Страница:
Проскочили пост миротворцев, установленный на выезде из тоннеля. Да, это была настоящая дорога жизни… Если ее разрушить, то Южная Осетия окажется отрезанной от России и никто не успеет придти на помощь миротворцам, вздумай грузины напасть на осетин. А они не раз пытались это сделать. В девяносто первом на подходах к тоннелю едва удалось остановить грузинский «газик», до отказа набитый взрывчаткой. Похоже, его вел смертник. Иное объяснение придумать не удавалось. Надо ведь загнать машину в тоннель, выбраться из нее, добежать до выхода (а это, как минимум, с километр), подорвать взрывчатку, при этом не попасть в руки ни миротворцев, которые охраняют тоннель, ни осетин. Эти-то точно устроят самосуд над тем, кто перерезал дорогу жизни. Нет, это не версия, слишком все сложно. Когда камеры слежения зафиксируют, что кто-то бросил в тоннеле машину и бежит прочь, намерения беглеца сразу станут ясны. Его остановят, а может и взрывчатку в машине успеют обезвредить. Взрывать должен смертник. Но тоннель построен с расчетом, чтобы выдержал девятибальные сейсмические колебания. Пожалуй, и «газика» со взрывчаткой окажется мало, чтобы его разрушить… И все-таки, проезжая по тоннелю, Сергей невольно втягивал голову в плечи, мысленно представляя, как после мощного взрыва обваливаются своды, погребая под чудовищной массой обломков всех, кто в нем находится. Пять метров воздуха над головой, потом слой бетона, а над ними – километр горных пород: слишком много для надгробья!
Хасан напряженно вглядывался в темноту. Сергею не хотелось отвлекать его пустыми разговорами. Он бросил взгляд на заднее сиденье – оператор беззаботно посапывал носом и слабо улыбался чему-то во сне. Не первый год они работали вместе, привыкли друг к другу, притерлись.
С первого взгляда Женька Корольков производил неизгладимо отталкивающее впечатление. Оплывший, одетый в донельзя затертый джинсовый костюм, на плечи спадают давно немытые патлы, взгляд сонно-равнодушный… Вывести его из равновесия было невозможно, на шуточки Женька никак не реагировал, легко откликался на прилипшее к нему обидное прозвище Беляш. Но, когда подходило время съемки, рыхлый, неповоротливый толстяк исчезал, вместо него неведомым образом появлялся хищно подтянутый профессионал с почти сверхъестественной реакцией.
Дорога, ведущая в Цхинвали, была пустой. И город встретил их безлюдьем. Все попрятались по домам. Но внешне за прошедший год здесь почти ничего не изменилось.
Дом, где обычно останавливался Сергей, находился на улице имени Сталина. По одной из легенд именно здесь и жил некогда вождь народов, более того, ходили упорные слухи, что на самом-то деле Сталин родился не в Гори, а в Цхинвале и по национальности был не грузином, а осетином. Когда-то и памятник Иосифу Виссарионовичу здесь стоял. Во время первой войны с «титульной нацией» в него угодил грузинский снаряд и разнес памятник на куски, так что его даже самый опытный реставратор не смог бы восстановить. Грузины потом уверяли, что подорвали памятник осетины. Впрочем, выяснять истину никто особо не стремился. Кому нужен памятник, чудом переживший борьбу «с культом личности»? В те недавние годы стало модным искоренять все, что было связано с советскими временами. Правда, грузины почему-то не спешили избавиться от бывшего члена бывшего Политбюро ЦК КПСС Шеварднадзе. Это они сделали гораздо позже и не без помощи добреньких дяденек из-за океана…
Многие памятники изготавливались из цветных металлов. Их можно было сдать в пункт вторсырья. Если не удавалось свалить памятник с постамента и распилить на части, а в целом виде его и везти, и тем более нести было трудновато, то отпиливали какую-нибудь часть, без которой памятник вполне мог существовать. Руку, ногу, а то и голову. Но памятник Сталину был из гипса, и материальной ценности в нем никакой не было. В общем, памятника не стало, а улицу не переименовали.
Заслышав шум подъезжающей машины, из дома вышла хозяйка.
– Ну что ж вы не спите? – сказал Сергей, немного расстроенный тем, что разбудил старую женщину.
– Да что мне спать-то? Вас ждала.
Чем снимать номер в гостинице, которых в Цхинвали к тому же был дефицит, лучше жить у кого-то на дому. Руководствовался при этом Сергей даже не тем, что так дешевле выходит – все равно все затраты оплачивала компания. Просто дом есть дом. Хозяева следят за его состоянием получше, нежели сотрудники гостиницы за номерами. Это в Абхазию туристы приезжали и со всей необъятной, и из-за ее рубежей, да и прямые рейсы были на катере из Сочи продолжительностью в один день – так чтобы успеть посетить все достопримечательности, отведать местных угощений и вернуться в свою гостиницу до полуночи. В Южной Осетии и в былые времена туристов почти не видали, а сегодня местные жители и вовсе были лишены этого источника доходов. Здесь вообще с доходами было тяжело. Вот Сергей и инвестировал каждый год немного денег в сохранение местного частного сектора, вносил посильную лепту в помощь дружественному народу.
– Что-то мы и не поговорили нормально, – журналист повернулся к Хасану.
– Да, – вздохнул тот. – Я виноват.
– Что, проблемы? – насторожился Сергей.
– Какие у меня проблемы? – махнул рукой Хасан. – Все хорошо. Вот в целом – дела дрянь. Ладно, это долгий разговор. Утром, как выспишься, приеду и все расскажу. А сейчас не обижайся.
– Ну что ты… – начал Сергей, но договорить не успел.
Хасан неловко обнял его, и через несколько мгновений «девятка» растворилась в черноте южной ночи.
Тем временем Беляш успел расцеловать хозяйку, вручил ей какой-то сверток, извлеченный из необъятного кармана джинсухи, сгреб оборудование и канул в двери хорошо ему знакомого дома. Надо думать, отправился досматривать увлекательные сны. Сергею же нестерпимо захотелось смыть с тела пыль, а вместе с ней и неведомо откуда навалившуюся усталость.
Водопровод в Цхинвали провели несколько десятков лет назад, но воды в нем давно не было, и вовсе не оттого, что грузинские власти отключили ее подачу. Водопровод шел через грузинские села. Там в него врезали множество труб и воду воровали. Примерно так же, как украинцы присваивали газ из магистралей, проложенных в Западную Европу. Но до европейских потребителей газ все-таки доходил, а вот вода по дороге на Цхинвали заканчивалась. Здесь давно уже научились обходиться без водопровода, разместив на крышах домов огромные, рассчитанные на несколько сотен литров металлические бочки. Воду туда собирали во время дождей, за день она сильно нагревалась, так что всегда можно было принять горячий душ.
– Обстреливали нас два дня назад, – пожаловалась хозяйка, показывая куда-то на крышу, едва Сергей высказал свое пожелание.
Оказалось, что в бочку хозяйского дома угодил осколок и пробил маленькую дырку, аккурат возле днища. Будь в доме кто помоложе, вмиг взобрался бы на крышу после того, как обстрел закончился, и забил дырку сперва пробкой, точно бочку с вином, а потом наложил на пробоину металлическую заплатку. Но сама бабушка залезть на крышу не смогла, даже приставить лестницу у нее не вышло, не хватило сил, соседей поблизости не оказалось, а пока она бегала искать, кто в беде поможет, вся вода вытекла, ручьем потекла по улице, точно где-то дамбу пробило и городу грозит затопление. Но земля быстро впитала воду – не так уж много ее и было. Дырку еще не заварили.
Перспектива остаться без душа Сергею очень не понравилась, но выхода не было. Он критически осмотрел бочку. Сквозь шелушащуюся, как кожа змеи, краску проступала ржавчина. Пробоина снизу была не заметна.
– А, – махнул он рукой, – завтра попрошу кого-нибудь заделать.
Комов изрядно устал за время поездки и если бы сейчас полез на крышу, пусть даже со сварочным аппаратом и металлической пластинкой, все равно ничего путного из этого бы не вышло. С крыши б не упал, но дырку наверняка заварил бы плохо. Да и воды в бочке все равно уже не было…
День первый
4. Сергей Комов
5. Арчил Гегечкори
6. Сергей Комов
Хасан напряженно вглядывался в темноту. Сергею не хотелось отвлекать его пустыми разговорами. Он бросил взгляд на заднее сиденье – оператор беззаботно посапывал носом и слабо улыбался чему-то во сне. Не первый год они работали вместе, привыкли друг к другу, притерлись.
С первого взгляда Женька Корольков производил неизгладимо отталкивающее впечатление. Оплывший, одетый в донельзя затертый джинсовый костюм, на плечи спадают давно немытые патлы, взгляд сонно-равнодушный… Вывести его из равновесия было невозможно, на шуточки Женька никак не реагировал, легко откликался на прилипшее к нему обидное прозвище Беляш. Но, когда подходило время съемки, рыхлый, неповоротливый толстяк исчезал, вместо него неведомым образом появлялся хищно подтянутый профессионал с почти сверхъестественной реакцией.
Дорога, ведущая в Цхинвали, была пустой. И город встретил их безлюдьем. Все попрятались по домам. Но внешне за прошедший год здесь почти ничего не изменилось.
Дом, где обычно останавливался Сергей, находился на улице имени Сталина. По одной из легенд именно здесь и жил некогда вождь народов, более того, ходили упорные слухи, что на самом-то деле Сталин родился не в Гори, а в Цхинвале и по национальности был не грузином, а осетином. Когда-то и памятник Иосифу Виссарионовичу здесь стоял. Во время первой войны с «титульной нацией» в него угодил грузинский снаряд и разнес памятник на куски, так что его даже самый опытный реставратор не смог бы восстановить. Грузины потом уверяли, что подорвали памятник осетины. Впрочем, выяснять истину никто особо не стремился. Кому нужен памятник, чудом переживший борьбу «с культом личности»? В те недавние годы стало модным искоренять все, что было связано с советскими временами. Правда, грузины почему-то не спешили избавиться от бывшего члена бывшего Политбюро ЦК КПСС Шеварднадзе. Это они сделали гораздо позже и не без помощи добреньких дяденек из-за океана…
Многие памятники изготавливались из цветных металлов. Их можно было сдать в пункт вторсырья. Если не удавалось свалить памятник с постамента и распилить на части, а в целом виде его и везти, и тем более нести было трудновато, то отпиливали какую-нибудь часть, без которой памятник вполне мог существовать. Руку, ногу, а то и голову. Но памятник Сталину был из гипса, и материальной ценности в нем никакой не было. В общем, памятника не стало, а улицу не переименовали.
Заслышав шум подъезжающей машины, из дома вышла хозяйка.
– Ну что ж вы не спите? – сказал Сергей, немного расстроенный тем, что разбудил старую женщину.
– Да что мне спать-то? Вас ждала.
Чем снимать номер в гостинице, которых в Цхинвали к тому же был дефицит, лучше жить у кого-то на дому. Руководствовался при этом Сергей даже не тем, что так дешевле выходит – все равно все затраты оплачивала компания. Просто дом есть дом. Хозяева следят за его состоянием получше, нежели сотрудники гостиницы за номерами. Это в Абхазию туристы приезжали и со всей необъятной, и из-за ее рубежей, да и прямые рейсы были на катере из Сочи продолжительностью в один день – так чтобы успеть посетить все достопримечательности, отведать местных угощений и вернуться в свою гостиницу до полуночи. В Южной Осетии и в былые времена туристов почти не видали, а сегодня местные жители и вовсе были лишены этого источника доходов. Здесь вообще с доходами было тяжело. Вот Сергей и инвестировал каждый год немного денег в сохранение местного частного сектора, вносил посильную лепту в помощь дружественному народу.
– Что-то мы и не поговорили нормально, – журналист повернулся к Хасану.
– Да, – вздохнул тот. – Я виноват.
– Что, проблемы? – насторожился Сергей.
– Какие у меня проблемы? – махнул рукой Хасан. – Все хорошо. Вот в целом – дела дрянь. Ладно, это долгий разговор. Утром, как выспишься, приеду и все расскажу. А сейчас не обижайся.
– Ну что ты… – начал Сергей, но договорить не успел.
Хасан неловко обнял его, и через несколько мгновений «девятка» растворилась в черноте южной ночи.
Тем временем Беляш успел расцеловать хозяйку, вручил ей какой-то сверток, извлеченный из необъятного кармана джинсухи, сгреб оборудование и канул в двери хорошо ему знакомого дома. Надо думать, отправился досматривать увлекательные сны. Сергею же нестерпимо захотелось смыть с тела пыль, а вместе с ней и неведомо откуда навалившуюся усталость.
Водопровод в Цхинвали провели несколько десятков лет назад, но воды в нем давно не было, и вовсе не оттого, что грузинские власти отключили ее подачу. Водопровод шел через грузинские села. Там в него врезали множество труб и воду воровали. Примерно так же, как украинцы присваивали газ из магистралей, проложенных в Западную Европу. Но до европейских потребителей газ все-таки доходил, а вот вода по дороге на Цхинвали заканчивалась. Здесь давно уже научились обходиться без водопровода, разместив на крышах домов огромные, рассчитанные на несколько сотен литров металлические бочки. Воду туда собирали во время дождей, за день она сильно нагревалась, так что всегда можно было принять горячий душ.
– Обстреливали нас два дня назад, – пожаловалась хозяйка, показывая куда-то на крышу, едва Сергей высказал свое пожелание.
Оказалось, что в бочку хозяйского дома угодил осколок и пробил маленькую дырку, аккурат возле днища. Будь в доме кто помоложе, вмиг взобрался бы на крышу после того, как обстрел закончился, и забил дырку сперва пробкой, точно бочку с вином, а потом наложил на пробоину металлическую заплатку. Но сама бабушка залезть на крышу не смогла, даже приставить лестницу у нее не вышло, не хватило сил, соседей поблизости не оказалось, а пока она бегала искать, кто в беде поможет, вся вода вытекла, ручьем потекла по улице, точно где-то дамбу пробило и городу грозит затопление. Но земля быстро впитала воду – не так уж много ее и было. Дырку еще не заварили.
Перспектива остаться без душа Сергею очень не понравилась, но выхода не было. Он критически осмотрел бочку. Сквозь шелушащуюся, как кожа змеи, краску проступала ржавчина. Пробоина снизу была не заметна.
– А, – махнул он рукой, – завтра попрошу кого-нибудь заделать.
Комов изрядно устал за время поездки и если бы сейчас полез на крышу, пусть даже со сварочным аппаратом и металлической пластинкой, все равно ничего путного из этого бы не вышло. С крыши б не упал, но дырку наверняка заварил бы плохо. Да и воды в бочке все равно уже не было…
День первый
4. Сергей Комов
Кто ищет на свою голову, а заодно и на другие части тела приключений, тот их обязательно найдет. Это простую истину Сергей усвоил давным-давно. Хлеб-то надо отрабатывать, а делать это не раз приходилось в тех местах, где очень велика вероятность эти пресловутые приключения найти. Руководство в упрек бы ставило, если б он их не находил. А начинается все одинаково и достаточно спокойно.
Прежде всего, нужно выполнить ряд формальностей: приехать в здание местного правительства, зарегистрироваться там, получить аккредитацию, а уж потом можно и отправляться на поиски приключений. Хотя… Осколок или пуля не будут разбирать – есть у тебя аккредитация или ее еще нет.
Пару дней назад город подвергся обстрелу. В земле зияли воронки, стекла в домах еще не везде заменили, и они зияли пустыми оконными проемами, как глазницы черепов. На одной из улиц, наполовину погрузившись в землю, торчала невзорвавшаяся ракета, похожая на какой-то футуристический цветок, который посадили здесь приверженцы урбанистического стиля. В ракету тыкали пальцами, точно это новая достопримечательность, заменившая взорванный памятник Сталину. Какой-то доброхот сообщил журналистам, что «цветок» уже разминировали. Приглашали специально для этого российских миротворцев. Ракету вытащили, но после того, как обезвредили, зачем-то вновь воткнули ее в землю – может для напоминания о том, что ходить по улицам небезопасно.
Сергей такого добра на своем веку уже навидался и фотографироваться на фоне обезвреженной ракеты желания никакого не испытывал. Беляш – тем более. Он умудрился не выспаться, отчаянно зевал и равнодушно смотрел на окружающее задернутыми сонной поволокой глазами.
Где-то вдалеке пророкотал гром, но небо было чистым, и ничто не предвещало, что тучи начнут сгущаться. Откуда же тогда гром?
– Что гремит? – спросил у осетинского военного, который ведал выдачей аккредитации, Комов, протягивая ему фотографии своей группы. В комнате был установлен поляроид на треноге, но Сергей на всякий случай озаботился сделать фотографии заранее.
– А вы не догадываетесь?.. – сказал осетин.
Вероятно, он хотел завести разговор, поэтому и не ответил кратко. Сергей и сам обо всем уже догадался. Похоже, в этом августе обострение у грузинской стороны было слишком сильным…
– Что обстреливают?
– Хетагурово, – пояснил осетин. – Там напротив грузинское село. Войска стоят, пост у них там теперь. Зону разграничения они нарушили. Цхинвал стали обстреливать.
Сергей обратил внимание, что военный сказал не «Цхинвали», а «Цхинвал» – назвал город по-осетински. Он и сам в разговорах частенько именовал столицу Южной Осетии Цхинвалом, но в официальных сообщениях приходилось применять грузинское название. Политкорректность…
– Транскавказскую дорогу обстреливают. Президент приказал их вытеснить, – тем временем продолжал осетин. – Наверное, сегодня будем вытеснять.
– Вытеснять? – переспросил Сергей, – Чем? Тракторами и бульдозерами что ли?
Он был уверен, готов был поспорить на какую угодно сумму, что осетины не пойдут брать штурмом грузинский пост. Здесь уже привыкли к миру, хотя и был он худым и зыбким. И пускай грузинские беспилотники постоянно летали над Южной Осетией, а местные силовики то и дело ловили диверсантов, все равно не верилось, что боевые действия вновь могут начаться.
– Зачем тракторами и бульдозерами? – удивился осетин. – Трактора и бульдозеры они из гранатометов расстреляют. Американцы им столько оружия присылают, что на штурм Берлина хватит. Цхинвалу трудно придется, если они начнут. Укрепляются они там. Плацдарм готовят. Надо их вытеснить, пока не засели покрепче.
Военный рассказывал спокойно, точно читал лекцию по какому-то школьному предмету. Сведения, которые он выдавал, секретной информацией не считались. Любой прохожий в городе мог рассказать примерно то же самое. А уж в русских журналистах никто и заподозрить не мог вражеских шпионов! Вот если б украинцы приехали, тогда проверка была бы построже (все-таки Ющенко и Саакашвили – кумовья), но и им аккредитацию все равно бы выдали.
– Вот, – осетин протянул Сергею заламинированные карточки с фотографиями. – Желаю успеха.
Попрощавшись, журналисты покинули помещение.
– Куда поедем? – спросил оператор, когда они вышли на улицу.
Вид у Женьки был кислый. Во время разговора в Доме Правительства он ничего не говорил, стоял в сторонке, но все слышал.
– Позагорать бы, поесть вкусных лепешек с сыром и мясом и запить все это домашним вином… – начал Комов.
– Неужели? – театрально удивился оператор. – Я бы с удовольствием, но ведь у тебя другие планы.
– Угадал, – сказал Сергей.
– Хетагурово?
– Догадливый. Сейчас созвонимся с Хасаном, попросим, чтобы подвез. Хочешь, поспорим, что без застолья он с места не стронется?
– Без тебя знаю, – буркнул Беляш, но лицо его оживилось.
Прежде всего, нужно выполнить ряд формальностей: приехать в здание местного правительства, зарегистрироваться там, получить аккредитацию, а уж потом можно и отправляться на поиски приключений. Хотя… Осколок или пуля не будут разбирать – есть у тебя аккредитация или ее еще нет.
Пару дней назад город подвергся обстрелу. В земле зияли воронки, стекла в домах еще не везде заменили, и они зияли пустыми оконными проемами, как глазницы черепов. На одной из улиц, наполовину погрузившись в землю, торчала невзорвавшаяся ракета, похожая на какой-то футуристический цветок, который посадили здесь приверженцы урбанистического стиля. В ракету тыкали пальцами, точно это новая достопримечательность, заменившая взорванный памятник Сталину. Какой-то доброхот сообщил журналистам, что «цветок» уже разминировали. Приглашали специально для этого российских миротворцев. Ракету вытащили, но после того, как обезвредили, зачем-то вновь воткнули ее в землю – может для напоминания о том, что ходить по улицам небезопасно.
Сергей такого добра на своем веку уже навидался и фотографироваться на фоне обезвреженной ракеты желания никакого не испытывал. Беляш – тем более. Он умудрился не выспаться, отчаянно зевал и равнодушно смотрел на окружающее задернутыми сонной поволокой глазами.
Где-то вдалеке пророкотал гром, но небо было чистым, и ничто не предвещало, что тучи начнут сгущаться. Откуда же тогда гром?
– Что гремит? – спросил у осетинского военного, который ведал выдачей аккредитации, Комов, протягивая ему фотографии своей группы. В комнате был установлен поляроид на треноге, но Сергей на всякий случай озаботился сделать фотографии заранее.
– А вы не догадываетесь?.. – сказал осетин.
Вероятно, он хотел завести разговор, поэтому и не ответил кратко. Сергей и сам обо всем уже догадался. Похоже, в этом августе обострение у грузинской стороны было слишком сильным…
– Что обстреливают?
– Хетагурово, – пояснил осетин. – Там напротив грузинское село. Войска стоят, пост у них там теперь. Зону разграничения они нарушили. Цхинвал стали обстреливать.
Сергей обратил внимание, что военный сказал не «Цхинвали», а «Цхинвал» – назвал город по-осетински. Он и сам в разговорах частенько именовал столицу Южной Осетии Цхинвалом, но в официальных сообщениях приходилось применять грузинское название. Политкорректность…
– Транскавказскую дорогу обстреливают. Президент приказал их вытеснить, – тем временем продолжал осетин. – Наверное, сегодня будем вытеснять.
– Вытеснять? – переспросил Сергей, – Чем? Тракторами и бульдозерами что ли?
Он был уверен, готов был поспорить на какую угодно сумму, что осетины не пойдут брать штурмом грузинский пост. Здесь уже привыкли к миру, хотя и был он худым и зыбким. И пускай грузинские беспилотники постоянно летали над Южной Осетией, а местные силовики то и дело ловили диверсантов, все равно не верилось, что боевые действия вновь могут начаться.
– Зачем тракторами и бульдозерами? – удивился осетин. – Трактора и бульдозеры они из гранатометов расстреляют. Американцы им столько оружия присылают, что на штурм Берлина хватит. Цхинвалу трудно придется, если они начнут. Укрепляются они там. Плацдарм готовят. Надо их вытеснить, пока не засели покрепче.
Военный рассказывал спокойно, точно читал лекцию по какому-то школьному предмету. Сведения, которые он выдавал, секретной информацией не считались. Любой прохожий в городе мог рассказать примерно то же самое. А уж в русских журналистах никто и заподозрить не мог вражеских шпионов! Вот если б украинцы приехали, тогда проверка была бы построже (все-таки Ющенко и Саакашвили – кумовья), но и им аккредитацию все равно бы выдали.
– Вот, – осетин протянул Сергею заламинированные карточки с фотографиями. – Желаю успеха.
Попрощавшись, журналисты покинули помещение.
– Куда поедем? – спросил оператор, когда они вышли на улицу.
Вид у Женьки был кислый. Во время разговора в Доме Правительства он ничего не говорил, стоял в сторонке, но все слышал.
– Позагорать бы, поесть вкусных лепешек с сыром и мясом и запить все это домашним вином… – начал Комов.
– Неужели? – театрально удивился оператор. – Я бы с удовольствием, но ведь у тебя другие планы.
– Угадал, – сказал Сергей.
– Хетагурово?
– Догадливый. Сейчас созвонимся с Хасаном, попросим, чтобы подвез. Хочешь, поспорим, что без застолья он с места не стронется?
– Без тебя знаю, – буркнул Беляш, но лицо его оживилось.
5. Арчил Гегечкори
Арчилу повезло. Родители уехали в Батуми навестить приболевшую тетку и поэтому вмешаться в события не могли. Мама конечно же не смолчала бы… А так все произошло совершенно буднично. Кто-то позвонил, Арчил открыл дверь в квартиру. На лестничной клетке стоял незнакомый мужчина средних лет.
– Вы Гегечкори? – спросил он.
Арчил кивнул.
– Собирайтесь в армию, – сказал мужчина. – Я из военкомата. Вот повестка, распишитесь.
Арчил нетерпеливо выхватил протянутый ему казенный бланк.
– Минимальный штраф за неявку двадцать тысяч лари, – строго предупредил посыльный. – За злостное уклонение – тюрьма.
– Что вы? – вспыхнул Арчил. – Как можно?!
– Ну-ну… – и мужчина шагнул в сторону лифта.
Душа Арчила пела, он был готов завопить от восторга. Свершилось! Наконец-то Родине потребовались его мужество и умение! Он так ждал этого! На очередной призыв на сборы непохоже, значит, предстоит настоящее дело. Замечательно!
На место сбора Гегечкори пришел на полчаса раньше положенного срока, опять порадовавшись, что родители в этот момент находятся далеко от Тбилиси. Не было слез, ненужных наставлений, просьб заботиться о здоровье, не рисковать, помнить о близких… Все вышло по-мужски – раз-два, собрал рюкзак, три-четыре, запер квартиру и – шагнул в новую жизнь.
Арчил нетерпеливо поглядывал на часы. Стрелки еле двигались. «Быстрее! Быстрее!» – подгонял он их.
Мягко прошуршали тормоза, из остановившейся неподалеку новенькой иномарки выбрался Гоча Беруашвили – довольный собой, прилизанный, одетый в дорогой модный костюм. Водитель достал из багажника пухлую сумку, осторожно опустил ее на асфальт рядом с Гочей. Тот сонно огляделся и встретился взглядом с Арчилом.
– Арчи!
Беруашвили широко раскинул руки. Лицо его изображало такую радость, словно однокурсники не виделись Бог знает сколько лет. На самом деле с момента их расставания минуло несколько часов.
Накануне вечером друзья сидели в квартире Арчила и не спеша потягивали холодное французское вино – его привез откуда-то отец Гочи.
Знакомы они были, чуть ли не с детского сада. В школе сидели за одной партой, вместе поступали в университет, строили планы на будущую взрослую жизнь… После эпохальной Революции Роз отец Гочи быстро пошел в гору, теперь он работал в правительстве Грузии. Изменился и его сын – в его повадках появилась хозяйская уверенность, Гоча округлился, подернулся первым, еще нежным жирком. Неважные отметки из его зачетной книжки исчезли, некоторые преподаватели уже посматривали на молодого Беруашвили со льстивым подобострастием, девушки вдруг прозрели и поняли, что Гоча – весьма завидный жених. К Арчилу он стал относиться немного покровительственно, но не забывал старого друга, жизнь которого складывалась пока далеко не так удачно.
– За Грузию! – провозгласил Гоча, высоко поднимая бокал с вином. – За любимую Родину! Отцы наши сбросили более чем двухсотлетнее российское иго, а нам предстоит увидеть великую, могучую и процветающую страну!
Арчил с удовольствием присоединился к тосту. Вино чуть-чуть кружило голову, все вокруг казалось удивительно прекрасным.
– Два века… – задумчиво сказал Беруашвили, осторожно поставив бокал на стол. – Ты только представь, чего бы добился наш народ, если бы эти годы не были вычеркнуты из его истории! Земля наша богата и изобильна, мужчины сильны и мужественны, женщины верны и красивы… Эх!.. Мы могли стать финансовым центром Европы, очагом торговли, бизнеса, культуры…
– Но ведь все это будет? – спросил Арчил, с любовью глядя на друга.
– И скоро! – уверенно кивнул Гоча. – Очень скоро. С нами Америка – сильнейшая страна мира, истинный оплот демократии. За нас вся Европа, скоро мы войдем в НАТО. А кто против? Дряхлая Россия, которая вот-вот развалится, но продолжает нам пакостить, подкармливает проклятых сепаратистов. Ничего! Новое поколение грузин, наше с тобой, Арчи, поколение покажет себя всему миру. Недаром нашего президента называют образцом демократии. Давай выпьем за его драгоценное здоровье.
– Давай! – радостно согласился Арчил. – Стоя! До дна! С таким вождем мы всего добьемся!
Гоча, тщательно пережевывавший ломтик сыра, с доброй улыбкой смотрел на раздухарившегося приятеля.
– Одного боюсь, – признался ему Арчил. – Вдруг все решится, пока мы в университете учимся. Скажут: «Родине нужны специалисты, а солдат у Грузии много». Что тогда будем делать?
– Не бойся… – улыбка Беруашвили стала шире. – Мы с тобой, дружище, на особом учете. Не забыл, где мы сборы проходили?
Разве такое можно забыть? В прошлом году, в марте, проводилась массовая подготовка резервистов. Призывали и студентов четвертого курса. Друзья, несмотря на то, что были моложе, неведомым образом тоже попали в список.
– Значит, едем в Мухровани? – спросил тогда довольный Арчил.
– Чего ради? – ухмыльнулся Гоча.
– Из нашего университета всех туда посылают, – растерянно пояснил Гегечкори.
– Правильно, – кивнул Гоча. – И готовить из них будут стрелков. Пиф-паф, умение ведения боя и выживания в условиях города, и всякое такое прочее. А мы поедем не на восемнадцать дней, а на весь месяц. В Сенаки. Там собирают активный резерв.
– Как это? – не понял Арчил.
– Увидишь на месте… – уклонился от ответа Беруашвили.
На базе в Сенаки друзья попали в спецгруппу, с которой работали инструкторы-американцы – крепкие темнокожие парни.
– Упаси тебя Бог даже за глаза назвать их не афроамериканцами, – предупредил друга Гоча.
«Афро» не «афро», но гоняли они своих подопечных до седьмого пота – в первые дни сил у Гегечкори едва хватало, чтобы доплестись после тренировок до казармы. Но регулярные занятия спортом помогли – вскоре Арчил втянулся в изнуряющий процесс, инструкторы то и дело одобрительно похлопывали его по плечу. А Гоча и вовсе занимался по какой-то особой программе – больше сидел с бумагами, даже на плацу появлялся нечасто.
Американцы оказались задорными ребятами. Они обожали громко и заливисто смеяться, а в короткие свободные минуты пытались освоить местные танцы. Получалось не очень, но было видно, что в это занятие они вкладывают всю душу. Один из таких веселых перекуров заснял какой-то залетный телевизионщик. Арчил потом видел его передачу и очень расстроился: журналист сказал, что заокеанские парни исполняют «танец грузинских воров». Гегечкори подумал, что так говорить нечестно – на него самого американцы произвели замечательное впечатление. Общаясь с ними, Арчил, очень кстати и свой английский подтянул.
Он улыбнулся, вспоминая месяц, проведенный в Сенаки. Может быть Гоча прав, и начальство действительно имеет на друзей особые виды? Заметив колебания Арчила, Беруашвили положил на его руку свою прохладную влажную ладонь.
– Без нас не обойдутся, – уверенно сказал он.
И вот это время пришло…
– Вы Гегечкори? – спросил он.
Арчил кивнул.
– Собирайтесь в армию, – сказал мужчина. – Я из военкомата. Вот повестка, распишитесь.
Арчил нетерпеливо выхватил протянутый ему казенный бланк.
– Минимальный штраф за неявку двадцать тысяч лари, – строго предупредил посыльный. – За злостное уклонение – тюрьма.
– Что вы? – вспыхнул Арчил. – Как можно?!
– Ну-ну… – и мужчина шагнул в сторону лифта.
Душа Арчила пела, он был готов завопить от восторга. Свершилось! Наконец-то Родине потребовались его мужество и умение! Он так ждал этого! На очередной призыв на сборы непохоже, значит, предстоит настоящее дело. Замечательно!
На место сбора Гегечкори пришел на полчаса раньше положенного срока, опять порадовавшись, что родители в этот момент находятся далеко от Тбилиси. Не было слез, ненужных наставлений, просьб заботиться о здоровье, не рисковать, помнить о близких… Все вышло по-мужски – раз-два, собрал рюкзак, три-четыре, запер квартиру и – шагнул в новую жизнь.
Арчил нетерпеливо поглядывал на часы. Стрелки еле двигались. «Быстрее! Быстрее!» – подгонял он их.
Мягко прошуршали тормоза, из остановившейся неподалеку новенькой иномарки выбрался Гоча Беруашвили – довольный собой, прилизанный, одетый в дорогой модный костюм. Водитель достал из багажника пухлую сумку, осторожно опустил ее на асфальт рядом с Гочей. Тот сонно огляделся и встретился взглядом с Арчилом.
– Арчи!
Беруашвили широко раскинул руки. Лицо его изображало такую радость, словно однокурсники не виделись Бог знает сколько лет. На самом деле с момента их расставания минуло несколько часов.
Накануне вечером друзья сидели в квартире Арчила и не спеша потягивали холодное французское вино – его привез откуда-то отец Гочи.
Знакомы они были, чуть ли не с детского сада. В школе сидели за одной партой, вместе поступали в университет, строили планы на будущую взрослую жизнь… После эпохальной Революции Роз отец Гочи быстро пошел в гору, теперь он работал в правительстве Грузии. Изменился и его сын – в его повадках появилась хозяйская уверенность, Гоча округлился, подернулся первым, еще нежным жирком. Неважные отметки из его зачетной книжки исчезли, некоторые преподаватели уже посматривали на молодого Беруашвили со льстивым подобострастием, девушки вдруг прозрели и поняли, что Гоча – весьма завидный жених. К Арчилу он стал относиться немного покровительственно, но не забывал старого друга, жизнь которого складывалась пока далеко не так удачно.
– За Грузию! – провозгласил Гоча, высоко поднимая бокал с вином. – За любимую Родину! Отцы наши сбросили более чем двухсотлетнее российское иго, а нам предстоит увидеть великую, могучую и процветающую страну!
Арчил с удовольствием присоединился к тосту. Вино чуть-чуть кружило голову, все вокруг казалось удивительно прекрасным.
– Два века… – задумчиво сказал Беруашвили, осторожно поставив бокал на стол. – Ты только представь, чего бы добился наш народ, если бы эти годы не были вычеркнуты из его истории! Земля наша богата и изобильна, мужчины сильны и мужественны, женщины верны и красивы… Эх!.. Мы могли стать финансовым центром Европы, очагом торговли, бизнеса, культуры…
– Но ведь все это будет? – спросил Арчил, с любовью глядя на друга.
– И скоро! – уверенно кивнул Гоча. – Очень скоро. С нами Америка – сильнейшая страна мира, истинный оплот демократии. За нас вся Европа, скоро мы войдем в НАТО. А кто против? Дряхлая Россия, которая вот-вот развалится, но продолжает нам пакостить, подкармливает проклятых сепаратистов. Ничего! Новое поколение грузин, наше с тобой, Арчи, поколение покажет себя всему миру. Недаром нашего президента называют образцом демократии. Давай выпьем за его драгоценное здоровье.
– Давай! – радостно согласился Арчил. – Стоя! До дна! С таким вождем мы всего добьемся!
Гоча, тщательно пережевывавший ломтик сыра, с доброй улыбкой смотрел на раздухарившегося приятеля.
– Одного боюсь, – признался ему Арчил. – Вдруг все решится, пока мы в университете учимся. Скажут: «Родине нужны специалисты, а солдат у Грузии много». Что тогда будем делать?
– Не бойся… – улыбка Беруашвили стала шире. – Мы с тобой, дружище, на особом учете. Не забыл, где мы сборы проходили?
Разве такое можно забыть? В прошлом году, в марте, проводилась массовая подготовка резервистов. Призывали и студентов четвертого курса. Друзья, несмотря на то, что были моложе, неведомым образом тоже попали в список.
– Значит, едем в Мухровани? – спросил тогда довольный Арчил.
– Чего ради? – ухмыльнулся Гоча.
– Из нашего университета всех туда посылают, – растерянно пояснил Гегечкори.
– Правильно, – кивнул Гоча. – И готовить из них будут стрелков. Пиф-паф, умение ведения боя и выживания в условиях города, и всякое такое прочее. А мы поедем не на восемнадцать дней, а на весь месяц. В Сенаки. Там собирают активный резерв.
– Как это? – не понял Арчил.
– Увидишь на месте… – уклонился от ответа Беруашвили.
На базе в Сенаки друзья попали в спецгруппу, с которой работали инструкторы-американцы – крепкие темнокожие парни.
– Упаси тебя Бог даже за глаза назвать их не афроамериканцами, – предупредил друга Гоча.
«Афро» не «афро», но гоняли они своих подопечных до седьмого пота – в первые дни сил у Гегечкори едва хватало, чтобы доплестись после тренировок до казармы. Но регулярные занятия спортом помогли – вскоре Арчил втянулся в изнуряющий процесс, инструкторы то и дело одобрительно похлопывали его по плечу. А Гоча и вовсе занимался по какой-то особой программе – больше сидел с бумагами, даже на плацу появлялся нечасто.
Американцы оказались задорными ребятами. Они обожали громко и заливисто смеяться, а в короткие свободные минуты пытались освоить местные танцы. Получалось не очень, но было видно, что в это занятие они вкладывают всю душу. Один из таких веселых перекуров заснял какой-то залетный телевизионщик. Арчил потом видел его передачу и очень расстроился: журналист сказал, что заокеанские парни исполняют «танец грузинских воров». Гегечкори подумал, что так говорить нечестно – на него самого американцы произвели замечательное впечатление. Общаясь с ними, Арчил, очень кстати и свой английский подтянул.
Он улыбнулся, вспоминая месяц, проведенный в Сенаки. Может быть Гоча прав, и начальство действительно имеет на друзей особые виды? Заметив колебания Арчила, Беруашвили положил на его руку свою прохладную влажную ладонь.
– Без нас не обойдутся, – уверенно сказал он.
И вот это время пришло…
6. Сергей Комов
Хасан остановил машину на окраине села. Когда они проезжали какой-никакой населенный пункт, Хасан обязательно показывал, где живет или жил его ученик. Когда-то, в другой жизни, когда еще существовал Советский Союз, Хасан Ревазов начал работать учителем математики. Не изменил он своей профессии и сегодня. Его ученики жили по всей Южной Осетии. Он мог зайти в любой дом в любое время, и везде его встречали как самого дорого гостя. Сергею это очень помогало в работе…
Поселок, по сути, был одной длинной улицей. Одно-двухэтажные дома стояли по обе стороны от дороги, ведущей в Цхинвали.
«Гром» стал сильнее, доносились пулеметные очереди, длинные, как будто тот, кто держал в руках пулемет водил им из стороны в сторону, не отпуская курок. Так стреляют по наступающим сомкнутым цепям, но этак никто не ходит в атаку уже ни один десяток лет.
– Я вас здесь подожду, – сказал Хасан. – Только зря вы туда идете. Чего-то мне все это не нравится.
– Думаешь, мне нравится? – спросил Сергей, бросая взгляд на дальнюю окраину села. – А что делать? Работа, блин, работа, работа – страсть моя…
Село просматривалось все насквозь, несколько домов было разбито, у одного обвалилась стена, но уцелела крыша, у другого крышу своротило, и осталась только коробка с закопченными оконными проемами. Огонь уже погас, но в воздухе стоял едкий запах дыма. Село точно вымерло, жители его то ли покинули, то ли попрятались по домам, но хлипкие стены не уберегут от снарядов, даже от пуль не уберегут…
Странную процессию они из себя представляли. Издали съемочную аппаратуру можно было легко принять за необычное оружие – камера, снабженная оптикой, смахивала на снайперскую винтовку, а штатив под нее походил на спрятанный в чехол гранатомет, который нес тот, кто должен снайпера в случае чего прикрывать. В сумке же, переброшенной через плечо, запросто могли лежать не кассеты и аккумуляторы, а боеприпасы. На поле боя съемочные группы не раз принимали за спецподразделения и обстреливали. Со всеми вытекающими последствиями…
До окраины села добрались без происшествий. Здесь были вырыты окопы, совсем не глубокие, не те, что показывают в фильмах про Первую мировую войну, когда армии Антанты и Тройственного союза стояли друг против друга месяцами, отрыв окопы в два человеческих роста. В этих, даже если прибавить к их глубине еще и высоту брустверов, сделанных из мешков с землей, все равно не удавалось спрятаться в полный рост.
В окопе сидело несколько осетин в обнимку с автоматами. Съемочную группу, приближавшуюся с тыла, они давно заметили, стали кричать телевизионщикам, чтобы шли обратно, но те лезли напролом, не обращая внимания на советы.
– С ума сошли, – сказал один из солдат Сергею, когда тот плюхнулся в окоп. – Куда лезете?
– Когда начнете вытеснять грузин из села? – ответил вопросом на вопрос Комов.
– Когда подкрепление подойдет, – огрызнулся осетин.
– И когда же оно подойдет?
– Скоро.
От этого диалога толку было мало.
Оператор, напряженно сопя, натянул на объектив камеры женский чулок. Делалось это для того, чтобы оптика не отсвечивала, не то блики на камере вполне могли принять за блики на снайперской винтовке. Тогда окоп накрыли бы снарядами. На длинном фокусе – когда снималась что-то очень отдаленное – чулок становился незаметным, но из-за того, что камеру приходилось держать в руках, картинка качалась, будто во время шторма. А ставить камеру на штатив было нельзя. Слишком уж эта конструкция смахивала на оружие.
Между грузинским селом и осетинским располагался миротворческий пост. Грузины стреляли из гаубиц через него, навесом.
– Что там? – спросил осетинский военный Женьку, всматривавшегося в окуляр камеры.
Беляш не успел ответить, он толком и понять-то не смог, что произошло. Визир на камере черно-белый, цветов там нет, и его вдруг заволокло густым дымом, а потом воздух наполнился противным жужжанием и стал сотрясаться. Ракеты легли с недолетом, взорвались метрах в трехстах от окопов, подняв завесу из огня, вывороченной земли, камней и дыма. Теплая волна накатилась на окопы, как прибой, затопила их и пошла дальше.
– Уходите отсюда! – закричал осетин, – Тут сейчас такое начнется!..
Едва ли он думал, что грузины засекли камеру и, приняв ее за нечто весьма опасное, начали обстрел окопов. Скорее всего, вояки Саакашвили решили серьезно взяться за дело.
Сергей переглянулся с Женькой. Беляш отрицательно покачал головой. Впрочем, и так все было понятно. При интенсивном обстреле ни черта не снимешь. Нужно было уносить ноги. Геройство требуется лишь в разумных пределах.
До ближайших домов было несколько десятков метров. Казалось, что там начинается зона мира, и если добраться до нее, то уже не страшны будут ни ракеты, ни снаряды, ни повизгивающие над головой пули.
Телевизионщики бежали пригибаясь, петляли, прикидывая, хватит ли сил на решающий рывок. Войск в деревне нет – это мирная территория, по всем нормам она находится вне войны. Случайный снаряд туда залететь конечно может, но целенаправленно никто стрелять по деревне не должен…
Только, похоже, грузины о существовании правил гуманной войны не подозревали. Когда Сергей наконец-то добежал до домов, перевел дух, попытался унять дыхание, то сразу же услышал нарастающий противный свист.
Поселок, по сути, был одной длинной улицей. Одно-двухэтажные дома стояли по обе стороны от дороги, ведущей в Цхинвали.
«Гром» стал сильнее, доносились пулеметные очереди, длинные, как будто тот, кто держал в руках пулемет водил им из стороны в сторону, не отпуская курок. Так стреляют по наступающим сомкнутым цепям, но этак никто не ходит в атаку уже ни один десяток лет.
– Я вас здесь подожду, – сказал Хасан. – Только зря вы туда идете. Чего-то мне все это не нравится.
– Думаешь, мне нравится? – спросил Сергей, бросая взгляд на дальнюю окраину села. – А что делать? Работа, блин, работа, работа – страсть моя…
Село просматривалось все насквозь, несколько домов было разбито, у одного обвалилась стена, но уцелела крыша, у другого крышу своротило, и осталась только коробка с закопченными оконными проемами. Огонь уже погас, но в воздухе стоял едкий запах дыма. Село точно вымерло, жители его то ли покинули, то ли попрятались по домам, но хлипкие стены не уберегут от снарядов, даже от пуль не уберегут…
Странную процессию они из себя представляли. Издали съемочную аппаратуру можно было легко принять за необычное оружие – камера, снабженная оптикой, смахивала на снайперскую винтовку, а штатив под нее походил на спрятанный в чехол гранатомет, который нес тот, кто должен снайпера в случае чего прикрывать. В сумке же, переброшенной через плечо, запросто могли лежать не кассеты и аккумуляторы, а боеприпасы. На поле боя съемочные группы не раз принимали за спецподразделения и обстреливали. Со всеми вытекающими последствиями…
До окраины села добрались без происшествий. Здесь были вырыты окопы, совсем не глубокие, не те, что показывают в фильмах про Первую мировую войну, когда армии Антанты и Тройственного союза стояли друг против друга месяцами, отрыв окопы в два человеческих роста. В этих, даже если прибавить к их глубине еще и высоту брустверов, сделанных из мешков с землей, все равно не удавалось спрятаться в полный рост.
В окопе сидело несколько осетин в обнимку с автоматами. Съемочную группу, приближавшуюся с тыла, они давно заметили, стали кричать телевизионщикам, чтобы шли обратно, но те лезли напролом, не обращая внимания на советы.
– С ума сошли, – сказал один из солдат Сергею, когда тот плюхнулся в окоп. – Куда лезете?
– Когда начнете вытеснять грузин из села? – ответил вопросом на вопрос Комов.
– Когда подкрепление подойдет, – огрызнулся осетин.
– И когда же оно подойдет?
– Скоро.
От этого диалога толку было мало.
Оператор, напряженно сопя, натянул на объектив камеры женский чулок. Делалось это для того, чтобы оптика не отсвечивала, не то блики на камере вполне могли принять за блики на снайперской винтовке. Тогда окоп накрыли бы снарядами. На длинном фокусе – когда снималась что-то очень отдаленное – чулок становился незаметным, но из-за того, что камеру приходилось держать в руках, картинка качалась, будто во время шторма. А ставить камеру на штатив было нельзя. Слишком уж эта конструкция смахивала на оружие.
Между грузинским селом и осетинским располагался миротворческий пост. Грузины стреляли из гаубиц через него, навесом.
– Что там? – спросил осетинский военный Женьку, всматривавшегося в окуляр камеры.
Беляш не успел ответить, он толком и понять-то не смог, что произошло. Визир на камере черно-белый, цветов там нет, и его вдруг заволокло густым дымом, а потом воздух наполнился противным жужжанием и стал сотрясаться. Ракеты легли с недолетом, взорвались метрах в трехстах от окопов, подняв завесу из огня, вывороченной земли, камней и дыма. Теплая волна накатилась на окопы, как прибой, затопила их и пошла дальше.
– Уходите отсюда! – закричал осетин, – Тут сейчас такое начнется!..
Едва ли он думал, что грузины засекли камеру и, приняв ее за нечто весьма опасное, начали обстрел окопов. Скорее всего, вояки Саакашвили решили серьезно взяться за дело.
Сергей переглянулся с Женькой. Беляш отрицательно покачал головой. Впрочем, и так все было понятно. При интенсивном обстреле ни черта не снимешь. Нужно было уносить ноги. Геройство требуется лишь в разумных пределах.
До ближайших домов было несколько десятков метров. Казалось, что там начинается зона мира, и если добраться до нее, то уже не страшны будут ни ракеты, ни снаряды, ни повизгивающие над головой пули.
Телевизионщики бежали пригибаясь, петляли, прикидывая, хватит ли сил на решающий рывок. Войск в деревне нет – это мирная территория, по всем нормам она находится вне войны. Случайный снаряд туда залететь конечно может, но целенаправленно никто стрелять по деревне не должен…
Только, похоже, грузины о существовании правил гуманной войны не подозревали. Когда Сергей наконец-то добежал до домов, перевел дух, попытался унять дыхание, то сразу же услышал нарастающий противный свист.