- Ваш знакомый, Зямщиц, давно работает на нас, и не случайно сразу же по приезде в Москву привозил вас на дачу к моему руководству, после чего я получил задание арестовать вас. Нет, я не собираюсь вести длинные дискуссии, перевербовывать, убеждать. Вы же человек опытный, искушенный и прекрасно осознаете, что потерпели полный провал. И теперь есть смысл поговорить на другом языке, на языке профессионалов. - Я вас не понимаю,- без малейшего напряжения проронил кастильский миссионер. - А напрасно!- пожалел полковник.- Должно быть, вам известно, что случилось в России с вашими предшественниками? - Не понимаю, о чем вы говорите. - Хорошо, объясню. Известный вам Джонован Фрич бесследно исчез на территории Северного Урала вместе с вертолетом. Его сын,- Арчеладзе положил фотографии перед Каузерлингом,- оказался, говоря по-русски, молодым балбесом, бабником и очень скоро попал в наши руки. Должно быть, вам известно, какие инквизиторы работают в КГБ? Мальчик сломался после нескольких допросов, и мы его скоро отпустили на волю. А ему тут же надели струну на шею, от гавайской гитары. Видите на снимке? Он видел, хотя прикидывался, что фотографии его не интересуют. И знаком был с этим способом ритуальной казни, потому что на холеном лице постепенно таял румянец. Возможно, он не знал, что спецслужбам известно о ритуальных убийствах Легионом своих проштрафившихся миссионеров с помощью гитарной струны. И это было немудрено, поскольку об этом знал пока что один Арчеладзе... Полковник допускал, что из конспиративных соображений каждого нового миссионера не посвящают в перипетии судьбы предыдущего. Так было принято во многих разведках мира, когда по каким-либо причинам меняли резидентов. Не исключено, аналогичное правило существовало и у них. Однако фамилия Фрич ему была не просто знакома, Каузер-линг знал эту семью, ибо вслед за растаяв-шим румянцем здорового, жизнерадостного человека появилось навязчивое движение глаз - чуть вправо, туда, где веером лежали снимки задушенного Кристофера. Арчеладзе вынул пакетик с нейлоновыми струнами и бросил его на стол с левой стороны от миссионера. - Видите ли, господин Каузерлинг,- продолжал он,- в России на протяжении многих лет существовал Коминтерн, так сказать, учебник, по которому наши спецслужбы изучали международную деятельность вашей организации, ее цели, задачи, методику работы... Но все меняется в этом мире, время требует развития и усовершенствования, новой символики и ритуалов. Вот и эти струны появились не так давно. Насколько помню, в недалеком прошлом было принято именитым жертвам отсекать головы, не так ли? А еще раньше травить ядом, использовать кинжал определенной формы... - Что вы хотите от меня?- заметно взволновался миссионер.- Что вам нужно? Я въехал в вашу страну на законных основаниях, законов не нарушал... - Да в общем-то лично от вас мне ничего не нужно,- пожал плечами Арчеладзе.- Действительно, нарушений не зафиксировано и мы вынуждены вас отпустить. - Отпускайте! В чем же проблемы? Полковник выложил перед ним газету с объявлением о концерте Кристофера Фрича в Доме культуры завода "Рембыттехника". И сразу отметил: Каузерлинг отлично знал русский язык! - Я бы отпустил,- с сожалением вымолвил Арчеладзе.- Но в газетах может появиться вот такое объявление... Вам перевести текст? - Меня это не интересует,- спохватился он и отбросил газету.- Я требую освобождения! - Ради Бога! Ступайте на все четыре стороны. Только есть полная гарантия, что окажетесь в мусорном баке со струной на шее. - Почему я должен быть... со струной на шее?- возмутился он. - А потому, что попали в руки иезуитов из КГБ, известного на весь мир своими зверствами при допросах. Ведь так же говорят о нас? Попали в руки и признались во всем. Выдали все свои замыслы, с которыми пожаловали в Россию. Нарушили свои клятвы и обычаи... - Я не могу выдать того, чего не знаю! За кого вы меня принимаете? - Как же, господин Каузерлинг? А это что?- полковник бросил миссионеру несколько рекламных газет с объявлением.- Откуда мне стали известны такие подробности об эликсире любви, о фирме "Валькирия"? Вам нужен перевод? Или справитесь сами? Он читал быстро, бегло, и потому несколько раз возвращался к началу - не мог что-то уяснить... - Я... не давал такой рекламы!- наконец сказал миссионер.- Это провокация! - Абсолютно верно, провокация,- согласился полковник.- Объявление инспирировано российскими спецслужбами... Но откуда мы получили такую информацию? Из какого источника? Каузерлинг вскинул тяжелые, потемневшие глаза. - Вы действительно... иезуит! - А у кого учился? По каким учебникам?Арчеладзе ухмыльнулся.- Кое-что устарело в них, но принципы - вечны: разделяй и властвуй. Мы унаследовали вашу школу. Конечно, несколько отстали в развитии, не поспеваем за временем, но зато обогатили ее своими, русскими качествами. Например: тяжело в учении - легко в бою, бей врага его же оружием... - Что вы намерены предпринять?- вдруг успокоившись, спросил Каузерлинг.Предупреждаю: никаких показаний я не дам! - А я и не жду! К тому же ничего нового все равно не услышу. Поэтому сейчас вам завяжут глаза, отвезут и отпустят возле гостиницы "Россия". Вас давно ищут по всей Москве, и мое руководство решило освободить, пойти навстречу вашим друзьям. Надеюсь, перед ними будете так же откровенны, как и передо мной. Арчеладзе вручил ему на память рекламные газеты и передал его в руки Воробьева. Прежних возможностей наблюдения за объектом, так чтобы водить круглосуточно и всюду, теперь не было, однако полковник рассчитывал, что с Каузерлингом расправятся быстро - с Фричем долго не канителились, и потому отпустил приманку под присмотром бойцов Кутасова. Он не ждал клева крупной рыбы: если новому миссионеру вынесли смертный приговор, то появится сообщение в газетах об очередном концерте на струнных инструментах, затем придут исполнители - легионеры в кожаных плащах - и хладнокровно задушат жертву. После этого каждый из них должен получить по стреле и отправиться по мусорным контейнерам Москвы. Интернационал не терпел провалов, тем более не прощал измены и судил своих по малейшему подозрению в прямом или косвенном пособничестве врагу. Коминтерн без колебаний отдавал под Сталинский топор, на первый взгляд, совершенно безвинных людей и организовывал им всеобщую анафему, тогда как иных, наоборот, спасал, и никто не мог этому помешать. Миссионеру Троцкому позволили беспрепятственно выехать из России вместе со всеми архивами и немалыми ценностями. Неуправляемый, хотя и воспитанный на идеях интернационализма, Сталин не посмел помешать ему и в бессилии лишь поливал своего противника грязью. А великий идеолог "перманентной революции" тем временем сеял семена своих идей в Южной Америке, но стоило ему слишком возомнить о себе и отклониться от тогдашнего курса, как тут же получил альпенштоком - в то время еще не давили струнами. Арчеладзе верил в неотвратимость наказания - иначе бы Интернационал давно раскололся, измельчился на тысячи партий, течений и сект, как бывало со всеми международными либеральными организациями. Однако, похоже, старые учебники не очень-то годились для нового времени: отпущенный на волю Каузер-линг безбоязненно поселился в той же гостинице и стал приводить себя в порядок после десятидневной отсидки. Тем временем загородную фирму "Валькирия" осаждали в буквальном смысле. Раскаленные от звонков телефоны были отключены, но вокруг стояло около двухсот машин, и это были не просто желающие изведать эликсира любви, а, судя по разговорам и поведению, многочисленные и враждующие между собой бандитские группировки. Получилось так, что эта совместная фирма выпала из их поля зрения, оказалась ничьей, без "крыши", никому не платила дань,- в нынешней России такого не допускалось. Тут же, оценив высоту заборов, систему охраны "бесхозной" Валькирии, опытный глаз определил, что за всем этим - золотое дно, Клондайк: при нынешней открытости общества нетрудно было навести справки, что здесь еще недавно располагался сверхсекретный Институт, специализирующийся на поисках кладов. Казалось бы, новому миссионеру не могло быть прощения: трудно, или даже невозможно, было доказать его вину, выдачу секретов той же фирмы "Валькирия", однако сам факт пленения и наделавшая шуму реклама в газетах несомненно компрометировали Каузерлинга, открывали его второе лицо, и, по логике вещей, смертный приговор был неотвратим. Миссионер же преспокойно жил в гостинице, практически без охраны ездил по Москве и налаживал связи с фирмами, торгующими полиграфическим оборудованием. Арчеладзе ни на секунду не сомневался в истинной деятельности гостя из Кастилии, но он сделал для себя неожиданное открытие - матерый, вероятно, проверенный в деле миссионер имел право оставаться живым, даже если прошел через руки спецслужб и был раскрыт. По сравнению с молодым, хотя именитым своим предшественником, он обладал иммунитетом и особыми полномочиями. А через трое суток его пребывания на свободе открылось еще одно обстоятельство, заставившее полковника пересмотреть свои прежние выводы. Бандитские кланы, собравшись под крепостными стенами "Валькирии", вели себя так, как стая волков над единственным беззащитным ягненком. Они не собирались штурмовать фирму, хотя насмерть перепуганная охрана день и ночь сидела с пулеметами на чердаках и сторожевых вышках; крутые бритоголовые русские мужики с золотыми цепями на крепких шеях угрожали оружием только друг другу, поскольку никак не могли поделить меж собой золотого тельца. Назревала кровопролитная разборка - место в Подмосковье было подходящее для войны, отдаленное и глухое, к тому же милиция к таким крупным тусовкам и на выстрел не приближалась. Паханы, сойдясь на майдане, никак не могли договориться, и обстановка нагревалась с каждым часом. Многочисленные шайки кое-как разобрались по интере-сам и территориальной принадлежности, таким образом создав две враждующие стороны. Братки уже в открытую разгуливали с автоматами, обряжались в бронежилеты, делились патронами, ручными гранатами, потягивали "смирновскую" и ширялись героином. И вот в самый критический момент, когда схватка казалась неизбежной, в обоих лагерях противников сначала возник глухой и маловразумительный ропот, затем злобное и бессильное недовольство. А через несколько минут братва попрятала оружие, расселась по машинам и, обгоняя друг друга, умчалась в сторону столицы. Отслеживая ситуацию возле "Валькирии", Воробьев от такого оборота пришел в недоумение - вести радиоперехват он не мог, а создавалось полное впечатление, что паханы противостоящих сторон получили то ли команду по радио, то ли весьма серьезное предупреждение. И в самом деле, спустя полчаса с разных сторон к стенам фирмы "Валькирия" внезапно выдвинулся многочисленный эмведэшный спецназ, поддерживаемый БТРами и плотными цепями ОМОНа, а в воздухе начал барражировать "крокодил" - пятнистый военный вертолет с ракетными подвесками. Закованные в броню и сферические каски, вооруженные до зубов бойцы встали под стенами и выставили боевую технику, взяв в кольцо всю территорию фирмы. Это могло означать, что Великая тройка по собственной инициативе приняла "Валькирию" - фирму Интернационала - под свою "крышу". Триумвират очень хотел быть нужным "новому мировому порядку", поскольку тем, кто имел с ним связь, и будет принадлежать власть в России. И Арчеладзе своим объявлением в рекламной газете невольно способствовал этому. Следовало полностью менять тактику войны. Либо отказываться от нее вообще. Полковник распорядился продолжать вести наблюдение за Каузерлингом и, не предпринимая больше никаких действий, лечь на дно в "Душегрейке": такое название база получила из-за того, что в подземельях всегда было прохладно и приходилось зимой и летом носить меховую безрукавку. Сам же Арчеладзе вышел в город через станцию метро и на городском транспорте поехал к Капитолине, с которой не виделся две последние недели...
   В ту памятную ночь, когда Капитолина сбежала с конспиративной квартиры, куда ее определил бывший муж - "папа", Арчеладзе сам встретил ее на подходе к дому и отвез к кинотеатру "Россия", как условились по телефону от имени женщины с вишневыми глазами - Надежды Петровны Грушенковой. От кинотеатра он еще раз позвонил, и ему назвали новое место встречи, на Малой Грузинской. Полковник ожидал, что адресов будет еще несколько: таким образом загадочные "люди из будущего" проверяли его лично и отслеживали, нет ли "хвоста". И надо сказать, использовали методику вполне обыкновенную и устаревшую. Однако на этом все и закончилось, и сама передача Капитолины произошла как-то примитивно: на Малой Грузинской к машине Арчеладзе подошла старушка - эдакий "божий одуванчик" с кошелкой в руке, легонько постучала в стекло: - От Надежды Петровны ты звонил? Полковник не ожидал, что все будет так просто, к тому же вспомнил, что не сообщил по телефону ни марку, ни номер машины. И вообще никаких примет! - Я звонил,- признался он, ощущая непривычное оцепенение. Старушка открыла дверцу, взяла за руку Капитолину и медленно удалилась за угол дома. Несколько мгновений Арчеладзе сидел в полной растерянности, и, опомнившись, побежал к дому, за которым только что скрылись женщины: хотелось сказать какие-то слова, может, попрощаться на всякий случай. Но Капитолина и этот "божий одуванчик" будто испарились! Войти в дом не могли - подъезды с другой стороны,- свернуть в сторону или спрятаться абсолютно негде. Потрясенный такими обстоятельствами, он около получаса находился в странном состоянии забывчивости, вел машину, как "чайник", и никак не мог вспомнить, куда сейчас надлежит ехать. И когда вернулась привычная ясность ума, он в первую очередь стал звонить по радиотелефону. После третьего гудка ответил прежний женский голос, вежливо-спокойный, почти без интонаций. Арчеладзе, даже не назвав себя, попросил пригласить Капитолину и через несколько секунд услышал ее. - Тебе там хорошо?- спросил он.- Если не можешь говорить все как есть, говори иносказательно, я пойму. - Да нет, все хорошо,- чуть ожившим голосом ответила она.- Мне здесь стало легче, я даже смогла поесть... Содержатель конспиративной квартиры, где прятали Капитолину, вероятно, решил, что заложница "папы" - женщина легкого поведения и с ней можно нескучно проводить время. Она мгновенно сообразила, что это способ вырваться из заточения, подыграла хозяину и увлекла его в ванную комнату. Там уложила здоровенного охранника в горячую пенную ванну, разделась сама и сунула в воду включенный в сеть фен для сушки волос... Когда Воробьев добрался-таки до этой квартиры, содержатель был еще теплым, без трупного окоченения. Ужас от содеянного у Капитолины наступил позже, когда на подходе к дому ее встретил Арчеладзе: сначала была истерика, со слезами и судорожной дрожью, затем - тупое безразличие и бесчувственность. Взгляд остановился, остекленели глаза... Неизвестно каким образом, но в этом неведомом доме, где был установлен контактный телефон, за полчаса в нее смогли вдохнуть жизнь. Потом он еще несколько раз звонил Капитолине - в "Душегрейке", в этом царстве телефонных кабелей, со связью не было проблем,- она уже казалась ему спокойной и радостной, по крайней мере, таким был голос... На сей раз Арчеладзе вышел из нижнего мира поздним вечером и позвонил Капитолине, надеясь на встречу и хотя бы на одну ночь, проведенную на белом свете. Ответил уже знакомый женский голос, хозяйка которого узнавала его с первых звуков, так что не было нужды представляться. - К сожалению, она не может подойти к телефону,- был ответ. - Почему?- непроизвольно изумился Арчеладзе, ощущая пока еще неясный приступ тоски. - Капитолина работает,- сообщили ему.- Но расстраиваться не нужно. Она сегодня сама придет. - Куда - придет? - Туда, где ты сейчас живешь,- невозмутимо ответила женщина.- Жди ее у себя. Арчеладзе повесил трубку и некоторое время тупо смотрел на телефон-автомат, пытаясь сообразить, что ему делать и что значит весь этот странный диалог. Звонил он из того же метро, откуда поднялся наверх, и потому, даже не выходя за двери, сбросил жетон и поехал вниз. Вход в нижний мир столицы - один из доброй тысячи - начинался из туннеля метро, и, чтобы добраться к нему, следовало пропустить электричку, спрыгнуть с платформы и бежать в полной темноте четыре с половиной минуты. В дневное время за один бросок сделать это было невозможно, приходилось пропускать встречную, уцепившись за кабели на стене, чтобы не сорвало ветром. И всегда была опасность: машинисты электрички непременно докладывали службе безопасности метро, что в туннеле видели человека. Поэтому надежнее было выходить на белый свет поздно вечером, когда интервал движений увеличивался до пяти минут. Арчеладзе благополучно преодолел дистанцию, открыл магнитной карточкой замок двери, замаскированной под вспомогательный сегмент крепления туннеля, и до того, как впереди вспыхнет свет поезда, успел скрыться от глаз наблюдательных машинистов, часть из которых определенно работали на службу, являясь негласными охранниками подземных коммуникаций. Около часа ночи в комнате Арчеладзе, больше напоминающей камеру-одиночку, зазвонил телефон, по которому он связывался только с Воробьевым, когда тот работал в городе. Сняв трубку, он услышал голос Капитолины. - Я знаю, ты звонил,- без всякой подготовки проговорила она.- Через пятьдесят минут я буду у тебя. Со мной придет человек. - Ты знаешь, где я нахожусь?- не выдержал он, стараясь прорвать пелену то ли своих, то ли ее заблуждений. - Не знаю... Но меня приведут. - Добро, буду ждать.- Арчеладзе горько усмехнулся, зная, что и эту ночь придется коротать в нижнем мире на глубине сорока метров. Ровно через пятьдесят минут он услышал стук в дверь, которая никогда не запиралась, поскольку вела в смежную комнату, где постоянно сидел боец из группы Кутасова, выполняющий обязанности связиста. Полковник толкнул металлическую створку: за порогом стояла Капитолина, а слева от нее мужчина лет пятидесяти, лицо которого показалось знакомым. Дежурный боец почему-то отсутствовал именно в этот момент... Капитолина приподнялась на цыпочки и сдержанно поцеловала в щеку. - Здравствуй... Какая борода отросла! И ты теперь совсем не похож на птицу. - На какую птицу?- спросил он, чувствуя на себе пронзительный взгляд ее спутника. - На грифа,- улыбнулась она.- Когда-то я тебя мысленно так и называла Гриф... А теперь ты похож на льва. Если еще сильнее отрастут волосы будет грива. Арчеладзе чувствовал, как ей хочется приласкаться, что она раньше и делала при встречах; теперешняя ее сдержанность была незнакомой. - Это Сергей Антонович,- представила она спутника.- Благодаря ему я оказалась здесь. - Вероятно, Сергей Антонович диггер?- пожимая руку, спросил полковник.Если смог отыскать меня в нижнем мире... Теперь Арчеладзе был точно уверен, что уже видел этого человека, причем близко, и слышал его голос. Вспомнить, где и при каких обстоятельствах, было делом времени и спокойных размышлений. - Увы, и даже не спелеолог,- признался гость, предлагая полковнику деловой тон. С мебелью в подземельях была напряженка, усаживать пришедших приходилось на пустые ящики, застеленные газетами. Дежурный боец заглянул в дверь и вытаращил глаза. - Да, ты бдительно несешь службу, молодец!- язвительно сказал Арчеладзе.Продолжай в том же духе. - Виноват, товарищ полковник,- ошалело вымолвил тот и закрыл дверь. - Нет, все в порядке,- неожиданно заступился Сергей Антонович.- Убежище у вас пока надежное, и люди на месте, можно не тревожиться. Полковник смотрел на Капитолину, с непривычной покорностью сидящую напротив, и пытался представить, каким образом они проходили через замаскированные двери с секретными замками и так, что нигде не сработала сигнализация - ни на дальних, ни на ближних подступах. А игрушки там стояли серьезные, японского производства, с блоками автономного питания. Дежурный боец в комнате видел на мониторе каждую проскочившую крысу... Впрочем, эти ощущения уже были знакомы: точно так же он пытался разгадать, где, в какой части города, находится особняк "человека из будущего", Майкла Приста, когда его привезла туда женщина с вишневыми глазами. Дорога, казалось, вычеркнута из памяти. Или существовала в другом времени и пространстве. Вполне возможно, таким же путем этот человек с соколиным взором привел сейчас Капитолину... И, кажется, он выполнял роль не только проводника. - Мне известно, Эдуард Никанорович, ваша борьба - дело чести,- заговорил он, ни на миг не опуская взгляда.- Но должен сказать вам, в таком виде она бессмысленна и даже несет определенный вред. - Да, у меня появились сомнения,- неожиданно для себя признался Арчеладзе. - Это естественно,- поддержал Сергей Антонович.- Пять стрел улетели в пустоту. Единственный правильный шаг - освобождение Альфреда Каузерлинга. Я опасался, что и он окажется в мусорном контейнере... Капитолина подбадривала взглядом Арчеладзе и одновременно выглядела виноватой. - Пока не вижу иного способа борьбы!- он встал, повинуясь воле второй своей натуры, и таким образом разрушил ход мирной и неторопливой беседы.Возможно, мои действия не совпадают с вашими... замыслами и вашей тактикой. Но я солдат, а не маг и чародей. Идет война, а на войне задача одна - уничтожить противника. Я увидел его и вошел в боевое соприкосновение. - Считаете, что уничтоженные вами наемники - истинный противник?невозмутимо спросил гость. - Они принадлежат Интернационалу, выполняют его волю. Это "легионеры смерти". И мне все равно, наемники они или идейные. - Да, все это так. Но то, что вы называете Интернационалом, способно навербовать новых, поставить под ружье тысячи легионеров. И в основном это будут славяне, наши соотечественники. В кого же полетят стрелы?.. Такая война выгодна кощеям, потому что каждая жертва - с той или другой стороны - приносит жертвенную кровь. Увы, Эдуард Никанорович, на этой войне вам придется разбираться и в магии, и в чародействе. Думаю, не в первый раз слышите о сакральной сути человеческой... да и, в общем, всякой крови. И потому своих они душат струной, чтобы не пролить ни капли. Известный вам Кристофер Фрич хоть и был казнен, но казнен как кощей и им остался,Сергей Антонович что-то вспомнил и невольно сделал паузу.- Таким же способом они казнят гоев, ибо считают, что их священная кровь может разрушить алтарь. Но они торжествуют, когда льется кровь изгоев в междоусобице. Арчеладзе вдруг ощутил нелепость своего возмущенного и боевого вида перед гостем и сел на свое место, напротив Капитолины. - То, что вы сказали... мне не совсем понятно,- проговорил он.- Однажды я спросил уже... Кто вы? Спросил у человека по имени Майкл Прист. И ответа определенного не получил. "Люди будущего" - это для меня слишком расплывчато. Я солдат и люблю конкретность. Так кто же вы?.. У меня тысячи вопросов. Но хочу услышать только один вразумительный ответ. - Что бы я ни сказал сейчас, это не может стать ответом, который удовлетворит вас полностью,- мягко улыбнулся гость, хотя взор его по-прежнему оставался суровым.- Прежде нужно ответить самому себе: кто я? И ответить правдиво. - Это я уже слышал... И теорию пассионарности Гумилева читал,- полковник кивнул на книги, лежащие на раскладной армейской кровати.- Себе я ответил: я - воин. И никогда не смогу стать наемником. Поэтому мне важно знать, кому служить и во имя чего? Будущему России - это слишком неконкретно. - Понимаю,- теперь встал гость.- Греет всегда близкий огонь, далекий только светит. Нужна конкретная задача. Хорошо, слушайте. Вам надлежит быть на Балканах. В кратчайший срок и со всей командой. В Боснии существует "зона 0019" - так она означена на картах сил ООН. На вид это просто лесистая гора, господствующая высота, по которой проходит разделительная линия между сербами и хорватами. Около восьми квадратных километров практически пустого пространства. Люди ушли с началом войны, но кое-кто остался. Эту зону следует взять под охрану. Ну? Вопросов прибавилось? Капитолина смотрела на Арчеладзе так, словно хотела развести руками и сказать - ничего не поделаешь, так все и есть... - Вопрос всего один,- проговорил он.- Мы думали о России. При чем здесь Балканы? Сергей Антонович как-то незаметно стал жестким, и тон его голоса сравнялся по строгости и накалу со взглядом. - Положение России сейчас определяется там. Что станет с Балканами, то и будет со всем славянским миром. На древнем арийском языке Балканы "Сияющая Власть". Об этой земле услышали древние иудеи и рохданит Моисей назвал ее Землей Обетованной. Он повел евреев искать ее и не нашел, остановился в Опаленном Стане. А оставалось - немного пройти по суше и переплыть Адриатику. Владеющий Балканами владеет волей и духом всего человечества. Думаю, вам ясно, отчего самые страшные войны начинались с покорения Земли Сияющей Власти? И снова полковник испытал то же неясное чувство, как и тогда, когда он встретился с Майклом Пристом: в сознании на кратчайший миг вспыхнуло неуловимое озарение, вызванное каким-то словом, произнесенным только что. Но каким?.. Этот молниеносный проблеск напоминал фотовспышку в ночное время, после которой обычно становится еще темнее. - Ну? Ответил я на вопрос - кто мы?- Сергей Антонович сел. - В какой-то степени, да... Когда нужно быть на Балканах? - Вот это уже голос воина. Я сказал, в кратчайший срок. - Значит, сейчас,- определился Арчеладзе и взглянул на Капитолину.Поедешь со мной. Она посмотрела печально, стиснула губы и отрицательно качнула головой. И этот ее тихий, никому не видимый протест был ярче всяких слов и аргументов...
   3
   В ту злополучную ночь его разбудил сержант Макнил, которого офицеры батальона избрали "черным вестником" еще в песках Кувейта, и с той поры Джейсон совершенно несправедливо презирал его и опасался.