Страница:
– Молодые… Молодые любят стрелять.
Барон скорбно покачал головой и отвесил мальчишке с обрезом подзатыльник. Удар вышел неожиданно сильным, цыганенок свалился на колени и выронил оружие.
– Мошка, ты понял? Этот опытный человек говорит, что если бы ты не выстрелил в мутанта, они бы не напали. Ты подверг семью опасности!
Мошка подобрал оружие, встал и потер затылок.
– Я понял, старший…
Барон обернулся к Разину.
– Молодые любят стрелять, им только дай повод. С возрастом он поумнеет, возмужает – тогда поймет, что нет ничего хорошего в том, чтобы продырявить кого-то на расстоянии.
Старый цыган покосился на Мошку, тот отодвинулся – боялся нового подзатыльника.
– Другое дело нож, – барон взялся за кривую рукоять на поясе, – совсем другое дело! Когда горячая кровь заливает твою ладонь, ты поворачиваешь клинок в ране, глядя в глаза кровнику… но молодым только стрелять хочется! Однако я не поблагодарил вас за помощь. Признателен. Мы все признательны!
Барон обернулся и взмахнул рукой. Родичи, столпившиеся позади него, принялись разноголосо благодарить спасителей.
– Какими судьбами здесь? Ваш табор вроде северней обосновался? – перебил нестройный хор Разин.
– Для меня большая честь, что ты слышал о семье, – барон нахлобучил шляпу и сразу сделался моложе на вид – лицо у него было румяное и полное, если бы не седина, он казался бы совсем не старым. – В Москве сейчас сделалось опасно. С юга вторглись дикари, захватили Ленинский тракт. Даже сюда добрались, как видишь.
– Они и раньше здесь показывались, только редко, – вставил Альбинос.
– Эти смелые, потому что за ними сила, – вздохнул барон. – Они не боятся больше ни Ордена, ни московских кланов. Ну что ж, пусть москвичи покажут свою силу. С нами они держались грозно, а теперь будут грозить войску мутантов. Наша семья мирная, нам не по душе сражения. Это только молодым хочется стрелять.
Мошка на всякий случай отодвинулся еще на шаг.
– Ну а мы откочуем в Рязань, – закончил барон. – Потом поглядим, что дальше.
– Может, в Рязани встретимся, – бросил Разин. – Едем, Музыкант.
Дело шло к вечеру, и на дороге между домами было тесно. Вдоль заборов, украшенных черепами мутафагов, расхаживали старатели, под повозками кто-то спал, упряжные манисы шипели и качали плоскими головами вслед сендеру, выплевывая черные раздвоенные языки.
– Куда сейчас? К «Злому киборгу»? – спросил Альбинос. – Эта улица ведет к гостинице, ею Миха Ротник и заправляет.
– Это после. Ты знаешь лавку старьевщика? Давай к ней.
– С мотором над дверью? Знаю, конечно. Так что же, хромой Прокоп – и есть человек Меха-Корпа? Никогда бы не подумал.
– А ты и теперь не должен так думать. Наведаемся к Прокопу, после забудешь о нем. Осторожно!
Через дорогу, шатаясь, брел пьяный – судя по одежде, старатель. Увидев сендер, он попытался ускорить шаг, запутался в собственных ногах и рухнул в кучу навоза. Альбинос аккуратно объехал пьяницу, который тут же заснул, блаженно жмурясь посреди вонючей лужи.
– Хороший город, – пробормотал Разин.
– Это центральная улица, – зачем-то пояснил Альб.
Лавка Прокопа находилась на окраине, далеко от площади, где кипела местная деловая жизнь и где процветало заведение Михи Ротника. Альбинос предпочел не показываться у «Злого киборга» и проехал переулками. Похоже, они понравились Разину не меньше, чем улица со спящим забулдыгой – здесь было тесно, грязно и куда больше навоза. И домишки на окраине были убогие – развалюхи, сколоченные из старого хлама. Лавка Прокопа выглядела получше соседних зданий, это было крепкое сооружение, возведенное на древнем кирпичном фундаменте. Над входом покачивался старинный электромотор, к которому были подвешены осколки стекла, пестрые обломки пластика и древние электронные платы. Под вечерним солнышком пайка сверкала красным.
Альб толкнул дверь, она заскрипела, звякнули подвешенные над входом железки и стекляшки. Разин зашел следом и огляделся – вдоль стен тянулись полки. Верхние занимала старая посуда, шкатулки и разнокалиберные зажигалки, на нижней были ящики с полированными крышками, а один, самый большой, с пыльной сеточкой динамика на боковине, стоял на полу. «Какой-нибудь радиоприемник древний», – решил Альбинос. Весь этот хлам, найденный среди руин, в лавку несли старьевщики, таков их промысел. Они сбывают предметы скупщикам старины и тем живут. У Прокопа среди старьевщиков были обширные связи, к нему приезжали даже из самых отдаленных районов Пустоши, заодно делились новостями, которые охотники за древностями зачастую узнавали первыми во время странствий. Хромой торговец стариной славился как человек приветливый, незлобивый и самое главное – уступчивый. У него всегда можно было разжиться по дешевке подержанным барахлом, а то и занять пару медяков в долг. Из-за увечья Прокоп никогда не отлучался из лавки.
Вот и сейчас хромой вынырнул из-за стеллажей с товарами, сияя самой добрейшей улыбкой. Калека всем своим существом излучал приязнь, даже костыль его стучал как-то особо приветливо.
– А, Музыкант, вернулся, а говорили – пропал, – хотя это казалось невозможным, инвалид улыбнулся еще шире прежнего. – Струн тебе? Струн гитарных, как обычно? Есть у меня, найдутся.
– Струны потом, – Альб кивком указал на Разина, – вот у него к тебе дело.
– А, дело! – хромой одарил хмурого Егора такой же приязненной улыбкой. – Слушаю? Чем могу помочь? В лавке Прокопа чего только ни сыщется!
Разин шагнул к прилавку и навис над калекой.
– Север тебе привет передает.
Он полез за пазуху и вытащил медную пластинку на шнурке. Альбинос заметил, что в нескольких местах пластинка просверлена, дырочки располагались в беспорядке. Улыбка хромого тут же пропала, он вытащил из-за пазухи похожий амулет, сложил пластинки и изучил отверстия на свет. Потом вернул медяшку Разину.
– Слушаю.
– Меня интересует человек по имени Губерт. Вроде бы его видели в Киеве.
– Мне передавали этот вопрос, я разузнавал. Но такого имени никто не вспомнил. Может, какие-то приметы, особенности? Как он выглядит, чем занимается?
– На вид старик, седой, бодрый такой, худощавый, подтянутый. Любит хорошо одеваться, выглядит аккуратно, как… ну, как картинка из книги, которую напечатали задолго до Погибели, я понятно объясняю?
Прокоп кивнул.
– Чем занимается… Он убил Юну Гало, вот чем он занимается. – Эти слова Егор процедил с такой тихой ненавистью, что Прокоп даже отшатнулся. Потом Разин перевел дух и заговорил спокойнее: – Люди Губерта могут иметь хорошее оружие, изготовленное до Погибели, технику, снаряжение. Владеют забытыми технологиями. Прокоп, ты ведь понимаешь, что это значит?
– Я же старьевщик! Конечно, понимаю. Есть кое-какие намеки… но только намеки, ничего не известно наверняка.
– Говори.
– Новости из Храма. Владыка Баграт куда-то пропал, прошел слух, что он погиб, но, поскольку сведения не достоверны, нового Владыку не избрали, и киевский Храм начинает подминать под себя тамошний староста, отец Зиновий. При Баграте он был не слишком заметен, а сейчас у него откуда-то появилось золото, его охрана перевооружилась, у них откуда-то взялись автоматы. Сам он, говорят, чудотворец, пророчествует о грядущем и исцеляет силой молитвы. Вроде снюхался с каким-то кланом, владеющим древней техникой, но в Киеве о таком клане никто не слышал. Начальник разведки Храма, брат Крипта согласен выйти на контакт с Меха-Корпом, поскольку подозревает измену со стороны Зиновия, но сам ничего не может сделать, его ограничивает храмовая иерархия.
– Иерархия… – протянул Разин. – Ее можно обойти.
– Крипта не такой, он человек, приверженный традициям и очень щепетильный, он не станет затевать свару в руководстве Храма. Вместе с тем традиции не мешают ему привлечь к делу нас.
– Как на него выйти, на этого брата Крипту?
– В Киеве остановитесь в гостинице «Крещатик», держит ее Картина, баба такая. Этой Картине можно говорить прямо, она на Храм работает, на разведку тамошнюю, вроде как я здесь. Скажешь, привет от Блажена брату Крипте принес. Блажен, скажешь, в Киеве шапку потерял, просит поискать.
– И все? Так просто? Никаких условных знаков?
– Нет, только про шапку не забудь сказать. Храмовая разведка работает иначе, не так, как наши. – Прокоп поправил шнурок на шее и снова улыбнулся, но уже не наигранно, ему было приятно сознавать, что меха-корповские разведчики действуют изощреннее, чем киевляне. – Удачи, Разин!
– Ты меня знаешь? Мы встречались, что ли? Не помню.
– Нет, Разин, не встречались. Мне тебя описывали: здоровый и глядит так, будто вот-вот башку отвернет.
Егор коротко кивнул и отвернулся. Альбинос шагнул следом за ним к двери, но Прокоп окликнул его:
– Музыкант, постой! А струны-то! Струны – вот они.
Старьевщик снова напялил привычную личину добряка и умильно заулыбался. Заворачивая струны в клочок кожи, он бормотал:
– Ты заходи, Музыкант, заходи в мою лавку, когда здесь будешь. Новости расскажешь, то да сё…
Разин топтался у двери, пока Альб расплачивался за покупку. Инвалид пытался отказаться от денег:
– Ты ж наш, я не знал раньше, бери так!
– Нет, Прокоп, я лучше заплачу.
Альбинос подумал, что раньше улыбка хромого ему нравилась, а теперь он вряд ли сможет относиться к Прокопу по-прежнему дружески. Хотя, если вдуматься, что такого? Ну, агент Меха-Корпа, и что? Всякий в Пустоши устраивается, как может, а каждый десятый здесь – не тот, за кого себя выдает. Но все-таки теперь показное радушие старьевщика смотрелось неприятно. Погруженный в эти раздумья Альб вышел следом за Разиным в переулок, где спутник остановился свернуть самокрутку. Альб сунул струны в карман, поднял голову… и быстро шагнул обратно в тень. По улице шагал Миха Ротник.
– Ты чего?
– Вон видишь, мужик по улице идет? Это Миха.
Толстый коротышка, бывший наниматель Альбиноса, шествовал по грязному переулку, аккуратно обходя лужи. Справа и слева от него тяжело шагали крепкие мужики в одинаковых куртках, перетянутых скрипящими ремнями, – Ротник обзавелся новой охраной и снарядил телохранителей как полагается. Вид парни имели очень боевой и по сторонам глядели грозно, у одного за спиной висела берданка, на поясе у другого – кобура с большим револьвером. Разин оглядел процессию и бросил:
– Подожди здесь. Меня он не знает, гляну, куда направляются.
– Эй, постой!..
Но Разин уже шагал следом за Михой.
– Стремительный человек, – заметил Прокоп, выглядывая в дверь. – А ты подожди, подожди его, Музыкант. Он скоро возвернется, Лушка-то совсем рядом живет.
Альбинос глянул на старика сверху вниз.
– Лушка?
– Баба Михина. Он к ней частенько заглядывает, пока Христы нету.
– И надолго он к ней?
– Да когда как, но обычно ненадолго. Брательник его не одобряет, так что Миха у Лушки не задерживается – не ровен час, нагрянет Христа. Побаивается Миха брательника-то.
Возвратился Разин в самом деле скоро.
– Как тебе Михина подруга? – поинтересовался Альбинос. – Симпатичная?
– А ты знал, что ли, что он к бабе идет?
– Прокоп знал. Идем.
И Альб быстро зашагал от лавки старьевщика, Разину пришлось нагонять его.
– Ты куда собрался?
– А ты меня слушал, когда за Михой побежал? Идем в гостиницу «Злой киборг». Пока хозяина нет, оглядимся там.
Гараж перед «Злым киборгом» не изменился, на месте была и здоровенная маслянистая лужа перед ним. Хотя сухой сезон в разгаре, лужа не стала меньше. Обходя ее, Альбинос бросил через плечо:
– Видишь это болото? Оно здесь всегда и постоянно одного и того же размера. Я иногда спрашивал себя: почему лужа не высыхает в сухой сезон?
– И почему же? – Разин шагал следом и едва слушал Альба, он косился по сторонам, прикидывая для себя пути отхода из этого места.
– Я думаю, это одна из великих загадок Пустоши, вот так!
– Судя по запаху, сюда мочатся все, кто надрался в «Злом киборге», вот и вся загадка. Много там сейчас народу?
– Музыка не играет, значит, мало. «Банда четырех» рубит музыку, когда зал набирается, да и рано еще. Но я внутрь не пойду, меня могут узнать… нам сюда.
Альбинос вошел в гараж, где было как-то пустовато. Разобранный песчаный мотороллер да груды покореженных железяк вдоль стен – больше в гараже ничего не было. Впрочем, заляпанный смазкой стол по-прежнему стоял в углу, и выпивка на нем, как обычно, присутствовала. Вокруг стола собрались четверо механиков, Альбинос сразу направился к ним.
– Здорово!
Приветствие повисло в воздухе, механики мрачно глядели на гостей. Наконец Захарий нарушил молчание:
– Зачем ты явился, Музыкант?
– Как зачем? – Альб улыбнулся. – Я же вам за ремонт «Зеба» должен остался, верно? Пришел должок вернуть.
– Должок, – повторил Арсен и провел ладонью по седой шевелюре, – это хорошо. А ты знаешь, что Миха тебя велел убить, если появишься?
– Злой он на тебя, – поддакнул Леш.
– Я с ним потолкую, и он меня простит, – заверил Альбинос. – Только вы ему не говорите, что я здесь, а то он сразу волноваться начнет, нервничать…
Альб аккуратно положил на стол между кукурузных огрызков и стаканов столбик серебряных монет.
– Вот, мой должок. Я обещал к концу сухого сезона, но опоздал, потому отдаю больше.
Он придвинул стакан, налил водки и выпил. Механики мрачно наблюдали за его действиями и поглядывали на Разина, пытаясь понять, что это за верзила приперся с Альбиносом.
– Разин, тебе налить? Водка у парней хорошая, на огневке настояна. – Альб оглядел механиков. – А вы чего не пьете?
Он покачал бутылку в руке.
– Захарий, так вы Михе не говорите, что я здесь, лады? А я через гараж пройду в гостиницу, там его дождусь.
– Ну, ладно, – Захарий придвинул и свой стакан, Альбинос налил. – Допустим, с Михой ты поладишь… сегодня.
Механик смерил оценивающим взглядом Разина, выпил водку и поморщился.
– А завтра он передумает и с нас спросит. Что тогда?
Альб, придвинув стаканы, налил всем.
– Да вы выпейте со мной, что ли. Ну а с пьяных какой спрос? Пейте, парни, пейте. И потом, не узнает Миха, что вы мне помогали как-то, что вообще меня видели.
Механики разобрали стаканы, когда Альбинос добавил к столбику с монетами еще несколько. Захарий кивнул Лешу, ткнул пальцем под стол – тот полез туда и достал еще пару бутылок.
– Ладно, – решил Захарий, – скажем, пьяные были, ничего не видели. Работы все равно нет. Вон, и молодому нынче выходной устроили.
– Да, верно, у вас же еще новичок здесь вертелся, – вспомнил Альб. – Где он?
– Отпустили сегодня, потому что заказов мало, – объяснил Карлов, хрустя початком. – На Москву теперь никто не ездит, война там, и нам работы нет. Ты, Музыкант, честно говоря, очень вовремя должок принес, потому что нынешний сухой сезон у нас выдался очень даже… сухой. Наливай, Леш. А твой друг, Музыкант, он что? Не пьет?
– Нам еще работать, а потом всю ночь по пустыне пилить… – пояснил Альбинос и после многозначительной паузы продолжил: – Отсюда. Да вы на нас не глядите, пейте, а мы пойдем себе…
– А мы и не глядим, – заверил его Арсен, звякая стаканом.
Вдвоем с Разиным они вышли наружу, миновали гараж и проникли в гостиницу через заднюю дверь, которой обычно пользовались работники. Из кухни доносились голоса и пахло пряным.
– Ты этих людей хорошо знаешь? – с сомнением спросил Разин.
– Трезвые – люди как люди. А сейчас, наверное, и вовсе замечательные. Нам сюда.
Альб повел Разина к лестнице, по дороге объяснил:
– Второй этаж – для постояльцев, сам Миха на третьем сидит. Я думаю, там сейчас никого, видел, с какой он охраной к любовнице отправился? Значит, сперва познакомлю тебя с его кабинетом, а потом и с ним самим…
На третьем этаже было пусто. Альбинос ненадолго задумался, припоминая расположение комнат, потом отыскал Михин кабинет. Подергал дверь – конечно, заперто. Разин примерился ударить плечом, но Альб его остановил. Полез в карман, вытащил изогнутую проволоку и стал ковырять в замке.
– Время теряем, – заметил Егор.
– Ничего, я сейчас… В Рязани народ честный.
– Это ты к чему?
– Только там, где живут очень честные люди, ставят такие замки, которые легко открыть проволокой.
Когда замок щелкнул, Альбинос выпрямился и распахнул дверь.
– Уютно, – заметил Разин, переступая порог.
Уже вечерело, солнце опустилось низко, и яркие лучи били сквозь окна, так что кабинет оказался ярко освещен. Блестело зеркало на стене, блестели стекла в дверцах шкафов – старые, растресканные, но аккуратно подклеенные. За стеклами в ряд выстроились всякие безделушки: древние статуэтки, поломанные приборы, инструменты… таким же барахлом был завален письменный стол возле окна. Похоже, Миха обожал все пестрое и блестящее, тянул в свой кабинет всякие бесполезные вещички, как ползун в холмовейник.
Альбинос закрыл дверь, щелкнув замком, направился к столу и сразу полез в ящики. Разин сдвинул несколько подставок для карандашей, повертел пустую чернильницу, а потом ему в руки попалось кое-что поинтересней.
– Ого! Гляди-ка, знаешь, что это?
Альб посмотрел – плоская черная коробочка с выдвижной блестящей антенной и забранными решетками отверстиями.
– Нет, а что?
– Передатчик. «Уоки-токи» их еще называли. До Погибели вещь сделана.
– А выглядит как новенький.
– Вот именно. Очень интересно! Что у тебя?
– Ничего такого, хлам… я думал, он деньги здесь держит.
Уоки-токи в руке Разина захрипел, сквозь треск помех пробился голос Христы Ротника:
– Миха! Миха! Я же сказал, быть на месте!..
Голос затух, потом и помехи исчезли.
– Я думаю, Миха скоро явится, он брата опасается, – предположил Альб. – Если тот велел быть в гостинице, надолго не уйдет.
– Чего ж он передатчик с собой не взял?
– Потому что болван. Забыл, наверное, просто. О, слышишь?
За дверью раздались шаги. Альбинос присел за столом, Разин встал за шкаф у двери. Щелкнул замок, дверь распахнулась, вошел Миха, он раскраснелся, лицо лоснилось от пота. Видно, вспомнил, что брат велел быть на связи, и спешил домой. Разин сделал шаг позади него, Альбинос поднялся из-за стола с уоки-токи в руках.
– А, Миха… ну, здорово. А я тут кое-что потерял, ищу вот…
Ротник попятился, уперся спиной в Разина и замер, втянув голову в плечи.
– Музыкант… Ты откуда здесь? Как?..
Разин, закрыв дверь, подтолкнул Миху к столу.
– Помоги ему искать, ты ж здесь вроде хозяин?
– Что искать?
– Деньги, Миха, – улыбнулся Альбинос. – Ты мне крепко задолжал за яйца водяных курочек, помнишь? За самоход мой, мир его памяти, за всю эту историю…
– Ничего я тебе не задолжал! – Миха постепенно приходил в себя. – Это ты мне…
– Так вот, ищу деньги, а нашел эту штуковину. Откуда у тебя такая, а, Миха?
Разин снова подтолкнул младшего Ротника в спину, тот сделал еще пару шагов и остановился перед столом. Оглянулся, посмотрел на Разина. Зрелище ему явно не понравилось.
– Рассказывай, Миха, – кивнул Альбинос. – Про Богдана, про хозяина его. Про этот передатчик. Как меня подставил тоже рассказывай.
– Какого еще Богдана? – Миха снова оглянулся. – Не знаю я такого… ай!
Разин не слишком сильно ударил его кулаком между лопаток. Альб между тем продолжал:
– Миха, я тебе предлагаю пропустить первую часть нашего разговора, что, мол, ничего не знаю и ничего не ведаю, и сразу перейти ко второй, где ты мне все расскажешь. Заодно мы пропустим много для тебя неприятного, понимаешь меня?
Ротник ссутулился, зло поблескивая глазами, обхватил себя за плечи.
– Музыкант, не знал я, что на тебя нападут! Просто нужно было, чтобы ты согласился на какое-то предложение. Я ж правда не знал, что они стрелять будут и все такое, думал, так просто – припугнут, погонятся, чтобы ты ящики с яйцами растряс. Такой был уговор. Ну и чтобы я вроде как рассердился на тебя, чтобы потребовал недостачу возместить. Но ты же в самом деле… ай!
Разин еще раз ударил Миху и спросил:
– С кем уговор?
– Ну вот с Богданом этим. Он взамен вот эти штуки дал, обещал поставки техники, заказы у нас обещал в будущем сезоне крупные разместить. Солидный торговец! А я что? Мое дело маленькое, покричал на тебя немного, сделал вид, что сержусь… Музыкант, мы ж всегда с тобой нормально решали, так? Ну, так ведь?
– Я тоже на тебя не сержусь, но сейчас сделаю вид, что очень рассержен, как ты тогда. Кто хозяин Богдана, откуда поставки? Не юли, говори прямо!
Разин многозначительно кашлянул, Миха быстро оглянулся и втянул голову в плечи.
– Да не знаю я! В Киеве он сидит, хозяин Богдана того, больше ничего не знаю. Поставки из Киева! Богдан говорил: к будущему сезону хозяин в Киеве дела порешает и к нам будет караваны гнать, у нас в «Злом киборге» они останавливаться станут! Поставки техники, приемники вот такие, оружие обещал хорошее, не хуже харьковского, говорил: большую торговлю начнем, Христа с ним сговаривался, а не я. Христу спрашивайте! Музыкант, я в самом деле ничего больше не знаю! Ну давай я тебе заплачу? Денег дам, чтобы ремонт самохода покрыть, и вообще? Смотри, я деньги достаю!
Миха засеменил к шкафу, сунул руку под заднюю стенку, зашуршал там. Разин шагнул за ним, взявшись за обрез в перевязи. Миха вытянул из тайника увесистый кошель.
– Во, гляди, золото здесь! Ну, Музыкант, я ж по-честному, без обмана! Я заплачу́! Вот они, монеты!
При этом Ротник исподтишка покосился в сторону. Альбинос проследил его взгляд – на стене тикали большие часы с круглым желтым циферблатом. Миха снова подошел к столу, торопливо развязал тесемки и вывалил монеты, где среди московских серебряков и меди поблескивали несколько гривен.
– Вот, видишь!
– Ладно, Миха, вижу. Но насчет хозяина Богдана тебе бы лучше вспомнить.
– Да что ж я вспомню? У Богдана бы и спросили!
– Мы спрашивали, но он не смог ответить. Очень, понимаешь, трудно отвечать, когда у тебя голова оторвана…
– Богдана я прикончил, – кивнул Разин. – Меня интересует его хозяин, Губерт.
– Да не говорил он про хозяина! – взвился Миха. – Ничего не знаю… ай! Не надо! Правда не знаю! Не слыхал ни про какого Губерта!
Разин, который уже занес руку для нового удара, глянул на Альбиноса. Тот задумчиво протянул:
– Слушай, Егор, а ведь Богдан, когда ты ему голову отстрелил, стал мне нравиться гораздо больше. Некроз с ней, с головой, но он молчаливым таким сделался, и, главное, тогда сразу стало ясно: неприятностей от него больше можно не ждать. Просто в тот раз ты слишком поторопился, можно и помедленней было…
Миха снова заговорил:
– Стойте, стойте! Я вспомнил! Богдан разок обмолвился про Губерта. Сказал: «Воняет у вас в Рязани, как у Губерта на болоте, на левобережье!»
– На левобережье. Это где?
– Откуда ж мне-то знать! Мы тогда на площади стояли, перед гостиницей, там еще эта лужа…
Разин вытащил обрез, с сомнением почесал подбородок стволом. Уоки-токи в руке Альбиноса ожил, захрипел, и оттуда раздался голос Христы, уже намного отчетливей, чем в прошлый раз:
– Миха, если сейчас тебя не застану в «Киборге», то…
Миха вдруг вывернулся из-под руки Разина, прыгнул на стол, оттуда сиганул в окно и вышиб раму. Натянутые в ней шкуры ползунов с треском разорвались, толстяк вывалился наружу вместе с обломками. Альбинос никак не ожидал от увальня Михи такой прыти – когда он кинулся к окну, Ротник, прихрамывая, уже бежал по крыше гаража.
Разин, отпихнув Альбиноса, прыгнул следом, сапоги его с грохотом ударили по дощатому настилу.
– Стой, куда?! Ведь Христа уже… Да чтоб тебя некроз разъел!
Альбинос махнул рукой и бросился следом. Миха спускался по приставной лестнице, которая находилась на дальней от гостиницы стене гаража.
Альбинос спрыгнул последним. Ротник, стряхивая на бегу обрывки шкуры ползуна, помчался вокруг лужи, поскользнулся в грязи, едва не въехал в упряжного маниса. Ящер зашипел, тряся головой, возница начал ругаться, а Миха свернул в переулок. Разин, тяжело топая сапогами, мчался за ним. Альбинос заорал:
– Стой! Егор, стой! Христа здесь! Да что ж такое!!!
Альбинос влетел в переулок последним, споткнулся, едва не упал, а когда выпрямился, увидел, как пялятся на Разина прохожие. Он держал за шиворот Миху, тот извивался и вопил. На улице было людно, навстречу катила вереница самоходов, прохожие расступались, чтобы освободить дорогу.
– Христа, стреляй! – заверещал вдруг Миха. – Стреляй в них!
На переднем сиденье головного сендера вскочил Христа Ротник. Глаза его были очень удивленными, он шарил ладонью по поясу, ища кобуру. Позади старшего Ротника маячили вооруженные охранники, да и здоровенный грузовой самоход, кативший следом за сендером, тоже принадлежал братьям – в кузове наверняка сидят еще бойцы.
– Разин, ходу отсюда! – заорал Альбинос.
Подскочил к Егору, ухватив за складки плаща на спине, потянул назад.
Водитель сендера затормозил, Христа вытащил из кобуры большой пистолет, позади него поднимались охранники. Тут и Разин понял, с кем они столкнулись – отшвырнул Миху и бросился прочь по улице, по дороге сграбастав за шиворот Альба. Теперь уже он волок за собой спутника, как будто ему непременно нужен был чей-то воротник в кулаке.
Барон скорбно покачал головой и отвесил мальчишке с обрезом подзатыльник. Удар вышел неожиданно сильным, цыганенок свалился на колени и выронил оружие.
– Мошка, ты понял? Этот опытный человек говорит, что если бы ты не выстрелил в мутанта, они бы не напали. Ты подверг семью опасности!
Мошка подобрал оружие, встал и потер затылок.
– Я понял, старший…
Барон обернулся к Разину.
– Молодые любят стрелять, им только дай повод. С возрастом он поумнеет, возмужает – тогда поймет, что нет ничего хорошего в том, чтобы продырявить кого-то на расстоянии.
Старый цыган покосился на Мошку, тот отодвинулся – боялся нового подзатыльника.
– Другое дело нож, – барон взялся за кривую рукоять на поясе, – совсем другое дело! Когда горячая кровь заливает твою ладонь, ты поворачиваешь клинок в ране, глядя в глаза кровнику… но молодым только стрелять хочется! Однако я не поблагодарил вас за помощь. Признателен. Мы все признательны!
Барон обернулся и взмахнул рукой. Родичи, столпившиеся позади него, принялись разноголосо благодарить спасителей.
– Какими судьбами здесь? Ваш табор вроде северней обосновался? – перебил нестройный хор Разин.
– Для меня большая честь, что ты слышал о семье, – барон нахлобучил шляпу и сразу сделался моложе на вид – лицо у него было румяное и полное, если бы не седина, он казался бы совсем не старым. – В Москве сейчас сделалось опасно. С юга вторглись дикари, захватили Ленинский тракт. Даже сюда добрались, как видишь.
– Они и раньше здесь показывались, только редко, – вставил Альбинос.
– Эти смелые, потому что за ними сила, – вздохнул барон. – Они не боятся больше ни Ордена, ни московских кланов. Ну что ж, пусть москвичи покажут свою силу. С нами они держались грозно, а теперь будут грозить войску мутантов. Наша семья мирная, нам не по душе сражения. Это только молодым хочется стрелять.
Мошка на всякий случай отодвинулся еще на шаг.
– Ну а мы откочуем в Рязань, – закончил барон. – Потом поглядим, что дальше.
– Может, в Рязани встретимся, – бросил Разин. – Едем, Музыкант.
* * *
– Рязань совсем не изменилась, – заметил Альбинос, когда сендер миновал свалку ржавеющих остовов древних машин и проехал мимо указателя «УЛИЦА БУТЫРКА».Дело шло к вечеру, и на дороге между домами было тесно. Вдоль заборов, украшенных черепами мутафагов, расхаживали старатели, под повозками кто-то спал, упряжные манисы шипели и качали плоскими головами вслед сендеру, выплевывая черные раздвоенные языки.
– Куда сейчас? К «Злому киборгу»? – спросил Альбинос. – Эта улица ведет к гостинице, ею Миха Ротник и заправляет.
– Это после. Ты знаешь лавку старьевщика? Давай к ней.
– С мотором над дверью? Знаю, конечно. Так что же, хромой Прокоп – и есть человек Меха-Корпа? Никогда бы не подумал.
– А ты и теперь не должен так думать. Наведаемся к Прокопу, после забудешь о нем. Осторожно!
Через дорогу, шатаясь, брел пьяный – судя по одежде, старатель. Увидев сендер, он попытался ускорить шаг, запутался в собственных ногах и рухнул в кучу навоза. Альбинос аккуратно объехал пьяницу, который тут же заснул, блаженно жмурясь посреди вонючей лужи.
– Хороший город, – пробормотал Разин.
– Это центральная улица, – зачем-то пояснил Альб.
Лавка Прокопа находилась на окраине, далеко от площади, где кипела местная деловая жизнь и где процветало заведение Михи Ротника. Альбинос предпочел не показываться у «Злого киборга» и проехал переулками. Похоже, они понравились Разину не меньше, чем улица со спящим забулдыгой – здесь было тесно, грязно и куда больше навоза. И домишки на окраине были убогие – развалюхи, сколоченные из старого хлама. Лавка Прокопа выглядела получше соседних зданий, это было крепкое сооружение, возведенное на древнем кирпичном фундаменте. Над входом покачивался старинный электромотор, к которому были подвешены осколки стекла, пестрые обломки пластика и древние электронные платы. Под вечерним солнышком пайка сверкала красным.
Альб толкнул дверь, она заскрипела, звякнули подвешенные над входом железки и стекляшки. Разин зашел следом и огляделся – вдоль стен тянулись полки. Верхние занимала старая посуда, шкатулки и разнокалиберные зажигалки, на нижней были ящики с полированными крышками, а один, самый большой, с пыльной сеточкой динамика на боковине, стоял на полу. «Какой-нибудь радиоприемник древний», – решил Альбинос. Весь этот хлам, найденный среди руин, в лавку несли старьевщики, таков их промысел. Они сбывают предметы скупщикам старины и тем живут. У Прокопа среди старьевщиков были обширные связи, к нему приезжали даже из самых отдаленных районов Пустоши, заодно делились новостями, которые охотники за древностями зачастую узнавали первыми во время странствий. Хромой торговец стариной славился как человек приветливый, незлобивый и самое главное – уступчивый. У него всегда можно было разжиться по дешевке подержанным барахлом, а то и занять пару медяков в долг. Из-за увечья Прокоп никогда не отлучался из лавки.
Вот и сейчас хромой вынырнул из-за стеллажей с товарами, сияя самой добрейшей улыбкой. Калека всем своим существом излучал приязнь, даже костыль его стучал как-то особо приветливо.
– А, Музыкант, вернулся, а говорили – пропал, – хотя это казалось невозможным, инвалид улыбнулся еще шире прежнего. – Струн тебе? Струн гитарных, как обычно? Есть у меня, найдутся.
– Струны потом, – Альб кивком указал на Разина, – вот у него к тебе дело.
– А, дело! – хромой одарил хмурого Егора такой же приязненной улыбкой. – Слушаю? Чем могу помочь? В лавке Прокопа чего только ни сыщется!
Разин шагнул к прилавку и навис над калекой.
– Север тебе привет передает.
Он полез за пазуху и вытащил медную пластинку на шнурке. Альбинос заметил, что в нескольких местах пластинка просверлена, дырочки располагались в беспорядке. Улыбка хромого тут же пропала, он вытащил из-за пазухи похожий амулет, сложил пластинки и изучил отверстия на свет. Потом вернул медяшку Разину.
– Слушаю.
– Меня интересует человек по имени Губерт. Вроде бы его видели в Киеве.
– Мне передавали этот вопрос, я разузнавал. Но такого имени никто не вспомнил. Может, какие-то приметы, особенности? Как он выглядит, чем занимается?
– На вид старик, седой, бодрый такой, худощавый, подтянутый. Любит хорошо одеваться, выглядит аккуратно, как… ну, как картинка из книги, которую напечатали задолго до Погибели, я понятно объясняю?
Прокоп кивнул.
– Чем занимается… Он убил Юну Гало, вот чем он занимается. – Эти слова Егор процедил с такой тихой ненавистью, что Прокоп даже отшатнулся. Потом Разин перевел дух и заговорил спокойнее: – Люди Губерта могут иметь хорошее оружие, изготовленное до Погибели, технику, снаряжение. Владеют забытыми технологиями. Прокоп, ты ведь понимаешь, что это значит?
– Я же старьевщик! Конечно, понимаю. Есть кое-какие намеки… но только намеки, ничего не известно наверняка.
– Говори.
– Новости из Храма. Владыка Баграт куда-то пропал, прошел слух, что он погиб, но, поскольку сведения не достоверны, нового Владыку не избрали, и киевский Храм начинает подминать под себя тамошний староста, отец Зиновий. При Баграте он был не слишком заметен, а сейчас у него откуда-то появилось золото, его охрана перевооружилась, у них откуда-то взялись автоматы. Сам он, говорят, чудотворец, пророчествует о грядущем и исцеляет силой молитвы. Вроде снюхался с каким-то кланом, владеющим древней техникой, но в Киеве о таком клане никто не слышал. Начальник разведки Храма, брат Крипта согласен выйти на контакт с Меха-Корпом, поскольку подозревает измену со стороны Зиновия, но сам ничего не может сделать, его ограничивает храмовая иерархия.
– Иерархия… – протянул Разин. – Ее можно обойти.
– Крипта не такой, он человек, приверженный традициям и очень щепетильный, он не станет затевать свару в руководстве Храма. Вместе с тем традиции не мешают ему привлечь к делу нас.
– Как на него выйти, на этого брата Крипту?
– В Киеве остановитесь в гостинице «Крещатик», держит ее Картина, баба такая. Этой Картине можно говорить прямо, она на Храм работает, на разведку тамошнюю, вроде как я здесь. Скажешь, привет от Блажена брату Крипте принес. Блажен, скажешь, в Киеве шапку потерял, просит поискать.
– И все? Так просто? Никаких условных знаков?
– Нет, только про шапку не забудь сказать. Храмовая разведка работает иначе, не так, как наши. – Прокоп поправил шнурок на шее и снова улыбнулся, но уже не наигранно, ему было приятно сознавать, что меха-корповские разведчики действуют изощреннее, чем киевляне. – Удачи, Разин!
– Ты меня знаешь? Мы встречались, что ли? Не помню.
– Нет, Разин, не встречались. Мне тебя описывали: здоровый и глядит так, будто вот-вот башку отвернет.
Егор коротко кивнул и отвернулся. Альбинос шагнул следом за ним к двери, но Прокоп окликнул его:
– Музыкант, постой! А струны-то! Струны – вот они.
Старьевщик снова напялил привычную личину добряка и умильно заулыбался. Заворачивая струны в клочок кожи, он бормотал:
– Ты заходи, Музыкант, заходи в мою лавку, когда здесь будешь. Новости расскажешь, то да сё…
Разин топтался у двери, пока Альб расплачивался за покупку. Инвалид пытался отказаться от денег:
– Ты ж наш, я не знал раньше, бери так!
– Нет, Прокоп, я лучше заплачу.
Альбинос подумал, что раньше улыбка хромого ему нравилась, а теперь он вряд ли сможет относиться к Прокопу по-прежнему дружески. Хотя, если вдуматься, что такого? Ну, агент Меха-Корпа, и что? Всякий в Пустоши устраивается, как может, а каждый десятый здесь – не тот, за кого себя выдает. Но все-таки теперь показное радушие старьевщика смотрелось неприятно. Погруженный в эти раздумья Альб вышел следом за Разиным в переулок, где спутник остановился свернуть самокрутку. Альб сунул струны в карман, поднял голову… и быстро шагнул обратно в тень. По улице шагал Миха Ротник.
* * *
Разин обернулся, перехватил взгляд Альбиноса, пожал плечами и возвратился в лавку.– Ты чего?
– Вон видишь, мужик по улице идет? Это Миха.
Толстый коротышка, бывший наниматель Альбиноса, шествовал по грязному переулку, аккуратно обходя лужи. Справа и слева от него тяжело шагали крепкие мужики в одинаковых куртках, перетянутых скрипящими ремнями, – Ротник обзавелся новой охраной и снарядил телохранителей как полагается. Вид парни имели очень боевой и по сторонам глядели грозно, у одного за спиной висела берданка, на поясе у другого – кобура с большим револьвером. Разин оглядел процессию и бросил:
– Подожди здесь. Меня он не знает, гляну, куда направляются.
– Эй, постой!..
Но Разин уже шагал следом за Михой.
– Стремительный человек, – заметил Прокоп, выглядывая в дверь. – А ты подожди, подожди его, Музыкант. Он скоро возвернется, Лушка-то совсем рядом живет.
Альбинос глянул на старика сверху вниз.
– Лушка?
– Баба Михина. Он к ней частенько заглядывает, пока Христы нету.
– И надолго он к ней?
– Да когда как, но обычно ненадолго. Брательник его не одобряет, так что Миха у Лушки не задерживается – не ровен час, нагрянет Христа. Побаивается Миха брательника-то.
Возвратился Разин в самом деле скоро.
– Как тебе Михина подруга? – поинтересовался Альбинос. – Симпатичная?
– А ты знал, что ли, что он к бабе идет?
– Прокоп знал. Идем.
И Альб быстро зашагал от лавки старьевщика, Разину пришлось нагонять его.
– Ты куда собрался?
– А ты меня слушал, когда за Михой побежал? Идем в гостиницу «Злой киборг». Пока хозяина нет, оглядимся там.
Гараж перед «Злым киборгом» не изменился, на месте была и здоровенная маслянистая лужа перед ним. Хотя сухой сезон в разгаре, лужа не стала меньше. Обходя ее, Альбинос бросил через плечо:
– Видишь это болото? Оно здесь всегда и постоянно одного и того же размера. Я иногда спрашивал себя: почему лужа не высыхает в сухой сезон?
– И почему же? – Разин шагал следом и едва слушал Альба, он косился по сторонам, прикидывая для себя пути отхода из этого места.
– Я думаю, это одна из великих загадок Пустоши, вот так!
– Судя по запаху, сюда мочатся все, кто надрался в «Злом киборге», вот и вся загадка. Много там сейчас народу?
– Музыка не играет, значит, мало. «Банда четырех» рубит музыку, когда зал набирается, да и рано еще. Но я внутрь не пойду, меня могут узнать… нам сюда.
Альбинос вошел в гараж, где было как-то пустовато. Разобранный песчаный мотороллер да груды покореженных железяк вдоль стен – больше в гараже ничего не было. Впрочем, заляпанный смазкой стол по-прежнему стоял в углу, и выпивка на нем, как обычно, присутствовала. Вокруг стола собрались четверо механиков, Альбинос сразу направился к ним.
– Здорово!
Приветствие повисло в воздухе, механики мрачно глядели на гостей. Наконец Захарий нарушил молчание:
– Зачем ты явился, Музыкант?
– Как зачем? – Альб улыбнулся. – Я же вам за ремонт «Зеба» должен остался, верно? Пришел должок вернуть.
– Должок, – повторил Арсен и провел ладонью по седой шевелюре, – это хорошо. А ты знаешь, что Миха тебя велел убить, если появишься?
– Злой он на тебя, – поддакнул Леш.
– Я с ним потолкую, и он меня простит, – заверил Альбинос. – Только вы ему не говорите, что я здесь, а то он сразу волноваться начнет, нервничать…
Альб аккуратно положил на стол между кукурузных огрызков и стаканов столбик серебряных монет.
– Вот, мой должок. Я обещал к концу сухого сезона, но опоздал, потому отдаю больше.
Он придвинул стакан, налил водки и выпил. Механики мрачно наблюдали за его действиями и поглядывали на Разина, пытаясь понять, что это за верзила приперся с Альбиносом.
– Разин, тебе налить? Водка у парней хорошая, на огневке настояна. – Альб оглядел механиков. – А вы чего не пьете?
Он покачал бутылку в руке.
– Захарий, так вы Михе не говорите, что я здесь, лады? А я через гараж пройду в гостиницу, там его дождусь.
– Ну, ладно, – Захарий придвинул и свой стакан, Альбинос налил. – Допустим, с Михой ты поладишь… сегодня.
Механик смерил оценивающим взглядом Разина, выпил водку и поморщился.
– А завтра он передумает и с нас спросит. Что тогда?
Альб, придвинув стаканы, налил всем.
– Да вы выпейте со мной, что ли. Ну а с пьяных какой спрос? Пейте, парни, пейте. И потом, не узнает Миха, что вы мне помогали как-то, что вообще меня видели.
Механики разобрали стаканы, когда Альбинос добавил к столбику с монетами еще несколько. Захарий кивнул Лешу, ткнул пальцем под стол – тот полез туда и достал еще пару бутылок.
– Ладно, – решил Захарий, – скажем, пьяные были, ничего не видели. Работы все равно нет. Вон, и молодому нынче выходной устроили.
– Да, верно, у вас же еще новичок здесь вертелся, – вспомнил Альб. – Где он?
– Отпустили сегодня, потому что заказов мало, – объяснил Карлов, хрустя початком. – На Москву теперь никто не ездит, война там, и нам работы нет. Ты, Музыкант, честно говоря, очень вовремя должок принес, потому что нынешний сухой сезон у нас выдался очень даже… сухой. Наливай, Леш. А твой друг, Музыкант, он что? Не пьет?
– Нам еще работать, а потом всю ночь по пустыне пилить… – пояснил Альбинос и после многозначительной паузы продолжил: – Отсюда. Да вы на нас не глядите, пейте, а мы пойдем себе…
– А мы и не глядим, – заверил его Арсен, звякая стаканом.
Вдвоем с Разиным они вышли наружу, миновали гараж и проникли в гостиницу через заднюю дверь, которой обычно пользовались работники. Из кухни доносились голоса и пахло пряным.
– Ты этих людей хорошо знаешь? – с сомнением спросил Разин.
– Трезвые – люди как люди. А сейчас, наверное, и вовсе замечательные. Нам сюда.
Альб повел Разина к лестнице, по дороге объяснил:
– Второй этаж – для постояльцев, сам Миха на третьем сидит. Я думаю, там сейчас никого, видел, с какой он охраной к любовнице отправился? Значит, сперва познакомлю тебя с его кабинетом, а потом и с ним самим…
На третьем этаже было пусто. Альбинос ненадолго задумался, припоминая расположение комнат, потом отыскал Михин кабинет. Подергал дверь – конечно, заперто. Разин примерился ударить плечом, но Альб его остановил. Полез в карман, вытащил изогнутую проволоку и стал ковырять в замке.
– Время теряем, – заметил Егор.
– Ничего, я сейчас… В Рязани народ честный.
– Это ты к чему?
– Только там, где живут очень честные люди, ставят такие замки, которые легко открыть проволокой.
Когда замок щелкнул, Альбинос выпрямился и распахнул дверь.
– Уютно, – заметил Разин, переступая порог.
Уже вечерело, солнце опустилось низко, и яркие лучи били сквозь окна, так что кабинет оказался ярко освещен. Блестело зеркало на стене, блестели стекла в дверцах шкафов – старые, растресканные, но аккуратно подклеенные. За стеклами в ряд выстроились всякие безделушки: древние статуэтки, поломанные приборы, инструменты… таким же барахлом был завален письменный стол возле окна. Похоже, Миха обожал все пестрое и блестящее, тянул в свой кабинет всякие бесполезные вещички, как ползун в холмовейник.
Альбинос закрыл дверь, щелкнув замком, направился к столу и сразу полез в ящики. Разин сдвинул несколько подставок для карандашей, повертел пустую чернильницу, а потом ему в руки попалось кое-что поинтересней.
– Ого! Гляди-ка, знаешь, что это?
Альб посмотрел – плоская черная коробочка с выдвижной блестящей антенной и забранными решетками отверстиями.
– Нет, а что?
– Передатчик. «Уоки-токи» их еще называли. До Погибели вещь сделана.
– А выглядит как новенький.
– Вот именно. Очень интересно! Что у тебя?
– Ничего такого, хлам… я думал, он деньги здесь держит.
Уоки-токи в руке Разина захрипел, сквозь треск помех пробился голос Христы Ротника:
– Миха! Миха! Я же сказал, быть на месте!..
Голос затух, потом и помехи исчезли.
– Я думаю, Миха скоро явится, он брата опасается, – предположил Альб. – Если тот велел быть в гостинице, надолго не уйдет.
– Чего ж он передатчик с собой не взял?
– Потому что болван. Забыл, наверное, просто. О, слышишь?
За дверью раздались шаги. Альбинос присел за столом, Разин встал за шкаф у двери. Щелкнул замок, дверь распахнулась, вошел Миха, он раскраснелся, лицо лоснилось от пота. Видно, вспомнил, что брат велел быть на связи, и спешил домой. Разин сделал шаг позади него, Альбинос поднялся из-за стола с уоки-токи в руках.
– А, Миха… ну, здорово. А я тут кое-что потерял, ищу вот…
Ротник попятился, уперся спиной в Разина и замер, втянув голову в плечи.
– Музыкант… Ты откуда здесь? Как?..
Разин, закрыв дверь, подтолкнул Миху к столу.
– Помоги ему искать, ты ж здесь вроде хозяин?
– Что искать?
– Деньги, Миха, – улыбнулся Альбинос. – Ты мне крепко задолжал за яйца водяных курочек, помнишь? За самоход мой, мир его памяти, за всю эту историю…
– Ничего я тебе не задолжал! – Миха постепенно приходил в себя. – Это ты мне…
– Так вот, ищу деньги, а нашел эту штуковину. Откуда у тебя такая, а, Миха?
Разин снова подтолкнул младшего Ротника в спину, тот сделал еще пару шагов и остановился перед столом. Оглянулся, посмотрел на Разина. Зрелище ему явно не понравилось.
– Рассказывай, Миха, – кивнул Альбинос. – Про Богдана, про хозяина его. Про этот передатчик. Как меня подставил тоже рассказывай.
– Какого еще Богдана? – Миха снова оглянулся. – Не знаю я такого… ай!
Разин не слишком сильно ударил его кулаком между лопаток. Альб между тем продолжал:
– Миха, я тебе предлагаю пропустить первую часть нашего разговора, что, мол, ничего не знаю и ничего не ведаю, и сразу перейти ко второй, где ты мне все расскажешь. Заодно мы пропустим много для тебя неприятного, понимаешь меня?
Ротник ссутулился, зло поблескивая глазами, обхватил себя за плечи.
– Музыкант, не знал я, что на тебя нападут! Просто нужно было, чтобы ты согласился на какое-то предложение. Я ж правда не знал, что они стрелять будут и все такое, думал, так просто – припугнут, погонятся, чтобы ты ящики с яйцами растряс. Такой был уговор. Ну и чтобы я вроде как рассердился на тебя, чтобы потребовал недостачу возместить. Но ты же в самом деле… ай!
Разин еще раз ударил Миху и спросил:
– С кем уговор?
– Ну вот с Богданом этим. Он взамен вот эти штуки дал, обещал поставки техники, заказы у нас обещал в будущем сезоне крупные разместить. Солидный торговец! А я что? Мое дело маленькое, покричал на тебя немного, сделал вид, что сержусь… Музыкант, мы ж всегда с тобой нормально решали, так? Ну, так ведь?
– Я тоже на тебя не сержусь, но сейчас сделаю вид, что очень рассержен, как ты тогда. Кто хозяин Богдана, откуда поставки? Не юли, говори прямо!
Разин многозначительно кашлянул, Миха быстро оглянулся и втянул голову в плечи.
– Да не знаю я! В Киеве он сидит, хозяин Богдана того, больше ничего не знаю. Поставки из Киева! Богдан говорил: к будущему сезону хозяин в Киеве дела порешает и к нам будет караваны гнать, у нас в «Злом киборге» они останавливаться станут! Поставки техники, приемники вот такие, оружие обещал хорошее, не хуже харьковского, говорил: большую торговлю начнем, Христа с ним сговаривался, а не я. Христу спрашивайте! Музыкант, я в самом деле ничего больше не знаю! Ну давай я тебе заплачу? Денег дам, чтобы ремонт самохода покрыть, и вообще? Смотри, я деньги достаю!
Миха засеменил к шкафу, сунул руку под заднюю стенку, зашуршал там. Разин шагнул за ним, взявшись за обрез в перевязи. Миха вытянул из тайника увесистый кошель.
– Во, гляди, золото здесь! Ну, Музыкант, я ж по-честному, без обмана! Я заплачу́! Вот они, монеты!
При этом Ротник исподтишка покосился в сторону. Альбинос проследил его взгляд – на стене тикали большие часы с круглым желтым циферблатом. Миха снова подошел к столу, торопливо развязал тесемки и вывалил монеты, где среди московских серебряков и меди поблескивали несколько гривен.
– Вот, видишь!
– Ладно, Миха, вижу. Но насчет хозяина Богдана тебе бы лучше вспомнить.
– Да что ж я вспомню? У Богдана бы и спросили!
– Мы спрашивали, но он не смог ответить. Очень, понимаешь, трудно отвечать, когда у тебя голова оторвана…
– Богдана я прикончил, – кивнул Разин. – Меня интересует его хозяин, Губерт.
– Да не говорил он про хозяина! – взвился Миха. – Ничего не знаю… ай! Не надо! Правда не знаю! Не слыхал ни про какого Губерта!
Разин, который уже занес руку для нового удара, глянул на Альбиноса. Тот задумчиво протянул:
– Слушай, Егор, а ведь Богдан, когда ты ему голову отстрелил, стал мне нравиться гораздо больше. Некроз с ней, с головой, но он молчаливым таким сделался, и, главное, тогда сразу стало ясно: неприятностей от него больше можно не ждать. Просто в тот раз ты слишком поторопился, можно и помедленней было…
Миха снова заговорил:
– Стойте, стойте! Я вспомнил! Богдан разок обмолвился про Губерта. Сказал: «Воняет у вас в Рязани, как у Губерта на болоте, на левобережье!»
– На левобережье. Это где?
– Откуда ж мне-то знать! Мы тогда на площади стояли, перед гостиницей, там еще эта лужа…
Разин вытащил обрез, с сомнением почесал подбородок стволом. Уоки-токи в руке Альбиноса ожил, захрипел, и оттуда раздался голос Христы, уже намного отчетливей, чем в прошлый раз:
– Миха, если сейчас тебя не застану в «Киборге», то…
Миха вдруг вывернулся из-под руки Разина, прыгнул на стол, оттуда сиганул в окно и вышиб раму. Натянутые в ней шкуры ползунов с треском разорвались, толстяк вывалился наружу вместе с обломками. Альбинос никак не ожидал от увальня Михи такой прыти – когда он кинулся к окну, Ротник, прихрамывая, уже бежал по крыше гаража.
Разин, отпихнув Альбиноса, прыгнул следом, сапоги его с грохотом ударили по дощатому настилу.
– Стой, куда?! Ведь Христа уже… Да чтоб тебя некроз разъел!
Альбинос махнул рукой и бросился следом. Миха спускался по приставной лестнице, которая находилась на дальней от гостиницы стене гаража.
Альбинос спрыгнул последним. Ротник, стряхивая на бегу обрывки шкуры ползуна, помчался вокруг лужи, поскользнулся в грязи, едва не въехал в упряжного маниса. Ящер зашипел, тряся головой, возница начал ругаться, а Миха свернул в переулок. Разин, тяжело топая сапогами, мчался за ним. Альбинос заорал:
– Стой! Егор, стой! Христа здесь! Да что ж такое!!!
Альбинос влетел в переулок последним, споткнулся, едва не упал, а когда выпрямился, увидел, как пялятся на Разина прохожие. Он держал за шиворот Миху, тот извивался и вопил. На улице было людно, навстречу катила вереница самоходов, прохожие расступались, чтобы освободить дорогу.
– Христа, стреляй! – заверещал вдруг Миха. – Стреляй в них!
На переднем сиденье головного сендера вскочил Христа Ротник. Глаза его были очень удивленными, он шарил ладонью по поясу, ища кобуру. Позади старшего Ротника маячили вооруженные охранники, да и здоровенный грузовой самоход, кативший следом за сендером, тоже принадлежал братьям – в кузове наверняка сидят еще бойцы.
– Разин, ходу отсюда! – заорал Альбинос.
Подскочил к Егору, ухватив за складки плаща на спине, потянул назад.
Водитель сендера затормозил, Христа вытащил из кобуры большой пистолет, позади него поднимались охранники. Тут и Разин понял, с кем они столкнулись – отшвырнул Миху и бросился прочь по улице, по дороге сграбастав за шиворот Альба. Теперь уже он волок за собой спутника, как будто ему непременно нужен был чей-то воротник в кулаке.