Голодание «по Николаеву» начинается с того, что ты, нормально позавтракав дома последний раз, приезжаешь в больницу. Оформление, получение белья и необходимых аксессуаров, краткая лекция о курсе лечения, а потом, часика эдак в три, дают тебе выпить стакан концентрированного раствора слабительного – сульфата магния. После этого, понятное дело, унитаз становится на время твоим ближайшим другом. Во всяком случае, до вечера. Вместо обеда и ужина – теплая кипяченая водичка. Главное в методе – вода и клизмы. Клизму, так называемую «кружку Эсмарха» (такой резиновый мешок красного или синего цвета с выходящим из него шлангом) каждый должен был привезти с собой. К ней в аптеке прилагалась довольно сложная система из пластикового кончика и краника, которые следовало присоединять к шлангу. Но умные и человеколюбивые доктора вместо пластикового выдавали стеклянный наконечник, правда, без краника. Очень гуманно, поскольку толкать себе, извиняюсь, в известное отверстие необработанный шершавый пластик – удовольствие на любителя.
Следующий день, как и все будущие три недели, начинался с того, что после обязательного измерения пульса, температуры и давления, народ по очереди направлялся в туалет для «самостоятельных процедур». Заведение было достаточно обширным, и в нем даже стояла скамья, на которую можно было прилечь. На стене висели штук десять клизм с пометками или фамилиями, чтобы не перепутать. Ну а дальше все было просто…
Сам Юрий Сергеевич Николаев говорил нам, что примерно три-четыре дня у нас будет длиться стадия так называемого пищевого возбуждения. Нас должны были раздражать любые сигналы, исходящие от пищи: ее запах (а в отделении еще и готовили для тех, кто выходил из голодания), вид, даже звон столовой посуды. У нас должен был ухудшаться сон, что, собственно, и последовало; иногда урчало в животе, или, как говорят, «сосало под ложечкой». В общем, хотелось есть, и это раздражало. Зато сбрасывали мы по килограмму-полтора в сутки. И это немного успокаивало – не зря страдаем!
Физическое желание что-нибудь поесть сохранялось у меня примерно три дня. Потом неприятные ощущения в животе пропали, и казалось, что оно, собственно, так и нужно – пить воду и все. Профессор Николаев предупредил нас, что может начаться стадия нарастающего ацидоза. Он говорил, чтобы нас не пугала общая заторможенность, налет на языке, слизь на зубах, запах ацетона изо рта и некоторые другие неприятные явления. Все это до седьмого-десятого дня голодания считалось в порядке вещей и было изучено врачами за долгие годы практики.
Физически-то есть не хотелось, но вот воспоминания о еде волновали нас. Сразу вспомнил классический анекдот: «Врач спрашивает: „Больной, скажите, вас мучают эротические сны?“ Тот отвечает: „Доктор, ну почему же мучают?“ Человек тем и отличается от животного, что, кроме физической потребности, у него есть еще потребность психологическая. Тут и начинались моральные страдания. К примеру, лежим мы вечером у себя в палате, готовимся ко сну. И тут Володя Тельнов говорит: „А у меня жена такие шкварки готовит, язык проглотить можно…“ Соседи присоединяются: „Гусиные или свиные? Подсушенные или жирновлажные? С вареной картошкой или жареной?“ Ну, и начинаются „охотничьи рассказы“ о том, кто, что и когда ел вкусненькое. Тот же наш коллега Володя Тельнов буквально через день рассказывал нам о том, что самые вкусные пельмени в Москве – в пельменной на Большой Ордынке. И не успокоился, пока не взял с нас слово по окончании голодания и выхода из него совместно посетить это заведение. Самое интересное, что через месяц после выхода нашей четверки из больницы мы и впрямь собрались в этой пельменной! Заказали по двойной порции пельменей. Съели. Пельмени оказались самыми обычными. Неплохими, конечно, но „в пределах нормы“. Во всяком случае, с китайскими из „Пекина“, которые так любили мы с официантом Володей, их было не сравнить. Но вот ведь психология человека: нашему другу в больнице эти пельмени казались деликатесом, а воспоминания о них и предвкушение встречи грели ему душу.
Время «до обеда» (пишу в кавычках, поскольку пол-литра воды обедом назвать трудно) было занято медицинскими процедурами. Они включали в себя душ Шарко, циркулярный душ (это когда ты стоишь внутри специальной трубочной конструкции, а тебя со всех сторон поливают водой под давлением, которая бьет из дырочек, в этих самых трубках и проверченных) и массаж. Массировали почему-то только верхнюю половину тела, причем со спины. А жировые отложения нужно было как-то сбрасывать самим. Еще брали всякие анализы, чтобы, не дай бог, чего-то экстремального не пропустить, а также заставляли высовывать язык. Язык на третий день у меня покрылся каким-то желтовато-серым налетом. Осматривавший нас профессор Николаев, глядя на него, удовлетворенно говорил: «Работает язычок-то, работает!» Оказалось, что этот налет был чем-то вроде индикатора. Через неделю-другую он становился менее плотным и безобразным, а в конце срока язык вообще был розовый, как у младенца.
«Послеобеденное» время начиналось с того, что мы шли в расположенный рядом с больницей Кузьминский лесопарк и гуляли. Скажу честно, в первый день я с трудом осилил километр. А затем постепенно появилась некоторая легкость. Сначала прошел два, потом три, потом пять… К концу срока я даже установил личный рекорд – за два часа преодолел ровно двенадцать километров (и это зимой по снегу)! Были во время прогулок и забавные ситуации. Например, я иногда предпочитал гулять не в парке, а просто по улицам. Примерно через две недели полного голодания я прошелся до метро «Кузьминки» и неожиданно для себя обнаружил, что держу в руке аппетитный пирожок с мясом. Как он ко мне попал, я не помнил, скорее всего, я бессознательно купил его где-то в киоске и долго нес. Зачем? Трудно сказать, но как только я его заметил, сразу же отдал первой попавшейся бродячей собаке, поскольку понимал, что в ином случае серьезного конфликта с желудком и прекращения курса мне не миновать. Кстати, все мифы о том, что голодание под наблюдением медиков может принести здоровью непоправимый вред, не имеют под собой никакой основы и распространяются конкурентами-диетологами. На самом деле, из почти пяти тысяч больных, прошедших через отделение разгрузочно-диетической терапии больницы № 68, за 1981–1991 годы умерли всего несколько человек, в основном от тяжелых сопутствующих заболеваний. Лишь одна пациентка в начале восьмидесятых погибла, объевшись пельменей по возвращении домой. У нее произошел так называемый заворот кишок.
Я же переносил голодание довольно легко. Даже кризис (он научно именуется «ацидотический криз»), который бывает у всех на восьмой-одиннадцатый день голода, обошел меня стороной. Ни запаха ацетона изо рта, ни слабости… Скорее всего общее физическое здоровье и спортивная подготовка позволили моему организму пройти вторую – самую сложную стадию, довольно легко. А ребята, конечно, мучились. У Володи Тельнова прыгало давление, а Тихонов впал в легкую депрессию и два дня не выходил из здания, хотя врачи заставляли его ходить внутри. Просто выгоняли из палаты и все. Последние десять дней голодания (Николаев называл это стадией компенсации, или выравнивания) проходили вообще замечательно. Ощущался прилив сил, давление стабилизировалось, даже у сердечников, работа сердца улучшалась – нам это показывали на наших же кардиограммах. А сигналом к тому, что пора заканчивать голодание, было появление сильного аппетита и окончательная очистка языка от налета. В общем, вышел я из больницы преображенным, похудевшим за три недели со ста шестидесяти девяти до ста сорока четырех килограммов.
Потом, борясь с диареей, я еще две недели выходил из голодания, сначала с помощью разбавленных соков, затем натуральных. Интересно было наблюдать за своим организмом: вроде бы жутко хочется есть, а выпил сто граммов сока, разбавленного водой, и чувствуешь, что абсолютно сыт. Но проходит полчаса, и ты снова обретаешь «волчий аппетит». Выпиваешь сто граммов – и снова насыщение. Юрий Сергеевич Николаев, инструктируя нас (а мы с Володей Тихоновым решили, что у нас хватит сил и возможностей, чтобы выйти из голодания дома), говорил, что стул (а его, понятное дело, не было довольно долго), восстановится со второго-третьего дня питания. У меня лично – с четвертого. Ну а далее пошли овощные салаты, вареные и тушеные овощи, протертое куриное мясо, яйца и прочее. Общее ощущение было такое: обретение потерянной свободы. Я стал ходить в те магазины, которые из-за расстояний мне были недоступны. Для меня теперь не было проблемой отстоять пару часов на митинге, записывая выступления ораторов. Январь я провел в восстановительном режиме.
Я внял и еще одному важному предупреждению Николаева. Он считал свою разгрузочно-диетическую терапию не методом похудения, а способом лечения, и говорил, что после третьего-четвертого дня вес начнет возвращаться теми же темпами, что и уходил. Поэтому я практически сразу сел на довольно жесткую диету и через десять дней приступил к интенсивным хоккейным тренировкам, которые забросил почти два года тому назад. И как здорово все пошло! Летом в Лужниках я даже устроил феерическое шоу «Непробиваемый вратарь». Читатели «Московского комсомольца» выходили на лед катка «Кристалл» и бросали мне штрафные броски – буллиты. Из двадцати пяти выходов один на один я пропустил лишь два, о чем свидетельствует сохранившаяся запись телетрансляции. А потом команда, в которую входили мои соратники по разным клубам Володя Крутов, Иван Авдеев, Сергей Гимаев, Борис Александров, Владимир Лаврентьев и другие, играла против сборной ветеранов СССР с тройкой братья Голиковы – Мальцев во главе. Основное время закончилось вничью – 3: 3, а в серии послематчевых буллитов я пропустил лишь шайбу от спартаковского защитника Куликова. Мой же оппонент Саша Павлов целых три раза выгреб шайбу из своих ворот.
Скажу более, голодание оказало на меня мощное оздоровительное воздействие. Несмотря на полное отсутствие диеты, постоянные стрессы (взять хотя бы август 1991 года, когда мы метались от Белого дома к Новоарбатскому тоннелю, чтобы описать происходящее) и очередной перерыв в тренировках (Хоккейный клуб МГУ, с которым я тогда тренировался, был на время ликвидирован), за три года я ни разу ничем не болел. Даже обычным гриппом или простудой. Вес же возвращался медленно, но верно, и к 1994 году я снова весил сто шестьдесят восемь килограммов. Но при этом сохранял подвижность и практически не обращался к врачам. Так что о голодании могу сказать только хорошее. Иногда и сейчас его практикую, когда нужно сдвинуть потерю веса с «мертвой точки», но это голодание от двадцати четырех до семидесяти двух часов, которое переносится легко, если привыкнуть, конечно. Я хочу порекомендовать читателям, которых заинтересует этот метод, предельно внимательно изучить по имеющейся медицинской литературе его особенности и ни в коем случае не нарушать правил. Если один-три дня можно без проблем голодать дома, то голодание больше недели лучше проводить в стационаре под наблюдением врачей, благо сейчас найти и больницу, где практикуют этот метод, и специалистов – не проблема.
Вообще, в советские времена вопросами похудения занимались различные научно-исследовательские институты, например Институт питания АМН СССР, ЦНИИ курортологии и физиотерапии, Клиника неврозов, некоторые медицинские учреждения эндокринологического профиля. И достигали в этом определенных успехов. В некоторых практиковалось лечебное голодание, разгрузочно-диетическая терапия, а другие просто запирали пациентов (обычно на три недели) и сажали на ту или иную жесткую диету. Даже упорядочение образа жизни, вкупе с ограничением питания, приносили результаты. Но как только человек возвращался домой, к привычному образу жизни, его сложившиеся десятилетиями пищевые привычки брали верх над эпизодическим вмешательством извне.
По этому поводу я вспоминаю свою учительницу русского языка и литературы Нину Александровну Берман, в шестидесятые-семидесятые годы – репетитора номер один в Москве. (На вступительном экзамене в МГУ, к примеру, можно было лишь обмолвиться, что ты занимался у Нины Александровны, – и пятерка была обеспечена.)
Была она женщиной немолодой, очень большой, но буквально источала оптимизм. И время от времени «худела». Сбросив в каком-нибудь санатории ЦК килограммов пять, она возвращалась к работе, чтобы набрать их в ближайшие две недели. Как-то раз она посадила меня на кухне своей квартиры (в двух комнатах занимались другие абитуриенты) и сказала: «Лешка, мне тут привезли новый хлеб, называется „Барвихинский“. На нем все политбюро худеет. – Она достала „кирпичик“ тогда еще невиданного диетического хлеба с отрубями. – А теперь и мы с тобой худеть будем». И отрезала два огромных ломтя, намазала их толстым слоем масла, а сверху уложила на каждый по куску воронежского окорока, весом граммов в сто пятьдесят. «Вот так они в ЦК и худеют, – сказала Нина Александровна, – давай быстро ешь и пиши сочинение».
А ведь Нина Александровна Берман, как сказали бы сейчас, пользовалась услугами ведущих диетологов страны…
Многие звезды советской эстрады тоже пользовались услугами отечественных медицинских учреждений для похудения. Александр Стефанович, бывший муж Аллы Пугачевой, которая в те времена еще не была Примадонной и Живой Легендой, но все равно считалась первой на музыкальном Олимпе, рассказывал, как она решала свои проблемы с весом. «Как только наступал период подготовки к каким-нибудь съемкам, Алла отправлялась в Центральный научно-исследовательский институт курортологии и физиотерапии, располагавшийся на улице Чайковского (сейчас это Новинский бульвар). В этом институте еще в 1952 году было открыто отделение лечебного голодания. Там ее на срок от одной до трех недель сажали на строжайшую диету, а то и на голод, исключали алкоголь, запрещали курить, к тому же заставляли регулярно делать гимнастику, гулять, принимать сеансы массажа и водные процедуры. Поскольку женщиной она была молодой и активной, ни о каких там липосакциях или хирургических вмешательствах в те времена речи не шло. Возвращалась она легкой, подвижной, красивой и отправлялась на съемки. А как только они заканчивались, начинала снова „отъедаться“. До следующего предложения…»
Часть вторая
Корнелия Манго. Солнечная Девушка
А параметры эти были достаточно строгими. Первое, что требовалось от кандидаток, – это, конечно, соответствующий размер и вес. В зависимости от роста мы установили минимальную планку – в девяносто килограммов. Но больших женщин у нас в стране – хоть отбавляй, а известных и популярных – единицы. Все почему-то стремятся к шаблонным стандартам фигуры, а уж если постоянно «светятся» на ТВ, в прессе и на публичных мероприятиях, то особенно. Так что выбор у нас был невелик. Среди актрис фигурировали Наталья Крачковская, Марина Голуб, Мария Аронова. В шоу-бизнесе – Лолита Милявская, Татьяна Тарасова, Руслана Писанка (она хоть и живет в Киеве, но для «Комсомолки» организовать общение с ней не было бы проблемой). Из бизнес-леди никого брать не хотелось. Во-первых, они не очень любят известность, во-вторых, в большинстве своем уже похудели. Кто-то предложил Елену Батурину, но идея была признана нереальной. А еще кандидатка должна была великолепно выглядеть, чтобы фотографии в полосе, посвященной проекту, сразу привлекали внимание.
В общем, выбор был сделан. Я созвонился с помощницей Корнелии, потом с ней самой, и мы, наверное, полчаса проболтали по телефону о том, каким будет ее участие в проекте. Хотя согласие она дала в первые две минуты разговора.
Ждать Корнелию нам не пришлось, да и увидели мы ее, конечно, сразу – смешно было бы не заметить чернокожую девушку весом около центнера. Немного пообщавшись перед тренировкой, мы отправили певицу в раздевалку, откуда минут через десять она появилась в ярко-красном спортивном костюме, с полотенцем на шее и телефоном в руках.
Фигура у нее действительно весьма заметная, но, учитывая рост в сто семьдесят пять сантиметров, она выглядела скорее не полной, а мощной. А когда Корнелия отправилась показывать, что может делать на тренажерах, стало ясно: мы имеем дело с почти профессионально тренированной спортсменкой. Во-первых, она совершенно правильно разминалась, постепенно разогревая мышцы, чего у дилетантов не встретишь. А на степпере и беговой дорожке выглядела совершенно естественно. Никакой одышки, никаких сбоев, неправильной постановки стопы, спина не сгорблена, – в общем, испытание прошла напятерку. На силовых тренажерах она работала еще лучше. Спокойно толкала ногами вверх сорокакилограммовый груз, успевая при этом болтать по телефону, с немалым весом «качала» плечи и спину, а потом, устроившись на специальной доске под углом градусов в тридцать, осуществляла то, что у спортсменов именуется «подъемом туловища из положения лежа», а в быту мы называем «качанием пресса». Так вот, Корнелия без всяких видимых усилий пятнадцать раз сделала упражнение в простом варианте, а потом столько же со скручиванием, то есть одновременным поворотом тела то в одну, то в другую сторону. Скажу честно, это не каждому мужчине по силам. Так что своей новой подопечной в тренажерном зале я остался доволен.
Следующий день, как и все будущие три недели, начинался с того, что после обязательного измерения пульса, температуры и давления, народ по очереди направлялся в туалет для «самостоятельных процедур». Заведение было достаточно обширным, и в нем даже стояла скамья, на которую можно было прилечь. На стене висели штук десять клизм с пометками или фамилиями, чтобы не перепутать. Ну а дальше все было просто…
Сам Юрий Сергеевич Николаев говорил нам, что примерно три-четыре дня у нас будет длиться стадия так называемого пищевого возбуждения. Нас должны были раздражать любые сигналы, исходящие от пищи: ее запах (а в отделении еще и готовили для тех, кто выходил из голодания), вид, даже звон столовой посуды. У нас должен был ухудшаться сон, что, собственно, и последовало; иногда урчало в животе, или, как говорят, «сосало под ложечкой». В общем, хотелось есть, и это раздражало. Зато сбрасывали мы по килограмму-полтора в сутки. И это немного успокаивало – не зря страдаем!
Физическое желание что-нибудь поесть сохранялось у меня примерно три дня. Потом неприятные ощущения в животе пропали, и казалось, что оно, собственно, так и нужно – пить воду и все. Профессор Николаев предупредил нас, что может начаться стадия нарастающего ацидоза. Он говорил, чтобы нас не пугала общая заторможенность, налет на языке, слизь на зубах, запах ацетона изо рта и некоторые другие неприятные явления. Все это до седьмого-десятого дня голодания считалось в порядке вещей и было изучено врачами за долгие годы практики.
Физически-то есть не хотелось, но вот воспоминания о еде волновали нас. Сразу вспомнил классический анекдот: «Врач спрашивает: „Больной, скажите, вас мучают эротические сны?“ Тот отвечает: „Доктор, ну почему же мучают?“ Человек тем и отличается от животного, что, кроме физической потребности, у него есть еще потребность психологическая. Тут и начинались моральные страдания. К примеру, лежим мы вечером у себя в палате, готовимся ко сну. И тут Володя Тельнов говорит: „А у меня жена такие шкварки готовит, язык проглотить можно…“ Соседи присоединяются: „Гусиные или свиные? Подсушенные или жирновлажные? С вареной картошкой или жареной?“ Ну, и начинаются „охотничьи рассказы“ о том, кто, что и когда ел вкусненькое. Тот же наш коллега Володя Тельнов буквально через день рассказывал нам о том, что самые вкусные пельмени в Москве – в пельменной на Большой Ордынке. И не успокоился, пока не взял с нас слово по окончании голодания и выхода из него совместно посетить это заведение. Самое интересное, что через месяц после выхода нашей четверки из больницы мы и впрямь собрались в этой пельменной! Заказали по двойной порции пельменей. Съели. Пельмени оказались самыми обычными. Неплохими, конечно, но „в пределах нормы“. Во всяком случае, с китайскими из „Пекина“, которые так любили мы с официантом Володей, их было не сравнить. Но вот ведь психология человека: нашему другу в больнице эти пельмени казались деликатесом, а воспоминания о них и предвкушение встречи грели ему душу.
Время «до обеда» (пишу в кавычках, поскольку пол-литра воды обедом назвать трудно) было занято медицинскими процедурами. Они включали в себя душ Шарко, циркулярный душ (это когда ты стоишь внутри специальной трубочной конструкции, а тебя со всех сторон поливают водой под давлением, которая бьет из дырочек, в этих самых трубках и проверченных) и массаж. Массировали почему-то только верхнюю половину тела, причем со спины. А жировые отложения нужно было как-то сбрасывать самим. Еще брали всякие анализы, чтобы, не дай бог, чего-то экстремального не пропустить, а также заставляли высовывать язык. Язык на третий день у меня покрылся каким-то желтовато-серым налетом. Осматривавший нас профессор Николаев, глядя на него, удовлетворенно говорил: «Работает язычок-то, работает!» Оказалось, что этот налет был чем-то вроде индикатора. Через неделю-другую он становился менее плотным и безобразным, а в конце срока язык вообще был розовый, как у младенца.
«Послеобеденное» время начиналось с того, что мы шли в расположенный рядом с больницей Кузьминский лесопарк и гуляли. Скажу честно, в первый день я с трудом осилил километр. А затем постепенно появилась некоторая легкость. Сначала прошел два, потом три, потом пять… К концу срока я даже установил личный рекорд – за два часа преодолел ровно двенадцать километров (и это зимой по снегу)! Были во время прогулок и забавные ситуации. Например, я иногда предпочитал гулять не в парке, а просто по улицам. Примерно через две недели полного голодания я прошелся до метро «Кузьминки» и неожиданно для себя обнаружил, что держу в руке аппетитный пирожок с мясом. Как он ко мне попал, я не помнил, скорее всего, я бессознательно купил его где-то в киоске и долго нес. Зачем? Трудно сказать, но как только я его заметил, сразу же отдал первой попавшейся бродячей собаке, поскольку понимал, что в ином случае серьезного конфликта с желудком и прекращения курса мне не миновать. Кстати, все мифы о том, что голодание под наблюдением медиков может принести здоровью непоправимый вред, не имеют под собой никакой основы и распространяются конкурентами-диетологами. На самом деле, из почти пяти тысяч больных, прошедших через отделение разгрузочно-диетической терапии больницы № 68, за 1981–1991 годы умерли всего несколько человек, в основном от тяжелых сопутствующих заболеваний. Лишь одна пациентка в начале восьмидесятых погибла, объевшись пельменей по возвращении домой. У нее произошел так называемый заворот кишок.
Я же переносил голодание довольно легко. Даже кризис (он научно именуется «ацидотический криз»), который бывает у всех на восьмой-одиннадцатый день голода, обошел меня стороной. Ни запаха ацетона изо рта, ни слабости… Скорее всего общее физическое здоровье и спортивная подготовка позволили моему организму пройти вторую – самую сложную стадию, довольно легко. А ребята, конечно, мучились. У Володи Тельнова прыгало давление, а Тихонов впал в легкую депрессию и два дня не выходил из здания, хотя врачи заставляли его ходить внутри. Просто выгоняли из палаты и все. Последние десять дней голодания (Николаев называл это стадией компенсации, или выравнивания) проходили вообще замечательно. Ощущался прилив сил, давление стабилизировалось, даже у сердечников, работа сердца улучшалась – нам это показывали на наших же кардиограммах. А сигналом к тому, что пора заканчивать голодание, было появление сильного аппетита и окончательная очистка языка от налета. В общем, вышел я из больницы преображенным, похудевшим за три недели со ста шестидесяти девяти до ста сорока четырех килограммов.
Потом, борясь с диареей, я еще две недели выходил из голодания, сначала с помощью разбавленных соков, затем натуральных. Интересно было наблюдать за своим организмом: вроде бы жутко хочется есть, а выпил сто граммов сока, разбавленного водой, и чувствуешь, что абсолютно сыт. Но проходит полчаса, и ты снова обретаешь «волчий аппетит». Выпиваешь сто граммов – и снова насыщение. Юрий Сергеевич Николаев, инструктируя нас (а мы с Володей Тихоновым решили, что у нас хватит сил и возможностей, чтобы выйти из голодания дома), говорил, что стул (а его, понятное дело, не было довольно долго), восстановится со второго-третьего дня питания. У меня лично – с четвертого. Ну а далее пошли овощные салаты, вареные и тушеные овощи, протертое куриное мясо, яйца и прочее. Общее ощущение было такое: обретение потерянной свободы. Я стал ходить в те магазины, которые из-за расстояний мне были недоступны. Для меня теперь не было проблемой отстоять пару часов на митинге, записывая выступления ораторов. Январь я провел в восстановительном режиме.
Я внял и еще одному важному предупреждению Николаева. Он считал свою разгрузочно-диетическую терапию не методом похудения, а способом лечения, и говорил, что после третьего-четвертого дня вес начнет возвращаться теми же темпами, что и уходил. Поэтому я практически сразу сел на довольно жесткую диету и через десять дней приступил к интенсивным хоккейным тренировкам, которые забросил почти два года тому назад. И как здорово все пошло! Летом в Лужниках я даже устроил феерическое шоу «Непробиваемый вратарь». Читатели «Московского комсомольца» выходили на лед катка «Кристалл» и бросали мне штрафные броски – буллиты. Из двадцати пяти выходов один на один я пропустил лишь два, о чем свидетельствует сохранившаяся запись телетрансляции. А потом команда, в которую входили мои соратники по разным клубам Володя Крутов, Иван Авдеев, Сергей Гимаев, Борис Александров, Владимир Лаврентьев и другие, играла против сборной ветеранов СССР с тройкой братья Голиковы – Мальцев во главе. Основное время закончилось вничью – 3: 3, а в серии послематчевых буллитов я пропустил лишь шайбу от спартаковского защитника Куликова. Мой же оппонент Саша Павлов целых три раза выгреб шайбу из своих ворот.
Скажу более, голодание оказало на меня мощное оздоровительное воздействие. Несмотря на полное отсутствие диеты, постоянные стрессы (взять хотя бы август 1991 года, когда мы метались от Белого дома к Новоарбатскому тоннелю, чтобы описать происходящее) и очередной перерыв в тренировках (Хоккейный клуб МГУ, с которым я тогда тренировался, был на время ликвидирован), за три года я ни разу ничем не болел. Даже обычным гриппом или простудой. Вес же возвращался медленно, но верно, и к 1994 году я снова весил сто шестьдесят восемь килограммов. Но при этом сохранял подвижность и практически не обращался к врачам. Так что о голодании могу сказать только хорошее. Иногда и сейчас его практикую, когда нужно сдвинуть потерю веса с «мертвой точки», но это голодание от двадцати четырех до семидесяти двух часов, которое переносится легко, если привыкнуть, конечно. Я хочу порекомендовать читателям, которых заинтересует этот метод, предельно внимательно изучить по имеющейся медицинской литературе его особенности и ни в коем случае не нарушать правил. Если один-три дня можно без проблем голодать дома, то голодание больше недели лучше проводить в стационаре под наблюдением врачей, благо сейчас найти и больницу, где практикуют этот метод, и специалистов – не проблема.
Вообще, в советские времена вопросами похудения занимались различные научно-исследовательские институты, например Институт питания АМН СССР, ЦНИИ курортологии и физиотерапии, Клиника неврозов, некоторые медицинские учреждения эндокринологического профиля. И достигали в этом определенных успехов. В некоторых практиковалось лечебное голодание, разгрузочно-диетическая терапия, а другие просто запирали пациентов (обычно на три недели) и сажали на ту или иную жесткую диету. Даже упорядочение образа жизни, вкупе с ограничением питания, приносили результаты. Но как только человек возвращался домой, к привычному образу жизни, его сложившиеся десятилетиями пищевые привычки брали верх над эпизодическим вмешательством извне.
По этому поводу я вспоминаю свою учительницу русского языка и литературы Нину Александровну Берман, в шестидесятые-семидесятые годы – репетитора номер один в Москве. (На вступительном экзамене в МГУ, к примеру, можно было лишь обмолвиться, что ты занимался у Нины Александровны, – и пятерка была обеспечена.)
Была она женщиной немолодой, очень большой, но буквально источала оптимизм. И время от времени «худела». Сбросив в каком-нибудь санатории ЦК килограммов пять, она возвращалась к работе, чтобы набрать их в ближайшие две недели. Как-то раз она посадила меня на кухне своей квартиры (в двух комнатах занимались другие абитуриенты) и сказала: «Лешка, мне тут привезли новый хлеб, называется „Барвихинский“. На нем все политбюро худеет. – Она достала „кирпичик“ тогда еще невиданного диетического хлеба с отрубями. – А теперь и мы с тобой худеть будем». И отрезала два огромных ломтя, намазала их толстым слоем масла, а сверху уложила на каждый по куску воронежского окорока, весом граммов в сто пятьдесят. «Вот так они в ЦК и худеют, – сказала Нина Александровна, – давай быстро ешь и пиши сочинение».
А ведь Нина Александровна Берман, как сказали бы сейчас, пользовалась услугами ведущих диетологов страны…
Многие звезды советской эстрады тоже пользовались услугами отечественных медицинских учреждений для похудения. Александр Стефанович, бывший муж Аллы Пугачевой, которая в те времена еще не была Примадонной и Живой Легендой, но все равно считалась первой на музыкальном Олимпе, рассказывал, как она решала свои проблемы с весом. «Как только наступал период подготовки к каким-нибудь съемкам, Алла отправлялась в Центральный научно-исследовательский институт курортологии и физиотерапии, располагавшийся на улице Чайковского (сейчас это Новинский бульвар). В этом институте еще в 1952 году было открыто отделение лечебного голодания. Там ее на срок от одной до трех недель сажали на строжайшую диету, а то и на голод, исключали алкоголь, запрещали курить, к тому же заставляли регулярно делать гимнастику, гулять, принимать сеансы массажа и водные процедуры. Поскольку женщиной она была молодой и активной, ни о каких там липосакциях или хирургических вмешательствах в те времена речи не шло. Возвращалась она легкой, подвижной, красивой и отправлялась на съемки. А как только они заканчивались, начинала снова „отъедаться“. До следующего предложения…»
По традиции дам несколько советов:
1. Внимательно перечитайте то, что написано выше.
2. Прежде чем решиться на такое радикальное средство похудения и оздоровления организма, как голодание, тщательно изучите всю литературу по проблеме.
3. Если вы уже решили, что будете практиковать голодание, рекомендую вам не начинать сразу длительный курс. Попробуйте не есть сутки, потом сорок восемь часов, потом семьдесят два. При нормальной переносимости можно задумываться о длительном голодании.
4. Настоящий эффект принесет только голодание сроком не менее двадцати одного дня. Это связано с тем, что организм перестраивается на «внутреннее питание» примерно через десять дней. А потом уже «съедает» самые маловажные для него запасы, в том числе и жировые.
5. У голодания много противопоказаний. Обязательно посоветуйтесь с врачом, прежде чем начинать этот процесс.
6. Любое голодание длительностью больше недели должно проводиться в стационаре! Только врачебное наблюдение может гарантировать вам успех лечения и его безопасность.
7. Заранее выберите для себя лечебное учреждение, в котором будете проходить курс. Встретьтесь с врачами, посмотрите отзывы о больнице, и лишь потом принимайте решение.
8. Не старайтесь быстро выходить из голодания. Каждое нарушение предписанного режима будет чревато сильными болями в желудке и диареей.
9. Даже при краткосрочном голодании не забывайте о физических нагрузках и восстановительных процедурах (душ, ванна, массаж).
10. Самое главное при голодании – психологический настрой. Если вы чувствуете, что можете «сорваться», воспользуйтесь услугами психолога.
Часть вторая
Дневники звезд
Корнелия Манго. Солнечная Девушка
Здоровье у нас не железное, и даже в двадцать четыре года стоит задумываться о том, что будет дальше. Взяв с полки тот или иной продукт, нужно обязательно узнать его полный состав, определить натуральность, пищевую и энергетическую ценность и срок хранения. Ведь от всех этих параметров зависит то, как этот продукт будет усваиваться организмом. Мы же привыкли верить рекламе или своему вкусу, который может оказаться не самым лучшим советчиком. Поэтому и покупаем всякую мерзость…При работе над проектом «Худеем со звездами!», как я уже отмечал, у нас в редакции возникла идея – к двум мужчинам добавить известную и, главное, подходящую по всем параметрам женщину.
Если, например, на отдыхе, в ресторане, где есть шведский стол, хочется весь десерт попробовать, можно положить все яства на одну большую тарелку и отведать всего по чуть-чуть, чтобы понять, какой вкус у каждого пирожного. А не объедаться каждым пирожным, съедая по двадцать штук и удивляясь, откуда это лишний вес появляется.
А параметры эти были достаточно строгими. Первое, что требовалось от кандидаток, – это, конечно, соответствующий размер и вес. В зависимости от роста мы установили минимальную планку – в девяносто килограммов. Но больших женщин у нас в стране – хоть отбавляй, а известных и популярных – единицы. Все почему-то стремятся к шаблонным стандартам фигуры, а уж если постоянно «светятся» на ТВ, в прессе и на публичных мероприятиях, то особенно. Так что выбор у нас был невелик. Среди актрис фигурировали Наталья Крачковская, Марина Голуб, Мария Аронова. В шоу-бизнесе – Лолита Милявская, Татьяна Тарасова, Руслана Писанка (она хоть и живет в Киеве, но для «Комсомолки» организовать общение с ней не было бы проблемой). Из бизнес-леди никого брать не хотелось. Во-первых, они не очень любят известность, во-вторых, в большинстве своем уже похудели. Кто-то предложил Елену Батурину, но идея была признана нереальной. А еще кандидатка должна была великолепно выглядеть, чтобы фотографии в полосе, посвященной проекту, сразу привлекали внимание.
Корнелия Манго с мамой и бабушкойНаталья Крачковская, к сожалению, не проходила по состоянию здоровья, Татьяна Тарасова – потому, что худела там же, где и наш участник Николай Басков – в Центре эстетической медицины Маргариты Королевой. У Лолиты были семейные проблемы. Марина Голуб работала в одном театре с уже утвержденным участником проекта Сашей Семчевым, да и худеть она особенно не хотела. И тут заместитель главного редактора Лена Дуда говорит: «А не замахнуться ли нам, товарищи, на Корнелию, нашу, Манго? Она и молодая, и красивая, и большая, и поет, и танцует… И похудеть наверняка хочет!»
В общем, выбор был сделан. Я созвонился с помощницей Корнелии, потом с ней самой, и мы, наверное, полчаса проболтали по телефону о том, каким будет ее участие в проекте. Хотя согласие она дала в первые две минуты разговора.
Вы не верите, что Корнелия может быть маленькой? Вот доказательство: она на руках у папыВообще-то материалов о Корнелии Манго я нашел не так много. Основные вехи ее совсем небольшой биографии, отчеты об участии в популярных телешоу – «Фабрика звезд», «Последний герой», «Большие гонки», «Жестокие игры» и прочих. Еще была статья из какого-то небольшого американского музыкального журнала о том, как она выступала в Америке. Автор считал, что поет она очень здорово и могла бы зарабатывать себе на жизнь в Штатах. Конечно, не как звезда первой величины, но все-таки… Из недостатков назывался не очень хороший английский, хотя автор тут же поправлялся и отмечал, что и местные звезды иногда говорят и поют на таких диалектах и с таким слэнгом, что их и понять-то трудно. Информации не хватало, и я решил посмотреть на эту самую Корнелию, побеседовать с ней, выяснить, что она может делать, что у нее получается, а что – не очень. Я предложил ей встретиться в фитнес-центре. Корнелия сообщила, что у нее есть карточка клуба Dr. Loder на Страстном бульваре, и мы с фотографом-видеооператором Милой Стриж, специализирующейся на съемках звезд шоу-бизнеса, отправились в условленное место.
Ждать Корнелию нам не пришлось, да и увидели мы ее, конечно, сразу – смешно было бы не заметить чернокожую девушку весом около центнера. Немного пообщавшись перед тренировкой, мы отправили певицу в раздевалку, откуда минут через десять она появилась в ярко-красном спортивном костюме, с полотенцем на шее и телефоном в руках.
Фигура у нее действительно весьма заметная, но, учитывая рост в сто семьдесят пять сантиметров, она выглядела скорее не полной, а мощной. А когда Корнелия отправилась показывать, что может делать на тренажерах, стало ясно: мы имеем дело с почти профессионально тренированной спортсменкой. Во-первых, она совершенно правильно разминалась, постепенно разогревая мышцы, чего у дилетантов не встретишь. А на степпере и беговой дорожке выглядела совершенно естественно. Никакой одышки, никаких сбоев, неправильной постановки стопы, спина не сгорблена, – в общем, испытание прошла напятерку. На силовых тренажерах она работала еще лучше. Спокойно толкала ногами вверх сорокакилограммовый груз, успевая при этом болтать по телефону, с немалым весом «качала» плечи и спину, а потом, устроившись на специальной доске под углом градусов в тридцать, осуществляла то, что у спортсменов именуется «подъемом туловища из положения лежа», а в быту мы называем «качанием пресса». Так вот, Корнелия без всяких видимых усилий пятнадцать раз сделала упражнение в простом варианте, а потом столько же со скручиванием, то есть одновременным поворотом тела то в одну, то в другую сторону. Скажу честно, это не каждому мужчине по силам. Так что своей новой подопечной в тренажерном зале я остался доволен.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента