Страница:
Китайцы действительно многое сделали первыми, и не потому, что обладали лучшей сметкой, чем европейцы, а потому, что долгое и непрерывное существование цивилизации позволяло накапливать знания. Они во многом опередили Европу, и этим по праву гордятся. Так, бумага была изобретена в Китае во II в. н. э., а в Европе начала использоваться не ранее VIII столетия. Приблизительно в то же время в Китае был изобретен компас, благодаря которому китайцы получили возможность относительно безопасно путешествовать по морю. Компас не был похож на современный, а представлял собой намагниченный кусочек металла, закрепленный на полоске дерева, которая плавала в чаше с водой, а к IX в. он уже приобрел свой современный вид. Подобный европейский компас возник лишь в XV столетии.
Китайцы вам расскажут, что они первыми изобрели порох и фейерверки, колесо и колесницы, мороженое (это было «побочное открытие» – они экспериментировали с отварами для пилюли бессмертия) и арбалет, первыми стали использовать шелк, фарфор и чай. У итальянцев они оспаривают первенство в использовании лапши (макарон и лазаньи) и пиццы. Они первыми претворили в жизнь систему публичных школ, общедоступного образования и университетов (первоначально это были конфуцианские академии). Что из этого правда, а что нет – разобраться порою очень сложно даже искушенному историку. Но важно, что сами китайцы в это верят и знают об этом со школьной скамьи. Они знают, что были первыми практически во всем. А потом, в силу исторических причин, отброшены назад. Поэтому важнейшей задачей является вернуться на прежние позиции. Психологически Китай не столько создает что-то принципиально новое, сколько возвращает себе утраченное, и делает это постепенно и без громких политических деклараций.
«Центральный» Китай и «периферийный» внешний мир
Китайцы и иностранцы
Мягкая сила
Конфуций и душа китайцев
Группа важнее личности
Государство – продолжение группы
Бизнес в Китае: особый путь
Стратагемная модель мышления
Китайцы вам расскажут, что они первыми изобрели порох и фейерверки, колесо и колесницы, мороженое (это было «побочное открытие» – они экспериментировали с отварами для пилюли бессмертия) и арбалет, первыми стали использовать шелк, фарфор и чай. У итальянцев они оспаривают первенство в использовании лапши (макарон и лазаньи) и пиццы. Они первыми претворили в жизнь систему публичных школ, общедоступного образования и университетов (первоначально это были конфуцианские академии). Что из этого правда, а что нет – разобраться порою очень сложно даже искушенному историку. Но важно, что сами китайцы в это верят и знают об этом со школьной скамьи. Они знают, что были первыми практически во всем. А потом, в силу исторических причин, отброшены назад. Поэтому важнейшей задачей является вернуться на прежние позиции. Психологически Китай не столько создает что-то принципиально новое, сколько возвращает себе утраченное, и делает это постепенно и без громких политических деклараций.
«Центральный» Китай и «периферийный» внешний мир
Китайская карта XVIII в. так изображала мировое пространство: в центре располагается Китай (его очертания даны очень точно), а вокруг разбросаны в виде неправильных окружностей без всякой привязки к масштабу все другие страны. Вы думаете, китайцы не знали, хотя бы приблизительно, их масштабов и очертаний? Разумеется, знали, но реальная картина их мало интересовала, ведь эта карта передает не географическую реальность, а особенность самоидентификации в пространстве.
Согласно древним представлениям китайцев, схема мира являет собой девять квадратов, вписанных в один большой квадрат. Это – «девять областей» (цзю чжоу ), при этом Китай находится, естественно, в центре. По другим представлениям, небо представляет собой круг, земля – квадрат. Круг, проецируясь сверху на квадрат, оставляет незаполненными некоторые боковые, периферийные области. Китай находится «под небом» (отсюда и название Китая – Поднебесная ), а в «незаполненных» областях проживают те, кто не знаком с культурой, то есть варвары.
Конечно, сегодня никто из современных жителей Китая не будет утверждать, что Китай находится в «центре мира», а вокруг «проживают варвары». Однако «ощущение центрального положения» по отношению к другим культурам и цивилизациям сохранилось на самом глубинном уровне. Именно поэтому нередко в современной жизни китайцы не очень высоко ценят законы и традиции других страны, не обращают внимания на мнение иностранцев, стараясь его просто игнорировать, методично, упорно, а иногда и крайне бесцеремонно продавливают свои представления о жизни, о взаимоотношениях, о бизнесе.
Китайцев традиционно мало интересовал «внешний мир», он рассматривался скорее как «периферия» Срединной империи, поэтому именно сами представители этой периферии и должны были приезжать в Китай, дабы получить благодать от китайского императора. Не случайно в старых столицах Китая: в Чанъани (Сиани), Лояне, Кайфэне, Пекине – всегда проживало множество «заморских гостей», и в этом смысле Китай был значительно более открытой страной, чем многие предполагают. В области гостеприимства Китай никогда не был «страной за Великой стеной», он охотно распахивал свои двери перед иностранными торговцами, миссионерами, различными посольствами. При этом сам Китай вплоть до XIX в. не держал своих посольств в других странах мира, поскольку расценивал это как знак уничижения. Наоборот, это иностранные посольства должны были приезжать в Китай.
Путешествия за рубеж китайских путешественников и стратегов были спорадическими. Самым известным стал флотоводец и дипломат Чжэн Хэ (1371–1433 гг.), который совершил семь морских путешествий в страны Юго-Восточной Азии и бассейна Индийского океана. Его корабли доходили до берегов Аравии и Восточной Африки, его картографы составили наиболее точные по тем временам описания обследованных местностей. Но экспедиции вскоре были свернуты, так как китайский император посчитал это пустой тратой денег – ведь и так известно, что за морями живут лишь «варвары» и подданные китайского императора. Главное, что от них требуется, – признавать власть китайского императора и привозить небольшие, но тонко продуманные подарки.
Китай в этом плане сформировал очень необычную систему сбора дани – принимая ее, он чаще всего отдавал больше, чем брал. Для китайских правителей дань была скорее особым видом ритуального подарка, нежели способом наживы и тем более поддержания собственной экономики. Достаточно было показать, что ты готов признать верховенство китайской власти, чтобы быть хорошо принятым и облагодетельствованным в самом широком смысле этого слова.
Китаю не очень нужны были товары – большинство из них он производил сам, а на некоторые долгое время держал монополию, например, на шелк, чай и фарфор. Китай нуждался в расширении своего влияния и новых территориях. Именно таким образом – за счет признания власти китайского императора – Китаю досталось большинство земель на нынешней периферии страны, в частности в Центральной Азии и на южных рубежах, а название пограничной северо-западной области Синьцзян так и переводиться – Новые границы (). Даже Тибет вошел в состав Китая, по сути, обратившись за военной защитой к правителю Поднебесной империи.
Согласно древним представлениям китайцев, схема мира являет собой девять квадратов, вписанных в один большой квадрат. Это – «девять областей» (цзю чжоу ), при этом Китай находится, естественно, в центре. По другим представлениям, небо представляет собой круг, земля – квадрат. Круг, проецируясь сверху на квадрат, оставляет незаполненными некоторые боковые, периферийные области. Китай находится «под небом» (отсюда и название Китая – Поднебесная ), а в «незаполненных» областях проживают те, кто не знаком с культурой, то есть варвары.
Конечно, сегодня никто из современных жителей Китая не будет утверждать, что Китай находится в «центре мира», а вокруг «проживают варвары». Однако «ощущение центрального положения» по отношению к другим культурам и цивилизациям сохранилось на самом глубинном уровне. Именно поэтому нередко в современной жизни китайцы не очень высоко ценят законы и традиции других страны, не обращают внимания на мнение иностранцев, стараясь его просто игнорировать, методично, упорно, а иногда и крайне бесцеремонно продавливают свои представления о жизни, о взаимоотношениях, о бизнесе.
Китайцев традиционно мало интересовал «внешний мир», он рассматривался скорее как «периферия» Срединной империи, поэтому именно сами представители этой периферии и должны были приезжать в Китай, дабы получить благодать от китайского императора. Не случайно в старых столицах Китая: в Чанъани (Сиани), Лояне, Кайфэне, Пекине – всегда проживало множество «заморских гостей», и в этом смысле Китай был значительно более открытой страной, чем многие предполагают. В области гостеприимства Китай никогда не был «страной за Великой стеной», он охотно распахивал свои двери перед иностранными торговцами, миссионерами, различными посольствами. При этом сам Китай вплоть до XIX в. не держал своих посольств в других странах мира, поскольку расценивал это как знак уничижения. Наоборот, это иностранные посольства должны были приезжать в Китай.
Путешествия за рубеж китайских путешественников и стратегов были спорадическими. Самым известным стал флотоводец и дипломат Чжэн Хэ (1371–1433 гг.), который совершил семь морских путешествий в страны Юго-Восточной Азии и бассейна Индийского океана. Его корабли доходили до берегов Аравии и Восточной Африки, его картографы составили наиболее точные по тем временам описания обследованных местностей. Но экспедиции вскоре были свернуты, так как китайский император посчитал это пустой тратой денег – ведь и так известно, что за морями живут лишь «варвары» и подданные китайского императора. Главное, что от них требуется, – признавать власть китайского императора и привозить небольшие, но тонко продуманные подарки.
Китай в этом плане сформировал очень необычную систему сбора дани – принимая ее, он чаще всего отдавал больше, чем брал. Для китайских правителей дань была скорее особым видом ритуального подарка, нежели способом наживы и тем более поддержания собственной экономики. Достаточно было показать, что ты готов признать верховенство китайской власти, чтобы быть хорошо принятым и облагодетельствованным в самом широком смысле этого слова.
Китаю не очень нужны были товары – большинство из них он производил сам, а на некоторые долгое время держал монополию, например, на шелк, чай и фарфор. Китай нуждался в расширении своего влияния и новых территориях. Именно таким образом – за счет признания власти китайского императора – Китаю досталось большинство земель на нынешней периферии страны, в частности в Центральной Азии и на южных рубежах, а название пограничной северо-западной области Синьцзян так и переводиться – Новые границы (). Даже Тибет вошел в состав Китая, по сути, обратившись за военной защитой к правителю Поднебесной империи.
Китайцы и иностранцы
Отношение к иностранцам в Китае меняется с каждым годом. Еще пару десятков лет назад иностранец на улице Китае мог вызвать настоящий затор, особенно в маленьком городке: китайцы останавливали свои велосипеды, активно обсуждали внешность иностранца, иногда пытались дотронуться до него. Сегодня конечно же никакого культурного шока иностранец не вызывает.
В целом отношение к иностранцам – вполне прагматичное и потребительское, что в целом соответствует и традиционной политической культуре, сложившейся столетия назад. Появление любого иностранца автоматически вызывает стремление что-то получить от него – выгодную сделку, контракт, просто деньги, приглашение. Иностранец – это шанс китайца повысить свой статус, обогнать в конкурентной борьбе своих соотечественников, поэтому «использование иностранца» считается не только вполне допустимым, но даже обязательным. Сколь бы циничным это ни показалось, нередко за китайским гостеприимством и дружелюбием стоят тонкий расчет и потребительское отношение. На это не стоит обижаться или удивляться этому – само по себе такое отношение не исключает, что лично к вам китаец относится действительно очень хорошо.
Проблема для иностранца заключается в том, что он стоит как бы за рамками китайской культуры, не случайно традиционное название для иностранцев – «лаовай» (), то есть «старина, приехавший извне». Это – вполне дружелюбное, хотя и неформальное выражение, но оно подчеркивает одну тонкость: вы – чужеродный элемент в китайской культуре. Не случайно слово «лаовай» в китайском языке вмещает в себя понятие «профан». Более официальное обозначение иностранца – «вайбинь» (), дословно – «гость извне», также говорит о его «внешнем статусе». В любом случае, вам не под силу изменить свой «внешний статус», можно лишь максимально приблизиться к китайской культуре. В этом смысле китайскую культуру следует уважать, следовать ей, но ни в коем случае не имитировать. Например, стоит хорошо изучить китайский язык, нравы, обычаи, формы общения и обращения к людям разного возрастного и социального статуса. Это всегда будет воспринято с уважением. А вот попытки наряжаться в китайские одежды, к месту и не к месту сыпать «китайскими мудростями» и поговорками, то есть «быть китайцем больше, чем сами китайцы», могут вызвать негативное отношение. Принцип здесь прост: учитывая все тонкости китайской культуры и стереотипы общения, сохраняйте свою культурную индивидуальность. Ведь собственно именно этим культурным отличием вы и интересны китайцам, а не тем, что очень похожи на них, – в конце концов, со своими соотечественниками они и так могут без труда пообщаться в любой момент.
Будьте крайне осторожны или вообще избегайте давать оценку любым нациям, народам и национальностям в присутствии китайцев. Очень часто они могут спросить вас, как вы относитесь к той или иной нации, – никогда не пускайтесь в рассуждения по этому поводу и даже не пытайтесь «политкорректно» заявить, что все народы и их культуры в равной степени интересны и важны для мира. Китайцы оценивают некоторые народы иногда крайне критично, а на уровне массового сознания четко разделяют нации на «дружелюбные», «недружелюбные», «нечестные» и т. д. Тонкости этих оценок можно уловить, если вы только хорошо знакомы с историей Китая.
Крайне негативное отношение сложилось к японцам. Обычно это связывают с массовыми злодеяниями японцев в Китае в период китайско-японской войны 1937–1945 гг. К тому же китайцы смотрят на японцев как на «неблагодарную нацию», которая восприняла от Китая большую часть культуры, например каллиграфию, философию, формы искусства и даже способы административного управления, а затем попыталась возвыситься над Китаем. Несмотря на то что Япония является инвестором номер один по отношению к экономике Китая и эти инвестиции измеряются десятками миллиардов долларов, китайцы рассматривают это как особого рода извинение за ужасы войны и не собираются менять своего отношения к ним.
Несколько иное отношение к англичанам, ставшим зачинщиками двух Опиумных войн в Китае в XIХ в. В результате этих войн и подписанных по их итогам договоров Китай, по сути, превратился в полуколониальную державу, а власть императорского дома стала номинальной. К англичанам отношение натянутое, но все же вполне дружелюбное – они также активно вкладывают деньги в китайскую экономику. Если к западным державам, даже тем, кто воевал с Китаем и нанес удар по его национальному достоинству, отношение снисходительное (все же – «варвары»), то отношение к азиатским соседям (многие из них – «отпрыски Китая»!) значительно более требовательное и суровое.
Избегайте любого обсуждения национальных достоинств и недостатков азиатских соседей Китая, но при этом ваше мнение о западных странах будет воспринято с интересом. И естественно, избегайте обсуждения вопросов о территориальных претензиях Китая, так как это требует очень высокого уровня подготовки и может рассорить вас с вашими китайскими партнерами.
В целом отношение к иностранцам – вполне прагматичное и потребительское, что в целом соответствует и традиционной политической культуре, сложившейся столетия назад. Появление любого иностранца автоматически вызывает стремление что-то получить от него – выгодную сделку, контракт, просто деньги, приглашение. Иностранец – это шанс китайца повысить свой статус, обогнать в конкурентной борьбе своих соотечественников, поэтому «использование иностранца» считается не только вполне допустимым, но даже обязательным. Сколь бы циничным это ни показалось, нередко за китайским гостеприимством и дружелюбием стоят тонкий расчет и потребительское отношение. На это не стоит обижаться или удивляться этому – само по себе такое отношение не исключает, что лично к вам китаец относится действительно очень хорошо.
Проблема для иностранца заключается в том, что он стоит как бы за рамками китайской культуры, не случайно традиционное название для иностранцев – «лаовай» (), то есть «старина, приехавший извне». Это – вполне дружелюбное, хотя и неформальное выражение, но оно подчеркивает одну тонкость: вы – чужеродный элемент в китайской культуре. Не случайно слово «лаовай» в китайском языке вмещает в себя понятие «профан». Более официальное обозначение иностранца – «вайбинь» (), дословно – «гость извне», также говорит о его «внешнем статусе». В любом случае, вам не под силу изменить свой «внешний статус», можно лишь максимально приблизиться к китайской культуре. В этом смысле китайскую культуру следует уважать, следовать ей, но ни в коем случае не имитировать. Например, стоит хорошо изучить китайский язык, нравы, обычаи, формы общения и обращения к людям разного возрастного и социального статуса. Это всегда будет воспринято с уважением. А вот попытки наряжаться в китайские одежды, к месту и не к месту сыпать «китайскими мудростями» и поговорками, то есть «быть китайцем больше, чем сами китайцы», могут вызвать негативное отношение. Принцип здесь прост: учитывая все тонкости китайской культуры и стереотипы общения, сохраняйте свою культурную индивидуальность. Ведь собственно именно этим культурным отличием вы и интересны китайцам, а не тем, что очень похожи на них, – в конце концов, со своими соотечественниками они и так могут без труда пообщаться в любой момент.
Будьте крайне осторожны или вообще избегайте давать оценку любым нациям, народам и национальностям в присутствии китайцев. Очень часто они могут спросить вас, как вы относитесь к той или иной нации, – никогда не пускайтесь в рассуждения по этому поводу и даже не пытайтесь «политкорректно» заявить, что все народы и их культуры в равной степени интересны и важны для мира. Китайцы оценивают некоторые народы иногда крайне критично, а на уровне массового сознания четко разделяют нации на «дружелюбные», «недружелюбные», «нечестные» и т. д. Тонкости этих оценок можно уловить, если вы только хорошо знакомы с историей Китая.
Крайне негативное отношение сложилось к японцам. Обычно это связывают с массовыми злодеяниями японцев в Китае в период китайско-японской войны 1937–1945 гг. К тому же китайцы смотрят на японцев как на «неблагодарную нацию», которая восприняла от Китая большую часть культуры, например каллиграфию, философию, формы искусства и даже способы административного управления, а затем попыталась возвыситься над Китаем. Несмотря на то что Япония является инвестором номер один по отношению к экономике Китая и эти инвестиции измеряются десятками миллиардов долларов, китайцы рассматривают это как особого рода извинение за ужасы войны и не собираются менять своего отношения к ним.
Несколько иное отношение к англичанам, ставшим зачинщиками двух Опиумных войн в Китае в XIХ в. В результате этих войн и подписанных по их итогам договоров Китай, по сути, превратился в полуколониальную державу, а власть императорского дома стала номинальной. К англичанам отношение натянутое, но все же вполне дружелюбное – они также активно вкладывают деньги в китайскую экономику. Если к западным державам, даже тем, кто воевал с Китаем и нанес удар по его национальному достоинству, отношение снисходительное (все же – «варвары»), то отношение к азиатским соседям (многие из них – «отпрыски Китая»!) значительно более требовательное и суровое.
Избегайте любого обсуждения национальных достоинств и недостатков азиатских соседей Китая, но при этом ваше мнение о западных странах будет воспринято с интересом. И естественно, избегайте обсуждения вопросов о территориальных претензиях Китая, так как это требует очень высокого уровня подготовки и может рассорить вас с вашими китайскими партнерами.
Мягкая сила
Китай традиционно продвигается во внешний мир неторопливо и внешне неагрессивно. Это – очень старая тактика, сформировавшаяся еще в древности в Восточной Азии, в использовании которой Китай преуспел. Пиррова победа, которая нередко так высоко ценится на Западе, никогда не была целью Китая – плод должен созреть и сам упасть в руки. Поэтому во внешней политике, равно как и во время деловых переговоров, Китай действует очень неторопливо, но при этом исключительно настойчиво. Если что-то не удается, например во время переговоров иностранная делегация наотрез отказывается обсуждать предложения китайской стороны, китайцы никогда не впадают в уныние. Они раз за разом, день за днем будут возвращаться к своему предложению, формулируя его по-разному, заходя с разных сторон, но обычно в конце концов добиваются успеха. Это и есть знаменитый китайский способ действий, получивший в политике наименование «мягкой силы». В известной степени она логически противостоит западному типу «жесткой силы» – попыткам решить любую проблему резко, агрессивно, желательно в кратчайший срок, не считаясь с материальными потерями.
В Китае, напротив, важен именно результат, причем не важно, каким образом он достигается, – в этом плане китайская сторона может быть очень гибкой. При необходимости китайцы могут идти на любые уступки, показывать свое полное подчинение и согласие, юлить и даже на первый взгляд поступаться своей гордостью. Но точно так же при случае они могут становиться крайне жесткими, резко менять тональность на прямо противоположную, грубить и даже угрожать. Если это не подействует, они вновь как бы откатываются назад и становятся вновь вежливыми, льстивыми и податливыми. Для европейцев такая манера поведения может показаться неискренней и не очень красивой. Но, как показывает многовековая практика, именно такое гибкое ситуативное поведение и приносило китайцам самый большой успех.
Конечно, есть разница между проявлением «мягкой силы» в политике, особенно во внешней политике, и в деловых традициях китайцев, но все же они очень тесно взаимосвязаны. Концепция «мягкой силы» характеризует тот особый характер гибкости и умения подстроиться под ситуацию, который свойствен всему китайскому этносу. Величие конечной цели – тотальная победа и полное вытеснение как конкурентов, так и бывших союзников – заслоняет собой некие временные потери и отступления, которые обязательно будут на пути.
Нередко неопытные западные переговорщики попадают в эту ловушку кажущейся мягкости и льстивости, полагая, что перед ними – милые и неопытные китайские партнеры. Это впечатление обычно усиливается роскошным приемом, подарками, обещаниями. Все нацелено на то, чтобы мягко и неторопливо расслабить иностранца, выяснить его намерения, связи, возможности. С помощью этой «мягкой силы» китайцы как бы обволакивают иностранца, постепенно лишая его возможности адекватно оценивать ситуацию.
В Китае, напротив, важен именно результат, причем не важно, каким образом он достигается, – в этом плане китайская сторона может быть очень гибкой. При необходимости китайцы могут идти на любые уступки, показывать свое полное подчинение и согласие, юлить и даже на первый взгляд поступаться своей гордостью. Но точно так же при случае они могут становиться крайне жесткими, резко менять тональность на прямо противоположную, грубить и даже угрожать. Если это не подействует, они вновь как бы откатываются назад и становятся вновь вежливыми, льстивыми и податливыми. Для европейцев такая манера поведения может показаться неискренней и не очень красивой. Но, как показывает многовековая практика, именно такое гибкое ситуативное поведение и приносило китайцам самый большой успех.
Конечно, есть разница между проявлением «мягкой силы» в политике, особенно во внешней политике, и в деловых традициях китайцев, но все же они очень тесно взаимосвязаны. Концепция «мягкой силы» характеризует тот особый характер гибкости и умения подстроиться под ситуацию, который свойствен всему китайскому этносу. Величие конечной цели – тотальная победа и полное вытеснение как конкурентов, так и бывших союзников – заслоняет собой некие временные потери и отступления, которые обязательно будут на пути.
Нередко неопытные западные переговорщики попадают в эту ловушку кажущейся мягкости и льстивости, полагая, что перед ними – милые и неопытные китайские партнеры. Это впечатление обычно усиливается роскошным приемом, подарками, обещаниями. Все нацелено на то, чтобы мягко и неторопливо расслабить иностранца, выяснить его намерения, связи, возможности. С помощью этой «мягкой силы» китайцы как бы обволакивают иностранца, постепенно лишая его возможности адекватно оценивать ситуацию.
Конфуций и душа китайцев
Вы можете ничего не знать о Пушкине, никогда не раскрывать книг Толстого и при этом вполне состояться в России как человек. Вы можете даже не помнить, о чем спорил Платон с Аристотелем, – это не помешает вам сколотить состояние в Европе. Вы можете никогда не слышать о Бертране Расселе и стать миллионером в США. Но вы ничего не сможете сделать в Китае, если не поймете сути конфуцианства.
Конфуцианство – это отнюдь не тоже самое, о чем говорил сам китайский мудрец Конфуций в VI–V вв. до н. э. Это целая система политических и морально-этических взглядов – по сути, срез национальной психологии, – которая получила свое название по имени Конфуция. Но она не сводится лишь к его учению. Конфуцианство – это национальная психология и деловая этика, она воплощена в обществе в виде писаных и неписаных законов, норм взаимоотношений и иерархий.
Прежде всего прочитайте основное и единственное произведение Конфуция «Лунь юй» (, его обычно переводят как «Речи и суждения») – собрание его наставлений, изречений и рассказов из его жизни, записанных его учениками. К счастью, «Лунь юй» многократно (увы, не всегда удачно) переводился на многие языки мира, в том числе и на русский. Уверяю вас, это увлекательное и поучительное чтение, которое откроет вам глаза на многое в отношении современных китайцев к традициям, к повседневной жизни, к деловой этике, хотя сам Конфуций всячески сторонился любых форм «извлечения выгоды» и зарекомендовал себя крайне неудачливым администратором.
Позднее конфуцианство оказалось уже мало связано с несколько утопической проповедью самого Конфуция – это, прежде всего, общественно-политическая доктрина, положенная в основу управления страной. Другая часть это доктрины – учение легизма (фацзя – «законников»), разработанное Шан Яном (390–338 до н. э.), которое утверждает, что в основе управления должен лежать прежде всего закон, поэтому за малейшую провинность надо строго карать, а за заслуги – сразу же вознаграждать. Учение легистов возникло практически одновременно с развитием конфуцианства и, по сути, представляет собой универсальный способ управления азиатским обществом путем сочетания поощрений и наказаний.
Конфуцианство и легизм, действуя совместно, проповедовали несколько важнейших идей, на которых до сих пор базируется китайская политическая культура:
– государство является приоритетной ценностью для каждого человека; служение государству, правителю, какой бы он ни был, – долг любого гражданина. Китайцы, даже если они недовольны чем-то в своем государстве, всегда стоят на стороне Китая как надсоциальной сущности, боятся государства и видят в нем своего единственного надежного защитника;
– культура и образование представляют собой важнейшие характеристики любого достойного человека;
– человек должен в своей жизни следовать четким принципам, в их числе уважение к старшим, забота о младших, искренность, честность», долг. В этом случае в обществе воцарятся гармония и покой;
– общество строится на строгой иерархии, где каждый должен выполнять свою функцию: «правитель должен быть правителем, чиновник – чиновником, отец – отцом, сын – сыном». Если в этой иерархии происходит какой-то сбой, в мире воцаряется хаос, люди начинают выполнять несвойственные им функции. Поэтому надо «исправить имена» (чжэн мин ), то есть привести способности человека в соответствие с его должностью и функциями. Такая строгая иерархия требует от посещающих Китай иностранцев понимания того, кто есть кто в социальной иерархии, и соответствующего обращения с этими людьми. Нарушение иерархии сразу же изобличает вас как «некультурное существо»;
– в основе функционирования общества лежат некие правила или ритуалы (ли ), которые могут быть даны в виде как писаных законов, так и неписаных договоренностей. Знание этих правил и отличает культурного человека от варвара, «благородного мужа» – от «мелкого человека». Поэтому иностранцы нередко воспринимаются китайцами как люди, «не знающие правил». Эти неуловимые правила невозможно прочитать или выучить, их можно только почувствовать, живя в китайском обществе, по сути, это и есть национальная психология китайцев;
– по отношению к своим согражданам следует вести себя честно, искренне, скромно. Нельзя забывать, что ты живешь в группе или обществе, которые, в свою очередь, являются частью государства. За обман, коррупцию, за попытку жить только личными интересами могут последовать весьма суровые наказания, вплоть до смертной казни. А вот на отношения с иностранцами этот принцип автоматически не распространяется;
– жизнь в скромности и разумном достатке (сяо-кан ) является правильным путем всякого человека, даже если он имеет возможность разбогатеть. Кичиться богатством – всегда плохо. Нередко именно потому даже современные китайские миллионеры ведут себя скромно и очень часто вовлечены в социальную помощь населению.
Сегодня в Китае возник даже особый тип «конфуцианских бизнесменов» (жу шан ) – людей, которые ведут свои дела строго на основе принципов Конфуция, проявляя при этом себя как интеллектуалы, знатоки культуры и истории. Это значит, что они не только не обманывают ни своих соотечественников, ни иностранцев, но и устанавливают справедливые цены, финансируют социально значимые мероприятия, помогают школам, ведут особый, «правильный» образ жизни и поддерживают государство. Такое течение «конфуцианских бизнесменов» стало особенно популярным на юге Китая, в том числе и в Гонконге. Но далеко не каждый предприниматель может объявить себя «конфуцианским бизнесменом», необходимо, чтобы само общество признало его статус. Однако, если вы в беседе назовете своего китайского партнера настоящим «конфуцианским бизнесменом», да к тому же «человеком Культуры» – «вэньжэнь» (), это будет расценено как тонкая и умелая похвала.
Конфуцианство – это отнюдь не тоже самое, о чем говорил сам китайский мудрец Конфуций в VI–V вв. до н. э. Это целая система политических и морально-этических взглядов – по сути, срез национальной психологии, – которая получила свое название по имени Конфуция. Но она не сводится лишь к его учению. Конфуцианство – это национальная психология и деловая этика, она воплощена в обществе в виде писаных и неписаных законов, норм взаимоотношений и иерархий.
Прежде всего прочитайте основное и единственное произведение Конфуция «Лунь юй» (, его обычно переводят как «Речи и суждения») – собрание его наставлений, изречений и рассказов из его жизни, записанных его учениками. К счастью, «Лунь юй» многократно (увы, не всегда удачно) переводился на многие языки мира, в том числе и на русский. Уверяю вас, это увлекательное и поучительное чтение, которое откроет вам глаза на многое в отношении современных китайцев к традициям, к повседневной жизни, к деловой этике, хотя сам Конфуций всячески сторонился любых форм «извлечения выгоды» и зарекомендовал себя крайне неудачливым администратором.
Позднее конфуцианство оказалось уже мало связано с несколько утопической проповедью самого Конфуция – это, прежде всего, общественно-политическая доктрина, положенная в основу управления страной. Другая часть это доктрины – учение легизма (фацзя – «законников»), разработанное Шан Яном (390–338 до н. э.), которое утверждает, что в основе управления должен лежать прежде всего закон, поэтому за малейшую провинность надо строго карать, а за заслуги – сразу же вознаграждать. Учение легистов возникло практически одновременно с развитием конфуцианства и, по сути, представляет собой универсальный способ управления азиатским обществом путем сочетания поощрений и наказаний.
Конфуцианство и легизм, действуя совместно, проповедовали несколько важнейших идей, на которых до сих пор базируется китайская политическая культура:
– государство является приоритетной ценностью для каждого человека; служение государству, правителю, какой бы он ни был, – долг любого гражданина. Китайцы, даже если они недовольны чем-то в своем государстве, всегда стоят на стороне Китая как надсоциальной сущности, боятся государства и видят в нем своего единственного надежного защитника;
– культура и образование представляют собой важнейшие характеристики любого достойного человека;
– человек должен в своей жизни следовать четким принципам, в их числе уважение к старшим, забота о младших, искренность, честность», долг. В этом случае в обществе воцарятся гармония и покой;
– общество строится на строгой иерархии, где каждый должен выполнять свою функцию: «правитель должен быть правителем, чиновник – чиновником, отец – отцом, сын – сыном». Если в этой иерархии происходит какой-то сбой, в мире воцаряется хаос, люди начинают выполнять несвойственные им функции. Поэтому надо «исправить имена» (чжэн мин ), то есть привести способности человека в соответствие с его должностью и функциями. Такая строгая иерархия требует от посещающих Китай иностранцев понимания того, кто есть кто в социальной иерархии, и соответствующего обращения с этими людьми. Нарушение иерархии сразу же изобличает вас как «некультурное существо»;
– в основе функционирования общества лежат некие правила или ритуалы (ли ), которые могут быть даны в виде как писаных законов, так и неписаных договоренностей. Знание этих правил и отличает культурного человека от варвара, «благородного мужа» – от «мелкого человека». Поэтому иностранцы нередко воспринимаются китайцами как люди, «не знающие правил». Эти неуловимые правила невозможно прочитать или выучить, их можно только почувствовать, живя в китайском обществе, по сути, это и есть национальная психология китайцев;
– по отношению к своим согражданам следует вести себя честно, искренне, скромно. Нельзя забывать, что ты живешь в группе или обществе, которые, в свою очередь, являются частью государства. За обман, коррупцию, за попытку жить только личными интересами могут последовать весьма суровые наказания, вплоть до смертной казни. А вот на отношения с иностранцами этот принцип автоматически не распространяется;
– жизнь в скромности и разумном достатке (сяо-кан ) является правильным путем всякого человека, даже если он имеет возможность разбогатеть. Кичиться богатством – всегда плохо. Нередко именно потому даже современные китайские миллионеры ведут себя скромно и очень часто вовлечены в социальную помощь населению.
Сегодня в Китае возник даже особый тип «конфуцианских бизнесменов» (жу шан ) – людей, которые ведут свои дела строго на основе принципов Конфуция, проявляя при этом себя как интеллектуалы, знатоки культуры и истории. Это значит, что они не только не обманывают ни своих соотечественников, ни иностранцев, но и устанавливают справедливые цены, финансируют социально значимые мероприятия, помогают школам, ведут особый, «правильный» образ жизни и поддерживают государство. Такое течение «конфуцианских бизнесменов» стало особенно популярным на юге Китая, в том числе и в Гонконге. Но далеко не каждый предприниматель может объявить себя «конфуцианским бизнесменом», необходимо, чтобы само общество признало его статус. Однако, если вы в беседе назовете своего китайского партнера настоящим «конфуцианским бизнесменом», да к тому же «человеком Культуры» – «вэньжэнь» (), это будет расценено как тонкая и умелая похвала.
Группа важнее личности
Китай – это страна самых разных групп, кланов и постоянного общения. И это связано с особым, исторически сложившимся типом самооценки.
Китаец воспринимает мир через восприятие групп. Он осмысляет свои качества через оценку этих качеств группой, и в этом плане сознание китайцев является группо-ориентированным, в отличие от эго-ориентированного сознания представителей западной цивилизации. В этом плане для среднестатистического китайца его «контактная группа» играет значительно более важную роль, чем для любого европейца. Речь идет прежде всего о семье, о клановых и кровнородственных связях, о близких знакомых, о сослуживцах, жителях своего квартала или деревни. Именно через них китаец оценивает сам себя: он такой, каким они видят его, он смотрит на себя их глазами. Если представитель западной цивилизации чаще всего для самооценки вступает во внутренний диалог и обычно соотносит свое поведение с христианскими предписаниями, то китаец соотносит себя с оценкой группы. То есть любой поступок рассматривается через призму оценки родственниками, сослуживцами или руководством.
Характерно, что в китайском языке долгое время просто не существовало слова «личность» (хотя личности конечно же были). Если «человек» по-китайски звучит как жэнь (), то чтобы перевести понятие «индивидуальность» или «личность» обычно просто говорят «гэ жэнь» () – «отдельно взятый человек» или «каждый человек». Само такое определение просто выделяет отдельного человека из толпы, но не дает ему права на индивидуализм, на отдельный внутренний мир, самостоятельную оценку истории или ситуации.
Из этого следует, что правильное поведение – это то, которое сообразуется с общеприемлемым поведением, с общепринятыми, хотя нередко и неписаными, нормами. Поэтому в Китае никогда не ценились какие-то новаторские формы искусства или неожиданные формы поведения – все должно быть в соответствии с традицией. Не случайно Конфуций говорил: «Я не создаю новое, но лишь повторяю изученное». Хотя китайская молодежь сегодня все больше и больше индивидуализируется, этот процесс также проходит в рамках каких-то групповых норм. Поэтому, находясь в Китае, всегда внимательно наблюдайте за нормами группового поведения и мышления. При этом сами также показывайте не столько свою индивидуальность, сколько принадлежность к какой-то группе – это заметно повысит ваш статус.
Группа – это всегда люди, связанные либо кровными, клановыми, либо квазиродственными узами (например, «братья» и «сестры» в различных неформальных группах), но речь всегда идет именно о китайцах, а не об иностранцах.
Как следствие, в Китае надо быть крайне осторожным со всеми новаторскими идеями, выходящими за рамки общепринятого. Это отнюдь не значит, что из-за своей группо-ориентированности китайцы очень вяло откликаются на все нововведения – скорее наоборот. Стоит кому-то открыть что-то новое, найти какой-то новый способ получения дохода, выкрасть технологию, как тотчас вся группа включается в этот процесс, создавая конкуренцию и снижая цены. И если по своей креативности в области технологий Китай нередко уступает Западу, то по групповому освоению новых веяний заметно опережает.
Китаец воспринимает мир через восприятие групп. Он осмысляет свои качества через оценку этих качеств группой, и в этом плане сознание китайцев является группо-ориентированным, в отличие от эго-ориентированного сознания представителей западной цивилизации. В этом плане для среднестатистического китайца его «контактная группа» играет значительно более важную роль, чем для любого европейца. Речь идет прежде всего о семье, о клановых и кровнородственных связях, о близких знакомых, о сослуживцах, жителях своего квартала или деревни. Именно через них китаец оценивает сам себя: он такой, каким они видят его, он смотрит на себя их глазами. Если представитель западной цивилизации чаще всего для самооценки вступает во внутренний диалог и обычно соотносит свое поведение с христианскими предписаниями, то китаец соотносит себя с оценкой группы. То есть любой поступок рассматривается через призму оценки родственниками, сослуживцами или руководством.
Характерно, что в китайском языке долгое время просто не существовало слова «личность» (хотя личности конечно же были). Если «человек» по-китайски звучит как жэнь (), то чтобы перевести понятие «индивидуальность» или «личность» обычно просто говорят «гэ жэнь» () – «отдельно взятый человек» или «каждый человек». Само такое определение просто выделяет отдельного человека из толпы, но не дает ему права на индивидуализм, на отдельный внутренний мир, самостоятельную оценку истории или ситуации.
Из этого следует, что правильное поведение – это то, которое сообразуется с общеприемлемым поведением, с общепринятыми, хотя нередко и неписаными, нормами. Поэтому в Китае никогда не ценились какие-то новаторские формы искусства или неожиданные формы поведения – все должно быть в соответствии с традицией. Не случайно Конфуций говорил: «Я не создаю новое, но лишь повторяю изученное». Хотя китайская молодежь сегодня все больше и больше индивидуализируется, этот процесс также проходит в рамках каких-то групповых норм. Поэтому, находясь в Китае, всегда внимательно наблюдайте за нормами группового поведения и мышления. При этом сами также показывайте не столько свою индивидуальность, сколько принадлежность к какой-то группе – это заметно повысит ваш статус.
Группа – это всегда люди, связанные либо кровными, клановыми, либо квазиродственными узами (например, «братья» и «сестры» в различных неформальных группах), но речь всегда идет именно о китайцах, а не об иностранцах.
Как следствие, в Китае надо быть крайне осторожным со всеми новаторскими идеями, выходящими за рамки общепринятого. Это отнюдь не значит, что из-за своей группо-ориентированности китайцы очень вяло откликаются на все нововведения – скорее наоборот. Стоит кому-то открыть что-то новое, найти какой-то новый способ получения дохода, выкрасть технологию, как тотчас вся группа включается в этот процесс, создавая конкуренцию и снижая цены. И если по своей креативности в области технологий Китай нередко уступает Западу, то по групповому освоению новых веяний заметно опережает.
Государство – продолжение группы
Все китайцы – патриоты, хотя в это порою очень сложно поверить. Китайцы любят не столько свое государство под названием Китайская Народная Республика, сколько Китай как некую историческую общность. Китайцы – государственники по своей сути. Где бы ни жили китайцы – внутри Китая или за его пределами, – они всегда сохраняют лояльность по отношению к своей стране и своей культуре. И в этом плане государство является продолжением семейной группы.
Бизнес в Китае: особый путь
Стратагемная модель мышления
Издревле в Китае создавались учебники по воинскому искусству рассказывающие, как победить армию соперника не столько путем прямого военного превосходства, сколько благодаря разного рода уловкам и обманам. Эти способы, которые принято называть стратагемами или, что более точно, планами (цзи ), были описаны во многих трактатах, самым известным из которых стал конечно же «Сун-цзы бин-фа» – «Воинский метод Сунь-цзы», или «Искусство войны Сунь-цзы». Менее известными, но не менее важными были «У-цзы бинфа» – «Воинские методы У-цзы», «Саньши лю цзи» – «З6 стратагем» и множество других. В XI в. все подобные трактаты были объединены в ныне знаменитое «Семикнижие воинского канона» («У цзин ци шу»).
Сформировалась даже целая философско-прикладная школа военных стратегов (бинцзя), утверждавшая, что «война – это путь обмана». Не стоит думать, что школа военных стратегов только тем и занималась, что учила, как обманывать людей, – это были неординарные философы, которые учили сочетать управление, воспитание с культурой и воинственностью. Но они проповедовали для достижения победы использовать путь хитрости, уловок, обманов.
Сформировалась даже целая философско-прикладная школа военных стратегов (бинцзя), утверждавшая, что «война – это путь обмана». Не стоит думать, что школа военных стратегов только тем и занималась, что учила, как обманывать людей, – это были неординарные философы, которые учили сочетать управление, воспитание с культурой и воинственностью. Но они проповедовали для достижения победы использовать путь хитрости, уловок, обманов.