем Михаилом Павловичем и архитектором Тоном. Царь все очень придирчиво осмотрел, как будто ему самому предстояло здесь жить.
Так, ревизуя корпуса богадельни, Николай заметил, что лестницы с этажа на этаж слишком неудобны для будущих жильцов, людей немолодых и нездоровых, а потому на межлестничных переходах следует установить скамейки, а вдоль самих лестниц – деревянные поручни. Опять же заботясь о ветеранах, государь велел сделать на этажах по восемь умывальников с пятью кранами в каждом (водопровод к тому времени уже провели). Самое интересное, что эти «николаевские» умывальники сохранились до нашего времени!
Царь приказал исправить обнаруженные им недостатки, велев старую стену Государева двора сохранить, а не ломать. Также он распорядился разбить сад перед въездом в богадельню, внутри провести дорогу, а вдоль нее – устроить огороды.
В соответствии с «Временным уставом Измайловской военной богадельни» 1850 года было объявлено, что «Измайловская Военная Богадельня учреждается для призрения отставных офицеров и нижних чинов, не могущих за старостью лет, болезнями или увечьями снискивать себе пропитание трудами», что «Военная Богадельня помещается в здании, которое возведено для нее близ Москвы, в селе Измайловском»[38] и т. д.
Устанавливалось и первоначальное число призреваемых – 10 офицеров и 100 нижних чинов. Таковых и было к ее открытию, однако уже к 1852 году количество нижних чинов выросло вдвое, а к 1870 году – вчетверо. Многие из жителей богадельни здесь же и работали – дворниками, истопниками, садовниками и проч.
Здесь было немало и старых отставников, в том числе неходячих и слепых участников Отечественной и Кавказской войн, Георгиевских кавалеров. Каждый солдат, отслуживший положенный срок – 25, а позднее и 20 лет – и желающий поступить в богадельню, мог прийти с документами к директору и после освидетельствования врача и запроса в Главное военно-медицинское управление его принимали под «призрение».[39]
В Измайлове вновь закипела жизнь, и хотя иностранные дипломаты да царские вельможи сюда почти не заглядывали, но жители богадельни без государственного внимания не оставались. Внимание это было направлено на бесперебойное снабжение богадельни и обеспечение ее нужд. Для ее содержания требовались немалые деньги – 27 тысяч в год, а потому необходимо было привлечение частных пожертвований. В 1851 году московская купеческая управа объявила подписку в пользу Измайловской военной богадельни. Но дело едва сдвинулось бы с мертвой точки, если бы тогдашний генерал-губернатор Арсений Андреевич Закревский не «попросил» купцов «скинуться». В итоге набрали капитал в 50 000 рублей! Рады были все – и градоначальник, и государь, поручивший Закревскому «изъявить Московскому купечеству. душевную признательность и уверить его в постоянном… благоволении»[40].
И как ни дорого обошлась купцам «душевная признательность» – вольно или невольно они жертвовали из своего кармана десятки тысяч рублей – но ведь дело-то было благое! Архивные источники свидетельствуют, что московские купцы Досужев и Радионов «доставили в полное распоряжение Закревского на разные благотворительные цели 60 000 рублей серебром, из которых Закревский внес в московский Опекунский Совет
20 тысяч рублей на Измайловскую военную богадельню», а «торгующие в Москве инородные купцы доставили Закревскому 1200 рублей серебром»; купец Мазурин дал 10 000 рублей серебром на первоначальное обзаведение учреждения мебелью; его коллега Волков «принял на свой счет» полное обеспечение одеждой, бельем и обувью 10 офицеров, 100 нижних чинов, прислуги и лазарета; купец Сорокин взялся оплатить питание всех на тот момент 110 призреваемых со дня открытия богадельни в течение года и т. д. В итоге, в 1851 году в богадельню было принято еще дополнительно 50 человек.
Арсений Андреевич Закревский уже сам находился в том возрасте, когда старые раны, полученные в боях за Отечество, давали о себе знать. И потому московскому градоначальнику были ближе чаяния инвалидов и ветеранов, чем стенания купцов, немало зарабатывавших на поставках продовольствия и обмундирования на очередную войну. Как и свое давнишнее назначение в созданный в 1814 году Комитет для вспомоществования изувеченным и раненым, так и новое дело по обустройству Измайловской военной богадельни Закревский воспринял как святую обязанность.
Как приятно ему было сообщать теперь уже новому государю – Александру II, что по случаю его коронации к августу 1856 года московское купечество собрало для богадельни 300 000 рублей серебром. В своем письме к Александру II Закревский особо отмечал, что деньги собраны при его «содействии». Кроме того, благодаря его усилиям, из Московской городской думы ежегодно отпускались на столовое содержание богадельни 8500 рублей серебром. А в марте 1856 года Арсений Андреевич сообщил в столицу «о желании почетных граждан Василия Рахманова и Козьмы Солдатенкова пожертвовать 80 000 рублей серебром на постройку нового каменного корпуса на 200 инвалидов», возведенного по проекту архитектора М.Д. Быковского в 1856–1859 годах. Как установила историк Т.П. Трифонова, во время своего посещения богадельни 2 сентября 1856 года Александр II выразил пожелание использовать этот корпус для семейных инвалидов, что и было исполнено.