Алексеев Сергей Трофимович. Богатырские фамилии (Рассказы)

   Много партизанских отрядов в лесах Сибири. Много отважных, лихих командиров. Один из них — Нестор Александрович Каландаришвили.
   Бывало, в Сибири впервые услышат фамилию партизанского командира:
   — Не наших кровей мужчина.
   — Не наших краёв фамилия.
   И верно. Не сибиряк — южанин Нестор Каландаришвили. Родился в селе Квирикета в далёкой Грузии.
   С детских лет возненавидел Каландаришвили царские порядки. Не раз хватали его жандармы. Судили. Гноили в тюрьмах. Когда произошла Великая Октябрьская революция, когда и здесь, в Сибири, люди разбились на красных, на белых, взял в руки винтовку Каландаришвили. Пошёл защищать Советскую власть.
   И вот гремит уже слава по всей Сибири:
   — Каландаришвили!
   — Каландаришвили!
   Наводит фамилия страх на белых. Установили они большую награду тому, кто живым или мёртвым доставит к ним партизанского командира.
   Не получилось у них с наградой.
   Подыскали убийцу белые. Наказ убийце: вступить в партизанский отряд. В одном из боёв выстрелить в спину Каландаришвили. Пробрался в отряд убийца. Встретился с партизанами. Не поднялась у него рука. Сам явился к Каландаришвили, чистосердечно во всём признался.
   Не получилось с убийством у белых. Решили поймать партизанского вожака. Снарядили специальный отряд. Как-то партизанским разведчикам удалось подключиться к телефонной линии белых. Взял Каландаришвили трубку.
   — Ну как, напали на след Каландаришвили? — слышит он чей-то голос.
   — Напали, — отвечает Каландаришвили. — Напали. Мало того, тут он, у нас в руках. Ждите, сейчас выезжаем.
   Ждут белые офицеры. И верно — явился к ним Каландаришвили. Вошёл в дом:
   — Руки вверх! Сдавайтесь! Я — Каландаришвили.
   Отважен, решителен Каландаришвили. Гремит о нём слава по всей Сибири:
   — Наших кровей мужчина!
   — Наших краёв фамилия!

НЕ ОШИБСЯ

   Всё громче в войсках у белых:
   — Не страшны нам морозы.
   — Не страшны нам просторы.
   Кто же страшен?
   — Партизаны!
   В крестьянской семье Сизовых родился сын. По обычаю отцовскому, дедову, решили его крестить. Церковь и священник далеко. Ехать без малого двадцать вёрст.
   Дорога то лесом идёт, то полем, то влезет петлей на взгорок, то снова глухоманью, низиной тянется.
   Зима. На санях двинулись в путь крестьяне. Едут и кум, и кума, и сватья, и сват, и сестра, и брат, и бабка, и дед, и тёща, и тесть, и ещё человек пятнадцать. Четверо саней — полно в них народу. Кто помоложе, рядом бегут на лыжах.
   Растянулся торжественный поезд.
   Прибыли в церковь. Окрестил новорождённого батюшка. Взял, опустил в купель. Вот и всё — младенец теперь под защитой бога считается.
   Повернули домой крестьяне. Бегут лошадёнки. Едут и кум, и кума, и сватья, и сват, и сестра, и брат, и бабка, и дед, и тёща, и тесть, и ещё человек пятнадцать. Кто помоложе — бегут на лыжах.
   В это же время той же дорогой отступала колонна белых.
   Среди белых солдат Филимон Косой. Знают солдаты — кругом партизаны. Неуютно солдатам в лесных просторах. Косит глазами Косой направо, косит глазами налево. Кусты, сугробы пронзает взглядом.
   Смотрел он, смотрел и высмотрел:
   — Партизаны!
   Смотрят белые. Из-за сосен и кедров выходят сани. Людей в санях много. А рядом ещё на лыжах.
   Дорога лесная, узкая. Слева и справа снега, сугробы. Впереди партизаны, рассуждают белые, и сзади, видать, партизаны, рассуждают белые. Глаза велики у страха. Ясно белым — попали в засаду.
   — Братцы, спасайся! Бросай оружие! — завопил Косой.
   Белые словно только команды ждали. Побросали винтовки на снег. Подняли руки.
   То-то поражались и кум, и кума, и сватья, и сват, и сестра, и брат, и бабка, и дед, и тёща, и тесть, и все остальные гости.
   Подобрали они винтовки. Как дрова, уложили в сани.
   А здесь подоспел и настоящий партизанский отряд.
   Взяли в плен партизаны белых.
   Вместе с другими в плену Косой.
   — Вот так ошибся! Как обознался?!
   — Не ошибся, не ошибся, — ему в ответ. — Вся Сибирь стала одним партизанским краем.

«ЭЙ, СТАРЫЙ! ЭЙ, ЛЕШИЙ!»

   Затерялось в сибирских просторах село Рассказовка. А недалеко от Рассказовки второе село — Бобровка.
   Действовал в этих местах партизанский отряд.
   Напали как-то на Рассказовку колчаковцы. Хотели расправиться с партизанами. Никого не застали. Подпалили Рассказовку.
   Из Рассказовки двинулись в Бобровку. Идут, идут. Не появляется что-то Бобровка. Прошло ещё какое-то время. По-прежнему нет Бобровки.
   Ясно колчаковцам — сбились где-то они с пути, заблудились.
   Повезло колчаковцам. Вышли колчаковские солдаты к лесной сторожке, к дому лесника Фёдора Степановича Гуляева.
   — Эй, старый, далеко до Бобровки?
   Посмотрел на солдат лесник. Ясно — белые.
   — Так ведь дорогой какой идти. Болота кругом, трясины.
   — Короткой дорогой, короткой! — кричат белые. — Собирайся, веди!
   Собрался лесник. Палку свою неразлучную взял. Седьмой десяток идёт Гуляеву.
   Идут они лесом, пробираются сквозь чащобы. Тут обойдут болото, там обогнут трясину. Гуськом, еле заметными тропками движутся.
   — Скоро? — кричат колчаковцы.
   — Скоро, — отвечает Гуляев.
   Прошло какое-то время.
   — Скоро?
   — Совсем уже скоро. Вот тут ещё с горки, потом на горку. Потом влево, потом направо.
   Шагают, идут колчаковцы. И вдруг:
   — Эй, стойте! А где же старик?
   Остановились. Нет старика. Не видно.
   — Эй, старый!
   — Эй, леший!
   Не отзывается провожатый.
   Оказывается, поступил Гуляев так же, как когда-то знаменитый Иван Сусанин. Завёл он врагов в болото, в дремучий-дремучий лес.
   Пришёл после этого старик в село Бобровку. Встретил здесь партизан. Обо всём рассказал. Собрались партизаны. Окружили в лесу колчаковцев. Уничтожили весь отряд.
   За свой подвиг Гуляев был награждён орденом Красного Знамени.
   Вскоре после разгрома Колчака Фёдор Степанович Гуляев попал в Москву. Прибыл сюда ходоком от крестьян Сибири. О Гуляеве — сибирском Сусанине знал Владимир Ильич Ленин. Принял Гуляева Ленин.
   Долго они беседовали. О сибирских людях, делах, лесах. Заговорили и о Колчаке.
   — Приказал долго жить Колчак, — сказал Гуляев.
   — Приказал, приказал, — улыбался Ленин. — Значит, наша взяла. Значит, сила наша.
   Прощаясь, Владимир Ильич подарил Гуляеву боевую шашку в серебряных ножнах.
   Вернулся старик в Сибирь, в родную Бобровку. Послушать Гуляева собирались люди за много вёрст. Рассказывал Гуляев про встречу с Владимиром Ильичём. Боевую шашку из ножен вытаскивал.
   Не расставался Гуляев с шашкой. Всюду носил с собой.
   — Ношу при себе, — говорил старик. — Вдруг как новый Колчак объявится!

ГЕНЕРАЛЬСКАЯ ШУБА

   Разбили красные белых у Тобола, у Ишима. Взяли города Тобольск, Ишим. Пошли к городу Омску.
   Не было у колчаковских генералов больших побед. А вот генерал Римский-Корсаков отличился. Выиграл он сражение.
   Дело было так. К Омску красные подошли стремительно. Не ожидали так скоро их колчаковцы, хотя и не верили, что удержат Омск. Стали отводить из Омска свои части. Увозить военное снаряжение.
   Так было и в тот день. Генерал Римский-Корсаков ехал в санках в присутствие. Был он генералом по хозяйственной части. Быстро бежит рысак. Шуба богатая на генерале. Папаха на голове.
   — Эй, сторонись, эй, берегись, его высокоблагородие едет!
   Мчит генерал. Видит: стоит группа военных. Ясно — солдаты. Поравнялись санки с солдатской группой. Не заметили солдаты генерала. Не вытянулись в струнку. Не отдали честь.
   — Разболтались! — вскипел генерал.
   Остановил он санки.
   — Ах вы такие, сякие, этакие! — гневается генерал на солдат.
   Распекает генерал Римский-Корсаков солдат, а те улыбаются.
   «Что такое?! Бунт?!» — хотел крикнуть генерал. Присмотрелся — да это же красные.
   Да, это были красные. Брянский полк. Преодолели брянцы за сутки сто километров. И вот уже в Омске.
   Вытряхнули бойцы генерала из санок. Вытряхнули из шубы. Сняли с головы генеральскую папаху. Папаху и шубу отправили в дар караульным. Самого генерала — в штаб.
   Не так обидно генералу Римскому-Корсакову, что в плен его взяли, как жаль, что лишился папахи своей и шубы. В штабе у красных первым делом твердит:
   — Шуба! Папаха! Отняли! Без права!..
   Был напористым генерал. Не зря по хозяйственной части. Такого наделал шума.
   Смешно красным командирам смотреть на белого генерала. Белые Омск оставили. Не сегодня-завтра вообще конец белым. А этот твердит о шубе. Однако сказали красные командиры:
   — Верните шубу.
   — И папаху, — не отступается генерал.
   — И папаху, — распорядились в штабе.
   Стали искать генеральскую шубу. Выяснилось, ушли уже дальше брянцы из Омска.
   — Не по-советски со мной поступили, — твердит генерал. — Не по-советски.
   Вот же шельмец!
   Посмеялись красные командиры. Однако распорядились оплатить ему и папаху и шубу.
   Победил генерал. Выиграл он сражение.

ПРОДЕЗИНФИЦИРОВАЛ

   Строг командарм Тухачевский. Порядок любит. Знает: рядом с порядком идут победы.
   Столицу Колчака — город Омск освободили дивизии, входившие в армию Тухачевского. Много здесь разных трофеев красным войскам досталось. Богатые склады. Сотни вагонов со снаряжением, с боеприпасами. Тысячи пленных. Тысячи раненых.
   В отступающей армии Колчака ещё с Урала начал свирепствовать тиф. Болезнь эта тяжёлая, изнуряющая, заразная. Тиф стал грозить и армии Тухачевского.
   Энергичен Тухачевский, сразу принял срочные меры. Заработали на полную мощность бани. Были созданы специальные отряды по стирке белья. Появились дезинфекционные камеры. Дивились красноармейцы чудному слову: дезинфекция!
   — Поголовная, — требовал командарм.
   Заулыбались те, кто знал Тухачевского:
   — Продезинфицирует нас Тухачевский, продезинфицирует.
   И верно.
   Явился как-то Тухачевский в какую-то нестроевую команду. Обратился к начальнику:
   — Бойцы помыты?
   Оказалось, давно не мыты.
   — Бельё свежее?
   Оказалось, десятой свежести.
   — Одежда продезинфицирована?
   Оказалось, что пока ещё тоже нет.
   Вызвал Тухачевский к себе начальника. Двери были закрыты. О чём он с ним говорил, как говорил — никто не услышал. Только вышел от командарма начальник краснее рака.
   Кто-то бросил:
   — Продезинфицировал!
   С этого и пошло.
   Провёл Тухачевский проверку складов. Выяснил: то не учтено, то не записано, что-то и вовсе пропало со складов. Вызвал Тухачевский складских работников. Двери были закрыты. О чём говорил, как говорил — неизвестно. Только вышли те, как помидоры, красные. Смеются другие:
   — Продезинфицировал их Тухачевский!
   Быстро взяли красные дивизии Омск. Проявили командиры и бойцы воинский пыл и дерзость. Однако нашлись и такие, кто зазнался теперь от победы. Грудь с излишним проворством выпятили.
   Вызвал Тухачевский к себе командиров. Двери были закрыты. О чём говорил с командирами, как говорил — неизвестно. Однако вышли от Тухачевского командиры, как кумач первомайский, красные.
   Расходятся командиры.
   — Ну как?
   Насупились командиры. Молчат. Ясно и так по лицам. Продезинфицировал Тухачевский.
   Строг Тухачевский. Порядок любит. Знает: рядом с порядком идут победы.

ЭСМИНЕЦ

   Попал матрос в кавалерию. Неуютно ему без моря. Назвал скакуна «Эсминец».
   Вот что из этого получилось. Сражались наши в те дни как раз с Колчаком на Каме. Пробрался от белых к красным однажды лазутчик. Потёрся среди бойцов. Вдруг слышит, кто-то сказал: «Эсминец».
   Вернулся к своим солдат. Доложил: мол, к красным на Каме пришёл эсминец.
   — Как эсминец? Откуда эсминец? На Каме эсминец!
   Клянётся, божится лазутчик:
   — Своими ушами слышал.
   Для пущего веса даже приврал, что видел.
   Доложили белые по команде от младшего к старшему, что на Каме появился у красных эсминец.
   — Эсминец?! — поражался каждый из старших.
   — Эсминец, так точно, — докладывал каждый из младших.
   Пошло среди белых гулять про эсминец. Даже до Колчака дошло.
   — Эсминец? — спросил Колчак.
   — Эсминец!
   Усомнился Колчак в эсминце. Не зря моряк. Не зря адмирал. Эсминец большой военный корабль. Предназначен для океана, для моря. Как же эсминец и вдруг на Каме?!
   — Перепроверить! — грозно сказал Колчак.
   Однако оттеснили наши белых уже от Камы. Так и осталось для всех неясным, был ли на Каме тогда эсминец.
   И вдруг. Было это уже на Иртыше, на Ишиме. Снова к красным пробрался лазутчик белых. Покрутился, потёрся среди бойцов. Слышит, кто-то сказал: «Эсминец».
   Помчался к своим лазутчик:
   — Эсминец у красных! Эсминец у красных!
   — Как эсминец?! Здесь на Иртыше?! Здесь на Ишиме?!
   — Эсминец! Эсминец! — твердит лазутчик.
   Вновь полетела весть об эсминце от солдата к солдату, от роты к роте. Вновь к самому Колчаку добралась.
   — Эсминец?
   Задумался Колчак. Неужели северными морями прибыл сюда эсминец?
   — Перепроверить! Доложить! — приказал Колчак.
   Не успели, однако, белые перепроверить. Отступил поспешно Колчак с Иртыша, с Ишима.
   И в третий раз про эсминец Колчак услышал. Пытались удержаться белые на Оби. И вдруг:
   — Эсминец! Эсминец!
   — Здесь на Оби эсминец?!
   — Эсминец! Эсминец! — твердят солдаты.
   Вот какая история с лошадиным именем получилась.
   Сокрушался потом матрос:
   — Эх, если б знал… Эх, если б знал, назвал бы коня «Дредноут».

ЭТИКЕТ

   Всё хуже дела в колчаковской армии. Всё ниже и ниже солдатский дух.
   Решили офицеры поднять у солдат настроение. В это время при колчаковской армии находился английский генерал Альфред Нокс. Вот и решили офицеры пригласить английского генерала к солдатам. Пусть выступит перед ними заморский гость. Пусть слова одобрения скажет.
   Объясняют офицеры солдатам про этикет, то есть про то, что нужно вести себя при встрече с гостем культурно и вежливо. Говорят солдатам: мол, любят в Англии этикет. Напоминают, чтобы солдаты громко кричали «ура!» генералу.
   Выступил генерал Нокс перед солдатами. Говорит по-английски. Переводят солдатам его слова.
   — Вы слава России!.. Вы гордость России!.. Не забудем! Поможем! летят слова.
   Распалился генерал Нокс. Гудит, как набатный колокол. За пятерых старается.
   Стоят солдаты, слушают. Не повышается что-то солдатский дух.
   Вновь генерал слова, как шары, бросает:
   — Весь мир на вас смотрит. Орлы! Герои!
   Стоят солдаты, слушают. Не повышается что-то солдатский дух.
   Закончил Нокс своё выступление.
   — Ура! — закричали офицеры. Повернулись к солдатам: мол, помните про этикет.
   — Ура! — прокричали солдаты.
   Вновь взмахнули рукой офицеры.
   — Ур-ак! — прокричали опять солдаты.
   — Ур-ак!
   Что такое? Прислушались офицеры повнимательней.
   — Дур-ак! — голосят солдаты.
   Прислушался и сам генерал Нокс. Повернулся к колчаковским офицерам:
   — Что такое?
   Покраснели белые офицеры:
   — Приветствие, ваше превосходительство. По русскому обычаю. Знаменитое русское «ура!».
   Хоть и англичанин генерал Нокс, хоть и русский язык для него нелёгок, однако всё же слово «ура» со словом «дурак» различить сумел. Не спутал.
   Различил. Не спутал.
   Однако не подал вида. Промолчал. Не взорвался. Выдержал этикет.

РАЗВЯЗКА КОМЕТОЙ БЛИЗИТСЯ

   Красная Армия стремительно шла вперёд. К концу 1919 года были освобождены Новониколаевск, Томск, на Алтае Бийск.
   Сотни и сотни километров сибирской земли остались у красных позади.
   Красные полки подходили к Енисею, к городу Красноярску.
   Под Красноярском и произошла последняя крупная битва.
   Красные бойцы и сибирские партизаны нанесли здесь сокрушительный удар Колчаку.
   Одних только белых солдат было взято в плен около 60 тысяч.
   — 60 тысяч! — поражались бойцы.
   — Это не рота тебе, не взвод.
   — Это тебе ого-го, если в ряд эти тысячи станут.
   200 орудий пленили красные.
   И снова бойцы поражались:
   — Это не два, не три.
   — Это если все двести стрельнут!
   Среди пленённых белых солдат был и Кирьян Кудимов. Добровольно он сдался в плен.
   Из местных сибирских крестьян Кудимов. Немолод уже. В годах. Заговорили с ним наши бойцы.
   — Что же ты, борода, на своих же пошёл?
   — Так ведь Колчак, — говорил Кудимов. — Так ведь приказ.
   Короче, запуган белыми был Кудимов.
   Снова с вопросом к нему бойцы:
   — За что ж ты сражался, скажи нам, Кирьян Кудимов.
   Задумался Кудимов. Почесал пятернёй за ухом.
   — За Расею!
   Рассмеялись бойцы. Ясно: не только не очень храбр, к тому же не очень разобрался во всём Кудимов.
   Снова к нему с вопросом:
   — Почему же ты сдался в плен?
   Снова солдат задумался. Думал, думал, сказал, что думал:
   — Так ведь в плену надёжнее.
   Ясно без слов — не боец Кудимов. Ветром задуло его к Колчаку. Ветром теперь и выдуло.
   Немало таких, как Кудимов, оказалось в войсках Колчака.
   Всё хуже, хуже дела Колчака. Развязка кометой близится.

СКУРИЛСЯ, СНОСИЛСЯ

   Перед сном адмирал Колчак любил раскладывать пасьянс.
   Возьмёт две карточные колоды, потрёт руки, отодвинет всё со стола, уставится в двойки, пятёрки, в тузов, королей и дам.
   Переживал Колчак, если карты вдруг не сходились. Мрачнел, начинал сердиться. Хотя и считался человеком не нервным, выдержанным.
   Верил он в карты, не верил — трудно сейчас сказать. Карты есть карты. Сбывалось порой у него по картам. Однако чаще бывало мимо.
   Когда разгорелись бои под Уфой, к удаче ложились карты. А кончалось чем? Был бит под Уфой Колчак. Подшутили, выходит, карты. Пришлось бежать Колчаку к Уралу.
   Когда сражались войска за Челябинск, снова карты успех сулили. А кончилось чем? Бит под Челябинском был Колчак. Покатился в Сибирь с Урала.
   Когда сражался Колчак за Омск, за город Омск, как за спасательный круг во время бури морской хватался, снова надежду внушали карты. А кончилось чем? Красные ветром ворвались в Омск. Как лист осенний, покатился «верховный» дальше.
   Разбиты войска Колчака. Всё в прошлом. Всё в прошлом.
   Бросил «верховный» остатки армии. Едет в штабном вагоне. В дальнем углу — икона.
   Вот и сейчас он сидит за картами. Уставился в двойки, пятёрки, десятки, в тузов, королей и дам.
   Ожидает, что карты скажут…
   Мучает мысль Колчака: что недодумал, в чём просчитался?
   — Мало казнил народу.
   Удирает Колчак, а следом летит частушка, та самая, про правителя омского, мундир английский, про табак японский. Мотив всё тот же. Слова другие:

 
Мундир сносился,
Погон свалился,
Табак скурился,
Правитель смылся.
 

   Не уехал Колчак далеко. Задержали его в пути. Привезли в Иркутск. Приговорили к расстрелу. Вывезли в поле. Прозвучала команда. Поднялись винтовки. Грянули выстрелы. Кончил жизнь и разбой адмирал Колчак.

ЗОЛОТОЙ ЗАПАС

   Вместе с адмиралом Колчаком на восток двигалось два эшелона. Эшелоны большие, гружёные.
   На каждой остановке Колчак интересовался:
   — Как эшелоны?
   — В полной сохранности, ваше высокопревосходительство.
   Эшелоны находились под надёжной охраной. Двери у вагонов были запломбированы. Даже паровозные команды не знали, что везут они в эшелонах. Даже солдаты, охранявшие эшелоны, не знали, что находится в вагонах.
   Не давали эшелоны Колчаку покоя:
   — Как эшелоны?
   — Где эшелоны?
   Перепроверял Колчак. На каждой остановке в окно выглядывал. Верно, не отстают от Колчака эшелоны.
   Много километров прошли эшелоны. Омск, Красноярск. Станция Зима. Станция Тайга. Прибыли эшелоны и на станцию Нижнеудинск. Здесь и закончился путь вагонов.
   Именно на станции Нижнеудинск схватили адмирала Колчака революционные отряды. Вместе с Колчаком были задержаны и загадочные эшелоны.
   Вскрыли первый вагон. В глазах от богатств рябит. В вагонах находилось золото.
   Вскрыли второй вагон. И в этом вагоне золото. И в третьем, и в пятом, в десятом. И во втором эшелоне тоже.
   В вагонах находился золотой запас. Золотое богатство Советской Республики.
   Более года тому назад, когда враги наступали, золотой запас рабоче-крестьянского государства был захвачен белыми генералами. Теперь Колчак пытался увезти его за границу. Не увёз. Не получилось. Схвачен Колчак. Задержаны эшелоны.
   О том, что золотой запас возвращён Советскому государству, тут же сообщили в Москву товарищу Ленину.
   В сообщении говорилось: в надёжных руках запас, в наших, в рабочих руках, в крестьянских.
   Известие важности чрезвычайной. Доволен товарищ Ленин телеграммами с востока: и Колчак разбит, и золотой запас возвращён народу.
   — Золотой, золотой, — проговорил Владимир Ильич. О чём-то задумался.
   — Так точно — золотой, — не удержался кто-то из помощников, находившихся в кабинете Владимира Ильича.
   — Золотой, — повторил Ленин. Повернулся к помощникам: — Революционные рабочие, революционные крестьяне, бесстрашные бойцы Красной Армии — вот он наш золотой запас. Золотой, бесценный запас Советской Республики.

Глава третья
«ЗДРАВСТВУЙТЕ» и «ПРОЩАЙТЕ»

ЗНАКОМЫЙ

   Весной 1919 года, в те дни, когда с востока на Советскую Россию шёл адмирал Колчак, с запада против рабоче-крестьянской власти бросил свои войска генерал Юденич.
 
   На запад от Петрограда находились два боевых участка: Нарвский и Псковский. Нарвский — севернее, Псковский — южнее.
   Между Нарвой и Псковом — два больших озера: Псковское и Чудское. На берегу Чудского озера — город Гдов.
   В этих местах и закипели бои с Юденичем. Отсюда и повёл генерал Юденич белую армию на Петроград.
   Первый удар белые нанесли на Нарвском участке. Мало здесь было наших войск. Небольшие части стояли заставами.
   Одна из таких застав расположилась в деревне Гавриловской. Квартировали бойцы по сельским избам.
   Служил на заставе красноармеец Антиох Попонов. Доволен такой жизнью Попонов:
   — Тихо у нас. Далеко Колчак. Весна. Благодать. Словно зеркало речка Плюса.
   Вот и в тот день.
   Бежит Попонов на речку Плюсу. Встретил бойца у Плюсы. Поразился. Боец — незнакомый. Потом подумал: с соседней, видать, заставы.
   Спрашивает:
   — Из Нивы? (В селе Нива стояла соседняя застава.)
   — Так точно, — боец ответил.
   Даже имя своё назвал, даже назвал фамилию — Гавриил Уваров.
   Разговорились они с Уваровым.
   — Тихо у нас, — начинает Попонов. — Весна. Благодать. Словно зеркало речка Плюса.
   Посмотрели оба на речку Плюсу.
   — Благодать, — произнёс Уваров.
   Расстались они с бойцом. А ночью, было это в ночь с 12 на 13 мая 1919 года, снова встретились.
   В мае тут ночи короткие-короткие. Почти не бывает ночи. Так и в эту майскую весеннюю ночь. Последней оказалась она для Попонова.
   Стоял Антиох Попонов в карауле. Смотрит, по мосту через Плюсу переходит отряд бойцов.
   — Чего это вдруг ночью? — рассуждает Попонов. — Может, не наши?
   Хотел было дать тревогу. Нет, смотрит, наши. Одежда красноармейская.
   Вновь на какой-то момент заколебался:
   — А может, всё же не наши?!
   Тут и увидел Гавриила Уварова.
   — Наши, наши! — доволен Попонов. — Мой знакомец из Нивы… Гавря! кричит. — Гавря! Уваров!
   И вдруг развернулся Уваров, поднял винтовку и всадил пулю в Попонова. Не знал Попонов, что Уваров был белогвардейским разведчиком, что привёл он с собой переодевшихся в красноармейскую одежду белых солдат.
   Поднялись красные бойцы по боевой тревоге. Вступили с белыми в бой. Однако сила не у красных была — у белых.
   Пришлось отступить из Гавриловской красноармейцам. И из Нивы они отступили. Прорвали белые оборону на речке Плюсе, прорвали в других местах.
   Пошёл на восток Юденич.

ПАРАША И ПАВЛА

   Южный берег Финского залива. В Финском заливе есть свой залив Нарвский. 14 мая 1919 года в Нарвский залив вошли корабли белых.
   Крутились девчонки Параша и Павла на берегу залива. Вдруг — корабли.
   — Корабли! — кричит Павла.
   — Корабли! — кричит Параша и от радости бьёт в ладоши.
   Прыгают девчонки:
   — Корабли!
   — Корабли!
   Подходили как-то уже корабли. Повезло тогда Парашке и Павле. Покатали на лодке по заливу их красные моряки. До кораблей и обратно.
   — Корабли! Корабли! — радуются девчонки. — Может, будет опять катание.
   Смотрят подружки — спускают с кораблей лодки.
   — Лодки! Лодки! — кричат девчонки. Ясно подружкам — готовься к катанию.
   Приближаются к берегу лодки. Много почему-то лодок. В каждой сидят военные.
   Тихо кругом. И вдруг загремели на кораблях орудия. Полетели снаряды. Ударили в берег. Разбили снаряды красноармейский пост Сан-Галли.
   Бегут Параша и Павла. От разрывов спасаются.
   Задыхается от быстрого бега Параша. Она меньше Павлы.
   — Быстрей, быстрей! — подгоняет подружку Павла.
   — Ой, не могу, ой, не могу! Ой, страшно!..
   — Быстрей, быстрей! Нам лишь бы в дом — там крыша.
   Примчались подружки в родную деревню. Бросились к Павле в дом.
   И вдруг ударили орудия по их деревеньке. Один из снарядов попал в Павлин дом.
   Качнулись стены. Рухнула крыша.
   Спасла девчонок от смерти удачно осевшая балка. Разобрали люди брёвна. Смотрят, под балкой Параша сидит и Павла.
   Случайно, конечно, они уцелели.
   — Долго жить вам, — сказали люди.
   Ко многим в их деревеньке ворвалось горе. Не пощадили других снаряды.
   Здесь, в Нарвском заливе, белогвардейцы высадили десант. И в других местах сошли на берег войска Юденича. И в других местах вели корабли огонь.