Страница:
Бельгран – крупнейшее с точки зрения территории государство. Единая королевская власть, опирающаяся на полную поддержку церкви. Удивительно благоприятные для судоходства условия, что не только влияло на рыболовство, но также и на коммуникации вдоль восточных берегов острова, и, конечно, торговля. Побережье было надежно защищено от континентальных пиратов бурными течениями и от восточных, очень агрессивных соседей – расстоянием. Но экономика пребывала в полной стагнации по причине очень большого влияния клириков. Огромные средства уходили на возведение храмов и церквей. Чего только стоит постройка центрального собора в Гораге. Эта стройка длится уже сорок лет, буквально выжимая все силы из подданных короля. По уму, королям надо укреплять свои западные рубежи, а они строят собор. Средства, которые тратятся на его строительство, позволили бы возвести десяток замков! Но и это не главное, что ограничивает экспансию восточного королевства. Основная проблема в огромном влиянии церковников на власть. Короли поколение за поколением восходят на трон, и каждый больше думает о душе и о вере, нежели о процветании своих земель. Вот как тут собрать армию и на кого-то напасть, если все мысли о высоком, да и средств на войну нет, потому что кругом стройки во имя веры…
И тем не менее Бельгран – лучший выбор в моей задумке объединения. Что надо для того, чтобы подтолкнуть королевство к захватнической войне? Если смотреть с точки зрения минимума. Конечно, деньги, это аксиома. Но только золото – этого мало, потому как в нынешней обстановке будет больше денег, будет больше церквей, а не солдат. Что мне на данном этапе было, мягко говоря, неинтересно. Помимо серебра и злата требовался вождь, желающий расширить свои земли больше, чем строить храмы. В принципе да, этого должно хватить. Остается придумать, как все организовать, сведя личное вмешательство к применимо низкому уровню…
15 сентября 597 г. от Р. А. Западные леса
герцогства Йом; Бельгран; охотничьи владения
герцогов Йомских; утро
Кагр лихо вскочил в седло. Пусть ему всего четырнадцать, зато он отлично сложен и ловок. И он отправляется на первую свою охоту. На первую охоту, где он, Кагр, – главный! Плевать на то, что он, сын короля, не носит титул принца, как два его старших брата. Зато в отличие от них он свободен от столичного гнета, от постоянного присмотра, от интриг двора. Третий сын – слишком мала вероятность того, что он станет королем, и все с радостью восприняли его отъезд на север, особенно отец. Ему хватит и герцогства матери, во владение которым он вступил месяц назад. Охота – это намного лучше, чем протирать штаны, выслушивая наставления монахов. Чем забивать себе голову, а хороший ли пример благочестия он подает подданным короны.
Радостное настроение юноши не смогло испортить даже присутствие рядом Олиуса. Его духовного наставника, при одном взгляде на которого новоиспеченного герцога передергивало от презрения и отвращения. Как, как такой человек мог быть служителем церкви? Кагр сплюнул, надеясь, что промелькнувшая у него на лице брезгливость не будет замечена. И как этот жирный боров согласился-то на участие в охоте?! Он же в седле сидит, как свинья. Может, приказать привязать его к седлу? Эта простая мысль вызвала улыбку на лице герцога. Жаль, что нельзя этого сделать. Подобное нанесет урон авторитету церкви.
И все равно, как бы искренне ни верил в Единого Кагр, от личного духовника его передергивало. Как Олиуса могли постричь в монахи? Жадного, фанатичного, глупого, твердящего одни и те же догматы… Юноша понимал, что подобные мысли о человеке духовного сана неподобающи, но присущий его возрасту максимализм сметал воспитание прочь, когда герцог видел перед собой это жирное морщинистое лицо. А когда монах начинал говорить! О боже! Кагру хотелось кулаком разбить эти вечно причмокивающие, брызжущие слюной губы. И только огромная сила воли и искренность веры не позволяли ему осуществить подобное желание. То ли дело наставники его братьев! Кагр с тоской вспоминал этих умных, начитанных, добрых людей. Они не только вечно твердили одно и то же, но и могли выслушать, помочь советом, поддержать в трудную минуту. От Олиуса же этого не приходилось ждать. «Тупая скотина»! – И герцог начертил знак стрелы на груди, прося прощения у Единого за кощунственные мысли и ругань в строну его служителя. А Кагр так надеялся, что его духовником будет настоятель Гимиас из церкви Святого Авелия, но церковники решили иначе, отправив на север Олиуса. Конечно, они, скорее всего, правы: человек такой веры и такого ума, как Гимиас, больше пользы принесет людям в столице, нежели как духовный наставник третьего сына короля, чей потолок – владение полупустынными северными землями.
Дворцовые интриги, брр. Эти папенькины лизоблюды! Они вечно отираются у короны. Внешне такие правильные, благочестивые, а сами так и норовят отхватить кусок от чужого пирога. А ведь его тоже попытались втянуть в эти интриги. Слава Единому, что папенька вовремя от этого оградил, выпроводив Кагра в герцогство Йом. Юный герцог ни на йоту не завидовал своим старшим братьям. Ну и что, что они принцы? Зато он свободен!
Охота – вот развлечение настоящих мужчин! Кагр рассмеялся и, ударив коня по бокам, пустил его в галоп, давая команду к началу травли. Его охватило упоение и безумный восторг. Немногочисленная свита с готовностью последовала за своим господином. И только Олиус, мерин которого игнорировал понукания и шел небыстрым шагом, сразу отстал от остальных. Это еще прибавило настроения юноше.
Охота была великолепна. Кагр сам подстрелил из лука величественного оленя, лесного гиганта, размах рогов которого был настолько велик, что юноша едва-едва мог, схватив один кончик рогов, дотянуться другой ладонью до противоположного. Упоение. И даже то, что остальные охотники отстали и не видели триумфа своего владетеля, ничуть не умаляло настроения герцога.
Внезапно Иркус, верный конь Кагра, вскинулся на дыбы и, взрыв копытами землю, резко с места рванул во весь опор – прочь от поляны, на которой остался его хозяин, спешившийся, дабы руками потрогать свою великолепную добычу. Кляня себя за оплошность, герцог пустился было догонять беглеца, но быстро понял, что занятие это глупое. А вот умная мысль о том, что прекрасно обученный конь просто так от хозяина не убежит и что на все есть причина, в юную голову пришла далеко не сразу. Точнее, эта мысль безмерно опоздала, потому что пришла она только тогда, когда Кагр заметил вышедшего из чащи лесного кота – огромного хищника, самого опасного из всех, какие обитали на острове. Неторопливо принюхиваясь, гигантский кот приближался к поверженному оленю. Он не рычал, его шерсть не вставала дыбом на загривке. Но то, как хищник обнажил свои клыки, ясно говорило о его намерениях. Делиться мясом с человеком кот точно не желал.
Еще больший ужас Кагр испытал, когда понял, что кот и его самого считает своей добычей, а не препятствием. Да и посудите здраво, что мог сделать пусть даже физически развитый, но безоружный юноша против более чем двухметрового полосатого хищника? Но надо отдать юному герцогу должное. Поняв, что бежать бесполезно, он тихим шагом вернулся обратно к жертве, выдернул стрелу из оленя и, выставив ее перед собой, внимательно следил за приближением полосатой погибели. Нет, Кагр не верил, что может не то что убить этого хищника, он не верил даже в то, что сможет его отогнать. Ныне герцог твердо знал: четырнадцать зим – это все, что ему отмерил Всевышний. Одинокий человек, даже бывалый воин в полном обмундировании, и тот не имел ни малейшего шанса в такой ситуации, что уж говорить о Кагре.
Герцог молился, но не так, как монахи, которые в его положении приняли бы смерть смиренно. Нет, он молился, шепча знакомые слова одними губами, а его руки до судорог сжимали столь ненадежный стержень охотничьей стрелы. Он умрет как мужчина.
Но этому не суждено было случиться…
15 сентября 597 г. от Р. А. Замок баронов Горсов;
Йомское герцогство; вечер
– Отец. Как ты можешь так говорить? – Баронет Маррис был всего на два года старше герцога Йомского. Сейчас он склонился над постелью своего родителя.
– Сын, это не шутка. Не смей, я тебе говорю! – Голос прикованного к ложу барона еще сохранил остатки былой силы.
– Отец, я справлюсь! – Баронет нежно поправил спавшее с плеч отца покрывало. В комнате не были закрыты ставни, старый барон не любил застоявшийся воздух, но вечерний ветер оказался излишне холоден.
– И думать не смей. Есть кому и без тебя заняться этой бедой. – Еще не старый, но уже умудренный жизнью мужчина в расцвете лет мысленно улыбнулся. Ему нравилась эта горячность в сыне, эта жажда действия, эта беззаветная храбрость и решительность. Но он боялся за своего единственного наследника.
– А не ты ли меня учил, что рисковать своими людьми попусту не следует.
– Учил, но это не значит, что ты должен рисковать собой. – Ох, как мальчик похож на него самого в юности!
– Должен, отец, должен! Твои наставления, вспомни их! Мне по плечу самому справиться.
– Нет, сын.
– Меня учили! Во всем герцогстве нет воина и охотника лучшего, чем я! Ты знаешь об этом!
– Да. – Сын был прав.
Барон очень постарался, и кроме самого барона его сына обучали лучшие из лучших. Владению мечом его учил сам Голгарс, и пусть этот мастер разменял уже пятый десяток, но славу пятикратного победителя Великих Игр[1] никакие годы не способны отнять. И когда барону хватало сил выглянуть в замковый двор, он не раз наблюдал, как его сын берет две схватки из пяти в поединках с величайшим мечником Аркаха. А ведь Маррису всего шестнадцать! Стрельбе из лука его учил Барис, за голову которого все соседи барона готовы были отдать приличную меру серебра – так он их всех замучил своим браконьерством. Но лучник он был от Бога. Впрочем, трус – каких поискать, боится даже своей тени. Но как стреляет!! А главное, за что барон прощал этому браконьеру все его прегрешения, этот лучник умел учить. С копьем баронета тренировал Кизим, личный оруженосец барона, он прошел бок о бок с владетелем не одно сражение. И так больно будет потерять сына по такой глупости. Ну почему он вбил себе в голову, что должен лично и один всех спасти? И кого всех-то, обычных крестьян в самой отдаленной от замка деревушке!
– Отец, мне уже шестнадцать. Мне необходимо заработать уважение и почет. Лично показать, что я чего-то стою!
– Ох. – А ведь барон сам виноват во всем этом, поскольку мечтал видеть сына именно таким. Пей до дна теперь, калека, всю чашу исполнившихся желаний.
– Почему ты беспокоишься? Как ты говорил, самый страшный зверь – это…
– …человек, сынок, человек, все верно.
Барон понял, что проиграл этот спор. Слишком хорошо он воспитывал сына. Отказ невозможен, или юноша поступит по-своему даже без благословения отца. А это уже будет урон отцовскому авторитету. Как ни было больно бывалому воину, а теперь покалеченному ветерану, но он сказал:
– Ступай, сынок. Только вернись живым.
– Ты слишком много вложил в меня, отец, чтобы я, как любящий сын, мог позволить пустить все потраченные тобой усилия понапрасну.
Барон только закрыл глаза в знак согласия.
– Благословляю.
– Спасибо.
И в порыве чувств Маррис прильнул губами к дрожащей руке отца.
Барон устало вздохнул. Ему было нестерпимо больно. Болела душа. Он клял себя за свою болезнь, которая не позволяла ему твердо стоять на ногах. Клял, что так воспитал сына. Ругал себя, что не смог найти слова и отговорить своего отпрыска от этого поступка.
Солнце клонилось к закату, и Шарок, владетельный барон Горс, лучший полководец Бельграна, сосланный за излишнюю жестокость к врагам и возмутительную непочтительность к церкви в это захолустье… Этот некогда великий человек беспомощно плакал. Он уже ничем не мог помочь своему сыну, который удалялся в ночь. Сыну, который шел в одиночку, скакал, чтобы найти и убить страшнейшего хищника Аркаха, задравшего насмерть нескольких крестьян во владениях барона. Да поможет ему Единый. Беззвучно катились слезы, а губы шептали молитвы.
Только на мольбы Горса ответила иная сила…
2 марта 598 г. от Р. А.
Ликур вновь ободрал себе все руки. И вот дернули его темные силы согласиться на эту авантюру! Дома ему не сиделось! А все он, Киарис, кузен, чтоб его черти забрали. Соблазнил посулами. Надеждой на богатый прибыток.
– Возьми! – В локоть ткнулась рука соседа, протягивая грязную тряпку. – Обмотай ладонь, только крепко. Станет легче.
Плотно забинтовав разорвавшиеся мозоли, Ликур сплюнул. Он уже ненавидел своих ватажников. Ему казалось, все они вообще не испытывают никаких трудностей в этом походе. Только он один мучается с веслом, будь оно неладно. Ну не рос он в отличие от остальных около моря, непривычны его руки к этой работе, то ли дело лопата, кирка или верный лук. Но весло… О! Этот предмет явно придумали черти!
– Скоро закат, нужно найти подходящую поляну на берегу. – Голос Киариса вдохнул в Ликура надежду и придал сил.
Скоро он слезет с этой проклятой всеми святыми лодки и окажется на берегу. Слава Единому, а то он думал, что сей день продлится вечно.
Первую неделю, когда лодки шли по течению Апсиры, Ликур считал, что Киарис, пообещавший легкий и безопасный поход, говорил правду. Но когда они три дня назад свернули в бурный приток, начался форменный ад. Грести против течения, да еще по такой буйной речушке, это оказалось для него за пределами сил.
Как только лодки стукнулись своими плоскими носами о берег, Ликур буквально вывалился за борт от усталости. Боже, пожалуйста, пусть этот путь закончится поскорее! Ну не думал он, простой деревенский охотник на мелкую дичь, что казавшееся простым путешествие обернется такими трудностями.
Впрочем, так стенал и ругался только один он. Все остальные ватажники совсем не считали этот поход трудным. Наоборот, очень спокойным и легким. А некоторые из них каждый год поднимались в верховья Апсиры для охоты. Обычно это делалось в самом конце зимы, когда большинство друидов уходили на север, где на берегу студеного моря служители природы несколько недель праздновали приход весны.
В другое время в эти лесные чащи лучше было не соваться, потому что промышляли ватажники отстрелом зверя на мех. Очень прибыльное занятие, тем более местные леса буквально кишели пушным зверьем. Только вот не приведи святые попасться за этим занятием на глаза друидам. Те из охотников, от кого отвернулась удача, просто не возвращались домой. Местные племена очень чутко реагировали на пожелания своих волхвов, забивая дубинами попавшихся. И даже то, что сейчас на двух лодках их было более пятнадцати взрослых, здоровых мужиков, ничем бы не помогло. В чужом лесу от дикарей, здесь обитающих, вдали от своих домов и знакомой местности на спасение у них не имелось ни шанса. Но прибыль от добытого меха была настолько велика, что жаждущих быстрого обогащения за счет даров севера меньше не становилось. И это несмотря на то, что каждый год примерно один из пяти охотников не возвращался домой.
Меха этих лесов очень ценились всеми. Настоящее мягкое и пушистое золото. Сейчас под успокаивающий треск костра Ликур даже позабыл о боли в ладонях. Его воображение рисовало картины, как он торгует на рынке отличными шкурами. В своих мыслях он давно настрелял дюжину самых отборных зверей. Это успокаивало и умиротворяло охотника. И даже то, что еще предстояло грести несколько дней, сейчас казалось ему не таким уж и страшным испытанием.
Но хмурое утро быстро развеяло грезы, которые под неумолимым натиском предрассветного ветра выдулись из головы Ликура. Опять проклятия срывались с его губ, и нестерпимо жгло руки. Но весла ждали, и отказаться от гребли значило потерять существенную долю добычи. Сквозь скрежет зубовный он взялся за треклятое весло.
Еще три дня Ликур держался. Из последних сил, буквально только на самолюбии. А потом, в конце недели плавания по бурному притоку, уже лежа у потрескивающих бревен, он понял – все. Пусть осталось всего два, ну, может, три дня, ничего это не меняло – он просто больше не выдержит. Он останется здесь, на этой стоянке. Устроит временный лагерь. Пусть лес тут не так богат на зверя, но Ликур просто не сможет больше грести. Он решил остаться и охотиться один, а потом ватажники на обратном пути заберут его. Решено: именно так он скажет Киарису этим утром. А может, ему повезет, вдруг и тут много пушнины? Неважно, ему просто ничего не остается. Признать себя неспособным грести значило публично унизиться в глазах остальных, показать себя слабаком. А так он просто скажет, что его охотничье чутье подсказывает ему остаться. Тут все бывалые охотники, в такое они легко поверят.
Первые лучи солнца, небо без единого облачка. Ликур уже был готов поменять свое решение, но стоило ему опустить руки в леденящую речную воду, как желание все бросить и остаться снова взяло верх. Он настолько погрузился в придумывание, что и как он скажет остальным…
Сильный порыв ветра отломал от ближайшего дерева сухую веточку. Она была и правда почти невесомой, но неумолимый ветер, как будто ведомый чьей-то рукой, направил эту деревяшку прямо в лицо умывающемуся ватажнику.
Раздумья Ликура были неожиданно прерваны. Что-то больно хлестнуло его по лицу. А так как охотник для того, чтобы умыться в чистой воде, по выступающим камням забрался почти на два метра от берега, то его резкая реакция на упавшую ветку нарушила хрупкое равновесие. С громким криком Ликур плашмя грохнулся в леденящую воду бурного потока.
Хоть глубина тут была всего по грудь, да и течение, если честно, не столь сильно, но даже это нелепое падение в такую погоду могло кончиться весьма плачевно. Все ватажники, побросав свои дела, кинулись на выручку.
Вытащили Ликура из воды довольно быстро. Он даже не успел толком понять, как близко от гибели находился. Пару метров дальше в стремнину течения, и он уже не выплыл бы, несмотря на любую помощь с берега. Нет, он не испугался – не из трусливых он был людей, и только крепко сжатые кулаки, полные донного песка, выдавали охватившее его напряжение.
Парня раздели, посадили к быстро разгорающемуся костру. Натерли салом и закутали в сухую одежду. А потом ему предложили выпить крепкого, нагретого вина со специями.
– Ликур, выпей, полегчает. – Но охотник никак не мог разжать ладони.
– Не могу, руки свело. – В этом не было ничего постыдного, и он легко признался в такой слабости.
– Мужики, разогните ему пальцы, а я кружку суну, – обратился к ватажникам Киарис.
Стоящих рядом охотников упрашивать не пришлось: все они знали, насколько коварно подобное падение в реку, особенно ранней весной. Но вот кружку в руки Ликуру так никто и не подал. Все вино просто пролилось на землю. И только удивленный общий выдох всколыхнул огонь костра.
Из разжатого кулака Ликура в прибрежный песок выпал небольшой, величиной с фалангу мизинца, золотой самородок…
Ад; сектор Бета; кабинет 8-11
Предварительные расчеты оказались верными. От всех моих действий Весы отклонились всего на семь единиц! Вот что значит приступать к делу, предварительно подумав, все взвесив и точно рассчитав. Да, планирование и поиск места, времени и личностей, на которые оказывалось воздействие, было потрачено не зря.
Немного приоткрытое окно в келье. И Гимиас, настоятель церкви Святого Авелия, утром не может разогнуться от разыгравшегося радикулита. Такая малость, а каков итог! Вместо этого умного, ответственного наставника юный герцог Йомский получает в духовники жирную скотину Олиуса, единственным талантом которого были интриги. Во всем остальном этот монах был полным нулем. А на юного Кагра у меня были далекоидущие планы. Пусть малец посмотрит на духовенство с иной стороны, с той, которая пока была ему раньше не видна. А в том, что Олиус доведет Кагра до белого каления, я не сомневался ничуть. И ведь церковники его сами выбрали! Сами, я тут совершенно ни при чем, только форточку немного приоткрыл.
Но помимо того чтобы Кагр вырос в нужного мне правителя, некоторая дискредитация служителей Единого была слишком ничтожным воздействием. Таким малюсеньким камушком, который первым, надеюсь, ляжет в фундамент грядущего постамента завоевателя.
Теперь нужен был уже не камушек, нужна была глыба, на которую герцог мог опереться. Может, сейчас еще этот камушек по имени Маррис и не выглядит непоколебимой скалой, но пройдет совсем не много времени… Я думал, с этим воином придется мучиться больше всего. Но оказалось все намного легче! Он сам из благородного порыва и жажды славы ринулся спасать крестьян от оголодавшего зверя. А тигр и правда оголодал донельзя, что немудрено: как он добычу-то найдет, если я всю живность отгонял с его пути. Потом мне оставалось только столкнуть герцога и баронета. Столкнуть так, чтобы Кагр проникся безграничным уважением к Маррису. А как не уважать того, кто вытащил тебя и полуживого из-под трупа огромного лесного хищника. Кто одной стрелой сделал невозможное – с двухсот метров перерубил шейные позвонки тигру! И стрела эта нашла свою цель без моего участия! Я был готов вмешаться и направить ее, но не потребовалось. Баронет рос настоящей машиной для убийства, а главное, был не обделен и родовым талантом полководца, настоящего военного лидера. Весь в своего отца. Его плечо рядом с Кагром – я многие планы возложил на эту юную пару. Нетрудно догадаться, что при такой встрече сын опального барона был введен в личный круг герцога Йомского. Это еще более ослабит влияние Олиуса на юный ум Кагра, а заодно и общее влияние церковников в ближайшем окружении будущего короля! Да, да, третий сын, ни единого шанса на престол. Бугагашечки. Я встряхну этот гребаный мир! Сейчас я чувствовал себя почти всемогущим.
Я долго искал подходящего лидера, и не зря: Кагр подходил по всем параметрам. Первый кирпичик встал на свое место.
Оставался второй – деньги. Вот тут я очень долго чесал рога и облизывал нос, пока в мою темную голову не пришло воспоминание о любимом писателе юности. О храбрых и сильных, о настоящих мужчинах. Только вот сейчас я прекрасно понимал, что за этими так меня захлестнувшими в юности рассказами была и иная подоплека. Грязь, убийство, предательство, подставы. Ох, Джек Лондон, thanks[2] тебе за твои северные рассказы – моя благодарность. Надеюсь, твоей душе не будет «икаться» от дьявольской признательности.
Такой блестящий план чуть не рухнул от жуткой банальности. У меня не было золота! Понимание этого ввергло в шок. Это как, дьявол – и без золота?! А вот так, мой низкий ранг позволял создавать только золотые обманки, что было совершенно неприемлемо для моих замыслов. Казавшийся таким наглым и простым план по насыщению Бельграна, а точнее, его части – герцогства Йомского, деньгами готов был провалиться, потому что у его инициатора этих денег не было.
Но если средств нет лично у меня, то это не значит, что золота нет на Аркахе! Меня не интересовали, разумеется, золотые монеты у кого-то в сундуках или зарытые клады. Хотя мысль про клады надо записать, вдруг когда пригодится.
Это манящее золото, разумеется, присутствовало на острове. Особенно его было много в заброшенных ходах и шахтах, оставленных в наследство от расы подземников. Те золото не ценили, считая его никуда не годным металлом. В эти ходы люди предпочитали не соваться. Память о подземниках переросла в мифы, легенды, сказки, в основном, надо сказать, жуткие и очень неприятные. Так что при обнаружении выходов на поверхность их штолен люди предпочитали засыпать или завалить входы.
С моими поистине дьявольскими возможностями найти золотую жилу в глубине перекопанных недр острова труда не составило. Но вот эти дьявольские способности никак не могли мне обеспечить добычу этого золота из глубины. Хоть кирку бери в лапы и сам начинай ею махать. А с учетом того, что в истинном облике я появиться в мире не мог, подобная работа грозила затянуться на столетия. Безрадостная перспектива.
С тоской оглядел кабинет. Ну как же так! Вот решение, вот даже это гребаное золото! Все есть, а воплотить свой замысел не могу. С тоской взираю на местного Сизифа – все трудится. Тьфу. Если его припахать на разработку жилы, ничего не изменится, вот если сотня, а лучше две сотни чертей в моем подчинении были бы… Мечтательно облизал нос. Да, это было бы замечательно.
Да, мечтать, как говорится, не вредно, но где я такую трудовую армию найду? Нет, в общем, понятно, конечно, – в аду, где же еще искать чертей. Но кто мне их даст-то?!
– Свериус! – окликаю подчиненного.
– Да, хозяин. – Он с облегчением прервал рубку, благо повод для этого был – разговор с начальством.
– Сколько чертей подчиняется Астриумису?
А что поделать, это единственный дьявол ниже меня рангом, с кем получилось завести какое-никакое, но знакомство.
– Я точно не знаю, – заюлил пятачконосый.
– А мне точно и не надо. Примерно скажи.
– Ну-у-у около ста сотен, хозяин.
Ого, неплохо.
– Продолжай работу.
– Слушаюсь, ваше дьявольство.
Какой-то двенадцатиранговый имеет под своим началом десять тысяч чертей, а у меня всего один! Бесит! И ведь не пойдешь к начальнику с такой просьбой, пошлет куда подальше рога чесать… То-то Астриумис так легко мне отдал Свериуса. Еще бы – потерять одного из ста сотен, тоже мне великий ущерб. Что я могу ему предложить в оплату за пользование тремя сотнями его чертей? А не знаю! «Укуси мой хвост пчела!» Не знаю! В ранге я его повысить не могу, работу его облегчить тоже не в моей власти. Блага какие-нибудь – смешно такое предлагать дьяволу. Но попробовать-то стоит, от неудачной попытки я ничего не потеряю, кроме иллюзорных надежд.
И тем не менее Бельгран – лучший выбор в моей задумке объединения. Что надо для того, чтобы подтолкнуть королевство к захватнической войне? Если смотреть с точки зрения минимума. Конечно, деньги, это аксиома. Но только золото – этого мало, потому как в нынешней обстановке будет больше денег, будет больше церквей, а не солдат. Что мне на данном этапе было, мягко говоря, неинтересно. Помимо серебра и злата требовался вождь, желающий расширить свои земли больше, чем строить храмы. В принципе да, этого должно хватить. Остается придумать, как все организовать, сведя личное вмешательство к применимо низкому уровню…
15 сентября 597 г. от Р. А. Западные леса
герцогства Йом; Бельгран; охотничьи владения
герцогов Йомских; утро
Кагр лихо вскочил в седло. Пусть ему всего четырнадцать, зато он отлично сложен и ловок. И он отправляется на первую свою охоту. На первую охоту, где он, Кагр, – главный! Плевать на то, что он, сын короля, не носит титул принца, как два его старших брата. Зато в отличие от них он свободен от столичного гнета, от постоянного присмотра, от интриг двора. Третий сын – слишком мала вероятность того, что он станет королем, и все с радостью восприняли его отъезд на север, особенно отец. Ему хватит и герцогства матери, во владение которым он вступил месяц назад. Охота – это намного лучше, чем протирать штаны, выслушивая наставления монахов. Чем забивать себе голову, а хороший ли пример благочестия он подает подданным короны.
Радостное настроение юноши не смогло испортить даже присутствие рядом Олиуса. Его духовного наставника, при одном взгляде на которого новоиспеченного герцога передергивало от презрения и отвращения. Как, как такой человек мог быть служителем церкви? Кагр сплюнул, надеясь, что промелькнувшая у него на лице брезгливость не будет замечена. И как этот жирный боров согласился-то на участие в охоте?! Он же в седле сидит, как свинья. Может, приказать привязать его к седлу? Эта простая мысль вызвала улыбку на лице герцога. Жаль, что нельзя этого сделать. Подобное нанесет урон авторитету церкви.
И все равно, как бы искренне ни верил в Единого Кагр, от личного духовника его передергивало. Как Олиуса могли постричь в монахи? Жадного, фанатичного, глупого, твердящего одни и те же догматы… Юноша понимал, что подобные мысли о человеке духовного сана неподобающи, но присущий его возрасту максимализм сметал воспитание прочь, когда герцог видел перед собой это жирное морщинистое лицо. А когда монах начинал говорить! О боже! Кагру хотелось кулаком разбить эти вечно причмокивающие, брызжущие слюной губы. И только огромная сила воли и искренность веры не позволяли ему осуществить подобное желание. То ли дело наставники его братьев! Кагр с тоской вспоминал этих умных, начитанных, добрых людей. Они не только вечно твердили одно и то же, но и могли выслушать, помочь советом, поддержать в трудную минуту. От Олиуса же этого не приходилось ждать. «Тупая скотина»! – И герцог начертил знак стрелы на груди, прося прощения у Единого за кощунственные мысли и ругань в строну его служителя. А Кагр так надеялся, что его духовником будет настоятель Гимиас из церкви Святого Авелия, но церковники решили иначе, отправив на север Олиуса. Конечно, они, скорее всего, правы: человек такой веры и такого ума, как Гимиас, больше пользы принесет людям в столице, нежели как духовный наставник третьего сына короля, чей потолок – владение полупустынными северными землями.
Дворцовые интриги, брр. Эти папенькины лизоблюды! Они вечно отираются у короны. Внешне такие правильные, благочестивые, а сами так и норовят отхватить кусок от чужого пирога. А ведь его тоже попытались втянуть в эти интриги. Слава Единому, что папенька вовремя от этого оградил, выпроводив Кагра в герцогство Йом. Юный герцог ни на йоту не завидовал своим старшим братьям. Ну и что, что они принцы? Зато он свободен!
Охота – вот развлечение настоящих мужчин! Кагр рассмеялся и, ударив коня по бокам, пустил его в галоп, давая команду к началу травли. Его охватило упоение и безумный восторг. Немногочисленная свита с готовностью последовала за своим господином. И только Олиус, мерин которого игнорировал понукания и шел небыстрым шагом, сразу отстал от остальных. Это еще прибавило настроения юноше.
Охота была великолепна. Кагр сам подстрелил из лука величественного оленя, лесного гиганта, размах рогов которого был настолько велик, что юноша едва-едва мог, схватив один кончик рогов, дотянуться другой ладонью до противоположного. Упоение. И даже то, что остальные охотники отстали и не видели триумфа своего владетеля, ничуть не умаляло настроения герцога.
Внезапно Иркус, верный конь Кагра, вскинулся на дыбы и, взрыв копытами землю, резко с места рванул во весь опор – прочь от поляны, на которой остался его хозяин, спешившийся, дабы руками потрогать свою великолепную добычу. Кляня себя за оплошность, герцог пустился было догонять беглеца, но быстро понял, что занятие это глупое. А вот умная мысль о том, что прекрасно обученный конь просто так от хозяина не убежит и что на все есть причина, в юную голову пришла далеко не сразу. Точнее, эта мысль безмерно опоздала, потому что пришла она только тогда, когда Кагр заметил вышедшего из чащи лесного кота – огромного хищника, самого опасного из всех, какие обитали на острове. Неторопливо принюхиваясь, гигантский кот приближался к поверженному оленю. Он не рычал, его шерсть не вставала дыбом на загривке. Но то, как хищник обнажил свои клыки, ясно говорило о его намерениях. Делиться мясом с человеком кот точно не желал.
Еще больший ужас Кагр испытал, когда понял, что кот и его самого считает своей добычей, а не препятствием. Да и посудите здраво, что мог сделать пусть даже физически развитый, но безоружный юноша против более чем двухметрового полосатого хищника? Но надо отдать юному герцогу должное. Поняв, что бежать бесполезно, он тихим шагом вернулся обратно к жертве, выдернул стрелу из оленя и, выставив ее перед собой, внимательно следил за приближением полосатой погибели. Нет, Кагр не верил, что может не то что убить этого хищника, он не верил даже в то, что сможет его отогнать. Ныне герцог твердо знал: четырнадцать зим – это все, что ему отмерил Всевышний. Одинокий человек, даже бывалый воин в полном обмундировании, и тот не имел ни малейшего шанса в такой ситуации, что уж говорить о Кагре.
Герцог молился, но не так, как монахи, которые в его положении приняли бы смерть смиренно. Нет, он молился, шепча знакомые слова одними губами, а его руки до судорог сжимали столь ненадежный стержень охотничьей стрелы. Он умрет как мужчина.
Но этому не суждено было случиться…
15 сентября 597 г. от Р. А. Замок баронов Горсов;
Йомское герцогство; вечер
– Отец. Как ты можешь так говорить? – Баронет Маррис был всего на два года старше герцога Йомского. Сейчас он склонился над постелью своего родителя.
– Сын, это не шутка. Не смей, я тебе говорю! – Голос прикованного к ложу барона еще сохранил остатки былой силы.
– Отец, я справлюсь! – Баронет нежно поправил спавшее с плеч отца покрывало. В комнате не были закрыты ставни, старый барон не любил застоявшийся воздух, но вечерний ветер оказался излишне холоден.
– И думать не смей. Есть кому и без тебя заняться этой бедой. – Еще не старый, но уже умудренный жизнью мужчина в расцвете лет мысленно улыбнулся. Ему нравилась эта горячность в сыне, эта жажда действия, эта беззаветная храбрость и решительность. Но он боялся за своего единственного наследника.
– А не ты ли меня учил, что рисковать своими людьми попусту не следует.
– Учил, но это не значит, что ты должен рисковать собой. – Ох, как мальчик похож на него самого в юности!
– Должен, отец, должен! Твои наставления, вспомни их! Мне по плечу самому справиться.
– Нет, сын.
– Меня учили! Во всем герцогстве нет воина и охотника лучшего, чем я! Ты знаешь об этом!
– Да. – Сын был прав.
Барон очень постарался, и кроме самого барона его сына обучали лучшие из лучших. Владению мечом его учил сам Голгарс, и пусть этот мастер разменял уже пятый десяток, но славу пятикратного победителя Великих Игр[1] никакие годы не способны отнять. И когда барону хватало сил выглянуть в замковый двор, он не раз наблюдал, как его сын берет две схватки из пяти в поединках с величайшим мечником Аркаха. А ведь Маррису всего шестнадцать! Стрельбе из лука его учил Барис, за голову которого все соседи барона готовы были отдать приличную меру серебра – так он их всех замучил своим браконьерством. Но лучник он был от Бога. Впрочем, трус – каких поискать, боится даже своей тени. Но как стреляет!! А главное, за что барон прощал этому браконьеру все его прегрешения, этот лучник умел учить. С копьем баронета тренировал Кизим, личный оруженосец барона, он прошел бок о бок с владетелем не одно сражение. И так больно будет потерять сына по такой глупости. Ну почему он вбил себе в голову, что должен лично и один всех спасти? И кого всех-то, обычных крестьян в самой отдаленной от замка деревушке!
– Отец, мне уже шестнадцать. Мне необходимо заработать уважение и почет. Лично показать, что я чего-то стою!
– Ох. – А ведь барон сам виноват во всем этом, поскольку мечтал видеть сына именно таким. Пей до дна теперь, калека, всю чашу исполнившихся желаний.
– Почему ты беспокоишься? Как ты говорил, самый страшный зверь – это…
– …человек, сынок, человек, все верно.
Барон понял, что проиграл этот спор. Слишком хорошо он воспитывал сына. Отказ невозможен, или юноша поступит по-своему даже без благословения отца. А это уже будет урон отцовскому авторитету. Как ни было больно бывалому воину, а теперь покалеченному ветерану, но он сказал:
– Ступай, сынок. Только вернись живым.
– Ты слишком много вложил в меня, отец, чтобы я, как любящий сын, мог позволить пустить все потраченные тобой усилия понапрасну.
Барон только закрыл глаза в знак согласия.
– Благословляю.
– Спасибо.
И в порыве чувств Маррис прильнул губами к дрожащей руке отца.
Барон устало вздохнул. Ему было нестерпимо больно. Болела душа. Он клял себя за свою болезнь, которая не позволяла ему твердо стоять на ногах. Клял, что так воспитал сына. Ругал себя, что не смог найти слова и отговорить своего отпрыска от этого поступка.
Солнце клонилось к закату, и Шарок, владетельный барон Горс, лучший полководец Бельграна, сосланный за излишнюю жестокость к врагам и возмутительную непочтительность к церкви в это захолустье… Этот некогда великий человек беспомощно плакал. Он уже ничем не мог помочь своему сыну, который удалялся в ночь. Сыну, который шел в одиночку, скакал, чтобы найти и убить страшнейшего хищника Аркаха, задравшего насмерть нескольких крестьян во владениях барона. Да поможет ему Единый. Беззвучно катились слезы, а губы шептали молитвы.
Только на мольбы Горса ответила иная сила…
2 марта 598 г. от Р. А.
Ликур вновь ободрал себе все руки. И вот дернули его темные силы согласиться на эту авантюру! Дома ему не сиделось! А все он, Киарис, кузен, чтоб его черти забрали. Соблазнил посулами. Надеждой на богатый прибыток.
– Возьми! – В локоть ткнулась рука соседа, протягивая грязную тряпку. – Обмотай ладонь, только крепко. Станет легче.
Плотно забинтовав разорвавшиеся мозоли, Ликур сплюнул. Он уже ненавидел своих ватажников. Ему казалось, все они вообще не испытывают никаких трудностей в этом походе. Только он один мучается с веслом, будь оно неладно. Ну не рос он в отличие от остальных около моря, непривычны его руки к этой работе, то ли дело лопата, кирка или верный лук. Но весло… О! Этот предмет явно придумали черти!
– Скоро закат, нужно найти подходящую поляну на берегу. – Голос Киариса вдохнул в Ликура надежду и придал сил.
Скоро он слезет с этой проклятой всеми святыми лодки и окажется на берегу. Слава Единому, а то он думал, что сей день продлится вечно.
Первую неделю, когда лодки шли по течению Апсиры, Ликур считал, что Киарис, пообещавший легкий и безопасный поход, говорил правду. Но когда они три дня назад свернули в бурный приток, начался форменный ад. Грести против течения, да еще по такой буйной речушке, это оказалось для него за пределами сил.
Как только лодки стукнулись своими плоскими носами о берег, Ликур буквально вывалился за борт от усталости. Боже, пожалуйста, пусть этот путь закончится поскорее! Ну не думал он, простой деревенский охотник на мелкую дичь, что казавшееся простым путешествие обернется такими трудностями.
Впрочем, так стенал и ругался только один он. Все остальные ватажники совсем не считали этот поход трудным. Наоборот, очень спокойным и легким. А некоторые из них каждый год поднимались в верховья Апсиры для охоты. Обычно это делалось в самом конце зимы, когда большинство друидов уходили на север, где на берегу студеного моря служители природы несколько недель праздновали приход весны.
В другое время в эти лесные чащи лучше было не соваться, потому что промышляли ватажники отстрелом зверя на мех. Очень прибыльное занятие, тем более местные леса буквально кишели пушным зверьем. Только вот не приведи святые попасться за этим занятием на глаза друидам. Те из охотников, от кого отвернулась удача, просто не возвращались домой. Местные племена очень чутко реагировали на пожелания своих волхвов, забивая дубинами попавшихся. И даже то, что сейчас на двух лодках их было более пятнадцати взрослых, здоровых мужиков, ничем бы не помогло. В чужом лесу от дикарей, здесь обитающих, вдали от своих домов и знакомой местности на спасение у них не имелось ни шанса. Но прибыль от добытого меха была настолько велика, что жаждущих быстрого обогащения за счет даров севера меньше не становилось. И это несмотря на то, что каждый год примерно один из пяти охотников не возвращался домой.
Меха этих лесов очень ценились всеми. Настоящее мягкое и пушистое золото. Сейчас под успокаивающий треск костра Ликур даже позабыл о боли в ладонях. Его воображение рисовало картины, как он торгует на рынке отличными шкурами. В своих мыслях он давно настрелял дюжину самых отборных зверей. Это успокаивало и умиротворяло охотника. И даже то, что еще предстояло грести несколько дней, сейчас казалось ему не таким уж и страшным испытанием.
Но хмурое утро быстро развеяло грезы, которые под неумолимым натиском предрассветного ветра выдулись из головы Ликура. Опять проклятия срывались с его губ, и нестерпимо жгло руки. Но весла ждали, и отказаться от гребли значило потерять существенную долю добычи. Сквозь скрежет зубовный он взялся за треклятое весло.
Еще три дня Ликур держался. Из последних сил, буквально только на самолюбии. А потом, в конце недели плавания по бурному притоку, уже лежа у потрескивающих бревен, он понял – все. Пусть осталось всего два, ну, может, три дня, ничего это не меняло – он просто больше не выдержит. Он останется здесь, на этой стоянке. Устроит временный лагерь. Пусть лес тут не так богат на зверя, но Ликур просто не сможет больше грести. Он решил остаться и охотиться один, а потом ватажники на обратном пути заберут его. Решено: именно так он скажет Киарису этим утром. А может, ему повезет, вдруг и тут много пушнины? Неважно, ему просто ничего не остается. Признать себя неспособным грести значило публично унизиться в глазах остальных, показать себя слабаком. А так он просто скажет, что его охотничье чутье подсказывает ему остаться. Тут все бывалые охотники, в такое они легко поверят.
Первые лучи солнца, небо без единого облачка. Ликур уже был готов поменять свое решение, но стоило ему опустить руки в леденящую речную воду, как желание все бросить и остаться снова взяло верх. Он настолько погрузился в придумывание, что и как он скажет остальным…
Сильный порыв ветра отломал от ближайшего дерева сухую веточку. Она была и правда почти невесомой, но неумолимый ветер, как будто ведомый чьей-то рукой, направил эту деревяшку прямо в лицо умывающемуся ватажнику.
Раздумья Ликура были неожиданно прерваны. Что-то больно хлестнуло его по лицу. А так как охотник для того, чтобы умыться в чистой воде, по выступающим камням забрался почти на два метра от берега, то его резкая реакция на упавшую ветку нарушила хрупкое равновесие. С громким криком Ликур плашмя грохнулся в леденящую воду бурного потока.
Хоть глубина тут была всего по грудь, да и течение, если честно, не столь сильно, но даже это нелепое падение в такую погоду могло кончиться весьма плачевно. Все ватажники, побросав свои дела, кинулись на выручку.
Вытащили Ликура из воды довольно быстро. Он даже не успел толком понять, как близко от гибели находился. Пару метров дальше в стремнину течения, и он уже не выплыл бы, несмотря на любую помощь с берега. Нет, он не испугался – не из трусливых он был людей, и только крепко сжатые кулаки, полные донного песка, выдавали охватившее его напряжение.
Парня раздели, посадили к быстро разгорающемуся костру. Натерли салом и закутали в сухую одежду. А потом ему предложили выпить крепкого, нагретого вина со специями.
– Ликур, выпей, полегчает. – Но охотник никак не мог разжать ладони.
– Не могу, руки свело. – В этом не было ничего постыдного, и он легко признался в такой слабости.
– Мужики, разогните ему пальцы, а я кружку суну, – обратился к ватажникам Киарис.
Стоящих рядом охотников упрашивать не пришлось: все они знали, насколько коварно подобное падение в реку, особенно ранней весной. Но вот кружку в руки Ликуру так никто и не подал. Все вино просто пролилось на землю. И только удивленный общий выдох всколыхнул огонь костра.
Из разжатого кулака Ликура в прибрежный песок выпал небольшой, величиной с фалангу мизинца, золотой самородок…
Ад; сектор Бета; кабинет 8-11
Предварительные расчеты оказались верными. От всех моих действий Весы отклонились всего на семь единиц! Вот что значит приступать к делу, предварительно подумав, все взвесив и точно рассчитав. Да, планирование и поиск места, времени и личностей, на которые оказывалось воздействие, было потрачено не зря.
Немного приоткрытое окно в келье. И Гимиас, настоятель церкви Святого Авелия, утром не может разогнуться от разыгравшегося радикулита. Такая малость, а каков итог! Вместо этого умного, ответственного наставника юный герцог Йомский получает в духовники жирную скотину Олиуса, единственным талантом которого были интриги. Во всем остальном этот монах был полным нулем. А на юного Кагра у меня были далекоидущие планы. Пусть малец посмотрит на духовенство с иной стороны, с той, которая пока была ему раньше не видна. А в том, что Олиус доведет Кагра до белого каления, я не сомневался ничуть. И ведь церковники его сами выбрали! Сами, я тут совершенно ни при чем, только форточку немного приоткрыл.
Но помимо того чтобы Кагр вырос в нужного мне правителя, некоторая дискредитация служителей Единого была слишком ничтожным воздействием. Таким малюсеньким камушком, который первым, надеюсь, ляжет в фундамент грядущего постамента завоевателя.
Теперь нужен был уже не камушек, нужна была глыба, на которую герцог мог опереться. Может, сейчас еще этот камушек по имени Маррис и не выглядит непоколебимой скалой, но пройдет совсем не много времени… Я думал, с этим воином придется мучиться больше всего. Но оказалось все намного легче! Он сам из благородного порыва и жажды славы ринулся спасать крестьян от оголодавшего зверя. А тигр и правда оголодал донельзя, что немудрено: как он добычу-то найдет, если я всю живность отгонял с его пути. Потом мне оставалось только столкнуть герцога и баронета. Столкнуть так, чтобы Кагр проникся безграничным уважением к Маррису. А как не уважать того, кто вытащил тебя и полуживого из-под трупа огромного лесного хищника. Кто одной стрелой сделал невозможное – с двухсот метров перерубил шейные позвонки тигру! И стрела эта нашла свою цель без моего участия! Я был готов вмешаться и направить ее, но не потребовалось. Баронет рос настоящей машиной для убийства, а главное, был не обделен и родовым талантом полководца, настоящего военного лидера. Весь в своего отца. Его плечо рядом с Кагром – я многие планы возложил на эту юную пару. Нетрудно догадаться, что при такой встрече сын опального барона был введен в личный круг герцога Йомского. Это еще более ослабит влияние Олиуса на юный ум Кагра, а заодно и общее влияние церковников в ближайшем окружении будущего короля! Да, да, третий сын, ни единого шанса на престол. Бугагашечки. Я встряхну этот гребаный мир! Сейчас я чувствовал себя почти всемогущим.
Я долго искал подходящего лидера, и не зря: Кагр подходил по всем параметрам. Первый кирпичик встал на свое место.
Оставался второй – деньги. Вот тут я очень долго чесал рога и облизывал нос, пока в мою темную голову не пришло воспоминание о любимом писателе юности. О храбрых и сильных, о настоящих мужчинах. Только вот сейчас я прекрасно понимал, что за этими так меня захлестнувшими в юности рассказами была и иная подоплека. Грязь, убийство, предательство, подставы. Ох, Джек Лондон, thanks[2] тебе за твои северные рассказы – моя благодарность. Надеюсь, твоей душе не будет «икаться» от дьявольской признательности.
Такой блестящий план чуть не рухнул от жуткой банальности. У меня не было золота! Понимание этого ввергло в шок. Это как, дьявол – и без золота?! А вот так, мой низкий ранг позволял создавать только золотые обманки, что было совершенно неприемлемо для моих замыслов. Казавшийся таким наглым и простым план по насыщению Бельграна, а точнее, его части – герцогства Йомского, деньгами готов был провалиться, потому что у его инициатора этих денег не было.
Но если средств нет лично у меня, то это не значит, что золота нет на Аркахе! Меня не интересовали, разумеется, золотые монеты у кого-то в сундуках или зарытые клады. Хотя мысль про клады надо записать, вдруг когда пригодится.
Это манящее золото, разумеется, присутствовало на острове. Особенно его было много в заброшенных ходах и шахтах, оставленных в наследство от расы подземников. Те золото не ценили, считая его никуда не годным металлом. В эти ходы люди предпочитали не соваться. Память о подземниках переросла в мифы, легенды, сказки, в основном, надо сказать, жуткие и очень неприятные. Так что при обнаружении выходов на поверхность их штолен люди предпочитали засыпать или завалить входы.
С моими поистине дьявольскими возможностями найти золотую жилу в глубине перекопанных недр острова труда не составило. Но вот эти дьявольские способности никак не могли мне обеспечить добычу этого золота из глубины. Хоть кирку бери в лапы и сам начинай ею махать. А с учетом того, что в истинном облике я появиться в мире не мог, подобная работа грозила затянуться на столетия. Безрадостная перспектива.
С тоской оглядел кабинет. Ну как же так! Вот решение, вот даже это гребаное золото! Все есть, а воплотить свой замысел не могу. С тоской взираю на местного Сизифа – все трудится. Тьфу. Если его припахать на разработку жилы, ничего не изменится, вот если сотня, а лучше две сотни чертей в моем подчинении были бы… Мечтательно облизал нос. Да, это было бы замечательно.
Да, мечтать, как говорится, не вредно, но где я такую трудовую армию найду? Нет, в общем, понятно, конечно, – в аду, где же еще искать чертей. Но кто мне их даст-то?!
– Свериус! – окликаю подчиненного.
– Да, хозяин. – Он с облегчением прервал рубку, благо повод для этого был – разговор с начальством.
– Сколько чертей подчиняется Астриумису?
А что поделать, это единственный дьявол ниже меня рангом, с кем получилось завести какое-никакое, но знакомство.
– Я точно не знаю, – заюлил пятачконосый.
– А мне точно и не надо. Примерно скажи.
– Ну-у-у около ста сотен, хозяин.
Ого, неплохо.
– Продолжай работу.
– Слушаюсь, ваше дьявольство.
Какой-то двенадцатиранговый имеет под своим началом десять тысяч чертей, а у меня всего один! Бесит! И ведь не пойдешь к начальнику с такой просьбой, пошлет куда подальше рога чесать… То-то Астриумис так легко мне отдал Свериуса. Еще бы – потерять одного из ста сотен, тоже мне великий ущерб. Что я могу ему предложить в оплату за пользование тремя сотнями его чертей? А не знаю! «Укуси мой хвост пчела!» Не знаю! В ранге я его повысить не могу, работу его облегчить тоже не в моей власти. Блага какие-нибудь – смешно такое предлагать дьяволу. Но попробовать-то стоит, от неудачной попытки я ничего не потеряю, кроме иллюзорных надежд.