Страница:
Ждал недолго. Снайперу принесли обед. Над щитком показались две каски. Но под какой из них снайпер? Что-то блеснуло. Наверное, стакан от термоса. Один задирает голову – я вижу его подбородок. Нажал на спуск. Г олова дернулась назад».
(Опыт В. Зайцева.)
Снайпер, способный быстро и точно стрелять навскидку, – серьезный противник. В данном случае его подвела самоуверенность и тяга к комфорту. Зайцев сделал правильно, что подождал развития событий, когда успокоенный и отвлеченный едой противник забудется и подставится под выстрел.
Поединок (описание участника)
Тот же самый поединок в описании свидетелей
(Опыт В. Зайцева.)
Снайпер, способный быстро и точно стрелять навскидку, – серьезный противник. В данном случае его подвела самоуверенность и тяга к комфорту. Зайцев сделал правильно, что подождал развития событий, когда успокоенный и отвлеченный едой противник забудется и подставится под выстрел.
Поединок (описание участника)
«Ночью наши разведчики притянули в мешке «языка». На допросе он показал, что фашистское командование серьезно обеспокоено действиями наших снайперов. Из Берлина доставлен самолетом руководитель школы снайперов майор Кенингс, который имел специальное задание убить «главного «зайца».
Я уже научился быстро читать почерк немецких снайперов, по характеру огня и маскировки без особых усилий отличал опытных стрелков от новичков, трусов – от настойчивых и решительных. Но характер руководителя их школы долго был для меня загадкой. Ежедневные наши наблюдения ничего нового не давали. Трудно даже было сказать, на каком участке фашист. Наверное, он частенько-таки менял позиции и точно так, осторожно, как я его, искал меня.
Я старался проанализировать собственный опыт, опыт своих товарищей, чтобы найти самое правильное решение. Опыт подсказывал, что без информационной помощи окопных друзей – стрелков, пулеметчиков, саперов и связистов – на успех не рассчитывай. Когда я выявлял фашистского снайпера, определял его местонахождение, то звал к себе, скажем, пулеметчика, давал ему трубу, сам брал окопный перископ, показывал самый заметный предмет и вел пулеметчика по ориентиру. И вот когда пулеметчик увидит немецкого снайпера и убедится, как он все-таки хитро маскируется, только тогда этот боец становится грамотным помощником.
Кроме того, когда я делал фальшивые позиции, устанавливал макет, маскировал его, то имел возможность изучать каждого солдата, наблюдать, на что он пригоден. Бывает, солдат инициативный, смелый, а помощник из него никудышный – очень горячий, вспыхнет и погаснет. На такого нельзя положиться в продолжительной борьбе: после первых же опасных испытаний найдет причину и уйдет от тебя, сославшись на важное дело. А по сути, у него просто кончился запас смелости и терпения.
Такие характеры часто наблюдаются и среди снайперов-новичков. Сложнее разгадать характер вражеских снайперов. Знаю одно – они все упрямы. Но и для них я нашел свой метод: хорошо подготовишь куклу, незаметно ее поставишь и начнешь передвигать – кукла, как человек, должна менять свои позы. Рядом с куклой – твоя замаскированная позиция. Вражеский снайпер выстрелил в куклу, но она осталась живой, и тогда начинается демонстрация «упертого» характера. Стреляет второй раз, потом готовится ктретьему выстрелу, но, как правило, именно в этот момент сам попадает на мушку.
Опытные вражеские снайперы на свои позиции выходят под прикрытием огня и в сопровождении двух-трех ассистентов.
Цель искал я двумя этапами. Первый начинался с изучения обороны противника. Потом дознавался, где, когда и при каких условиях были ранены (или убиты) наши бойцы. Тут мне очень помогали санитары. Они рассказывали, где подобрали раненого, я немедленно шел туда, искал очевидцев, дознавался про все детали истории ранения и на основе всего этого раскрывал систему огня фашиста. Второй этап я называю поиском цели. Чтобы не попасть на мушку немецкого снайпера, разведку наблюдением местности проводил с помощью окопного перископа (трубы разведчика) или артиллерийской трубы (буссоли). Оптический прицел снайперской винтовки или бинокль тут непригодны.
Опыт показал, что там, где ранее было вражеское скопление, а теперь не заметишь малейшего движения, засел бывалый хищник. Именно поэтому друзьям-снайперам я и говорил: если досконально не изучил обстановку, не поговорил с людьми (на передовой) – не лезь на рожон. В снайперском деле надо придерживаться принципа народной мудрости: «Семь раз отмерь, один раз отрежь». И действительно, для подготовки меткого удачного выстрела нужно много работать, изобретать, изучать характер, силу врага, отыскивать слабые его места и только после всего этого решать задачу одним выстрелом.
Успех наблюдения достигается только практическими занятиями, непосредственно на местности. Эти навыки в боевой обстановке приобрести непросто. Каждый выход на позиции нужно очень хорошо маскировать. Снайпер, который не умеет наблюдать замаскированно, это не снайпер, а обыкновенная мишень для врага.
У каждого снайпера своя тактика, свои методы, собственные изобретения. Но всем снайперам, опытным и новичкам, всегда стоит помнить, что имеешь дело с тактически зрелым, инициативным, сообразительным и метким стрелком. Твое задание – перехитрить, втянуть его в сложную борьбу. Как это достигается? Придумай фальшивые ходы, рассей его внимание, запутай свои следы, дразни движениями, утомляй зрительную наблюдательность и сосредоточенность. Я против длительного снайперского фундаментального поста даже в длительной системе обороны. Снайпер – это кочевник, он внезапно появляется там, где враг его не ожидает. За огневую инициативу надо бороться. Потому что сами по себе разгадки ребусов противника ничего не дадут, если в тебе нет уверенности, что расплатишься за эти хитрости точным огнем быстро и решительно. Как-то снайперы А. и К. на протяжении дня на своем участке не проявили никаких признаков жизни, тихо сидели в траншее под железнодорожным полотном. И только на другой день привязали к бечевке консервные банки и вынесли их в сумерки на нейтральную полосу. Один конец бечевки остался в траншее. Как только взошло солнце, консервные банки затарахтели под самым носом у немцев. Те начали выглядывать. Появилась одна голова, вторая. Снайперы выстрелили. Через час повторилось то же самое. До вечера А. и К. уничтожили целое вражеское отделение.
Как-то во время небольшого затишья на переднем крае я встретил среди руин двух солдат-снайперов – А. и Щ. Они лениво брели мне навстречу.
– Куда это вы бредете? – спросил я.
– В расположение роты. Фашисты притаились. Можно немного отдохнуть, – пояснил Щ.
– Я бы на вашем месте никуда не шел. Самый момент пристреливать цель.
Выяснилось, что оба никогда не пристреливали возможных целей (по ориентирам). Считали это лишним. Они себе бродили среди развалин по всему переднему краю и, завидев немцев, стреляли. И очень часто неудачно. Да и какже иначе: расстояние до цели сразу не определишь, заранее подготовленных данных для стрельбы нет, а цель появляется всего на несколько секунд. Надо заранее подготовить несколько постов, детально изучить местность, которая лежит перед тобой, наметить ориентиры, определить расстояние до них, тогда и во время затишья будет успех.
Мы зашли в разрушенный дом. Тут был мой запасной пост. Я показал товарищам, где у врага ДЗОТы, пулеметные точки, орудия прямой наводки, наблюдательные пункты, боевая охрана, и сказал: «Снайперу нужно много знать про оборону противника. Прибыл на позицию, внес в стрелковую карточку необходимые поправки и жди удобного момента. Когда ты хорошо подготовлен, достаточно, чтобы цель показалась хоть на один миг. За это время ты должен взять ее на мушку, прицелиться и выстрелить без промаха».
Я вытянул из стенки окопа кусок фанеры. На нем была начерчена стрелковая карточка (карточка огня). Некоторые цифры стерлись. Достал огрызок карандаша, обновил их, поставил прицел. Товарищи мои через окопные перископы наблюдали вражескую позицию. Притихли. Следили за противником добросовестно и внимательно.
Прошел час. Мои друзья уже завяли. Охотничий запал начал исчезать. Однообразие надоедает, хочется перейти на другую позицию, поговорить с солдатами.
– Стойте! – успокаиваю их. – В засаде нельзя разговаривать.
Ребята замолчали. Прошло несколько минут. Во вражеской траншее появилась голова. Я выстрелил. Немецкая каска упала на бруствер.
Среди снайперов нашей дивизии стало правилом собираться в одном блиндаже и подводить итоги задень, высказывать свои предложения, сообщать о новинках во вражеской тактике.
Мы подсчитали: на прицельный выстрел снайпер тратит только десять секунд. Итак, за одну минуту он может выстрелить пять раз. Перезарядить винтовку – 20–30 секунд. Как видите, за одну минуту десять снайперов могут убить пятьдесят гитлеровцев. Среди наших снайперов высшим специалистом считался Саша Коленьев. Он окончил Московскую школу снайперов, чудесно знал правила ведения огня из винтовки со снайперским прицелом. Как-то он открыл свою противогазную сумку, вынул из нее патроны, гранату и маленькую записную книжку. Развернул ее и прочитал нам слова, которые я тут же записал себе: «Путь к меткому выстрелу – это маленькая тропинка, проложенная над крутым берегом бездонной пропасти. Когда снайпер выходит на дуэль, он волнуется, как будто одной ногой становится на острие ножа. Чтобы выстоять над пропастью на таком острие, нужны, безусловно, смелость, тренированность, спокойствие и хладнокровие. Победителем из поединка выходит тот, кто первый сумел победить сам себя».
Вот так, обдумывая и переосмысливая свой опыт, вместе с товарищами я искал путь к решительному поединку с берлинским суперснайпером, который пока что ловко и умело нас переигрывал.
Но вот в течение одного дня снайпер разбил оптический прицел снайперу М., а снайпера Ш. ранил. Это были опытные снайперы, они часто выходили победителями в сложнейших столкновениях. Сомнений теперь не было – они наскочили на фашиста, которого я искал.
На рассвете я пошел на те позиции, где вчера были наши товарищи. Знакомый, за много дней детально изученный передний край противника. Все как всегда. Кончается день. Но вот над фашистским окопом неожиданно поднимается каска и плавно движется вдоль траншеи. Стрелять? Нет. Это хитрость: каска покачивается неестественно, ее, наверное, на палке несет помощник снайпера, а сам снайпер ждет, чтобы я проявил себя выстрелом.
Наш противник ничем не проявил себя за весь день, и, судя по этому, я был уверен, что берлинский снайпер именно тут. Нужно быть особенно осторожным и внимательным.
На третий день в засаду с нами пошел политрук. Мы, припав к оптическим приборам, неотрывно следили за тем, что было спереди.
– Да вот он, я тебе пальцем покажу его! – вдруг выкрикнул политрук. Он едва-едва на секунду приподнялся над бруствером, но и этого было достаточно. Пуля, на счастье, только ранила политрука. Так мог стрелять только опытный и тренированный снайпер.
Я долго присматривался к вражеским позициям, но найти его позицию не смог. За много дней так выучил передний край, что сразу замечал каждую новую ямку, каждый бугорок. Сегодня ничего нового и подозрительного не было. Но я видел, как ловко, быстро и точно был сделан выстрел, и убедился, что снайпер был где-то перед нами.
Наблюдаю дальше. Слева – подбитый танк, справа – ДЗОТ. Фашист в танке? Нет. Опытный снайпер там сидеть не будет. В ДЗОТе? Нет – амбразура плотно закрыта.
На ровном месте, междутанком и ДЗОТом, перед самой линией обороны фашистов, лежит железный лист с небольшой кучей битого кирпича. Давно лежит, уже и внимания не обращаешь. Ставлю себя на место противника: где же лучше занять снайперский пост? Не под листом ли? Ночью сделать к нему потайные ходы…
Наверное, он там, под железным листом, на нейтральной полосе.
Решил проверить. Натянул на дощечку рукавицу, поднял. Клюнул фашист! Чудесно. Осторожно опускаю дощечку в траншею в таком положении, в котором поднимал. Смотрю на дырку от пули. Прямое попадание! Сомнений нет – фашист под листом.
Теперь его надо выманить. Хоть бы маковка головы появилась. Этого сейчас не дождешься. С этой удобной позиции он навряд ли уйдет, и характер его уже известен.
Пост оборудовали ночью. Засели.
Взошло солнце. Куликов (напарник) выстрелил наобум: снайпера нужно было заинтриговать. Решили подождать. В это время наша оптика поблескивала под солнцем, а после обеда наши винтовки были уже в тени. На позицию немца упали прямые лучи солнца. Возле края листа что-то заблестело. Или случайные осколки стекла, или, может, снайперский прицел?
Куликов осторожно, как самый опытный снайпер, начал поднимать каску. Фашист выстрелил. Куликов на мгновение приподнялся, громко крикнул и упал… «Наконец советский снайпер, «главный заяц», за которым охотился четыре дня, убит», – подумал, наверное, немец и высунул из-за листа полголовы. Я ударил. Голова фашиста осела, а оптический прицел его винтовки и далее блестел на солнце».
(Опыт В. Зайцева.)
К вышеизложенному добавить нечего. Зайцев очень толково использовал арсенал ранее описанных тактических приемов, проявив при этом основные снайперские качества – наблюдательность и невероятное терпение.
Я уже научился быстро читать почерк немецких снайперов, по характеру огня и маскировки без особых усилий отличал опытных стрелков от новичков, трусов – от настойчивых и решительных. Но характер руководителя их школы долго был для меня загадкой. Ежедневные наши наблюдения ничего нового не давали. Трудно даже было сказать, на каком участке фашист. Наверное, он частенько-таки менял позиции и точно так, осторожно, как я его, искал меня.
Я старался проанализировать собственный опыт, опыт своих товарищей, чтобы найти самое правильное решение. Опыт подсказывал, что без информационной помощи окопных друзей – стрелков, пулеметчиков, саперов и связистов – на успех не рассчитывай. Когда я выявлял фашистского снайпера, определял его местонахождение, то звал к себе, скажем, пулеметчика, давал ему трубу, сам брал окопный перископ, показывал самый заметный предмет и вел пулеметчика по ориентиру. И вот когда пулеметчик увидит немецкого снайпера и убедится, как он все-таки хитро маскируется, только тогда этот боец становится грамотным помощником.
Кроме того, когда я делал фальшивые позиции, устанавливал макет, маскировал его, то имел возможность изучать каждого солдата, наблюдать, на что он пригоден. Бывает, солдат инициативный, смелый, а помощник из него никудышный – очень горячий, вспыхнет и погаснет. На такого нельзя положиться в продолжительной борьбе: после первых же опасных испытаний найдет причину и уйдет от тебя, сославшись на важное дело. А по сути, у него просто кончился запас смелости и терпения.
Такие характеры часто наблюдаются и среди снайперов-новичков. Сложнее разгадать характер вражеских снайперов. Знаю одно – они все упрямы. Но и для них я нашел свой метод: хорошо подготовишь куклу, незаметно ее поставишь и начнешь передвигать – кукла, как человек, должна менять свои позы. Рядом с куклой – твоя замаскированная позиция. Вражеский снайпер выстрелил в куклу, но она осталась живой, и тогда начинается демонстрация «упертого» характера. Стреляет второй раз, потом готовится ктретьему выстрелу, но, как правило, именно в этот момент сам попадает на мушку.
Опытные вражеские снайперы на свои позиции выходят под прикрытием огня и в сопровождении двух-трех ассистентов.
Цель искал я двумя этапами. Первый начинался с изучения обороны противника. Потом дознавался, где, когда и при каких условиях были ранены (или убиты) наши бойцы. Тут мне очень помогали санитары. Они рассказывали, где подобрали раненого, я немедленно шел туда, искал очевидцев, дознавался про все детали истории ранения и на основе всего этого раскрывал систему огня фашиста. Второй этап я называю поиском цели. Чтобы не попасть на мушку немецкого снайпера, разведку наблюдением местности проводил с помощью окопного перископа (трубы разведчика) или артиллерийской трубы (буссоли). Оптический прицел снайперской винтовки или бинокль тут непригодны.
Опыт показал, что там, где ранее было вражеское скопление, а теперь не заметишь малейшего движения, засел бывалый хищник. Именно поэтому друзьям-снайперам я и говорил: если досконально не изучил обстановку, не поговорил с людьми (на передовой) – не лезь на рожон. В снайперском деле надо придерживаться принципа народной мудрости: «Семь раз отмерь, один раз отрежь». И действительно, для подготовки меткого удачного выстрела нужно много работать, изобретать, изучать характер, силу врага, отыскивать слабые его места и только после всего этого решать задачу одним выстрелом.
Успех наблюдения достигается только практическими занятиями, непосредственно на местности. Эти навыки в боевой обстановке приобрести непросто. Каждый выход на позиции нужно очень хорошо маскировать. Снайпер, который не умеет наблюдать замаскированно, это не снайпер, а обыкновенная мишень для врага.
У каждого снайпера своя тактика, свои методы, собственные изобретения. Но всем снайперам, опытным и новичкам, всегда стоит помнить, что имеешь дело с тактически зрелым, инициативным, сообразительным и метким стрелком. Твое задание – перехитрить, втянуть его в сложную борьбу. Как это достигается? Придумай фальшивые ходы, рассей его внимание, запутай свои следы, дразни движениями, утомляй зрительную наблюдательность и сосредоточенность. Я против длительного снайперского фундаментального поста даже в длительной системе обороны. Снайпер – это кочевник, он внезапно появляется там, где враг его не ожидает. За огневую инициативу надо бороться. Потому что сами по себе разгадки ребусов противника ничего не дадут, если в тебе нет уверенности, что расплатишься за эти хитрости точным огнем быстро и решительно. Как-то снайперы А. и К. на протяжении дня на своем участке не проявили никаких признаков жизни, тихо сидели в траншее под железнодорожным полотном. И только на другой день привязали к бечевке консервные банки и вынесли их в сумерки на нейтральную полосу. Один конец бечевки остался в траншее. Как только взошло солнце, консервные банки затарахтели под самым носом у немцев. Те начали выглядывать. Появилась одна голова, вторая. Снайперы выстрелили. Через час повторилось то же самое. До вечера А. и К. уничтожили целое вражеское отделение.
Как-то во время небольшого затишья на переднем крае я встретил среди руин двух солдат-снайперов – А. и Щ. Они лениво брели мне навстречу.
– Куда это вы бредете? – спросил я.
– В расположение роты. Фашисты притаились. Можно немного отдохнуть, – пояснил Щ.
– Я бы на вашем месте никуда не шел. Самый момент пристреливать цель.
Выяснилось, что оба никогда не пристреливали возможных целей (по ориентирам). Считали это лишним. Они себе бродили среди развалин по всему переднему краю и, завидев немцев, стреляли. И очень часто неудачно. Да и какже иначе: расстояние до цели сразу не определишь, заранее подготовленных данных для стрельбы нет, а цель появляется всего на несколько секунд. Надо заранее подготовить несколько постов, детально изучить местность, которая лежит перед тобой, наметить ориентиры, определить расстояние до них, тогда и во время затишья будет успех.
Мы зашли в разрушенный дом. Тут был мой запасной пост. Я показал товарищам, где у врага ДЗОТы, пулеметные точки, орудия прямой наводки, наблюдательные пункты, боевая охрана, и сказал: «Снайперу нужно много знать про оборону противника. Прибыл на позицию, внес в стрелковую карточку необходимые поправки и жди удобного момента. Когда ты хорошо подготовлен, достаточно, чтобы цель показалась хоть на один миг. За это время ты должен взять ее на мушку, прицелиться и выстрелить без промаха».
Я вытянул из стенки окопа кусок фанеры. На нем была начерчена стрелковая карточка (карточка огня). Некоторые цифры стерлись. Достал огрызок карандаша, обновил их, поставил прицел. Товарищи мои через окопные перископы наблюдали вражескую позицию. Притихли. Следили за противником добросовестно и внимательно.
Прошел час. Мои друзья уже завяли. Охотничий запал начал исчезать. Однообразие надоедает, хочется перейти на другую позицию, поговорить с солдатами.
– Стойте! – успокаиваю их. – В засаде нельзя разговаривать.
Ребята замолчали. Прошло несколько минут. Во вражеской траншее появилась голова. Я выстрелил. Немецкая каска упала на бруствер.
Среди снайперов нашей дивизии стало правилом собираться в одном блиндаже и подводить итоги задень, высказывать свои предложения, сообщать о новинках во вражеской тактике.
Мы подсчитали: на прицельный выстрел снайпер тратит только десять секунд. Итак, за одну минуту он может выстрелить пять раз. Перезарядить винтовку – 20–30 секунд. Как видите, за одну минуту десять снайперов могут убить пятьдесят гитлеровцев. Среди наших снайперов высшим специалистом считался Саша Коленьев. Он окончил Московскую школу снайперов, чудесно знал правила ведения огня из винтовки со снайперским прицелом. Как-то он открыл свою противогазную сумку, вынул из нее патроны, гранату и маленькую записную книжку. Развернул ее и прочитал нам слова, которые я тут же записал себе: «Путь к меткому выстрелу – это маленькая тропинка, проложенная над крутым берегом бездонной пропасти. Когда снайпер выходит на дуэль, он волнуется, как будто одной ногой становится на острие ножа. Чтобы выстоять над пропастью на таком острие, нужны, безусловно, смелость, тренированность, спокойствие и хладнокровие. Победителем из поединка выходит тот, кто первый сумел победить сам себя».
Вот так, обдумывая и переосмысливая свой опыт, вместе с товарищами я искал путь к решительному поединку с берлинским суперснайпером, который пока что ловко и умело нас переигрывал.
Но вот в течение одного дня снайпер разбил оптический прицел снайперу М., а снайпера Ш. ранил. Это были опытные снайперы, они часто выходили победителями в сложнейших столкновениях. Сомнений теперь не было – они наскочили на фашиста, которого я искал.
На рассвете я пошел на те позиции, где вчера были наши товарищи. Знакомый, за много дней детально изученный передний край противника. Все как всегда. Кончается день. Но вот над фашистским окопом неожиданно поднимается каска и плавно движется вдоль траншеи. Стрелять? Нет. Это хитрость: каска покачивается неестественно, ее, наверное, на палке несет помощник снайпера, а сам снайпер ждет, чтобы я проявил себя выстрелом.
Наш противник ничем не проявил себя за весь день, и, судя по этому, я был уверен, что берлинский снайпер именно тут. Нужно быть особенно осторожным и внимательным.
На третий день в засаду с нами пошел политрук. Мы, припав к оптическим приборам, неотрывно следили за тем, что было спереди.
– Да вот он, я тебе пальцем покажу его! – вдруг выкрикнул политрук. Он едва-едва на секунду приподнялся над бруствером, но и этого было достаточно. Пуля, на счастье, только ранила политрука. Так мог стрелять только опытный и тренированный снайпер.
Я долго присматривался к вражеским позициям, но найти его позицию не смог. За много дней так выучил передний край, что сразу замечал каждую новую ямку, каждый бугорок. Сегодня ничего нового и подозрительного не было. Но я видел, как ловко, быстро и точно был сделан выстрел, и убедился, что снайпер был где-то перед нами.
Наблюдаю дальше. Слева – подбитый танк, справа – ДЗОТ. Фашист в танке? Нет. Опытный снайпер там сидеть не будет. В ДЗОТе? Нет – амбразура плотно закрыта.
На ровном месте, междутанком и ДЗОТом, перед самой линией обороны фашистов, лежит железный лист с небольшой кучей битого кирпича. Давно лежит, уже и внимания не обращаешь. Ставлю себя на место противника: где же лучше занять снайперский пост? Не под листом ли? Ночью сделать к нему потайные ходы…
Наверное, он там, под железным листом, на нейтральной полосе.
Решил проверить. Натянул на дощечку рукавицу, поднял. Клюнул фашист! Чудесно. Осторожно опускаю дощечку в траншею в таком положении, в котором поднимал. Смотрю на дырку от пули. Прямое попадание! Сомнений нет – фашист под листом.
Теперь его надо выманить. Хоть бы маковка головы появилась. Этого сейчас не дождешься. С этой удобной позиции он навряд ли уйдет, и характер его уже известен.
Пост оборудовали ночью. Засели.
Взошло солнце. Куликов (напарник) выстрелил наобум: снайпера нужно было заинтриговать. Решили подождать. В это время наша оптика поблескивала под солнцем, а после обеда наши винтовки были уже в тени. На позицию немца упали прямые лучи солнца. Возле края листа что-то заблестело. Или случайные осколки стекла, или, может, снайперский прицел?
Куликов осторожно, как самый опытный снайпер, начал поднимать каску. Фашист выстрелил. Куликов на мгновение приподнялся, громко крикнул и упал… «Наконец советский снайпер, «главный заяц», за которым охотился четыре дня, убит», – подумал, наверное, немец и высунул из-за листа полголовы. Я ударил. Голова фашиста осела, а оптический прицел его винтовки и далее блестел на солнце».
(Опыт В. Зайцева.)
К вышеизложенному добавить нечего. Зайцев очень толково использовал арсенал ранее описанных тактических приемов, проявив при этом основные снайперские качества – наблюдательность и невероятное терпение.
Тот же самый поединок в описании свидетелей
«Когда допрос заканчивался, (пленный) немец сказал, что из Берлина прибыл руководитель школы снайперов майор фон Кенингс, в свое время личный телохранитель фюрера. Он будет руководить (фронтовой) школой снайперов. Но главное – он получил особое задание. Уничтожить Зайцева!
– Откуда вы, гауптман, знаете эту фамилию?
– Не только фамилию, но и ваши методы, господин генерал. Вы очень подробно описываете их в своих листовках. Очень ценный опыт, – не без ехидства закончил немец».
Потом, много позже, маршал В.И. Чуйков, вспоминая этот эпизод, напишет: «К этому времени быстро пополняющаяся группа наших снайперов истребила не одну тысячу гитлеровцев. Об этом писали и в газетах, и в листовках. Некоторые из листовок попадали к противнику, и противник изучал приемы наших снайперов, принимая активные меры борьбы с ними. Скажу откровенно, дело прошлое: в тот момент с популяризацией нашего опыта не следовало торопиться. Стоило снять одного-двух вражеских офицеров, как фашисты открывали по месту предполагаемой засады артиллерийский и минометный огонь. Приходилось запасными ходами быстро менять позицию, чтобы выбраться из переплета.
К тому времени, когда в Сталинграде появился майор Кенингс, Зайцев вернулся из госпиталя – его ранил немецкий снайпер, и Василий горел желанием взять реванш.
Казалось, не сыскать стрелка среди многокилометровых развалин, в которых днем и ночью гремели бои, не определить, какая пуля в тебя попала – случайная или выпущенная рукой меткого аса. Но у наших снайперов существовали тысячи им одним известных примет, фактов, наблюдений, позволявших определить район, где мог оказаться фашистский снайпер».
Все это результат тренированной зрительной наблюдательности, нечеловеческого терпения в длительном наблюдении за передним краем противника и сбора тактической развединформации.
«В землянке, где отдыхали или готовились отправиться в поиски наши снайперы, много было переговорено, выдвинуто версий и планов. Какие только приманки не предлагались – от ложного пулеметного гнезда до переодевания в немецкую форму манекена. Но выходы Зайцева на позиции кончались, как всегда, увеличением счета – у него он был далеко за триста, нона след майора напасть не посчастливилось. Тот был дьявольски терпелив и изощренно коварен. Участились случаи гибели офицеров и солдат в самых неожиданных и, казалось бы, целиком безопасных местах. За всем этим чувствовалась опытная рука.
Зайцева теперь не удовлетворяли «обычные» офицеры – он был весь в мыслях о встрече с Кенингсом, в часы отдыха безмолвно лежал на нарах и думал свое.
Фашист наконец оставил «визитную карточку» – разбил оптический прицел у старого друга Зайцева, а чуть позже ранил другого снайпера. Это не могло не насторожить: парни были, что называется, битые, их на мякине не проведешь, и нужно было обладать очень высоким профессиональным мастерством, чтобы перехитрить таких.
Можно было не сомневаться, что немецкий снайпер добровольно не покинет свою позицию, если она не раскрыта: подготовка позиции (засады) требует слишком много труда и изобретательности, чтобы менять ее после каждого выстрела. (Немцы любили комфорт и не любили менять оборудованные, удобные и надежные позиции; русские расставались с ними без сожаления, не жалея сил и личного времени на скрытое оборудование новых замаскированных позиций – благодаря этому оставались живы, имея тактический выигрыш.)
Ранним утром Зайцев со своим напарником Николаем Куликовым уже пробирался через развалины к тому месту, где ранило снайпера Ш. Залегли, замаскировались и внимательно, методично принялись исследовать передний край немцев. Никаких изменений, способных насторожить. На этом участке было относительно спокойно: и немцы, и наши бойцы прочно занимали дома-крепости, давно пристреляв каждый метр ничейной земли.
Пролежав в неподвижности весь день, так и не обнаружив гитлеровца, Зайцев и Куликов возвращались к себе.
– Ума не приложу, где он может прятаться? Я каждый камешек наизусть знаю, – говорил Куликов.
– А помнишь, когда солнце садилось, над траншеей каска несколько раз показывалась?
– Отчего же, помню. Я еще подумал – выстрелить, что ли.
– И правильно сделал, что не выстрелил. У меня угол выгоднее был, так я заметил – каска-то качалась чуть из стороны в сторону, как если бы ее несли на палке, а уж никак не на голове! Следует присмотреться.
Второй день не принес определенности. Немцы даже стрелять стали меньше, как бы приглашая на этот «мирный» участок.
Вечером Зайцев снова и снова возвращался к тому короткому участку земли, который он знал как свои пять пальцев, но так и не мог найти места, где скрывался враг. Василий видел каждый камень, знал цвет изуродованных стен: слева черные, покрытые густой сажей (видимо, в подвале дома раньше был склад горючего). Справа от засады вздыбился немецкий танк. Отчетливо стояла перед глазами изогнутая линия траншей с дотом в центре. За эти два дня Зайцев испробовал приемы, помогавшие не раз выманить на свет божий немецких снайперов, но берлинский стрелок не клюнул. «Впервые с таким терпеливым сталкиваюсь, – рассуждал Зайцев, – обычно немец на выдержку слаб. На что уж был выдержан тот, который прятался в разбитой ванне, на втором этаже, так держался, что я даже ему посочувствовал за долготерпение. А ведь тоже на третьи сутки сломался – показал свой козырек. И – хана! Не нравится мне этот майор. Может, его и вовсе здесь нет? И сидим мы как дураки?» Эта мысль растревожила, и разочарование готово было овладеть снайпером, разочарование, знакомое любому охотнику, когда желанная дичь выскользнет из-под самого носа. Но Зайцев быстро взял себя в руки. «На дне терпения золото лежит», – говаривал в детстве его отец.
…Сентябрьская ночь – ни зги не видно. Вышли в ночь, чтобы с рассветом сидеть уже в засаде. Подходя к позиции, замедлили шаг– вот теперь уж точно ни звука, ни шороха не должно долетать до врага. Заняли снайперы свои гнезда, политрук замаскировался среди камней неподалеку от Зайцева.
Рассветало долго, с Волги наползал густой туман. Постепенно стал вырисовываться подбитый танк, ДОТ с закрытой заслонкой амбразуры. Потянуло стой стороны дымком – фашистский повар разжигал походную кухню. Испортить бы немцам аппетит парой метких выстрелов, да и они стали хитры, жизнь научила – отводили дымоходы подальше, чтобы невозможно было определить, где укрылась кухня. Зайцев рассматривал передний край через оптический прибор, выискивая малейшие изменения.
– Сейчас я вам покажу, где он, – сказал неожиданно политрук и непроизвольно приподнялся на своем месте. Выстрел прозвучал одновременно с его словами, и Данилов (политрук) осел вниз.
– Ранен легко, доползу сам. А он под листом железа укрылся, – услышал Зайцев голос Данилова.
Зайцев сотни раз скользил взглядом по большому листу железа на груде битых кирпичей на ничейной полосе. Г руда как груда. А если к ней ход подвести незаметно? Совсем неплохая позиция.
Зайцев надел на дощечку варежку (ночи стали холодные, и снайперам раньше других выдали шерстяные вязаные варежки, чтоб пальцы не коченели) и слегка высунул над головой. Выстрела не услышал, но почувствовал удар. Опустил варежку – так и есть, дырка. Прикинул по попаданию угол, как ни верти, атолько из-под железного листа мог палить враг.
На следующую ночь оборудовали новые позиции и стали дожидаться утра. С первыми лучами солнца возобновились бои в городе, грохот нарастал с каждой минутой.
Куликов сделал для проверки ложный выстрел, «рассекречивая», как и было договорено, позицию. Ждать довелось долго, с утра солнце светило в глаза нашим снайперам, а после обеда – в сторону немца. Зоркий глаз Зайцева уловил едва заметный блик отраженного луча. Кусочек битого стекла или оптический прицел?
Куликов осторожно, исподволь поднимал вверх на палке каску. Со звоном пронзила пуля металл. Куликов на мгновение подпрыгнул и с криком упал.
Гитлеровец высунулся из-за укрытия (уж очень майору Кенингсу хотелось убедиться в бинокль о результатах выстрела, сам небось учил курсантов не делать так), тут-то его и настигла зайцевская пуля. (Трофейный оптический прицел с винтовки Кенингса экспонируется в Центральном музее Вооруженных сил СССР (теперь – России.). Прибор очень точный, большого увеличения – начальник Берлинской школы снайперов действительно был классным стрелком.)
– После того дня снайпер у немцев пошел полохливый, – рассказывал Зайцев. – Точно что-то надорвалось у них, совсем растеряли веру в себя и выдержку. В единоборство редко вступали. Чаще всего на каждый выстрел нашего снайпера вызывали огонь артиллерии и минометов. Лупят, бывало, полчаса по пустому месту, камни летят по сторонам, а снайпера давным-давно след простыл – высматривает фашиста в другом месте».
(М.Г. Вайнруб. «Эти стальные парни».)
«Моя снайперская практика началась состязанием с фашистским снайпером. Натретий день я почувствовал, что за мной охотится фашист. Однако обнаружить его не мог. На четвертый день утренней зорькой я пробирался на огневую позицию. Встретил знакомого сержанта-артиллериста. Перекурили. Он мне и говорит:
– Смотри, будь осторожен. У фрицев снайпер появился.
– Вот его-то я ищу.
Я занял ОП и начал наблюдать. Фрицы не появлялись.
Так тянулось довольно долго. Я страшно устал от длительной неподвижности, взял да и сел за березку. Вдруг в ствол березы, за которой сидел, щелкнула пуля, затем другая. «Вот он, фашистский снайпер», – думаю. Два выстрела для меня были неожиданны, но я по ним обнаружил фрица. Тогда взял заготовленное чучело и высунул его из-за березы. Фриц не заставил себя ждать – сделал три выстрела по чучелу и, нужно сказать, довольно удачно: в каске было три пробоины. Эти три выстрела выдали его. Он сидел в кустарнике, метрах в 200 от меня, неплохо замаскировавшись. Видимо, решив, что я убит, он вдруг поднялся и сказал кому-то: «Рус фельт». Тут-то я его и прикончил.
Главную роль в моих успехах сыграла удачно выбранная огневая позиция. Ее я оборудовал на расстоянии 150–180 метров от линии обороны противника, под березой, скошенной пулеметным огнем. Пень ее был высотой сантиметров в семьдесят. Ветвистая береза упала, но не оторвалась совсем от пня. Образовался шатер. По ночам я березу обкладывал новыми ветками. Это было на опушке нейтральной рощи и настолько близко от фрицев, что они даже и мысли не допускали, что под ней советский снайпер.
Это было первое достоинство моей ОП. Другое ее достоинство заключалось в том, что она позволяла мне производить выстрел, не высовывая конца ствола из листвы. Звук выстрела заглушался листвой березы. Дымок от выстрела тоже расстилался под листвой, был почти не заметен. На мою ОП приходили и другие снайперы. Смотрели, как я устроился.
Вот с этой огневой позиции я и крушил фрицев.
На пятый или шестой день, сейчас точно не помню, фрицы напротив моей позиции начали какие-то земляные работы. Это было совсем недалеко от меня, в ложбине. С наших позиций их было не видно, и они, вероятно, знали это. Их было человек десять. Я не открывал огня, так как решил, что раз тут производятся работы, то, наверно, придет офицер. Уничтожить офицера – это была моя затаенная мечта. Но офицер не шел. А тут гитлеровцы решили сделать перекур, воткнули лопаты в землю и стали в тесный круг. Какой снайпер выдержит это искушение?! Я прицелился и ахнул прямо в кучу. Они рассеялись, как испуганные хищники. Трое остались лежать. Трое! Это настоящий снайперский выстрел. Я вначале даже сам себе не поверил. Но все трое лежат, не шевелятся и не стонут. И из разбежавшихся долго никто не поднимался. Наконец, один не выдержал и полез. Уничтожил я и этого. А всего в тот день уничтожил я семь фрицев.
Семь уничтоженных за день немцев – неплохо. Но через несколько дней я уничтожил еще больше. На этот раз я был уже на другой огневой позиции. Эта ОП была хороша тем, что давала возможность просматривать позицию немцев с фланга. Часов в десять утра налево от меня появился здоровенный фриц. Он вылез изтраншеи на опушку леса и осторожно пробирался в ложбину. Там он встал во весь рост, постоял немного и пошел обратно. Замполитрука Кузьмин, который был моим напарником, заворчал: «Чего не стрелял? Упустил мировую мишень». Я же раздумывал так: «Раз тут топчется фриц, значит, это неспроста». Правда, когда он убрался обратно, я склонен был уже жалеть – зря упустил. Но все оказалось так, как я предполагал.
– Откуда вы, гауптман, знаете эту фамилию?
– Не только фамилию, но и ваши методы, господин генерал. Вы очень подробно описываете их в своих листовках. Очень ценный опыт, – не без ехидства закончил немец».
Потом, много позже, маршал В.И. Чуйков, вспоминая этот эпизод, напишет: «К этому времени быстро пополняющаяся группа наших снайперов истребила не одну тысячу гитлеровцев. Об этом писали и в газетах, и в листовках. Некоторые из листовок попадали к противнику, и противник изучал приемы наших снайперов, принимая активные меры борьбы с ними. Скажу откровенно, дело прошлое: в тот момент с популяризацией нашего опыта не следовало торопиться. Стоило снять одного-двух вражеских офицеров, как фашисты открывали по месту предполагаемой засады артиллерийский и минометный огонь. Приходилось запасными ходами быстро менять позицию, чтобы выбраться из переплета.
К тому времени, когда в Сталинграде появился майор Кенингс, Зайцев вернулся из госпиталя – его ранил немецкий снайпер, и Василий горел желанием взять реванш.
Казалось, не сыскать стрелка среди многокилометровых развалин, в которых днем и ночью гремели бои, не определить, какая пуля в тебя попала – случайная или выпущенная рукой меткого аса. Но у наших снайперов существовали тысячи им одним известных примет, фактов, наблюдений, позволявших определить район, где мог оказаться фашистский снайпер».
Все это результат тренированной зрительной наблюдательности, нечеловеческого терпения в длительном наблюдении за передним краем противника и сбора тактической развединформации.
«В землянке, где отдыхали или готовились отправиться в поиски наши снайперы, много было переговорено, выдвинуто версий и планов. Какие только приманки не предлагались – от ложного пулеметного гнезда до переодевания в немецкую форму манекена. Но выходы Зайцева на позиции кончались, как всегда, увеличением счета – у него он был далеко за триста, нона след майора напасть не посчастливилось. Тот был дьявольски терпелив и изощренно коварен. Участились случаи гибели офицеров и солдат в самых неожиданных и, казалось бы, целиком безопасных местах. За всем этим чувствовалась опытная рука.
Зайцева теперь не удовлетворяли «обычные» офицеры – он был весь в мыслях о встрече с Кенингсом, в часы отдыха безмолвно лежал на нарах и думал свое.
Фашист наконец оставил «визитную карточку» – разбил оптический прицел у старого друга Зайцева, а чуть позже ранил другого снайпера. Это не могло не насторожить: парни были, что называется, битые, их на мякине не проведешь, и нужно было обладать очень высоким профессиональным мастерством, чтобы перехитрить таких.
Можно было не сомневаться, что немецкий снайпер добровольно не покинет свою позицию, если она не раскрыта: подготовка позиции (засады) требует слишком много труда и изобретательности, чтобы менять ее после каждого выстрела. (Немцы любили комфорт и не любили менять оборудованные, удобные и надежные позиции; русские расставались с ними без сожаления, не жалея сил и личного времени на скрытое оборудование новых замаскированных позиций – благодаря этому оставались живы, имея тактический выигрыш.)
Ранним утром Зайцев со своим напарником Николаем Куликовым уже пробирался через развалины к тому месту, где ранило снайпера Ш. Залегли, замаскировались и внимательно, методично принялись исследовать передний край немцев. Никаких изменений, способных насторожить. На этом участке было относительно спокойно: и немцы, и наши бойцы прочно занимали дома-крепости, давно пристреляв каждый метр ничейной земли.
Пролежав в неподвижности весь день, так и не обнаружив гитлеровца, Зайцев и Куликов возвращались к себе.
– Ума не приложу, где он может прятаться? Я каждый камешек наизусть знаю, – говорил Куликов.
– А помнишь, когда солнце садилось, над траншеей каска несколько раз показывалась?
– Отчего же, помню. Я еще подумал – выстрелить, что ли.
– И правильно сделал, что не выстрелил. У меня угол выгоднее был, так я заметил – каска-то качалась чуть из стороны в сторону, как если бы ее несли на палке, а уж никак не на голове! Следует присмотреться.
Второй день не принес определенности. Немцы даже стрелять стали меньше, как бы приглашая на этот «мирный» участок.
Вечером Зайцев снова и снова возвращался к тому короткому участку земли, который он знал как свои пять пальцев, но так и не мог найти места, где скрывался враг. Василий видел каждый камень, знал цвет изуродованных стен: слева черные, покрытые густой сажей (видимо, в подвале дома раньше был склад горючего). Справа от засады вздыбился немецкий танк. Отчетливо стояла перед глазами изогнутая линия траншей с дотом в центре. За эти два дня Зайцев испробовал приемы, помогавшие не раз выманить на свет божий немецких снайперов, но берлинский стрелок не клюнул. «Впервые с таким терпеливым сталкиваюсь, – рассуждал Зайцев, – обычно немец на выдержку слаб. На что уж был выдержан тот, который прятался в разбитой ванне, на втором этаже, так держался, что я даже ему посочувствовал за долготерпение. А ведь тоже на третьи сутки сломался – показал свой козырек. И – хана! Не нравится мне этот майор. Может, его и вовсе здесь нет? И сидим мы как дураки?» Эта мысль растревожила, и разочарование готово было овладеть снайпером, разочарование, знакомое любому охотнику, когда желанная дичь выскользнет из-под самого носа. Но Зайцев быстро взял себя в руки. «На дне терпения золото лежит», – говаривал в детстве его отец.
…Сентябрьская ночь – ни зги не видно. Вышли в ночь, чтобы с рассветом сидеть уже в засаде. Подходя к позиции, замедлили шаг– вот теперь уж точно ни звука, ни шороха не должно долетать до врага. Заняли снайперы свои гнезда, политрук замаскировался среди камней неподалеку от Зайцева.
Рассветало долго, с Волги наползал густой туман. Постепенно стал вырисовываться подбитый танк, ДОТ с закрытой заслонкой амбразуры. Потянуло стой стороны дымком – фашистский повар разжигал походную кухню. Испортить бы немцам аппетит парой метких выстрелов, да и они стали хитры, жизнь научила – отводили дымоходы подальше, чтобы невозможно было определить, где укрылась кухня. Зайцев рассматривал передний край через оптический прибор, выискивая малейшие изменения.
– Сейчас я вам покажу, где он, – сказал неожиданно политрук и непроизвольно приподнялся на своем месте. Выстрел прозвучал одновременно с его словами, и Данилов (политрук) осел вниз.
– Ранен легко, доползу сам. А он под листом железа укрылся, – услышал Зайцев голос Данилова.
Зайцев сотни раз скользил взглядом по большому листу железа на груде битых кирпичей на ничейной полосе. Г руда как груда. А если к ней ход подвести незаметно? Совсем неплохая позиция.
Зайцев надел на дощечку варежку (ночи стали холодные, и снайперам раньше других выдали шерстяные вязаные варежки, чтоб пальцы не коченели) и слегка высунул над головой. Выстрела не услышал, но почувствовал удар. Опустил варежку – так и есть, дырка. Прикинул по попаданию угол, как ни верти, атолько из-под железного листа мог палить враг.
На следующую ночь оборудовали новые позиции и стали дожидаться утра. С первыми лучами солнца возобновились бои в городе, грохот нарастал с каждой минутой.
Куликов сделал для проверки ложный выстрел, «рассекречивая», как и было договорено, позицию. Ждать довелось долго, с утра солнце светило в глаза нашим снайперам, а после обеда – в сторону немца. Зоркий глаз Зайцева уловил едва заметный блик отраженного луча. Кусочек битого стекла или оптический прицел?
Куликов осторожно, исподволь поднимал вверх на палке каску. Со звоном пронзила пуля металл. Куликов на мгновение подпрыгнул и с криком упал.
Гитлеровец высунулся из-за укрытия (уж очень майору Кенингсу хотелось убедиться в бинокль о результатах выстрела, сам небось учил курсантов не делать так), тут-то его и настигла зайцевская пуля. (Трофейный оптический прицел с винтовки Кенингса экспонируется в Центральном музее Вооруженных сил СССР (теперь – России.). Прибор очень точный, большого увеличения – начальник Берлинской школы снайперов действительно был классным стрелком.)
– После того дня снайпер у немцев пошел полохливый, – рассказывал Зайцев. – Точно что-то надорвалось у них, совсем растеряли веру в себя и выдержку. В единоборство редко вступали. Чаще всего на каждый выстрел нашего снайпера вызывали огонь артиллерии и минометов. Лупят, бывало, полчаса по пустому месту, камни летят по сторонам, а снайпера давным-давно след простыл – высматривает фашиста в другом месте».
(М.Г. Вайнруб. «Эти стальные парни».)
«Моя снайперская практика началась состязанием с фашистским снайпером. Натретий день я почувствовал, что за мной охотится фашист. Однако обнаружить его не мог. На четвертый день утренней зорькой я пробирался на огневую позицию. Встретил знакомого сержанта-артиллериста. Перекурили. Он мне и говорит:
– Смотри, будь осторожен. У фрицев снайпер появился.
– Вот его-то я ищу.
Я занял ОП и начал наблюдать. Фрицы не появлялись.
Так тянулось довольно долго. Я страшно устал от длительной неподвижности, взял да и сел за березку. Вдруг в ствол березы, за которой сидел, щелкнула пуля, затем другая. «Вот он, фашистский снайпер», – думаю. Два выстрела для меня были неожиданны, но я по ним обнаружил фрица. Тогда взял заготовленное чучело и высунул его из-за березы. Фриц не заставил себя ждать – сделал три выстрела по чучелу и, нужно сказать, довольно удачно: в каске было три пробоины. Эти три выстрела выдали его. Он сидел в кустарнике, метрах в 200 от меня, неплохо замаскировавшись. Видимо, решив, что я убит, он вдруг поднялся и сказал кому-то: «Рус фельт». Тут-то я его и прикончил.
Главную роль в моих успехах сыграла удачно выбранная огневая позиция. Ее я оборудовал на расстоянии 150–180 метров от линии обороны противника, под березой, скошенной пулеметным огнем. Пень ее был высотой сантиметров в семьдесят. Ветвистая береза упала, но не оторвалась совсем от пня. Образовался шатер. По ночам я березу обкладывал новыми ветками. Это было на опушке нейтральной рощи и настолько близко от фрицев, что они даже и мысли не допускали, что под ней советский снайпер.
Это было первое достоинство моей ОП. Другое ее достоинство заключалось в том, что она позволяла мне производить выстрел, не высовывая конца ствола из листвы. Звук выстрела заглушался листвой березы. Дымок от выстрела тоже расстилался под листвой, был почти не заметен. На мою ОП приходили и другие снайперы. Смотрели, как я устроился.
Вот с этой огневой позиции я и крушил фрицев.
На пятый или шестой день, сейчас точно не помню, фрицы напротив моей позиции начали какие-то земляные работы. Это было совсем недалеко от меня, в ложбине. С наших позиций их было не видно, и они, вероятно, знали это. Их было человек десять. Я не открывал огня, так как решил, что раз тут производятся работы, то, наверно, придет офицер. Уничтожить офицера – это была моя затаенная мечта. Но офицер не шел. А тут гитлеровцы решили сделать перекур, воткнули лопаты в землю и стали в тесный круг. Какой снайпер выдержит это искушение?! Я прицелился и ахнул прямо в кучу. Они рассеялись, как испуганные хищники. Трое остались лежать. Трое! Это настоящий снайперский выстрел. Я вначале даже сам себе не поверил. Но все трое лежат, не шевелятся и не стонут. И из разбежавшихся долго никто не поднимался. Наконец, один не выдержал и полез. Уничтожил я и этого. А всего в тот день уничтожил я семь фрицев.
Семь уничтоженных за день немцев – неплохо. Но через несколько дней я уничтожил еще больше. На этот раз я был уже на другой огневой позиции. Эта ОП была хороша тем, что давала возможность просматривать позицию немцев с фланга. Часов в десять утра налево от меня появился здоровенный фриц. Он вылез изтраншеи на опушку леса и осторожно пробирался в ложбину. Там он встал во весь рост, постоял немного и пошел обратно. Замполитрука Кузьмин, который был моим напарником, заворчал: «Чего не стрелял? Упустил мировую мишень». Я же раздумывал так: «Раз тут топчется фриц, значит, это неспроста». Правда, когда он убрался обратно, я склонен был уже жалеть – зря упустил. Но все оказалось так, как я предполагал.